Текст книги "На грани, или Это было давно, но как будто вчера. Том 1"

На войне быстро взрослеют

В ожесточенных и изнурительных схватках иссякали и вражеские силы; удары противника ослабевали. Окончательно обескровленные и измотанные атаками наших подразделений, фашистские войска выдыхались. Тяжелые потери вынуждали немецкое командование прекратить контрнаступление. Но отказываться от планов овладеть Киевом противник не собирался, он настойчиво готовился к новому прорыву. Так, к концу ноября, после продолжительных и ожесточенных боев фронт постепенно стабилизировался. Армии Первого Украинского фронта нуждались в пополнении резервами, требовалось создать запасы горючего, боеприпасов, продовольствия. Двадцать восьмого ноября в войска дивизии пришел приказ: «Занять жесткую оборону с задачей: не дать возможности противнику прорыва нашего оборонительного рубежа».

За короткий период линия нашей обороны заметно укрепилась, представляя собой траншеи полного профиля. Пулеметные и стрелковые окопы были связаны между собой ходами сообщений, которые в свою очередь соединялись с опорными пунктами. Боевые порядки умело располагались на местности и были хорошо замаскированы.

Здесь, на передовой, во втором батальоне служил теперь уже малость поднаторевший в сложной фронтовой науке рядовой Анатолий Дружинин. Всему за двенадцать дней боев обучиться невозможно, но, как гласит пословица: «Век живи – век учись». Хотя этого времени хватило, чтобы Дружинин по звуку мог определить, какое оружие врага ведет огонь по их позициям и куда может угодить снаряд или мина. Всех тонкостей, что пришлось познать и чему еще предстоит обучиться, конечно, не описать. Но самое главное, теперь это был не тот необстрелянный в боях новобранец, который чуть больше десяти дней тому назад мало понимал, что ему нужно делать и зачем его сюда привезли. Перенеся на своей шкуре несколько штурмовых атак, артналетов и контратак противника, незаметно для себя Дружинин стал другим человеком. Он научился управлять своими чувствами и держать над собой контроль. Так на фронте формировались характер и воля. Теперь это был заметно возмужавший боец и, как говорится, стреляный воробей. На войне быстро всему учатся и быстро взрослеют.

 
                                       * * *
 

В напарниках с Лопатиным Анатолий дежурил на посту уже несколько дней подряд. За этот короткий период они успели привыкнуть друг к другу и подружиться.

Стефан Васильевич Лопатин – худощавый человек среднего роста с сединой на висках и внешностью настоящего воина. Он был на год старше матери Анатолия, потому и отношения у бойцов сложились как у заботливого отца с сыном. Родного отца, трагически погибшего в далеком тридцать первом году, Анатолий смутно, но помнил. Помнил и его похороны, а вот уточнять мелкие детали гибели всегда боялся, опасаясь услышать что-то страшное. Эту жуткую историю во всех подробностях он услышал от матери незадолго до своего отбытия в Тоцкие лагеря. В тот вечер вся семья уже улеглась спать. На улице шел проливной дождь, гремела пугающими раскатами гроза, а извилистые линии ярких молний периодически освещали темное помещение маленькой землянки. Спать совсем не хотелось, и они, лежа в постели, переговаривались между собой, вспоминая различные истории. Вот тогда Анатолий и попросил мать рассказать о том, как и при каких обстоятельствах погиб отец. А дело обстояло так…

После начатой в Казакской АССР коллективизации, дед Сергей испытывать судьбу своей многочисленной семьи не стал. Избегая раскулачивания, он в двадцать девятом году распродал свое немалое хозяйство и большую часть многочисленного скота, распределив запасы продовольствия между сыновьями. Оставив хутор в предместьях Акобы брошенным, он переехал в свой дом, расположенный в Джаныбеке.

Добротный бревенчатый дом с полуподвалом и большим приусадебным участком достался ему, как младшему сыну, от родителей. Перезимовав в доме деда, ранней весной родители Анатолия перебрались на постоянное место жительства в Эльтон. Своего жилья не было, семья вынуждена была снимать две комнаты и ряд хозяйских построек у Козловых. Дом у Козловых был большой, дети их давно разъехались, а хозяйство старики хоть и держали, но не крупное. Катухи и сараи стояли свободные. На подворье у молодой семьи Дружининых были куры, бараны, досталась от раздела крепкого хозяйства деда и молоденькая телочка. Имея при себе оборудование и кузнечный инструмент, отец без особого труда устроился на работу в колхоз, где самостоятельно организовал кузнечный цех. Его в только что образовавшемся коллективном хозяйстве попросту не было. Работы было много; кроме колхозных нужд отец выполнял и частные заказы, имея от этого ремесла дополнительный доход. Не зря говорят: «У кузнеца – что стукнул молотом, то копейка». Семья была достаточно большой: пятеро детей, – но родители справлялись. Уже следующей весной стельная телушка отелилась, и теперь, чтобы излишки молока не портились, требовалась их переработка.

– Ну што, Мари Ванна, почитай, цельный год мы с тобой в Эльтоне прожили́. Уже вон и тёлка наша коровкой стала́. Тяперяча и молочко своё есть. Што, так и будем до соседей бегать молоко сепарировать? Самим, наверное, сепаратор приобретать надыть, ты сама-то как думаешь? – задал вопрос Степан, понимая, что для производства сливок и масла нужен столь необходимый в домашнем хозяйстве аппарат.

