Текст книги "Демон на Явони"

Можно сказать, что за день, Смысловский, преобразившись до неузнаваемости, трансформировался из растерянного приверженностям своим страстям, в шныря зла, и еще через сутки стал воином, ищущим непобедимости, что конечно, ему было обещано, вместе с бессмертием и, по отходу в мир иной, лицезрения и приближенности к самому падшему ангелу Деннице, низверженному в самое чрево ада в ветхие времена.

От одной такой мысли даже неверующий и невоцерковленный человек покрывается холодной испариной, патологический больной, наверняка обратит внимание, поскольку самодостаточному не нужна власть, но духовный покой, не знающему меры, нет и полного вдоха без власти, такой стремиться стать хозяином своей жизни явно, при полном порабощении своей души. Свободный духом не может быть рабом в рабстве, но любой рабовладелец зависим от многого, чему и раболепствует – его божки в его страхах, им он и жертвует…

Роман, уже обретал силы, уверенность. Цель существа, завладевшего им, вырисовывалась ясно и казалась теперь его личной главной целью жизни, при достижении которой он должен был обрести силы этого духа, с которыми никто не в состоянии справиться. В это невозможно было не поверить, поскольку воздействие этих сил человек ощущал на себе. Кроме того, ему теперь было открыто, как они действуют на других: именно это он наблюдал на ярмарке в бабе Шуре и в тех, из слушавших ее, кто увлекся, имея возможность взглянуть в душу каждого. Не было ни одного чистого, каждый раболепствовал в чем-то или чем-то, имя свои страстишки, причем даже не пытаясь им противостоять, но радоваться.

Бес показал ему, как он может манипулировать всеми, кто ему подчинился, и не было ни одно, кто бы в той или иной мере, не послушался. Видя, что власть эта всеобъемлюща, Смысловский не заметив ни в ком доброго начала, хотя оно так же присутствовало почти в каждом, за редким исключением, устремился занять первое место рядом со своим сюзереном, сразу ощущая прилив сил и преемственность возможностей, при этом, будучи уверенный в том, что побывав слугой, станет равным господину, даже не подозревая, что побыв рабом, так и останется прахом…

Приблизившись к узкому мосточку, он сделал несколько шагов вперед к самому краю – от доски в стороны пошли небольшие концентрические волны, от соприкосновения с водой раздавался плескающийся звук, что только усиливало ощущение шаткости конструкции. Слегка присев, что понизило центр тяжести, мужчина продолжил движение, отметив, что раньше не додумался бы принять такое положение, а напротив, развернулся бы и со страхом покинул мосток. Ловкость и многие умения, которых не было прежде, появлялись и росли в необыкновенной скорость, позволяя ощущать себя уже настоящим хищным зверем.

Подобравшись к самому концу, сел на колени и наклонился над самой гладью, пока еще теребящейся остатками водного беспокойства. Через минуту зеркало расправилось, но кроме его отражения ничего не было видно. Как он ни всматривался ничего не получалось. Вспомнив, что Олег сказал в «полночь», он понял, что, скорее всего, свет от луны именно с этого времени начинает пробивать водную гладь под нужным углом, что и вызывало, что-то из ее толщи.

Неожиданно его качнуло, гробовщик, осознал, что-то необычное. Присмотревшись, он отметил, что резко изменилось положение ночного светила на небе – оно встало ровно над ним. Зловещая улыбка растянула его тонкие губы: «Мой сюзерен всемогущ, для него нет ничего не возможности!». Всмотревшись еще раз, он неожиданно «растолкал» взглядом сначала отражение от воды, затем мутность и тусклость самой жидкости, устремившись в глубь, пока не натолкнулся на большой валун, искрящий разноцветными каменьями. Он явно видел рассыпанные по нему брильянты, рубины, изумруды, топазы, сапфиры. Они были вправлены в золото: «Это же валун из сплава золота и каменьев!». Неожиданно блестки от отражающегося света луны пришли в движение и начали подниматься с глубины к нему, по ходу обретая форму, сначала рыбы, затем русалки, пока из воды не появилось прекрасное лицо модой женщины, очень знакомой, но гораздо лучше и совершеннее настоящего:

– Да! Ты идеал… Но кто ты?

