Текст книги "Тени войны"

– Итак? В чем дело? – спокойно спросил «авторитет».

– Хватит придуриваться, Григорьев, – поморщился старший. – Оружие, наркотики, прочие запрещенные предметы в доме есть?

– По-моему, это вы придуриваетесь. У меня дети малые в доме. Стал бы я тут держать оружие, наркотики!

– Я задал вопрос, – настаивал старший.

– Если вы их не принесли с собой, тогда – нет.

Оперативники рассредоточились по дому. Нет, вещи на пол не бросали, матрасы не вспарывали, книжки не рвали. Но дотошно все кругом прощупывали, простукивали.

– Это обыск? – нарочито удивился «авторитет».

Старший неопределенно мотнул головой. Ни да, ни нет.

Судя по совсем не нарочитому спокойствию Григорьева, в его роскошных покоях ничегошеньки предосудительного нету.

– Надо бы тогда понятых, что ли, – подсказал «авторитет» с еле заметной усмешкой. – Чтобы все как бы по закону… Распорядись, начальник?

Старший распорядился. Он явно не знал, чем еще занять личный состав. Спецназу понагнали, оперов из разных управлений, а на выходе – круглый ноль.

Опера выскочили на улицу – искать понятых. Я вышел на крыльцо и закурил. Стеменело. Окрестности правительственных дач и так не кишат народом, а тут вообще всех посдувало. Округа словно вымерла. Даже собаки помалкивали. Ну, кроме парочки мопсов в доме «авторитета», испуганно тявкающих на внезапных посторонних. Горели одинокие фонари вдоль дороги. Слонялись под окнами безмолвные спецназовцы.

Опера вернулись ни с чем, отрапортовали:

– Ни одного человека в округе!

– Помочь? – «Авторитет» Григорьев достал мобильный телефон.

– Куда звонишь? – напрягся оперативник.

– Понятым.

– Каким таким понятым?!

– Вам понятые нужны или нет? Вот им и звоню. А то до утра здесь их будете искать. И не найдете. А мне скоро спать пора. У меня режим.

– Ладно, звони, – махнул рукой старший.

– Гера? Ты? – властно сказал Григорьев в трубку. – Слушай, братан, захвати Макса и Давида и дуй ко мне на дачу. Надо понятыми поработать. Да побыстрее! Ночь уже на дворе. Мне спать охота.

– Что за Гера? – вскинулся оперативник. – Что за Макс? А Давид?

– Очень достойные люди. И непредвзятые, между прочим.

– Ну-ну…

Через двадцать минут запищала рация на поясе старшего.

– В сторону дома едет джип. Явно с бандюгами, – сказал спецназовец. – Будем валить?

– Вы что! – напоказ возмутился «авторитет». – Это мои понятые!

Старший скомандовал в рацию обреченным тоном:

– Никого не трогать!.. Это понятые…

– Ни хрена себе! – хрюкнула рация и отключилась.

* * *

– Макс.

– Давид… – представились по-простому двое громил.

Мелкие шрамы на лицах, сломанные носы, закрученные уши. Понятые, блин! Они оглядели собрание, не подали виду, что удивлены или испуганы. Скорее всего, им вообще по фигу.

Ну вот, теперь все как бы по закону.

Начался долгий рутинный обыск. С Григорьева сняли смывы с рук – на тот случай, если он держал в руках оружие или взрывчатку.

Взрывчатка очень токсичный продукт, сохраняет следы микрочастиц на протяжении пяти-десяти дней.

Ничего запрещенного и на сей раз не нашли. И экспресс-анализ показал, что Григорьев ничего стреляющего и взрывоопасного в руках не держал.

– Ну что ж, сегодня тебе крупно повезло, Григорьев, – буркнул старший опер.

– Угу, – с достоинством кивнул «авторитет». – А вот вам – нет.

– То есть? – встрепенулся старший. Или недоглядели чего? – В смысле?

– В смысле, я этого так не оставлю, разумеется. Ввалились, перевернули все вверх дном, время у меня отняли. В общем, ждите нагоняя!

Да-а, уж чего-чего, а нагоняй грядет. И не только и не столько из-за «авторитета» Григорьева.

Понятые поставили подписи под протоколами. И уехали. Опера тоже засобирались. Всем уже все надоело.

