Текст книги "Мировая закулиса и русская революция: криптооккупация России"

Внутренние причины Февраля и Октября – были ли они?

Конечно, были! Ведь именно так нас учили и учат в школе.

Причины эти заключаются, якобы, в комплексе противоречий, главное из которых – между производительными силами и производственными отношениями. Есть и другие причины: государственное банкротство, неурожай… Эти «противоречия» К. Маркс подробно разбирал почти в каждой своей работе. Но, рассуждая на каждом шагу о «противоречиях», ни словом не обмолвился о масонстве, о Ротшильдах. (Кстати, и Троцкий в «Моей жизни» о своих кредиторах ничего не говорил. Да и Ленин молчал.)

Хорошо, пусть «противоречия» будут, но тогда возникает вопрос: сегодня во всём мире есть противоречия между трудом и капиталом, проходят забастовки, демонстрации, а революций почему-то нет (примером может служить движение «Жёлтые жилеты» во Франции).

Следующая причина – государственное банкротство. Вспомните «дефолт» российской экономики, возглавляемой правительством С. Кириенко, в 1998 году – типичное государственное банкротство. А Аргентина, Бразилия, где аналогичные «дефолты» были много раз… Где революции?

Неурожай. Ну и что? Каждый год в разных странах бывают неурожаи…

Эти «причины» были и у Французской революции. Был там и неурожай, и противоречия между классами… Но давно доказано, что эту революцию делали тайные общества. То же относится и к Февралю, и к Октябрю.

Читая о революциях 1917 года, часто встречаешь утверждение, что Россия в тот год была узлом всех (!) противоречий империализма [99]99
  Советский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1989. – С. 203, 204.


[Закрыть]. Между тем в Советском Союзе постоянно сравнивали успехи в промышленности и сельском хозяйстве с дореволюционным 1913 годом, ибо этот год стал пиком дореволюционного экономического развития России. Отечественная экономика находилась на подъёме (я не буду приводить статистические данные, чтобы не утомлять читателя) и, по прогнозам, к 1930‐м годам царская Россия могла стать одной из ведущих держав мира.

Например, сумма вкладов увеличилась с 300 млн руб. в 1894 году до 2 млрд в 1913 году. А население выросло со 120 млн чел. в 1894 году до 190 миллионов человек в 1917 году.

И одной из целей Первой мировой войны было остановить прогрессивное экономическое развитие России (программа – минимум, максимум – свержение монархии). Для большей убедительности приведу слова врага царизма, коммуниста Н. С. Хрущёва, который в своих воспоминаниях писал, что когда он был рабочим, то жил лучше, чем когда стал первым секретарём Московского городского комитета (МГК) Всесоюзной коммунистической партии (ВКП)(б): «…Иной раз брали грех на душу и говорили, что в старое время, дескать, жилось хуже. Грех потому, что хотя и не все, но высококвалифицированные рабочие в том районе Донбасса, где я трудился, до революции жили лучше, даже значительно лучше. Например, в 1913 году я лично был обеспечен материально лучше, чем в 1932 году, когда работал вторым секретарём Московского комитета партии. Могут сказать, что зато другие рабочие жили хуже. Наверное, хуже. Ведь не все жили одинаково» [100]100
  Хрущёв, Н. Воспоминания. – М.: Вагриус, 1997. – С. 247.


[Закрыть].

Далее. В «причинах революции» упоминается и «национальный гнёт». Об «угнетении» евреев я уже говорил. Возьмём энциклопедию «Отечественная история» (М., «Российская энциклопедия») – сколько там инородцев: и П. Бадмаев – придворный (!) лекарь при Николае II, и князь Ф. Юсупов, и грузинские князья, и многие другие. А сколько немцев было при дворе! Взять хотя бы одного из николаевских премьеров – Б. Штюрмера.

Следующая «причина» Февраля – «феодальные пережитки». Ну и что? В городе, а особенно, в деревне, они всегда были и будут – это не причина революции.

