Текст книги "Вещная жизнь. Материальность позднего социализма"

Глава 2. Время в масштабе 1:72
Пластмассовая историчность советских моделей

Это грандиозная попытка преодолеть совершенно иррациональный характер простой подручности предмета путем его интеграции в новую, специально разработанную историческую систему – коллекцию.

Вальтер Беньямин. Пассажи[122]122
  Беньямин В. Коллекционер // Беньямин В. О коллекционерах и коллекционировании / Пер. С. Ромашко. М.: V-A-C Press, 2018. Цит. по: URL: https://www.colta.ru/articles/society/19044-valter-benyamin-kollektsioner-iz-konvolyuta-h-passazhi.


[Закрыть]

Когда в 1935 году советское руководство распорядилось о сооружении в Москве государственного выставочного центра, он задумывался как витрина советского сельского хозяйства, поэтому и получил название Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Через двадцать лет, на заре космической эры, в эпоху продолжавшейся индустриализации и урбанизации советского общества, акцент на сельском хозяйстве утратил былую актуальность, и в 1959 году выставочный центр переименовали в Выставку достижений народного хозяйства. В рамках переосмысления функций всесоюзной выставки павильону «Торф» присвоили новое название – «Юные техники»; теперь в нем выставляли работы школьников, выполненные в кружках, на станциях и в клубах юных техников: самодельный транспорт и сельскохозяйственное оборудование, масштабные модели пароходов и самолетов, макеты реальных и будущих космических кораблей.

Специальный павильон, отведенный на всесоюзной выставке юным техникам, свидетельствовал о значении, которое советские чиновники в сфере образования придавали факультативным занятиям детей школьного возраста. В ноябре 1917 года внутри Народного комиссариата просвещения РСФСР был учрежден внешкольный отдел, а в 1952 году Совет министров СССР принял постановление о единых организационных и учебных стандартах для кружков и клубов. На протяжении последующих десятилетий по всему Советскому Союзу возникали дворцы и дома пионеров, центры юных техников, школьные кружки и другие средоточия внешкольной деятельности[123]123
  Коваль М. Становление и развитие системы воспитательной деятельности внешкольных объединений: дис. … д-ра пед. наук. М., 1991; Зайцева М. К вопросу о роли учреждений внешкольной работы в воспитании социальной активности старшеклассников в 50–80 гг. ХХ века // Ярославский педагогический вестник. 2009. № 1. С. 90–94.


[Закрыть]. В 1988 году в Советском Союзе существовало 464 384 клуба и центра досуга – примерно в четыре раза больше, чем в 1950 году. Согласно официальной статистике, их посещало 7 500 000 школьников, причем особенной популярностью пользовались клубы и кружки технической направленности (2 132 659 детей)[124]124
  Романов А., Шувалов А. Генезис клубно-кружковой работы в педагогической практике России // Психолого-педагогический поиск. 2007. № 1. С. 117.


[Закрыть]. По данным переписи 1989 года, число школьников в возрасте от семи до семнадцати лет в СССР превышало 45 миллионов[125]125
  Итоги Всесоюзной переписи населения 1989 года. Т. 2: Возраст и состояние в браке. Ч. 1. Minneapolis: East View Publications, 1992. С. 11.


[Закрыть] – получается, что в произвольно выбранный отрезок времени приблизительно каждый шестой школьник посещал какие-либо кружки. Учитывая, как быстро менялся состав участников таких кружков, число советских школьников, за все время обучения успевших записаться в тот или иной кружок, скорее всего, было еще больше.

Стимулом к созданию технических кружков служил производственный дискурс, и задачи перед ними стояли практические: внести трудовую лепту в производительные силы советской экономики. Идея обучать технической грамоте школьников была заимствована из поздней дореволюционной педагогики, в первую очередь из трудов Евгения Медынского, видного теоретика внешкольного образования, продолжавшего работать и при новой власти[126]126
  Медынский Е. Внешкольное образование, его значение, организация и техника. М.: Наука, 1918. См. прежде всего главу 1 о значимости внешкольного образования в целом и главу 13 о музеях и технических выставках.


[Закрыть]. В 1920‐е и особенно в 1930‐е годы техническую грамотность все чаще связывали с гражданским долгом – служить своей стране как в мирное, так и в военное время[127]127
  О пропаганде авиации в раннем СССР см.: Palmer S. W. Dictatorship of the Air: Aviation Culture and the Fate of Modern Russia. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 103–124. В книге «Улица младшего сына» (в 1950 году получившей Сталинскую премию 3‐й степени) Лев Кассиль и Макс Полянский напрямую связывают увлечение главного героя авиамоделизмом с его героическим поведением на войне: Кассиль Л., Полянский М. Улица младшего сына. М.: Дет. лит-ра, 1949.