* * *

Мы возвращались в Москву. Порядок в колонне уже никто не соблюдал. Серега Лучков помалкивал.

– И это эксклюзив? – спросил я с упреком.

– Понимаешь, Леха… У нас была верная информация, что Григорьев на даче устроил настоящий оружейный склад. Стволов, патронов, взрывчатки – до черта! – Серега хлопнул с досады ладонью по рулевой баранке. – Но, видимо, он нас опередил, сука. Скорее всего, опять утечка была. И они склад перепрятали.

– А смывы с рук?

– Толку-то! Это для проформы. Он же «авторитет»! Ему на фига хватать взрывчатку или оружие? За него эти п-п… понятые, Давид с Максом, все перетаскают. Эх!.. Поехали к нам, по рюмахе долбанем, что ли?

Я согласился. А чего еще делать?

* * *

В отделе Серега достал из сейфа бутылку коньяка, уже нарезанный лимон на блюдечке. Взамен бросил в нутро сейфа свой служебный пистолет.

Следователи разложили на столах свежие протоколы. Принесли видеопленку с обыском. Лучков предложил следакам коньяку. Они вежливо отказались. Включили видеомагнитофон и стали отсматривать материал.

В телевизоре мелькали кадры прошедшего обыска.

– Вы с таким увлечением смотрите, точно вас там не было, – осторожно поддел я.

Они даже ухом не повели в мою сторону.

– Ну-ка, ну-ка… Как зовут вот этого черненького? – спросил следователь напарника.

Тот заглянул в протокол:

– Греков. Давид Анзорович.

– Н-нет, не знаю… А вот лицо… где-то я его видел. Где? Где? Где?

Лучков мне подмигнул, и мы разлили еще по одной.

– Да мало ли! – сказал второй следак. – Сколько рож приходится видеть по работе!

– Не-ет, – завелся первый, – этого определенно надо разъяснить!

Он стремительно вышел из кабинета. Вернулся через четверть часа. Мы с Серегой еще по одной опрокинули. Вернулся с пухлым томом уголовного дела.

– Ребята! Просто паскудство какое-то сегодня! – В глазах блуждала тоска. – То адреса путаем, то не находим ничего у бандита! То… Вот смотрите!

Сразу за титульным листом уголовного дела, на первой странице была подшита фотография понятого Давида. Только звали его здесь – Анатолий Владимирович Черепанов.

– Этот Черепанов находится в федеральном розыске! По обвинению в торговле оружием и взрывчаткой! Ё-мое! Он был у нас в руках! С фальшивыми документами! Да еще стал понятым по этим фальшивкам! Ну, ё-мое! Ну, ё-мое!..

Лучков налил в граненый стакан щедрые остатки коньяка, протянул следователю. Тот махнул залпом и закурил, тупо уставившись перед собой.

Я счел за лучшее потихоньку слинять. У каждого, в конце концов, свои проблемы. И у меня, кстати, свои. Еще какие!

Следом в коридор выскользнул Серега:

– Извини… Думал, классный материал дадим тебе.

– Да уж, дали! Классный… Особенно про жену нашего главного… Если бы этого «авторитета» с оружием задержали, то еще можно было бы как-то оправдаться.

– Да плюнь ты! Расскажешь ему, как было! Пусть нам позвонит, если не поверит. Мы подтвердим.

* * *

Утром местная редакционная охрана чуть ли не под конвоем доставила меня в кабинет главного. Охранниками газета обзавелась сразу же после нападения на редакцию.

В кабинете главного уже сидел Иван Тимофеевич Павлов. Его била мелкая дрожь.

– Доброе утро! – сказал я как ни в чем не бывало.

Главный указал мне на стул. Я сел, изобразил внимание.

Главный катал меж ладоней средних размеров бумажный шарик:

– За годы твоей работы в газете я пережил много неприятностей. Из-за твоих выходок на редакцию нападали, нас всех чуть не убили, газету вообще хотели закрыть. Но видит Бог, я терпел…

Плохи мои дела. Когда главный редактор начинает строить из себя благодетеля, жди беды. По опыту, наш главный, он же Великий Охотник, перед тем как уволить сотрудника, всегда разыгрывает один и тот же спектакль. И репортеру отведена роль неблагодарной скотины. Главный же, само собой, – благодетель, у которого просто кончилось терпение… Вот интересно, перед животным на охоте он тоже разыгрывает подобные спектакли? Я представил, как он убеждает слона в никчемности, подлости и злодействе. Пристыженный слон хоботом выхватывает из рук главного ружье и стреляется.

