Текст книги "«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы"

Не раз у Пушкина встречается имя прославленного итальянского поэта и драматурга Витторио Альфиери (или Альфьери, 1749– 1803). В статье «Опровержения на критики» он подчеркивает, что «разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и слава Богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин также глубочайших исследований». И роняет ставшей крылатой фразу о том, что Альфиери «изучал итальянский язык на флорентийском базаре», и там же отмечает, что «Мирра» – одна из лучших трагедий Альфиери. В черновике письма Н.Н. Раевскому-сыну (вторая половина июля 1825 года) Пушкин упоминает о попытках Альфиери преодолеть скованность классических канонов в драматургии. В другом месте Пушкин пишет, что в драматическом искусстве «образцом Байрону был Alfieri» (1827). Поэт восхищается И.А. Крыловым, который «как Альфиери, пятидесяти лет выучился древнему греческому». Кстати, Крылов неплохо знал и итальянский. Позднее Пушкин перевел монолог Изабеллы из первого акта трагедии Альфиери «Филипп»:

 
Сомненье, страх, порочную надежду
Уже в груди не в силах я хранить;
Неверная супруга я Филиппу,
И сына я его любить дерзаю!.. (1827; III, 67)
 

В библиотеке Пушкина была книга избранных стихов итальянского поэта на языке оригинала: Tragedie scelte di Vittorio Alfieri, pubblicate da Battura. / Biblioteca poetica italiana, vv. XXVII – XXIX / Parigi, presso Lefevre libraio, 1825.

Алексей Вульф 16 сентября 1827 года в Михайловском «по шаткому крыльцу взошел в ветхую хижину первенствующего поэта русского» и заметил на письменном столе Пушкина томик Альфиери (рядом с книгой Монтескье, «Журналом Петра I», ежемесячниками Карамзина, «изъяснением снов» и двумя рабочими тетрадями)785785
  См.: Вульф А.Н. Дневники. М.: Федерация, 1929. С. 135–136.


[Закрыть].

«О муза Пульчи и Парини» – восхищенно восклицает Пушкин. Луиджи Пульчи (1432–1484) – знаменитый флорентийский поэт при дворе Медичи, был известен во Франции и позднее России по отдельным переводам отрывков из его трагикомических рыцарских поэм.

Современник Альфиери, ломбардский поэт Джузеппе Пари-ни (1729–1799) первую книгу опубликовал в двадцатитрехлетнем возрасте под псевдонимом Рипано Эупилино. Он служил одно время воспитателем в аристократических домах Милана и использовал впоследствии наблюдения над своими воспитанниками в сатирической поэме «День», первая часть которой «Утро» вышла в 1763 году. Отдельные исследователи не только находят много общего между «молодым синьором», героем этой поэмы, и «молодым повесой» Евгением Онегиным, но и указывают на ряд мест в пушкинском романе, свидетельствующих о том, что поэма Парини была хорошо знакома автору «Онегина» и что параллели между двумя поэтическими творениями могут быть неслучайными786786
  См.: Di Frisco S. Una fonte italiana nell’Eugenio Oneghin di Puškin (Giuseppe Parini), in: «Rassegna nazionale», 1930; Lo Gatto E. Puškin e Parini, in: Alessandro Puškin nel Primo Cеntenario della Morte, Roma, 1937, pp. 299–329.


[Закрыть].

В качестве примера приведу строки из первой части поэмы «День» в прекрасном переводе Евгения Солоновича:

 
Ты между раутами и балами
И оперой и карточной игрой
Ночь растянул и наконец под утро,
Усталый, в золотой карете, стуком
Колес и топотом коней летучих
Издалека перед собой нарушил
Ночную тишину и распугал
Огнем надменных факелов потемки…
 

Или такое описание туалетного столика героя Парини:

 
…Вот шкатулка,
Обтянутая кожей с позолотой,
К тебе свое внимание привлечь
Спешит: сто применений предлагает
Она с ее семьей приспособлений
Блестящих для ушей, зубов, ногтей
И волосков787787
  Итальянская поэзия в переводах Евгения Солоновича. С параллельным итальянским текстом. М.: Радуга, 2000. С.189–195. Эта книга Евгения Солоновича, выдающегося знатока итальянской поэзии, лауреата Государственной премии Италии за художественный перевод, стала настоящим событием в новейшей истории русско-итальянских культурных обменов. Наш общий друг Асар Эппель, один из ведущих современных мастеров русской прозы и сам переводчик экстракласса, высоко оценил не только труд Солоновича, но и факт двуязычности его издания, «потому что билингва – единоборство с открытым забралом, то есть поединок честный и благородный». (См.: Эппель А.И. In telega. Размышления и эссе. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2003. С.128.)


