Текст книги "Проблемы философии права евразийства"

Развивая свое учение о праве, Алексеев не мог обойти стороной «старый и традиционный выход из условности чистого юридизма»[402]402
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 30.


[Закрыть] – теорию естественного права. С позиции Алексеева, в основе учения об естественном праве лежит простая мысль – всему произвольно установленному противостоит непроизвольное, неустановленное, само по себе и необходимо существующее; образцом таких свойств является природа; следовательно, неустановленное право есть право природное или естественное[403]403
  Там же. С. 30.


[Закрыть]. Причем в донаучном мышлении идея природы выступала в роли простого наглядного символа, в философской же и научной формулировке ей придавались различные и нередко противоположные значения, – обстоятельств, служившие поводом к образованию различных типов учений естественного права. Главный недостаток теории естественного права, заключается, по мнению Алексеева, в том, что «попытка определить отличие естественного права от положительного права при помощи временных и пространственных признаков (категории „вечность“, „постоянство“, „всеобщность распространения“) является ахиллесовой пятой естественно-правовых учений, их основным и первородным грехом. Но других определений не знает природа, и если они и проникают в учения естественного права, то только незакономерно»[404]404
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 30–31.


[Закрыть]. Именно такой методологический натурализм и не принимает Алексеев в естественно-правовом подходе. Понимание природы, а именно, природы в строгом естественнонаучном смысле этого слова, придает учению о естественном праве натуралистический уклон, при котором оно отождествляется с социальной физикой. Вопрос о справедливости бессмысленно адресовать законам природы. Определение права следует искать не в области пространственно-временной устойчивости, но в области сверхприродных, метафизических отношений. Но такое право, с позиции Алексеева, «будет с точки зрения природы уже не естественным, а прямо сверхъестественным»[405]405
  Там же. С. 34.


[Закрыть].

Думается, еще одной причиной того, что Алексеев (будучи евразийцем) не взял за основу своего философско-правового учения теорию естественного права является то, что данная концепция является «продуктом» западной правовой науки; кроме того, естественное право стало основой европейского права, правовых систем ряда католических и протестантских стран, что было неприемлемо для евразийцев. В духе евразийского учения Алексеев писал, что на Западе теория естественного права не была просто теорией академической, она стала элементом народного правоубеждения, согласно которому построен и гражданско-правовой, и государственно-правовой быт на Западе. С позиции Алексеева, если на Западе естественно-правовой индивидуализм лежал в основе всей европейской системы частного и публичного права, то в России он был убеждением всего нескольких западно-просвещенных философов, юристов и политиков, а на народную жизнь и на правовые институты он не оказал почти никакого влияния[406]406
  Алексеев Н.Н. Народное право и задачи нашей правовой политики // Евразийская хроника. Вып. VIII. Париж, 1927. С. 37.


[Закрыть]. Думается, Алексеева не устраивала и фундаментальная роль индивидуализма в теории естественного права. В связи с этим Алексеев писал, что: «экономический индивидуализм никогда не имел выдающихся защитников в России, так же как здесь не были популярны и широко распространены индивидуалистические учения о правах человека и гражданина. Для психологии русского человека характерно было скорее воззрение, согласно которому личность неразрывно связана с обществом и находит оправдание только в отправлении некоторой социальной миссии, в „общественном деле“… диалектическое решение заключается в том, чтобы… синтезировать индивидуальное с универсальным, частное с общественным. К этому сводится истинно евразийское решение этой проблемы, которое было сформулировано евразийцами в их воззрениях на хозяйство (государственно-частную систему) и в их философии права».[407]407
  Алексеев Н.Н. Духовные предпосылки евразийской культуры // Евразийская хроника, Вып. 11. Берлин, 1935. С. 19–20.


[Закрыть]

Учитывая многовековое «противостояние» между сторонниками естественного и позитивного права, необходимо отметить, что в связи с этим сложились и соответствующие типы правопонимания, которые с большой долей условности можно классифицировать на позитивистские (т. е. отмеченные нами выше взгляды на право представителей юридического позитивизма) и непозитивистские (взгляды на право всех остальных направлений)[408]408
  О данной классификации см.: Сонин В.В., Федоров В.П. Правопонимание в дореволюционной немарксисткой юридической мысли России // Государственный строй и политико-правовые идеи России второй половины XIX столетия. Воронеж, 1987. С. 61; Лапаева В.В. Различные типы правопонимания: анализ научно-практического потенциала // Законодательство и экономика. 2006. № 4 и др.