– …но ты идешь все дальше и дальше! И отнюдь не в лучшую для всех нас сторону. Вчерашнее твое нападение на мой дом – это… это… – Он картинно задохнулся. Мол, нет слов!

– Я не специально! Просто ошибка! Хотите – позвоните! Вам скажут!

Мои слова прошли мимо, не задев разума главного редактора. Словно я оправдывался перед портретом президента за его спиной. Мои слова не предусмотрены сценарием.

– Теперь ты представляешь угрозу не только для газеты, но и для всех ее сотрудников вместе взятых! А как твои дружки обошлись с моей женой?! Почему они избили моего водителя? Это что, месть мне?!

Редактор развернул бумажный шарик и перебросил мне мятый листок:

– Это приказ о твоем увольнении.

Я взял жеваный лист:

– Вы все не так интерпретируете. Я случайно оказался у вас дома. Там ФСБ гонялась за опасным преступником.

– У меня дома? Гонялись за преступником?! ФСБ?!! Бред!.. Не-ет, все не так было! А было вот что! Я сказал Павлову: если ты не напишешь материал о «расстреле», будешь уволен…

Иван Тимофеевич услужливо кивнул, подтверждая, что передавал мне предупреждение главного.

– Но ты не занялся делом! Нет! Вместо этого ты напал со спецназом на мой дом!.. А скажи мне, что бы случилось, если бы ты застал меня дома? – Главный перегнулся через стол и вперился в меня взглядом.

– Ничего… Повторяю, это была ошибка, роковая случайность.

Но главный меня не слышал. Да и не хотел слышать.

– Твои друзья пристрелили бы меня за сопротивление властям? Ты бы сел на мое место? Так?!

Ну, вообще!

– Кажется, у кого-то из нас мания преследования, – сказал я в потолок.

– Вон! – заорал главный – И скажи своим дружкам, что меня так просто не взять! Я позвоню мэру! В правительство! Разгонят вашу шарашкину контору ко всем чертям!

Забегая вперед, скажу, что не знаю, звонил ли главный мэру или в правительство, но после моего увольнения действительно началась очередная реорганизация в ФСБ. А может, это просто совпадение…

* * *

Внизу, у выхода из издательского комплекса, меня поджидал Колчин.

– Что стряслось? – Сашка был ошарашен не меньше моего.

Я пересказал ему разговор с главным.

– Да, роковая случайность. Ничего не поделаешь. Но ему ведь теперь ни фига не докажешь. После наших поездок в Чечню и Таджикистан главный вбил себе в голову, что мы отморозки. А тут ты со своим спецназом! – Колчин расхохотался и тут же осекся: – Извини…

Да уж, мне было не до веселья. Главный – весьма влиятельное лицо в мире московской прессы. Удастся ли мне теперь устроиться хоть в какую-нибудь газету?

Мы условились с Колчиным встретиться в воскресенье у меня на квартире и подумать, как мне жить дальше. Сашка пообещал прозвониться пока по своим друзьям, подыскать для меня что-либо…

* * *

Уже у подъезда своего дома я увидел необычную картину. Мне она показалась даже пророческой. Словно Судьба специально проиграла ее перед моими глазами, давая понять, что меня ожидает в скором будущем. На подъездной асфальтовой дорожке две здоровенные вороны с наслаждением молотили клювами крысу. Кстати, по гороскопу я – «крыса».

Полукругом, как в театре, сидели голуби и наслаждалась представлением.

Крыса шипела, скалила резцы, кидалась влево-вправо, реагируя на удары клюва. Но вороны, со знанием всех тонкостей садистского дела, ловко уворачивались и наносили удар за ударом. Одна отвлекала крысу ложным маневром, другая подскакивала сзади, клевала ее в затылок и тут же стремительно отступала. Крыса кидалась на удар, но в ту же секунду получала новый клевок от другой вороны.

Голуби разве что не аплодировали.

Как это все по-человечески!