[Закрыть]. В павильоне «Юные техники» нашло отражение и дальнейшее, постсталинское развитие политической фантазии о вкладе школьников в народное хозяйство, также игравшей заметную роль в теории педагогики[128]128
  В 1957 году был основан специализированный журнал «Политехническое обучение», в 1960 году переименованный в «Школу и производство». Одним из его постоянных авторов был Юрий Столяров, на чьей педагогической концепции я уже останавливался в главе 1.


[Закрыть] и в советской подростковой научной фантастике[129]129
  В фантастической повести Виталия Мелентьева «33 марта. 2005 год» (М.: Гос. изд-во дет. лит-ры, 1957), действие которой разворачивается в 2005 году, советские школьники используют новейшее сельскохозяйственное оборудование, а в серии повестей Кира Булычева главная героиня, девочка-подросток с коммунистической планеты Земля конца XXI века, работает над передовыми научными экспериментами (Булычев К. Сто лет тому вперед. М.: Дет. лит-ра, 1978).


[Закрыть].

Мечтам советских энтузиастов внешкольного технического творчества не суждено было сбыться. Как позднее с горечью отмечали некоторые из них, практически ничего из их технических новшеств не удалось внедрить из‐за административной бюрократии, тормозившей их деятельность[130]130
  В ногу со временем // Моделист-конструктор. 1988. № 3. С. 2–3; Факел горит… но каким пламенем? // Техника – молодежи. 1990. № 3. С. 2–3; Кошев А. История и проблемы культурного технического развития рабочих кадров народов Северного Кавказа в 60‐е – начале 80‐х годов. Майкоп: Б/и, 1994. С. 91.


[Закрыть]. И все же школьные кружки и клубы, составлявшие часть советской технологической политики, а значит, и политического процесса в целом, участвовали в символическом производстве, оказавшем более заметное воздействие на советское общество. Официальная установка кружков, где дети изучали точные науки и моделирование, носила не только практический, но также педагогический и дисциплинарный характер. Знакомясь с техникой в теории и на практике, советские дети в свободное время, как предполагалось, не только закладывали фундамент собственного будущего, но и способствовали социалистическому прогрессу страны[131]131
  Булатов Н. Создание детских технических станций // Смена комсомола: документы, воспоминания, материалы по истории ВПО (1917–1962 гг.) / Под ред. В. Яковлева. М.: Молодая гвардия, 1964. С. 134–135.


[Закрыть]. Например, в панегирической статье об энтузиасте внешкольного технического образования, напечатанной в одном из технических журналов, говорилось, что «заслуженным уважением» он обязан настойчивым усилиям, направленным на то, «чтобы из озорных мальчишек со временем получились полезные обществу люди»[132]132
  Безродный В. Имя ему – педагог // Моделист-конструктор. 1970. № 3. С. 7.


[Закрыть]. На страницах главного советского педагогического журнала «Советская педагогика» теоретик школьного образования утверждал, что благодаря участию в кружках технической направленности у школьников появлялись «серьезные интересы», связанные с рабочими и инженерными специальностями, что в конечном счете вело к «формированию нравственного сознания» и воспитанию достойных граждан[133]133
  Гурин В. Творческий труд как средство формирования нравственного сознания и поведения старшеклассников // Советская педагогика. 1980. № 7. С. 54.


[Закрыть]. Кружки, объединявшие развитие страны и личности, составляли часть советской технополитики – понятия, предложенного Габриэль Хехт для осмысления «гибридных форм власти, сопряженных с техническими артефактами, системами и практиками»[134]134
  Hecht G. Introduction // Entangled Geographies: Empires and Technopolitics in the Global Cold War / ed. G. Hecht. Cambridge: MIT Press, 2011. P. 3. Подробнее о технополитике как стратегическом применении технологий ради достижения определенных политических целей см.: Hecht G. The Radiance of France. P. 15–17.


[Закрыть]. С точки зрения советской педагогической теории кружки были призваны содействовать техническому и промышленному развитию СССР и в то же время обеспечивать воспитание дисциплинированных и патриотичных советских граждан. В силу связи между советской технополитикой и внешкольными мероприятиями юные участники кружков подвергались идеологическому воздействию. Для проблематики данной главы особенно важно, что эта связь превращала материальные объекты их деятельности в объекты идеологические, наделенные политическими и историческими смыслами.

