Текст книги "Острова невезения. Историческое путешествие по местам русских экспедиций XVIII-XIX веков"

Глава 8
Путешествие на корабль «Святослав»

С погодой на Лемносе нам не везло. Было тепло, даже жарко и солнечно, но очень ветрено! Высокая волна, разгоняясь от Дарданелл, приходила вместе с ветром оттуда, откуда и было положено – с северо-востока. День шел за днем, погода не улучшалась. Наша надежда на удачу утекала, как песок сквозь пальцы, медленно и неуклонно.

Наша первая попытка найти корабль проходила в малопригодных для погружения условиях. В тот октябрьский день 2013 года довольно сильно штормило. Мы учитывали, что в районе поиска сильное течение встречалось с ветром. Это увеличивало без того высокую волну и наши риски при погружении. Но мы не могли больше ждать. И вот в один из дней у меня почему-то появилась уверенность, что мы непременно найдем корабль с первого раза. Местные греки долго не соглашались начать поисковые работы, но мы уговорили их и решили рискнуть.

Нам не пришлось нырять, чтобы обнаружить место возможного кораблекрушения: рельеф и изменения дна, благодаря кристально чистой воде, были хорошо видны на глубине до 10 метров даже при сильном волнении. Мы раз за разом прочесывали мель и наконец увидели, что характер дна поменялся. На нем появились странные, не вполне различимые с поверхности воды предметы. Мы решили остановиться и бросить якорь. То, что мы видели с катера, можно было принять за все, что угодно. Предметы были похожи на нечто не природного, а искусственного происхождения. Я спустился в воду и буквально взорвался от эмоций. Все дно было усыпано обломками кораблекрушения: огромные пушки и еще более внушительные якоря громоздились друг на друге.

Итак, мы могли с уверенностью сказать, что первыми нашли легендарный корабль «Святослав»! Это произошло 26 октября 2013 года. Место его крушения я предсказывал несколько лет назад, основываясь на диверсионной версии, свидетельствах, картах и документах.

«Святослав» затонул на глубине от 5 до 7 метров (осадка корабля – 6,2 метра) в самом центре огромной отмели площадью три-четыре десятка квадратных миль. Не с краю, а точно посередине! По свидетельству местных дайверов и рыбаков, на отмели не существует следов иных кораблекрушений, то есть она никогда не была кладбищем для других кораблей. Получалось, что авария «Святослава» совершенно нетипична для этого района. О существовании такой большой мели должен был знать каждый местный моряк или лоцман.

Известно, что корабль затонул в свежую, штормовую погоду. Наше первое погружение на «Святослав» происходило в таких же условиях. Я могу засвидетельствовать: эту мель трудно не заметить даже издалека. Она видна и по изменению цвета моря, и по растущим на мелководье волнам. Любого моряка должно насторожить изменение обстановки. Есть косвенные признаки, по которым можно загодя увидеть изменения цвета моря, высоты волны – при уменьшении глубины волны постепенно становятся выше, а у берега они растут еще больше и ломаются, образуя прибой и пенные шапки. При глубине моря 5–7 метров волна может и не ломаться (все зависит от глубины), но становится выше. Причем если в этом месте глубина была бы 1 метр, то даже при отсутствии поблизости берега будет образовываться пенная шапка – так происходит, когда волна ломается. Цвет моря тоже меняется в зависимости от цвета дна – если трава, цвет моря темнеет, если песок, то светлеет. В данном случае дно напоминает лоскутное одеяло – песок, камни и трава. Всего этого не заметили или не захотели заметить. Значит ли это, что крушение «Святослава» было диверсией? Скорее да, чем нет.

