Текст книги "Острова невезения. Историческое путешествие по местам русских экспедиций XVIII-XIX веков"

Глава 5
Вперед! На Константинополь?

Чесменское сражение было выиграно, турецкий флот уничтожен. Что дальше? Константинополь? Ведь именно этот славный город был одной из целей Архипелагской экспедиции. Из письма посланника в Лондоне А. И. Мусина-Пушкина своему коллеге в Копенгагене М. М. Философову: «Успехами русского оружия покорилась древняя Спарта и я надеюсь, что господин Эльфинстон совершит желание мое и станет ударять ближе к цели. Хочется мне ведать его у Царьградского мыса, где лежит престол турецкого сластолюбия». Даже осторожная Екатерина называла Константинополь в качестве возможной цели будущей экспедиции: «Если уж ехать, то ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых от ига тяжкого. И скажу так, как в грамоте государь Петр I сказал: а их неверных магометан согнать в степи песчаные на прежние их жилища. А тут опять заведется благочестие, и скажем слава Богу нашему и всемогущему».

В русском лагере перед Чесмой царила нервозность. В счастливый исход предстоящего сражения верили не все: русские эскадры были явно слабее турецких. Лишь после Чесменского сражения Константинополь стал целью осязаемой, что оптимистично фиксировал и адмирал Грейг: «В случае овладения Лемносом, граф Орлов твердо решился прорваться сквозь Дарданеллы». После Чесменского сражения Алексей Григорьевич Орлов при всем своем недоверии к британцу Эльфинстону все-таки отправил его эскадру на блокаду Дарданелл. Отчасти это было похоже на изгнание: подальше с глаз! Очевидно, англичанин смертельно надоел Орлову, а у самого графа в тот момент появилась более важная цель – Лемнос! Остров был ключевой точкой войны – владевший островом, по сути, запирал Дарданеллы и приобретал удобную базу для флота и плацдарм для последующего овладения проливами и, возможно, самим Константинополем. Думаю, что близость русских к проливам являлась в большей степени преимуществом, чем опасностью. 15 июля 1770 года русский флот подошел к Лемносу, а 20-го началась двухмесячная осада. Она не стала легкой прогулкой ни для тех, кто оборонялся, ни для тех, кто осаждал. Инженер-поручик Г. Келхен писал: «У неприятеля было одних ружейных близь 1000 человек по стенам, камены бросали женщины и малые робяты».

Карта пролива Дарданеллы из дневников С. П. Хметевского

Карта Константинополя из дневников С. П. Хметевского

Русские к тому моменту уже действовали совместно с албанцами, греками и славонцами. Все они успешно вели осаду и проделали в крепостных стенах несколько брешей. Днем воевали, ночью вели переговоры о сдаче. Несмотря на утверждения защитников, что они якобы ни в чем не нуждались, им тоже приходилось несладко. С. П. Хметевский вспоминал, что «турки просили для своих жен и детей винограду, арбузов, кофи, которое от графа и было им давано». Это косвенно говорит о благородстве и некой мягкости нравов при ведении боевых действий. Между тем на Лемносе осада крепости Пелари шла весьма удачно. 25 сентября османы, наконец, согласились на капитуляцию. «В полдень в крепости Лемнос на цитаделе выкинул неприятель бел с черным крестом флаг, что означало по обыкновению, сдача крепости», – так рассказывал об этом капитан Хметевский.

Я не случайно так подробно остановился на взятии Лемноса. Русский флот приобретал удобную базу и запирал проливы, до которых было всего лишь 50 миль – рукой подать! А там и Константинополь близко! Все два месяца осады крепости Пелари Орловым эскадра Эльфинстона плотно блокировала Дарданеллы. Эльфинстон предлагал Орлову прорваться через Дарданеллы и угрожать непосредственно Константинополю. Однако Орлов счел это предложение авантюрой и решил ограничиться блокадой Дарданелл. Она должна была вызвать в столице Османской империи голод и принудить турок начать переговоры.