Занавес…

10

После истории с исмаилитами я снял квартиру на окраине Москвы. Где – не скажу. Не хочется давать кое-кому наводку. Ни ребятам по делу о «Блуждающих огнях», ни тем ребятам, что могут поквитаться со мной за «Ликвидацию шпионской неграмотности».

Окна моей новой квартиры выходят на депо метрополитена. День-деньской и ночи напролет поезда носятся по рельсам туда-сюда, свистят друг другу, зубодробительно стучат колесами. А глубокими вечерами поезда-колбаски возвращаются домой и сексуально заскакивают в темные тоннели.

За окном мерцало воскресное утро. Я сидел на кухне. Пил чай. Мысленно пересчитал деньги, полученные при расчете. Да, на работу надо устраиваться как можно быстрее. Иначе меня ждет личный финансовый крах. А пока надо подумать, от чего бы такого отказаться, чтобы сэкономить. Я и так уже отказался от много. Ем макароны, супчики из пакетов. В рестораны, кино и театры не хожу. Книги читаю в электронном виде. Девушки тоже нет…

Или курить бросить? Ну не-е-ет! Я прошел в комнату и завалился на диван. В воскресенье искать работу бессмысленно. Кроме того, должен позвонить и подъехать Колчин. Если, конечно, его семейные дела отпустят.

Я уже говорил как-то где-то, что Судьба всегда предпочитает звонить мне по телефону. Она представляется по-разному. То моим редактором, то знакомым из ФСБ, то еще кем-нибудь. Наверняка они думают, будто сами проявляют инициативу. Но действуют по прямому указанию Судьбы. Телефон на тумбочке у дивана пробрало мелкой дрожью, и он противно заверещал. Ага!

– Але?! – сказал я трубке, думая о Колчине.

– Вот те и але! – ответила трубка. – Поздно, нах, алекать!

– Не понял, – приподнялся я на локте.

– Хрен ли понимать, Леха! – Тут я узнал голос Лучкова из ФСБ. – Собирайся! Тут у нас новое грандиозное мероприятие!

– Не могу.

– Почему?!

– Уволили меня, на фиг!

Серега присвистнул:

– М-да… Может, тебе помочь как?

– А как? Пристрелить главного, что ли? Он и так уверен, что я специально натравил вас на него, чтобы потом занять его место.

– Вот как?! – хрюкнула смешком трубка. – А это мысль!

– Хреновая мысль! – в сердцах гаркнул я.

– Ладно-ладно. Вижу, ты не в духе. Давай, как все наладится у тебя, сам позвони мне.

Не дождешься! Я дал отбой. Вот тебе и Судьба. Не судьба… Я включил телевизор и попал на новости. Ведущий рассказывал о всякой ерунде, которую обычно ставят в программу, чтобы как-то забить время. Лето на дворе. Политических событий – ноль.

Снова заверещал телефон. Я усмехнулся. Нелегкая у тебя, телефон, работа! Кому понравится, когда тебе в задницу электрическим током тычут по нескольку раз на дню? А все для чего? А чтобы кто-то другой по тебе ушами поелозил.

– Привет, Саш! – бодро сказал я, надеясь, что теперь-то это Колчин.

– Это Григорий Алексеевич.

Я нахмурился. Вот уж не помню: давал я ему свой домашний телефон?

– Чего поделываешь? – спросил профессор. – Как статья?

Вот как? Разве мы перешли на «ты»?

– Сижу на животе и слушаю, как волосы на спине растут. Статья накрылась. Меня уволили.

– Оригинально! И в знак протеста ты решил отрастить волосы на спине?

– Вроде того.

– А я хочу предложить тебе познавательный вечерний променад по Москве. Покажу еще кое-что интересное.

– Я ж говорю, уволен я! Все дела пока приостанавливаются. Мне работу искать надо.

– Ха! На ловца и зверь брюзжит, не только жена! Мне позарез нужен толковый журналист. А ты как раз свободен! В общем, подтягивайся ко мне… Нет, не так. Буду ждать возле рынка у метро «Выхино». Скажем, через два часа. На месте все расскажу, познакомлю с очаровательной старушкой-разведчицей. Надень костюм. Все-таки дама…

Да ну вас всех! Я положил трубку. Ну вас всех! Я открыл шкаф и осмотрел свой гардероб. Ну вас всех!