Мы спустились на корабль. Нашли остатки деревянного корпуса, который не мог сгореть полностью, независимо от того, кто именно его поджег, огромные якоря длиной около 7 метров каждый. Они сами по себе ничего не доказывают, кроме того, что корабль был огромным по меркам того времени. Но самое главное: все дно около «Святослава» было усеяно различным судовым имуществом и многочисленными огромными пушками и единорогами (единорог – русское бронзовое гладкоствольное артиллерийское орудие-гаубица. Имело коническую камору и служило для стрельбы гранатами и бомбами, а также картечью, брандскугелями, каркасами и светящими ядрами. Орудия были введены в строй в 1757 году, в бытность генерал-фельдцейхмейстера графа Шувалова, за что и получили свое название мифического животного, изображенного на шуваловском гербе), что полностью подтверждает слова одного из «главных свидетелей» по делу, капитана Степана Петровича Хметевского. Никто из русских специально не поджигал «Святослав», в противном случае с него бы сняли все корабельное имущество. Его поджог стал для команды полной неожиданностью.

Поиски «Святослава»

Карта из дневников С. П. Хметевского. Место гибели «Святослава» обозначено буквой F

Найдя сам корабль и восстановив частично подробности его гибели, мы совершили настоящее открытие. И едва не заплатили за него дорогую цену. Марк забыл о сильнейшем течении и о неблагоприятной погоде. Его унесло на 150 метров от катера. Мы почти потеряли его из виду среди волн, и он едва не погиб.

Казалось, высшие силы не хотели, чтобы тайна гибели «Святослава» была раскрыта.

Весть о том, что «русские что-то нашли», достигла Hellenic Coast Guard (греческая береговая охрана) острова. Мы все действия осуществляем в контакте с властями, строго официально, в соответствии с их указаниями и рекомендациями. В наши задачи входят лишь поиски, расследование и фиксация открытий на камеру. Тем не менее руководители береговой охраны предпочли перестраховаться и в заключительный день погружений на «Святослав» разрешили нам погружаться для дальнейшего исследования, но запретили проводить подводные съемки. Причем за соблюдением их указаний следили два катера береговой охраны и дайвер, который под водой контролировал неукоснительное соблюдение нами директив начальства. Судя по их настрою, отныне русский корабль взят под их контроль, дабы пресечь возможные попытки его разграбить, что полностью соответствует и нашим интересам. Жаль, что не удалось добыть еще материала с места былой трагедии, но мы с пониманием отнеслись к подобной щепетильности. Совершенно очевидно, что найден уникальный корабль, принявший участие в уникальной экспедиции. Артефакты той эпохи и такой высокой культурной ценности отсутствуют в наших музеях. Убежден, что необходима системная совместная с греческой стороной новая экспедиция, которая сможет провести полноценные исследовательские работы и поднять на поверхность уникальные экспонаты. Кроме того, я знаю нечто, что убеждает меня в том, что под слоем грунта нас ждут весьма неожиданные находки и… новые открытия, а возможно, и очередная сенсация! Это значит, что история еще не окончена!

Корабль найден

Из отчета Дж. Эльфинстона графу Панину

05.09.1770. 11.00 «Святослав был под парусами в параллель острова Имброса и приказ был от меня дан, что б держаться к ветру до рассвета, а тогда и идти в Лемнос».

06.09.1770. 05.00 (вероятно, уже с рассветом. – Авт.) «На другой день поутру в 5 часов или при рассвете звонил я в колокол, тогда сын мой Иван пришед сказал мне, что поворотили корабль фордевинд и были в 17 саженях глубины, но уже в 22 саженях находятся…» (Глубина 17 саженей (36 метров) должна была насторожить моряков. Берег еще не показался, а о глубинах в Эгейском море моряки обычно говорят так: «Полчаса на автобусе». Информация из отчета говорит о том, что промеры глубин в процессе движения к Лемносу проводились регулярно. – Авт.)

06.09.1770. 05.30–06.30 «Капитан Роксбург пришед ко мне подтвердить глубину воды и сказал мне, что «Сант-Павла» не видно было, просил не поджидать ли оного судну».

