Текст книги "Северная война 1700-1721"

27 сентября Лифляндский корпус Левенгаупта, растянувшись по дороге сквозь болотистые леса, достиг района деревни Лесной (Витебская область Белоруссии). До спасительной, как казалось шведам, переправы через реку Сож у города Пропойска оставался день пути. Вероятно, генерал Левенгаупт надеялся, что король вышлет ему навстречу сильный отряд для более надежного прикрытия столь важного для его главной армии громадного обоза. Но Карл XII самонадеянно об этом даже не подумал.

В Лесной Левенаупт дал войскам немного отдохнуть. И одновременно привел обоз в «должный порядок»: он приказал очистить его от всего лишнего, что мешало ускорить движение. Это касалось, прежде всего, награбленного у обывателей по пути добра. Полковникам разрешалось оставить при себе четыре повозки, майорам – три, капитанам – по две и так далее. Офицерские обозы в шведской армии каких-либо разумных размеров в ту эпоху не знали. Историки потом скажут, что в данном случае такая половинчатая мера корпусного начальника оказалась запоздалой.

Обнаружив преследование (русские догоняли его 11 дней), шведский генерал направил часть обоза (4 тысячи повозок) на Пропойск под прикрытием 3-тысячного отряда (2 батальона пехоты, 2 полка драгун и 2 эскадрона кавалерии). Основные силы Левенгаупта (9 пехотных батальонов, 3 полка и 2 эскадрона кавалерии, 16 орудий) заняли позицию на лесистых высотах к северо-западу от деревни Лесной, опиравшуюся тылом на болотистую реку Леснянку и вагенбург, устроенный полумесяцем из тяжелых обозных повозок. В авангарде находилось 6 батальонов (2180 человек), которые должны были затруднить русским войскам подход к Лесной и развертывание их в боевой порядок.

Петр I, оценив обстановку по данным разъездов, в 8 часов утра 28 сентября решил начать сражение, не дожидаясь прибытия кавалерийского корпуса Боура, и выступил к Лесной с корволантом. Около 11 часов двумя колоннами русские войска от деревни Лопатичи вышли к передовой позиции шведов в перелеске. Петр I находился при правой колонне (2 полка и 1 батальон пехоты, 3 драгунских полка). Левую колонну (1 пехотный и 7 драгунских полков) возглавлял генерал князь А.Д. Меншиков. Колоннам предстояло проделать путь по сходящимся лесным дорогам в 2,5–3 километра.

В середине дня завязался бой с авангардом шведов на поляне у перелеска, противнику удалось атаковать и отбросить передовые части не успевшей развернуться левой колонны (Ингерманландский пехотный и спешенный Невский драгунский полки), захватить 4 пушки. Ингерманландцы и спешенные драгуны отступили с поляны в лес, на его опушку. Шведы выйти на дорогу, запруженную войсками, так и не смогли.

В это время к месту боя подошла русская правая колонна. Петр I лично возглавил контратаку шедшего головным лейб-гвардии Семеновского полка и батальона Астраханского пехотного полка, оказав помощь левой колонне. Одновременно лейб-гвардии Преображенский полк обошел левое крыло шведов, опрокинул их и вытеснил из перелеска. Отбив у шведов взятые ими пушки, русские войска захватили 2 орудия и 4 знамени противника.

Около 13 часов дня корволант строем в 2 линии (1-я – 8 батальонов пехоты и по 2 драгунских полка на флангах, 2-я – 6 драгунских полков и в центре 2 пехотных батальона) атаковал позицию главных сил корпуса генерала Левенгаупта, где встретил упорное сопротивление. После 2-часового огневого боя понесшие большие потери шведы отступили в вагенбург. Там их пехота и кавалерия (она встала только на правом фланге) перестроились в одну боевую линию.