«Ухудшение жизни» и «голод в Петрограде». Под «ухудшением жизни» во время войны мы представляем то, что было во время Великой Отечественной войны. Тогда действительно было нормированное снабжение – точнее, «снабжение», ибо по тому, что выдавали по талонам, прожить было очень трудно.

Россия же не испытывала никаких проблем с продовольствием – тогда как Германия уже в 1915 году ввела карточки на хлеб, масло, мясо, картофель, жиры, на покупку одежды. Не отставали от Германии и другие страны – в Австрии, например, люди фактически голодали.

Кстати, даже в период самого, как казалось людям, катастрофического положения на фронте и отступления 1915 года, немцы не продвинулись далее Барановичей и Пинска – а уж о падении Москвы и речи не было. Война шла только в приграничных губерниях. А мобилизованных в армию было меньше всех – 39 % мужчин 15–49 лет, тогда как во Франции этот показатель составлял 79 %, Англии – 50 %, Австрии – 74 %, а Германии – 81 %! То есть Россия воевала относительно «малой кровью».

Но вдруг 23 февраля 1917 года начались массовые рабочие забастовки и демонстрации, которые были вызваны недостатком и дороговизной продовольствия. А ведь дефицит хлеба в столице был создан искусственно. Излишек хлеба в конце 1916 года составил 197 миллионов пудов. Европейская Россия и вся армия могли бы снабжаться собственным хлебом, даже не исчерпав остатка урожая прошлого года.

Хлебный бунт в столице был спровоцирован с ведома руководства Государственной Думы (Госдумы). «Объединённый комитет Всероссийского земского союза и Союза городов» (Земгор) саботировал поставки в действующую армию: например, к 1917 году на складах скопилось 30 миллионов снарядов – столько же, сколько было израсходовано в боях всего за 1914–1916 годы! [101]101
  Кожинов, В. Черносотенцы и революция. – М.: Прима-В, 1998. – С. 141.


[Закрыть] (В гражданскую войну именно эти снаряды и использовались воюющими сторонами.) Но если знать, что начальник Главного артиллерийского управления А. А. Маниковский был масоном, то всё становится понятно (кстати, в 1918 г. Маниковский стал служить в Красной Армии).

А Главное акцизное управление по договору с неким Союзом винокуренных промышленников передало последнему все железные бочки, в результате чего в армию прекратились поставки спирта – как медицинского, так и питьевого.

Эти факты ещё раз подтверждают, что Февраль был спровоцирован и что никаких «естественных причин» у Февраля не было.

Одной из главных причин революций объявлялось наличие «марксистской рабочей партии». Но в то время РСДРП(б) была маленькой организацией, меньше партии эсеров, а её лидеры жили, в основном, за границей. Да и Ленин узнал о Февральской революции из швейцарских газет. И выходит, что историки приписали большевикам руководство, которого не было.

Глава 6
Первая «русская» революция 1905 года и её «герои»

Авторы «Кровавого воскресения» – масоны

Поражение в русско-японской войне само по себе не могло быть причиной революции, оно могло стать лишь дополнительным антимонархическим фактором. Да, в стране начались забастовки рабочих с требованиями сокращения рабочего дня, повышения зарплаты, разрешения профсоюзов; крестьяне потребовали отмены выкупных платежей.

Но всё по порядку.

Начать надо с деятельности Сергея Васильевича Зубатова (1869–1917 гг., 15 марта 1917 г. застрелился, узнав об отречении Николая II). Еще в школьные годы он стал членом народовольческого кружка, из-за чего в 1882 году был отчислен из гимназии. Изучал труды Ф Ницше, П. Лаврова, Д. Писарева. В конце 1883 года был арестован за революционную пропаганду, но освобождён под залог. В 1885 году начальник Московского охранного отделения Н. Бердяев под угрозой ссылки склонил С. Зубатова к сотрудничеству, и он стал платным агентом внутреннего наблюдения. А официальным местом работы С. Зубатова была Московская телеграфная станция. В 1889 году С. Зубатов уже официально перешёл на работу в Департамент полиции. Не имея офицерского звания, он стал помощником Бердяева, а с 1896 года он – начальник Московского охранного отделения в чине коллежского секретаря.

