Текст книги "Тени войны"

14

Мы расселись по креслам в номере Вяземского. Размерами он превосходил мою комнату. Тут же была кровать для Василия. Выставили на стол водку, пиво, нарезали черный хлеб, сало, вскрыли банки с тушенкой, щукой в томатном соусе и другие консервы.

– Такое ощущение, – сказал я медленно, – все это только что привезли из Чечни.

– Ты даже не представляешь, насколько прав, – ответил Вяземский. – Василий практически только что из Чечни. Вот приволок мне консервы, как сувенир.

– Да ну! – не поверил я.

– Леша, ты когда в первый раз увидел Василия?

– В Москве. – Я задумался, припоминая число.

– А потом когда ты его увидел в Париже?

– Где-то через два дня. Но как он мог сюда добраться из Чечни?

– Через гуманитарную миссию МЧС. Они ж все время скачут туда-сюда на своих расписных самолетах.

– Логично. Но все равно не верится.

– Ваш подопечный многого не знает, Григорий Алексеевич, – вставил реплику Василий.

– Ну, не суди его так строго. Он же не разведчик.

– И чего я не знаю? – живо заинтересовался я. Василий посмотрел на Вяземского, испрашивая разрешения.

Профессор поджал губы, но дал согласие.

– Тут вот какое дело, Леша. Военная разведка пользуется очень многими каналами для проникновения в Европу. Один из них – всякие гуманитарные миссии, конвои нашего МЧС. Не спрашивай подробности, а то мне придется тебя убить… Но поверь, что мы намного лучше организованы, чем разведка стран НАТО. Наши люди работают везде, в самых разных обличьях. От студентов до клошаров.

– Да не нужны мне ваши тайны! По-моему, вы сейчас пытаетесь отойти от нашей основной темы.

– Сначала выпить! – предложил профессор.

Василий открыл водку, разлил по высоким бокалам для вина. Потом откупорил пиво и распенил по стаканам для воды.

Профессор поднял бокал:

– За Родину!

– Родина нас не забудет, но хрен вспомнит! – добавил Василий известную каждому военному присказку.

– Заправимся, как танки, и пойдем! – добавил я от себя.

Впервые эти люди посмотрели на меня с некоторой долей уважения.

Мы расхватали по тарелкам закуску, и было чудно осознавать, что этот военный пикник мы проводим чуть ли не в центре Парижа. В благоухающей, сытой и спокойной Европе.

Профессор откинулся на спинку кресла и обмакнул салфеткой масляные губы:

– Настало время сказать тебе правду. Держись крепче, Леша… Мы – ликвидаторы.

Ох-ё! Ликвидаторы! Я столько слышал о них на войне. Читал о работе этих ребят в военных журналах. Но и рассказы, и статьи всегда имели какой-то неполный, что ли, вид. Ах, ох, ух, ни фига себе! И какие-то граммы интересных подробностей. В статьях авторы только описывали подвиги ликвидаторов, не вдаваясь в подробности: как пришли? как нашли? куда ушли потом? как подбирают таких людей на службу?

У меня захватило дух. Разведка – самое секретное сообщество людей. Но ликвидаторы – своего рода разведка в разведке. Такой карающий, смертельный поджопник государства всем предателям-перебежчикам. Если реклама – двигатель торговли, то ликвидаторы – последний рубеж лояльности. Каждый разведчик знает, что за предательство его найдут где угодно. Не зря же некий писатель Суворов-Резун до сих пор живет на военной базе англичан.

– Извини, что втянули тебя в это дело, но время от времени нам приходится привлекать людей со стороны. Ты показался нам подходящей кандидатурой. Бывал на войне. Коммуникабельный…

Я скромно молчал.

– Кстати, Василий тебе не два раза спас жизнь, а три.

– В Москве не считается, – сказал я.

– Первый раз – в Чечне, – пояснил Василий, снова разливая по бокалам водку.

– Но я вас там не видел!

– Помнишь, в Чечне ты не мог перебежать с офицером к дому, а тот потом взорвался?

И тут я вспомнил снайпера на крыше. Вспомнил, как офицер Валера сказал, что в его подразделении снайперов нет.

– Так это вы были там, на крыше?

– Да, – просто ответил он.