Около 17 часов левый фланг боевых порядков русских войск усилился подошедшей кавалерией Боура: две бригады (8 драгунских полков), 4076 человек. Теперь численное превосходство было не на стороне шведов. Это позволило Петру I перебросить на правый фланг 2 драгунских полка и возобновить атаку. Русские потеснили левый фланг противника, создали угрозу захвата моста через Леснянку и отсечения главных сил Левенгаупта от дороги на город Пропойск.

Русские солдаты за день четырежды набивали патронные сумки зарядами для фузей. Фузеи раскалялись до того, что их нельзя было держать в руках. Залпы плутонгами (взводами) и батальонами следовали один за другим. Шведы отвечали тем же. Та и другая сторона демонстрировали высокий уровень боевой выучки. Огневой бой, длившийся четыре часа, получился впечатляющим, патроны не жалелись.

Однако шведы благодаря возвращению отряда, сопровождавшего к Пропойску часть обоза, смогли удержаться в вагенбурге. Штурм его носил самый ожесточенный характер. По шведским источникам, защитники вагенбурга до сумерек выдержали десять атак русской пехоты, понеся большие потери. Дело доходило до рукопашных схваток.

Участник сражения при Лесной шведский лейтенант Вейе писал в своем походном дневнике: «С обеих сторон начался такой страшный огонь, что отдельных выстрелов уже нельзя было отличить, и на протяжении получаса ничего не было слышно и видно, кроме грома и вспышек. Ветер гнал нам прямо в лицо снег, дождь и дым. Этим в итоге воспользовался противник, наседая на нас всеми своими силами из леса, пронзая наших пиками и штыками раньше, чем они успевали рассмотреть врага. Рукопашная была очень жестокая, и русские погнали нас…»

Около 19 часов наступившие сумерки и усилившийся снегопад с порывистым ветром (началась сильная метель) вынудили противников остановить сражение. Они уже не видели друг друга. Русские отошли на исходные позиции у перелеска: измученные за день голодные люди засыпали прямо на снегу. Около 22 часов прекратилась артиллерийская канонада.

Ночью Левенгаупт, бросив вагенбург (четыре тысячи груженых телег), гурты скота, раненых и всю артиллерию (пушки вязли в болоте), посадил пехоту на обозных лошадей и скрытно, маскируя отход бивачными огнями (подожгли часть обозных фур), отступил через лес к Пропойску. При этом отступавшим шведам, не имевшим проводников, пришлось ночью блуждать в лесу, ударяться лбами о деревья и падать на землю.

При отходе более 1 тысячи шведских солдат, заблудившись в лесу, отстали от корпуса, но позже, повернув назад, сумели добраться до Лифляндии, избежав плена. Когда они появились под Ригой, их всех объявили дезертирами. Офицеров по распоряжению короля Карла XII отдали под суд: следствие велось до 1712 года.

29 сентября шведы прибыли в Пропойск, мост через реку Сож был разрушен, а на другом берегу реки оказались русские драгуны. Донские казаки и калмыки, преследовавшие по пятам бежавшего неприятеля, у Пропойска в смелой атаке отбили у него 2 тысячи подвод с провиантом. Шведы защитить их не смогли. Под Стародубом был разбит отряд, отставший от Лифляндского корпуса, потерявший убитыми 318 человек и одно знамя.

Бросив оставшуюся малую часть обоза и уничтожив боеприпасы (порох и заряды кинули в Сож), Левенгаупт двинулся вниз по реке для поиска переправы. В тот же день русский кавалерийский отряд генерал-лейтенанта Г. Пфлуга, посланный Петром I преследовать шведов, захватил в городе Пропойске 745 пленных.

За 2 дня боев корпус Левенгаупта потерял 6397 человек (по другим данным, 8,5 тысяч) убитыми, ранеными и пленными, в том числе 45 офицеров, а также 44 знамени и штандарта (10 кавалерийских), всю артиллерию. Самые большие потери понесла пехота – больше половины своего состава.