06.09.1770. 06.30 «Посем велел я к себе Гордона послать, который сказал мне, что корабль на 22 саженях находится и всегда идет глубже, но де погода не очень ясная и что де корабль идет носом от берегу».

06.09.1770. 06.45 «Скоро пришед ко мне капитан Роксбург и сказал, что ныне уже зюйд-вестовый мыс Лемноса виден в великом расстоянии и что теперь лежит в хорошем состоянии идти фордевинд и просил меня идти ли в Лемнос. Но приметил при том, что лейтенант Кравцов сказал, что б к северу идти и что он у зюйднаго мыса никогда не бывал. Я отвечал, что понеже у нас людей имеется, которые знают гавани, то сие довольно». (Такая реакция на очевидное беспокойство экипажа означала что-то вроде «И без вас умных хватает». Капитан Роксбург и лейтенант Кравцов предлагали обойти остров с севера, но Эльфинстон не согласился с ними. – Авт.)

06.09.1770. Около 07.30–08.00 «Тогда встал я немедленно, думая, что корабль поворотили фордевинд, но при том чувствовал некоторое движение, которое меня испугало пока камзол свой застегнул, через момент страхи мои подтверждены были, что корабль на мели стоял. Я выбежал и встретил капитана Роксбурга, который сказал, что корабль на 7 саженях. Я тот час побежал под корму и видел мель и глубина была только 4 сажени несколько меньше углубления корабля». (За проводку корабля нес ответственность лоцман. В корректности его промеров есть сомнения: 7 саженей – это около 15 метров. Если учитывать, что осадка «Святослава» – 6,2 метра, то понятно, что на такой глубине он явно не мог сесть на мель. Я вижу здесь три принципиальные «ошибки». Первое – неверно выбранный маршрут следования. Второе – уменьшение глубины до критической должно было встревожить команду «Святослава» и заставить ее существенно поправить курс. И наконец, третье – «ошибка» в промерах глубин или… Возможно, кто-то сознательно завышал их показания. После повторного промера глубины, когда корабль уже сидел на мели, она вдруг уменьшилась почти вдвое! – Авт.)

И наконец: «Причину потеряния корабля «Святослав» приписываю я офицерам командующим среднего и утреннего вахта капитану Роксбургу и английскому мастеру Гордону».

Глава 9
После трагедии

Уильям Гордон практически сразу был арестован и приговорен к смертной казни. Но ушлый англичанин смог сбежать из-под стражи к османам. Роксбурга никто не обвинял. Видимо, при неизбежном в таких случаях разбирательстве крушения ему удалось доказать, что он был непричастен к аварии. А Эльфинстон еще какое-то время крейсировал в Архипелаге. Позднее Орлов отправил его в Кронштадт, где контр-адмирал был отдан под суд и обвинен в служебной небрежности, которая погубила линейный корабль «Святослав». Скорее всего, были подозрения в адрес Эльфинстона не только в небрежности, но и в серьезном умысле, но Екатерина не стала осложнять взаимоотношения с британским монархом Георгом III, который в значительной степени обеспечил успешное плавание русских эскадр вокруг Европы в Средиземное море. Не входило в планы императрицы и раздражение многочисленной[9]9
  В 1770 году в Санкт-Петербурге проживало около 1500 англичан, которые занимались коммерцией, а также служили в русской армии и на флоте.


[Закрыть] британской колонии в России.

«Главный свидетель», он же и обвиняемый по делу лоцман Уильям Гордон отсутствовал, поэтому подтвердить подозрения в диверсии было некому, и суд формально в этом Эльфинстона не обвинил. Однако служить адмиралу дальше в русском флоте не дали. После того, как он явился на придворный бал в британском морском мундире, терпение Екатерины лопнуло. Эльфинстон был отправлен в отставку и навсегда покинул Россию.