– Я ж тебе говорил, что он – скрипач! – с довольным видом воскликнул Григорий Алексеевич. – Тонкая работа! В том районе Василий ликвидировал одного паршивого агента, который скрывался у боевиков. Василий заминировал дом еще до вашего прихода. Потом просто их подорвал. Стрельнул из снайперской винтовки. А вас не пускал туда. Чтобы не погибли. Так что можешь считать, он тебе жизнь спас-таки.

– Дальше! Дальше! – потребовал я продолжения.

– В общем, я сначала сводил тебя к старушке, как ты помнишь. Потом – к генералу. Это были смотрины. Когда я предложил твою кандидатуру, они проверили твою биографию. Ты еще засветился с исмаилитами. Но там ты был безупречен. И потом решили встретиться с тобой лично. Чтобы провести… м-м… фейс-контроль. В общем, тебя приняли.

– Приняли?! Но я не хочу никого убивать!

– А это и не потребуется.

– А как же книга?

– Все остается в силе. Ты всегда сможешь написать ее и представить как свою художественную фантазию. Ведь так? – Профессор улыбался.

– Ну, да… А зачем надо было убивать этих агентов?

– Видишь ли, я же говорил тебе, какова ситуация с агентами. Так вот, нам стало известно, что часть связников решила попросту сдать своих клиентов на рынок. То есть продать ключевые слова-пароли. Покупателями могли стать и террористы, и бандиты, и разведки других стран. Как тебе такое? Ведь ликвидатор не знает, кто отдаст ему приказ, кто произнесет ключевое слово. Но, получив приказ, он его исполнит. То есть убьет генерала НАТО или европейского лидера. Понимаешь? А это чревато. Ведь сразу решат, что это дело рук нашей разведки. Европейские разведки кое о чем догадываются. И наверняка знают, что такие люди у нас были. Это может привести к войне, масштабной войне.

– Ну а как быть с тем первым, кого вы убили?

– Это был связной. Назовем его Маклушин. Очень высокого ранга. В том кафе он мне продал список агентов-ликвидаторов в Европе.

– И за сколько вы купили у него информацию?

– За несколько десятков миллионов долларов.

– Ого!

– Деньги уже вернулись в казну государства.

– А зачем вы его убили?

– Послушай, это разведка. Дела государственной важности. Тут обычные законы не играют никакой роли. Ты думаешь, мы потащим его в суд, чтобы он там понарассказал, какие дела проворачивал? Чушь! Он решил продать военные секреты государства. Мы купили у него информацию и тут же привели приговор в исполнение. Так что забудь о нем. Он предатель.

– А Риддел? А Райнис?

– Они и есть те самые агенты-ликвидаторы. Только с ними пошло все наперекосяк. Мы не собирались их убивать. Василий, думаю, объяснит лучше меня.

Племянник-скрипач устроился поудобнее в кресле и начал тоном докладчика:

– Когда мой дядя получил списки, в Европу помимо тебя, его и меня приехали еще несколько групп ликвидаторов. Все они действуют автономно. Каждому определен свой круг агентов. Нам достались Райнис и Риддел. И еще кое-кто… Наша цель – выяснить, как имена агентов попали в руки того самого Маклушина. Передать информацию могли только связные агентов-ликвидаторов. Я доступно объясняю?

– Вроде пока поспеваю за вами, – сказал я. – Значит, Маклушин продал имена агентов-ликвидаторов. Вы решили, что их сдали связники. Начали поиски самих агентов. А где связники?

– Ими занимаются другие люди. Наши люди. Мы делимся друг с другом информацией.

– И что же у вас пошло наперекосяк?

– Какая-то скотина тоже решила поучаствовать в поиске агентов. Сюда приехала довольно внушительная неизвестная нам группа, которая убивает и связников, и самих агентов. С такой группой ты столкнулся в сортире «Мулен Ружа».

– Эта группа, между прочим, неплохо говорит по-русски, – заметил я.

Василий кивнул:

– Россияне и есть.

– Но откуда они?!

– А вот это мы и сами хотели бы выяснить. Надо полагать, что они тоже из разведки. Конкуренты. В спецслужбах существуют подставы, конкуренция, борьба за влияние.

– Потрясающе! – картинно вскинул я руки. – Наши спецслужбы устроили разборки в Париже. Я читал где-то, как во время Великой Отечественной войны два наших партизанских отряда смертельно поссорились на почве методов ведения войны и стали мочить друг друга. Так немцы два месяца боялись в лес сунуться.