Утраченным оказался и весь огромный обоз: 7 тысяч тяжелых повозок с везомым на них грузом: провиантом, боеприпасами, порохом, амуницией. Это было то, в чем все больше нуждалась главная королевская армия. Теперь шведам, еще имевшим немалые запасы пороха и боевых зарядов, приходилось их экономить, а часть превратить в неприкосновенный запас на самый крайний случай походной жизни.

Потери русских войск в сражении при Лесной на Витебщине составили 1111 убитых и 2856 раненых. У историков достоверность этих цифр не вызывает сомнений и споров. Они оказались несравненно малы по сравнению с уроном, понесенным противником. Уже одно это свидетельствовало о том, что боевые возможности петровской армии оказались намного выше, чем думалось ее противникам.

Царь Петр I на радостях 29 июня отправил одиннадцати адресатам письма с объявлением виктории и поздравлениями по случаю одержанной «знатной победы». Первое было отправлено в Москву князю-«кесарю» Ф.Ю. Ромодановскому. Последнее – союзному польскому королю Августу II. В письме азовскому губернатору стольнику И.А. Толстому говорилось:

«…Сия виктория еще час от часа множитца, понеже непрестанно беглых или разбитых шведов стаями нагоняют и приводят в наш обоз, и мочно видеть, как оной корпус вконец разорился. Сии все были природные шведы и ни одного человека не было во оном корпусе иноземца и сею викториею вам поздравляю».

О разгроме Лифляндского корпуса генерала Левенгаупта написано много. Петровская оценка сражения при Лесной изложена в «Гистории Свейской войны». О том в ней говорится так: «Сия у нас победа может первая назваться, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало; к тому же еще гораздо меньшим числом будучи над неприятелем. И поистине оная виной всех благополучных последствий России, понеже тут первая проба солдатская была, а людей, конечно, ободрила, и мать Полтавской баталии, как ободрением людей, так и временем, ибо по девятимесячном времени оное младенца счастье принесла».

Участники сражения при Лесной были награждены массово выбитой серебряной медалью с изображением царя на коне, над головой которого две Славы держали корону с надписью «Достойному достойное». Князь Аникита Репнин, доблестно сражавшийся простым солдатом (разжалованный за Головчино), был высочайше прощен и восстановлен в прежнем генеральском чине…

Отряды русских драгун преследовали уходивших шведов на всем протяжении их дальнейшего пути, нападая на отставшие отряды. 30 сентября Левенгаупт удачно для себя переправился через реку Сож у деревни Глинки и после форсированного марша на Северщину 15 октября с остатками своего деморализованного Лифляндского корпуса (6503 человек) присоединился к королевской армии.

На Карла XII остатки корпуса генерала от кавалерии графа А.Л. Левенгаупта произвели не самое лучшее впечатление. Смысла сохранять корпус как армейскую единицу не виделось. Король принял решение распределить большую его часть (4002 человека: 3451 пехоты и 551 кавалерии) по полкам главной королевской армии, чтобы частично восполнить их потери. Так, в Дальский пехотный полк были влиты два батальона Финского третьеочередного полка Врангеля. В них после сражения у Лесной осталось всего лишь 351 человек (или немногим менее двух с половиной рот; полки были 8-ротного состава).

Разгром Лифляндского корпуса, шедшего на соединение с главной королевской армией, показал достоинства полководческого таланта царя Петра I. В той операции он сумел тактически переиграть соперника в лице опытного генерала Левенгаупта, одного из лучших военачальников Швеции, пользовавшегося доверием Карла XII. Под «первой» Нарвой русские и наемные генералы показали себя совсем с иной стороны.