– Сын не узнает мать?

– Да, ты и есть мой идеал… Но тебя же нет!…

– Я всегда и везде твоя… Хотя сейчас и занята…

– Ты там с кем-то?… Как ты можешь?

– Я идеал, а идеал всегда принадлежит господину…

– И кто он?

– Он господин тьмы…, но сейчас он отпустил меня к тебе…, он гордится тобой и ооочень надеется… Иди ко мне… – Под водой мелькнула блестящая чешуя, влажные холодные руки обвили его шею. Он поддался и соскользнув в воду, быстро погружаясь во тьму, которой не было конца. Пролетали мысли, теряющиеся в бесконечности: «Таким глубоким дно не бывает, да и русалок нет, и мамы…, но это она! Она принадлежит господину тьмы, который мною доволен…, но я не сделал пока того, что даст мне бессмертие и непобедимость… мама, мама! Постой, мне нужно…»… – Олег тряс, лежащего наполовину в воде Романа, совершенно бледного и холодного. Уже минут пять он не мог привести его в чувства. Не помогало ни искусственное дыхание, ни прямой массаж сердца, но неожиданно, когда спаситель уже отчаялся, утопленник сделал резкий вдох и вывернул наизнанку содержимое желудка, выплесну воду из легких…

– Ну ты меня напугал! Не отбормочешься потом перед твоей матерью, да и перед Богом потом как оправдаться?! Ты чего сдурел?

– Я…, я…, я… русалка… она…

– Угу… Дятел! Секса с земноводными захотелось?! Че баб мало?! Здесь поди все дно вот в таких вот извращенцах! Говорил же тебе – здесь аномалия, тут не Бога гневить, а молитовки ему читать нужно! Господи! Слава Тебе, Боже за все!… – На этих словах, Роман подскочил как укушенный, затряс головой, замычал, и разорвав на себе мокрую рубаху и унесся за дом, где был обрыв. Было слышно, как он с него катился кубарем, ревя, как раненый вепрь, совершенно не по-человечески, запахло гарью, будто залили костер, даже в носу почувствовался взвившийся от его пепла:

– Е моё! Убился что ли?! Из огня да в полымя! Лечиться ему надо, а не жертвенник искать. На что его мама сподвигла? Ну да желание матери – закон!… – Ответом ему была тишина, перебиваемая редкими всплесками в конце мостка. Повернувшись в ту сторону, он добавил:

– А тебе девка чертова, прости Господи! что б тебе в аду сгореть прямо сейчас!… – Схватил жменю песка и швырнув в ту сторону, он шарахнулся, увидев, как совершенно белые руки обхватили края доски и вытянули за собой полусгнившее тело человека с длинными волосами, вспыхнувшее, как комок серы, заискрившее, и исчезнувшее ярким горящим комком в сторону дна:

– Свят, Свят, Свят! Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй! Да что ж это такое? Пресвята Троица, помилуй нас, Господи очисти грехи наша, Владыка прости беззакония наша, Святый, посети и исцели немощи наша Имени Твоего ради!… – Перекрестив на каждое слово видения, сплюнул, и спокойно встав, развернувшись, направился к дотлевающему костру.

Подкинув несколько поленец, почувствовал озноб и вспомнил, что штаны совершенно мокрые. Сходил к машине, достал запасные, переоделся, и взяв несколько палок соорудил вешалку, на которой повесил одежду сушиться.

– Эх! Господи! Что только нет в земельке нашей! Ну такого еще не видааал, что ж Ты еще уготовил то рабу Своему? А! На все воля Твоя!… – Немного помолчав, он пересел на походное и хотел было завалится, но вспомнил о Романе:

– Ай! Будь тебе не ладно, совсем с этими ведьмами, прости Господи, о тебе бедолаге забыл!… Ромааа, Ромааа, Ромааа… – Трижды громко позвав и не услышав ответа, встал, пошел к машине, открыл багажник, и начал копаться в ящиках и мешках. Сначала вынув небольшой пластмассовый фонарик, покачал головой, сунул обратно, вынул большой и длинный в металлическом корпусе, и одобрительно, кивнув засунул за пояс. Покопался еще, вытащив обрез винтовки, покрутил и бросил обратно: «Неее…, не то… – это не поможет!». Обошел машину, открыл пассажирскую заднюю дверь и вынул пакет, развернув который, оголил большое, массивное Распятье с мощной ручкой. Погладил, будто протер, наложил на себя крестное знаменье, и, поцеловав ноги Христа, пробормотал: «Ну берегись нечистая сила, скидок не будет, Господи не дай подумать, что Ты оставил меня!».