[Закрыть]…
 

Круг итальянских авторов, известных Пушкину, необычайно широк и представителен. Особенно это относится к итальянской литературе ХVIII века, который Пушкин считал своим «по рождению». Он делал заметки и выписки, читая труды неаполитанского философа и филолога Джанбаттисты Вико (1668–1744). Отметим, что в пушкинское время основные произведения Вико, такие как «Древнейшие знания первоиталийцев» или «Новая наука» были еще почти неизвестны в России788788
  Chlodovskij Ruf. Goldoni, Diderot e Puškin. In: «Esperienze Letterarie» Anno XX, №1, 1995, p. 16; см. также: Мейлах Б.С. К изучению историко-социальных интересов Пушкина (Пушкин и Джанбатиста Вико). В сб.: Замысел, труд, воплощение… (к юбилею С.М.Бонди) М.: Изд. МГУ, 1977.


[Закрыть].

Имя великого венецианского драматурга и просветителя Карло Гольдони (1707–1793) не встречается на страницах пушкинских рукописей. Но, как убедительно доказал проф. Хлодовский, Пушкин в Михайловской ссылке имел доступ к библиотеке своих друзей и соседей в Тригорском, где на полках стояли не только книга Сизмонди, откуда поэт черпал сведения об итальянской литературе, или «Избранное» Альфиери, откуда поэму «Филипп» он начал переводить, но и трехтомник «Комедий» Карло Гольдони789789
  Chlodovskij Ruf. Goldoni, Diderot e Puškin. In: «Esperienze Letterarie» Anno XX, №1, 1995, pp. 18–20. См. также: Розанов М.Н. Пушкин и Гольдони. К вопросу о прототипах «Скупого рыцаря».


[Закрыть].

Исследователь, и мы вместе с ним, не сомневается, что Пушкин прочел, в частности, известную пьесу прославленного венецианца «Истинный друг» (Vero amico). Отдельные образы, сцены и сравнения Гольдони впоследствии нашли свое отражение в пушкинской маленькой трагедии «Скупой рыцарь». Так, например, монолог скупца Оттавио, которым начинается третий акт «Истинного друга», текстуально перекликается со знаменитым «подвальным» речитативом Барона из второй сцены «Скупого рыцаря»:

 
Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой,
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам. (VII, 110)
 

Монолог героя пьесы Гольдони как бы продолжает эти признания. Вот что говорит Оттавио:

 
Здесь – мое сердце, здесь – мой идол,
Здесь хранится дорогое мое, возлюбленное золото.
 
 
Ах, открывая тебя, замирает сердце мое!
О, потом обливаюсь! Быстрей, быстрей,
Дай мне взглянуть на это золото, утешь меня,
Я больше не могу (открывает сундук)790790
  Goldoni Carlo. Tutte le opere. A cura di G.Ortolani, vol.3, Milano, Arnaldo Mondadori Editore, 1959, pp. 616–617. Перевод мой – А.Б.


[Закрыть].
 

В 1762 году Гольдони, покидая Венецию, попрощался со своими зрителями комедией «Один из последних вечеров карнавала». Главный ее персонаж Анзолето, венецианский ремесленник, художник по тканям, уезжает из города на лагуне в снежную Московию. Сам Гольдони при этом отправился во Францию и в России никогда не был, но его бессмертные комедии достигли далеких столиц Москвы и Санкт-Петербурга и не только покорили там благодарную публику, но и обогатили палитру русского поэта Александра Пушкина791791
  См.: Chlodovskij Ruf. Carlo Goldoni sulla scena russa, in: Goldoni nel teatro russo, Cechov nel teatro italiano. Colloquio italo-sovietico (Roma, 24–25 ottobre 1974) Atti di Convegni Lincei, 1976, а также: Gorochova R. La fortuna del Goldoni in Russia nel secolo XVIII, «Studi Goldoliani» №2, 1970.


[Закрыть].

Итальянского поэта Джанбатиста К а с т и (1724–1803) Пушкин упоминает в одном ряду с другими авторами «вольных сказок» и «творцами шутливых повестей» в заметке «О новейших блюстителях нравственности» и в «Опровержении на критики». Каста был знаменит как автор «Галантных новелл», а также нашумевшей сатирической «Татарской поэмы», где отразились впечатления поэта от посещения Петербурга (1778). Пушкин был знаком с лирикой Касти по переводам Батюшкова.

