Текст книги "Драматическая трилогия (сборник)"
Автор книги: Алексей Константинович Толстой
Жанр: Русская классика, Классика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Действие второе
Покой во дворце Иоанна
Захарьин и Годунов.
Годунов.
Уж битый час он с а́нглийским послом
Сидит один. Приказ он отдал строгий,
Чтоб не впускали никого.
Захарьин.
Борис!
Уж не ошиблись ли с тобою мы?
Не кротким он владыкой свой престол
Приял опять.
Годунов.
Что было делать нам!
Захарьин.
Борис! Борис! Когда б не вышло хуже,
Чем было прежде! Ведомо ль тебе,
О чем они толкуют?
Годунов.
Да, отец мой,
Хотя б и рад я был того не ведать:
С царицею царь хочет развестися
И сватает себе через посла
Племянницу великой королевы,
Хастинскую княжну.
Захарьин.
Помилуй бог!
Осьмого брака хочет он? Я ведал,
Что прежде преступленья своего
Он помышлял об этом, но теперь —
Теперь, когда едва лишь отказался
От схимы он, теперь – не может быть!
Ты точно ль знаешь?
Годунов.
Он мне сам сегодня
То объявил.
Захарьин.
А ты что отвечал?
Сказал ли ты ему, что грех великий
Он затевает? Что в его лета,
При горестных невзгодах государства,
Не о женитьбе думать, но о том,
Как землю поддержать?
Годунов.
Нет, мой отец.
Захарьин.
Нет? Не сказал?
Годунов.
Нет, мой отец, – не время.
Он не забыл, что свой венец вчера
Хотел сложить. От мысли, что он власти
Лишиться мог, она ему теперь
Еще дороже стала, словно он
Какой ущерб вознаградить в ней ищет.
Все, что с тобой для блага государства
Через него мы учинить хотели б,
Теперь скрывать должны мы от него
И нашу мысль в нем зарождать незримо,
Чтобы ее не нашей мыслью он,
Но собственной считал.
Захарьин.
Ты прав, Борис;
Его всегда ты сердце лучше ведал.
Чини ж как знаешь, но, во что б ни стало,
Ты удержи его.
Годунов.
И днем и ночью
Лишь об одном, отец, я помышляю:
И как и чем удерживать его?
Но я ищу возможности напрасно —
Нет приступу к нему!
Захарьин.
Тогда, Борис,
Ошиблись мы! к беде нас приведет
Его гордыня, если ты ее
Направить не сумеешь.
Годунов.
Дай совет мне!
Захарьин.
Не мне тебе советовать, Борис.
Тебя Господь искусством одарил
И мудрости уклончивой сподобил.
Недаром ты снискал любовь царёву,
А от грехов и темных дел его
Остался чист. Храни ж свое уменье
И делай сам. Лишь одного страшись:
Не забывай, что не себе ты служишь,
Но всей земле, что ум от честолюбья
Недалеко и что порой опасен
Окольный путь бывает для души!
Годунов.
Как рад бы я, отец мой, без уклона
Всегда вперед идти прямым путем!
Но можно ль мне? Ты знаешь государя,
Ты знаешь сам противников моих
И как они высматривают случай,
Чтоб устранить иль извести меня.
Что делать мне? Я должен неусыпно
За кознями врагов моих следить
И хитрости противоставить хитрость
Иль отказаться должен навсегда
Служить земле.
Захарьин.
Избави Бог тебя!
Ты Богу дашь о ней ответ! Борис,
Судьба Руси в твоих руках!
Годунов.
О, если б
Она была в моих руках! Я знал бы,
Что́ делать мне! Пусть только б царь Иван
Хоть месяц дал мне править государством!
Ему б в один я месяц доказал,
Какие силы русская земля
В себе таит! Я б доказал ему,
Что́ может власть, когда на благодати,
А не на казнях зиждется она!
Но тяжело, отец мой, все то видеть —
И лишь молчать бессильно!
Стольник отворяет дверь.
Стольник.
Царь идет!
Иоанн (входит с грамотами в руках).
Нам пишет Шуйский: в королевском стане
От голода открылись мор и бунт;
Король же их опомнился, должно быть,
И из Варшавы шлет ко мне посла.
Захарьин.
Дай Бог здоровья воеводе князь
Иван Петровичу!
Иоанн.
Сидельцы ж наши
Вновь целовали крест чинить по Боге:
Всем лечь, а не сдаваться. Но, я чаю,
Сосед Степан уж потерял охоту
Брать города, и если с новым войском
Пожалует он к нам, в голодный край,
Мы шапками их закидаем.
(К Захарьину.)
Ты
Ступай на площадь, объяви народу,
Что мира просит у меня король!
Захарьин.
Царь-государь, а если не о мире
Он шлет посла?
Иоанн.
Сдается мне, что нас
Учить твоя изволит милость! Видно,
Ошибкой нам, а не тебе бояре
Венец наш поднесли! Ступай, старик,
И объяви на площади народу,
Что мира просит у меня король!