Прежде, чем закрыть багажник, взял пару ракет и ракетницу, зарядил ее, и, хлопнув дверцей, направился на бугор. Там еще раз позвал попутчика, отозвалась тишина, тогда подняв руку с ракетницей, держа в другой Распятие, прижатым к груди, нажал на спусковой крючок. Ракета ушла в высь метров на пятьдесят, где благополучно рванула, осветив окрестности. Олег начал всматриваться, но просмотрев все вокруг себя, не увидел гробовщика:

– Господи, прости мя грешного! Это ж надо, я его из воды вынул, а он снова сгинул, ну видать грешен он, что бесы его привещают! Е моё! Что ж я сделал то! Сейчас же на ракету «отшельник» подтянется! Ох! А этот то, ой не любит, когда его по пустякам треплют… Ну и ладно, искать то потерю нужно… – Только он подумал об этом, как на вздохе, кто-то толкнул его в плечо. Теряя равновесие, на развороте, Олег послал руку с Распятьем наотмашь в сторону нападавшего и удачно. Что-то ухнуло и упало рядом. Быстро вскочив, он понял, что соскользнул с обрывчика, и никто его не толкал:

– Так! А кого же я тогда зацепил?!… – Быстро поднявшись, он увидел Романа, сидящего на пятой точке, и державшегося за щеку.

– Ты че?!…

– Да я…, да я…, ты звал, я и подошел, чуть оступился, ну ты мне тут и врезал. Хорошо у меня на этом плече хворост был, только чуть по щеке зацепило…

– Ну вот, брат, и похристосовался, надеюсь, всю дурь то и выбило. Я тебя Распятием приложил – всяк польза!… – И действительно, Роман сидел в полном непонимании, что тут делал, почему он весь мокрый, зачем собирал хворост, он ощущал жуткую пустоту в душе и страх, словно обнял его изнутри. Он чувствовал полную оставленность, но забыл кем, дрожь пробила его насквозь, слабость предательски, впустила трусость во главе испуга:

– Мне страшно… Почему я мокрый?!

– Как ты не обос…ся то?! Я вот, чуть в штанцы не напрудил, когда эту… твою любовь увидел, а ты с ней походу и поцеловался… Смотри, бесы нераскаявшихся любят!

– Да я после твоего этого благословления и забыл все… Почему я мокрый?

– А ты не помнишь, что ли? Вот те раз!…

– Вообще ничего…

– Да искупаться ты хотел, а тебя русалка за шиворот и на дно. Я услышал звук – так и знал, что ты. Еле успел – трижды нырял, пока нашел. Так что, слава Богу за все! А чёй-то тебя так пробило то, когда я Бога то поблагодарил, прямо с места сорвался, будто тебя горячей смолой обкатили?

– Я?!

– Ладно понял… Замерз поди?

– Да зуб на зуб не попадает… – Роман поднял, еле вставшего на ноги Смысловского, дрожавшего не то, что всем телом, но и душой и поддушком. Довел до костра, посадил спиной к пламени, и начал растаскивать горящие дрова, потом аккуратно перенес угли, выскреб немного земли на кострище, сбегал за лапником и пока ходил, земля немого под костром остудилась. На нее и расстелил большие ветки ели, сверху настелив сена, на которое и положил уже выбившегося из сил гостя, накрыв его шкурой прямо в мокрой одежде.