[Закрыть]. Как отмечает современный исследователь философии права В.В. Лапаева, непозитивистское правопонимание, с точки зрения методологии своего подхода к анализу права, исходит из представления о наличии некоего идеального правового критерия, позволяющего оценивать правовую природу явлений, наблюдаемых на эмпирическом уровне. В рамках такого типа правопонимания можно выделить два основных направления – естественно-правовое и философское понимание права. В методологической плоскости разница между этими двумя подходами заключается в различной трактовке одной из ключевых проблем философии – проблемы различения и соотношения сущности и явления. Философский тип правопонимания (который не следует путать с философским подходом к праву) ориентирован на познание сущности права как особого социального явления и оценку позитивного права с точки зрения этого идеального сущностного критерия. Для естественно-правового подхода таким критерием оценки позитивного права является не теоретическое представление о сущности права, а естественное право, выступающее одновременно и как некий идеал, и как реально существующее подлинное право, которому должно соответствовать действующее законодательство[409]409
  См. подробнее: Лапаева В.В. Различные типы правопонимания: анализ научно-практического потенциала // Законодательство и экономика. 2006. № 4. С. 7.


[Закрыть].

С позиции естественно-правового типа правопонимания «различение и соотношение естественного права и позитивного права – это не соотношение (с поисками путей и условий их совпадения и критикой случаев несовпадения) правовой сущности (в виде естественного права) и правового явления (в виде позитивного права), а противопоставление (зачастую – антагонизм) естественного права (как единственного подлинного права – и подлинной правовой сущности, и, вместе с тем, подлинного правового явления) и позитивного права (как неподлинного права – неподлинного и как сущность, и как явление). Отсюда и присущий естественно-правовым концепциям правовой дуализм – представление о двух одновременно действующих системах права (права естественного и права официального)»[410]410
  Нерсесянц В. С. Философия права. М., 2000. С. 22.


[Закрыть]. Философское же правопонимание строится на основе различения сущности права (т. е. конституирующего признака права, выражающего его специфику) и явления (внешнего проявления данной сущности в социальной реальности). Согласно такому подходу, сущность права является критерием оценки и правового качества закона, и правовой природы естественных прав. Закон, не соответствующий правовой сущности, носит неправовой, произвольный характер. Аналогичным образом норма естественного права, не отвечающая сущностному критерию, выходит за пределы права, распространяя свое регулятивное воздействие на сферу отношений нравственного, религиозного и иного, неправового по своей природе, порядка[411]411
  См.: Лапаева В.В. Указ. соч. С. 7.


[Закрыть].

Говоря о естественном праве в рамках данного исследования, нельзя не вспомнить кантианское понимание естественно-правовой доктрины, с которым связано и «возрождение естественного права» в конце XIX и начале XX столетия, одним из представителей которого был учитель Алексеева П.И. Новгородцев[412]412
  См. более подробно: Зорькин В.Д. Из истории буржуазно-либеральной политической мысли России второй половины XIX – начала XX века. М., 1975.


[Закрыть]. Как известно, отрицание естественного права и всей рационалистической философии права XVII–XVIII вв. означало ближайшую реализацию исходных методологических принципов юридического позитивизма: во-первых, сущностных проблем права, во-вторых, аксиологического подхода к праву[413]413
  Зорькин В.Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978. С. 55.


[Закрыть]. Однако, представители кантианства учили о естественном праве как о праве «должном», совершенном правовом идеале. В свою очередь, Алексеев считал, что: «основным недостатком этой философии, является отрыв ее от метафизики и религии. В истории философии учение Канта представляет собою одну из последних попыток построения чисто научной и светской этики, – задача, которая, как мы думаем, является ошибочной и невыполнимой. В этом смысле философия Канта есть завершение некоторых коренных заблуждений эпохи возрождения и реформации…»[414]414
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 39.


[Закрыть]. К заслугам критической философии Алексеев относит то, что ей впервые удалось определить особую предметную сферу для эйдетических изысканий, а также обратить внимание на проблему «значимости» или проблему эйдетического смысла. Для Алексеева существенно, что «в этой проблеме впервые было достигнуто принципиальное преодоление естественного права при полном признании недостаточности юридического позитивизма»[415]415
  Там же.


[Закрыть]. Тем самым, он признает, что разделяет этот поиск эйдетического смысла права, логоса права, который позволит одновременно преодолеть ограниченность и естественного права, и юридического позитивизма.