– В этом наша беда! – вздохнул Вяземский. – Мы воюем не только с противником, но еще и между собой учиняем разборки.

– Кстати! – вспомнил я. – А та дама, которой я подарил букет роз?! Она откуда?

– Из группы тех же россиян. Они нашли Риддела раньше нас и взяли его в оборот.

– А Райнис?

– Райниса ты напугал своей Лубянкой. Я ж тебе говорил: не болтай лишнего, – напомнил профессор. – Видимо, он как-то узнал о гибели Риддела. Потом проверил через аэропорт, что человек с твоим именем не прилетал в Париж, и сделал для себя определенные выводы. Тут ты заявляешься, и: «Лубянка-то зна-ает!».

– М-да-а… Гм… М-да-а… Ну, и как вам, ликвидаторам, живется? – глуповато спросил я, чтобы что-то спросить.

– Нормально. Стреляем предателей… – Профессор начал собирать пустые консервные банки в мусорный мешок. – Это жутко творческая работа… – Профессор дособирал банки и поставил мешок к стенке.

– Разве горничная не уберет этот мусор?

– Завтра вынесем мешок на мусорку, подальше от отеля. Тут вообще никто не должен заподозрить, кто мы и откуда… Так вот, у нас играть надо в обычную жизнь – среди очень подозрительных типов из вражеской контрразведки. И если они тебе не поверят, то получишь пулю в лоб. Каждое выступление должно быть успешным. Иначе – пуля. За наше мастерство «Оскаров», конечно, не дают, но… В нашей игре если уж и присутствует полет фантазии, то обязательно реактивный! Пристрелить человека – это просто. А вот ликвидировать так, чтобы это не выглядело как убийство? Творческий подход и только творческий подход!

– Например? Что-нибудь из личной практики? – рискнул я спросить.

– Да пожалуйста! – неожиданно охотно согласился Вяземский. – Вот тебе история…

История такая. Один из наших агентов продался западной разведке. Сам он не знал, что его предательство раскрыто.

Ситуация складывалась так, что надо было убрать его по-тихому. Устроить ему несчастный случай. Но не автокатастрофу. Это сразу наведет на подозрения.

Решили отравить его через городской водопровод. Вызвонили специалиста по трубам и слесарным устройствам. Он долго изучал систему. Соорудил небольшой отстойник, который врезали из соседней квартиры в центральную трубу. Получалось так. Вода идет по центральному водопроводу, попадает в отстойник и дальше уже – в квартиру к предателю. Использованная вода уходит в отстой и больше никому не может причинить вреда.

В отстойнике заложили контейнер с легким ядом. Такой мешочек типа чайного. Яд сразу не убивает, постепенно накапливается в организме. Человек себя распрекрасно чувствует до той поры, пока яд не достигает критической отметки. И человек умирает от сердечного приступа. Компоненты яда разлагаются на вполне безобидные элементы и растворяются в организме.

Кстати, за изобретение этого яда наши химики вполне могли сорвать Нобелевскую премию. Он легко переносит кипячение, обеззараживание и проходит через любые фильтры.

А план был провален самым позорным образом. Клиент не пользовался водой. Вернее, пользовался, но исключительно той, что покупал в магазине.

– Ты ему лучше про линолеум, дядя! – возбудился «скрипач»-племянник.

– Нет уж сначала закончим с водопроводом! – возразил я.

– Ну, что с водопроводом… С водопроводом не получилось. Пришлось другим путем. У этого предателя была собака… Существуют яды, смертельные для человека и совершенно безобидные для животных. Его псина и доставила яд по прямому назначению. Сразу к хозяину… Так что, сюсюкая со своим псом, всегда помни о… Короче, memento Riori… Псину, конечно, потом пришлось умыкнуть и усыпить. В общем, прежде чем целоваться, тыщу раз подумай.

– Теперь о линолеуме, – нетерпеливо вмешался Василий.