Гм, с костюмом некоторая проблема. Деловой стиль – что-то вроде плохой приметы для меня. Стоит надеть костюм, как я обязательно через пару часов напьюсь вдрабадан. И ничего поделать с этим нельзя. Так уж сложилось по жизни. Причем я ведь не стремлюсь напиться именно в костюме, не бегу покупать спиртное, не ищу встреч с собутыльниками. Даже если надену костюм и специально не возьму с собой ни копейки, все равно обстоятельства сложатся так, что к вечеру буду пьян в стельку.

Ну вас всех! Я решил побороться с роковой для меня приметой.

Во-первых, отправляюсь-то я к старушке. А я уже отправляюсь? Гм, да… Она ж не алкоголичка, все-таки ветеранша разведки!

Во-вторых, профессор Вяземский пьет мало, сам видел.

В-третьих, речь идет о моей работе. Негоже напиваться с работодателем в первый же день!

Так что есть шанс выиграть бой с роковой приметой.

* * *

За десять минут до встречи с профессором я уже стоял на пятачке между рынком и входом в метро. Бабушки с колесными авоськами штурмовали станцию «Выхино». Куда они ехали, не знаю. Где та конечная станция, где собираются эти бабушки, – тоже тайна. В какой район Москвы я ни попадал, возле каждой станции всегда толпы этих старушек. Каждое утро, словно по чьей-то незримой команде, они хватают наполненные чем-то авоськи и со всех концов Москвы несутся куда-то.

– Алексей?

Я обернулся:

– Григорий Алексеевич?

– Нам крупно повезло! – с ходу обрадовал Вяземский и потащил меня в метро. – Она согласилась с нами встретиться! Что бывает с ней крайне редко!

– А зачем она вам понадобилась?

– Не мне, а нам!..

* * *

Старушка жила на улице Грайвороновская, дом 5. Это в Текстильщиках. Мы поплутали немного в глухих дворах рабочего квартала.

В России всегда строят так, что сами жильцы зачастую ни за что не найдут собственного дома. Остается только удивляться каждодневному героизму почтальонов.

По пути Григорий Алексеевич рассказал, что ветераншу зовут Мещерякова Татьяна Борисовна. Живет одна. Вернулась из-за границы несколько лет назад. Муж-разведчик умер еще за границей. Ей пришлось свернуть свою миссию, продать двухэтажный особняк с садом и переправиться тайком на долгожданную родину.

Никогда бы не подумал, что в таких «хрущобах» живут ветераны нашей разведки…

В обшарпанном подъезде по ноздрям шибанул запах мочи. Под ногами хрустнули осколки лампочки. Может, ее разорвало со стыда, когда она высветила тусклые треснувшие стены и заплеванный потолок? Именно потолок, именно заплеванный! Это ж умудриться надо!

– Ну, вот! – Профессор остановился возле голой деревянной двери, без номера и ручки.

– Вы уверены? – переспросил я с сомнением.

– Никаких сомнений! – Профессор надавил на пимпочку звонка.

Самого звонка не последовало. Профессор постучал кулаком.

Дверь приоткрылась и тут же дернулась, как собака на поводке. Поверх цепочки появились бойкие черные глаза и седая прядь кокетливым винтом.

– Григорий Алексеевич! – узнавающе пропела старушка.

Дверь захлопнулась. Проскрежетала цепочка. Дверь распахнулась.

Я шагнул в прихожую вслед за профессором.

Старушка оказалась очень бойкой. Такой живчик на резиновом взводе.

– Григорий Алексеевич! – замурлыкала напевно. – Какая встреча! Проходите, проходите!

– Это Алексей, – представил меня Вяземский. – Очень хороший журналист! Военный репортер! Познакомился с ним в Чечне.

– Ага, – многозначительно произнесла старушка. – Вы нетривиально одеты для своей профессии, Алексей.

Блин! Надо было все-таки в джинсах!

Мы перешли в комнату. Квартира однокомнатная. Меблировку изо всех сил изображали когда-то лакированный стол и три скрипучих стула. Ну, и маленький диван. На фоне серых обоев мутного рисунка висело на вешалке черное платье с белым воротником, украшенное гроздьями орденов и медалей. Вешалка цеплялась за банальный гвоздь. Я представил себе, как она всю свою жизнь прожила в особняке, а потом переехала сюда, на родину…

– Вы здесь живете? – спросил.