Чаще всего в технических кружках и клубах занимались конструированием моделей исторических и современных кораблей, самолетов и наземной техники. Упор на моделирование реальных транспортных средств в кружках эпохи позднего социализма – принципиальное отличие от деятельности аналогичных групп по интересам в сталинский период. С 1920‐х и вплоть до 1950‐х годов юные пионеры в основном конструировали настоящие летающие, плавающие или передвигающиеся по земле машины, только в миниатюре. Сходство с реальными транспортными средствами было необязательным[135]135
  Бабаев Н., Кудрявцев С. Летающие игрушки и модели. М.: Оборонгиз, 1946.


[Закрыть]. Такие же объекты создавали и участники кружков позднесоветской эпохи, но они все чаще конструировали именно масштабные модели, специально предназначенные для экспонирования. Развитие технологий производства пластмассы в послевоенные годы способствовало этой эволюции: появилась возможность поставить производство наборов для моделирования на поток. Но речь идет не о чисто технологической трансформации, так как материальная субстанция моделей была неразрывно связана с дискурсом и идеологией. Переход к статичным моделям-копиям побуждал советских любителей моделирования мыслить исторически, причем в категориях не столько классовых, сколько национальных границ и иерархий. Он подразумевал, что большевистская революция была не разрывом, а звеном в цепи исторического развития, и позволял проследить преемственность, роднящую средневековые восточнославянские государства, Московскую Русь, Российскую империю и Советский Союз. Наконец, конструирование исторических моделей отсылало к трактовкам истории, где на первый план выходили не трудящиеся массы, а великие люди, а значит, элитистская перспектива преобладала над эгалитарной.

Тезис о национальных – если не националистических – дискурсах, соседствовавших в интерпретациях истории в Советском Союзе с интернационалистическими и классовыми, нельзя назвать новым. Дэвид Бранденбергер и Кевин М. Ф. Платт отнесли поворот в сторону националистического понимания советской истории к концу 1930‐х годов, когда советское правительство искало новые формы мобилизации масс в условиях сложной международной обстановки и надвигающейся на Европу войны[136]136
  Brandenberger D., Platt K. M. F. Introduction: Tsarist-Era Heroes in Stalinist Mass Culture and Propaganda // Epic Revisionism: Russian History and Literature as Stalinist Propaganda / ed. K. M. F. Platt, D. Brandenberger. Madison: University of Wisconsin Press, 2006. P. 3–16; Brandenberger D. National Bolshevism: Stalinist Mass Culture and the Formation of Modern Russian National Identity, 1931–1956. Cambridge: Harvard University Press, 2002.


[Закрыть], а Ричард Стайтс показал, как в годы Второй мировой войны эта тенденция многократно усилилась[137]137
  Stites R. Soviet Russian Wartime Culture: Freedom and Control, Spontaneity and Consciousness // The People’s War: Responses to World War II in the Soviet Union / ed. R. W. Thurston and Bernd Bonwetsch. Urbana: University of Illinois Press, 2000. P. 171–186.


[Закрыть]. В этой главе я хочу дополнить дискуссию с другой точки зрения – проанализировать некоторые повседневные, материалистические механизмы, посредством которых национальное понимание советской истории вышло за рамки официального культурного производства, приобрело более широкую аудиторию и воплотилось в материальных предметах и их коллекциях.

Национальная историческая перспектива в кружках и центрах юных техников выглядела тем более убедительно, что ее преподносили как побочный продукт внешне чисто практических занятий, где дети учились изготавливать вещи своими руками и моделировать. Если мы заглянем в школьные и вузовские учебники и учебные планы – главное средство, при помощи которого советская власть стремилась насаждать среди населения господствующие модусы исторического знания, – то увидим, что на протяжении всей советской эпохи они придерживались марксистской трактовки истории как классовой борьбы и смены общественных формаций. В советских вузах историю преподавали в соответствии с теорией общественно-экономических формаций. Националистические интерпретации истории, получившие распространение при посредстве относительно маргинальных эпистемологических жанров и форм, таких как кружковая работа, – характерная примета позднесоветского общества. Здесь советские школьники учились собирать модели и параллельно усваивали исторические нарративы, в которых первостепенное значение придавалось не классам, а нациям, не массам, а великим людям.

Аффективность моделей и их коллекций – их способность демонстрировать промышленную и технологическую мощь СССР и выступать синекдохой исторического прогресса – играла важную роль в формировании и циркуляции национального исторического воображения в Советском Союзе на уровне повседневной культуры. Историческое знание, воспроизводимое таким образом в разных точках Советского Союза, вызывало тем большее доверие, что распространялось оно не централизованно: советские школьники черпали его из общения с моделистами-любителями, старшими товарищами и из технической литературы, равно как и производили его сами – буквально своими руками. Как я уже упоминал в первой главе, советская культура рассматривала машины и технику как символы исторического прогресса[138]138
  В этом отношении советская культура мало чем отличалась от культуры других стран глобального Севера: см.: Adas M. Machines as the Measure of Men: Science, Technology, and Ideologies of Western Dominance. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1989.