– Погоди не засыпай, сейчас губастого самогона вдашь, и завтра огурцом будешь… – Для начала он заставил разжевать пару зубцов чеснока, потом не глотая, заставил прополоскать рот самогоном, собрав жидкостью разжеванный чеснок по всей его полости и затем проглотить, следом ушли еще три глотка, конец которых сопроводился особо удушливой отрыжкой, но этого Роман уже не помнил, поскольку уже заснул…

СВОИ

Олегу не удалось проспать долго. Не прошло и тридцати минут, как он сквозь сон почувствовал чье-то присутствие. Нащупав под подушкой спасительное Распятие, он начал медленно поворачиваться, пытаясь воспроизводить звуки, похожие на те, что способны издавать некоторые спящие во сне. Приоткрыв один глаз, он ничего не заметил ни с одной стороны раскладушки, ни с другой. Тогда он резко поднялся и спустил ноги вместе с одетым на них спальным мешком на землю. В отсвете огня перенесенного костра положительно ничего и никого не высвечивалось, Рома тихо дрых, свернувшись в кулачек, перестав дрожать, явно согревшись.

Мужчина хотел подбросить дров, но и раньше положенные не прогорели и на половину. Смачно зевнув, он медленно вернулся в исходное положение лежа, но вспомнив, что справа от костра не была никакого пня, а сейчас он явно возвышался на ранее пустом месте, подскочил и ринулся в атаку, тут же уткнувшись в выставленный посох:

– Йёё мое…

– Вот так ты гостей встречаешь? Сначала все небо ракетами освещаешь, а потом ложишься спать, даже не приготовив кофе…

– Привет, Прохор! Вот точно, аномалия… Ведь этого уложил, и думал все приготовить, и вот…

– Ну не ты так я… Давай-ка угостись…

– Ты никак своего заварил? А сколько время то?… О! Так я всего-то с пол часа вздремнул…

– Как думаешь кто это?

– Роман… Гробовщик…

– То-то…

– И что?

– Ты давно слышал, что бы гробовщики в Демян или еще куда приезжали?

– Ну так-то ни разу…

– То-то…

– Ну?

– Он здесь три месяца, а уже две девочки пропали, и учительница упокоилась…

– Ну это знаешь…

– Дети куда делись? Мы все перерыли… – они из города не выходили… А этот язычник жертвенник ищет?

– Ищет, еще как ищет…

– Подруга твоя приехала…

– Кто?

– Маринка Шерстобитова…

– Да ну!

– Ведь по детву ее еще присматривал… Ох потешила она меня, когда пилораму со своей подругой разоряли – и это в пять то лет.

– Да ну!

– Вот те и да ну, а ты знаешь, что она этот хуторок купила вместе с этим домиком и вот этим вот костерком?

– Да ну?

– Да что ты заладил… С каким-то академиком, между прочем…

– Да ну!

– Ох… Милиционеры у них были по вечеру, интересное было… только без «да ну».

– Ну да…

– Тьфу ты!

– Хе хе хе… Не нравится, а ты бывает, как заладишь свою «надысь» да «надысь» …

– Ну так…

– Вот и я о том же…

– Не ну так это ж…

– Вот именно…

– Ну и слава Богу!

– За все!

– Ладно чайком угостился… Того, что просил то нет?

– Тебе захватил, осенние, свежак – еще в масле… – Олег направился к машине и вынул из коробки в багажнике небольшого размера, но приятный по весу, мешочек. Отдавая, добавил:

– 7,9366
  Калибр патронов состоящих на вооружении Вермахта.


[Закрыть]… ровно двести штук…

– Вот удружил, а то мне все не те попадаются, причем все больше «цинками». Но мне они ни к чему, так что имей в виду…

– А че твоя «М»-ка77
  Маузер 98.


[Закрыть] то цельно бьет еще?…

– Без промаха… А что ей будет, я ж только по делу…

– Ну да…

– Ладно заболтался я с тобой, а дел невпроворот… Ты в следующий раз аккуратнее с ракетами, а то не больно хочется десять верст туда и десять обратно топать…

– Может поспишь, и я отвезу? Или хочешь сейчас…

– Ага, а твой этот гробовщик в оборотня превратиться, и гоняйся за ним…

– Ты, это… Волка то видел еще?

– На двух ногах-то? Не-а, как в воду канул… Да он только с язычниками, да ведьмаками якшается, от нас вдалеке держится. Недавно Никодим, слышал, может, этого «Авдошку» встренул, бес это, а не волк…

– Да ну!

– Так тот от Проши тикать и в аккурат в березу…

– И че?

– Хвост остался, а остальное исчезло…

– Да ладно… – это ж байка…, про «Авдошку» – то!