Видя, что в стране растёт недовольство рабочих своим положением, а большевистская агитация имеет успех, С. Зубатов выступил с идеей создания легальной антимарксистской и монархической рабочей организации, которая была бы под контролем властей. Московский обер-полицмейстер Д. Трепов представил эту идею генерал-губернатору Москвы великому князю Сергею Александровичу, и тот её одобрил.

С. Зубатов предлагал рабочим решать свои проблемы посредством обращения с петициями к монарху и правительству, развивать профсоюзное движение, не верить марксистской агитации. Первым шагом по осуществлению планов Зубатова стали воскресные чтения в Историческом музее, в которых участвовали преподаватели МГУ. Создавались читальни, чайные. В 1901–1902‐х гг. годах были созданы «Общество взаимного вспомошествования рабочих в механическом производстве», «Общество взаимной помощи текстильщиков» и другие профессиональные общества – что-то наподобие профсоюзов. С. Зубатов создал на заводах комитеты по разрешению трудовых споров. Такие общества были созданы в Москве, Одессе, Минске, Киеве, Николаеве, Харькове.

Основная идея Зубатова заключалась в том, что при русском самодержавии рабочие могут получить всё от царя и его правительства. Освобождение крестьян – лучшее тому доказательство. Зубатов говорил: «Без царя не может быть России». Таким образом, в сознание рабочих внедрялась мысль, что они могут добиться осуществления своих требований без революций, мирным путём, петициями к «доброму батюшке-царю».

Одновременно агенты Зубатова пресекали попытки революционной агитации на заводах. Более того, рабочие сами пресекали попытки проникновения эсеровских и большевистских агитаторов на свои занятия в кружках.

В это же время (1902 г.) в Санкт-Петербурге в церкви Божией матери в Галерной гавани читал свои проповеди священник Георгий Аполлонович Гапон.

Проповеди были «о силе рабочего товарищества», а сам священник организовывал рабочие кружки.

Г. Гапон был родом из Полтавы. Там он преподавал закон божий и там же организовал фонд взаимопомощи рабочим. В ноябре 1905 года он переехал в Санкт-Петербург. Там Гапон познакомился с эсером и масоном Пинхасом Моисеевичем Рутенбергом (он же Пётр) – тот писал Гапону многие речи. Деятельность Гапона была «замечена» министром внутренних дел В. Плеве и С. Зубатовым. Последний и привлёк Гапона «на службу». По указанию Зубатова Гапон пишет на имя Витте записку с просьбой содействовать в организации рабочих кружков под надзором полиции. Витте дал согласие. Контроль за деятельностью Гапона был возложен на петербургского градоначальника генерала И. Фулона.

Деньги Гапон получал и от Зубатова, и от МВД (за осведомление о деятельности Зубатова).

На средства Департамента полиции Г. Гапон снял читальню, которая стала центром «Собрания русских фабричнозаводских рабочих»; Гапон стал председателем «Собрания». Гапон сотрудничал с полицией, но работал на революционеров. Он писал в «Истории моей жизни», что «ряса священника давала мне свободный доступ к рабочим». Гапон активно вёл революционную пропаганду во время своих «проповедей». П. Рутенберг говорил, что «Гапон – это пешка в наших руках».

В декабре 1905 года с Путиловского завода было уволено четверо рабочих (потом, правда, выяснилось, что был уволен только один, и то за пьянку, но дело было сделано – слух запущен). Коллектив, «распропагандированный» агитаторами – эсерами, счёл увольнения несправедливыми. «Собрание» вступило в переговоры с администрацией завода. Переговоры не дали результата. Тогда 3 января началась забастовка. Отмечу, что в то время на заводе работало около 20 тысяч человек. И среди них активно действовали эсеровские агитаторы. Кроме требования восстановления уволенных, были выдвинуты и другие требования: 8‐часовой рабочий день вместо 12–14‐часового; работа в три смены (работали по две 12‐часовых); установление гарантированного минимума зарплаты; организация бесплатной медицинской помощи. Конечно, у рабочих были ужасные условия труда. И, отказываясь их изменить, царское правительство сеяло недовольство, т. е. само способствовало революции. Почему? Что, предприниматели не видели, что так рабочие жить не могут? Думаю, всему виной их жадность, ведь на улучшение условий труда нужно потратиться… Лучше в Ницце домик купить.

К бастующим присоединились и рабочие других цехов. 3 января бастовал уже весь Путиловский завод. Следом за Путиловским заводом в забастовку включились другие крупные заводы Санкт-Петербурга. За три дня общее количество бастующих достигло небывалой цифры – 150 000 человек.

Градоначальник Санкт-Петербурга генерал Фулон позвонил Гапону и попросил, под обещание о восстановлении уволенных рабочих, прекратить забастовку, но Гапон ответил ему, что теперь уже требования рабочих значительно шире. Они включали установление 8‐часового рабочего дня, повышение зарплаты, учреждение комиссий по трудовым спорам. 5 января прекратились работы на Невском судостроительном заводе. 6 января, во время Крещенского водоосвящения, батарея, назначенная для производства салюта, выпустила боевой выстрел картечью в сторону императора – был убит городовой, стоявший на набережной, также перебито древко церковной хоругви, находившееся поблизости от царя, и разбито несколько окон Зимнего дворца. (Символично, что у городового была фамилия Романов.)

Расследование этого инцидента ничего не дало. Скорее всего, имел место акт устрашения царя перед уже запланированной кровавой провокацией. Царь, учитывая возможность покушения на него и членов его семьи, по совету министра внутренних дел князя Петра Святополк-Мирского переехал на время рабочих волнений из столицы в Царское Село.

7 января 1905 года забастовали все крупные заводы и фабрики в Санкт-Петербурге.

Генерал И. Фулон призвал рабочих воздержаться от выступления, пригрозив применить силу. В связи с повышенной террористической опасностью и массовыми рабочими акциями неповиновения по требованию П. Святополк-Мирского в столицу были введены дополнительные войска, а солдатам выданы боевые патроны.

В здании министерства юстиции состоялись переговоры министра юстиции Н. Муравьёва с Г. Гапоном.

8 января Муравьёв отдал приказ об аресте Гапона, но Фу-лон фактически его проигнорировал. На улицах столицы начали сосредотачиваться вооружённые войска, и Гапону стало ясно, что власти готовят кровопролитный разгон демонстрации. В результате он обращается к М. Горькому, чтобы тот предотвратил кровопролитие. А также пишет петицию царя (см. ниже).

Вечером 8 января в редакции газеты «Сын Отечества» собрались литераторы: А. Пешехонов, Н. Анненский, И. Гессен, В. Мякотин, В. Семевский, М. Горький, Е. Кедрин, Н. Кареев, К. Арсеньев. Они в субботу поздно вечером ездили к С. Витте просить, чтобы петиция рабочих была принята и чтобы войска не стреляли по мирной демонстрации. Но эта просьба ни к чему не привела: Витте отослал депутацию к Святополк-Мирскому, но последний отказался её принять. Товарищ министра внутренних дел К. Рыдзевский принял делегацию очень сухо, заявил, что убеждать надо не правительство, а рабочих, что правительство прекрасно осведомлено обо всём, что происходит, и что оно приняло уже решения, которые не могут быть изменены ни по каким ходатайствам. Интересно, что собрание либералов, выбравшее депутацию, поднимало вопрос о том, чтобы отговорить от шествия к Зимнему дворцу, но присутствовавший на собрании друг Гапона (Д. Кузин) заявил, что это бесполезно, что решение рабочих бесповоротно. Как видим, чиновники министерства внутренних дел (МВД) почти открытым текстом говорят, что они – а вторы будущей бойни.

В 20 часов 30 минут П. Святополк-Мирский созвал совещание, посвященное подготовке к предстоящей демонстрации рабочих. Вот как это совещание описывает в своих мемуарах министр финансов В. Коковцев: «Совещание то было чрезвычайно коротким и имело своим предметом только выслушать заявление генералов Фулона и Мешетича о тех распоряжениях, которые сделаны в отношении воинских нарядов для разных частей города, с целью помешать движению рабочих из заречных частей города и с Шлиссельбургского тракта по направлению к Зимнему дворцу… Всё совещание носило совершенно спокойный характер. Среди представителей Министерства Внутренних Дел и в объяснениях Начальника Штаба не было ни малейшей тревоги… Ни у кого из участников совещания не было и мысли о том, что придётся останавливать движение рабочих силою, и ещё менее о том, что произойдет кровопролитие».

П. Святополк-Мирский был у царя в Царском Селе, но сказал, что «всё спокойно».

Однако после возвращения из Царского Села в СанктПетербург П. Святополк-Мирский около полуночи созвал ещё одно совещание с участием командира гвардейского корпуса в Санкт-Петербурге князя С. Васильчикова, начальника штаба гвардии Н. Мешетича, шефа корпуса жандармов К. Рыдзевского, директора Департамента полиции А. Лопухина, градоначальника И. Фулона для обсуждения диспозиции войск в городе 9 января. На этот раз Святополк-Мирский приказал военным ни в коем случае не пропускать демонстрантов в центр города, хотя на тот момент он уже был предупреждён делегацией интеллигенции во главе с Горьким о том, что готовится кровавая расправа над демонстрантами.

Поэтому был обязан предупредить военных о недопустимости стрельбы боевыми патронами по рабочим.

Таким образом, непосредственным виновником кровопролития являлся П. Святополк-Мирский. Именно к такому выводу и пришёл Николай II, который уже 18 января отправил его в отставку. Это был первый министр внутренних дел за весь столетний период с момента учреждения этого поста, ушедший в отставку без почётного титула или хотя бы ордена. В дальнейшем же царь вообще отказал П. СвятополкМирскому в его просьбе о встрече.

Итак, факты неопровержимо свидетельствуют: расстрел рабочих на улицах столицы был намеренно спровоцирован приказом министра внутренних дел. Однако сразу возникает вопрос: зачем П. Святополк-Мирскому понадобились кровавые события 9 января? Ведь хорошо известно, что князь придерживался либеральных воззрений и был сторонником глубоких политических реформ, поэтому его сразу же можно исключить из списка лиц, желавших запугать противников самодержавия. Трудно объяснить принятое министром внутренних дел решение его желанием выслужиться перед царём. Достаточно вспомнить, что он неоднократно подавал прошения об отставке, обусловленные расхождениями с Николаем II во взглядах на реформы.

Свою деятельность на посту министра внутренних дел П. Святополк-Мирский начал с частичной амнистии заключённых, сокращения административных репрессий и ослабления давления на прессу. Московский обер-полицмейстер Д. Трепов охарактеризовал начатую Святополк-Мирским политику как эру всеобщего попустительства. В результате, испугавшись слишком уж радикальных идей своего назначенца, Николай II попытался остановить его реформы и 9 октября 1904 года указывает: «…чтобы поняли, что никаких перемен не будет». Возросшее сопротивление либеральному курсу вынудило Святополк-Мирского 21 ноября обратиться к императору с прошением об отставке, которая, однако, не была принята. Во время аудиенции министр внутренних дел фактически угрожал царю возможностью революции в России: «Если не сделать либеральные реформы и не удовлетворить вполне естественных желаний всех, то перемены будут и уже в виде революции» (мол, отправишь в отставку – получишь революцию).

