Текст книги "Разорванное небо"

– Слушайте! У вас что, крыша поехала?! Да как вы не поймете, что ваши разборки на руку общему врагу. Вам бы, православным славянам, объединиться! Чтоб в куче были все – сербы, македонцы, болгары…

Лужице посмотрел на Казака, как на ярмарочного дурачка, презрительно сплюнул и проворчал:

– Всякий честный серб перво сдохнет три раза, чем соединится с торгашами и бандитами.

А македонец приосанился и выдал, как с трибуны:

– Република Македония не био да се уеднит с Сербия и Бугария!

– Вот тебе, Казачина, и ответ на твое славянское единство, – резюмировал Корсар не без ехидства, чувствуя, что сам только начинает разбираться в «балканской кухне».

Тем временем грузовик миновал охраняемый солдатами с карабинами на плечах КПП и выкатил прямо на летное поле аэродрома Горче-Петров.

Аэродром Горче-Петров. «Руснацки авион» Этот аэродром оказался неожиданно большим, его строили, видимо, с дальним прицелом – использовать в качестве военно-транспортной базы, чем он, собственно, сейчас и являлся. Десятка полтора грузовых самолетов разных марок и стран, но все как один в зелено-пятнистой окраске, два КамАЗа с установленными в открытых кузовах спаренными скорострельными пушками и обилие людей в военной и полувоенной одежде придавали аэродрому суровый вид. На этом фоне особенно заметны были выкрашенные в веселый желтый цвет снующие по полю погрузчики.

– Похоже, вон он, наш самолет! – заметил Корсар и махнул рукой куда-то вправо. Казак послушно пригляделся и увидел скромно притулившийся вдалеке АН-12, единственный из всех не покрытый пятнами камуфляжа, а сохранивший свой некогда серебристый, а ныне грязно-серый цвет. Огневая точка на его хвосте была лишена вооружения, а вместо стекол кабину стрелка закрывали некрашеные листы фанеры.

Кроме того, Казак заметил, что одно из колес шасси было то ли спущено, то ли вовсе порвано. На хвосте у АН-12 красовалось сине-белое изображение аиста, а вдоль борта шла надпись «Александр-Авиа».

– Какой-то не такой, – заметил Казак. – И что за «Александр-Авиа»?

– Шарашкина контора из серии «заплати-и-лети», – пояснил Корсар. – Как там у вас, казаков, говорится – что кот, что пес, лишь бы яйца нес? Не тебе с ними расплачиваться.

Между тем Лужице подрулил к зданию аэровокзала, носившему на себе плохо заделанные следы попадания парочки кассетных бомб, и затормозил перед ним. Македонский офицер выбрался из кабины и, демонстративно игнорируя сербов, попросил кого-нибудь из летчиков пройти с ним. Пошел Корсар, как старший, а Казак остался в машине.

Ждать пришлось довольно долго, а когда, наконец, Корсар вернулся, знакомого македонца с ним уже не было, зато его сопровождали два незнакомых человека в светлых летных костюмах. Один из них, скорее всего, был кем-то из местного начальства, а второй представлял «Александр-Авиа».

Все трое без лишних слов втиснулись в кабину и так сдавили бедного Казака, что он сразу вспомнил детство и первую свою поездку в московском метро.

* * *

Оттесненный к самому краю, Лужице кое-как дотянулся до рычага, переключил передачу, и грузовик тронулся в сторону АН-12. В это время местный начальник быстро и раздраженно выговаривал представителю «Александр-Авиа», видимо продолжая начатую еще в здании беседу:

– Послушайте, ну что вам еще? Сейчас разгрузим ваш самолет, и улетайте с Богом!

– Это не ответ, – резко парировал «представитель». – Я твоим людям бумагу написал, что претензий не имею, что задержка по моей вине и все такое. Когда надо будет, тогда и улетим. Стоянку оплачиваем, чего еще?

– Да ничего мне от вас не надо! – взорвался местный. – Делайте что хотите! – и замолчал.

Лужице подогнал грузовик почти к самому самолету. Как только машина остановилась, все поспешили покинуть кабину и выбрались на бетон аэродромной полосы. Под рев очередного взлетающего самолета, улучив момент, Казак спросил Корсара, в чем дело.