В сражении при Лесной обе стороны применили линейную тактику, однако Петр I показал умение творчески действовать сообразно обстановке и местности, сосредотачивать силы на решающем участке боя. Для придания большей устойчивости фланги боевого порядка были усилены гренадерскими ротами. Русские войска вступали в бой по мере подхода сил, не дожидаясь полного развертывания, осуществляли тесное взаимодействие пехоты и кавалерии (часть драгунских полков была спешена), сочетали залповый огонь с ударами в штыки, не уступили шведам в умении маневрировать на поле боя.

Убедительная победа при Лесной, которую Петр I назвал «первой солдатской пробой» и «матерью Полтавской баталии», явилась одним из первых крупных успехов русских войск. Она подняла моральный дух петровской армии, внушила ей уверенность в собственных силах. Король Карл ХII лишился необходимых ему армейских резервов, боеприпасов и продовольствия, соотношение сил изменилось в пользу русских, что оказало большое влияние на ход будущей кампании 1709 года и всей Великой Северной войны.

В старой России Лесная, как символ мужества русского воинства, пользовалась большой известностью. После сражения на месте поврежденной церкви солдатскими руками была возведена новая. По преданию, в работах принял участие сам царь Петр I. Поэтому церковь получила название Царской. Второе название ее было Пречистенская, поскольку она была освещена в честь Пресвятой Богородицы. В 1904 году она была реставрирована.

В 1907 году в деревне Лесной был поставлен памятный знак «Орел». В день празднования 200-летия сражения место битвы на белорусской земле посетило 50 тысяч человек. Состоялся военный парад и совершена торжественная закладка храма-памятника. В 1912 году он был построен и освещен во имя Петра и Павла. В 1930 году его передали местному колхозу под амбар. В 1938 году Царская церковь была разрушена, а памятник русским солдатам осквернен. В 1950-е годы была сделана попытка создать здесь музей, но она оказалась неудачной. После распада СССР храм-памятник был передан православному приходу, образованному в Лесной. В 2008 году здесь отмечалось 300-летие сражения.

…Для многих из окружения Карла XII и лично для него разгром Лифляндского корпуса генерала Левенгаупта под Лесной стал полной неожиданностью. Стало ясно, что боеспособность русской армии оказалась совсем иной, чем думалось в королевской штаб-квартире. Можно было утверждать, что нарвская «конфузия» пошла ей на пользу. Королю при всей его воинственности пришлось задуматься над тем, как вести войну дальше, оказавшись у приграничья России.

Карлу XII стало ясно, что Московский поход следует на неопределенное время отложить: путь на Смоленск был надежно перекрыт главными силами армии русского царя. О повороте назад и уходе в Польшу или Саксонию думать не приходилось: главная королевская армия слишком далеко ушла на восход солнца, опасно оторвавшись от своих баз снабжения. Оставаться на зимовку в белорусских лесах она не могла хотя бы по той причине, что прокормиться здесь было нечем. Да и к тому же русские стерегли каждое движение вражеской армии. Ситуация вокруг армии Карла XII только осложнялась, но смертельно опасной еще не смотрелась.

В шведском генералитете единого мнения на продолжение кампании 1708 года не было. Последнее слово, как всегда, оставалось за королем-воителем, но он медлил с принятием решения. Оно было принято только в середине октября: шведская армия, усиленная остатками Лифляндского корпуса, повернула на юг, на Украину, на гетманщину, владения Ивана Мазепы, о измене которого «на Москве» еще не знали.

Такое решение Карла XII стало изменением его стратегических воззрений на войну с Россией. Московский поход им только откладывался на зиму: он не отменялся. В силу этого финиш Северной войны еще был, как говорится, «за горами». Считается, что причин на такой поворот походного движения главной королевской армии было две.

Во-первых, шведская армия нуждалась в благополучных зимних квартирах, достаточно безопасных и с хорошей провиантской базой. Посланный в рейд на Смоленщину тысячный отряд шведской кавалерии не нашел там ни запасов провианта, ни фуража, да еще отметил враждебность местных жителей к чужестранцам. Поэтому мазепинская гетманщина виделась, несомненно, более привлекательной для зимовки войск армии короля «свеев».