[Закрыть], собранные же школьниками масштабные модели – маленькие самолеты и корабли, помещавшиеся на книжной полке или письменном столе, – позволяли «одомашнить» эти символы, создав их миниатюрные версии. Процесс приобретал еще бóльшую многоплановость за счет историчности самих коллекций масштабных моделей, которые упорядочивали историю как зрелище, предназначенное для преимущественно мужского взгляда образованных советских энтузиастов моделирования.

Объекты моделирования под цензурой

Существует два основных способа изготовить масштабную модель: можно или собрать ее из специального готового набора деталей, или сделать из базовых материалов (ткань, дерево, картон и т. п.) с опорой на чертежи, исторические описания и фотографии[139]139
  Сборные модели фабричного производства появились, когда была изобретена технология литья пластмасс, применявшаяся для изготовления моделей с 1930‐х годов, а после Второй мировой войны масштабы производства постепенно росли; ранее же все модели изготавливали на заказ. См.: Green B. Modelling Scale Aircraft. Oxford: Osprey, 2012. P. 4–6.


[Закрыть]. Первый способ позволяет сэкономить усилия, но разнообразие моделей ограничено рыночным ассортиментом. Второй способ требует куда больше сил, времени и умения, поэтому, как правило, дети способны собрать такую модель только под руководством опытного специалиста. Однако в этом случае набор транспортных средств, которые можно взять за образец, практически неограничен. Поэтому основу советских домашних коллекций, собранных как школьниками, так и взрослыми, составляли пластиковые сборные модели, тогда как воссозданные по описаниям, чертежам и изображениям уникальные модели конструировались, а затем выставлялись в школьных кружках, клубах юных техников и дворцах пионеров.

«В историю входят не только люди, но и техника», – писал в 1969 году советский технический журнал «Моделист-конструктор» в одной из многочисленных статей, призывавших подростков попробовать себя в любительском моделировании[140]140
  Тарасенко А. Реликвия трудового подвига // Моделист-конструктор. 1969. № 5. С. 4.


[Закрыть]. В силу логики, рассматривавшей моделирование как часть исторического знания, ассортимент моделей для сборки в магазинах или чертежей на страницах журналов подвергался негласной цензуре. Наборы, разработанные для моделистов-любителей в СССР, включали в себя только сборные модели российской или советской техники, например броненосца «Потемкин», крейсера «Аврора», разных самолетов МиГ и Ту, а также советских танков. Доступны были сборные модели, произведенные в ГДР, Чехословакии и Польше, но и в их ассортименте преобладали советские машины, равно как и большинство чертежей, публикуемых в журнале «Моделист-конструктор», предназначались для сборки моделей российской и советской техники. Наконец, в клубах и кружках, где дети с нуля конструировали уникальные модели кораблей и самолетов, мастерили, опять же, почти исключительно советские машины[141]141
  НАРК. Ф. Р-2323. Оп. 1. Д. 63a. Л. 27–28; Д. 162, Л. 74.


[Закрыть].

Эта ситуация, при которой советским моделистам была практически недоступна несоветская техника, несколько изменилась в 1977 году, когда советские фабрики начали производить модели, разработанные в Англии. История импорта английского оборудования наглядно показывает значение, которое советские идеологи придавали масштабным моделям как объектам исторического знания. В середине 1970‐х годов в преддверии закрытия британской фирмы Frog, производившей сборные модели (и знаменитой, в частности, тем, что она утвердила масштаб 1:72 в качестве одного из стандартов моделирования самолетов), Министерство легкой промышленности СССР вступило в переговоры с ее материнской компанией, Dunbee-Combex-Marx, чтобы приобрести пресс-формы, применяемые для промышленного производства сборных пластиковых моделей. Советская сторона с самого начала отказалась покупать модели самолетов и судов, принадлежавших Центральным державам (Первая мировая война) и странам «оси» (Вторая мировая война)[142]142
  Lines R., Hellström L. Frog Model Aircraft, 1932–1976: The Complete History of the Flying Aircraft & the Plastic Kits. London: New Cavendish, 1989. P. 126–127, 195–197, 206–209; Свинков С. Неизвестная Ново // М-Хобби. 1995. № 4. С. 44–46.


[Закрыть]. В результате выбор сократился до ста двадцати моделей, с конца 1970‐х годов выпускавшихся в разных регионах СССР от Москвы до Ташкента. Советский Союз приобрел преимущественно модели британских и американских самолетов и кораблей межвоенного периода и времен Второй мировой войны[143]143
  Вплоть до лета 2018 года российские любители бывших моделей Frog, произведенных в СССР, поддерживали онлайн-энциклопедию Novokits.Ru, содержавшую подробную информацию обо всех моделях, купленных Советским Союзом у фирмы Frog, а также об их производстве и сбыте в СССР: URL: http://www.novokits.ru/ (сейчас страница недоступна).