– Дело в том, – взволнованно ответил тот, – что получено официальное предупреждение. Македонцы выступают, что не боятся Штатов, а у самих в Скопье батальон американского морпеха расквартирован… Так сказать, для охраны дипломатической миссии в военное время. Ну, кто-то распустил язык, и американцы заявили, что имеют сведения о том, что здесь, на этом аэродроме, разгружается военный груз для сербской армии. Короче, скоро сюда прилетят досматривать. Ничего хорошего, вот и разбегаются здесь все подряд – видишь?

Казак огляделся вокруг: да, действительно, на рулежной дорожке уже выстроилась очередь из самолетов, готовых взлететь.

– А эти орлы, – Корсар кивнул на АН-12, – заявляют, что им все по фигу. Контейнер нам сейчас отдадут и будут стоять, ждать чего-то. А чего ждать – темнят. Ладно, давай пока что присмотрим за погрузкой да с бумагами разберемся.

Однако командир экипажа, розовощекий толстяк, чем-то похожий на Хомяка, на формальности много времени не потратил. Корсар всего лишь подписал накладную. Остальные члены команды грузового самолета проявляли мало интереса и к происходящему вокруг, и к людям, приехавшим за грузом.

Погрузчик вытянул контейнер из фюзеляжа самолета, подцепил его на свои могучие вилы и бережно опустил в кузов грузовика. Машина ощутимо просела под его тяжестью.

Лужице тем временем перебрасывался репликами с парнями из аэродромной команды, а потом, оказавшись рядом с Корсаром и Казаком, кивнул в сторону АН-12.

– Странные они какие-то. Прилетели, двое сразу куда-то в город рванули, а остальные из самолета не вылазят. Будто никого вокруг не видят.

Казак кивнул и подумал про себя, что пора отсюда рвать когти, и чем скорее, тем лучше.

* * *

На закрепление контейнера ушло около десяти минут. Когда все было закончено, Казак облегченно вздохнул и забрался в кабину. Его примеру последовали сначала Корсар, а потом и Славко с Лужице. Последний, прежде чем залезть, сунул руку под переднюю панель и проверил, на месте ли автомат. Удовлетворившись проверкой, он что-то сказал Славко. Корсар, уже начинавший привыкать к местной речи, вдруг обнаружил, что понял почти всю фразу, – Лужице предлагал ехать не через город, а как-то в объезд, чтобы избежать пограничного контроля. Славко молча кивнул: он, как и все остальные в этом «ковчеге», понимал, что на македонском пропускном пункте вполне могут оказаться нежелательные гости. И хотя уже начинало заметно смеркаться, долгий объезд представлялся мудрым решением.

Однако часть пути назад все же пришлось проделать по той же дороге, и Корсар вдруг усмехнулся:

– Смотри-ка, знакомые все лица! Не, ребята, вам придется тормознуть…

Дорога в аэропорт представляла собой подобие хайвея – по отдельной полосе в каждую сторону, разделенных травяным газоном. Каждая из этих полос имела ширину, достаточную для двух легковых машин, но такой грузовик, как «лейланд» 1967 года, замаскированый под «вольво», заполнял собой пространство проезжей части почти что полностью.

В этом месте встречную полосу перегораживал полосатый красно-белый забор, за которым виднелась строительная техника (засыпали очередные воронки), и разделительный газон пересекали многочисленные следы колес машин, объезжающих этот забор по другой полосе. Для тех, кто сам бы не догадался это сделать, висели дорожные знаки. В тот момент, когда грузовик с контейнером подъезжал к забору, с другой стороны к нему подкатил маленький караван – уже виденный «мерседес»-кабриолет с воинственно расфранченным бородачом, еще один такой же «мере», но только с одним водителем, приземистая спортивная «ламборджини», роскошный джип с затемненными стеклами и следом – еще один джип, попроще, с увешанной оружием охраной. Несмотря на то что знаки предписывали пропускать встречных, кабриолет и следующие за ним машины с ходу пересекли газон и двинулись навстречу грузовику. Лужице ударил по тормозам, грузовик резко остановился, чуть ли не клюнув радиатором асфальт, а Казак в кабине больно ударился лбом о стекло.

Со стороны легковых машин тоже раздался визг тормозов, но скорость оказалась слишком большой, и передней из них, кабриолету, не хватило буквально пары метров… С глухим стуком смялся бампер, и в щегольскую решетку с трехлучевой звездой вмялся отбойный брус грузовика, а в лицо водителю и пассажиру выстрелило по белесому воздушному мешку – сработала система безопасности.

– Ну вот, сейчас начнется… – буркнул Корсар и спросил у сидящего рядом Славко: – У вас тут только один автомат?

– У меня еще чешский «скорпион» есть, а что? – Славко, несмотря на откровенность ситуации, похоже, удивился этому вопросу.

Тем временем Лужице неспешно вылез и подошел к кабриолету. Так же неспешно от заднего джипа навстречу ему, разминая кулаки, шли трое здоровенных парней, и у каждого на боку висело по «узи». На их бородатых бандитских рожах явственно отражалась даже не злоба за покалеченное авто босса, а видимое удовольствие от внезапно предоставившейся возможности свернуть виновникам аварии пару челюстей, а то и пострелять вволю по их объемистой фуре.

– Как не уезжал… – заметил Казак, который подобные сцены видал во время учебы в Ростове-на-Дону и которому всегда казалось, что в родном Серафимовиче такие вопросы решались проще: сначала сгоряча пару раз по морде, потом пол-литра на двоих – и битые машины ремонтируются в соседних гаражах, а мужики, учинившие аварию, если и стреляют, то друг у друга ключ или грунтовку. Ну, конечно, и «мерседесов» в его городе было не так уж много.

Через стекло кабины было видно, как Лужице спокойно выслушал то, что говорил (вернее, орал) ему хозяин кабриолета, – а говорил он весьма темпераментно, показывая то на машину, то на охранников и для большей убедительности держа в руке внушительный пистолет. Дождавшись, когда взбешенный главарь четников умолкнет, Лужице обронил всего пару коротких фраз. Эффект показался непосвященным зрителям потрясающим: не дожидаясь команды, все трое телохранителей вдруг разом развернулись и рысцой затрусили обратно к своему джипу Человек в «мерседесе» убрал свою «пушку» с таким проворством, словно ее и не было вовсе. Привстав на сиденье, он принялся что-то объяснять, и по его кардинально изменившимся манерам было видно: он уже не предъявляет претензии, он извиняется. Наконец Лужице высокомерно кивнул; бородач облегченно плюхнулся обратно в кресло, махнул рукой, и все четыре легковые машины дали задний ход, освобождая дорогу – Что ты им такого сказал? – поинтересовался Корсар, когда грузовик проезжал мимо этой группы.

– Сказал, что мы из батальона Тамашаивича. И что в грузовике есть рация, по которой мы с ним связаны, – флегматично ответил Лужице.

– А что, ваш батальон такой страшный?

– Не, не страшный. Только неприятный немножко, если обижают. Кстати, это неправильно, что мы радио с собой не взяли.

Казак кивнул, хотя разговаривали и не с ним, и глянул в зеркало: машины, возглавляемые битым «мерсом», уносились в сторону аэропорта.

* * *

Прошло около получаса, и дорога повернула в проселок. Но Лужице решительно взял вправо, и грузовик, набирая скорость, покатил прочь от Горче-Петрова.

Вечерело. Половина неба с восточной стороны уже начала темнеть, на ней слабо обозначились первые звезды, редкие в такой час машины включили ближний свет фар. Вскоре в лучах заходящего солнца появились четыре характерных силуэта конвертопланов «V-22 Оспрей» – похожих на самолеты, но с короткими и непропорционально большими двигательными гондолами на концах крыльев.

– Летят. Миротворцы, блин, – без особой надобности сообщил Корсар.

– Интересно, это тоже янки или кто-то из НАТО? – поинтересовался Казак, и Славко уверенно ответил:

– Янки. Ни у кого больше нет этих самолетов или вертолетов, – не знаю, как правильно. Летит вроде как самолет, а повернет винты вверх – и вертолет получается.

– У нас этот их конвертоплан «винтокрылом» называют, – пояснил Корсар, а затем, глядя куда-то вбок, вдруг добавил: – А вот это у нас называют раздолбайством!

Со стороны недавно покинутого ими аэропорта летел, тяжело набирая высоту, четырехмоторный самолет, в котором даже с такого расстояния можно было узнать АН-12.

– «Александр-Авиа», чтоб его. Дождался! – воскликнул Казак и спросил, ни к кому специально не обращаясь: – А что с ним теперь сделают?

– Пес его знает, – ответил Лужице, который со своего водительского места ухитрялся и следить за дорогой, и быть в курсе происходящего в небе. – Посадят обратно. Наверное, будут допрашивать. Могут скандал сделать, но нас это уже не тронет.

– Ты уверен? – съехидничал Казак, увидев, как один из конвертопланов отделился от общей группы и направлялся в сторону шоссе, по которому двигался их грузовик.

– Нет, это не к нам, не может быть! – воскликнул Славко, но голос его не казался таким уж уверенным.

A V-22 действительно приближался. Уже из грузовика можно было разглядеть туманные круги огромных винтов, молотящих воздух… и конвертоплан, не замедляя полета, пронесся над шоссе.

– Слава Богу! – пробормотал Корсар, а Казак и Славко перекрестились. V-22 тем временем повернул, и направление его полета теперь перекрещивалось с направлением полета АН-12, который тоже приближался к шоссе, но с другой стороны.

– Хотел бы я знать, о чем они сейчас толкуют по радио, – вслух размышлял Корсар. – Наверное, ни о чем хорошем. Но как он его догоняет, а? «Антон» вроде пустой, пошустрее должен бы быть! А ползет, словно набит под завязку…

Теперь V-22 шел практически в хвосте грузового самолета, однако тот, как бы не замечая преследования, упорно тянул вверх. От носа конвертоплана в его сторону мелькнула хорошо видимая даже с расстояния предупредительная очередь трассирущих снарядов, и через пару мгновений – вторая.

– Да поворачивай же! – невольно выкрикнул Казак, но даже если бы экипаж транспортника его услышал, было бы уже поздно. Под фюзеляжем V-22 мелькнула яркая вспышка запускаемой ракеты, и тут же под крылом АН-12 эта ракета взорвалась. Самолет завалился набок и, дымя, полетел вниз, каждую секунду увеличиваясь в размерах, – казалось, он летит прямо в машину. Лужице отчаянно затормозил и, не дожидась, пока грузовик остановится, выключил двигатель и бросился из кабины. Следом в теплую траву обочины попадали остальные, каждый по-своему молясь про себя, чтобы эта махина с небес упала не сюда…

Было похоже, что пилот еще сохранял какой-то контроль над падающим самолетом – АН-12 падал, но падал более или менее ровно, не срываясь в штопор.

Впрочем, контроля этого ему не хватило, чтобы перед землей погасить скорость и смягчить приземление.

Страшный грохот удара о землю, и тут же еще один – взрыва раздались почти рядом с укрывшимися в кювете людьми. Два или три десятка секунд прошло до того момента, когда первый из них, Казак, рискнул поднять голову.

Первое, что он отметил, – это что их машина с грузом цела. Потом он перевел взгляд на самолет, который, зацепив пригорок рядом с шоссе метрах в трехстах от них, лежал теперь грудой обломков – изуродованные остатки фюзеляжа по инерции пронесло на сотню метров вперед, а столб огня от сгорающего керосина поднимался к небу там, где от него отлетели крылья с двигателями. Впрочем, фюзеляж тоже горел, хотя и не так сильно, и дымились разбросанные по сторонам бесформенные ошметки.

Корсар грубо схватил за шиворот рванувшего было вперед Казака.

– Куда?! Сгоришь, дурень!

– А вдруг там…

– Когда вот так, никаких «вдруг» быть не может! Просто не может, понимаешь?

Корсар продолжал держать молодого летчика, но говорил уже больше доверительно, увещевающе.

– Поверь, я знаю, я работал в трех аварийных комиссиях. В этом самолете после взрыва не осталось никого. Понимаешь это?

– Понимаю.

Казак сник и понуро пошел к грузовику, около которого уже стояли оба серба. Было похоже, что их больше интересует не разбившийся самолет, а сбивший его V-22, вычертивший в небе широкую дугу. Но, видимо, результат осмотра с воздуха устроил экипаж конвертоплана, и, не снижаясь, машина выровнялась, взяв курс вслед за своей группой на Горче-Петровский аэродром.

Грузовик подъехал к месту катастрофы, и оказалось, что шоссе загромождено множеством мелких обломков. Пришлось остановиться и вручную их оттаскивать, поминутно поглядывая в сторону все еще горевшего фюзеляжа. Но Казак знал, что больше всего боится не нового взрыва, а страшных находок среди обломков упавшего самолета, боялся наткнуться на останки людей из экипажа.

Кое-что из обломков вскоре опознал Корсар. Он подозвал товарищей поближе и подцепил носком сапога нечто круглое, полуобгорелое. Потом перевернул это «нечто», и все увидели отштампованную на легкосплавном колесном диске трехлучевую звезду.