Не случайно официальный историограф Карла XII его камергер Густав Адлерфельт писал в своем походном дневнике: «…Московский генерал Шереметев, чтобы затруднить путь шведов на Смоленск, сжег при отходе дотла все города и села, уничтожая все на просторе десяти – двенадцати миль, так что солнце было затемнено огнем и дымом, учитывая это, Карл XII решает выбрать другой путь, а именно через Северщину», для вторжения в пределы собственно России.

Здесь следует оговориться. Описание Г. Адлерфельтом «выжженной земли» на Смоленщине не соответствует действительности. Войска генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева не отступали перед шведской армией, а «стерегли» ее движение, и не «сжигали дотла города и села». То, что запасы провианта и фуража на пути походного движения неприятеля вывозились или прятались, верно. Но Смоленщина в пожарища не превращалась, благо шведы всей силой в нее не зашли. Это исторический факт.

Во-вторых, Карл XII, уйдя из Польши, где у него оставался сильный корпус генерала Крассау и сторонники короля Станислава Лещинского, стал очень нуждаться в новых союзниках, которые могли бы большой силой подкрепить шведов. Речь шла не только о военном союзе против России с крымским ханом, за спиной которого зримо стояла Блистательная Порта. Из Стамбула (Константинополя) заинтересованно следили за ходом Северной войны, последние события которой протекали не столь далеко от границ крымского хана, вассала султана турок-османов.

К этому следует добавить: шведов звал на Украину, в гетманщину Мазепа, обещая королю Карлу XII то, чего не мог дать в действительности. И тот повернул свою полностью боеспособную армию на новый походный маршрут, который стал фатальным путем к военной катастрофе Швеции в Великой Северной войне на поле Полтавской битвы. Мазепинская гетманщина стала местом гибели главной королевской армии. Война же будет продолжаться еще более десяти лет.

Глава 6
Защита Санкт-Петербурга. Карлисты на Украине. Измена гетмана Мазепы. Стародуб. Штурм Батурина. Осада Полтавы

В 1708 году новые серьезные испытания ожидали новую российскую столицу – строящийся Санкт-Петербург. Король Карл XII в том году в очередной раз приказал покончить с городом русских на Неве. Решение этой непростой задачи возлагался на корпус (14 тысяч человек) генерала Либекера, расположенный в восточной части Финляндии. Со стороны Финского залива его действия должна была поддержать корабельная эскадра в составе 22 вымпелов с десантом на борту.

Ингерманландию и Санкт-Петербург прикрывал корпус Ф.М. Апраксина численностью в 24,5 тысячи человек. И хотя он был разбросан гарнизонами на театре предстоящих боевых действий, собрать воедино большую часть его сил серьезных затруднений у корпусного командира не было. Войска расквартировывались с учетом надежного прикрытия столицы и подступов к ней со стороны Балтики и финских земель на Карельском перешейке.

Однако иностранцы из числа дипломатов считали, что этих сил для защиты Санкт-Петербурга от нападения шведов недостаточно. Так, английский посол Ч. Витворт в донесении в Лондон подчеркивал значение удара корпуса Либекера по российской столице в идущей войне. Он писал: «Произвести самую влиятельную диверсию и действительно встревожить царя может только нападение шведов на Ингрию, потому что этой местностью, и особенно своим любимцем – Петербургом, царь дорожит более, чем какой бы то ни было частью своего государства…»

Далее посол Витворт указывал, что на защите столичного города находится небольшое число русских войск. И поэтому шведы при энергичных действиях могут добиться желаемого успеха в уничтожении Санкт-Петербурга и нанести полный ущерб флоту россиян. То есть уничтожить и те корабли, что находятся в строю, и те, что строятся на верфях.