– Да. А что?

– Никогда не думал, что разведчики ТАК живут…

Татьяна Борисовна улыбнулась:

– Бывает и хуже. Главное – тут родина.

Я чуть не поперхнулся.

– Вот Алексей решил книгу о разведчиках написать, – сказал Вяземский. – Что-нибудь о современности. О последних днях, так сказать, СССР. Я ему говорю: зачем? А он мне: хочу понять, как такая великая держава могла распасться!

Я снова чуть не поперхнулся. Без меня меня женили.

– И какой же вы видите эту книгу? – спросила меня старушка.

Я посмотрел на профессора, ища поддержки. Но тот углубился взглядом куда-то внутрь себя. В поисках геморроя, не иначе! Ну а мне-то! Мне-то зачем чужой геморрой! Но если сказано «а», надо говорить «б». Даже если «а» сказано не тобой, а от твоего имени.

– Мне интересно, прежде всего, как проводились спецоперации нашей разведки и иностранной. Насколько мы были сильны в этом деле? И насколько коварен противник? Как вообще живется разведчикам?

– Интересный у вас труд, – сказала старушка.

– Да, объемный такой…

– Нет, я о профессии говорю. И много вы зарабатываете?

– Хватает, чтобы не только намазать красную икру на булку, но и выбросить ее в мусорное ведро. И махнуть водочки с огурчиком.

– Забавные представления у современной молодежи о еде, – скупо улыбнулась старушка. – Ну что ж. Попробую вам помочь… Если бы не Григорий Алексеевич, я бы вам, конечно, ничего не сказала.

Если бы не Григорий Алексеевич, я бы сюда и не приперся! Тем более в костюме!

Она поправила седую прядь. Глаза цвета прощальной ночи устремились в окно. Она начала рассказывать…

Молоденькой звонкой девчонкой попала в разведку. Предложили в институте связи. Пригласили. Она согласилась. Потому что глупой была, романтичной. Работать надо было на так называемом долгом оседании. Под чужим именем, с чужой биографией. Без родных и близких. В постоянном страхе ареста.

Как только согласилась, тут же добавилась маленькая подробность. Ехать одной – нельзя. Нужна супружеская пара. Разведка нашла ей супруга. На пару лет старше. Покладистый характер. Добрый. Такой привлекательный. Но не более. Она его не любила. Но возражать не стала. Стерпится-слюбится. Выдали им поддельные паспорта. Они выехали из Советского Союза через Азербайджан в Турцию. Там снова поменяли паспорта. Стали они болгарскими подданными, возвращающимися из Турции в Европу. Точнее, в Испанию. Ехали через всю Европу. Опять меняли паспорта. Долго путали следы. Прибыли, наконец, в Брюссель. Где и осели.

Татьяна Борисовна прожила там всю свою активную жизнь. И вот под старость, когда уже развалился Советский Союз, умер муж, приехала в Россию. Пока жила за границей на долгом оседании, умерли в России ее родители. Ни знакомых, ни друзей. Ни детей… Мужа ведь так и не полюбила. Хотя и прожила с ним всю жизнь. Они были просто друзьями…

По праздникам ее изредка навещают ветераны из СВР. Поздравляют.

– Посидим-покалякаем. О политике, конечно, – подперла она сухонькой ладошкой щеку. – О чем еще русскому человеку говорить?

Да-а… Это ж кем надо быть, чтобы так вот загубить свою молодость, а потом еще под старость вернуться на помойку?!

– Скажите, Татьяна Борисовна… А вот начать бы все сначала – пошли бы снова в разведку?

– Честно сказать, ни за что.

– Почему?

– Романтика по молодости была. А на самом деле – это тяжелый труд. И за весь этот труд – вот это… – Она обвела взглядом убогую комнатку. – Ни за что не согласилась бы… Вот так. – Она вздохнула. – Ну, что еще вы хотели бы узнать, молодой человек?

– А как вообще попадают в разведку? Вы сказали: пригласили. А что потом?

Татьяна Борисовна достала из ящичка в столе несколько листков бумаги:

– Вот на такие анкеты, например, отвечать надо. Претендент должен соответствовать…

Я взял первый листок и вчитался. С виду обычная анкета. Но если вчитаться!..