– Ну, о линолеуме так о линолеуме. Тоже история…

Этот предатель строил себе коттедж. По добрали взрывчатку, которая по фактуре точь-в-точь как линолеум. Даже выяснили, какой рисунок больше нравится клиенту. Продаем ему рулончик. Не ему, конечно, а рабочим. Они застилают этим «линолеумом» кухонный пол. Потом прилаживаем к нему радиовзрыватель в неприметном месте. И сидим, ждем, когда наш клиент решит посидеть на кухне, чайку попить. Подходит он, чайник электрический включает. Бах! Клиента нет. Коттеджа, впрочем, тоже… Или еще с крысами история… Одного товарища шибко охраняли. Никаких подходов к нему не было. Никуда не ходит. Передвигается редко, с сильной охраной. Продукты доставляет специальная служба. А ликвидировать этого подонка все-таки надо. Что делать?

Поехали в московский крысятник, подобрали там самых смышленых зверьков и начали тренировать. Они, к примеру, несут кусочек пластида в определенное место, оставляют его там и возвращаются за наградой. Бегали так под крыльцо к этому предателю месяца три-четыре. В один прекрасный момент он выходит проветриться, и снова – бах! Ни крыльца, ни клиента.

– Слушайте, но ведь вы об убийствах людей говорите! И таким веселым тоном!

– Да у этих предателей все руки по локоть! В этом… как его? – защелкал пальцами Вяземский.

– В крови? – подсказал я.

– В говне! – «вспомнил» профессор, хлопнув себя по лбу.

– И все равно! Противоречиво! Убийство – и ваша радость!

– Сынок! – сказал Вяземский. – Весь мир состоит из противоречий! Никогда не задумывался, почему, когда ты разговариваешь с Богом, – это молитва. А когда Бог говорит с тобой – это уже шизофрения?

Я хотел сей парадокс записать. Пока шарил рукой, мне сунули в нее стакан. И мы снова выпили.

– Добро и зло… – с пьяной трезвостью изрек Вяземский. – Каждый хочет добра, Леша. И ради добра каждый готов к самым подлым поступкам. Вот в чем проблема… – Он смахнул со лба капельки пота.

Племянник Василий разлил по бокалам водку, добавил туда пива. И открыл окно, чтобы проветрить комнату. Сигаретный дым от потолка до пола слоями поплыл в разные стороны.

– А как вы связываетесь с центром? – перешел я от вопросов вечных к вопросам относительно сиюминутным. – В смысле, есть какие-то кодовые слова?

– И еще какие!

– На русском?

– Да хоть на китайском! – подмигнул Вяземский. – Ты же сам слышал.

– Ага…

– И ни черта не понял!

– Ну не знаю я китайского, не знаю.

– Да если бы и знал, то…

– То что?

– Ну, решил бы, что профессор разговаривает со своим учеником о новых находках в трудах Конфуция. А там все пересыпано кодовыми словами и фразами!

– Сложновато, однако.

– А кто сказал, что будет просто?!

Вяземский с пьяной трезвостью теребил салфетку и улыбался пустому пространству. Наверное, вспомнил что-нибудь приятное. До душевной щекотки.

– А ваша группа как называется, Григорий Алексеевич?

– Кодовое имя– «Раскол».

– Почему «Раскол»?

– А почему нет?

– Ну, наверное, что-то обозначает, аллегория какая-нибудь…

– Это у индейцев каждое имя что-нибудь означает. А у нас – ни фига! – сбравировал Василий.

– Пора спать, – откликнулся из своей задумчивой пустоты профессор. – Завтра тяжелый день. День открытых дверей.

М-да. Когда ликвидатор-профи объявляет «День открытых дверей»…

15

…Вчерашние водочно-пивные ершики царапали лапками мой мозг.

Где-то там, на улице, появился шарманщик в компании со скрипачом.

В принципе, я счастливый человек! В России журналисты сейчас корячатся, выискивают эксклюзив, придумывают, чем еще интересненьким занять читателя. Я же купаюсь в этом эксклюзиве, буквально елозю задницей по государственным тайнам. Конечно, остается еще моральная сторона: все-таки убийства совершаются. Но кто я такой против государства? Сам я могу морализировать сколько угодно. Но учить государство – увольте. Оно мигом вытрет о мою белоснежную мораль свои грязные ноги.

Скрипка за окном выдала плаксивый аккорд. Проникновенные ноты завибрировали на стеклах. Кому еще Париж играл на скрипочке с опохмела?

Никому.

Я доковылял до крошечного холодильника, который притворялся тумбочкой для телевизора, и распахнул дверцу.