[Закрыть].

Советская сторона настаивала на бартерной сделке, чтобы оплатить стоимость приобретенного оборудования произведенными сборными моделями. Dunbee-Combex-Marx учредила Novo, британскую фирму, занимавшуюся упаковкой и распространением моделей для сборки, поставляемых из СССР. Предназначенные для международного рынка комплекты советского производства оформлялись так же, как продукция западных производителей: на упаковке помещали псевдореалистическое изображение батальной сцены с участием прототипа модели, его полное наименование и основные технические характеристики, краткую историю разработки и эксплуатации, подробные инструкции по сборке. Дизайн упаковки сборных моделей для внутреннего рынка – рассчитанных на советских покупателей – выглядел гораздо проще и утилитарнее; разницу можно увидеть на ил. 2.1 и 2.2.

Ил. 2.1. Дизайн коробки модели бомбардировщика Fairey Barracuda, произведенной в СССР для западноевропейского рынка под маркой Novo. Конец 1970‐х годов.

Ил. 2.2. Дизайн коробки модели бомбардировщика Fairey Barracuda, произведенной в СССР для внутреннего рынка. Конец 1970‐х или 1980‐е годы.

Сборные модели западных самолетов и кораблей, выкупленные у фирмы Frog, за редким исключением продавались в СССР без указания наименований, технических характеристик и описания истории прототипов. Например, модель бомбардировщика Barracuda времен Второй мировой войны позиционировалась как «сборная модель самолета» (ил. 2.2[144]144
  Модель, аналогичная сборной модели на ил. 2.1.


[Закрыть]), причем под тем же общим наименованием на советском рынке можно было найти десятки других моделей британских и американских самолетов. Модели знаменитых британских истребителей времен Второй мировой войны, Supermarine Spitfire и Hawker Hurricane, продавались как «фронтовой истребитель» и «истребитель» соответственно. Корабль HMS Hero фигурировал как «эсминец», HMS Torquay – как «противолодочный корабль», а HMS Royal Sovereign – как «броненосец». К тому же британские сборные модели, продававшиеся в советских магазинах, не снабжали ни исторической справкой о прототипе, ни декалями (переводными картинками, имитировавшими национальную маркировку), ни схемами раскраски.

Иначе говоря, многие модели иностранных кораблей и самолетов, лишенные идентичности и утратившие связь с историческим контекстом, позиционировались как объекты чисто практической ценности, что подчеркивали обязательная фраза «Для технического творчества детей от 10 лет и старше» и нейтральный дизайн коробки без национальных флагов. Собранная модель представляла собой изделие из некрашеного пластика без опознавательных знаков и имени – технический, а не исторический объект. Лишь иногда молчание об историческом прототипе модели нарушал рассказ о его эксплуатации в советских вооруженных силах. Сборные модели истребителей Curtis P-40 и Bell P-39, в годы Второй мировой войны поставляемые в СССР по ленд-лизу, сопровождались наименованиями прототипов и краткими историческими очерками об их службе в Военно-воздушных силах РККА. Инструкция по сборке P-39 начиналась с короткой справки о советском асе Александре Покрышкине, летавшем на этом самолете, где были перечислены звания и награды летчика, а также упомянуты пятьдесят девять сбитых им вражеских самолетов. К модели прилагались декали и рекомендации по раскраске[145]145
  Здесь уместнее говорить о тенденции, чем о строгой закономерности. Так, истребители Spitfire и Hurricane поставлялись в СССР по ленд-лизу, однако их модели выпускали без названия, тогда как модель бомбардировщика Avro Lancaster, не поставлявшегося в СССР, продавалась под собственным именем.


[Закрыть].

Несмотря на анонимность моделей, их способность выступать носителями исторических и идеологических смыслов неоднократно оборачивалась приостановкой или полным прекращением производства. В одном из апрельских выпусков 1985 года газета Daily Telegraph упомянула, что «Комсомольская правда» развернула кампанию против производства и продажи советских моделей британских реактивных самолетов Harrier и бомбардировщиков Vulcan, используемых войсками НАТО, хотя выпускали их без опознавательных знаков и без указания названия на коробке. В результате кампании производство приостановили[146]146
  Об этом сказано в газете Daily Telegraph от 13.04.1985, приводится по: Lines R., Hellström L. Frog Model Aircraft. P. 135.