В курсе провокации П. Святополк-Мирского был и председатель Комитета министров С. Витте. Вот что в этой связи пишет министр финансов В. Коковцов: «Витте не мог не знать обо всех приготовлениях, так как кн. СвятополкМирский советовался с ним буквально о каждом своём шаге… У С. Ю. Витте, несомненно, была чрезвычайно развитая агентура, освещавшая ему положение среди рабочих… На моё замечание, что Князь состоит с ним в самых близких отношениях и неужели же он не говорил с ним о готовившемся событии так же, как он не говорил ранее и со мною, Витте ответил мне, обращаясь ко всем присутствовавшим при нашем разговоре, что он не виделся с Министром Внутренних Дел более недели перед событием и решительно не знал ничего. Говорил ли он правду или, по обыкновению, желал просто сложить с себя ответственность за печальный результат – я сказать не могу».

Итак, Г. Гапон выдвинул идею: рабочим должны написать царю петицию с изложением своих требований и идти к нему просить справедливости. 9 января 1905 года в 12 часов Гапон отслужил молебен о здравии Николая II. Но Гапон призвал идти без оружия. Понятно, что не все последовали его совету. Среди демонстрантов были провокаторы во главе с эсером Пинхасом («Петром») Рутенбергом. Судя по всему, Гапон не знал о наличии провокаторов. Ибо за несколько секунд до первого выстрела – который раздался со стороны демонстрантов – Пинхас повалил Георгия на землю, а затем они вдвоём скрылись во дворе. Там Пинхас («Пётр») Рутенберг вынул из кармана ножницы и остриг Георгию Гапону волосы. То есть Пинхас готовился, а Георгия Гапона поставил перед фактом.

Авторов, зачинщиков этого преступления против народа надо назвать поимённо.

К кровавым событиям января приложили свои руки: генерал охранного отделения А. Спиридович, министр внутренних дел П. Святополк-Мирский, петербургский градоначальник генерал-адъютант И. Фулон, председатель Комитета министров масон граф С. Витте, граф В. Коковцов – министр финансов и масон ложи «Маяк» (председатель Совета министров в 1911–1914 гг.).

С. Витте был агентом «немецкого» банкира Ф. Мендельсона (который впоследствии финансировал Гитлера). Мендельсон послал Витте письменный приказ «преподать рабочим Петербурга жестокий и кровавый урок и одновременно свалить вину за кровопролитие на монархию и на императора лично» [102]102
  Цит. по: За Союз Советских Социалистических Республик [газета Движения «Союз»]. – 1997. – № 1.


[Закрыть].

В своих воспоминаниях Витте пишет, что вечером 8 января к нему пришли «интеллигенты» К. Арсеньев, Н. Анненский и М. Горький. «Они начали мне говорить, что я должен, чтобы избежать несчастья (Значит, знали о предстоящем «несчастье»! – А.С.), принять меры, чтобы Государь явился к рабочим и принял их петицию. Я им ответил, что дела этого совсем не знаю и поэтому вмешиваться в него не могу; кроме того, ко мне, как председателю Комитета, это совсем не относится». Мол, это меня не касается, делайте, что хотите… И отослал делегацию к Святополк-Мирскому. Кстати, говоря это, С. Витте вымыл руки над медным тазом. Тоже мне – Понтий Пилат…

Вот как описывали члены делегации этот свой визит к Витте в своём письменном отчёте, изъятым у Е. Кедрина полицией: «Господин Витте заявил нам, что министры Святополк-Мирский и Коковцев имеют более точные сведения о положении дел, чем сведения наши, и что они уже приняли свои меры по этому поводу, что, по его мнению, и сам государь должен быть осведомлён о положении и намерениях рабочих и что он, Витте, бессилен сделать что-либо в желаемом нами направлении».