Орлов, на мой взгляд, поступил мудро, хотя многие до сих пор упрекают его в нерешительности. Овладение Лемносом было в тот момент значительно важнее. Если бы он стал нашей базой, то Константинополь, как зрелое яблоко, сам упал бы в руки русских. Сейчас мы знаем, что, скорее всего, у русских эскадр был шанс прорваться в Мраморное море: артиллерия, которой располагал противник, не представляла серьезной угрозы для русских кораблей. А. Г. Орлов этого наверняка не знал и рисковать не хотел. Кроме того, если бы предложение о прорыве Дарданелл поступило от человека, которому Орлов доверял, возможно, граф принял бы его. Но контр-адмирал Эльфинстон не входил в число таких людей. Возможность прорыва действительно была, что спустя чуть больше трех десятилетий частично доказали и русские, и англичане. В 1807 году эскадра адмирала Сенявина успешно блокировала Дарданеллы, в то время как эскадра адмирала Пустошкина плотно закупорила Босфор. В попытке прорвать блокаду турецкий флот был рассеян 19 июня в ходе Афонского сражения. Английскому адмиралу Дакворту в ходе той же кампании в феврале – марте 1807 года удалось не только прорваться в Мраморное море, но даже демонстративно лавировать у Константинополя. Правда, все, что произошло потом, сильно смахивало на фарс с элементами трагикомедии – он позорно бежал и оказался со своей эскадрой там, где и был – у острова Тенедос. Но факт остается фактом – сам по себе прорыв через Дарданеллы к Константинополю Дакворту удался. А результат… что ж, далеко не всегда удается воспользоваться успехом. Подкрепляют версию о возможности прорыва и русские архивные документы 80–90-х годов XVIII столетия: «береговые укрепления пролива состояли из двух замков… и сомкнутых батарей… и не могли противостоять русскому флоту».

Действия Эльфинстона у Дарданелл весьма любопытны: «Эльфинстон два дня простоял в проливе, перестреливаясь с дальнего расстояния с турецкими кораблями и не отвечая на выстрелы с крепостей. Турецкие корабли наконец скрылись. Эльфинстон же с целью демонстрации, стоя на якоре посреди пролива, приказал играть музыкантам и барабанщикам и, обстреливаемый береговыми батареями, но ни удостаивая их ни единым выстрелом, уселся с офицерами пить чай на палубе. Выйдя затем из Дарданелл, Эльфинстон расположился между островами Тенедосом и Имбро». Эпизод этот, с одной стороны, в очередной раз характеризует самого контр-адмирала Эльфинстона как человека, весьма склонного к эксцентричным поступкам. С другой стороны, это свидетельствует, что русским кораблям не было нанесено никакого ущерба со стороны артиллерии береговых батарей.

Не слишком оптимистичный взгляд Алексея Орлова на возможность прорыва в Дарданеллы подкреплялся тем, что форты по обоим берегам пролива все же представляли определенную опасность для кораблей, пытающихся пройти пролив. А в комбинации с «противными» ветрами и течением могли сделать эти попытки крайне рискованными. Не стоит забывать, что турки могли противопоставить русскому флоту свои боевые корабли. Причем каким их количеством располагал противник, русским было неизвестно. Но русские моряки в тот момент имели огромное психологическое преимущество и действовали на кураже. Они уничтожили в Чесме костяк превосходившего их по мощи турецкого флота, закупорили Дарданеллы и почти взяли Лемнос. А кураж – весьма серьезный фактор в войне, когда массовый психоз порождает панику и парализует волю противника, даже имеющего численное преимущество. Ярким примером может служить так называемая «атака мертвецов», когда в 1915 году несколько десятков русских пехотинцев, защитников крепости Осовец, обратили в бегство несколько тысяч немцев. Словом, возможность взятия Константинополя была, но русские ею не воспользовались.

Глава 6
Корабли-мертвецы

Давайте обратимся к документам экспедиции и зададимся вопросом: а много ли кораблей потеряли русские за шесть лет экспедиции? И главное – что стало причиной их гибели?[8]8
  На самом деле экспедиция продлились не шесть лет, а несколько дольше. Последний корабль вернулся в Кронштадт только в 1776 году, то есть спустя два года после заключения мира.