* * *

Не поручусь за достоверность буква в букву, но смысл вопросов и возможных ответов запомнил. Такое разве позабудешь!

ВОПРОС: Если вам приставят пистолет к виску, то вы:

a) Живо поинтересуетесь маркой и калибром пистолета.

b) Громко рассмеетесь.

c) Готовы поседеть и состариться, ожидая помощи правоохранительных органов.

Ремарка: Если выбран ответ «с» —вы в высшей степени наивный человек. И делать вам в разведке нечего.

ВОПРОС: Что вы знаете о разведке?

а) Ничего не знаю.

b) Немного знаю, но хотелось бы побольше.

с) Не интересуюсь вообще.

Ремарка: Если выбран ответ «а» – вы что, не смотрели про Штирлица? И не умеете читать? Если выбран ответ «b» – как долго вы работаете на ЦРУ? Если выбран ответ «с» – тогда какого хрена вы сюда приперлись?

ВОПРОС: Что вы знаете о секретной методике «имбаршанской борьбы»?

Ремарка: Если ничего не знаете, то почему? Если знаете, то вам надо не в разведку, а к психиатру.

ВОПРОС: Всегда ли вы уверены, что знаете, где у вас правая и левая рука?

Ремарка: Если всегда, то вы что, самый умный? Если не всегда, то вы неуверенный в себе и мнительный тип.

ВОПРОС: Что вы делали в октябре 1917 года?

a) Колебался.

b) Не успел родиться.

Ремарка: Если выбран ответ «а» – обратитесь в ближайшее следственное управление КГБ за получением наказания.

Если выбран ответ «b» – не слишком-то вы спешили на помощь революционному пролетариату!

ВОПРОС: Солнце, на ваш взгляд:

a) Играет роль торшера.

b) Не играет.

c) Забыл.

Ремарка: Если выбран ответ «с» – откуда у вас эти секретные данные?

* * *

Я вернул листок Татьяне Борисовне. Пока я читал вопросы, они вместе с профессором внимательно наблюдали за моей реакцией. Они меня разыгрывают, что ли? Или издеваются, как пионер над котенком?

– И… как надо отвечать на все эти вопросы?

– Честно надо отвечать, – поджала губы старушка. – В разведке лукавства не любят.

– Но на эти вопросы ответить невозможно! При любом ответе человек окажется в дураках!

– Ага! Так с юмором надо отвечать. Импровизировать. Излишне серьезные люди разведке тоже не нужны.

Старушка глянула на профессора, и они оба расхохотались.

Я вертел головой, ожидая пояснений. Старушка и пояснила:

– Каждый кандидат в разведчики должен обладать чувством игры. Разведка – она ведь как театр. Только люди в нем – артисты и контрразведка. Артисты кривляются на сцене, контрразведка страны пребывания внимательно следит за игрой. Стоит сфальшивить – и ты уже в наручниках. Иначе на нашей работе никак. Подохнуть можно с тоски.

– Еще такой вопрос. Как много работало или работает наших разведчиков? В Европе, например? Ну, таких, как вы?

– А кто ж знает!

– Ну, десятки?

– Пожалуй, десятка два – это точно. Может, и больше.

– Немало!

– Так ведь и интерес к Европе большой. Я вам вот как скажу, Алексей. У нас в Германии была специальная база, куда без специального разрешения из Москвы не могло попасть даже командование базы. А на территории самой базы находился учебный центр под названием «Объект 31». Туда не только начальство базы, но и сами спецы не имели права заходить без разрешения все той же Москвы.

– А на территории «Объекта 31»… – подхватил я.

– Больше ничего не было. На точке 31, как ее еще называли, учились девушки и парни. Ликвидаторы. За каждым генералом НАТО, за каждым политическим деятелем было закреплено по два человека из точки 31. Как правило, парень и девушка. Иногда две девушки. Они изучали свои объекты. С помощью психологов, разведчиков добывания, нелегалов, дипломатов и прочая ликвидаторы составляли психологический портрет своих жертв, изучали их привычки, наклонности… Где они отдыхают, где бывают. Что любят, какие рестораны посещают, какие фильмы смотрят. Есть ли любовницы… В результате знали о них больше, чем о самих себе и о своих родителях. На случай войны…

– Войны? К-какой войны?