Оправдаться Джон Эльфинстон решил в мемуарах. По этому поводу сохранились замечания императрицы Екатерины II: «Нет ничего легче, как опровергнуть этот мемуар, и особенно статью о Чесменском бое, потом о прибытии его в Лемнос, куда его никогда не призывали, и он был даже обвинен в том, что покинул свой пост пред Дарданеллами; наконец, он принудил капитана идти по тому пути, на котором «Святослав» погиб. Можно сказать одно, что Э. принадлежит к разряду людей сумасшедших, которые увлекаются первым движением и не соблюдают никакой последовательности».

О чем думал контр-адмирал Джон Эльфинстон, когда без приказа двинул самый большой линейный корабль в сторону Лемноса и когда русские были в шаге от финального триумфа? Вряд ли узнаем это, даже если прочитаем его «мемуар». Все зависит от того, кем он был на самом деле – шпионом или… взбалмошным, вздорным и необыкновенно амбициозным человеком? Письмо Эльфинстона своему покровителю графу Панину мало что объясняет: «Никогда не забуду потеряния «Святослава», также и чуствуемаго мною мучения. Я надеюсь, что как скоро в сем деле публично справится можно, то виновные будут наказаны, ибо никто, никогда, столь стыдным образом корабля не теряли. Какое мне было удивление, когда я был первая особа на корабле, который почувствовал, что оный ударился об мель».

Я хотел бы поддерживать версию: Эльфинстон – диверсант. Тогда он выглядел бы эдаким Джеймсом Бондом, шпионом на службе Его Величества, которому удалось, прикинувшись эпатажным простачком, провернуть многоходовую комбинацию и обвести русских вокруг пальца. Выступая в этом образе, он вызывает уважение – хитрец и умница. Но скорее всего, Эльфинстон был неудачником-фатом, чьи непомерные амбиции и эпатаж не соответствовали его реальным способностям и делам. Мне даже сложно представить, что человек его положения мог решиться на подобное, захватив в экспедицию двух своих сыновей. В таком случае шпионом был лоцман Уильям Гордон. Это тоже всего лишь версия. Но в ее пользу говорит очень многое. В том числе события, произошедшие непосредственно перед гибелью корабля. При всех очевидных сложностях характеров англичан, их упорное нежелание учесть изменения обстановки, прислушаться к советам офицеров и призывам изменить курс – выглядит более чем подозрительно.

Мы – обычные люди. Мы ценим человеческие отношения и искренне расстраиваемся, когда нас обманывают, предают, когда нам изменяют. Мы вольно или невольно переносим на рабочие отношения те принципы, которыми пользуемся в обычной жизни. И потому мы не слишком рады, когда слышим банальное: «Старик, ничего личного! It is just a business!» «У нас нет ни постоянных врагов, ни постоянных друзей, – писал премьер-министр Великобритании Генри Пальмерстон королеве Виктории, – у нас есть только постоянные интересы». Эта циничная фраза вполне вписывается в пасьянс, который разыгрывали британцы во время 1-й Архипелагской экспедиции. Сильная Россия в Средиземноморском регионе им была не нужна, равно как и уничтоженная Османская империя. И едва ли они смотрели как сторонние наблюдатели и статисты на усилия, а главное – на успехи России в Средиземноморском регионе. В это я попросту не верю!

Если мы перенесемся более чем на 50 лет после описываемых событий, в октябрь 1827 года, когда объединенная эскадра России, Англии и Франции отправила на дно Наваринской бухты весь турецко-египетский флот, то увидим, что политический пасьянс радикально не поменялся. Менее всех желал этого сражения английский адмирал Кодрингтон. Англии была невыгодна победа ни одной из сторон, которая давала бы победителям неоспоримое преимущество на Балканах. Простой демонстрации силы, на которую рассчитывали британцы, не вышло. Сражение началось – и было выиграно. «Кодрингтона следовало бы повесить, но придется наградить его орденом», – сказал английский король после церемонии награждения английского адмирала. И это нагляднее всего характеризует итоги сражения с точки зрения британской политики.