Обобщая вышеизложенное, можно сделать вывод о том, что Алексеев не видел возможности примкнуть или развивать идеи базовых и ведущих направлений в философии права в его время. В связи с этим он использует феноменологический метод Э. Гуссерля[416]416
  См. более подробно о феноменологии: Гуссерль Э. Философия как строгая наука (сб.). Новочеркасск, 1994; Он же. Собр. Соч. Т. 1. Феноменология внутреннего сознания времени. М., 1994; Он же. Феноменология //Логос, 1991. № 1; Он же. Идея феноменологии. Пять лекций // Ступени, 1991, № 3; 1992, № 2(5); Он же. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Том I. Общее введение в чистую феноменологию. М., 1999. Он же. Картезианские размышления. СПб., 1998 и др.


[Закрыть] при исследовании правовых феноменов и отмечает в связи с этим: «Я не думаю, чтобы какое-либо серьезное, настоящее или будущее философское направление могло бы рассчитывать на сколько-нибудь удовлетворительное разрешение своих познавательных задач, не приняв во внимание опыта, приемов и результатов новейших феноменологических изысканий. Не может обойти их молчанием и философия права»[417]417
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 40.


[Закрыть]. По Алексееву, философия права в своем целом есть один из моментов миросозерцания, как целого философии[418]418
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 44.


[Закрыть]. В то же время мы не можем четко и однозначно объяснить, почему Алексеев выбрал именно феноменологию для базы своего учения. Возможно, это связано с тем огромным влиянием, которая на него оказала стажировка в 1908–1910 гг. в Берлине, Марбурге и Париже, где он посещал лекции и семинары известнейших тогда профессоров Г. Зиммеля, Г. Еллинека, Г. Когена, А. Бергсона и др.

По мнению Алексеева, «феноменология не есть философия, но род особого точного знания об идеях, о всеобщих отношениях»[419]419
  Там же. С. 42.


[Закрыть]. Знание это ограничено: «снизу» – областью эмпирического, а «сверху» – областью божественного, того, что превосходит и временные факты, и идеи, и не может познаваться ни эмпирическим, ни феноменологическими методами, и требует «особого религиозного опыта»[420]420
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 43.


[Закрыть]. Алексеев обосновывал существование т. н. правовой идеи (эйдоса в его терминологии), некой идеальной структуры, присущей любой правовой системе и отличающей право от других регуляторов. В то же время, в соответствии с феноменологическим методом Алексеев понимал под правом некую идеально существующую структуру, непосредственно данную познающему сознанию и состоящую из трех элементов: 1) субъект – носитель обнаруживающихся в праве ценностей, 2) ценности и 3) определения (основных два – «правомочие» и «правообязанность»), с помощью которых выявляется правовая связь между ценностями[421]421
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 74–75.


[Закрыть]. И. Дефорж справедливо отмечает, что совершенно очевидно, что такая трактовка права носит ярко выраженный субъективистский характер. С одной стороны, Алексеев пытается представить право как некое идеальное целое, существующее помимо индивидуального человеческого сознания и именно поэтому открывающееся ему как «непосредственная объективная данность», но с другой – носителем правовых ценностей всегда является личность, первичный уровень обнаружения права – личностное сознание. При такой постановке вопроса право есть скорее нечто субъективное, а не объективное, право выступает здесь скорее проекцией субъективного сознания, а не объективно существующим реальным феноменом[422]422
  Дефорж И. Философия права Н.Н. Алексеева. Калуга, 2006. С. 45.


[Закрыть]. Алексеев придерживался позиции, согласно которой степень познания ценностей, уровень интимности восприятия ценностей может быть различным. Все различие между нравственностью и правом сводится, по его мнению, к различным степеням глубины переживания ценности. Если глубина эта значительна, эмоциональный накал восприятия ценности высок, то перед нами нравственность. Если восприятие ценности сравнительно поверхностно, то мы имеем дело с правом. Алексеев также обращает внимание, что речь идет не только о нравственных ценностях, но о любых ценностях: эстетических, религиозных, познавательных. Выдвигая положение о различной степени приобщенности личности к ценностям, Алексеев тем самым подводит к мысли о том, что в праве присутствует не только эмоциональный компонент, но также рациональный[423]423
  Дефорж И. Философия права Н.Н. Алексеева. Калуга, 2006. С. 48.


[Закрыть]. Таким образом, для Алексеева право – это сфера ценностей, обнаруживающихся на эмоциональном и рациональном уровнях[424]424
  Там же. С. 45.


[Закрыть].