Ипполито П и н д е м о н т е (1753–1828) – первый современный Пушкину итальянский поэт, вошедший в его творческие замыслы. Пушкин, как мы убедились, хотел в 1820 году воспользоваться цитатой из его «Путешествий» в качестве эпиграфа к «Кавказскому пленнику», но затем отказался от этой затеи. Но о Пиндемонте не забыл и одно из своих итоговых стихотворений «Не дорого ценю я громкие права», из так называемого «Каменноостровского цикла», озаглавил «Из Пиндемонти» (1836), приписав итальянскому коллеге свои собственные размышления. Впрочем, как утверждал академик Розанов, ни о каком подражании здесь речи не идет, хотя выбор этот не случаен: «Пушкин тоже ставил вопрос о счастии и решал его одинаково с итальянским поэтом. Миросозерцание уравновешенного Пиндемонте оказалось более приемлемым для Пушкина в последние годы его жизни, когда у него так сильно сказалось стремление к спокойствию, тяга к тихой пристани». Некоторые литературоведы такую оценку поддержали не без оговорок792792
  См.: Розанов М.Н. Элегия Пушкина «Андрей Шенье» и стихотворения Пиндемонте из эпохи революции. М., 1931. См. также: Хлодовский Р.И. Пушкин и «Италия златая». В сб.: Россия и Италия. М.: Ин-т всеобщей истории РАН, 1993. С.96–117; Архангельский А.Н. «Вот счастье! вот права…» Русская речь. 1987. № 1. С.25–31. С легкой руки Пушкина имя Пиндемонте вошло в русскую литературную традицию. В 1925 году, например, Корней Чуковский употребил название «Пиндемонте» во второй части своей книги «Доктор Айболит» (по Гью Лофгангу). Там, в главе «Пенга и морские пираты», сказано, что Айболит проживает в городе Пиндемонте, на побережье некоего моря (вероятно, Средиземного), на другом конце которого находится Африка! Благодарю музыковеда и филолога Марину Раку за это любопытное указание.


[Закрыть].

Имя «полного ровесника» Пушкина знаменитого итальянского поэта-романтика графа Джакомо Л е о п а р д и (1798–1837) обычно не называется в списке пушкинских литературных источников. Но опытнейший пушкинист академик М.П. Алексеев считает иначе: он цитирует стихотворение в прозе Дж. Леопарди «Песнь дикого петуха» («Cantico del gallo silvestre»), вошедшее в его «Operette morali», и назывет его в качестве одного из возможных источников пушкинской «Сказки о золотом петушке». Алексеев пишет: «Это произведение итальянского поэта-пессимиста становится аналогией стихотворений современных ему поэтов – английского (Байрон “Тьма”) и русского (Баратынский “Последний поэт”). Об этом стихотворении в прозе не раз упоминали в западноевропейской прессе, и, может быть, о нем знал и Пушкин, хотя оно было ему чуждо по своей философской направленности; зато образ гигантского дикого петуха, обладающего человеческой речью и пророческим даром, запоминался, сливаясь с образами других петухов в мировой литературе»793793
  Алексеев М.П. Заметки на полях. В сб.: Временник Пушкинской комиссии. 1979. Л.: Наука, 1982. С.94. См. также: Кузнецов И.С. О трактовке одного античного сюжета в лирике Пушкина и Леопарди. В сб.: Владикавказские Пушкинские чтения, 1993. Историки литературы давно обратили внимание на почти полное совпадение дат жизни Пушкина (1799–1837) и Леопарди (1798–1837). Это обстоятельство стало толчком для выбора темы международной научной конференции «Александр Пушкин и Джакомо Леопарди» (Палермо, Сицилия, ноябрь 2005 г.).


[Закрыть].

Пушкин был знаком с творчеством другого своего современника, крупнейшего писателя итальянского Рисорджименто Алессандро М а н д з о н и (или Манзони, 1785–1873). Французский перевод его самого известного произведения – исторического романа «I promessi sposi» («Обрученные») дважды публиковался в 1828 году, а русский перевод этой книги Мандзони, выполненный Н.И. Павлищевым, мужем сестры поэта, печатался в пушкинской «Литературной газете» в 1831 году. Пушкин нащупывал свои подходы к исторической литературе: оставив незавершенным «Роман о Царском арапе», он изучал Карамзина, хроники и летописи, написал историческую драму «Борис Годунов», приступил к сбору материалов к истории Пугачёва. Зарубежный опыт ему был важен, отсюда интерес к Вальтеру Скотту и Алессандро Мандзони (впрочем, этому жанру отдали дань и Проспер Мериме в «Хронике времен Карла IХ», и Оноре Бальзак в «Шуанах»). Сам Мандзони не отрицал, что шел вслед за Вальтером Скоттом, у которого научился понимать и изображать взаимозависимость «судьбы человеческой» и «судьбы народной».

