Текст книги "ПАРАDOCs"

На охоте с царем зверей

Когда идешь по Москве, можно не сомневаться, что рано или поздно (скорее рано) какой-нибудь рахитичный эгоист, идущий впереди тебя, непременно засунет в свой помойный рот сигарету и самовлюбленно закурит, а ты, смущенный, зайдешься в приступе кашля от всепобеждающе едких смрада и дыма. Астма, ринит, да и весь букет твоих хронических распираторных заболеваний расцветет пышным цветом. Можешь, конечно, задержав дыхание, ускорить шаги и обогнать пидора, посасывающего себе сигаретку – в последнее время я так и делаю, благо, несмотря на астму, дам фору любому любителю потравить себя и окружающих – но я в своей жизни видел и более уместную альтернативу: сорок человек идут по столице в едином строю, часть их идет всю ночь, и я твердо знаю: не только никто рядом со мною в радиусе пятнадцати метров не закурит, но и любые попытки прохожих закурить будут вежливо, хотя и строго пресекаться!

Одна знакомая дама (сама она и пила, и курила), увидев, с каким вниманием я слежу за каждым новым выпуском «Льва против», предложила мне поучаствовать в проекте Миши Лазутина. Само собой, тут же представилась и возможность: «Лев» с Леонидом, которые уже давно не проводили открытых рейдов, вдруг объявили в своей группе «ВКонтакте», что все желающие присоединиться к фотоохоте на пьющих и курящих в общественных местах смогут сделать это тем же вечером. При этом в тот день я не работал. Раздумывать долго было нечего – сунув в карман на всякий случай перцовый баллончик, я выехал бороться со злом.

Мой первый рейд со «Львом» прошел на Чистых прудах и на Ярославском вокзале одним теплым осенним вечером 2015-го года. Мероприятие произвело фурор и собрало, чтоб не соврать, человек тридцать пять – сорок. Михаил уже тогда стал живой легендой, и каждый был рад лично с ним пообщаться, чтобы потом козырять этим фактом при случае. Однако время шло, а Лазутина всё не было. В центре зала на «Чистых прудах» стояла довольно разношерстная группировка: качки, миксфайтеры, стройные пацаны лет пятнадцати; один четырнадцатилетний, выглядевший на все двадцать; мальчики лет двенадцати – эти особенно важно жали всем встречным руку. Полиция бросала неодобрительные взгляды на «сборище». Впрочем, все спокойно стояли и ждали главного героя. И вот появляется «Лева» – скромно встает в центре, легко сфокусировав внимание пришедших на своей персоне. Мало кто верил, что он придет сам. После всех роликов подобная самоуверенность и вера в собственную неуязвимость как минимум внушали уважение.

На улице «Лев» счел нужным провести инструктаж. Наследник «стопхамовского» движа, Миша всегда делает акцент на том, что все активисты должны общаться предельно вежливо в любой ситуации, никто самовольно не нападает на алкашей и курильщиков, и можно отвечать ударами исключительно при самозащите, да и то имеет право защищаться лишь тот, в отношении кого имели место противоправные действия. Ну, конечно, если агрессия исходит от группы лиц и весьма интенсивна, тут уж все остальные подтягиваются. В одном из последующих рейдов Леонид Лебедь использовал меня, чтобы проиллюстрировать, что нужно делать, когда в руках кого-либо из нарушителей появляется оружие – кто-то из активистов должен подойти сзади и зафиксировать своими руками руку нападающего с оружием и его же шею.

На Чистопрудном бульваре к нарушителям, курившим или распивавшим алкогольные напитки, подходил кто-нибудь один из «отряда», да еще осветитель с оператором, в то время как все остальные стояли поодаль – если б мы подходили всем скопом, снимать поучительное шоу стало бы попросту невозможно.

После «ЧП» основные силы поехали на вокзал – продолжить наводить общественный порядок теперь уже там. На Ярославском мы разделились на два отряда: одни пошли со «Львом» (эта группа строго выполняла все его директивы), другая же, в которой оказался и автор этих строк, пошла с активистом «раннетесаковской» комплекции, в фирменном «львином» балахоне и с могавком на голове. Эта группа следила за выполнением предписаний Миши куда меньше – не выбирала выражений, а один человек, пока никто из штаба «львов» его не видел, даже сильно толкнул алкаша, опрометчиво приблизившегося слишком близко, и тот, кажется, отлетел и грохнулся на задницу. «Фашисты! – запричитал поверженный. – Вас тут миллион, а я – один!»