Похоже, что в этом мире с тех пор мало что поменялось.

Конец второй части

Часть третья
Закулисье Республики Семи Островов

Заклятые друзья

Тюрьма Сервантеса

Наваринский дым с пламенем

Цветок Леванта

До последней капли крови

Змеи с Кефалонии

Жемчужина Ионического ожерелья

Ключ к дверям Корфу

Эхо войны

Русские не могли не вернуться на Греческий архипелаг. Император Павел I, взошедший на российский трон после кончины Екатерины Великой, понимал стратегическое значение греческих островов для внешней политики России. Поэтому в конце XVIII века Россия вступила совместно с Портой в антифранцузскую коалицию и выдвинула свои корабли в Средиземное море. Командовал эскадрой вице-адмирал Федор Федорович Ушаков.

12 августа 1797 года русские корабли под командованием Ушакова вышли из Севастополя и пришли в Константинополь, где соединились с турецким флотом. Совместные силы выдвинулись в Средиземное море и за шесть недель взяли несколько Ионических островов – Китиру, Закинф, Кефалонию и Лефкас. За это время русские не потеряли ни одного корабля, в боях пало около 400 человек. Важнейшим островом в маршруте эскадры Федора Ушакова был греческий остров Корфу, где находились губернатор Ионических островов Шабо и генеральный комиссар Дюбуа. Осада Корфу началась 18 февраля 1799 года. 20-го гарнизон вынужден был капитулировать (штурм занял день, еще день длились переговоры). После капитуляции русские взяли в плен около 3 тыс. французов и завладели 16 неприятельскими кораблями и шестью сотнями орудий. За победу при Корфу Федор Ушаков был произведен в адмиралы. Победа русского флота ознаменовала создание Республики Семи Островов с центром на освобожденном острове Корфу.

Наша экспедиция не могла пропустить эти славные страницы русской истории. Мы под парусами яхты White Russian вновь вышли в море, чтобы повторить маршрут экспедиции Федора Ушакова. Я был уверен, что на Ионических островах мы найдем немало русских следов и услышим много невероятных историй о доблестных русских моряках. Интуиция не подвела меня. И сейчас я спешу поделиться сокровенным знанием и найденными артефактами с вами, дорогие читатели.

Федор Федорович Ушаков

Родился 13 февраля 1745 года в сельце Бурнаково (сейчас – Рыбинский район Ярославской области) в небогатой дворянской семье. В 1766 году окончил Морской кадетский корпус. С 1769 года Ушаков служил в Донской (Азовской) флотилии, участвовал в русско-турецкой войне 1768–1774 годов. 30 июня 1769 года получил чин лейтенанта. В конце 1772 года встал во главе прама «Курьер». В 1773 году командовал 16-пушечным кораблем «Модон» и участвовал в отражении высадившихся в Балаклаве турок.

С 1775 года Ушаков командовал фрегатом, а годом позже вышел в поход в Средиземное море с целью проводки фрегатов в Черное море. В 1780 году направлен в Рыбинск для доставки в Санкт-Петербург каравана с корабельным лесом. После этого был назначен командиром императорской яхты, но вскоре добился перевода на линейный корабль «Виктор». С 1783 года Федор Ушаков служил на Черноморском флоте, участвовал в постройке кораблей в Херсоне и строительстве пункта базирования флота в Севастополе. Свою первую награду – орден Святого Владимира 4-й степени – получил в 1785 году за успешную борьбу с эпидемией чумы в Херсоне. В начале русско-турецкой войны 1787–1791 годов командовал линейным кораблем «Святой Павел» и авангардом Черноморского флота.

В 1789 году Ушаков был произведен в контр-адмиралы, а в 1793 году – в вице-адмиралы. В 1798–1800 годах командовал российскими военно-морскими силами в Средиземном море. Задачей Ф. Ф. Ушакова была поддержка на море действий войск антифранцузской коалиции. Во время Средиземноморского похода Ушаков проявил себя как крупный флотоводец, искусный политик и дипломат при создании греческой Республики Семи Островов. Показал образцы организации взаимодействия армии и флота при овладении Ионическими островами и особенно островом Корфу. В 1799 году Ушаков был произведен в адмиралы. В 1800 году его эскадра вернулась в Севастополь.

С 1802 года адмирал командовал Балтийским гребным флотом, а 27 сентября 1804 года возглавил флотские команды – в Санкт-Петербурге. В 1807 году ушел в отставку и поселился в деревне Алексеевка (сейчас – Республика Мордовия). Во время Отечественной войны 1812 года Ушаков был избран начальником ополчения Тамбовской губернии, но из-за болезни отказался от должности.

Последние годы жизни Ф. Ф. Ушаков провел в молитвах и благотворительной деятельности. Флотоводец умер 2 октября 1817 года в своем имении. Похоронен в Санаксарском монастыре близ города Темникова.

Глава 1
Заклятые друзья

Средиземноморский поход Ф. Ф. Ушакова был ярким примером непостоянства нашей жизни. Со временем меняются приоритеты, друзья становятся врагами, а враги превращаются в союзников. В конце XVIII века произошел тот редкий случай, когда союзниками стали не просто бывшие враги, а враги заклятые. Блистательная Порта вошла в число военных союзников России и выделила в помощь русской эскадре корабли и десанты.

Нам достаточно посчитать, сколько раз мы воевали с турками, чтобы понять всю странность этого союза. Начиная с 1568 года русские и османы воевали семь раз. Пользуясь спортивной терминологией, отмечу: русские победили с общим счетом 6:1. На последнюю кампанию пришлись и взятие Суворовым Измаила, и разгром Ушаковым турецкого флота в сражении у мыса Тендра и Калиакрии. Теперешние союзники Ушакова еще не успели слизнуть с губ горечь былых поражений. Случилось невероятное: руку помощи протягивал своим «давнишним и упорным врагам» русский адмирал, наводивший ужас на турок всего шесть лет назад! Точнее – Павел I выделил русскую эскадру в помощь Блистательной Порте. При этом большую часть трудной боевой работы предстояло взять на себя русским морякам и десантникам.

Давайте разберемся, как союз России и Порты стал возможным. XVIII век спокойным не назовешь. Французская революция уничтожила прежний миропорядок и окончательно разделила Европу на два враждующих лагеря: с одной стороны – Франция, с другой – остальная Европа. Не все в Европе были согласны с новой идеологией: короля (как, впрочем, и сторонников нового порядка) можно было запросто отправить на эшафот. Умением «чихать в корзину» на гильотине овладели не только французские дворяне, но и все слои общества. Французская революция питалась кровью своих родителей и плавно перетекла в долгий и кровавый период – наполеоновские войны.

Россия еще при Екатерине не осталась в стороне от этих событий. Они создавали угрозу ее собственной безопасности. Вспомним польское восстание Тадеуша Костюшко 1794 года. В значительной степени именно идеи Французской революции и надежды на то, что Франция их поддержит, вдохновили бунтовщиков. Восстание было подавлено, а Костюшко препровожден в Петропавловскую крепость. Примечательно, что до прихода к власти императора Павла пленник проживал в доме коменданта на правах гостя и пользовался полной свободой. Взошедший на престол в ноябре 1796 года Павел I и вовсе освободил предводителя восстания. Отпустил с миром и даже дал Костюшко на дорогу 12 тыс. рублей.

Павел желал прекратить войны, изнурявшие страну в течение предыдущих 40 лет. Все военные приготовления, начатые его матерью, были остановлены. Император даже предпринял попытки сблизиться с Французской республикой. Но эти попытки оказались странными. Павел дал убежище беглому Людовику XVIII и принял в службу пятитысячный корпус принца Конде, находившегося до этого в Австрии. После этого отношения с Францией испортились окончательно.

Я не случайно упомянул Костюшко. Польский вопрос был очень болезненным для России до и после 1796 года. Этим успешно пользовались противники империи. С помощью этого эффективного инструмента они активно втягивали ее в долгие и подчас изнурительные войны.

Прежняя Франция была союзницей Блистательной Порты. Она обучала флотских офицеров и моряков и помогала в строительстве современного и боеспособного флота. Все поменялось, когда 1 июля 1798 года сорокатысячный корпус генерала Бонапарта высадился в Египте, по дороге овладев Мальтой, бывшей под российским покровительством. Наполеон под страхом смертной казни запретил жителям Мальты, островов в Эгейском море и Ионических островов иметь любые отношения с Россией, а их судам – ходить под российским флагом. Французы захватили Ионические острова в начале 1797 года. Русский консул на Закинфе был арестован и отправлен на Корфу.

Россия создала обширную консульскую сеть на Ионических и Кикладских островах и активно использовала ее возможности – давала покровительство греческим судам и поощряла торговое мореплавание под российским флагом. Агрессивная политика Франции в регионе (в частности, захват Ионических островов) была опасна: возможный военный союз Франции и Порты создавал прямую угрозу южным рубежам России.

Французское нападение на Мальту стало вызовом для России – прямым и недружественным. Враждебность этого шага была очевидна. Война стала неизбежной не только для России и Франции, но и для Порты: в планах Наполеона было нанесение удара по английским владениям в Индии через владения султана. В Константинополе ощущали угрозу и своим вассальным владениям на материке в непосредственной близости от Ионических островов. Республиканская смута, проникавшая в умы вассальных властителей, грозила полной потерей контроля над этими территориями.

Находившийся в походе флот Ушакова получил приказание двигаться к Константинополю: «Буде Порта потребует помощи, где бы то ни было, всею вашей эскадрой содействовать с ними; и буде от министра нашего получите уведомление о требовании от Блистательной Порты вашей помощи, то имеете тот час следовать и содействовать с турецким флотом против французов, хотя бы то и далее Константинополя случилось». Эскадра Ушакова зашла на 10 дней в Севастополь, чтобы пополнить запасы и заменить часть кораблей на более надежные, а затем двинулась в сторону Константинополя.

Порта не стала дожидаться эскадры Ушакова и объявила войну Франции. По старой «доброй» традиции, французский посланник Рюфен был заточен в Семибашенный замок, а всех французов переловили. Сценарий был обычным и отработанным. Россия и Порта заключили союзный договор сроком на восемь лет. Он предусматривал шесть пунктов, по которым Россия обещала военную помощь Порте на суше и на море для действий против Франции, а Порта гарантировала, что будет содержать флот и сухопутное войско за свой счет и пропускать в Черное море только русские суда.

План Ушакова по освобождению Ионических островов и недопущению усиления неприятельских гарнизонов на албанском берегу был с готовностью принят Портой. Тем более, что эта часть материковой территории находилась во владении формального вассала Али-паши Янинского, а активность французов вызывала озабоченность и беспокойство турок. Ушаков получал в помощь турецкую эскадру под командой Кадыр-бея. Общее командование объединенными силами и учреждение на освобожденных островах нового правления возлагались на русского адмирала. Согласно замыслу Павла I и с согласия Порты острова должны были стать свободными. Именно Ушаков должен был организовать самоуправление и написать конституцию для нового образования.

Ушаков был опытным и успешным флотоводцем и, видимо, очень нравственным человеком. Ему было по сердцу и по плечу написание свода законов для свободных людей, но сделать это без одобрения и инициативы императора Павла он не мог.