На нижней полке лежали, как снаряды в обойме, изумрудные бутылки вина. Я откупорил одну из них, плеснул себе в стакан и выпил на радость водочно-пивным ершикам. В голове прояснилось.

Я снова прилег.

Какого черта меня все-таки занесло в эту разведку?! Занятно, конечно, поиграть в разведчиков. Но не насовсем же! Ненадолго – можно. Потом написать репортаж и разойтись по своим делам. Прийти домой, завалиться на диван и дергать из лаврового венка пахучие лепестки…

А тут я, получается, влип в спецоперацию, и просто так мне уже из нее не выбраться. Ох, не случайными были все вчерашние откровения. Совсем не случайными!

В номер ввалился профессор и плюхнулся ко мне на кровать. Я удивленно посмотрел на него и сразу понял, что передо мной настоящий, живой «классик». Профессор был пьян до дымчатых глаз. Ворот белой рубашки розовел следами женской помады, а из кармана свисала кружевная половинка лифчика. Значит, я ушел спать, а они с Васей еще всю ночь гуляли!

Григорий Алексеевич проследил за моим взглядом.

– Настоящий разведчик своим внешним обликом должен вызывать неподдельное сочувствие у окружающих! – Предмет женского интима полетел в телевизор.

– У вас еще рубашка измазана помадой, – подсказал я.

– А вот это может уже вызвать зависть, – вздохнул он.

– Где гуляли?

– Нашли одно уютное местечко…

Он подхватил бутылку вина с тумбочки, налил себе полный стакан и профессионально накатил, оттопырив мизинец. Невозможно не восхититься!

– В чем проблема? – строго спросил профессор, заметив мой взгляд.

– Какая проблема?

– Что, у нас нет проблем? Ты видел когда-нибудь человека, у которого совсем нет проблем?

– Нет, не видел.

– А у тебя никогда проблем не было?

– У меня – постоянно.

– А сейчас какая проблема?

Я пожал плечами. Смутная тревога заползала мне в душу. Он что, спятил?

– Вот она проблема! – Профессор вскинул указательный палец. – Проблема в том, что у тебя и у меня нет проблем. Вот наша главная проблема, сынок. Самая страшная проблема.

Куда он клонит?

– Посмотри, на месте ли документы и деньги, сынок.

Я вскочил и проверил карманы куртки:

– Все нормально.

– У любого человека всегда есть проблемы. Мы не исключение. И мы сейчас поедем! Решать проблему!

– Куда? – опешил я.

– Ты останешься. Ты ранен. Тебе надо отдохнуть… А вот мы с Василием кое-куда сгоняем.

– День открытых дверей?

– И это тоже…

Он отсчитал мне десять бумажек по тысяче франков. Неслыханная сумма!.. Приостановился в дверях:

– И никаких баб! От них одни неприятности!

Все. Ушел.

Я присел на кровать и лихорадочно соображал, куда девать неожиданные выходные. Похмелья и слабости – как не бывало! Вот что делают с людьми свободное время, хорошие деньги и заграница!

* * *

Я доехал на метро до площади Трокадеро. Это недалеко от Эйфелевой башни. На площади еще со времен тридцатых годов стоят друг против друга два выставочных павильона: советский и немецкий. Символы сталинизма и гитлеризма. Между ними прохаживалась четверка жандармов. Один с карабином. И трое без оружия.

Давненько я не забирался на башню Эйфеля! Вот… забрался. Самое интересное, что никто из туристов, когда-либо посещавших эту башню, не пишет о маленькой комнатке, которая находится на самой верхотуре. Через иллюминатор стальной двери можно увидеть восковую фигуру самого инженера Эйфеля и его дамы! Когда-то они поселились в той комнатке, чтобы башню не снесла эта самая прогрессивная общественность. Потом они благополучно съехали, а их восковые двойники обречены на вечное заточение.

Туристы шастали по смотровым площадкам густыми потоками, перемешивая языки, жесты, восклицания. Вавилонское столпотворение.

Вниз я спускался пешком. И был вознагражден за любопытство маленьким сюрпризом. Между стальными балками и конструкциями башни висели восковые фигуры маляров и строителей за работой. Поначалу я думал, что это и вправду что-то строят и красят. И только мертвая неподвижность рабочих убедила меня в обратном.