– Да, Стяпан Сяргеич, надыть… Всего молока нам не продать, а значит, оно пропадать будет. Жарко уже на дворе, – согласилась с мужем Мария Ивановна, хлопоча возле посуды с молочной продукцией. – Можно, конечно, и у соседей через их сепаратор своё молочко пропущать, вот как сёдня. Так за енто дело тожеть сливки им отдавать надыть. Бесплатно нихто табе инструмент свой использовать не разрешит, – рассуждала по-хозяйски жена, прислушиваясь, не проснулась ли Валентина; самой младшей дочери в семье едва исполнилось два года. Сегодня девчушка что-то раскапризничалась и улеглась спать намного раньше обычного.

– Што ж, тады надыть в Жанбек ехать да покупать. Деньжонок я вроде поднакопил, на сепаратор должно хватить. Заодно можно на базар с собой сметану прихватить да яиц пару десятков. Глядишь, там и детишкам сладенького на енти деньги прикупить можно будет, а то и поменять яйца аль сметану на конфеты да пряники. Пущай детвора порадуется.

– И кады ты ехать тяперяча собрался́?

– Так, завтра у нас суббота?! Как раз базарный день! Вот завтра и надыть ехать. А чаво дело в долгий ящик откладывать? – твердо решил Степан, планируя скорую поездку.

– Ну раз завтра, так завтра, – согласилась супруга. В хозяйских делах она мужу никогда не перечила.

– Тока, пожалуй, схожу я, предупрежу Василя Михалыча, што на субботу мене отлучиться надыть. Тады можно будет и в путь-дорогу, – добавил Степан и, поправив фуражку, вышел во двор. Вечерело. На улице, как обычно, слышалась вечерняя суета села, не умолкал крик и визг играющей детворы, мычал и блеял скот, гремели у колодцев ведра, из хозяйских подворий доносился людской гомон. Теплый воздух весны наполнялся запахами отцветающей сирени, парного молока, дымом горящего кизяка и ароматом вкусно приготовленной пищи. Тихий майский день подходил к концу. Выйдя за двор, Степан поприветствовал соседа, закрыл калитку и направился к заведующему мастерскими отпроситься у него с работы на завтрашний день.

Дома Мария Ивановна принялась собирать мужа в дорогу. Сборы были не особо долгими: в трехлитровый бидончик она переложила сметану и поставила его в оцинкованное ведерко. Пустое пространство в ведре заполнила двумя десятками куриных яиц, аккуратно обвернув их двумя старенькими полотенцами. На базар все-таки муж едет. Приготовить надо все на завтра заранее. Чтобы продукция не испортилась, она опустила ее на веревке в колодец.

Утро в доме было ранним. Встали с постели еще до рассвета. Необходимо на хозяйстве управиться, да еще вовремя успеть на поезд: он стоит на станции всего пару-тройку минут, опоздаешь – можешь поездку отложить.

– Штой-то мене, Мари Ванна, на душе больно тяжко, – вздохнув через силу, неожиданно заявил муж. Опершись рукой на край стола, он, как это делают по обычаю старики, устало присел на лавку. – Вот прямо так тяжко, што аж ехать расхотелось. Да и сон, как назло, поганый приснился́, – поникшим голосом, сконфуженно добавил Степан.

Бросив свои женские хлопоты, Мария Ивановна подошла к мужу. Выглядел он неважно. Лицо бледное как полотно, обычно горящие огоньками озорные глаза мутны и тоскливы. Таким своего супруга ей видеть еще не приходилось.

– Да ты, Стяпан Сяргеич, никак захворал, на табе прямо лица нету. Сидишь вон как молоко белый, и глаза мутные, как с похмелья, – забеспокоилась Мария Ивановна, глядя на мужа. – Может, ты вчерась простудился на своёй кузне? Там скрозь сквозняки гуляют, а ты возля горна сваво потный день-деньской крутишься. Вот, может, тебе там и продуло?

– Да будя табе!.. Ничаво мене не продуло. Здоровый я! – запротестовал Степан. – Говорю же, на душе паскудно, да и сон нехороший приснился́.

– А што за сон? – озабоченно поинтересовалась супруга.

– Та-а-а так… Ерунда какая-то, – махнув рукой, слабым голосом протянул Степан. – Снится мене, енто уже под утро, што я с Михал Тимафеичем Сушилиным еду вдвоем с Агубы в Жанбек. А едем мы с нём скрозь лиман, – начал свой рассказ Степан, – смотрю я, а лиман-то наш… весь воды до краёв полный! Так нет штоб объехать, а я чрез ево пешим-то напрямик и пошёл. И вот прямо на середине ентова лимана я тонуть начал да водой захлёбываться. Ногами-то пытаюсь дна достать, а его и нету! Тады я стал кричать Михал Тимафеичу: помоги, мол, тону, плыть сил совсем нету! А он, самое главное, руки-то вроде бы как и тянет, а сам всё дальше и дальше от мене отходит. Барахтаюсь я, значит, в воде, захлёбываюсь и чую: хто-то мене ишо и ноги щипает. Глядь вниз-то… А под водой лебеди белые мене за ноги щиплют. Та так больно щиплют! Прям вот до сих пор ногам больно!.. – эмоционально рассказывал Степан, а сам изображал руками, как птицы ему во сне ноги клевали.

Послушала его рассказ Мария Ивановна, и ей самой не по себе стало. Вздохнув, она почувствовала, как по телу пробежала мелкая неприятная дрожь.