20 сентября 1798 года объединенный флот оставил за кормой Дарданеллы и двинулся в сторону Ионических островов: Цериго (Китира), Занте (Закинф, Закинтос), Кефалония, Итака, Святой Мавры (Лефкас, Лефкада), Паксо и Корфу (Керкира). Почти на всех островах и в крепостях на албанском берегу (Бутринти, Превеза, Парга и Воница) стояли не очень большие французские гарнизоны, исключение составляла лишь крепость на Санта Мавре (Лефкаде). Там располагался гарнизон численностью около 500 человек. Самой трудной добычей в Ионическом море по неприступности стен и количеству гарнизона был остров Корфу. Вне зависимости от успехов на других островах судьба всей кампании решалась именно там.

На что же рассчитывал Ушаков, намереваясь гнать французов с островов? В первую очередь – на свои силы. Его команды были хорошо обученными и дисциплинированными. На вверенных ему кораблях этому всегда придавалось первостепенное значение. Именно обучению и дисциплине Ушаков был обязан своими победами. За свою долгую карьеру он не потерпел ни одного поражения. С этой точки зрения, союзники являлись если не обузой, то не слишком надежными помощниками. Общая подготовка и особенно дисциплина у турок были невысокими. Кроме этого у Ушакова было высочайшее повеление «не напрягать» союзников без особой нужды: «Стараться избегать и не требовать лишнего от Порты, и не терять из виду, что, помогая ей, не должны мы становится в крайнюю тягость». Так что расчет был прежде всего на свои силы: шесть кораблей, семь фрегатов и три авизо.

Ушаков рассчитывал и на поддержку местного населения. Эта надежда была вполне оправданной. Русские подготовили послание к местным жителям и отправили его на острова. Молва о скором приходе русских бежала впереди эскадры. Первым островом, на котором предстояло отработать тактику взятия крепостей, стал Китира (Цериго). Туда были направлены два фрегата («Григорий Великия Армении» и «Счастливый») под командой капитан-лейтенанта Шостака.

Небольшой французский гарнизон (105 человек) засел на Китире в двух крепостях. После первого же штурма французы спустили флаг в форте Святого Николая и сбежали в крепость Капсала на другом конце острова. Крепость располагалась на высоком холме, французы видели подошедшие корабли эскадры, но решили защищаться. И тут русские сделали то, что впоследствии многократно использовали в других гарнизонах Ионических островов. Они не поленились затащить пушки на соседнюю гору, оборудовали батарею и после артподготовки, нанесшей немалый урон противнику, приготовились к штурму.

Французы поняли решительный настрой русских и предпочли отдать ключи от форта и сдаться на почетных условиях. Те же условия сдачи затем применялись и в других фортах: побежденные выходили из крепости и перед строем победителей расставались с ключами, знаменами, оружием, а потом уходили восвояси с обещанием не воевать против России и ее союзников в течение одного года и одного дня.

С освобождения Китиры начался новый греческий эксперимент. Русские дали грекам то, что французы только обещали, – свободу и республику. По инициативе Ушакова на острове было организовано самоуправление. Помощник Ушакова Егор Павлович Метакса писал о нем: «Оно составлено из двух классов: из выбранных обществом дворян и их лучших обывателей и граждан, общими голосами признанных способными к управлению народом. Председательство предоставлено было архиерею, имевшему под собой двух приматов: Левуна и Мурмури. Учреждение сие от начальников сделано особым открытым листом за их подписями и печатями».

Метакса был этническим греком. Греков стало много в военной и, в частности, морской службе России после окончания 1-й Архипелагской экспедиции. К началу похода Ушакова специально созданный Корпус чужестранных единоверцев окончили уже несколько сотен человек. Неудивительно, что греческие фамилии довольно часто упоминаются в документах экспедиции Ушакова: капитан Сарандинаки, капитан 1-го ранга Алексиано, лейтенант Влито, лейтенант Метакса. Все они были русскими офицерами и были готовы биться за историческую родину не на жизнь, а на смерть. Объединенные силы довольно быстро овладели всеми островами, за исключением острова Корфу. Но о нем – позднее.