…Я гулял по Парижу самозабвенно и упрямо. И не мог поверить! Вдруг на халяву очутиться в Париже! Казалось, что кругом расставили декорации, дабы посмеяться надо мной. Эти здания, эти улицы, эти парки и скверы! Как говорят, есть Бог на улице! Тут не гадят в подъездах. Не вышибают лампочки и не плюют в потолок. Каждое утро улицы моют шампунем.

Я гулял и гулял! Гулял и гулял!

Незаметно спланировал на город вечер. Облака пропали. Зажглись звезды.

Я свернул в какую-то молчаливую улочку и увидел, как в единственном темном пятне стоит мужик и, чуть покачиваясь, поливает фасад дома переработанным пивом. Хотелось спросить его: не земляк ли?

Перед тем как вернуться в отель, я решил взять на вечер чего-нибудь согревающего и увеселительного. Но не пива! О нет! Не пива! И не водки!.. Вина! Только вина!

У витрины винного магазинчика я замер, дол-го разглядывая немыслимое богатство, немыслимое разнообразие. Чтобы не опростоволоситься внутри, пытался запомнить выбранное мною красное полусухое, находясь пока снаружи. Как водится у нас, у русских, пытался запомнить вслух. Перемежая речь экспрессивными междометьями.

– Помочь? – спросил по-русски приятный девичий голосок, звонко стукнули каблучки по асфальту.

Я оглянулся. Прехорошенькая девушка! И очень ухоженная. Словно ее только что выпихнули с обложки журнала мод.

На всякий случай я огляделся вокруг: со мной ли она разговаривает?

– У вас такой вид, будто с вами собака заговорила. – Ее улыбка оставила на щеках прелестные ямочки.

– Со мной только собаки и заговаривают, – удивленно проговорил я, – перед тем как искусать. Вот… – Я показал ей перебинтованные ладони. – Но чтобы такая красивая девушка!

Она снова улыбнулась:

– Так вам помочь с выбором вина?

– Вы из Москвы?

– Как здорово! – Она хлопнула в ладоши. – Я там никогда не была! Но у меня мама и папа из России. Из Москвы. Они столько мне рассказывали об этой стране.

– Вот как?! М-да, – сказал я неопределенно, размышляя о пагубности уличных знакомств, о коварстве иностранных контрразведок и прочем-прочем.

Но мне так не хотелось коротать вечер одному в номере! Я разрывался между желанием продолжить встречу и бежать без оглядки.

– Рита Хайнер. – Девушка протянула руку. Я поборол желание сначала вытереть свою ладонь.

– Алексей, – осторожно пожал хрупкую ладошку.

– Так помочь с вином?

– Да. Если не трудно.

Рита наклонилась к витрине, изучая бутылки.

Я украдкой оглядел ее фигурку. Эх!..

Предположим, что ее подослали. Ну и? Эх! Я простой турист. Путешествую. Работаю в газете. Книгу пишу.

– Вот! – Рита указала на бутылку. – Такое в самый раз в это время года! – И она заскочила в магазин.

В конце концов! Шантажировать меня тоже невозможно! Я холост. Не состою на госслужбе. И вообще, какого черта! Я в разведке не работаю. Могу себе позволить гражданские радости общения?

Рита вышла из магазина с двумя бутылками вина. Мое лицо сказало ей, что я переживаю этап внутренней борьбы, сомнений и противоречивости.

– Родители говорили мне, что русскому человеку бутылки вина мало, – истолковала неправильно.

– Предлагаю обсудить этот вопрос, а заодно и поэкспериментировать у меня в номере, – предложил я. Тут же осекся. Не прозвучало ли как грязный намек?

По глазам Риты было заметно, что она сомневается.

– Тут рядом. В «Блэк стоун». Ну, пожалуйста, Рита…

* * *

Мадам Риволье за стойкой не оказалось. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, я с облегчением вздохнул.

– Ну так что там с русскими и одной бутылкой? – спросил я, поднимая бокал.

– Родители говорили мне, что одна бутылка для русского – это мало, – повторила она.

– Одна бутылка водки – это действительно мало. А вот одна бутылка вина… – Я пригубил. – О-о!

– А чем вы занимаетесь?

– Давай на «ты»?

– О'кей. Чем занимаешься?

– Журналистикой… Еще стихи сочиняю.

Тут молния разразилась в мозгу! Я вспомнил свой сон! Именно Риту я видел во сне. Когда она спала на том помосте, в пещере. Но что за ребенок был рядом с ней? Какой-то младенец.