Что касается применения феноменологии к изучению права, несмотря на то, что ее разрабатывали такие известные исследователи, как А. Райнах (которого часто цитировал Алексеев), Ф. Шрейер, Ф. Кауфман и некоторые другие, то, как отмечал профессор В.А. Туманов: «Как отдельная самостоятельная школа феноменология в праве не получила большого распространения. Но не следует забывать, что нередко она является составной частью сложных эклектических систем. Существенное место она занимает в „эгологическом учении“ К. Коссио и в конструкциях других латиноамериканских авторов (Л. Сичес, Э. Майнец), „социологии права“ Ж. Гурвича, в „философии права“ Г. Коинга[425]425
  Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. К критике учений о праве. М., 1971. С. 359.


[Закрыть]». Как справедливо пишет И. Дефорж, Гуссерль, создавая свой феноменологический метод, имел целью уйти от неизбежного для субъективного идеализма солипсизма, всякого рода релятивизма и психологизма. Он стремился придать философии вид строгой науки, направленной не на познание объективной действительности, а на выявление с помощью феноменологической редукции свойств идеальных объектов, расположенных в самом познающем сознании. Однако, несмотря на попытку добыть таким способом объективное знание о мире, Гуссерль в целом и основном оставался на позициях субъективизма. То же можно сказать и об Алексееве, который стремился добиться в своей философии права строгости и объективности с помощью методов субъективного идеализма[426]426
  Дефорж И. Философия права Н.Н. Алексеева. Калуга, 2006. С. 44.


[Закрыть]. Научный интерес Алексеева в значительной мере концентрируется вокруг иррационального, интуитивного и эмоционального компонентов индивидуального человеческого сознания[427]427
  Там же. С. 44.


[Закрыть].

По Алексееву, феноменология как интуиция всеобщего, как способ вчувствоваться и вмысливаться в идеи есть познавательный прием, открывающий ряд совершенно новых, почти что неизведанных отношений[428]428
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 41.


[Закрыть]. Говоря непосредственно о творчестве Алексеева и его отношении к феноменологии, в основе которой лежало по сути кантианство, то к заслугам самого кантианства, критической философии, Алексеев относил то, что ей впервые удалось обратить внимание на проблему «значимости» или проблему эйдетического смысла, в которой «впервые было достигнуто принципиальное преодоление естественного права при полном признании недостаточности юридического позитивизма. Тем самым он признает, что разделяет этот поиск эйдетического смысла права, логоса права, который позволит одновременно преодолеть ограниченность и естественного права и юридического позитивизма. Необходимо отметить, что Алексеев в некоторой степени критически относился и к феноменологическому методу, но только в том случае, когда он стремится стать феноменологической философией права: «Феноменология, превращенная в философию и ставшая миросозерцанием, является порождением того же глубоко ошибочного стремления к позитивизации, образцы которого мы видим в натурализме, биологизме и других попытках подменить целостность мира одной из его частей»[429]429
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 42.


[Закрыть].

Таким образом, представляется справедливым согласиться с точкой зрения тех исследователей, которые характеризуют философско-правовую концепцию Алексеева как феноменологическую, так как она опирается на феноменологическую методологию Э. Гуссерля, на опыт ее применения в правоведении его последователями (А. Райнах, М. Шелер и Н. Гартман[430]430
  См.: Борщ И. Философия права Н.Н. Алексеева. Автореф. дисс… канд. юрид. наук. М., 2006. С. 10 Дефорж И. Философия права Н.Н. Алексеева. Автореф. дисс… канд. философ, наук. М, 2006. С. 12.


[Закрыть]). Кроме того, такой тезис позволяет нам говорить о феноменологических мотивах в правовой концепции евразийцев.

Учитывая ту роль, которая сыграла феноменология в философии права XX в. представляется уместным отметить позицию современного исследователя естественного права В.А. Четвернина, который предлагает разделить все существующие концепции естественного права на две группы. К первой он относит концепции, связанные с теоретическим конструированием природы вещей, а также поставленную феноменологической школой категорию «эйдетического права». Ко второй группе Четвернин относит все экзистенциальные толкования естественного права, неокантианское понимание данной проблематики, а также концепции, связанные с поиском конкретных решений проблем естественного права в «природе человека» [431]431
  См. подробнее: Четвернин В.А. Современные концепции естественного права. М., 1988. С. 16–35.


[Закрыть].

В конце XIX в. в тесной связи с социологическим позитивизмом получила очень широкое распространение и психологическая теория права, которая сводит право целиком исключительно к свойствам человеческой психики. Гносеологической основой распространения психологических теорий права являлось становление и развитие на рубеже XIX–XX вв. психологии как самостоятельной науки и переход западной социологии от биологизма и органицизма (Г. Спенсер) к психологизму (Г. Тард, В. Вундт и др.)[432]432
  Зорькин В.Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978. С. 192–193.