Отзыв Пушкина о романе «Обрученные» сохранили нам воспоминания А.П. Керн: «Я ничего прелестнее не читал» (подлинник по-французски). Эти слова подтверждаются мемуарным свидетельством С.А. Соболевского: «Пушкин, хоть и высоко ценил Вальтера Скотта, ставил “Обрученных” выше всех его книг». Ю.М. Лотман в одной из своих последних статей («Выход из лабиринта», о творчестве итальянского писателя Умберто Эко, 1989) заметил, что Пушкин со всем основанием говорил о влиянии Вальтера Скотта на Мандзони: «приключения влюбленной пары на фоне широко описанных исторических событий».

Влияние Мандзони на Пушкина предполагал Адам Мицкевич: «Что происходило в душе его? Воспринимала ли она безмолвно в себе дуновение этого духа, который животворил создания Манзони <…>»794794
  Цит. по: Пушкин в воспоминаниях… Т.1. С. 129.


[Закрыть].

Переклички пушкинской «Капитанской дочки» и «Обрученных» Мандзони убедительно показал Н.П. Прожогин в своем римском докладе в 1999 году. Он же сравнил пушкинскую концепцию исторического романа с взглядами Мандзони и усмотрел параллели в текстах проекта вступления к исторической драме «Борис Годунов» и идеями итальянского писателя, содержащимися в его предисловии к исторической трагедии «Граф Карманьола». Выдающийся итальянский пушкинист Этгоре Ао Гатго предположил, что прощание Татьяны с родными местами (в седьмой главе «Евгения Онегина», окончена 4 ноября 1828) может быть «отдаленным отзвуком» аналогичного эпизода с героиней романа Мандзони Лючией. Профессор Серена Витале в свою очередь, ссылаясь на А. П. Керн, указывает, что Пушкин прочел «Обрученные» именно в 1828 году795795
  Marcialis Nicoletta. Addio monti…: Tatiana, Lucia e le loro sorelle (a proposito di un’osservazione di Ettore Lo Gatto) // Europa Orientalis – ХП. Studi e ricerche sui paesi e le culture del’Est Europeo. 1993, № 2, p. 21–28; Vitale Serena. Manzoni in Russia // Manzoni Europeo, a cura di G. Pontiggia. Milano, 1984.


[Закрыть]. Подмечена также определенная связь содержания стихотворения Пушкина «Наполеон» и оценок, содержащихся в оде Алессандро Мандзони «Пятое мая»796796
  Prozogin Nikolaj. Puškin e Manzoni в сб.: Puškin, la sua epoca e l’Italia / Atti del Convegno Internazionale di studi. Roma, 21–23 ottobre 1999 / A cura di Paola Buoncristiano. Soveria Manelli: Rubbettino editore, 2001, p. 171–179; Александров В. Люди и книги. Сб. статей. М.: Сов. пис., 1956. С.380; см. также: Garlandi P. Il 5 Maggio di Alessandro Manzoni ed il Napoleone di A.Puškin, in «Gazzetta Letteraria» №18, 1894. Прожогин Н.П. Пушкин и Мандзон // Сб. Московский пушкинист–VII. Наследие, 2000, с. 359–375.


[Закрыть]. Не случайно Пушкин включил Мандзони в список чтения Онегина, наряду с Руссо, мадам де Сталь, Тиссо и другими европейскими авторами («ЕО», глава VIII). Среди пушкинских рукописей сохранилась пространная выписка из трактата Мадзони «Osservazioni sulla morale cattolica» («Заметки о католической морали»): «Но кто чистосердечно ищет истину, должен, вместо того, чтобы пугаться смешного, – сделать предметом своего исследования самое смешное»797797
  Цит. по: Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты, М.; Л., 1935. С. 555.


[Закрыть].

Через Д. Фикельмон Пушкин брал у секретаря австрийской миссии в Петербурге итальянца графа Луиджи Литта том произведений Мандзони. В библиотеке самого Пушкина сохранилось парижское 1834 года издание упомянутых «Заметок о католической морали»798798
  Модзалевский Б.Л. Библиотека А.С. Пушкина. Библиографическое описание. СП., 1910. С. 281, № 1130.


[Закрыть].

Отметим, что интерес был обоюдным. Тот же Соболевский сообщает 20 февраля 1832 года С.П. Шевырёву из Милана: «Вчера познакомился с Manzoni… желает узнать кое-что о Русской литературе; называл мне Пушкина и Козлова…»799799
  Цит. по: Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина: в 4 т., т. III. М.: Слово, 1999. С. 453–454. Знаком был с Мандзони и В.А. Вяземский, а В.А. Жуковский гордился томиком Мандзони с дарственной надписью автора.


[Закрыть].