Таким образом, С. Витте вечером 8 января 1905 года подтвердил, что он уже был в курсе принятых правительством мер, хотя при этом не мог однозначно утверждать, что и Николай II в полной мере осведомлён о положении дел. И далее: «…Мы просили устроить нам свидание с СвятополкМирским; г. Витте согласился на это и при нас спрашивал по телефону г. Святополк-Мирского – желает ли он принять нас, как выразителей мнения группы литераторов и учёных по вопросу о возможных 9 января кровавых событиях и о мерах к устранению их. Святополк-Мирский по телефону сказал Витте, что ему сообщены уже тов. мин. Рыдзевским наши соображения и сведения, и отказался принять нас».

8 января 1905 года в МВД было проведено совещание по вопросу подготовки к завтрашней демонстрации (копия петиции рабочих уже была в МВД). На совещании был утверждён план кровавой бойни. Санкт-Петербург заранее был объявлен на военном положении, но рабочих об этом даже не известили. В подкрепление гарнизону были вызваны войска из Пскова, Ревеля, Нарвы и Петергофа. К утру 9 января было сосредоточено 40 тыс. солдат и 30 тыс. полицейских. После совещания Мирский поехал с докладом к царю.

Знал ли Николай о планируемой бойне? Нет.

Николай не отдавал приказа о расстреле рабочих. Более того, до начала демонстрации он даже не знал о том, что она будет именно 9 января. Дело в том, что министр внутренних дел П. Святополк-Мирский во время доклада императору, состоявшегося вечером 8 января, намеренно исказил ситуацию, ничего не сказав ему о том, что в Санкт-Петербурге запланирована мирная демонстрация, участники которой были намерены вручить царю свою петицию. А уж о том, что полиции приказано любыми средствами задержать её – тем более. Речь в докладе министра шла лишь о том, что столица уже третий день охвачена крупными забастовками, однако рабочие пока ведут себя спокойно, но на всякий случай усилен столичный гарнизон. А взбаламучивает рабочих некий поп Гапон. Всё это прекрасно видно из дневниковой записи императора:

«8‐го января. Суббота.

Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120 000 человек. Во главе рабочего союза какой-то священник – социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах».

После этих строк создаётся впечатление, что Николаю не доложили всей правды: царь пишет о «каком-то священнике», хотя Гапона знал весь «рабочий Петербург» и вся полиция. А Витте вообще молчал, так как это – «не его дело».

На совещании было решено закрыть Дворцовую площадь, а, в случае попытки демонстрантов пройти на площадь – применить силу. Солдатам роздали боевые патроны – т. е. рабочих провоцировали на драку.

Со своей стороны княгиня Е. Святополк-Мирская в этот день записала в своём дневнике:

«В 10 ч. П. (Буквой «П» княгиня именует своего мужа, Петра Святополк-Мирского. – А.С.) поехал в Царское, чтобы просить, чтобы Петербург не был объявлен на военном положении… П. говорит, что Государь совершенно беззаботен, согласился не объявлять военного положения, был очень любезен с П. и боялся, что он простудился. П. вернулся около 12‐ти».

За день до 9 января Г. Гапон тщетно пытался достучаться до властей, чтобы предотвратить кровопролитие. Он ходил к градоначальнику Фулону, писал Святополк-Мирскому – но он даже представить себе не мог, что именно эти люди сознательно подготавливают возможную кровавую бойню. Гапон даже написал царю и отправил это письмо с двумя доверенными лицами в Царское Село с передачей непосредственно в руки Николаю II. В петиции, в частности, говорилось: «Покажитесь завтра безбоязненно Вашему народу, великодушно примите нашу скромную петицию. Я, как представитель народа, и мои товарищи гарантируем Вам полную безопасность ценой нашей жизни».