[Закрыть]. Один из моих информантов рассказал о схожих эпизодах, обсуждавшихся в кругу советских моделистов-любителей. Например, когда в минской газете вышла статья, автор которой с возмущением писал, что США используют самолет F-4 Phantom во Вьетнаме, и вопрошал, как могут в СССР производить такие модели, выпуск модели американского истребителя был временно прекращен. Другой случай: говорили, что директор фабрики детских игрушек в Сухуми, ветеран Великой Отечественной войны, якобы пытался уничтожить пресс-форму для модели британского самолета DH Sea Venom, приняв его за фашистский Focke-Wulf 189[147]147
  Письмо Олега Касаткина автору от 09.09.2014.


[Закрыть]. Хотя эти рассказы трудно проверить, их широкое распространение среди моделистов-любителей само по себе симптоматично: они обнажают материалистическую логику, в которой сборные модели были сопряжены с определенными историческими модусами, уместными или неуместными в советском культурном контексте. В масштабных моделях воплотилось присущее советской технополитике историческое воображение. Оно требовало подчеркивать национальный взгляд на технический прогресс – что с точки зрения некоторых означало умаление других, «чужих» видений истории, – чтобы внушить советской молодежи гордость за свою страну. Еще одним ключом к историческим смыслам, которые любители усваивали и впитывали благодаря масштабным моделям, может служить анализ фетишистского внимания к деталям в советском моделировании.

Фетишизм детали

Если модели западной техники и транспорта усилиями советских чиновников изымались из исторического контекста, то историческое значение советских и российских моделей, наоборот, всячески превозносилось. Занимался ли человек стендовым моделизмом самостоятельно или в кружке, он неизменно получал рекомендации по сборке моделей российских или советских кораблей, самолетов или сухопутных машин; моделистов активно поощряли окунуться в историю прототипа модели, узнать о ней как можно больше и собрать модель в полном соответствии с оригинальной конструкцией и схемой раскраски. Тем самым фетишизация деталей становилась ключевой составляющей в деятельности юных моделистов. В классическом руководстве для кружков судомоделизма «Юный кораблестроитель» Сергей Лучининов утверждал, что занимающиеся в них дети должны научиться «изготовить в точном масштабе дельные вещи – кнехты, киповые планки, якори, шпили, иллюминаторы, штурвалы, отличительные огни, сшить паруса, если модель парусная»[148]148
  Лучининов С. Юный кораблестроитель. М.: Молодая гвардия, 1955. С. 4.


[Закрыть]. В кружках авиамоделистов нередко скрупулезно, в мельчайших деталях воспроизводили устройство кабины пилота, хотя в готовой модели она часто была скрыта от глаз. Окраска и декали также должны были отсылать не к какому-то абстрактному самолету, а к конкретному моменту в истории прототипа, в идеале с номером, принадлежавшим выдающемуся летчику, на борту, в цветах и маскировке его полка. Приверженцы любительского моделирования настаивали, что такие модели дают возможность прикоснуться к истории и сокращают расстояние между известными историческими личностями и школьниками. Видный моделист-любитель, в 1975 году выступавший с докладом на всероссийском конкурсе моделистов школьного возраста, отчетливо сформулировал суть этой логики: «Несколько слов о моделях-копиях. Большинство представленных на соревнованиях копировали советские самолеты. Это очень хорошо, что на соревнованиях авиамоделистов-школьников всячески поощряется стремление строить модели, похожие на настоящие самолеты. При постройке модели-копии школьник как бы соприкасается с ее творцами и летчиками, которые одерживали победы над врагом в воздухе»[149]149
  Малик С. Большой смотр авиамоделизма // Моделист-конструктор. 1975. № 1. С. 47.


[Закрыть].

Именно детали превращали модели из технических объектов в исторические, одновременно вовлекая советских энтузиастов в национальный исторический дискурс. В конце концов, любая модель – прежде всего знак, где означаемым является ее прототип. Если рассуждать в категориях семиотики, то в классификации Чарльза Пирса модели относились бы к иконическим знакам, у которых связь между означающим и означаемым построена на визуальном подобии. У моделей, лишенных деталей, будь то миниатюрные плавающие или летающие машины, составлявшие основу моделирования с 1920‐х и до 1950‐х годов, или безымянные копии западных самолетов и кораблей, продаваемые в СССР после 1977 года, функцию означаемого выполняли абстрактные самолеты и корабли – продукты технического прогресса. Детали же, наоборот, помещали модель в определенный исторический контекст, наделяя ее конкретным историческим значением. В упомянутом руководстве Лучининова призыв воспроизводить мельчайшие детали, добиваясь идеального сходства модели с оригиналом, соседствует с напоминанием, что юным кораблестроителям, собирающим модели российских или советских судов, необходимо безупречное знание истории[150]150
  Лучининов С. Юный кораблестроитель. С. 4. Автор имеет в виду кругосветное плавание, в 1819–1821 годах совершенное русскими путешественниками, оказавшимися в числе первых, кто исследовал антарктические льды; эти наблюдения впоследствии подавались дореволюционными и советскими историками как «открытие» Антарктиды.


[Закрыть]. Все советские пособия и книги по судомоделизму открывались пространным экскурсом в историю российского и советского мореплавания[151]151
  Лучининов С. Юный кораблестроитель. С. 7–47; Максимихин И. Как построить модель корабля: пособие для учащихся. Л.: Госучпедгиз, 1956. С. 5–16; Дремлюга А., Дубинина Л. Юному судомоделисту. Киев: Радянска школа, 1983. С. 3–9, 21–37.


[Закрыть]. Связь между деталью и историей характеризовала и другие виды любительского моделирования. В приведенных ниже рекомендациях из авторитетного руководства по авиамоделизму «Самолет на столе» 1989 года угадывается та же логика связи между знанием истории и фетишистским вниманием к деталям[152]152
  Говоря о фетишизме детали в моделировании, я отталкиваюсь от дискуссий о фетишизации фактов и документов в истории как академической науке. См.: Carr E. H. What Is History? London: Palgrave Macmillan, 2001; Munslow A. Deconstructing History. London: Routledge, 2006.


[Закрыть], активно поощряемым среди юных моделистов:

«Выбирая для работы модель самолета, желательно иметь о нем, кроме подробного чертежа, максимум информации: имя конструктора и название фирмы-изготовителя, летные данные, характерные отличия, время изготовления, характер возникавших при доводке и эксплуатации изменений и т. п. Наиболее полную информацию по этим вопросам дают специализированные журналы, например, отечественные „Моделист-конструктор“, „Крылья Родины“ ‹…› В этих изданиях нередко помещаются монографии, посвященные определенным типам машин, сопровождающиеся довольно подробными чертежами самолета в целом, его узлов и т. п., фотографиями, схемами раскраски, описанием его участия, например, в боевых действиях, если это – самолет военный; рассказывается, кто и насколько удачно на нем летал и каких добился успехов. Но, как правило, для более полной картины следует привлекать другие источники: журналы, фотографии из периодических изданий, книг, мемуаров и т. п. После того как объект для изготовления выбран, все материалы информационного характера необходимо собрать в одной папке»[153]153
  Лагутин О. Самолет на столе. М.: Изд-во ДОСААФ СССР, 1988. С. 5.


[Закрыть].

Фетишизм детали – всячески поддерживаемый в кружках – требовал создания домашнего исторического архива. В процитированном отрывке этот совет четко проиллюстрирован рекомендацией использовать отдельные папки для хранения материалов по каждой модели. Отправной точкой для архива служили краткие исторические справки об эксплуатации прототипа в российских или советских вооруженных силах, прилагаемые к инструкциям по сборке моделей, но предполагалось, что они лишь подогревают желание узнать об истории прототипа как можно больше. Чтобы удовлетворить любопытство, моделистам следовало обратиться к «специализированным журналам ‹…› фотографиям из периодических изданий, книг, мемуаров и т. п.» и перенести нужные материалы в «одну папку», воспроизведя у себя дома часть этого обширного исторического архива. Его составными элементами были не классы или производственные отношения, как того требовал исторический материализм, а технические объекты, их конструкторы, а также выдающиеся люди, пользовавшихся ими.

Далее моделистам предлагались разные возможности работы с архивом. Руководители кружков моделирования во дворцах пионеров и клубов юных техников устраивали экскурсии на аэродромы, в морские порты или на военные базы, где их подопечные знакомились с настоящей техникой и людьми соответствующих профессий. Государственные клубы моделистов в обязательном порядке проводили также встречи с ветеранами Великой Отечественной войны, а руководители кружков читали лекции на исторические темы. Как правило, в течение учебного года проходило несколько таких мероприятий[154]154
  НАРК. Ф. Р-2323. Оп. 1. Д. 63a. Л. 68–69; Д. 126. Л. 75, 87.