В новейшем юбилейном сборнике «Пушкин и Италия», опубликованном московской Библиотекой иностранной литературы, его составитель В.Т. Данченко справедливо заметил: «Многогранность Пушкина вполне сказалась в его восприятии Италии – оно могло быть легкомысленным и даже фривольным, пример чему – случай с Ариосто; могло быть глубоким и постоянным – достаточно вспомнить его отношение к Данте; могло быть поверхностным, свидетельствующим не более чем о знании какого-то автора и сюжета; но бывали моменты, когда появление той или иной книги, ныне забытой, находило в Пушкине отклик неподдельно серьезный и обостренно личный»800800
  Пушкин и Италия. Под редакцией В.Данченко. ВГБИЛ им. М.И. Рудомино, М., 1999. С. 8.


[Закрыть].

Так произошло, в частности, с его отношением к итальянскому современнику, писателю Сильвио П е л л и к о (1789–1854). Философ, публицист автор трагедии «Франческа да Римини» (1815), переведенной Байроном, и трактата «Об обязанностях человека» (Dei doveri degli uomini), Пеллико был участником движения карбонариев, выступал против австрийской оккупации Италии, за что был приговорен к смертной казни, в последний момент замененной на 15-летнее тюремное заключению, 10 лет провел он в заточении в крепости Шпильберг, в Моравии. По освобождении он написал автобиографические записки «Мои темницы» (Le mie prigioni, 1832), принесшие ему европейскую литературную славу. Пушкин удивлялся: «Сильвио Пеллико десять лет провел в разных темницах и, получа свободу, издал свои записки. Изумление было всеобщее: ждали жалоб, напитанных горечью, – и прочли умилительные размышления, исполненные ясного спокойствия, любви и доброжелательства». (1836; XII, 99) Интересно, что среди тем, заданных импровизатору в пушкинских «Египетских ночах» фигурирует и «Весна из окон тюрьмы», навеянная книгой Пеллико «Мои темницы».

Рецензия Пушкина на русский перевод книги «Об обязанностях человека», выполненный Н. Хрусталёвым (1835), опубликованной в № 3 «Современника» за 1836 год, во многом отражает чувства, владевшие самим поэтом в конце жизненного пути. Пушкин даже сравнивает трактат Пеллико с Евангелием. «Книга «Dei doveri» разрешила нам тайну прекрасной души, тайну человека-христианина», – писал Пушкин и утверждал, что Сильвио Пеллико «в высшей степени принадлежит к сим избранным, которых Ангел Господний приветствовал именем человеков благоволения», а его творение – «книга, вся исполненная сердечной теплоты, прелести неизъяснимой, гармонического красноречия» (XII, 100). Это, пожалуй, одна из высших оценок, когда-либо вышедших из-под пера Пушкина-критика.

О пиетете, с которым Пушкин относился к Пеллико, немало написано. Андрей Донатович Синявский, рассказывая о пушкинском умении «равноудаленно» наблюдать за баталией, иронически вопрошает: «Как бы в этих обстоятельствах вел себя Сильвио Пеллико? Должно, молился бы за обоих – не убивайте, а если убили, так за души, обагренные кровью. Пушкин тоже молится – за то, чтобы одолели оба соперника. Осуществись молитва Пеллико – действительность в ее нынешнем образе исчезнет, история остановится…»801801
  Абрам Терц (Синявский А.Д.) Прогулки с Пушкиным. Париж: Синтаксис, 1989. С. 47.


[Закрыть].

Можно предположить, что драматическая судьба Пеллико интересовала Пушкина по многим аспектам: и как отзвук темниц его друзей декабристов, и как история мятежного карбонария. Пушкину довелось однажды услышать из высочайших уст, что и он принадлежит к этому племени вольнодумцев. Существует малоизвестная запись знаменитого разговора с Николаем I, состоявшегося в Московском Кремле 8 сентября 1826 года. Ее сделал со слов самого поэта молодой офицер Юлий Струтыньский: «Я никогда не был врагом своего государя, но был врагом абсолютной монархии. Государь усмехнулся на смелое признание и воскликнул, хлопая меня по плечу: – Мечтания итальянского карбонарства и немецких тугендбундов. Республиканские химеры всех гимназистов-лицеистов…»802802
  Цит. по: Ученые записки Горьковского государственного университета. Серия историко-филологическая. Вып.78, т.2, Горький, 1966. С. 678. Впервые эти мемуары были опубликованы в Кракове в 1873 году на польском языке.


[Закрыть].