– Ты Никодимушке это не скажи… Он вообще редко что говорит, но, если что скажет – не соврет… И это… Марина Никитична завтра сюда поедет. Так что ты подготовь угощенье то..

– А может…

– Не-а… Ушица в самый раз будет и ей и академику… Да и пусть на этого посмотрят… Беду я чую… Бывай…

– Бывай…

* * *

– Твое налево! Ну что за ср..нь?!

– Марина Никитична, вот сколько тебя знаю…, а вот все уровень твой культурный только растет…

– Захар Ильич, ну и чё?

– Ну ты же кандидат наук…

– И какие это на меня обязанности накладывает в этом плане? Вы же знаете, как профессура матерится…

– Но ты же женщина…

– Есть будете?

– А угостишь?

– Го..о вопрос! К столу будьте любезны…

– Ну слава Богу, что не «к барьеру»…

– Захар Ильич, ну что вы по этому поводу думаете?

– По какому?

– Ну…, вчерашнему…

– Полицейские? Ребята, кстати, неожиданно приятные…

– Да, эти ментики хорошие, не чета столичным…

– Ну а если серьезно, что у них тут случилось то?

– Дети пропадают, никогда такого не было, и главное, что из города точно не выходили. Если бы утонули в Мосылинском, нашли бы быстро…, канализации нет, выгребные ямы все просмотрели, помойку перерыли, нежилые дома, неблагополучные семьи… Река… Ну да, в Явони бывает тонут, но всегда тела в одном месте тормозятся, и так далее, а тут ничего!

– Подозрения?

– Да и нет никого, на кого бы подумать можно. Гробовщик, какой-то приехал три месяца назад, ну вы слышали, с матерью, нелюдимый какой-то, гробы делает закачаешься, очень хочу с ним познакомиться и поглазеть на его работу… А за одно и морду набить, суке!

– Ничего себе?

– Мы отца хоронили пять лет назад на его кладбище…, сволочь! Он нас дважды заставил за спиленное дерево заплатить, перед фактом поставил – а оно до сих пор там! Так что палено заточу…

– Марина!

– А что? Хотите сказать нормально над людьми так издеваться?

– Лучше я сам…

– Неее… Вас увидит – убежит, в вас роста больше, чем в грузоподъемным кране, сразу все поймет…

– С краном меня еще никто не сравнивал! Ну так, а мы-то чем помочь можем с этими детьми?

– Может быть психологический портрет?

– Так для этого и потерпевшего иметь нужно и место преступление осмотреть, характер насилия, раны и так далее…

– Это я понимаю, но помочь хочется!

– Ну мы тут на пару недель, может быть и поможем…

– Эх! Жаль мы не на вашем вертолете сюда припилили, круто было бы…

– Ну я могу попросить, что бы пригнали.

– Да ладно… Да и летать я боюсь – дорогие понтишки…

– Когда поедем то?

– Куда?

– Ну это ты сами смотри.

– Через пол часика Виталик должен из Питера подскочить, вот и двинем. Сначала в Острешно, потом на озерцо Хвощно, ну а потом под Полново – это Селигер уже, на хуторок… Вот там место закачаешься!

– Ну Селигер известная жемчужина…

– Понос с морковкой, а не место, вот хуторок невдалеке от него! Между трех озер! Между трех холмов! И вокруг сосновый бор! Ну там еще стоянка древнего человека была – а эти неандертальцы плохих мест не выбирали! В натуре Швейцария!

– В натуре?

– В натуре! Вода в озере голубая, с одной стороны песчаный пляж, с другой каменный, небольшая коса с одной стороны, там Лелик часовенку поставить хочет. Говорят, там, какие-то курганы сохранились с древних времен, а я кладбища обожаю, вы ж знаете. В трех километрах Селигер, в пяти Гора «Ореховна» – самая высокая точка всего Валдая, на самую вершину жрецы затащили огромный валун и людей в жертву приносили! Раньше там главное капище было с кучей идолов. Круто!

– Но последнее-то не очень – черное место, должно быть!

– Да неее…, уже давно освященное, оттуда панорама головокружительная – весь Селигер, как на ладони и зимой можно кататься на санках…, да на чем угодно…

– О! Приехал кто-то?