Все рассмеялись. Настроение было отличным. Подобный опыт не забудется никогда.

Ночные рейды по центру города в компании «Льва», Леонида, Демьяна, Никиты и прочих занимают особое место в сокровищнице моей памяти. Картинки, четкие и ясные, навсегда впечатаны в мой внутренний фотоальбом.

Вот ночь на бульваре, парень с девушкой распивают шампанское. Отняв и вылив жидкость с пузыриками, мы гордо сфотографировались всей толпой прямо тут же.

Вот более опасные терки на Китай-городе. Агрессивные парни у клуба выкрикивают оскорбления и физически воздействуют на активистов, их количество примерно сопоставимо с нашим. Полиция, приехавшая вовремя, задерживает нарушителей правопорядка.

Ого, кто-то из курильщиков достает нож, другой – шокер! «Львы» привыкли, никто и глазом не моргнул. Во всех конфликтах при мне мы всегда побеждали, хотя ночью ходило лишь человек десять-пятнадцать.

Никита, признавшийся, что если б не полиция, то он бы, вероятно, ударил с ноги одного из агрессоров.

Мишин рассказ о столкновении русских алкоголиков и кавказцев, когда алкаши, сами спровоцировавшие конфликт в надежде на поддержку Михаила, так и не получили ее.

Шестиместные «Яндекс-такси» перевозят нас на «Пушкинскую». Пальцы выводят слова «Лев против» на стекле; водитель интересуется, что это значит.

Подземный переход на «Пушкинской», где Лазутин очень лихо приструнил пьяных молодчиков.

Демьян, рассказывающий о первом и единственном на тот момент в рамках проекта силовом конфликте с его участием.

Счастье на лице жителя Восточной Украины оттого, что, приехав в Москву на время, он нашел возможность принять участие в рейде.

…Как-то раз после прогулки по центру под утро мы пошли в подвал на Цветном бульваре, где тогда находилась общая штаб-квартира движений «Лев против» и «СтопХам». Подвал был оформлен очень стильно – удобный диван, мастерские рисунки на стенах, видеоприставка «Sony» и несколько дисков к ней. По пути «Лев» с Лебедем едва не поссорились, но в подвале забыли о разногласиях за игрой. Парни довольно долго сражались в «FIFA».

Когда мне стало жарко сидеть на диване, я снял куртку и остался в футболке с символикой альбома группы «Kreator» «Enemy Of God». Я поймал на себе косые взгляды игроков, или мне это только показалось. Наверное, в их глазах я выглядел тайно пробравшимся в ряды активистов хаерастым агентом с «Болотки»… Точно так же не к месту одетым я смотрелся в футболке «Враг Бога» прежде – на концерте Кинчева и в храме Христа Спасителя. Даже здесь я не совсем свой… Посидев еще какое-то время и поняв, что видел достаточно, чтобы составить впечатление о проекте Лазутина, я покинул подвал. При мне ни сам «Лев», ни Леня, ни кто другой из организации не матерились, а если, забывшись, произносили плохие слова, то их, как правило, осаживали. Разговоры же о том, что активисты «Льва против» позволяют себе выпивать или курить, не выдерживают никакой критики и просто-напросто смешны. Неискренний человек не пройдет так далеко по тернистому пути.

…Как-то раз по дороге на работу я подошел к курившему на остановке мужчине и попросил его отойти. Он сказал в ответ, куда идти мне. Я, будучи один и без камеры, отреагировал еще более злыми словами, но дальше этого дело не пошло – приехал мой автобус.

Невольники копро-пати

Как-то раз по окончании рабочего дня в январе шестнадцатого года я решил поужинать в «Оранжерее». Только это спасло меня от катастрофы космического масштаба. Я уже доедал последнее блюдо, когда в кармане заиграла мелодия мобильного. Звонил брат – гитарист кучи групп, включая легендарных «Коррозию Металла», «ВИА Три» и «Stalin Stars». Голос Лысого дрожал; я понял, что брат не на шутку встревожен:

– Лех, ты когда дома будешь?

– М-м, не знаю… что-то случилось?

– Я сейчас в квартиру зашел, дверь в сортир открыл, а оттуда говно ка-ак хлынет! Кал прямо на лету ловил и обратно в унитаз кидал!