Захарьин уходит.
(К Годунову.)
Я с английским послом покончил дело;
Но больно он тягуч и жиловат:
Торговые, вишь, льготы англичанам
Всё подавай! О льготах говорить
Мне с ним не время. Пригласи его
К себе, к обеду, потолкуй с ним дельно
И, что он скажет, то мне донеси.
Годунов.
Великий царь! Ты мне сказал вчера,
Что дерзкую охотно слышишь речь,
Текущую от искреннего сердца.
Дозволь мне ныне снова пред тобой
Ее держать! Боюсь я, англичанин
Подумает, что слишком дорожишь ты
Союзом с королевой, и тогда
Еще упрямей сделается он.
Не лучше ль было б дать ему отъехать,
Не кончив дела? Если ж королева,
Сверх чаянья, на льготах настоит —
Ты к ней всегда посла отправить можешь
С согласием твоим.
Иоанн.
Иною речью,
Не по́ сердцу боярину Борису,
Чтоб царь Иван с великой королевой
Вступил в родство? Так, что ли? Говори!
Тебя насквозь я вижу!
Годунов.
Государь!
Напрасно я с тобой хотел лукавить:
Не от тебя сумеет кто сокрыть,
Что́ мыслит он. Так, государь! Виновен
Я пред тобой. Вели меня казнить —
Но выслушай: не мне, великий царь,
А всей Руси не по́ сердцу придется
Твой новый брак. Вся Русь царицу любит
За благочестие ее, а паче
За то, что мать Димитрия она,
Наследника второго твоего,
Который быть царем однажды должен.
Как за тебя, так за твою царицу
Народ вседневно молится в церквах.
Что скажет он? Что скажет духовенство,
Когда ты мать Димитрия отринешь
И новый брак приимешь с иноверкой —
Осьмой твой брак, великий государь!
Не скажут ли, что все невзгоды наши
(И, может быть, их много впереди)
Накликал ты на землю? Государь,
Казни меня – но я у ног твоих
(становится на колени)
Тебя молю: тобою лишь одним
Русь держится – не захоти теперь
Поколебать ее к тебе доверье!
Не отвращай напрасно от себя
Любви народа!
Иоанн.
Кончил? Ободренье
Мое пошло тебе, я вижу, впрок,
И дерзок ты воистину немало!
Мою ты видя милость над собой,
Конечно, мнишь, что я для руководства
Тебя держу? Что ты ко мне приставлен
От земства, что ль? Хулить иль одобрять
Мои дела? И можешь гнуть меня,
Как ветер трость? Достойно смеху, право,
Как всем бы вам со мной играть хотелось
В попы Сильвестры! На твоих губах
И молоко в ту пору не обсохло,
Как я попу Сильвестру с Алексеем
Уж показал, что я не отрок им!
По моему с тех пор уразуменью,
Как прибыльней для царства моего,
Так я чиню и не печалюсь тем,
Что́ скажет тот иль этот обо мне!
Не на́ день я, не на́ год устрояю
Престол Руси, но в долготу веков;
И что́ вдали провижу я, того
Не видеть вам куриным вашим оком!
Тебя же, знай, держу лишь для того,
Что ты мою вершишь исправно волю;
А в том и вся твоя заслуга. Встань —
На этот раз тебя прощаю – впредь же
В советчики не суйся мне! Посла
Ты пригласишь и принесешь мне завтра
Его последний уговор!
(Уходит в другую дверь.)
Годунов (один).
Он прав!
Я только раб его! Предвидеть это
Я должен был! Иль я его не знал?
Я поступил как женщина, как мальчик!
Я как безумный поступил! Вот он,
Тот путь прямой, которым мне Захарьин
Идти велит! На первом он шагу
Мне властию царёвой, как стеною,
Пересечен! Для блага всей земли
Царицу защищая, я с ней вместе
Спасал Нагих, моих врагов исконных,
Которые теперь же, в этот час,
Ведут совет, как погубить меня, —
Я был готов их пощадить сегодня,
Лишь только б царь не потрясал Руси!
И вот исход! Легко тебе, Никита
Романович, идти прямым путем!
Перед собой ты не поставил цели!
Спокойно ты и с грустью тихой смотришь
На этот мир! Как солнце в зимний день,
Земле сияя, но не грея землю,
Идешь ты чист к закату своему!
Моя ж душа борьбы и дела просит!
Я не могу мириться так легко!
Раздоры, козни, самовластье видеть —
И в доблести моей, как в светлой ризе,
Утешен быть, что сам я чист и бел!
(Уходит.)
Дом Шуйского
Шуйский, Мстиславский, Бельский, Михайло Нагой и Григорий Нагой сидят у стола за кубками.
Шуйский (наливая им вино).
Прошу вас, пейте, гости дорогие!
Во здравие Бориса Годунова!
Ведь он-то в Думе дело порешил!
Гости пьют неохотно. Мстиславский не пьет вовсе.
Что ж, князь Иван Феодорыч? Иль, может,
Не нравится тебе мое вино?
Не выпить ли другого нам, покрепче?
Мстиславский.
Нет, князь, спасибо. Не вино, а здравье,
Признаться, мне не нравится.
Шуйский.
Что так?
Про Годунова, князь, ты пить не хочешь?
Да вот и вы поморщились, бояре;
Иль он вам не́люб?
Мстиславский.
Выскочка! Татарин!
Вишь, ближним стал боярином теперь!
Бельский.
А мы, должно быть, дальние бояре!
Михайло Нагой.
Всем сядет скоро на́ голову нам!
Григорий Нагой.
Нет, он не сядет – он уже сидит!
Шуйский.
Помилуйте, бояре, Годунов-то?
Его насильно ставят выше нас,
А он и сам не рад! Он нам всегда
И честь как должно воздает, и в Думе
Готов молчать иль соглашаться с нами!
Михайло Нагой.
Да, к этому вьюну не придерешься!
Поддакивает, кланяется, бес,
А все-таки поставит на своем!
Шуйский.
Ну, этот раз ему за то спасибо!
Бельский.
Да этот раз не первый, не последний.
Покойный Сицкий правду говорил:
Он всех нас сломит!
Михайло Нагой.
Да – коль мы его
Не сломим прежде!
Григорий Нагой.
Как его сломить?
Бельский.
Кой-что шепнуть мы про него могли бы!
Мстиславский.
Да нам-то не поверят. Он же нас,
Как Сицкого, одним словечком срежет!
Михайло Нагой.
Нет, так нельзя; а можно бы иначе —
Да, вишь, князь Шуйский за него стоит!
Шуйский.
Я? За него? Да что ж он мне, бояре?
Он мне ни кум, ни шурин, ни свояк!
Я лишь сказал, что он хлопот не сто́ит!
Бельский.
Ну, слеп же ты!
Шуйский.
Нет, я не слеп, бояре!
Когда б дошло до дела, вы бы сами
Раздумали!
Бельский.
Нет, этого не бойся!
Мстиславский.
Уж друг за друга мы бы постояли!
Григорий Нагой.
Готовы крест на этом целовать!
Шуйский.
Эх, вам охота даром в петлю лезть.
Бельский.
Ну, князь, прости мое худое слово:
Ты слеп как крот, и первого тебя
Татарин этот выживет как раз!
Шуйский.
Ты думаешь?
Бельский.
Да уж наверно так!
Шуйский.
Ну, коли так – тогда другое дело!
Бельский.
Так ты согласен?
Шуйский.
Что ж мне одному
Быть против всех! Пожалуй, я согласен —
Да как же дело-то начать?
Михайло Нагой.
А вот как:
Теперь у нас везде, по всей Руси,
Поветрие и хлебный недород.
Уж были смуты: за Москвой-рекой
Два бунта вспыхнуло. В такую пору
Народ озлоблен; рад, не разбирая,
Накинуться на первого любого.
От нас зависит время улучить
И натравить их в пору на Бориса!
Григорий Нагой.
Оно б недурно! Пусть бы нас народ
Избавил от него – мы в стороне!
Мстиславский.
Да, в стороне! А как поднять народ?
Ведь не самим же нам идти на площадь!
Михайло Нагой.
Вестимо, нужен верный человек!
Бельский.
Или такой, которого бы мы
В руках держали непрестанным страхом!
Мстиславский.
А где его достать?
Шуйский (отворяя дверь в другой покой).
Войди, Данилыч!
Входит Битяговский.
Вот он, бояре, кто теперь нам нужен!
Я с ним уж говорил – он рад служить.
Общее удивление.
Бельский.
Так ты… Ну, князь, признаться, удивил!
Григорий Нагой.
Перехитрил нас! Нечего сказать!
Мстиславский.
А пил еще здоровье Годунова!
Шуйский смеется.
Михайло Нагой (указывая на Битяговского).
Так он берется сладить это дело?
Но кто же он? Его нам надо знать!
Шуйский.
Он из дворян: Михайло Битяговский.
Прошу любить и жаловать его;
Он нас не выдаст!
Бельский.
Князь, конечно, ты
Нам доказал, что ты хитрить умеешь;
Мы положиться можем на тебя;
Но все ж дозволь, в таком опасном деле,
Тебе не в гнев, ему не в осужденье,
Спросить тебя: чем отвечаешь ты?
Шуйский.
Бояре, дело просто: в зернь да в карты
Именье он до нитки проиграл;
В долгах сидит по шею; правежом
Ему грозят; исхода два ему:
Послужит нам – долги его заплатим;
Обманет нас – поставим на правеж.
Данилыч! Так ли? Ясен уговор?
Битяговский.
Да, ясен.
Шуйский.
Если ж ты уладишь дело,
Мы наградим тебя.
Битяговский.
Само собой.
Шуйский.
Я говорил тебе не в укоризну,
А чтоб бояре лучше веру взяли.
Теперь садись.
Битяговский.
Могу и постоять.
Шуйский.
На, выпей чару!
Битяговский.
Чару выпить можно.
(Пьет, кланяется и ставит чару на стол.)
Бельский.
Так вправду ты сумеешь на Бориса
Поджечь и взбунтовать народ?
Битяговский.
Сумею.
Михайло Нагой.
С кого ж начать ты хочешь?
Битяговский.
С черных сотен.
Григорий Нагой.
Про что ж ты будешь говорить?
Битяговский.
Про голод.
Бельский.
Что скажешь ты?
Битяговский.
Что в голову придет.
Мстиславский.
А за успех стоишь ты нам?
Битяговский.
Стою.
Михайло Нагой.
Народ не в шутку должен возмутиться.
Сначала подготовь его искусно:
Борис, мол, вот кто цены вам набил!
Он, мол, царем как хочет, так и водит;
Все зло, мол, от него! Он зять Малюты!
Он и царя на казни подбивал!
Потом, в удобный день, на праздник, что ли,
Когда пойдет он в церковь иль из церкви,
Ты их и подожги! Да не мешало б
Тебе товарища найти.
Битяговский.
Не нужно.
Бельский.
Тут надобны не крики и не шум;
А чтоб они, увидя Годунова,
Так на него б и кинулись и разом
На клочья б разорвали!
Битяговский.
Разорвут.
Шуйский.
Уж положитесь на него, бояре!
Он неохоч до слов, но он на деле
Собаку съел; ему ведь не впервой.
А вы меж тем изведайте бояр:
Чем больше будет с нами, тем мы легче
И подведем его!
Бельский.
На всяк случа́й
Я кой-кого еще пущу в народ.
Есть на примете у меня один:
Рязанский дворянин, Прокофий Кикин.
Шуйский.
Коль за него ты можешь отвечать,
Пошли его, пожалуй, от себя;
Пусть с двух концов они волнуют город;
Не одному удастся, так другому.
Мстиславский.
Твоими бы устами, князь Василий
Иваныч, мед пить!
Михайло Нагой.
Ну, теперь недурно
Идут дела! Благослови Господь!
Входит слуга.
Слуга.
Боярин Годунов!
Шуйский (про себя).
Ах, бес проклятый!
Входит Годунов. Гости встают в замешательстве.
(Идет навстречу Годунову с распростертыми объятиями.)
Борис Феодорыч! Вот гость любезный!
Челом тебе на ласке бью твоей!
Обнимаются.
Садись, боярин! Здесь, под образами!
Уважь домишко мой! Да чем же мне
Попотчевать тебя? Вот романея!
Вот ренское! Вот аликант! Вот бастр!
Годунов (кланяется).
Благодарю, боярин князь Василий
Иванович! Не помешал ли я?
Быть может, ты с гостями дорогими
Был делом занят?
Шуйский.
Делом? Нет, боярин!
Мы так себе балякали. Садись,
Прошу покорно! Да уважь, боярин,
Хоть чарочкой!
Годунов (пьет).
Во здравие твое!
Мстиславский (подходит к Шуйскому).
Хозяин ласковый, пора домой мне;
Прости!
Бельский.
И мне пора домой, прости!
Оба Нагие.
Пора и нам! Прости же, князь Василий
Иванович!
Шуйский.
Что ж, гости дорогие?
Зачем так рано?
Михайло Нагой.
Дома дело есть.
Шуйский.
Простите же, бояре! Много вас
За честь благодарю!
(Провожает гостей и возвращается к Годунову.)
Ну, слава Богу!
Ушли! Спасибо же тебе, боярин,
Что навестил меня! Ты не поверишь,
Как на тебя отрадно мне глядеть!
Ведь мы с тобой издавна заодно!
Что ты – то я!
Годунов.
Спасибо, князь Василий
Иванович! А я вот за советом
К тебе пришел.
Шуйский.
Приказывай, боярин!
Годунов.
Ты знаешь, князь, меня не любят в Думе —
Я новый человек.
Шуйский.
Так что же в том?
Я за тебя горой стою; а правда,
Есть недруги у нас! Вот хоть бы этот
Мстиславский или Бельский – кто их знает!
Завидно им, что любит царь тебя!
Годунов.
Царь жалует меня не по заслугам;
Я скользкою тропою, князь, иду.
Пожалуй, на меня царю нашепчут;
А до беды у нас недолго, князь!
Шуйский.
А я на что ж? Я за тебя готов
В огонь и в воду! Ты мне тот же брат!
Входит слуга.
Слуга (к Шуйскому).
Князь, царь прислал за милостью твоей!
Шуйский (встает).
За мной? Теперь? Ну, не взыщи, боярин, —
Царь ждать не может!
Годунов.
Не чинися, князь.
Шуйский поспешно уходит. Годунов остается с Битяговским и пристально смотрит на него. Битяговский смущается и отворачивается.
Ты дворянин Михайло Битяговский?
Битяговский.
Да, дворянин. (Хочет уйти.)
Годунов.
Ни с места! Стой и слушай.
Ты разорился в карты. На правеж
Тебя хотят поставить – дело плохо, —
Но может выйти хуже для тебя.
Ты грамоту писал в литовский стан
И предлагал Замойскому услуги.
Битяговский.
Нет, это ложь! Меня оклеветали!
Годунов.
Я грамоту твою перехватил —
И вот она от слова и до слова!
(Вынимает из кармана грамоту.)
Битяговский нагибается и сует руку за голенище.
Ты лезешь за ножом? Не беспокойся!
Твоя бумага за семью замками,
А это только список. Слушай, друг:
С тобой вчера князь Шуйский сторговался,
Чтоб на меня поднять народ. Сегодня
С двумя Нагими, с Бельским и Мстиславским
Об этом вместе толковали вы.
Мне стоит захотеть – и через час
Твое клевать вороны будут мясо!
Битяговский.
Боярин… я… я не хотел…
Годунов.
Молчи!
Теперь ты должен притвориться, будто
Ты служишь Шуйскому. Ступай шататься
По площадям, по рынкам, по базарам,
Но распускай молву, что Шуйский с Бельским
Хотят царя отравой извести;
Что погубить и Федора решили
И Дмитрия царевичей; что если б
Не Годунов – они бы царский корень
Уж извели; что Годунов один
Блюдет царя и охраняет царство.
Ты понял?
Битяговский.
Понял.
Годунов.
Приходи сегодня
Ко мне, в мой дом, по заднему крыльцу,
Когда стемнеет. Там тебя дворецкий
Проводит дальше. Каждый вечер ты
Ко мне являться будешь. Все, что Шуйский,
Иль Бельский, иль другой тебе прикажут,
Ты будешь мне передавать. И помни:
Где б ни был ты, я за тобой слежу —
Не захоти и думать о побеге.
Различье ж, знай, меж мной и Шуйским то,
Что правежом тебя стращает Шуйский,
А я тебе грожу такою казнью,
Какой бы не придумал и Малюта
Скуратов-Бельский, мой покойный тесть!
(Уходит.)
Битяговский остается в оцепенении.
Действие третье
Покои Царицы Марии Федоровны
Царица и мамка царевича Димитрия.
Царица.
Что ж, мамка? Уложила ты его?
Заснул ли он, голубчик мой, царевич?
Мамка.
Заснул, царица-матушка, заснул!
Уж любовалась, на него я глядя:
Лежит смирнехонько, закрымши глазки
И этак ручки сжамши в кулачки.
Вишь, бегая, мой светик уморился;
Такой живой! Не в старшего он братца,
Не в Федора Иваныча пойдет!
Тот тих и смирен, словно не царевич,
Не то что братец был Иван Иваныч!
Тот, Царствие Небесное ему,
На батюшку похож был. Ох-ох-ох!
Подумаешь, как кончился-то он!
Ах, грех какой! Не верится доселе!
Царица.
Не будем говорить про это, мамка.
Не присылал ли государь сказать,
Что он придет? Не присылал ли он
Кого спросить, здоров ли мой царевич?
Мамка.
Нет, матушка, не присылал.
Царица.
Бывало,
Он каждый день наведывался сам!
Мамка.
Нет, матушка, не присылал. А вот
Когда мы давеча гулять ходили,
К нам подходил боярин Годунов,
Брал на руки царевича, ласкал
И любовался им.
Царица.
И ты дала
Ему ласкать царевича? Никто
Его ласкать не должен. Слышишь, мамка?
Мамка.
Так, матушка. Боярин Годунов
Мне тоже говорил: смотри, мол, мамка,
Блюди царевича! Ты, говорит,
За каждый волосочек, мол, его
Пред Богом и землею отвечаешь!
Царица.
Послушай, мамка, этак не годится
Болтать со всяким. Никому вперед
Ты не давай с ребенком говорить!
Мамка.
Так как же, матушка? А вот Никита
Романович к нам подходил намедни —
И с этим, значит, говорить нельзя?
Царица.
Нет, с этим можно! Этому я верю,
Он все равно мне что родной отец!
Входит сенная девушка.
Девушка.
Царица! Может ли к тебе Никита
Романович взойти, Захарьин-Юрьев?
Царица.
Он здесь? Проси, проси его скорей!
Входит Захарьин.
Захарьин.
Царица Марья Федоровна, здравствуй!
Как можешь?
Царица (идет к нему на встречу).
Здравствуй, дядюшка Никита
Романович! Тебя сам Бог прислал!
Мне говорить с тобою надо! Мамка,
Ступай себе к царевичу, оставь нас.
Мамка уходит.
Мне надо говорить с тобой, Никита
Романович! Садись, сюда, поближе:
Не знаю, что со мною, право, сталось;
Все эти дни так тяжело на сердце,
Как будто чуется беда! Скажи,
Ты ничего не слышал? Что случилось?
Что царь задумал?
Захарьин.
Матушка-царица,
Ведь я пришел тебя предостеречь!
И сам уже не знаю, что с ним делать?
Беда, и только! Словно дикий конь,
Внезапно закусивший удила,
Иль ярый тур, все ломящий с разбега,
Так он не знает удержу теперь.
Подобная реке, его гордыня
Из берегов уж выступила вон
И топит все кругом себя!
Царица.
Скажи,
Что он задумал?
Захарьин.
Бог ему судья!
Царица.
О чем-то страшном шепчут во дворце —
Он с английским послом наедине
О чем-то долго толковал, – я знаю —
Я догадалась – он жениться хочет
На чужеземке, а меня он бросить
Сбирается с Димитрием моим!
Захарьин.
Будь, дитятко, готова ко всему!
Царица.
Недаром сердце у меня щемило!
Захарьин.
Царица, он хотел сегодня утром
Быть сам к тебе. Не покажи и вида,
Что я с тобой об этом говорил.
Я буду здесь. Ты ж выслушай его
С покорностью и, что б он ни сказал,
Не возражай ни слова – будь нема!
Единый звук, единый вздох, движенье
Единое твое – и ты пропала!
Дай буре прошуметь. Еще, быть может,
Смягчится он покорностью твоею;
А если нет – я на свою главу
Приму удар, скажу ему открыто,
Что он бессовестно чинит!
Царица.
Боярин,
Спаси меня! Не за себя мне страшно!
Я хлопочу не о себе, ты знаешь!
Когда меня Иван Васильич взял,
Не радовалась я высокой чести;
И если бы со мной, тому три года,
Он развелся́, я Бога бы за то
Благодарила – но теперь, боярин,
Я не одна! Теперь я стала мать!
И если он жену возьмет другую —
Ребенок мой – мне страшно и подумать —
Мой маленький Димитрий – о боярин!
Сама не знаю, что я говорю,
Чего боюсь, не ведаю – но смутно
Мне чуется для Дмитрия опасность!
Усовести, уговори царя!
Тебя он чтит! Пусть он с тобою прежде
Обсудит дело!
Захарьин.
Дитятко-царица!
Кого он чтит! Я, правда, перед ним
Еще ни разу не кривил душою,
Но сам не знаю, как я уцелел!
Лишь одного на свете человека
Порою слушается он: дай Бог
Здоровья Годунову! Он один
Еще его удерживать умеет!
Царица.
О дядюшка! Не верь ты Годунову!
Нет, он не тот! Его смиренный вид,
Его всегда степенные приемы,
И этот взгляд, ничем не возмутимый,
И этот голос, одинако ровный,
Меня страшат недаром! Не могу я
Смотреть, когда ребенка моего
Ласкает он!
Захарьин.
Что ты, царица, что ты?
Помилуй! Годунов-то?
Вбегает девушка, запыхавшись.
Девушка.
Царь идет!
Сейчас здесь будет!
Царица (с испугом).
Дядюшка! Мне страшно!
Я не могу…
Захарьин.
Оправься поскорей,
Чтоб не заметил он чего! Отри
Скорей глаза!
Царица.
Ох, сердце замирает!
Захарьин.
Уйди ж на миг! Принарядись, а я
Приму его!
Царица уходит. Иоанн входит в сопровождении Годунова.
Иоанн (к Захарьину).
Что делаешь ты здесь?
Захарьин.
Царицы дожидаюсь, государь.
Иоанн.
Какое дело у тебя с царицей?
Захарьин.
Наведаться зашел к ней.
Иоанн.
Где ж она?
Захарьин.
Услыша голос твой, она пошла
Для милости твоей принарядиться.
Иоанн.
Могла и так остаться. От нарядов
Пригожее не будет!
(К Годунову, садясь.)
Продолжай!
Ты говоришь, что виделся с послами?
Годунов.
С обоими, великий государь.
Иоанн.
Ну, что ж?
Годунов.
Посол Елисаветин, Баус,
Стоит на том, что выдать за тебя
Племянницу, Хастинскую княжну,
Согласна королева; но о том-де
Он подписать не властен уговора,
Пока с царицей всенародно ты
Не разведешься; да еще прибавил,
Чтоб на Руси ты запретил торговлю
Всем иноземцам всяких государств,
Опричь одних лишь английских гостей;
На этом, говорит он, королева
Нам обещает дружбу и союз
И цесаря немецкого упросит,
Чтобы на Польшу двинул он полки.
Иоанн.
Благодарю сестру Елисавету,
Что нашей дружбой и худым родством
Не брезгает она! Но обойтись
Без милостей ее теперь мы можем
И цесаря не просим нам помочь.
Уже мы сами скоро за рубеж
Переведем полки. А что узнал ты
От польского посла? Какие земли
Сосед Степан за мир нам обещает?
Годунов.
Мы за вином, великий государь,
Сидели с ним до самого рассвета.
Гара́бурда хоть не природный лях,
А пить здоров и говорить охотник;
Но выведать я у него не мог,
С чем он приехал. Одному тебе
Открыться хочет он.
Иоанн.
Заране, видно,
Хвалиться нечем!
Годунов.
Утром прискакал
К нему гонец от короля. Напрасно
В глазах посла старался угадать я
Письма значенье. На лице его
Не двинулася ни одна черта;
Усталый же гонец, как выпил чару,
Так и упал на землю и заснул.
Иоанн.
Я чай, не спал во всю дорогу! Видно,
Крутенько им пришлось и невтерпеж!
Годунов.
Когда бы только…
Иоанн.
Что?
Годунов.
Когда бы он
Для нас недоброй вести не привез!
Иоанн.
Недобрых я вестей не получал;
Чего ж не знаю я – того и нет!
Годунов.
Будь осторожен, государь!
Иоанн.
Бориско!
Уж не опять ли ты советы мне
Давать изволишь? Струсил, говорю я,
Сосед Степан и новые уступки
Прислал в наказ Гара́бурде! Гей! Марья!
(Стучит о́ пол посохом.)
Ты долго ль там укручиваться будешь?
Входит царица, в большом наряде, и, поклонившись Иоанну, останавливается перед ним молча.
(Смотрит на нее пристально.)
Зачем твои заплаканы глаза?
Царица молчит, потупя взор.
Ты слышишь ли? Что сталося с тобою?
Царица.
Мой господин, прости меня… я…
Иоанн.
Ну?
Царица.
Я видела недобрый сон.
Иоанн.
Какой?
Царица.
Мне снилось, государь… мне снилось, что…
Я разлучаюся с тобой!
Иоанн.
Сон в руку,
Ты неугодна мне. Я объявить
Тебе пришел, что ты отныне боле
Мне не жена.
Царица.
Так это правда? Правда?
Меня с Димитрием ты бросить хочешь?
С Димитрием моим? Ты хочешь…
Иоанн.
Тише!
Я бабьих слез и криков не люблю!
Царица.
Нет, господин мой, – я не плачу – нет —
Ты видишь, я не плачу – но скажи,
Как развестись со мною хочешь ты?
Что скажешь ты святителям? Какую
На мне вину найдешь ты?
Иоанн.
Это что?
Ты, кажется, меня к допросу ставишь?
Кто ты? Какого ты владыки дочь?
Кому ответ держать мне о тебе?
Иль ты других пригожее и краше,
Чтоб мне тебя, как клад какой, беречь?
Иль я уж в доме у себя не властен?
Иль ты царица по себе?
Царица.
Прости,
Мой господин! Прости! Я не ропщу —
Я не молю о милости – на все
Готова я – но бедный мой Димитрий
Чем виноват?
Иоанн.
О нем не хлопочи.
Мой сын в удел получит город Углич.
Вины твоей не нужно мне. Тебя
Постричь велю я – вот и весь развод.
Святителей же, слава Богу, я
Не приучил в мой обиход вступаться
И требовать отчета от меня!
Захарьин.
Царь-государь! Дозволь мне слово молвить!
Иоанн.
Старик, я вижу, что́ сказать ты хочешь!
Что б я ни сделал, все не по тебе!
Я знаю вас!
Захарьин.
Великий государь…
Иоанн.
Я знаю вас! Вы рады бы мне руки
Опять связать, как при попе Сильвестре
Да при Адашеве! Ты был им друг!
Когда на них опалу положил я,
Каких уж бед ты не пророчил мне!
Тебя послушать – царство распадалось!
И что ж? С тех пор минуло двадцать лет —
Где твой Адашев? Где Сильвестер твой?
А мы меж тем благословеньем Божьим
Не уменьшили наших государств!
Без ваших наставлений, помаленьку,
Таки живем себе умишком нашим,
И руководства твоего, старик,
Не просим мы!
Захарьин.
Великий государь!
Что мы мечом завоевали, то
Мечом же можно и отнять у нас.
Всё в Божьей воле, государь; но Бог
Лишь добрые дела благословляет,
Ты ж, государь, недоброе затеял!
Твоя царица пред тобой чиста,
Чиста как день! Грешно тебе царицу
Хотеть менять на новую жену!
Чем с Англией искать тебе союза,
Взгляни на Русь! Каков ее удел?
Ты, государь, – скажу тебе открыто —
Ты, в юных днях испуганный крамолой,
Всю жизнь свою боялся мнимых смут
И подавил измученную землю.
Ты сокрушил в ней все, что было сильно,
Ты в ней попрал все, что имело разум,
Ты бессловесных сделал из людей —
И сам теперь, как дуб во чистом поле,
Стоишь один, и ни на что не можешь
Ты опереться. Если – Бог избави —
Тебя оставит счастие твое,
Ты пред несчастьем будешь наг и беден.
Несчастье ж недалеко, государь!
Не радуйся победе над Батуром —
Есть на Руси другие тесноты!
Орда и швед грозят нам, а внутри
Неправосудье, неустройство, голод!
Их английским союзом не избыть!
Я стар, великий государь, и близок
Уже ко гробу. Незачем мне даром
Тебе перечить! Да и сам-то ты
Уж не́молод, великий государь.
В твои лета о новом браке думать
Грешно, да и негоже. Бога б ты
Благодарил за добрую царицу,
А не искал себе другой!
Иоанн.
Микита!
Я дал тебе домолвить до конца.
Ко гробу ближе ты, чем мыслишь. Мне
Наскучило тебя щадить. Легко б я
Мог отвечать на болтовню твою,
Но мой ответ: я так хочу! Довольно!
Ни слова боле! Время нам принять
Батурова посла. Ступай за мной.
(К царице.)
Ты ж будь готова в монастырь идти!
(Уходит с Захарьиным.)
Престольная палата
Весь двор, в богатом убранстве, входит и размещается вдоль стен. У дверей и вокруг престола становятся рынды с топорами на плечах. Трубы и колокола возвещают приход Иоанна. Он входит из внутренних покоев вместе с Захарьиным.
Иоанн (к Захарьину).
Впустить посла! Но почестей ему
Не надо никаких. Я балова́ть
Уже Батура боле не намерен!
Захарьин уходит. Иоанн садится на престол. Через приемную дверь входит Гара́бурда и с низким поклоном останавливается перед Иоанном.
(Меря его глазами)
Не в первый раз тебя я вижу, пан
Гара́бурда, перед моим престолом.
По смерти Жигимонта-короля
Ты с поручением ко мне от сейма
Был прислан?
Гарабурда.
Так, великий государь.
Иоанн.
Мне помнится, что польские паны
Корону предлагали мне?
Гарабурда.
Так есть.
Иоанн.
Но учиниться вашим королем,
Не сделав власть мою наследной властью,
За благо мне не рассудилось. Вы же
Условья не изволили принять.
Гарабурда.
Великий царь, не можно было нам
Республики нарушить привилегий:
У нас закон, чтоб всякий раз король
От сейма выбран был.
Иоанн.
Хорош закон!
Достойного он в Генрике владыку
Доставил вам!
Гарабурда.
А бес его возьми!
То был совсем дрянной король! Когда
От нас утек он, мы рукой махнули
И выбрали другого.
Иоанн.
Да! Батура,
Того, который дань платил султану,
Когда был князем Седмиградским. Ну,
Чего он хочет? С чем тебя прислал он?
Гарабурда.
Пресветлый мой великий господин,
Король на Польше, Седмиградский князь,
Великий князь Литовский…
Иоанн.
Погоди-ка!
Ты православной веры? Мне сказали,
Что ты ходил к обедне в наш собор?
Гарабурда.
Так, государь.
Иоанн.
Зачем же господином
Схисматика латинского зовешь ты?
Гарабурда.
А потому, великий царь, что он
Все вольности Украйны утвердил,
Святую церковь нашу чтит и нам
Ксендзо́в проклятых дал повыгонять.
Иоанн.
Все веры для него равны, я слышал;
И басурманов также он честит.
Ну, говори, какое челобитье
Он нам прислал? О чем просить изволит
Сосед Степан?
Гарабурда.
Он просит наперед,
Чтоб ты, пан царь, не звал его соседом,
А воздавал и письменно и устно
Ему ту честь, названия, и титул,
И почести, которые его
Пресветлому довлеют маестату!
Иоанн.
Ах он шутник! Теперь? В тот самый час,
Когда домой бежал он из-под Пскова?
Недурно! Дальше!
Гарабурда.
Дале от тебя
Он требует, чтоб из земли Ливонской
Немедля вывел ты свои полки
И навсегда б короне польской отдал
Смоленск и Полоцк, Новгород и Псков.
Ропот в собрании.
На этом мир с тобою заключить
Согласен он.
Иоанн.
Посол! ты много ль выпил
Ковшей вина? Как смел ты предо мною
Явиться пьяный?
(К стольникам.)
Кто из вас дерзнул
Нетрезвого впустить в мои палаты?
Гарабурда.
Коли же милости твоей, пан царь,
Условия такие не смакуют,
Король Степан велит тебе сказать:
«Чем даром лить нам кровь народов наших,
Воссядем на коней и друг со другом
Смертельный бой на саблях учиним,
Как рыцарям прилично благородным!»
И с тем король тебе перчатку шлет.
(Бросает перед Иоанном железную перчатку.)
Иоанн.
Из вас обоих кто сошел с ума?
Ты иль король? К чему перчатка эта?
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.