– Да ну! – хлопнула в ладоши Рита. – По тебе не скажешь, что ты стихотворец! Ой, прости. Не так хотела сказать… Я русский не очень хорошо знаю, иногда ошибаюсь.

– Ничего. На этот раз ты не ошиблась. По мне действительно много чего не скажешь. Сам иногда смотрюсь в зеркало и удивляюсь!

– Почитаешь? Стихи…

Я лихорадочно припомнил все, что когда-то рифмовал. Увы. Не к месту и не ко времени.

– Н-нет. Мои рифмы… такие своевольные…

Она снова улыбнулась. Как показалось, с некоторым облегчением:

– Ну, не всем же быть Пушкиным, правда?

– Правда. Кто-то должен писать и всякую ерунду.

Мы еще немного поговорили. Если не о стихах, то о чем еще? О Москве. О жизни в России… Тут Рита посмотрела на часы, поднялась:

– Мне пора. Родители станут волноваться.

Жалость какая! Впрочем, что ж ты, Леха, намеревался тут же и сразу завалить ее в койку?

– Послушай… – сказал я хрипловато. – Нет-нет, я не о том… Я не так… Я вот что… Где тебя найти? Как связаться? Я хотел сказать, что мы могли бы…

– Я живу под Парижем. Работаю в городе, живу на природе. Городок Вийе, улица Патрик, дом двадцать три. Заезжай.

– А телефон?

Рита уже шла к выходу.

– У тебя есть телефон? – спросила она.

– Нет. – В доказательство я похлопал по карманам.

– Тогда я сама смогу найти тебя через «ре-сепшн» отеля.

Гром пророкотал в голове. Ага, через «ре-сепшн»! По паспорту я Alex D. Vaismann, гражданин Великобритании! Плел целый вечер о России и Москве.

– Я могу не оказаться в отеле! – зачастил я. – У меня тут друзья! Дело в том, что мы можем уехать!.. А если я сам тебе позвоню? Как у тебя завтра со временем?

– Это приглашение на свидание?

– Ну… да!

– Хорошо. Давай созвонимся. – Она продиктовала мне номер своего телефона. – Завтра вечером у меня деловая встреча. А потом, я думаю, мы с тобой сможем продолжить наш литературный вечер. – Она махнула на прощание ладошкой.

– Погоди, у меня к тебе один вопрос. Наверное, он слишком личный, но все же… У тебя… ребенок есть?

– Почему ты спросил?

– Понимаешь, я видел сон.

– И я очень похожа на ту девушку из сна, – продолжила за меня Рита.

Она пронзительно посмотрела мне в глаза:

– У меня нет детей. Но твой сон меня заинтриговал. Обсудим его завтра, хорошо?

* * *

Я плюхнулся на кровать, включил телевизор и закурил. Рука потянулась к бокалу вина. Все-таки недурственный у нее вкус! Да и сама она! А если бы я не заговорил сам с собой по-русски? Ведь так бы и прошла мимо.

По экрану прыгала реклама. Я сменил канал и попал на новости. Рассказывали про убийства в «Мулен Руже» и в отеле «Пийон» на Монмартре. Показали фотографии Райниса и Риддела. Мелькнули кадры с места преступления.

Я вскочил, словно меня укусило током.

Диктор говорил, что погибшие никак не были связаны между собой. Но, судя по баллистической экспертизе, оба убиты из одного и того же оружия. Возможно, одним и тем же человеком. Ведется усиленный розыск подозреваемых.

Я нервно заходил по комнате, ругая себя последними словами. Амор, амор! Забыл, где и с кем ты находишься в Париже?! Вполне вероятно, что полиция уже висит у нас на хвосте. Может быть, и Рита – полицейский? Или из контрразведки? А я, идиот, ей ладони перебинтованные показывал!.. Они наверняка уже нашли ручку, которой меня ранил Райнис.

В дверь постучались. Я вскочил. Полиция?!

В номер проскользнул профессор:

– Быстро собирайся! Мы уезжаем!

Я кинулся укладывать сумку.

– Пахнет духами! – потянул Вяземский носом. – Кто был?

– Горничная, – сказал я, не оборачиваясь.

– У горничных другие духи… Ладно, потом! Скорее, скорее! Надо уматывать!