– А вот представьте: началась война СССР с Западом, и в один момент ликвидируется вся генеральская верхушка НАТО. Все авторитетные политики, президенты, депутаты. Кто возьмет на себя командование в такой критический момент, когда все мало-мальски авторитетные военные и политики ушли в мир иной? Никто. Запад погружается в хаос. Неизвестно, кто командует, кто еще жив, а кого уже убили. Вы представляете, если, к примеру, в России уничтожить разом всю военную, полицейскую и политическую элиту?

– Ну, это в нашей истории бывало! – хмыкнул я. – Сталин…

– Верховного не трожь! – неожиданно каркнула старушка, и взгляд мгновенно стал льдистым.

– Да никого я не трогаю, – пошел я на попятную.

– И к чему мы пришли после того, как в России в тридцатые уничтожили всю военную, полицейскую и политическую элиту? – как ни в чем не бывало продолжила Татьяна Борисовна. – До сих пор пожинаем… – снова обвела взглядом комнату. – М-да-а… Так вот! На это и был расчет. А чтобы максимально гарантировать результат, под каждый объект готовилось по два человека. Причем ликвидаторы не знали, кто еще готовится на его объект. Чтобы в случае провала не сдать напарника. – Чудовищно! – Нормально. Разведка… – А что же теперь? Где те люди?

Черные глаза Татьяны Борисовны блеснули:

– Один из них перед вами. Ну, у меня возраст и вообще… А остальные… После вывода советских войск из Германии они просто залегли на дно. В Европе живут. «Спящая агентура».

– И что, в любой момент, по единому сигналу, могут выполнить свое главное задание?!

Старушка глянула на Вяземского. Тот кивнул.

– Да. Они могут в любой момент выполнить свое задание, – подтвердила она. – Нужен только кодовый сигнал. Достоверный сигнал. Известный только им одним и их куратору. У каждого ликвидатора свой сигнал. У каждого свой связной.

– Вы, Татьяна Борисовна, ужастики, случайно, не пишете на досуге? – попытался пошутить я.

– Ужастики будешь писать теперь ты, Леша. – Однако голос у профессора затвердел. – У тебя бойкое перо, прыткая мысль, быстрая соображалка.

– Но у меня не титановая голова. Как только сунусь в такие дела, мне ее тут же проломят ломиком в подъезде.

– Дай Татьяне Борисовне договорить, – оборвал профессор.

– Один из кураторов ликвидаторской группы, – продолжила старушка, – до сих пор шатается по Москве. Занялся разными паскудными делами. Такое иногда случается с людьми. Григорий Алексеевич видел его недавно в Москве.

Профессор многозначительно кивнул.

– Вы хотите сказать, что кто-то из людей, которые могут отдать сигнал на уничтожение, больше не находятся под контролем разведки? В смысле, под контролем государства?

Молчание. Знак согласия. СТОП!

– Позвольте! Но ведь и генералы НАТО, и политики со времен СССР и его развала уже несколько раз поменялись.

– А кто тебе сказал, что все это время ликвидаторы сидели без дела? – спросил Григорий Алексеевич. – Ты правильно заметил: люди уходят. Но должности-то остаются. На нового человека собираются новые сведения. Этому ремеслу наши агенты обучены с самого начала. Психологи, дипломаты и прочее – это все было только на стадии обучения. Не забывай, все они были сначала на «Объекте 31». Но потом разъехались по местам дислокации, так сказать.

– Логично… – Я снова повернулся к Татьяне Борисовне: – А вот скажите…

Не тут-то было!

– Больше я вам сказать ничего не могу. Это все, что я знаю. По крайней мере, пока… – добавила многозначительно.

– А вы, Григорий Алексеевич? Знаете, за какую ниточку можно ухватить? – спросил я.

– Стал бы я вам помогать с вашей книгой, если бы не знал, – фыркнул профессор. – Конечно! Но сначала давай, Леша, распрощаемся с Татьяной Борисовной. Мы и так отняли у нее много времени. А потом посетим еще одного человека.

Я засобирался.

В прихожей профессор приостановился:

– Подожди меня пока в подъезде, Леша. Мне еще надо парой слов перекинуться с моей подругой.

Я как можно интеллигентнее, с европейской учтивостью распрощался с Татьяной Борисовной.