[Закрыть]. В России ярчайшим представителем данного направления был современник Алексеева Л.И. Петражицкий, который придерживался субъективно-идеалистической точки зрения на право и широко использовал эмпириокритицизм в своей теории[433]433
  См.: Зорькин В.Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978. С. 214–215.


[Закрыть]. Право, согласно, Петражицкому, представляет собой совокупность психических элементов и целиком обусловлено исключительно психикой индивида. Петражицкий писал: «… мы под правом в смысле особого класса реальных феноменов будем разуметь те этические переживания, эмоции которых имеют атрибутивный характер. Все прочие типические переживания, т. е. переживания с чисто императивными моторными возбуждениями мы будем называть нравственными явлениями, относить к нравственности»[434]434
  Петражицкий Л.И. Теория права и государства. СПб., 2000. С. 85.


[Закрыть]. Представление об объективности права и всей социальной жизни он считал «эмоциональной проекцией», «фантазией»[435]435
  Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. 1. СПб., 1909. С. 42.


[Закрыть], искусственной конструкцией мышления, которой ничто не отвечает в реальной действительности. Именно эмоции, по мнению Л.П. Петражицкого, лежат в основе поведения человека, т. е. определяют всю его деятельность[436]436
  Там же. С. 1–3.


[Закрыть] (в том числе и правовую). Как отмечают исследователи творчества Петражицкого С.Н. Бледный и М.А. Волкова, данный ученый предлагал научной общественности свои концептуальные идеи, согласно которым следует «рассматривать в качестве предшествующего праву, как таковому, явление института эмоций, и не только в качестве предшествующего, а в формах выраженности со стороны предназначенности правового института – формах, лежащих в основе процессов нормативно-правового регулирования общественных отношений, которые ученый именует „психологическими“»[437]437
  Бледный с. Н., Волкова М.А. История правопознания: психологическая теория права Л.П. Петражицкого. Монография. М., 2004. С. 14.


[Закрыть].

В связи с этим необходимо отметить, что в философии права самого Алексеева значительное место занимают отдельные важные составляющие психологической теории права Л.П. Петражицкого[438]438
  Про данного в какой-то мере уникального ученого и его творчество более подробно см.: Гуревич П. В. Лев Иосифович Петражицкий // Правоведение. 1971. № 5. С. 131–133; Ракитская И.Ф., Кузнецов Э.В. Онтология права в русской научной традиции (Л.П. Петражицкий). СПб., 2002.


[Закрыть]. Например, для обоснования своего понимания положительного права Алексеев берет идею «нормативного факта» данного ученого. «Правовой факт», по Алексееву, соединяет в себе нормативность (свойство права как идеальной целостности) и фактичность (реальные отношения между людьми). Любая норма позитивного права есть нормативный факт: норма «является фактом, поскольку действует или действовала; она обладает нормативным смыслом, поскольку является нормой»[439]439
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 148.


[Закрыть]. Кроме того, «правовой факт», по Алексееву, есть «некоторый неразложимый и первоначальный эмоциональный акт… обнаруживающий момент положительной или отрицательной ценности»[440]440
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 57, 63.


[Закрыть].

Развивая учение об эмоциях Петражицкого, Алексеев в свою очередь считал, что определенный тип эмоций – императивно-атрибутивные – позволяют человеку установить с правовыми ценностями особо интимную внутреннюю связь, личность начинает воспринимать право не как холодную внешнюю абстракцию, а в качестве внутренне переживаемого ценностного опыта, в качестве непосредственно переживаемой моральной аксиомы, на которую следует опираться в своем социальном поведении[441]441
  Дефорж И. Философия права Н.Н. Алексеева. Калуга, 2006. С. 47.


[Закрыть]. В то же время, согласно Алексееву, ядро теории права Петражицкого образует убеждение, что существуют некоторые неразложимые и первоначальные эмоциональные акты, являющиеся основой всего того, что человеческое мнение называет правом, но в то же время философским источником этого воззрения являются те философские учения, которые стремятся построить этику на изучении феноменологического состава актов любви и ненависти[442]442
  Алексеев Н.Н. Основы философии права. М., 1999. С. 63.


[Закрыть]. Оценивая учение Петражицкого, Алексеев считал, что оно, несмотря на идейную связь с натурализмом, гораздо ближе по своему духу стоит к именно феноменологии (идеи которой Алексеев и развивал), т. к. стремление слиться с объектом, получить его адекватный образ, «выразуметь» его в его подлинном существе повлекло за собой тот критический пересмотр юридических понятий, который составляет неоценимую услугу психологической теории права[443]443
  Там же. С. 64.


[Закрыть].

Таким образом, представляется возможным говорить о том, что идеи психологической теории права Л.И. Петражицкого присутствуют и в философско-правовой концепции Алексеева и составляют его структурную часть.

В то же время четкая и однозначная общая оценка философии права Алексеева именно в контексте евразийского учения вызывает некоторые затруднения методологического порядка, которые напрямую связаны с концептуальной линией всего исследования, и прежде всего с теми условиями, в которых создавалось философско-правовое учение Алексеева и евразийцев. Здесь очень важно учитывать, что Алексеев создает свою концепцию о праве уже в начале XX в., но именно в это время развитие философско-правовых исследований приобретает, по сравнению с предыдущими «эпохами» развития философско-правовой науки очень широкий и интенсивный размах. Преемственность с прежними философско-правовыми учениями (неокантианство (Р. Штаммлер, Г. Коген, П.И. Новгородцев и др.), неогегельянство (Ф. Розенцвейг, Б. Кроче, Б.Н. Чичерин и др.)) заметно дополняется новыми идеями и подходами, разработкой целого ряда новых концепций (онтологического, экзистенциалистского, антропологического и т. п. толка)[444]444
  Нерсесянц В.С. Философия права. М., 2005. С. 553.


[Закрыть]. С точки зрения исследователя русской философии права Э.Ю. Соловьева для духовной ситуации в России XX в. характерны не в меньшей степени, чем для ситуации XIX в. и «дефицит правосознания в отечественной философии» и «отсутствие философии права в настоящем значении этого слова»[445]445
  См.: Соловьев Э.Ю. Дефицит правопонимания в русской моральной философии // Вопросы философии. 1988. № 9. С. 137–138.


[Закрыть]. В то же время с позиции академика В.С. Нерсесянца, в целом духовная ситуация и социально-политические реалии в XX в. (мировые войны, формирование мирового сообщества и множества новых государств, «холодная война», тоталитарные идеологии и др.) продемонстрировали хрупкость человеческих достижений в области права и правовой культуры. Характерная для XX в. идеологическая и практическая радикализация противоположностей «право – неправо», «свобода – произвол», «человек – власть», «личность – коллектив», «индивид – государство» и т. д. существенно содействовала возрождению и развитию прежде всего естественного права, формированию и развитию философско-правовых концепций либерально-демократического характера[446]446
  Там же. С. 554.


[Закрыть].

На этом фоне продолжают свою эволюцию и основные течения (теории) в области философии права. Как отмечает В.Д. Зорькин: «… юридический позитивизм постепенно скатывался к агностицизму и субъективному идеализму: понятия, принципы и категории рассматриваются им как субъективные абстракции мышления, которые не могут отражать объективную сущность права. Попытка позитивистов встать и над спекулятивно-метафизической философией права, и над диалектико-материалистическим учением о праве оказалась в конечном счете очередным вариантом идеалистического понимания права»[447]447
  Зорькин В.Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978. С. 40.


[Закрыть]. В то же время говоря о исторически сложившейся социальной роли естественного права можно отметить, что именно благодаря его сторонникам, основные, концептуальные положения данной концепции в XX в. были зафиксированы в позитивном праве на уровне нормы права (например, в Всеобщей декларации прав человека, которая была принята на третьей сессии Генеральной Ассамблеи ООН резолюцией 217 А (III) от 10 декабря 1948 года), что позволяет говорить о постепенном сближении, «переплетении» двух основных направлений философии права.

Активизация философско-правовых исследований в начале XX в. не могла не затронуть естественное право как исторически сложившееся фундаментальное направление в философии права, в связи с чем в России появилась даже т. н. школа «возрожденного» естественного права. В.А. Туманов писал в связи с этим: «На рубеже XIX и XX вв. буржуазная правовая мысль, ощущая недостаточность позитивизма, начала активный философский и социологический поиск. Это означало расширение ее подходов к своему предмету… Складывается т. н. социологическая юриспруденция, происходит „возрождение“ философии права, особенно естественного права, и обе эти линии становятся постоянными спутниками юридического позитивизма»[448]448
  Цит. по: Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. К критике учений о праве. М., 1971. С. 116, 243–244.


[Закрыть]. Данный исследователь отмечает, что в результате этих процессов и сложились три базовых дисциплины в правоведении: общая теория права, философия права и социология права.

Как отмечает исследователь естественного права и либерализма в России В.Н. Жуков, рост интереса именно в России к естественному праву стал одним из элементов поворота прежде всего сознания русской интеллигенции в сторону идеализма и религии. Авторы известного сборника «Проблемы идеализма» (1902 г.), которых возглавил П.И. Новгородцев, предприняли попытку остановить тогдашнее революционное «брожение», встать на путь согласия с историческими формами российской государственности, согласовать либеральные и национальные ценности. Защитники естественно-правовой теории, стремясь раскрыть идеальную основу права, фактически пытались обосновать метафизическую и религиозную природу общественно-политического устройства России[449]449
  Жуков В.Н. Возрожденное естественное право в России конца XIX – начала XX вв.: общественно-политическая функция и онтологическая основа // Государство и право. 2001. № 4. С. 100.


[Закрыть]. Новгородцев, как один из лидеров данной школы связывал возрождение естественного права с возвращением к идеалистическим философским основам. Он неуклонно проводил мысль о том, что моральная философия конституирует естественное право, придает ему те же черты индивидуализма, абсолютизма, формализма, которые присущи нравственному закону Канта (как известно, подавляющее большинство представителей естественного права в России развивали свои концепции в русле неокантианства и религиозной метафизики). Моральная философия с необходимостью включает в себя естественно-правовую тематику, т. к. «философия естественного права есть наука должных отношений, а не причинных связей»[450]450
  Новгородцев П.И. Психологическая теория права и философия естественного права. М., 1913. С. 10–11.


[Закрыть]. Разработка теории естественного права, в свою очередь, ведет к осознанию практической важности абсолютных ценностей идеализма в целом. С позиции Новгородцева, естественное право имеет мировоззренческий смысл, а этико-нормативное рассмотрение права в обязательном порядке приводит к выявлению основ нравственного долженствования[451]451
  Жуков В.Н. Возрожденное естественное право в России конца XIX – начала XX вв.: общественно-политическая функция и онтологическая основа // Государство и право. 2001. № 4. С. 104–105. В другой своей работе данный исследователь пишет: «Характерной чертой русской философии естественного права являлось ее религиозная ориентированность. Естественно-правовая теория на Западе в XVII–XVIII вв. базировалась на рационализме и идеализме. В конце XIX – нач. XX в. в Европе и России естественное право возрождается как стремление преодолеть узкие рамки позитивизма и перейти к осмыслению социально-политических проблем через призму идеализма разных школ. Общей тенденцией данного процесса в России стал постепенный переход представителей естественно-правовой теории на религиозные позиции. Данный тезис верен по отношению к Н.А. Бердяеву, С.Н. Булгакову, П.И. Новгородцеву и др.» / Цит. по: Жуков В.Н. Русская философия права: естественно-правовая школа первой половины XX в. М., 2001. С. 7–8.


[Закрыть]. Позже, идеи Новгородцева развивали Е.Н. Трубецкой[452]452
  См.: Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1999. С. 67.


[Закрыть] (родственник евразийца Н.С. Трубецкого), И.А. Ильин[453]453
  См.: Ильин И.А. О сущности правосознания // Собр. соч. в 10-ти томах. Т. 4. М., 1994. С. 197.


[Закрыть] и др.

Учитывая вышеизложенное нельзя не отметить два эпохальных сборника статей того времени – «Вехи» (1909 г.) и «Из глубины» (1918 г.), авторами которых были известнейшие и ведущие философы России конца XIX – начала XX в. (С.И. Булгаков, И.А. Бердяев, П.Б. Струве, С.Л. Франк и др.). Основная идея этих трудов – попытка осмысления природы и идей русской интеллигенции и пути возрождения России. В то же время значительное место в сборниках уделено проблемам философии права, что говорит о большой значимости философии права для ряда выдающихся русских философов. Так, например, Б.А. Кистяковский отмечал, что в отечественной литературе «в прошлом нет ни одного трактата, ни одного этюда о праве, которые имели бы общественное значение. Ученые юридические исследования у нас, конечно, были, но они всегда составляли достояние только специалистов… в идейном развитии нашей интеллигенции… не участвовала ни одна правовая идея. И теперь в той совокупности идей, из которой слагается мировоззрение нашей интеллигенции, идея права не играет никакой роли… надо признать общим свойством всей нашей интеллигенции непонимание значения правовых норм для общественной жизни…»[454]454
  Кистяковский Б.А. В защиту права (интеллигенция и правосознание) // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. Из глубины. Сборник статей о русской революции. М., 1991. С. 123, 128.