– Это ментики Виталика сопроводили. Я ж говорю, они здесь классные! Виталик, привет!… – Мужчины познакомились, найдя сразу много общих моментов в интересах, быстренько перекусили, и собравшись, отправились в дорогу на только заново собранном УАЗе, имеющем однозначное определение, как «буханка».

Местный кулибин Валерий, не только оживил кусок металлолома, но и поставил огромные колеса, «лебедку», и все остальное по списку. Как ее охарактеризовала Марина – «огонь тачка», летела, не замечая ям и рытвин и через сорок пять минут, компания подъехала к концу бетонки:

– Ну еще пара километров и приехали… – Уже выезжая на поле из леса, им открылся поразительный, залитый солнечным светом, вид свежей зеленой травы, застилавшей все вокруг успокаивающей сочностью, одиноко стоящих дубов, двух ясеневых алей и зеркала большого озера. Повернув налево, Марина направила машину к двум стоящим в отдалении домам: кирпичному полуразрушенному и крепкому деревянному срубу, обшитому «вагонкой» и выкрашенному в голубой цвет. Остановив вездеход перед кирпичной постройкой, она вылетела навстречу идущему улыбающемуся Олегу, несущему огромный каравай.

– Ни хрена себе! Откуда?!

– С приездом, гости дорогие!… Перед голубым полутораэтажным домом стоят переносной походный, довольно большой столик, его от озера отрезали несколько берез, стоящих вряд. За ними открывался вид самого раскинувшегося в обе стороны озера и леса за ним, причем взгляд, брошенный через озеро, скользил точно на уровне верхушек елей, растущих на другой стороне водоема, казавшихся тоже голубыми в лучах утреннего солнца. Чуть слева, у кирпичного дома, на срезе нерезкого понижения, дружно стояли в обнимку огромный дуб и такая же ель. Кроны их касались, производя впечатление держащихся за руки великанов, идущих в сторону Юга.

Приехавшие, усевшись за стол, никак не могли оторвать взгляда от открывшегося вида.

Олег говорил не умолкая, рассказывая одну за другой небылицы и мифы, которых знал нескончаемое количество. Минут через пять, от куда-то сбоку появился знакомый только одному проводнику человек, представив его: «Роман», он познакомил его с остальными. Знакомство не произвело впечатлением, ни на кого из окружающих, напротив напрягло обе стороны. Марину и Лагидзе, бывших психиатрами, это обстоятельство очень порадовало и подвигло на изучение, показавшегося им странного человека, с явными патологиями.

Олегу стало скучно, в конце концов, уху он сделал, порядок навел, никому ничего не должен, а спать хотелось. Через минуту весь этот мир и говорящие исчезли из его поля зрения, сам он провалился в сон: «Он стоял на огромном валуне, накаленном до красна, но ноги не пекло, напротив босые ступни ощущали лед, что заставляло поднимать по очереди то одну, то другую ногу. Лил дождь, а он танцевал на камне, вокруг никого не было, ни одной живой души, никто не мешал ему спрыгнуть и отправляться, куда угодно, но что-то держало. Устав, он остановился, но сразу услышал голос откуда-то снизу, то ли из валуна, то ли из-под земли: «Если остановишься, она умрут!». Не совсем понимая, что это значит, он с чувством, опасения за всех, кого знал, продолжал через силу. Так продолжалось трижды, пока вдруг он не посмотрел под ноги и не увидел ребенка – девочку, лежащую связанной, будто бы на жаровне. Было видно, что ей страшно и больно – жар обжигал. Огромные слезы с ее больших голубых глаз не скатывались, а испарялись, причем производя столько удушливого густого пара, что он закрывал собой все окружающее пространство.

Силы были на исходе, он уже несколько раз еле сдерживал равновесие, отчаяние поджимало его, но выхода не было. Олег пытался, хотя бы определить местоположение, но ничего, кроме камня не было видно, хотя какие-то голоса слышались. Неожиданно силы его иссякли, встав на обе ноги, он крикнул, что было мочи, взывая о помощи, но тщетно, вместо ответа, тот же голос сообщил ему: «Теперь ты умрешь, потом ребенок – славная жертва моему господину!». После этих слов, он начал погружаться сквозь камень, ноги загорелись, боль настолько была нестерпимой, что он взмолился Господу, в ответ пар развеялся, и он проснулся».