[Закрыть] Итак, пинк «Лапоминк» затонул в 1769 году, сев на мель у берегов Дании в самом начале экспедиции. Кто-то сочтет это навигационной ошибкой, случайностью, а кто-то – диверсией. В ту ночь маяк у мыса Каттегат почему-то не горел. Если бы терпящий бедствие «Лапоминк» не подал сигнал остальным кораблям, на камнях оказались бы и все остальные суда русской эскадры… Экспедиция закончилась бы, едва начавшись. Из-за сложной навигации проливы всегда считались местом крайне небезопасным – там покоится несколько тысяч кораблей, включая несколько русских. Настоящее корабельное кладбище! Достаточно погасить маяк… и трагедия практически обеспечена.

Линейный корабль «Святой Евстафий» взорвался почти со всем экипажем во время Чесменского сражения. Трофейный «Родос» дал течь во время возвращения в Кронштадт и был сожжен экипажем у берегов Пелопоннеса. Небольшой фрегат «Феодор» также тек, как решето, и затонул в октябре 1771 года в бухте небольшого острова Святого Евстратия, едва дотянув до берега. Линейный корабль «Азия» пропал без вести вместе со всем экипажем во время шторма в 1773 году между Паросом и Миконосом. Ни один из членов экипажа не выжил. Единственное, что рассказало о произошедшей трагедии, были выброшенные на берег Миконоса остатки такелажа, обломки шлюпки и орудийного лафета. Пять кораблей были затоплены (согласно архивным документам) в 1774–75 годах в бухте острова Парос по причине ветхости и непригодности из нескольких десятков кораблей! А ведь далеко не все они были новыми. Несовершенство конструкции, достаточно сложные условия мореплавания и навигации в этом регионе, огромное количество подводных опасностей вообще доводили риск утраты кораблей до максимального. Но русские потеряли всего лишь 11! Причем небоевых потерь, из-за технических проблем или навигационных ошибок, оказалось всего лишь пять: «Лапоминк», «Родос», «Азия», «Феодор» и… «Святослав».

Когда сравниваешь современные электронные навигационные карты со старыми картами островов и всего региона, составленными русскими офицерами во время Архипелагской экспедиции, невольно замечаешь, насколько внимательны были составители тех старых карт к деталям: рифам, подводным камням, промерам глубин и мелям. При этом очертания берегов на карте могут радикально отличаться от оригинала. Загадки тут нет. Офицеры эскадры занимались этой работой целенаправленно и использовали опыт местных капитанов, рыбаков, которых чаще всего нанимали в качестве лоцманов. Тем сложнее поверить в случайность катастрофы «Святослава», севшего на мель в 30 квадратных миль! Это мель невероятных размеров! Согласно официальным отчетам, корабль пытались снять с мели, но турки высадили десант на Лемносе, и русским стало понятно, что остров потерян. И тогда «Святослав» подожгли, предварительно сняв с него пушки, вооружение и имущество.

Официальная версия руководителей экспедиции – имущество эвакуировано, а корабль после этого подожжен. И то, что написал Хметевский, – ничего спасти не удалось и корабль неизвестно кем подожжен – входит с этим в явное противоречие. Очевидно, что кто-то побоялся признаться в потере не столько корабля, сколько имущества. За такие вещи пришлось бы не только ответить, но и понести серьезное наказание. Имущество, и в первую очередь пушки, должны были снять. То, что этого не сделали, означает, что поджог был неожиданным, а вовсе не плановым. Война все спишет, решил Спиридов. В документах было записано, что все снято, а уже только потом якобы самими и подожжено. Спустя много лет после окончания экспедиции Хметевский, по сути, выводит свое командование на чистую воду, фиксируя, что ничего не спасено и корабль подожжен неизвестно кем. Кто тогда прав? Если Хметевский, то на дне должны обнаружиться многочисленные пушки, что подтверждает неожиданность поджога и ложится косвенной уликой в копилку диверсионной версии.

Степан Петрович Хметевский как должностное лицо был совершенно непричастен к этому происшествию и мог позволить себе написать, как все было на самом деле. И он написал, что «Святослав» был «зажжен неизвестно кем». Итак, корабль не только сел (посадили?) на мель, но и сгорел (подожгли?). Кто-то очень хотел уничтожить его наверняка.