Генерал Либекер находился тогда в крайне затруднительном положении: его корпус терпел большую нужду в провианте. В конце 1708 года шведы, собравшись в корпус, в «поисках» продовольствия перешли Неву. Апраксин предвидел такую диверсию неприятеля, и потому основные запасы провианта и фуража были сосредоточены в Санкт-Петербурге. Те же запасы, которые имелись на линии реки Невы и не могли быть вывезены в город, подлежали уничтожению.

Экспедицию шведских войск «к Неве» всюду ожидали одни неудачи. Уже в сентябре в корпусе Либекера свирепствовал голод, поскольку подвоз провианта из Эстляндии почти прекратился. Королевский военачальник опасался вести энергичные атаки на новую российскую столицу, будучи не уверен в собственных силах. К тому же он знал, что шведский флот не смог справиться с морской крепостью Кронштадт и потому был готов уйти к своим берегам.

Пока шведские войска находились в ожидании в своем походном лагере, их постоянно тревожили небольшие воинские отряды русских. При их внезапных нападениях и перестрелках корпус генерала Либекера чуть ли не каждый день нес потери в людях. В конце сентября корпусной начальник решил срочным порядком свернуть экспедицию, о чем своевременно стало известно командованию противной стороны.

Эвакуация шведского корпуса в исходное положение обернулась для него военным поражением. Шведы с такой поспешностью стали грузиться на корабли подошедшей в Копорской залив королевской эскадры, что не смогли выставить достаточно сильное охранение. Подошедшие русские войска воспользовались этим и с боем ворвались во вражеский походный лагерь.

В ходе схваток на берегу было убито 900 и пленено свыше 150 шведов. Много шведских солдат, лишенных возможности погрузиться на корабли, разбежались по окрестным лесам, были перебиты или взяты в плен преследователями. Так провалилась экспедиция на Санкт-Петербург корпуса генерала Либекера.

Очередная попытка шведских войск и флота напасть на строящийся Санкт-Петербург убедила царя Петра I в необходимости усилить его защиту прежде всего со стороны Балтики. Речь шла об ускорении возведения Кронштадтской крепости, вооружении ее достаточным число артиллерии, усилении гарнизона. Были приняты соответствующие меры.

Крепость на острове Котлин с начала ее строительства привлекала к себе заинтересованное внимание иностранных послов. Те сразу по достоинству оценили далеко выдвинутое в Финский залив крепостное сооружение строившегося в устье Невы большого русского города, которому суждено было стать новой столицей России, еще не империи, а царства. Точные описания морской крепости Кронштадт с ее чертежами являлись «важными стратегическими документами» Северной войны.

Иноземные послы, отправляя донесения в свои столицы, не забывали прилагать к ним описания, схемы и чертежи укреплений Кронштадта, Петропавловской крепости и других российских «фортеций». Их они «добывали» у иностранных офицеров на русской службе, как это делал, к примеру, ганноверский резидент в России Х.Ф. Вебер. В своем отчете (оно было зашифровано) посол Ганновера указывал, что он получил «абрис (чертеж) из рук инженер-майора». Таким человеком мог быть только иноземец на русской службе.

…Главные же события военной кампании 1708 года разворачивались по тернистому пути следования главной королевской армии: Карл XII шел на восток «Московским походом».

Между тем состояние шведской армии, оказавшейся по воле короля «свеев» в российском приграничье, оставляло желать много лучшего. Находившийся в ее рядах французский полковник Безенвальд в своем письме свидетельствовал следующее: «Положение шведской армии заставляет опасаться за успех предприятия шведского короля в тех краях (у границ России. – А.Ш.)… Голод в армии растет с каждым днем; о хлебе больше уже не имеют понятия… В лесах, которые раньше кишели дичью, не встречается ни одной птицы, ни одного зверя; царь приказал при нашем приближении сжигать все… Как же мы будем существовать в этой ужасной пустыне. Ах, как тяжела эта война…»

Карл XII привычно стремился воевать наступательно, брать инициативу на себя. Но настало время, когда в противостоянии русской армии у него получалось далеко не все из задуманного. Пример тому – борьба за город Стародуб, оказавшийся на театре войны важным узлом коммуникаций для той и другой стороны. К тому же там находились продовольственные запасы. Король решил упредить русских и первым занять город, отрядив от армии для этой цели 4-тысячный авангардный отряд генерала А. Лагеркрона. Ему приказывалось совершить марш-бросок и захватить Стародуб.

Однако случилось непредвиденное: проводник из местных жителей завел шведов в лесную чащу. Тем пришлось проплутать в поисках дороги, а когда они вышли на подступы к Стародубу, город был уже занят русским отрядом генерал-майора Николая Инфлянта, который усилил небольшой местный гарнизон 400 драгун. Петр I отправил сюда с двумя казачьими полками стародубовского полковника Ивана Скоропадского (его на этом посту сменит Лукьян Журавка).

Иван Скоропадский получил в те дни пространное послание изменника гетмана Мазепы: «Вы как истинный сын отечества старайтесь нечаянным нападением истребить московское войско, находящееся в Стародубе, согласясь с полковниками Переяславским и Нежинским. Вам это сделать можно, потому что непобедимое оружие шведское вас покрывает. Если же вам, паче чаяния, истребить московское войско не удастся, в таком случае спешите с войском своим в Батурин, дабы не попался он в московские руки». Но среди этих трех казачьих полковников Мазепа единомышленников на измену не нашел.

Отряд генерала Лагеркрона насчитывал в своем составе около восьми (неполного состава) полков пехоты с 6 пушками. Когда шведы вышли к реке Ипути, то там оказалась застава из сотни казаков. «Через реку по ним казаки стреляли, а неприятель уговаривал казаков: мы-де у вас брать не будем ничего, только за деньги будем покупать, а казаки им на это ответствовали: мы-де вам пули будем продавать».

28 сентября шведский авангард уже стоял в селе Ярцево, в пятнадцати километрах западнее Стародуба, после короткого отдыха он спешно двинулся дальше. При появлении противника русские 29 сентября выступили из Стародуба, нагнали начавший отступать отряд генерала Лагеркрона и в 3 километрах от города навязали ему бой, нанеся полное поражение.

Остаткам отряда Лагеркрона пришлось спешно, в большой панике искать путь к полевому стану своей армии. Когда Карлу XII доложили о случившемся, то он обозвал своего генерала глупцом, который просто помешался: «Дойти до Стародуба и не занять его!» – в гневе воскликнул шведский король.

Карл XII не отказался от желания завладеть Стародубом, чтобы в его окрестностях расположить армию на зимних квартирах. Вторичная попытка шведов взять город была отбита с потерей для атаковавших тысячи человек. Им пришлось отступить от Стародуба и больше не покушаться на него.

В тех событиях есть интересный факт. В лесах вокруг Стародуба в большом числе в слободах жили старообрядцы, давно ушедшие сюда из центральных уездов России. Когда шведы появились в этих местах, старообрядцы, вооружившись, составили отряд в 3 тысячи человек, который повел с иноземцами успешную партизанскую войну. В царскую ставку было отправлено много пленных завоевателей и взятых трофеев.

Такое патриотическое поведение раскольников сильно повлияло на умонастроение Петра I. В знак признания боевых заслуг стародубовских партизан-старообрядцев он закрепил за ними леса, водоемы и земли, на которых они поселились. Управление старообрядческими слободами было подчинено особой государственной конторе.

Борьба завязалась и за город Новгород-Северский, где стараниями гетмана Ивана Мазепы были созданы продовольственные и иные военные запасы. Новгород-Северский гарнизон состоял из полка пеших сердюков и двух сотен местных казаков. Сердюки были мазепинцами, поскольку являлись наемниками, поучая жалованье из гетманской казны. С казаками у них были враждебные отношения, и те при появлении шведов отправили к царю Петру I гонца с просьбой занять город.

При приходе русского отряда сердюцкий полк был разоружен, а сопротивлявшиеся этому были истреблены казаками. Когда в конце октября 7-тысячный отряд шведов под командованием генерала Левенгаупта атаковал Новгород-Северский, то в бою он был отброшен от городских стен. Как и в Стародубе, так и в Новгород-Северском русские войска пользовались самой широкой поддержкой местного населения, во главе которых стояли новгород-северский сотник Лукьян Журавка и местный протоиерей Лисовский.

…В самом конце октября король Карл XII получил от гетмана Мазепы долгожданную весть о том, что в ближайшее время он сделает решающий шаг и присоединится к шведской армии «с казаками». Эту весть в королевскую ставку в старообрядческом поселке Поноровке доставили мазепинские посланцы – поляк по имени Быстрицкий и его переводчик, родом из Лифляндии. Такую секретную миссию гетман не решился доверить кому-либо из старшины, входившей в его окружение.

О том, что украинский гетман Иван Мазепа готов изменить царю Петру I и «переметнуться» к Карлу XII, в шведском стане было известно еще до того, как король, прервав свой Московский поход, повернул испытанную войной армию «свеев» на юг, на гетманщину. Там он, в «Казакии», окруженный заботой Мазепы, намеревался сытно и без особых военных тревог перезимовать, чтобы пойти на российскую столицу новым походным маршрутом, вероятнее всего через Харьков, Белгород.

О коварных замыслах гетмана-изменника есть свидетельства в шведских источниках. Это на убедительных фактах показывает отечественный историк В.А. Артамонов, известный своими работами по эпохе Петра Великого. Так, королевский офицер Д. Крман в своем походном дневнике под датой 11 сентября 1708 года сделал следующую запись: «…Достоверно узнали, что к графу Пиперу доставили письмо казацкого гетмана Мазепы, который призывал короля Карла в Казакию. Говорят, граф Пипер, уговаривая короля свернуть туда, выставлял на вид, что вся Казакия хочет поддаться королю и даст изморенным воинам изобилие продовольствия и много войск, или же казаков легко будет нанять за деньги, до которых они всегда охочи.

Но граф Реншёльд, по слухам, отговаривал вескими доводами и предлагал идти на Смоленск и к реке Двине, вероятно потому, что после освобождения течения Двины от московских отрядов, армия короля получит достаточно продовольствия из шведской Риги. Говорили также, что Смоленск объят таким паническим страхом, что его сдадут прежде, чем увидят неприятеля.

Однако перевесило желание переманить на свою сторону казаков и очень плодородную и воинственную Казакию. Полагали, что к королю Карлу присоединятся 200 тысяч казаков…!»

Эти дневниковые записи Д. Крмана о Московском походе шведской армии короля Карла XII и ее гибели на гетманщине (в «Казакии») были опубликованы в Братиславе (Словакия) в 1969 году.

Гетману Ивану Мазепе пришлось перестать вести двойную игру. Продолжать ее было уже невозможно. Оставив в своей Ставке, крепостном Батурине, за старшего доверенное лицо – полковника сердюков (пеших гетманцев) Чечеля (Чечелу), гетман 29 октября прибыл в королевскую штаб-квартиру. Там и состоялась первая личная встреча Карла XII и Мазепы.

На то время, когда измена гетмана еще не стала явью, он имел под рукой в Батурине семь наемных полков – 3 компанейских (конных) и 4 сердюков (пеших). Всего от 3 до 3,5 тысяч человек. В Батуринской крепости имелось 70 орудий, в том числе крупных калибров. В гетманской Ставке были загодя собраны большие запасы продовольствия, пороха, боевых зарядов. При бегстве в стан шведов Мазепа прихватил из своей резиденции только собственную казну.