К карбонариям имели причастность и два лицейских одноклассника Пушкина: Вильгельм Кюхельбекер и Сильвестр Броглио (Брольо) 803803
  Среди множества персонажей «Повестей Белкина» есть один с итальянским именем – Сильвио – герой «Выстрела». Имя это Пушкин выбрал не случайно. Многие комментаторы указывали, что прототипом этого персонажа стал кишинёвский приятель Пушкина и автор известных мемуаров о нем майор И. П. Липранди. Осмелюсь предположить, что поэт вспомнил и судьбу своего лицейского товарища итальянца Сильвестра (уменьшительное – Сильвио!) Брольо (Броглио, графа Касальборгоне). В справочнике Лазаря Черейского говорится: «Он уехал в Пьемонт, где участвовал в греческом национально-освободительном движении» (Черейский Л.А. Пушкин и его окружение. С. 45). Здесь явно географическая неувязка: Пьемонт – одна из самых удаленных от Греции областей Италии. Скорее всего, Брольо примкнул к итальянским карбонариям. Но Пушкин, до которого, вероятно, дошли слухи о присоединении Брольо к освободительному движению, придумал другую судьбу своему «итальянскому» герою: «Сказывают, что Сильвио, во время возмущения Александра Ипсиланти, предводительствовал отрядом этеристов и был убит в сражении под Скулянами» (VIII, 74). См. также Бельтраме Франка (Триест). Повесть «Выстрел» и проблема соотношения эпох // Сб. Московский пушкинист–VII. М., Наследие, 2000, с. 73–78.


[Закрыть]. В 1819 году в общество карбонариев вступил один из пушкинских кумиров Джордж Байрон.

Евангельская тональность книги С. Пеллико, ставшей предметом пушкинской рецензии, не случайна. «Требование стремиться к моральному совершенствованию, предъявляемое каждому карбонарию, неразрывно связано с культом Иисуса Христа. Карбонариям внушалась мысль, что Иисус Христос, великий мастер Вселенной, является первым карбонарием и покровителем карбонарского общества», – пишет историк804804
  Ковальская М.И. Итальянские карбонарии. М., 1977. С.11.


[Закрыть].

С.А. Фомичев не сомневается в том, что «у Пушкина судьба С.Пеллико должна была вызывать воспоминания прежде всего о В.К. Кюхельбекере. Достаточно сказать, что перевел с итальянского книгу “Об обязанностях человека” близкий к семье Кюхельбекера С.Н. Дирин, передававший письма последнего к родным для чтения Пушкину… Ведущим в тюремной лирике Кюхельбекера стал мотив духовного возрождения павшего человека, как правило, развитый в образах, почерпнутых в Ветхом и Новом заветах»805805
  Фомичев С.А. Поэзия Пушкина. Творческая эволюция. Л.: Наука, 1986. С.274–275.


[Закрыть].

Отметим, что пушкинский интерес к фигуре Пеллико разделяли многие русские писатели, его современники. Ф.И. Тютчев и В.А. Жуковский даже побывали в 1837 году в гостях у самого Сильвио Пеллико в Турине. (Тютчев в ту пору был российским поверенным в делах при дворе Сардинского королевства.) Любопытно, что отзыв Тютчева о Пеллико (в записке к Жуковскому накануне их встречи), где он назвал итальянского писателя «многострадальцем», почти дословно совпал с характеристикой итальянского писателя, данной Пушкиным в упомянутой рецензии – «кроткий страдалец»806806
  Цит. по: Пигарев К.В. Жизнь и творчество Тютчева. М., 1962. С.94. См. также: Янушкевич Александр Итальянские впечатления и встречи В.А. Жуковского: по материалам дневников, архива и писем поэта. В сб.: Русско-итальянский архив-2, / сост. Даниэла Рицци и Андрей Шишкин /Салерно 2002. С.301, 303; Nina Kauchtschisvili Silvio Pellico e la Russia, Milano, 1963.


[Закрыть].

…В октябрьский вечер 1998 года шумная ватага питерских, московских и итальянских пушкинистов, и среди них – ваш покорный слуга – переплыла на «вапоретто» венецианский Большой канал и высадилась на причале у площади Святого Марка. Все были возбуждены и обсуждали только что завершившееся заседание международной научной конференции «Пушкин – европеец», проходившей в эти дни на острове Святого Георгия под эгидой фонда «Джорджо Чини». Толпой пересекли площадь, направляясь в сторону наполеоновского павильона «Коррер», прошли под его аркой, перешли по мостику очередной канал и вдруг остановились как вкопанные перед большой мемориальной доской. Она сообщала, что «в этом доме жил и работал знаменитый писатель Сильвио Пеллико». «А вот и привет от Пушкина», – произнес проф. Ефим Григорьевич Эткинд. И все благоговейно замолчали…

И еще одно важное «сближение». Поэма «Анжело» (1833), написанная по мотивам пьесы Шекспира «Мера за меру», в некотором отношении – «самое итальянское» пушкинское произведение. И не только потому, что английский драматург в свою очередь почерпнул сюжет из новеллы «Эпитиа» итальянского писателя Джанбаттисты Джиральди Ч и н ц и о (1504–1573), врача по образованию и литератора по призванию, автора сборника «Сто сказаний» («Hecatommiti», 1565).

Пушкинист М.П. Алексеев предположил, что интерес Пушкина «к образу Анжело был столь велик, что он бросил свой перевод «Меры за меру», увлеченный задачей свободного пересоздания этого произведения, возможностью самостоятельной творческой работы над ним в пределах той же заданной темы»807807
  Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-историческое исследование. Л., 1984. С. 289. См. также: Черкасский С.Д. Два гения – один сюжет (Драма Шекспира «Мера за меру» и поэма Пушкина «Анжело»), в сб.: Пушкин и его современники, вып. 3(42) СПб, 2002. С. 80–106.


[Закрыть].

В соответствии со своими творческими задачами Пушкин изменил финал пьесы, перенес действие из Вены в Италию, сделал сюжет более сжатым и стройным. Он увлекся этим новым создаваемым им миром. «Анжело – лицемер – потому его гласные действия противуречат тайным страстям! А какая глубина в этом характере!», – записывает Пушкин в «Table-Talk» (1835–1836; XII, 160).

Средневековая трагедия позволила Пушкину (как и Шекспиру в цикле его знаменитых пьес) полностью погрузить читателя в жизнь и ренессансные страсти Италии, сродни боккаччивым. У Пушкина было особое отношение к поэме «Анжело», он гордился ею, не считая ее ни переводом, ни заимствованием. Как свидетельствует близкий друг поэта Павел Воинович Нащокин, Пушкин говорил: «Наши критики не обратили внимания на эту пиесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал». Безупречный итальянский «феодальный колорит» и чеканная поэзия отличают «Анжело». А вымышленный исторический фон поэмы совпадает с тем идеализированным представлением об «Италии счастливой», «заповеднике искусств», родине права, о котором говорилось в начале этой главы:

 
В одном из городов Италии счастливой
Когда-то властвовал предобрый, старый Дук,
Народа своего отец чадолюбивый,
Друг мира, истины, художеств и наук. (V, 107)
 

Как многие лучшие творения Пушкина, «Анжело» имеет одно поразительное свойство: время от времени оказываться весьма актуальным. Вспомните проблему, вставшую перед одряхлевшим дуком, – выбрать себе преемника, способного железной рукой навести порядок в государстве!808808
  См.: Фомичев С.А. Философская повесть А.С. Пушкина «Анжело». – Известия АН СССР. Серия литературы и языка, 1981, т.40, № 3. С.205–210; Розанов М.Н. Итальянский колорит в «Анжело» Пушкина. В сб.: статей к 40-летию ученой деятельности академика А.С. Орлова. Л., 1934. С.377–389; Сидяков Л.С. «Пиковая дама» «Анжело» и «Медный всадник» (К характеристике художественных исканий Пушкина второй Болдинской осени). В сб.: Болдинские чтения. Горький, 1979. С. 4., а также: ЕвсеневаЖ.Е. К характеристике главного героя в поэме «Анжело». В сб.: Болдинские чтения. Горький, 1990. С.164; Левин Ю.Д. Об источниках поэмы Пушкина «Анжело» /Известия АН СССР, отделение литературы и языка, 1968, т. ХХVII, вып. 3. С. 255–258.


[Закрыть]

* * *

Исследователей привлекло еще одно итальянское имя, встречающееся у Пушкина, – Ринальдо-Ринальдини. Сначала он упомянут в «полном» виде: «К счастью, нашел я в кармане подорожную, доказывающую, что я мирный путешественник, а не Ринальдо-Ринальдини». («Путешествие в Арзрум…», гл. I.) А затем еще раз, в «Дубровском», сокращенно: «Куда же девался наш Ринальдо?». Ринальдо Ринальдини – благородный итальянский разбойник, герой одноименного романа (1797) веймарского библиотекаря Христиана-Августа Вульпиуса (1762-1827); отличался светскими манерами. Устав от грабежа и разбоя, мечтает найти забвение на отдаленных островах Средиземного моря. Яркий представитель целой череды литературных героев, грабящих богатых и раздающих неправедно приобретенные блага бедным. Среди них – Робин Гуд, Шиндерханнес, Фра Дьяволо, Джесс Джеймс и Гаспарон вплоть до сицилийца Сальваторе Джулиано. Роман «Ринальдо Ринальдини» был широко известен и в русских переводах в начале ХIХ века. Готовя свой первый, лицейский сборник, Пушкин включил в список стихотворение «Ринальдо», текст которого, увы, не сохранился809809
  См.: Рукою Пушкина: Несобранные и неопубликованные тексты / Подгот. к печ. и коммент. Цявловского М.А., Модзалевского Л.Б., Зенгер Т.Г. М., Л., 1935. С. 166.


[Закрыть].