Из записок С. П. Хметевского

6-го числа сентября, известились от греков, что корабль 80 пушечный «Святослав», на котором имел свой флаг контр-адмирал Эльфинстон, поставлен на мель на банку, которая лежит от Лемноса к осту, да и от адмирала Григория Андреевича Спиридова об оном не счастии уведомлении сходственно, и оной корабль, стоя на мели несколько дней, неизвестно кем зажжен, хотя не очень далеко он него стоял наш корабль «Саратов» и другия суда, с корабля кроме людей ничего почти не спасено, артиллерия с нарядами, такелаж, провиант, мундирные и амунишные вещи вместе с корпусом корабля пропало без остатку; контр адмирал Эльфинстон, отозвав свою эскадру со определением мест в близость к поставленному на мель «Святославу», подняв свой флаг на корабле «Не Тронь Меня», ушел к Лемносу в бухту крепости Литоди, которая содержана в атаке графом Алексеем Григорьевичем Орловым.

В записках Матвея Коковцева о Лемносе я нашел довольно точное описание навигационной обстановки в районе острова. Его замечания и рассуждения относительно неточности карт в описании размеров и формы мели у Лемноса, а также ее отсутствия на английских и голландских картах наводят на определенные мысли. Экспедиция пользовалась разными картами – на одних мель была, на других, английских и голландских, не было. Любой моряк, по крайней мере у которого все хорошо с головой и нет умысла, все разночтения трактует в пользу наличия опасности, а не ее отсутствия. И, естественно, учитывает это в своем навигационном плане. Это как сплошная разделительная полоса на дороге – если из-за грязи не видно, считайте, что она там есть, – и поступайте соответственно: не пересекайте и не обгоняйте. Собственно, это и предлагали офицеры «Святослава». Тот, кто целенаправленно хотел утопить корабль, мог сослаться на отсутствие мели на карте и таким образом прикрыться – я ни при чем, так в карте нарисовано! Почему разночтения в картах насторожили только Коковцева, но никак не командиров?

Из записок М. Г. Коковцева

К Восточной Лемноса стороне есть десять миль в море выдавшаяся мель, для проходящих между островов Лемноса и Тенедоса судов весьма опасная, и особливо в летнее время по причине стремительного течения воды из Геллеспонтского пролива прямо на сию мель. Мореходцы бывают в великой опасности и претерпевают несчастия по тому, что на некоторых иностранных чертежах положение сея мели означено неправильно, а на Голландских и Английских вовсе оной не показано; сие самое было причиною, что и Российский осьмидесятипушечный корабль, на котором находился Контр Адмирал Елфингстон и Капитан Росбург, претерпел разбитие, и подал туркам повод ополчиться противу храбрых в малом числе Лемнос атакующих Россиян. Для избежания сей опасности мореплаватели должны принять себе за правило вид острова Ембры по компасу: если оконечность оного прямо на Север, тогда можно считать себя в безопасности; если же видно открытие или разделение Имбры от острова Самандраки, то сие доказывает, что судно на одной линии с оконечностью мели, и в таком случае надлежит как можно скорее удаляться к Востоку; но сие может быть иногда, а особливо при Северовосточных ветрах поздно, и тогда лучше всего стать на якорь, хотя бы и глубоко было; ибо между Тенедоса и Ембры военные суда становятся на якорь на глубинах от 50 и до 60 саженей. Между Ембры и Северовосточной части острова Лемноса глубина воды от 30 до 45 саженей и грунт большею частью песчаный. В 1770 году приметил я течение сих вод на 3 и до 4 миль в час к Западо-Юго-Западу от Дарданелей, а в зимнее время бывает оное иногда при Южных ветрах к Северовостоку; но к самому Дарданельскому проливу есть всегда разные течения струи, разделяющиеся по положениям проливов Анатолии и Тенедоса, Тенедоса и Ембро, Ембро и Румелии.

Я мог сколько угодно сравнивать и изучать факты, читать «между строк» «свидетельские показания» участников событий. К ответу на все вопросы меня могло приблизить лишь одно – сам корабль «Святослав». На карту острова Лемнос, которая была составлена русскими офицерами во время Архипелагской экспедиции, мель у восточного побережья острова была нанесена. Как и место гибели на ней «Святослава», обозначенное буквой F. Впрочем, форма мели на карте весьма далека от реальной.

Глава 7
Два капитана

После Пароса или любого другого из Кикладских или Додеканских островов остров Лемнос едва ли так же сильно поразит ваш взгляд. Он довольно плоский, он не изобилует растительностью, на нем мало живописных бухточек, которыми так богаты другие острова Эгейского моря. Возможно, все дело в климате и расположении Лемноса.