[Закрыть]. Еще моделистам советовали читать специализированные и популярные технические журналы и книги. В приведенном выше отрывке Олег Лагутин отсылает читателей, в частности, к «Моделисту-конструктору», публиковавшему точные чертежи моделей, но неизменно предпосылавшему им рассказы о патриотических или, по крайней мере, назидательных эпизодах из истории эксплуатации прототипов. Так, в 1982 году журнал «Моделист-конструктор» начал печатать серию схем и изображений исторических самолетов-истребителей; серия продолжала выходить в 1983 и 1984 годах и охватила период от Первой мировой войны до войны во Вьетнаме. Статьи содержали сравнительный обзор наиболее значительных моделей каждой страны, показывая, как технологические новшества, введенные одним производителем, провоцировали волну изменений в военно-воздушных силах всех государств. Однако подробные схемы приводились только для самолетов, созданных для российского и советского воздушного флота или хотя бы использовавшихся в нем; в статьях описывались эпизоды из истории их эксплуатации, упоминались летавшие на них выдающиеся асы и вклад каждого самолета в военные действия. Первая статья из этой серии была посвящена ранним истребителям времен Первой мировой войны. Так как к ее началу Российской империи не удалось обзавестись собственными истребителями, автор уделил основное внимание французскому Morane-Saulnier G, который Россия закупила перед войной. Статья начиналась с описания первого в истории применения воздушного тарана против вражеского самолета, осуществленного русским авиатором Петром Нестеровым, летавшем на самолете Morane-Saulnier G, что и обеспечило этому истребителю место в пантеоне советской авиации.

В распоряжении моделистов, желавших собрать модель этого самолета, оказалась только одна схема раскраски и один набор опознавательных знаков – повторявшие облик самолета, на котором Нестеров в последний раз поднялся в воздух. Чтобы дополнить архив исторических знаний, собираемый юными моделистами, автор привел похвалы в адрес летчика из дореволюционных газет: «Итак, начало бою в воздухе положено. И первым бойцом явился он, русский герой, носитель венца славы за мертвую петлю, – Петр Николаевич Нестеров». Как само собой разумеющееся представлялось то, что героем статьи был офицер царской армии и дворянин, представитель класса, который большевики считали своим главным врагом, и что его отношение к «первой мировой империалистической войне» было исполнено достоинства и патриотизма, обусловленных его классовым происхождением. В статье приводилась клятва, которую якобы дал Нестеров перед вылетом: «Я даю вам честное слово русского офицера, что этот австриец перестанет летать!». Трудно придумать что-то более далекое от «пораженчества» и призыва «превратить империалистическую войну в гражданскую», о которых писали в советских учебниках истории[155]155
  История СССР: учебник для 10 класса средней школы / Под. ред. А. Панкратовой. М.: Учпедгиз, 1952. С. 138–174; История СССР: эпоха социализма / Под ред. С. Сераева. М.: Просвещение, 1973. С. 11–13, 32–35; Новая история, 1871–1917: учебник для 9 класса средней школы / Под ред. А. Аверьянова и др. М.: Просвещение, 1987. С. 228.


[Закрыть]. В данной серии это была первая статья, где прослеживалась эволюция истребительной авиации от ранних образцов до реактивных истребителей третьего поколения. Вместе с тем, возводя истоки современной советской авиации к дореволюционным моделям самолетов, автор показывал историческую преемственность между Российской империей и Советским Союзом, косвенно подрывая представление об Октябрьской революции как радикальном разрыве с имперской Россией.

В судомоделизме эта тенденция проступала еще более отчетливо: в многочисленных публикациях о моделях кораблей Киевской или Московской Руси и Российской империи подчеркивалась находчивость русских кораблестроителей, применение ими передовых технологий и их изобретения, мужество русских моряков во всех войнах на море и первенство русских мореплавателей в освоении мировых океанов. Тот же акцент заметен в деятельности кружков: от руководителей в обязательном порядке требовали читать ученикам лекции по истории русского флота «с древнейших времен»[156]156
  НАРК. Ф. Р-2323. Оп. 1. Д. 162. Л. 74.


[Закрыть]. Упор на историческую преемственность побуждал моделистов-любителей, по сути, мыслить советскую историю в примордиалистских категориях, где советское приравнивалось к русскому, а история страны начиная со Средних веков интерпретировалась как линейное и прогрессивное развитие. По меньшей мере в двух случаях авторы книг о судомоделизме, обращаясь к многонациональной советской аудитории, упоминают восточных славян, населявших Киевскую Русь, как «наших предков»[157]157
  Лучининов С. Юный кораблестроитель. С. 7; Дремлюга А., Дубинина Л. Юному судомоделисту. С. 21.


[Закрыть]. На коробке модели российского фрегата «Орел» (ее выпускали в 1980‐е годы) был помещен следующий текст:

«История кораблестроения начинается с древнейших времен. В военно-морском искусстве славян, их корабельном деле было много самобытного, что отличало их от кораблестроителей стран Средиземноморья. Славяне строили ладьи, одинаково пригодные для речных и морских плаваний. Они были устойчивы и обладали хорошей маневренностью. Ладьи прослужили много веков как самые крупные грузовые и военные суда.