Но ответа не было. Ибо Николай уехал в Царское Село. Почему?

Во-первых, потому, что Мирский докладывал, что, мол, «всё спокойно».

Во-вторых, 6 января случилось более чем странное происшествие. На Крещение на Дворцовой набережной, как всегда, была воздвигнута иордань (место для освящения воды). Приехал Николай II. По окончании ритуала стреляла пушка Петропавловской крепости, находящаяся как раз напротив. Должны были стрелять, естественно, холостым зарядом картечи. На этот раз выстрел был… боевой! Только чудо спасло царя. Но, как уже указывалось выше, был убит городовой по фамилии Романов (Пётр), перебито древко церковной хоругви, стоявшей рядом с государем. Выстрел и фамилия полицейского произвели огромное впечатление на царя, хотя проводившие расследование высокопоставленные чиновники доложили ему о «случайности» происшедшего. И, по совету придворных, он решил уехать из города.

В-третьих: а получил ли царь это письмо? Как мы видели, он не знал, кто такой Гапон. Налицо заговор с целью организовать бойню как предлог к революции.

Не дождавшись ответа, Гапон, с подачи своих кураторов из полиции, решил написать новую петицию и самолично отправиться к царю. В этом письме говорилось:

«Государь!

Мы рабочие и жители города С.‐ Петербурга, разных сословий, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители пришли к тебе, государь, искать правды и защиты.

Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать.

Мы и терпели, но нас толкают всё дальше и дальше в омут нищеты, бесправия и невежества; нас душат деспотизм и произвол, мы задыхаемся. Нет больше сил, государь! Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.

И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнём работать, пока они не исполнят наших требований. Мы немного просили, – мы желали только того, без чего не жизнь, а каторга, вечная мука…»

Петицию подписали несколько тысяч рабочих.

Слова Гапона магически действовали на слушателей, воспринимавших его как пророка. Они как клятву скандировали: «Пойдём!»; «Не отступим!»; «Помрём!»; «Стоять до конца друг за друга!» Тут же приступили к обсуждению заблаговременно заготовленной петиции и решили нести её царю в воскресенье, 9 января 1905 года.

Надо сказать, что министр юстиции Н. Муравьёв и начальник Департамента полиции А. Лопухин выступали категорически против планируемой кровавой бойни. Лопухин подал царю «Записку», в которой, в частности, говорилось: «Так как имелись достаточно определённые указания на то, что масса не осведомлена о внесении в Петицию политических требований, а обманно уверена о предоставлении Его Величества ходатайства исключительно об удовлетворении некоторых нужд рабочего класса, я издал указание об аресте зачинщиков». 8 января было дано петербургскому градоначальнику приказание об аресте Г. Гапона и 19 стоявших во главе «Собрания русских фабрично-заводских рабочих», на что генерал-адъютант Фулон заявил следующее: «Эти аресты не могут быть выполнены, так как для этого потребуется слишком значительное количество чинов полиции…» Какой дурак может поверить в то, что полицейского аппарата столицы Империи было недостаточно для поимки двадцати человек (!), которые даже и не думали скрываться! Не хотели ловить, потому что готовилась грандиозная провокация.

[Кстати, за несколько месяцев до событий, в августе 1903 г., главу Особого отдела Московского охранного отделения С. Зубатова уволили из Департамента полиции, после чего его рабочие организации были распущены. Бесспорно, если бы Зубатов продолжил службу, то никакого «Кровавого воскресения» не случилось бы. Впрочем, ему предлагали вернуться в Департамент после убийства В. Плеве 15 июля 1904 г., но С. Зубатов отказался.]

8 января 1905 года утром солдатам петербургского гарнизона и прибывшему из провинции подкреплению раздали боевые патроны. Об этом стало известно в городе и жители пришли в беспокойство. Все знали, что готовится мирное шествие – рабочие хотели идти к царю с одной целью – передать петицию.