Огромная коричневая собака, как ему показалось ньюфаундленд – переросток, лизала ему пятки. Люди за столом смеялись, пока Марина пела в лицах: «Нам лижут пятки языки костра, чужие сапоги натерли ноги, работники ножа и топора – романтики с большой дороги!» – Олег же вскрикнул еще раз, вскочил, осознав, наконец, что это уже не сон.

Его напряженность заинтересовала Захара Ильича, и он присел рядом на лавку, на которой тот заснул. Марина подозвала собаку и отправилась прогуляться с Виталием, дабы показать ему окрестности…

Смысловский, наконец, выдохнул, оставшись вне внимания, и воспользовавшись моментом улизнул к дубам в другую сторону от озера, предполагая дождаться там, пока гости уедут.

Лагидзе думая, что мужчина обиделся, решил, будучи по основной специальности психотерапевтом, сгладить ситуацию, и подсел к костру.

– Вы уж, Олег, Бога ради не обижайтесь…, мы вообще пошутить любим, ну а тут еще псу ваши пятки понравились…

– Да что вы! Это то…, я сам похохмить горазд, да и как на Марину обижаться…

– Что ж тогда на вас такую печаль навеяло?

– Да…, ерунда всякая…

– Такие люди, как вы от ерунды не печалятся, до сна вы были в прекрасном расположении духа, а проснувшись… – приснилось что?

– Телепат вы, что ли?… – Выслушав сон Олега, Захар Ильич понял, что нужны подробности, но ни он ни Олег не были расположены тратить на это время, поэтому просто поинтересовался:

– А сами-то с чем связываете?

– Да вроде бы ничего не волнует, тем более из приснившегося. Может этот тип… гробовщик навеял своим поведением: то погост ему подавай, то капище, то жертвенник… Он ведь, знаете, вчера чудо, можно сказать совершил… – Подсела Марина, вернувшаяся:

– Ух ты, чудеса это по части Захара Ильича…

– Марина!… – Лагидзе чего – чего, а уж точно не любил ничего из того, что не мог объяснить, предпочитая существовать в привычном и понятном для него мире.

– Ну я так…, и какое же чудо?

– Ну не чудо, конечно…, он вчера за пару часов расчистил вход в пункт управления, аж до зала связи добрался… За пару часов справился, а мы впятером и десятой части этого за день не смогли сделать!

– Это где ж?

– Марин, ты вот это вот место купила и хочешь сказать, что не заешь о шахте?

– Какой шахте?!

– Да здесь в полутора километрах – здесь же часть «логова сатаны»…

– Кого?!

– Ну так при Союзе назывался оборонный стратегический комплекс, состоящий из нескольких десятков шахт, предназначенных для запуска стратегических ракет, ну там СС-18…

– Ни хрена себе! Это че, прямо тут? И посмотреть можно?… – Приехавшие не верили своим ушам, и пока не знали радоваться или огорчаться…

– Да можно…, прямо тут и можно – пункт управления остался, конечно, что можно сняли и увезли, а остальное разрушили или взорвали…

– Так вези! Захар Ильич, Виталь, поедем а?…

Через двадцать минут вся компания, кроме Романа прогуливалась с фонариками по большому залу, впечатляясь мощи бывшей империи. Лагидзе первый захотел покинуть это место, предпочитая солнце темноте и простор замкнутому помещению:

– Ну что пойдем, а то здесь как-то неприятно находиться?

– Здесь же, Захар Ильич, можно целую маленькую больницу создать… – Виталик быстро включился:

– Неее… тут все лучит, наверняка… Хотя в таком месте больница весьма впечатляюща была бы! А что, Марин, может замутим?

– Ну я-то только кабинет потяну… Так что с вашей, господа, помощью и вашим участием с удовольствием… – Уже выходя, Лагидзе вспомнил о сне Олега:

– Олег, а как вы это вот со сном связываете…

– Да гробовщик, как увидел такое помещение, так сразу о жертвеннике задумался, мол, давай искать. Не знаю, чего у него на уме…, хотя он больше какой-то несобранный, не знает сам, чего хочет – фантазер какой-то!…

– Может быть, может быть, хотя потерянный точно, будто пыльным мешком по голове получил ночью…

– Не мешком… – Распятием…

– Как это?