* * *

И последнее наблюдение в этом ряду. На протяжении всего своего литературного поприща Пушкин трижды обращался к образу итальянского сказочного героя Бовы-королевича, который был очень популярен и на Руси и даже попал в народный лубок. В Лицее, в 1815 году Пушкин начал было писать «Бову» в стиле шутливой сатирической сказки, но оставил работу незаконченной.

В 1822 году Пушкин делает обширный конспект «Истории итальянской литературы» Женгене, где его внимание привлекает рассказ о сказочном герое итальянского эпоса Бове из Антоны. В конспекте приведено и полное итальянское название источника: «Самая древняя из романтических поэм – Buovo d’Antona nel qual si tratta delle grande battaglie e fatti che lui fece, con la sua morte etc. in ottava rima, 1489 Venezia». (Бова из Антоны, в которой говорится о великих сражениях и деяниях, им совершенных, а также о его смерти и пр., в рифмованных октавах, 1489, Венеция.) В этом конспекте, со ссылкой на Ариосто, устанавливается место действия поэмы и дата ее написания: «Поэма была сочинена до 1348 года, времени смерти историка Виллани, упоминающего эту поэму, следовательно, сказка принадлежит первой половине ХIV века», – пишет Пушкин (оригинал по-французски). Поэт составляет довольно детальные планы такой героической поэмы. Наконец, в 1834 году Пушкин опять вспоминает о Бове, задумывая сказку вроде «Салтана» или «Мертвой царевны». От этого «проекта» остались только наброски плана и два стиха заключения (или вступления?):

 
Красным девушкам в забаву,
Добрым молодцам на славу. (XVII, 32)
 

Древняя итальянская романтическая поэма «Буово д’Антона» свободно вошла в мир русской сказки, срослась с фольклором. Рыцарская повесть превратилась в подлинно «народную книгу» (термин В.Я. Проппа)810810
  См.: Ончиков Н.Е. Бова Королевич сказочный и Бова Пушкина. – Пушкинский праздник за 1984 г. С.5; Кошелев В.А. Пушкин и «Бова Королевич». Рус. лит., 1993, №4. С17–34.


[Закрыть].

К сожалению, замысел остался неосуществленным, но в его итальянском колорите не приходится сомневаться. Уточним, что в списке героев числятся такие ставшие известными по другим пушкинским сказкам персонажи, как Дадон и Гвидон (от итальянского имени Guido, Гвидо, что означает «ведущий»). В <Арапе Петра Великого> есть реплика одной из героинь романа: «…Слыхали мы сказку про Бову-королевича да Еруслана Лазаревича». Эта пара «Бова– Еруслан» присутствует и в пушкинском послании Н. Гнедичу:

 
И с дивной легкостью меж тем летает он
Вослед Бовы иль Еруслана
То Рим его зовет, то гордый Илион,
То скалы старца Оссиана. (1832; III, 286)
 

Таким образом, замысел «Бовы» довольно последовательно проходит у Пушкина через все этапы творчества: 1814 год (отрывок из поэмы), 1822 год (наброски поэмы) и 1834 год (наброски сказки). В 1828 году он вспоминает об итальянской сказке в <Ответе на статью в «Атенее» об «Евгении Онегине»>: «Людская молвь и конский топ. (Выражение сказочное. Бова Королевич)» XI, 72.

После появления «Руслана и Людмилы» современники Пушкина уловили связь этой сказочной поэмы с фольклором, в том числе и европейским. Не случайно автор восторженной рецензии в журнале «Невский зритель» (июль 1820) пишет: «Теперь можно надеяться, что у нас расплодятся и бовы Королевичи и Ильи Муромцы»811811
  Замечания на поэму «Руслан и Людмила», в шести песнях, сочинение А. Пушкина. Цит. по: Пушкин А.С. Избранные сочинения / Сост. И примечания Соболева Л.И. М., Худ. Лит-ра, 1990, с. 531.


[Закрыть].

В черновом варианте песни второй «Евгения Онегина» говорилось, что няня на ночь рассказывала Ольге Лариной сказку про Бову (VI, 288). В письме П.Вяземскому из Михайловского (1825) Пушкин критикует суждения Н.Полевого об итальянской литературе: «В Италии кроме Dante единственно не было романтизма. А он в Италии-то и возник. Что ж такое Ариост? а предшественники его, начиная от Buovo d’Antonio до Orlando Inamorato?» (ХIII, 184)

Осенью 2003 года, во время поездки на Сицилию, мы с Галей посмотрели в маленьком, почти домашнем, кукольном театре Opera di Pupi в окрестностях города Катания, у подножия вулкана Этна, замечательное представление. Его сказочный герой отважно единоборствует с неверными. Это напоминало упомянутый выше пушкинский конспект, относящийся, правда, к другому итальянскому острову: «Бова в Сардинии сражается с сарацинами, часть избивает, часть обращает в христианство».