Остров находится всего лишь в 50 милях от пролива Дарданеллы и выхода из Мраморного моря. Оттуда, как из аэродинамической трубы, приходят дующие почти круглогодично северо-восточные ветра. За несколько тысяч лет они сделали ландшафт острова таким, каким мы его увидели: выжженный, каменистый, ветреный, неприветливый. Лемнос отличается от других греческих островов не только своим «дрянным» зимним характером. Лемносу за его историю суждено было стать русским трижды. Первый раз – во времена Архипелагской экспедиции Орлова, когда осенью 1770 года русские десанты почти отбили остров у турок, захватив сам остров и почти покорив крепость. Второй раз – когда здесь действовала русская эскадра адмирала Сенявина в 1807 году. И в третий раз он стал русским после окончания Гражданской войны в России. Мы бы и не вспомнили об этом, если бы не… один интересный человек.

С Леонидом Петровичем Решетниковым меня сблизила любовь к родной истории и к острову Лемнос, на котором нам обоим в разное время суждено было сделать свои открытия.

Позволю себе процитировать строчки из книги Леонида Решетникова «Русский Лемнос»: «Вокруг море колючек, дальше – настоящее море, островок с церквушкой, противоположный берег залива. Красиво, но больше ничего не видим. Это русское кладбище, утверждают наши проводники. Молча бредем с Алексеем по заросшему полю и натыкаемся на край ушедшей в землю плиты. Руками расчищаем, читаем: Елизавета Ширинкина. Вот еще плита, расколотая, но слова читаются: Таня Мухортова. В десятке метров от нас Артур, зовет – нашел надгробие: Георгий Абрамов. Вместе с нами поле уже прочесывают и греки. Указали на едва различимые могилы. Смогли прочитать только имена – Александр, Анна. И все. Как все? Ведь здесь должны быть сотни могил. Да, говорят греки, их здесь не меньше трехсот, еще в конце 60-х годов над могилами были кресты. Но прошло столько лет с октября 1921 года, когда русские покинули остров… Потрясенные, мы стояли на холме залитого солнцем Лемноса. Тишина, морская гладь, и там далеко-далеко – Россия. «Давайте споем», – неожиданно предложил Алексей, и мы запели «Христос Воскресе!» Пели и плакали, обернулись – греки тоже плачут, говорят: «А мы все думали, когда же русские вспомнят о своих…» Вспомнили через 80 лет. Память, русская память, как же ты оказалась коротка, загажена, забита всяким мусором! Как забивали во времена воинствующего безбожия святые источники… Не восстановим, не очистим русскую память – не выживем. Так как же появились русские могилы на далеком греческом острове?»

Казаки на Лемносе и русское кладбище

Как вы понимаете, в задачи тележурналиста чаще всего не входит делать открытия. Как и в задачи директора Института стратегических исследований Л. П. Решетникова не входит открытие забытых и трагических страниц нашей истории. Для него это – порыв души, естественная потребность, основанная на неравнодушии. В 1920–21 годах остров Лемнос стал одним большим лагерем для покинувших Россию терских, донских и кубанских казаков. Всего их около 24 тыс. человек! За годы, прошедшие с момента обнаружения казачьего кладбища, Леонид Петрович не только вернул нам память. С помощью энтузиастов ему удалось восстановить кладбище, перевернуть горы документов, реанимировать историю «русского сидения» и даже найти потомков тех казаков, которые навсегда упокоились в каменистой земле Русского Лемноса.

За несколько недель до нашей экспедиции на Лемнос я не мог не заехать к Леониду Петровичу, чтобы рассказать ему о своих грандиозных планах. Хочу найти корабль «Святослав»! Мы выпили чайку. И он дал мне контакты руководителей администрации на Лемносе, с которыми уже много лет поддерживает теплые дружеские связи. Я мог бы рассчитывать на их помощь. Когда мы прощались, Леонид Петрович пожелал мне удачи и попросил навестить его сразу после возвращения с Лемноса. В тот момент я подумал, что удача мне точно не помешала бы при поисках «Святослава»! Да, мне отчаянно нужна была помощь этой пугливой и капризной особы!