– Да, как-то случайно получилось…

– И часто у вас так?

– Да случается… Хе хе хе… Уже садясь в «Буханку», к которой все быстро привыкли, Олег между деревьев заметил проскочивший мимо поворота к шахте, УАЗ «Патриот»:

– Е мое! Ну прямо одно за другим?

– Что вы имеете в виду?

– Да вон… только машину начальника убойного отдела увидел…

– Галлюцинации?

– Да куда уж там… Видимо случилось чего, Андрей так просто так далеко не забирается. Поехали уже, сейчас все узнаем…

У костра сидел целый подполковник, положив ногу на ногу, и, не отрываясь, глядел на, словно проглотившего лом, Смысловского, вросшего в скамью, как бывает с перепуганными обвиняемыми, впервые попавшими в зал судебных заседаний, в момент появления судьи, пока не понявшими свое истинное положение, свято верящими, что прямо сейчас их отпустят домой.

Роман, бросая быстрый взгляд навстречу, сразу отводил его с такой же мимолетной неуверенной улыбкой, быстро спадающей с его растерянного лица. Ведя себя, как первоклассник, ненадолго оставленный родителями перед педагогическим советом, он усилено пытался понять, что именно изменилось в нем со вчерашнего дня. Прекрасно помня себя другим, полным решительности и сил, имеющим точную и явную цель, неоспоримую и непобедимую поддержку, сегодня, все потерявший, он не мог вспомнить, зачем ему вообще все это.

Однако, все предыдущее время до вчерашнего утра включительно, ясно отражалось в его памяти. Он прекрасно понимал, что визит высокопоставленного полицейского, скорее всего, касается его или, как минимум, им содеянного. Да и первые слова офицера, произнесенные вместо «зрасьте»: «Ну все, конец нашим поискам – нашелся мерзавец!» – гробовщик, разумеется, принял на свой счет, ведь речь шла об исчезновении двух девочек, трупы которых были спрятаны в погребе, купленного им дома…

Несколько раз уже пропотев, обыкавшись, еле перебарывая естественное желание облегчить кишечник, мужчина почти умирал, проклиная все на свете, клянясь всему, чему угодно, что, если кто-то избавит его от этих минут, он готов будет исполнить все, что угодно. Очень сильно он обращался к маме, точнее к ее «голосу», которому так привык подчиняться. Когда силы уже были на исходе, на краю леса появился быстро двигающийся вездеход. Полицейский посмотрел на часы, с облегчением выдохнул и даже улыбнулся Роману, на всякий случай, интересуясь по профессиональной привычке:

– Ну что, ничего не успели натворить у нас за три то месяца?

– А я…, что же я могу?

– Ну вам же гробики то куда-то сбывать то нужно, значит, вы заинтересованы в росте смертности… – Лавка из-под задницы гробовщика уехала, и он совсем расслабленный, плюхнулся через нее назад, потеряв ориентацию в пространстве.

– Вот те раз, а вроде бы такой жесткий по началу был… Эй, это же шутка… – Смысловский, быстро придя в себя, пытался встать, но ноги, лежащие его же ноги на сиденье скамьи, не позволяли подняться, а опустить их на землю Роман не догадался. Андрей помог:

– Ну вы уж, извините… – моя обязанность каждого подозревать, а вновь прибывших, при таких обстоятельствах, тем более. А чего это вы такой малохольный-то?… – Роман неожиданно почувствовал резкий прилив сил и вчерашнюю уверенность. В его взгляде появился стержень духа противоречия и превосходства, с этим укором он уставился в подполковника, который совершенно не ожидал такой перемены, впрочем, совсем на него не подействовавшей:

– Ну вот, другое дело…, а то сидите, как намокший поролон… – Придя в себя и понимая, что лучше сгладить момент, Роман произнес:

– Да я вчера чуть не утонул, если бы не Олег, сегодня бы вы со мной через судмедэксперта говорили…

– Мать честная! Ну поздравляю!… Значит, спас он вас? Молодец… – Машина с треском затормозила и из нее сразу посыпались незнакомые люди, среди которых полицейский узнал Шерстобитову: