Текст книги "Северная война 1700-1721"

Глава 5
Поход шведской армии на Москву. Головчино. Раевка. Карл XII меняет планы. Виктория при Лесной

Конец 1707 года показал, что король Карл XII, получив в войне передышку и достаточно прочный тыл, намеревался начать Московский поход. Он расположил на зимних квартирах главные силы своей армии (38,1 тысяч человек) в районе Сморгонь – Ошмяны, получая провиант из белорусских земель, Литвы и Курляндии. Затем в начале 1708 года Карл ХII перевел армию юго-восточнее, к Радошкевичам, где шведы (всего 16 200 человек) квартировали до лета.

Главная королевская армия состояла из 26 батальонов пехоты: 12 полков пехоты по два батальона в каждом. Лейб-гвардии пеший полк состоял из 4 батальонов. Кавалерия состояла из 157 конных рот, не считая наемного Валашского полка (две тысячи человек, 12 гусарских рот или хоругвей). Всего 21 450 конных людей. Артиллерийский полк имел в своем составе 8 артиллерийских рот и приданную ему роту одноконных повозок.

В отличие от других шведских войск на театре войны главная королевская армия состояла преимущественно из «природных свеев».

Другие значительные силы шведов находились в Финляндии, у Выборга и Кексгольма – там стоял 14-тысячный корпус генерала Либекера. Под Ригой находился 16-тысячный корпус рижского генерал-губернатора А.Л. Левенгаупта, теперь имевшего чин генерала от кавалерии. Часть войск стояла гарнизонами в крепостях. В самом королевстве готовилось армейское пополнение.

Весной 1708 года в Финский залив вошла шведская эскадра, которая заняла выжидательную позицию у Березовых островов. Королевский флот продолжал господствовать на водах Балтики. Однако встать на якорь у устья Невы и войти в саму реку шведы не решались.

Замысел Карла ХII на Московский поход заключался в том, чтобы главными силами наступать на первопрестольную столицу России через Смоленск. Корпусу генерала Либекера ставилась задача овладеть строящимся Санкт-Петербургом. Лифляндский корпус рижского генерал-губернатора Левенгаупта с огромным обозом должен был идти от Риги на соединение с королевской армией, чтобы усилить ее в ходе наступления на московском направлении.

Вне всякого сомнения, это был авантюристический план. Он основывался на переоценке Карлом ХII и его окружением сил и возможностей шведской армии и явной недооценке способностей русской армии и населения страны дать отпор завоевателям. Уроки истории при этом как-то забывались. Как справедливо отмечал шведский историк И. Андерссон, Карл ХII «отправился на восток к центру необъятной русской державы в соответствии с планом, аналогичным плану, которым руководствовался более чем сто лет спустя Наполеон».

Легкость, с которой шведский монарх заставил польского короля Августа Саксонского отречься от польского престола, кружила голову Карлу XII. И действительно было от чего. Ведя свою, еще не познавшую горечь поражений, армию в Россию, он говорил окружающим: «Я заключу мир с Петром по-саксонски».

Царь Петр I понимал всю неизбежность и опасность вражеского вторжения. Главные силы русской армии (57 тысяч человек) были заранее сосредоточены в районе Чашники – Бешенковичи – Улла. Под Псковом стоял 16-тысячный корпус (преимущественно драгунская кавалерия) генерала Р.Х. Боура, а в Ингрии – поднабравшийся боевого опыта 24-тысячный корпус Ф.М. Апраксина.

Такое расположение воинских сил России говорило о том, что Петр I не имел ясности, в каком направлении начнет наступательное движение армия Карла ХII. Возможны были два варианта его действий. В первом случае король со своей армией двигался на северо-восток, чтобы, присоединив к себе корпуса Левенгаупта и Либекера, наступать на Москву со стороны Новгорода через Тверь. Во втором случае удар неприятель наносил через Смоленск, то есть по кратчайшему маршруту. Следует заметить, что командование петровской армии внимательно отслеживало перемещение шведских войск, чтобы вовремя противодействовать им.

В начале июня 1708 года армия Карла XII слаженно пришла в наступательное движение. Сосредоточившись, она 7 июня выступила из Минска. Теперь стало ясно ее направление – на Смоленск. Как пишут историки Швеции, главная королевская армия шла по земле Белоруссии к Березине по опустошенным и разоренным, безлюдным местам, испытывая большой недостаток провианта. Появилось большое число больных, начался падеж лошадей. «Часто по колено, а то и по горло в воде шведские солдаты наводили мосты, гати и разбирали завалы, устроенные русскими солдатами на их пути».

В середине июня Карл ХII переправился через реку Березину под прикрытием огня артиллерии по отряду русской кавалерии у местечка Березино, а также у местечка Яушицы и под Свислочью, и двинулся на восток, наступая на Могилев.

Одновременно пришла в заградительное движение и русская армия, прикрывшая пути на Могилев и Шклов. На военном совете петровской армии было принято решение дать противнику арьергардный бой у Головчино на линии реки Бабич. Противоречивые сведения разведки не позволяли с точностью выяснить направление походного движения вражеской армии.

3 июля у села Головчино (северо-западнее Могилева, на реке Бабич, ныне Белоруссия) состоялось Головчинское сражение, в итоге которого русской армии пришлось отступить перед шведской армией, но продолжая прикрывать собой государственную границу. Дело обстояло так.

Русские войска (10 тысяч пехоты, 12 тысяч драгунской кавалерии и 4 тысячи иррегулярных войск), прикрывавшие это направление, занимали головчинскую позицию, протяженностью около 11 километров на левом берегу реки Бабич. На правом фланге находились главные армейские силы – дивизия генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева и кавалерийская бригада генерала А.Д. Меншикова (5 тысяч кавалерии и 4 тысячи пехоты). В центре расположилась дивизия генерала А.И. Репнина (5 тысяч пехоты). На левом фланге стояли 10 драгунских полков и иррегулярные войска под общим командованием генерала Г. Гольца (12 тысяч конницы).

Головчинская позиция оказалась излишне растянутой. Из-за лесисто-болотистой местности фактически отсутствовала связь ее центра с флангами, что сводило на нет своевременное оказание поддержки друг другу. К тому же в руках шведов оказались мосты, что позволило им занять кратчайшую дорогу к «тыльному» мосту, захват которого позволял окончательно отрезать дивизию Репнина от северной части позиции русской армии.

Репнин занялся укреплением своего участка позиции на берегу реки Бабич по советам служилых иноземцев крайне непрофессионально. Не хватало шанцевого инструмента. Окопы рылись на таком удалении от берега реки Бабич, что позволяло неприятелю без помех переправиться на противоположный берег, построиться там в атакующие порядки и начать бой. Боевое охранение не выставлялось.

Историк А.З. Мышлаевский писал о том следующее: «…После трехдневной работы пехота ухудшила свое положение. Она приковала себя к окопу, разбитому столь неудачно, что защитники его не только не были в состоянии извлечь всю пользу их оружия и в полной мере воспользоваться поддержкой конницы, но поставили себя в рискованное положение также и в минуту отступления».

Поверив данным перебежчика о планах шведов, командование петровской армией (Шереметев и Меншиков) по возможности укрепило свой правый фланг. Своя разведка должным образом не велась. Карл XII же решил сосредоточенным ударом прорвать центр русской позиции, что ему и удалось сделать. Для этой цели он скрытно сосредоточил против дивизии Репнина главные силы своей армии (около 12 тысяч пехоты и 18 тысяч кавалерии). Из них в бою непосредственно участвовало 12 батальонов пехоты (около 6 тысяч человек), 49 конных рот (около 6 тысяч человек) и 28 орудий. Пехота развертывалась для атаки в два эшелона. Первым (из 5 батальонов 4 были гвардейских) лично командовал король Карл XII, вторым – генерал-майор барон А. Спарре.

На рассвете 3 июля, в сильный дождь и туман беспрепятственно форсировав на понтонах реку Бабич, пройдя болото, шведы неожиданно атаковали дивизию Репнина, которая не имела перед собой боевого охранения. Русская пехота, расстреляв все патроны, стала, отбиваясь, беспорядочно отступать к лесу. Дивизионные пушки были брошены. Репнин потерял управление полками. Разрозненные схватки шли в болотистом месте, что затрудняло шведам преследование. Репнинская дивизия, так и не получив поддержки с флангов, под угрозой обхода шведами ее правого крыла была вынуждена отступить за Днепр. Бой закончился для нее к 7–8 часам утра.

По шведским данным, в том бою дивизия князя Репнина потеряла убитыми генерал-майора фон Швайдена, двух офицеров и 113 нижних чинов. Ранено было 14 офицеров и 272 нижних чина. В плен попало два офицера, 409 человек пропали без вести. Было брошено 10 полковых пушек из имеемых 16 орудий.

Репнин послал Шереметеву просьбу о помощи. Тот, сам ожидая нападения противника, отправил один драгунский полк, который на месте сразу же попал под сильный огонь шведов. После повторной просьбы о подкреплении было спешно послано 3 полка пехоты. Они завязали бой с атакующими шведами и на время удержали за собой дорогу на Васильки, дав возможность большей части дивизии Репнина отступить.

Затем кавалерия Карла XII в превосходных силах атаковала русскую драгунскую конницу фельдмаршала-лейтенанта Г. Гольца («отличившегося» нераспорядительностью), которая после жарких стычек тоже отступила, не получив поддержки. В ходе ожесточенного конного боя у моста потери русских драгун убитыми, ранеными и не явившимися в строй составили 34 офицера и 817 нижних чинов.

В этом кавалерийском бою чуть не погиб король Карл XII. Его лошадь увязла в болоте, и шведские солдаты с большим трудом вытащили своего любимого монарха из трясины. Королевские эскадроны в том случае, выбравшись из болота, не сразу привели себя в должный порядок, чтобы наступать дальше.

Вслед за дивизией Репнина и кавалерией Гольца разрозненно отошли на Шклов и остальные войска русской армии, которая при отступлении не утратила своей организованности. На всякий случай армия прикрылась сильным арьергардом, но шведы в преследование не пошли, ограничившись тем, что поле боя осталось за ними.

В проигранном Головчинском сражении, длившемся около 8—10 часов, петровская армия фактически не имела единого командования, что не позволило русским организовать четкое взаимодействие всех частей армии. Исследователи называют победу армии карлистов при Головчино тактической победой, что вполне справедливо. Шведский историк А. Стилле отмечал, что Карл XII хорошо подготовился к атаке «тщательной личной рекогносцировкой, составив ясное представление о положении врага».

Общие потери шведов в сражении при Головчино составили 255 человек убитыми и 1219 человек ранеными; русских – 359 человек убитыми, 675 ранеными, 630 пленными, а также (по разным данным) утрачено 6—12 орудий. Трофеями шведов стали одно пехотное и два кавалерийских знамени, литавры. То есть потери отступивших русских войск оказались не столь большими и на их боеспособность не повлияли.

Занимаясь разбором головчинского дела, царь Петр I остался недоволен не только командовавшими генералами, но и войсками: «Многие полки в том деле в конфузию пришли, не исправили должности, покинули пушки, непорядочно отступили, иные и не бившись, а которые и бились, то не солдатским и казацким боем…»

7 июля шведы заняли город Могилев. Победа в битве на берегах реки Бабич открывала королевской армии путь к близкому Днепру. Отступившие русские войска сосредоточились у Шклова, продолжая прикрывать московское направление. Понесенная неудача не нарушила стройность их рядов. Шведы не смогли нарушить коммуникации противника и завладеть хотя бы частью его обозов.

В истории Великой Северной войны победа шведского оружия в Головчинском сражении оказалась последним крупным успехом короля-полководца Карла XII. После этой виктории его стали преследовать только неудачи, что в конечном счете привело к гибели главной королевской армии. У Головчино, по словам шведского историка К. Лундблата, «в последний раз взошла звезда счастья Карла XII». В действительности оно так и было.

Разгневанный царь Петр I разжаловал генерала Аникиту Репнина, друга юности, в рядовые солдаты. Государь повелел родовитому князю, человеку состоятельному, из личных средств возместить стоимость потерянных в бою пушек, ставших трофеями шведов. Генеральство Репнину за проявленное мужество вернули только после блестящей виктории, одержанной у Лесной. Это наказание стало поучительным уроком для начальствующего состава петровской армии.

Вместе с Репниным показательному военному суду был предан генерал Иван Чамберс. Ему, как человеку престарелому, первый генеральский чин и чин майора гвардейского Семеновского полка сохранили, но от занимаемой должности отстранили. Суд над Гольцем завершить не удалось.

Государь не менее сурово, безжалостно обошелся с нижними чинами дивизии Репнина, без приказа под натиском атакующих карлистов оставивших свои окопы на берегу реки Бабич. Солдат, которые были ранены в спину, уличили в позорном бегстве, а затем перед строем однополчан казнили.

Петровский воинский устав гласил: «Если найдется, что начальники тому (бегству с поля битвы) причиной, то их шельмовать и, преломив над ними чрез палача шпагу, повесить. Если виноватые офицеры и рядовые, то первых казнить, как сказано, а из последних, по жребию десятого, или как повелено будет, также повесить – прочих же наказать шпицрутенами и сверх того без знамен стоять им вне обоза, пока храбрыми деяниями загладят преступление. Кто же докажет свою невиновность, того пощадить».

Дело под Головчино заставило Петра I составить «Правила сражения», в которых шла речь о взаимовыручке и стойкости в бою полков и отдельных солдат. В документе говорилось и такое: «Кто место свое оставит или друг друга выдаст и бесчестный бег учинит, то оной будет лишен живота (жизни. – А.Ш.)».

Головчинское сражение выявило ряд недостатков в тактической подготовке русских войск. Причины поражения раскрыл Петр I на военном совете: план боевых действий не учитывал особенностей местности; большая удаленность переднего края обороны (окопов) от реки, что не позволило поражать противника во время ее форсирования; отсутствие единого командования; слабое взаимодействие между армейскими частями и другое. Все это учитывалось в подготовке к будущим боям.

Вместе с тем царь признал поучительность понесенного поражения. Он писал: «Я зело благодарю Бога: прежде генеральной баталии виделись с неприятелем хорошенько и что от сей его армии одна наша треть так выдержала и отошла». Петр I говорил здесь о действии дивизии Репнина.

На военном совете в Шклове 6 июля было решено отвести русскую армию к Горкам и там «смотреть на неприятельские обороты и куда обратиться – к Смоленску или к Украине – трудиться его упреждать». К 11 июля армия сосредоточилась в районе Горок. Двумя днями ранее сюда прибыл царь Петр I. Ознакомившись с обстановкой, он приказал переместить корпус генерала Боура из Пскова к Смоленску, чтобы надежнее обеспечить смоленское направление. А от Смоленской крепости на Москву вела прямая, наезженная дорога.

Король Карл XII со своей армией простоял в Могилеве и его окрестностях около месяца. Он ожидал подхода корпуса рижского генерал-губернатора Левенгаупта. Кроме того, надо было дать войскам отдых и подготовить их к продолжению похода на Москву. В середине августа Карл XII, не дождавшись Левенгаупта, переправившись через Днепр, повел армию на юго-восток. Он решил, достигнув Чернигова, повернуть от него на север, рассчитывая таким маневром быстро достичь Смоленска и захватить этот древний русский город-крепость.

Такой маневр неприятельской армии не остался без внимания Петра I, который разгадал тактический ход своего именитого соперника. Русская армия снялась с занимаемой позиции у Горок и двинулась к Мстиславлю, преградив там путь шведам. Было ясно, что противники в ближайшие дни вступят в столкновения друг с другом.

Уроки сражения при Головчино сослужили хорошую службу. Уже 29 августа у села Доброе на реке Черная Напа русский сводный пехотный отряд под командой генерал-майора и полковника гвардии князя М.М. Голицына нанес большой урон шведскому авангарду (6 тысяч человек) под командованием генерала К.Г. Рооса (Роза). Бой состоялся при начале движения армии карлистов от Могилева на Смоленск. Воспользовавшись тем, что отряд Рооса неосмотрительно оторвался от своих главных сил, царь Петр I направил против него в ночь 6 батальонов пехоты во главе с князем Голицыным, имевшим надежного проводника.

В 6 часов утра под прикрытием сильного тумана русские, перейдя Черную Напу, незаметно подошли к шведскому отряду на дальность действенного ружейного выстрела и неожиданно открыли по нему сильную пальбу. В ходе проигранного огневого боя отряд Рооса лишился половины своего состава и был вынужден отступить. Преследовать его помешала болотистая местность. Она не позволила увязшей в трясине кавалерии во главе с князем А.Д. Меншиковым своевременно отрезать шведам путь к отступлению.

Лишь подход главных сил шведской армии во главе с королем Карлом XII спас ее авангард от полного истребления. Голицын со своими пехотными батальонами организованно отошел от Доброго, переправившись обратно через Черную Напу. Его отряд потерял в жаркой огневой схватке всего 375 человек, тогда как общий урон шведов составил до 3 тысяч человек (называются и гораздо меньшие цифры). Трофеями русских стали два (или шесть?) знамени шведов, три пушки и немалое число ружей.

Дело под Добрым стало первым успешным боем русских против шведов, дравшихся в присутствии своего короля. Петр I очень высоко оценил викторию на берегу реки Черная Напа: «Я как и почал служить, такого огня и порядочного действа от наших солдат не слыхал и не видал… И такого еще в сей войне король швецкий ни от кого сам не видал».

Именно при Добром Карл XII впервые лично удостоверился, что русские бьются не только с прежней самоотверженностью, но и с «новым мастерством». То есть их боевая выучка удивляла человека, который называл себя победителем русской армии при Нарве в 1700 году. Однако отменять Московский поход из-за неудачи под Добрым он не стал, веря в непобедимую армию «природных свеев» и в свою полководческую звезду. Надо признать факт, что шведы верили в своего монарха до дня его гибели на норвежской земле.

9 сентября у села Раевка произошел новый большой бой, в котором шведы, двигавшиеся от Могилева, потеряли только убитыми 2 тысячи (или тысячу) человек. Дело обстояло так. Отряд русских драгун под командованием бригадира Я.В. Полонского подвергся атаке Остготландского кавалерийского полка, которым командовал лично король. В том деле русские конники имели численный перевес и вскоре полностью окружили потрепанный в конном бою Остготландский полк.

В безжалостной рубке королевская охрана из драбантов была перебита. Благодаря не выделявшейся среди шведов форме Карл XII в густых клубах пыли поначалу оставался неузнанным. По свидетельству очевидцев из числа его верноподданных, в суматохе конного боя он даже пристал к одному из отрядов русских драгун, пока не наткнулся на большую группу шведских кавалеристов, спешивших на выручку Остготландскому полку. Король же присоединился к своим, которые его узнали сразу.

Бой конницы продолжался. Вскоре под Карлом XII пала лошадь, и он продолжал сражаться шпагой пешим. Затем он воспользовался лошадью убитого адъютанта и продолжал отбиваться от русских драгун. Вскоре вокруг него сражалось уже только пять шведов, когда подоспела помощь. При спасении Карла XII из окружения под Раевкой погибли два королевских генерала – Т. Хорд и К. Розенштерн.

В конце концов стороны прекратили бой и отошли на исходные позиции. Дело у Раевки дорого обошлось шведам: от Остготландского полка мало что осталось, да и ряд других полков кавалерии русские драгуны изрядно потрепали, сами потеряв 375 человек убитыми и пропавшими без вести. О числе раненых сведений нет.

В том бою участвовал и Петр I, который назвал кавалерийское дело под Раевкой «счастливой партией». Кстати, в один из эпизодов боя царь находился так близко от шведского короля, что мог различить черты его лица. Видел ли его Карл XII в ту минуту – о том история умалчивает.

Раевка вошла в историю Великой Северной войны «красной строкой». После этого жестокого боя король Карл XII, участник того события, отказался продолжать наступление на Смоленск и повернул свою армию на Украину, куда его призывал в письмах тайно изменивший русскому царю гетман И.С. Мазепа, обещая привести с собой все «казацкое войско с пушками и припасами». После Доброго и Раевки монарх-полководец больше испытывать судьбу на смоленском направлении не решился, что видится вполне разумным решением.

Перед этим был военный совет. Часть королевских генералов предлагали отступить к Могилеву и там дожидаться подхода Лифляндского корпуса Левенгаупта, который мог серьезно усилить армию. Другие предлагали идти на Смоленск. Но уже было известно, что посланный на Смоленщину тысячный кавалерийский отряд генерал-майора Гуго Гамильтона с целью отбить у русских часть их запасов провианта и фуража задачи не выполнил: каких-либо больших запасов провианта по ту сторону государственной границы не оказалось.

Карл XII принял иное решение на военном совете, вопреки мнению своего генералитета, решив идти на Стародуб обходным путем с тем, чтобы потом начать походное движение через Брянск на Калугу. К тому же венценосный полководец считал, что сейчас ему невыгодно стремиться к генеральной баталии.

Когда королевская армия резко отвернула со смоленского направления на юг, Петру I стало ясно, куда она идет и с какой целью. Теперь тактика действий петровской армии менялась. В царском указе со всей требовательностью жестко говорилось: «Ежели неприятель пойдет на Украину, то идти у него передом, и везде провиант и фураж, а также хлеб, стоящий в поле и гумнах или житницах… жечь не жалея, и строения… также мосты портить, леса зарубать и на больших переправах держать по возможности. Все мельницы также жечь, а жителей всех высылать в леса с пожитками и скотом. Также чтобы жерновов не оставляли, брали с собой или разбивали. А ежели где заупрямится (народ. – А.Ш.) выйти в леса, то и деревни жечь. Также и то сказать везде: ежели кто повезет неприятелю что ни есть, хоть за деньги, тот будет повешен, также равно и тот, кто ведает, а не скажет. Такие же деревни, из которых повезут, жечь же».

…В авангарде королевской армии шел 4-тысячный сводный отряд генерал-адъютанта Карла XII генерал-майора Андерса Лагеркруна (Лагеркрона): ему ставилась задача захватить такие важные пункты в Северской области, как Мглин и Почеп. Но они оказались уже занятыми русскими войсками: шведы были отражены с большим уроном для них.

К тому времени малороссийский гетман Иван Мазепа в своих тайных интересах занимал двойственную, выжидательную позицию. Он был уже готов на измену русскому царю, но не торопился заявлять о ней. О его предательстве написано много. Так, французский исследователь Ив Бреэре, к мнению которого обращаются не часто, к историческим фактам из описания Московского похода шведского короля Карла XII имел избирательный подход. О «дозревании» Мазепы на измену Бреэре писал следующее: «Когда в сентябре 1707 года Карл XII покидал Саксонию во главе сорокатрехтысячного войска, Мазепа пообещал, что присоединится к нему с шестьюдесятью тысячами казаков, чтобы освободить Украину и нанести поражение Петру Великому.

Предводители казаков, которые ни сном, ни духом не ведали об истинных намерениях гетмана, потребовали, чтобы он исполнил свое обещание (верно служить Петру I). Мазепа сдался…

– Я нанесу визит московским варварам, – пообещал Карл XII.

Он углубился в степи, чтобы там соединиться с Мазепой. Взял Гродно и Могилев и повернул на юг. Приближалась зима, а казаков все не было видно. Оторванная от своих основных баз, шведская армия терпела лишения. Кавалерия и пехота были, что называется, и наги, и босы, и дошло до того, что люди начали одеваться в шкуры животных. Им недоставало хлеба, пушки увязали в болотах. Словом, Петр предоставил зиме выигрывать свою битву.

Мазепа колебался. Успех вроде бы был обеспечен, оставалось только вовремя выступить, но мастер интриг, порой самых сложных, предпочитал все же выжидать.

На требование Карла XII о выступлении он отвечал: “Форсируйте Десну, я обеспечу вас продовольствием, а затем присоединюсь к вам со своим войском”.

От царя тоже шли в Киев предписания: “Мне нужны войска для подавления бунта донских казаков, башкир, калмыков…”

Чтобы снять с себя подозрения, Мазепа послал лучшие полки на борьбу с единокровными братьями.

Карл с трудом продвигался к Стародубу. В своем письме к Мазепе он писал: “Я жду, когда ваши войска присоединятся к моим”.

В то же самое время поступил приказ от Петра: “Незамедлительно прибыть в мой штаб”.

Обоим государям Мазепа отправил одинаковый ответ: “Я старый человек и нахожусь на пороге смерти. Болезнь, приковавшая меня к постели, вот-вот унесет меня в мир иной…”»

Тем временем Лифляндский корпус, выступивший из Риги на соединение с главной королевской армией, продолжал движение по земле Белоруссии. Из-за плохой погоды и трудностей со сбором провианта и фуража генерал от кавалерии А.Л. Левенгаупт отправился в поход лишь 15 июля, то есть спустя почти полтора месяца после получения королевского приказа.

Трудности были и со сбором корпусных сил – полков, батальонов, эскадронов, артиллерии. Считается, что он состоял из отборных воинских частей, но «природных свеев» в нем было не более трети. Пехота состояла из шведов только на 40 %. Столько же было батальонов (7) из Финляндии. Пятая часть пехоты (3 батальона) была набрана в Лифляндии и Эстляндии (вербованный батальон с острова Эзель).

В корпусной кавалерии только один Уппландский драгунский полк состоял из шведов. Из 54 конных рот – 8 были шведскими, 20 – финскими, 26 – набранными (вербованными) в Эстляндии и Лифляндии.

Корпус и без сопровождаемого обоза с провиантом, боеприпасами и военным имуществом (примерно 32 тысячи обозных лошадей) для главной королевской армии представлял собой войско с непомерно большим числом лошадей. По регламенту полковнику кавалерийского полка полагалось 9 личных верховых, 7 заводных и 14 обозных лошадей (!), лейтенанту – 3 верховые, 3 заводные и 4 обозные лошади. Чуть меньше лошадей имели чины пехотных полков. Так, капитан имел право брать с собой в поход 3 верховых, заводную и 5 обозных лошадей. Таким образом, пехотный полк брал в поход 1220 лошадей, драгунский – 1743, а кавалерийский – 1800. За каждым полком шведской армии, где бы она ни воевала, шел большой обоз.

Отечественный исследователь Северной войны А.В. Беспалов считает на основе выше изложенных данных, что в Лифляндском корпусе число лошадей (больше обозных) доходило до 62 тысяч. Этим «колоссальным количеством» лошадей надо было не только управлять, но еще и чем-то кормить во время походного движения.

Дождливое лето сделало дороги труднопроходимыми: войска и огромный обоз делали дневной переход не более 8–9 километров. Поломки обозных повозок и их ремонт вынудили шведов задержаться на две недели в Долгинове. Было уже известно, что королевская армия ушла вперед, и теперь приходилось ее догонять.

По земле Белоруссии корпус шел два с половиной месяца. Левенгаупт вел войска несколькими колоннами и, лишь узнав о близости русских, 15 сентября соединился в одну походную колонну у Чирей и Толочина. Были приняты все меры предосторожности.

Движение Лифляндского корпуса стало известно командованию русской армией. Обнадеживало то, что Левенгаупт находился в изолированном положении и за все время походного движения получил на усиление только один драгунский полк генерал-майора барона В.А. Шлиппенбаха, прибывший из Ревеля, в 700 человек.

На военном совете русской армии было решено разбить отдельно идущий неприятельский корпус. Петр I принял следующее решение: главные силы армии во главе с генерал-фельдмаршалом Б.П. Шереметевым продолжат движение за главной королевской армией, а сам государь во главе созданного «летучего» корпуса – корволанта (им командовал А.Д. Меншиков) настигнет Лифляндский корпус и даст ему сражение. В истории Северной войны оно получило название сражение при Лесной.

Лесная – деревня юго-восточнее Могилева (Беларусь), близ которой 28 сентября 1708 года произошло сражение между русскими войсками под командованием Петра I (около 18 тысяч человек при 30 орудиях) и шведским корпусом рижского губернатора генерала А.Л. Левенгаупта (12 950 человек, 16 орудий). Шведы с большим обозом продовольствия и боеприпасов (7 тысяч тяжелогруженых повозок) продвигались из Риги на Украину на соединение в районе Стародуба с армией своего короля.

19—22 сентября войска Левенгаупта (3 полка и 5 отдельных батальонов пехоты, 3 полка рейтар и 4 полка драгун) переправились через Днепр по наведенному понтонному мосту у Шклова и выступили к Пропойску (ныне Славгород). Переправа прошла без помех и потерь в составе огромного обоза. Но в последующем выдвинутый далеко вперед авангард корволанта трижды наседал на хвост походной колонны лифляндцев, но каждый раз схватки не перерастали в серьезный бой.

Левенгаупт знал, куда ему надо вести Лифляндский корпус. Король прислал ему к тому времени трех курьеров, извещая о перемене дислокации главной армии. Рижский генерал-губернатор все эти три срочных письма получил. Но он не мог ускорить свое движение: каждая рота везла 15 запряженных в четверки лошадей обозных повозок и 10 телег провианта. Более того, не хватало насильно взятых возниц, которые разбегались по пути, и Левенгаупту пришлось «посадить на вожжи» 1500 строевых солдат.

Царь Петр I решил разбить корпус противника силами корволанта генерала князя А.Д. Меншикова, состоявшего из 10 батальонов пехоты гвардейской бригады (4830 человек), посаженной на лошадей, 10 драгунских полков (6795 человек) и нескольких сотен казаков и калмыков (всего около 12 тысяч человек, 19 орудий). Командование корволантом в намечавшемся деле русский царь взял на себя. Сражение намечалось завязать по пути к Пропойску, куда направлялись шведы. Всякий маневр войсками в лесном краю для противника исключался: хорошие дороги для огромного обоза находились с трудом.

Одновременно Петр I приказал генералу Р.Х. Боуру, стоявшему с кавалерийским корпусом в районе Кричева, выслать 2 драгунских полка под командой бригадира Фастмана (около 1 тысячи человек) к Пропойску, чтобы не допустить переправы шведов с обозом через реку Сож. С остальными 8 драгунскими полками (свыше 4 тысяч человек) Боуру повелевалось спешно идти на соединение с корволантом.