– Ни хрена! Ужас какой! Давай там, держись, сейчас буду выезжать…

Я, действительно, поехал домой, но при этом отнюдь не торопился – добирался в самом среднем темпе. Свидание с лужами нечистот совершенно точно не сулило мне неземного блаженства. Пусть брат продвинется максимально далеко в расхлебывании этой, м-м-м… «каши», раз уж судьба-злодейка послала ему сей дар. Фата-моргана того, будто бы это не брат, а я сам открываю дверь сортира, и на меня выливается смешанный шоколадно-золотой дождь, мне на тот момент представлялась абсолютно фантастической. Наверное, дело в дуалистичной карме принципиального трезвенника по жизни в сочетании с позицией Принца и Победителя по Э. Берну. Или, возможно, в спасительной интуиции по К. Юнгу. Или просто люблю похвастать.

В тот день, шестнадцатого января, страшная беда настигла нашу квартиру на первом этаже: забило стояк. Потом это еще дважды повторялось в течение пары месяцев. Возможно, кто-то не знает, чем чревато забитие стояка, поэтому расскажу: если вовремя не среагировать, весь пол в радиусе полудюжины метров вокруг унитаза оказывается покрыт бурой смесью кала и мочи, безвозмездно предоставляемой кишечниками и мочевыми пузырями щедрых спонсоров с верхних этажей. Брат сразу перекрыл воду, и человеческие испражнения поступали лишь по мере соседских хождений в туалет. Сперва Лысый в одиночестве героически сражался с воплощением ада – его величеством Калом, затем ему на помощь подоспела верная спутница Наташа. Вдвоем они с омерзением ликвидировали печальные последствия жилищно-коммунальной медвежье-болезненной услуги. К тому времени в подвале уже что-то наладили, и поток переработанных пищи и напитков вошел в привычное русло.

Так какая же картина предстала очам нарочного Алексея Сергеевича, когда он с замиранием сердца открыл наконец дверь проклятой квартиры? Картина была вот именно, что «какая» – весь пол в коридоре, ванной, туалете и на кухне был покрыт густым слоем чужих как и описок, будто титанический высер моложавого графомана пролился на белый лист бумаги, терпящей всё не краснея.

«ЗАБИЛО СТОЯК, НАПРИМЕР! Ползаем с братом по полу в лужах кала и мочи, орудуя тряпками и вениками. Выбегаем на мороз полуголые, чтобы выкинуть отрезанные куски загаженного линолеума. Только… лужи кала на полу! Остановите КОПРО-ПАТИ!!!» – эта запись в моем «Контакте», снабженная фотографией нас с братом за работой, собрала более двух десятков лайков и свыше тридцати лицемерно сочувственных комментариев (впрочем, включая мои собственные – вполне искренние). Люди любят сопереживать чужому горю, при этом втайне радуясь, что горшок с дерьмом снова опорожнили мимо них… Втроем мы – я, брат и Наташа – к полуночи ликвидировали беспорядок. Надо сказать, что изначально фантасмагорически вопиющая ситуация диалектически плавно перетекла в подобие эйфории – мы много шутили и смеялись, а совместный адский труд сплачивал.

Ситуация с невольным копро-пати повторилась в ближайшие месяцы дважды, однако мне так и не довелось тогда стать тем, кто обнаружил роковой scat. При этом оба раза мы все были дома, а потому смогли оперативно исправить «говняную ситуацию». Один раз со мной даже была девушка Н. из Воскресенска. О, что это была за натура! Бестия лет семнадцати-восемнадцати, любительница танцевать и ходить на металлические концерты. Хоть Н. и не была счастливой обладательницей идеальной фигуры, зато любила всех и помногу. Мы с Антоном сняли ее в нашем совместном артхаус-фильме. Приезжавшей на выходные в столицу девушке всё было внове, всё казалось интересным. Если в качестве обрамления московского досуга ей предлагалось разделить постель, то почему нет?.. И Н. отдавалась как дикий зверь то мне, то режиссеру Антону, то писателю Олегу, то актеру Павлу. Полагаю, что Н. угостила бы кусочком себя даже деструктивного реалиста Евгена (о нем речь в другой раз), согласись тот выделить ей на время уголок у себя в Дедовске.

Как-то раз мне позвонил друг. Голос Олега дрожал; я понял, что корефан не на шутку встревожен:

– Леха, ты спал с Н. без презерватива?

– Да вроде было. Что-то случилось?

– Я после нее проверяться пошел, у меня член белыми струпьями покрылся!

– Охренеть!!! И что оказалось?..

– Да ничего особенного, молочница всего лишь. Выписали препарат «Сафоцид».

– Как-как?.. «Сафоцид»?! – я заржал в голос, ведь было отчего: фамилия писателя была «Сафонов».

– Да, забавно! Кстати, во всем остальном по этому делу я полностью здоров, так что нам повезло!

Я, хоть у меня и не появилось никаких белых струпьев, всё же купил «Сафоцид» на всякий случай – для профилактики. Мало ли, с кем мне еще спать…

Итак, эта самая Н. была со мной именно тогда, когда разразился катаклизм – очередная сизо-бурая буря. Девушка активно участвовала в ликвидации срача, за что ей честь и хвала. Вчетвером нам – мне, брату, Наташе и Н., которую в тот день на районе толкнули в снег гопники, планировавшие также ограбить – убираться было особенно легко. На третье копро-пати были приглашены лишь мы с братом. После этого, слава Богу, никаких проблем с чужими органами пищеварения годами не возникало. Будь иначе, пришлось бы переезжать… Предупреждение не бросать в унитаз кошачьи туалеты провисело на первом этаже какое-то время, а мы получили шикарный повод поменять на кухне старый драный линолеум.

Напоследок хочется процитировать вдохновленный копро-мероприятием отрывок из так и не доконченного романа для бывшего постоянного заказчика (я за него писал, как литературный негр):

«…А ночью забило стояк. Эта техногенная катастрофа произошла по причине того, что бухие соседи сверху умудрились спустить в унитаз DVD-диск с фильмом по произведению Стивена Кинга «Побег из Шоушенка», который в сочетании с кошачьими «туалетами» перекрыл путь потоку нечистот в трубе. Теперь с каждым спуском воды жителями верхних этажей эмульсия кала и мочи не уходила в канализацию, а, напротив, вытекала в квартиру Хачамуришвили из сливных отверстий раковины и ванны, а также из унитаза.

Уставшие с дороги Ваха, Гога и Зурик крепко спали, не ведая о творившемся всеобъемлющем кошмаре. Первым столкнулся с проблемой проснувшийся среди ночи Зураб, успевший увидеть пару ярких долгих снов и захотевший справить малую нужду. Едва мальчик открыл дверь туалета, как его накрыло волной нечистот. Коричневая вонючая жижа хлынула в коридор, окатив Зураба по колено. Мальчик заорал как резаный.

Не переставая орать, он забежал в ванную. Дерьмо хлюпало в раковине, заливало новую ванну. Зураб в отчаянии выбежал в коридор. Там парень увидел, как потоки мочи и кала из туалета направляются на кухню, оскверняя блестящий линолеум. Так как Зурик не думал прекращать вопить, он, естественно, разбудил Гоголу с Вахой. Мать и отец в ночнушках выбежали на крик и, разумеется, увидев всю картину, прибавили свои звонкие голоса к общему хору отчаяния:

– Твою мать, Ваха! Какого хрена?!

– Сам не знаю, вах! Это что, вообще, такое?!

Наконец справившись с понятным волнением, жильцы квартиры начали принимать меры. Ваха с Зуриком, ползая в испражнениях, кое-как пытались запихивать самые крупные особи котяхиного племени обратно в жерло «белого друга» – надо сказать, без особого успеха – в то время как Гогочка в панике набирала номер диспетчерской. Она дозвонилась далеко не с первой попытки, и результат от ее звонка в виде устранения неисправности произошел лишь через полтора часа. За это время линолеум на кухне оказался полностью пропитан дерьмом. До утра мужественные грузины резали его на куски и относили на помойку чуть ли не в чем мать родила, после чего драили пол во всей квартире».

Взлет и падение деструктивного реализма

С писателем Евгеном Д. я познакомился в начале мая четырнадцатого года, вскоре после выхода в свет моей первеницы – «Дамы с фюрером на спине». Сперва я даже не догадывался, что передо мной литературное дарование. На улице возле входа на территорию бывшего завода «Энергоприбор», где расположен офис нашей фирмы, ко мне, обнажив в скромной улыбке неровные ряды желтых зубов, обратился невзрачный, худой и вежливый длинноволосый молодой человек в очках, с усиками и жиденькой бородкой клинышком:

– Извините, вы, случайно, не Алексей Михеев?