[Закрыть]. В свою очередь, известный отечественный цивилист И.А. Покровский, размышляя о сложившейся ситуации в правовых исследованиях в связи с революцией 1917 г. разделял позицию Кистяковского о слабом интересе отечественной интеллигенции к вопросам права[455]455
  Покровский ИА. Перуново заклятье // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. Из глубины. Сборник статей о русской революции. М., 1991. С. 445.


[Закрыть]. Он критиковал и идеалистический, и материалистический «лагеря» интеллигенции и призывал ее тщательно пересмотреть все свои идейные позиции[456]456
  Там же. С. 452.


[Закрыть] с учетом факта революции 1917 года.

В то же время теория юридического позитивизма еще в конце XIX в. постепенно начала терять свою самостоятельность. Ее противники отмечали: «Метаюридический синтез совершенно поглотил и уничтожил синтез юридический. Сфинкс социологии разрешил загадку права и пожрал его»[457]457
  Спекторский Е. В. Задача энциклопедии права. Киев, 1915. С. 12.


[Закрыть]. На этом фоне в русле юридического позитивизма в XX в. образовалось новое его течение, получившее название неопозитивизм. Представители данного течения ориентировались на разрешение роли знаково-символических средств научного мышления, отношения теоретического аппарата и эмпирического базиса науки и др. Ярчайшими представителями неопозитивизма были Г. Кельзен и Х.Л.А. Харт. Так, Кельзен считал все антипозитивсткие естественно-правовые концепции ненаучными, идеологизированными и выдвигал в связи с этим свое т. н. «чистое учение о праве». Сущность своей концепции он излагал так: «Она стремится ответить на вопросы, каким оно (право – А.А.) должно быть или создаваться. Она есть правоведение, а не политика права»[458]458
  См.: Чистое учение о праве Ганса Кельзена. М., 1987. Вып. 1. С. 7.


[Закрыть]. Кельзен ставил вопрос о нормативной (обязательной) силе права, в связи с чем выдвигал т. н. идею основной нормы. Именно она и определяет, с его позиции, основной фактор правотворчества. Такое возможно в связи с тем, что действие правовой нормы обусловлено не фактическими отношениями, а силой другой, более высокой нормы, определяемой как основная. При обосновании своих позиций Кельзен опирался на философию неокантианства, сторонники которой разграничили две области теоретических знаний – науки о сущем и науки о должном. По Кельзену, право, достигающее единства с помощью основной нормы, которая призвана придать субъективным правосоздающим актам веления общезначимый характер, образует ступенчатый иерархический порядок, в котором одни нормы вытекают из других без отсылки их к какому бы то ни было метаюридическому основанию. Этому построению соответствует концепции юридического неопозитивизма, основанные на лингвистической философии. Так, известный английский юрист Г.Л.А. Харт рассматривал право как формально-логическую систему «первичных» и «вторичных» норм, восходящих к так называемой «высшей норме признания»[459]459
  См. Туманов В.А. Указ. соч. С. 199–204.


[Закрыть]. Как отмечает современный исследователь философии права В.П. Макаренко, основной тезис Харта гласит: не существует необходимой связи права и морали. Право познается на основе социальных свойств и толкуется в соответствии с его спецификой. В этом смысле Харт продолжал традицию Д. Остина: «Бытие права – это один вопрос, а ценность права или отсутствие таковой – совершенно другой вопрос»[460]460
  Цит. по: Макаренко В.П. Аналитическая философия права // Правоведение. 2002. № 6. С. 11.


[Закрыть]. Но Харт отвергал и другое положение Остина: право как таковое есть обобщение приказов суверена, а позитивное право есть приказ суверена. Суверен – это лицо и физическое тело, которому послушны все члены данного общества и которое не обязано быть послушным никакому другому лицу и телу. Правовая традиция закрепляет систему послушания (произвола)[461]461
  Макаренко В.П. Аналитическая философия права // Правоведение. 2002. № 6. С. 12.


[Закрыть]. Харт различал первичные и вторичные правила поведения. Первые требуют (разрешают), чтобы индивиды действовали (не действовали) определенным образом. Вторые устанавливают правила согласия с изменением и применением первичных правил. Правовая система – это комбинация первичных и вторичных правил. Ее единство базируется на особом вторичном правиле признания. Оно устанавливает свойства первичных правил. Лица, которые отвечают за их применение, признают данные правила обязательным правом[462]462
  Там же. С. 13. См.: Харт Г.Л. А. Понятие права. СПб., 2007.


[Закрыть].