Я чуть удивился, но признал, что это я и есть. Тогда Д. сказал то, что повергло меня в приятный шок: оказывается, он видел мою страницу на «Прозе.ру», и узнал меня по фото пользователя, так как, сам курьеря на другой фирме, также расположенной на территории «Энергоприбора», часто меня видел. Постоянно погруженный в свой внутренний мир, как сейчас, я, в свою очередь, был уверен, что вижу Д. в первый раз. Д. захотел приобрести мою книгу, о существовании которой он узнал из моего рекламного объявления на «Прозе». Как раз в то время я, переполненный счастьем, разъезжал по вечерам, да и, что уж скрывать, просто в рабочее время, продавая свою книгу по полтораста рублей всем желающим читателям из столицы. Увы, свободного экземпляра для Евгена у меня с собой не было, зато на следующий же день я, подписав роман, торжественно вручил его покупателю. Это было после работы. Вместе с Евгеном мы доехали до «Щукинской» – ему нужно было ехать на электричке к себе в Дедовск, а я просто хотел зайти в «Алые паруса» и купить чего-нибудь на ужин. Д. пошел со мной.

В магазине мы завели разговор о литературе. К моему удовольствию, выяснилось, что Д. прекрасно знает творчество современных писателей – много читал Сорокина, Лимонова и иже с ними, суждения о них Евгена были метки и здравы. При этом Д. был эрудирован настолько, насколько это казалось вообще возможным: знал наизусть даты различных событий из истории, годы жизни политических деятелей и писателей; в деталях помнил кучу биографий, и так далее. Я был изумлен и восхищен им. Пожалуй, даже еще более меня притягивало в новом знакомом, что он, как и я, не пил и не курил. Тогда я еще не знал о его патологической неприязни к спорту, кратковременном периоде увлечения псилоцибиновой кислотой в прошлом и прямо таки болезненной кофемании в настоящем. Все эти черты или их последствия раскрылись в Евгене в полной мере, когда мы стали ездить с ним сперва по Подмосковью, а потом и по стране.

Внешне Д. более всего походил на комсомольского активиста прошлого века – подтянутый как струна, тощий, с застывшей общественной идеей в лице и отраженным светом мысли в умных глазах. На самом деле, он так и не сумел до конца определиться в своих политических предпочтениях, хотя одно время состоял, кажется, в «Авангарде Красной Молодежи» – разрывался между комми, наци и лимоновцами, пока не охладел полностью к политике.

Должность у Евгена была комплексной – не только развоз документации, но и встреча со списком в руках приезжавших за зарплатой мрачноватых азиатских гастаров – однако денег ему постоянно не хватало. Еще бы! Если не изменяет память, он получал всего около двадцатки. Это напомнило мне собственные голодные времена, когда я по утрам покупал в палатке на «Баррикадной» горячую лепешку с кунжутом за двенадцать рублей, и потом съедал в течение рабочего дня почти что лишь ее одну, оборачивая в пакет, как будто это минимум – хачапури. При этом Евген был робок с окружающими как девочка и слабоволен – не мог отказать алкашам, просившим у него мелочь, или грубо отвечать на грубости. Я помню лишь один случай, когда Евген вышел из себя, да и то лишь с его слов: как-то раз он простоял в очереди на почту до самого ее закрытия, и когда ему демонстративно отказали в обслуживании, он, рассвирепев, матернулся и кинул корреспонденцию, крайний срок отправки которой был в тот день, едва ли не в лицо работавшей там даме.

Д. жил в Дедовске, откуда ему каждый будний день приходилось добираться до Москвы. Выходные же проводить в первопрестольной ему почему-то никогда не хотелось. Евген с детства привык садиться на электричку и ехать куда глаза глядят – Истра, Новый Иерусалим, Волоколамск… Д. интересовали краеведческие музеи, рыбная ловля, походы в лес по грибы да ягоды, дальние поездки. Евген скопил дома большую коллекцию раритетных печатных изданий – книг контркультурных и радикально настроенных авторов (любимый его писатель – пожалуй, всё же Эдуард Вениаминович Лимонов), газет начала прошлого века и немного классики. Он играл на электрогитаре – впрочем, по собственному признанию, не для слушателей, а более всего для того, чтобы хотя бы приблизительно представлять, из чего строится игра уровня профессионалов, а не считать их запредельными небожителями – всех этих «Iron Maiden», «Judas Priest», «Metallica», «Megadeth», «Kreator», «My Dying Bride», «Six Feet Under». Страстный металлист, Евген был рад обрести в моем лице собеседника, разбиравшегося в такого рода музыке и любившего ее. Подобного общения ему очень и очень не хватало.

Вместе с Антоном мы сняли Д. в эпизодических ролях четырех фильмов, в одном из которых он, обожравшись каких-то таблеток, произносит сакраментальную фразу: «Детка, ты не понимаешь: это – настоящий кайф!»

Помню, как мы с Д. ездили на реконструкцию знаменитой баталии 1812-го года в Бородино. Я впервые побывал в местах, в которых в ходе прочтения «Войны и мира» дал себе обещание очутиться. Великую книгу я полностью прочитал лишь тогда, когда мне стукнуло тридцать – откладывал, следуя совету, данному нам преподавателем в университете, ибо лишь на четвертом десятке можно аккумулировать опыт, достаточный для адекватного восприятия романа графа.

Идя по живописным местам, мы говорили с Евгеном о литературе, и я услышал замечательный анализ моей свежей на тот момент повести «Железная Ева». Евген верно выхватил суть: изображение безусловного почитания архетипа прекрасной женщины.

Это происходило в октябре четырнадцатого года. В тот момент я уже отказался от имиджа наголо выбритого черепа в сочетании с длинной узкой бородой: побрился и решил вновь отрастить длинные волосы. Волосы Евгена уже были длинными, но, засаленные и убранные в хвост, мало способствовали украшению его облика. Д. преображался, лишь когда распускал хаер павльиньим хвостом за спиной, расправлял плечи и снимал очки. Однако он, к сожалению, не ходил так почти что никогда. Мы побывали в усадьбе Архангельское; на Бутовском полигоне и в Коммунарке; в музеях, на кладбищах; в Твери, Истре, Туле, Кубинке, Смоленске, Катыни; на реконструкции подвига двадцати восьми панфиловцев под Волоколамском, ну и так далее. К тому времени я вполне готов был бы один поездить по Подмосковью и не только, но с Евгеном это оказалось и проще, и в разы интереснее. Однако вскоре начались странности и непонятки. Дело в том, что при ближайшем рассмотрении Д. явился совсем не тем человеком, каким его дорисовало мое воображение.

Во-первых, физическое развитие. Евген умел бегать, да и специфика работы создала ему определенную выносливость, но до чего же он ненавидел и боялся всех тех, кто мог и любил подтягиваться, отжиматься… в общем, всех, кто сознательно занимался физическим самосовершенствованием. Однако это не помешало ему сфотографироваться с пудовой гирей в руке, с кривой улыбочкой и в свитере – в полном соответствии со словами Довлатова об интеллигентных дохляках, не способных устоять перед соблазном, когда они видят у кого-нибудь в гостях спортивные снаряды. Сильнее, чем спортсменов, Евген презирал только йогов.

Во-вторых, Евгену просто-напросто не давали. Точнее, ладно бы еще просто не давали – в свои тридцать он даже ни разу не поцеловался с девушкой! Сам он считал, что во всем виновата лишь его бедность. Ей-богу, я бы поостерегся рассказывать Д. о своих многочисленных амурных похождениях, знай о прискорбном факте его абсолютной девственности заранее. А ведь каждая моя история была лишним ударом по его самолюбию! Когда я до кучи еще и женился, словно специально, чтобы добить его, смотреть на Евгена стало по-настоящему страшно. Его лицо буквально разрывалось от бури зависти, которую он уже и не пытался ретушировать или хотя бы как-то сдерживать – всё равно б не вышло. Что ему следовало говорить, он не представлял, и мне приходилось не только как суфлеру вкладывать в уста его самый минимум слов поздравления, но и вытягивать их из него едва ли не клещами. В ходе последней «ВК» -ссоры он не нашел ничего лучшего, кроме как в очередной раз упрекнуть меня моим браком, что весьма забавно и, конечно же, весьма характерно, и удалиться из «Контакта» и моей жизни.

В-третьих, жизненная позиция Д. заключалась в признании факта, что он родился столетием позже, чем следовало бы, и в России двадцать первого века делать ему ровным счетом нечего. То ли дело – поднимать целину, лихо «комиссарить» с наганом, идти в атаку на немцев, заседать в составе особой «тройки», проводить допрос с пристрастием в застенках Лубянки, расстреливать поляков… В современном мире жизнь Евгена была пассивно-созерцательной. Он не знал, что и зачем ему делать. У него не было ни гордости, ни чувства собственного достоинства. Отец – грузчик-алкоголик. Мать – уборщица. С детства проштудированные Евгеном энциклопедии, прочитанные им фолианты да ставший привычным эскапизм рыбной ловли спасли Д. от необходимости оставаться на отцовском уровне, но оболочка для всех его знаний была слишком хрупкой, уязвимой. Мало того, что он сам изрезал все свои руки бритвой, так еще и каждый встречный, видя худого парня в очках и с заискивающей улыбочкой, норовил или покуражиться над ним, самоутверждаясь, особенно если несуразный Д. давал им повод, или поиметь с него какую-нибудь мелочь. Не имея сам почти ни гроша, о чем я уже упоминал, Евген делился деньгами со всеми алкашами, и в ответ на все оскорбления лишь извинялся с улыбкой. Как-то раз, когда мы с ним возвращались в Москву с очередной реконструкции, на ровном месте разразился скандал с бабкой. Она орала, Евген сконфуженно молчал, и приструнить ее пришлось мне. В другой раз в «KFC» местный гопник стал весьма настырно просить у нас мелочь. Я и сам не давал, и сказал Д., чтобы он тоже не доставал бабки. Но где там! Евген с неизменной улыбочкой раскошелился снова…

В-четвертых, грибочки. В автобиографическом произведении «Психонавт» Д. делится с читателями своим красочным психоделическим опытом поедания псилоцибов. Однажды я увидел воочию, как его накрывает «флешбэк», и он полностью отключается от происходящего. Зрелище, доложу я вам, господа, гнетущее и удручающее…

В-пятых, литературные амбиции самого Д., его писательские изыскания. Изначально я был информирован, что Евген пишет стихотворения и выкладывает их на сайте «Стихи.ру». Пораженный его интеллектом, его эрудицией, я был сперва сильно разочарован его поэзией. Признаться, я ожидал гораздо большего… Затем я прочитал прозу Д., и это полностью реабилитировало его творчество в моих глазах. В своих повестях Евген был прекрасен и блестящ.

После поездки в автобусе с реконструкции, во время которой мне довелось лицезреть «флешбэк» Д., Евген вернулся в Дедовск и написал отчет о мероприятии. Стиль его был так хорош, что я понял: Евген всё еще может шикарно писать прозу! Тогда я устроил ему знакомство с моим питерским заказчиком. Так Евген, как и я сам, стал «литнегрилой».

Не желая вступать в блок постмодернистов, к коим я себя причислял, свое направление Д. именовал «деструктивным реализмом». Он начал много писать для «Прозы.ру»: эссе, рассказы, повести, миниатюры… Его очерк о поездке на Донбасс вызвал на сайте весьма ощутимый резонанс. Но, набрав массу отзывов, в конце концов Д. отказался писать далее, когда узнал о смерти дорогого ему автора сайта.

После публикации его первой книги Евген «словил звездочку». Речь его стала оскорбительной и вызывающей. Он смеялся надо мной – мол, йог, стою по часу на одной ножке, да еще и испытываю комплекс вины перед курочкой, когда ем ее…

Я, натурально, захотел вломить Д. Я ждал, когда встречу его по дороге в «Энергоприбор». Я готовился нанести одиночный прямой кулаком в грудак или живот, всё равно. Однажды я был максимально близок к выполнению плана, однако Евген, словно почувствовав опасность, нырнул в метро. И тут же оттуда вышел полицейский…

Потом Д. догадался принести извинения. Инцидент, слава Богу, был забыт – воевать с Евгеном было бы глупо и жестоко. Ну а как всё кончилось, вы уже знаете. Добавлю лишь, что Д. потер все мои рассказы с нашего совместного клона на «Прозе.ру» и удалил его, забрав себе все прозобаллы. Что ж, прощай, Евген, и не болей! Удачи тебе, в каком бы самом отдаленном уголке этой негостеприимной и не предназначенной для тебя Вселенной ты ни находился!