– Понятно, – сказал Лужице, а Славко добавил:

– Если покопаться в обломках, наверное, и «ламборджини» найдем, и джипы. Четники-псы их у албанцев в Нове-Рашке забирали или еще где, а ваши, выходит, у них покупали…

Корсар кивнул и обратился к Казаку:

– Вот тебе и «Александр-Авиа». Мародеры… С кем приходится иметь дело! А ведь в России их кто-то нанимал, оплачивал. Грязная все-таки штука война.

– Может и мародеры. Но вот так сбивать…

– А как? Им что, предупредительных не давали? Хотя… Казак, смотри: у американцев якобы были непроверенные сведения, и они шли их проверять, так? Но еще до проверки Нове-Рашковского аэродрома они вдруг открывают огонь на поражение. Что из этого следует?

Внимательно слушавший этот разговор Славко ответил за Казака:

– Выходит, они знали, что этот самолет – именно то, за чем они охотятся. И что они много злы после вашего налета на базу в Болгарии.

– А чем АН-12 сейчас загружен на самом деле, они как раз не знали, – добавил Казак и заключил: – Скверно все это выглядит. Боюсь, что нас скоро найдут.

– Там видно будет, – бросил Корсар. – А пока что давай-ка в машину. И так дома будем только к ночи.

Осторожно проведя грузовик по расчищенному асфальту, Лужице вновь набрал скорость. Вскоре совсем стемнело. Корсар просто обмяк на сиденье и заснул, Славко тоже привалился к его плечу, но Казак, хоть и потерял ориентировку, спать не хотел и наравне с водителем всматривался в ночную тьму. Лишь спустя очень долгое время, когда машина проехала через мост, он наконец стал узнавать дорогу.

До базы добрались далеко за полночь, когда там бодрствовали только посты охраны. Естественно, ни о какой разгрузке речи быть не могло, и машину просто загнали в ангар, где раньше стоял самолет Корсара, а люди разошлись спать: Славко с Лужице – в поселок, а летчики к себе.

Уже на пороге своих апартаментов Казак вдруг обернулся и окликнул Корсара:

– Постой!.. Не говори никому. но, может, мы вообще зря сюда приперлись? Я хочу сказать, в Сербию…

– Ты что, Казачина? – с усталости не понял Корсар.

– Не подумай, что я боюсь, – в голосе Казака звучало нескрываемое отчаяние. – Просто… Ну, мы вроде приехали сюда братьев-славян от Америки защищать…

– Так мы и защищаем.

– Не в том дело… Не идет у меня из головы сегодняшняя перепалка сербов с македонцем. Это что же получается? Мы, значит, за них воевать приехали, сколько ребят наших тут осталось, а они в это время, вместо того чтобы объединиться против общего врага, друг дружке в горло вцепиться готовы! Да пропади они пропадом, больно надо за этих придурков кровь проливать!

От этого монолога спать Корсару сразу расхотелось. Он понял, что Казак переживает сейчас то же самое, что не так давно испытал он сам. «Наверное, – подумал он, – каждому из нас здесь, на Балканах, суждено пройти этап горького разочарования. Его, Корсара, разочарование исчезло без остатка тогда, когда он взлетел на раздолбанном „кукурузнике“ с маленького летного поля между Разлогом и Банско… С поля, на котором македонцы и болгары умирали, чтобы вернуть его, русского, в строй сербской армии».

– Погоди, Казачок, здесь с кандачка решать нельзя! – Корсар дружески положил руку на плечо младшему товарищу. – Пойми ты, простота, нельзя сербов, или болгар, или тех же македонцев мерить нашим русским аршином. У них логика совсем другая, мышление совсем другое, не такое, как у нас. Хотя бы потому, что для них еще какие-то столетней давности воеводы – аргумент, а мы и о дедах-то своих уже забыли… Не похожи они на нас! Да, не любят они друг друга, лаются из-за какой-то горы на границе, шпыняются войнами, которым лет двести… Но ведь в случае общей опасности – умеют же постоять, худо-бедно, один за другого! Знаешь, Казак, это совсем как соседи у нас в деревнях. Дерутся, бывает, по пьяному делу, а как дом у одного загорится или воры лезут – живо помогать прибегут!

Массив Шар-Планина. Вооружение Следующим утром к вскрытию контейнера собрались все летчики – и истребители, и экипаж «чебурашки», а также почти весь технический состав. По такому случаю в этот ангар принесли дополнительные переносные лампы, и Хомяк пошутил, что так светло – хоть кинохронику снимай. В торжественной тишине Корсар открутил плоскогубцами пломбу, распахнул скрипящие створки… И тут же отпрыгнул в сторону: сверху на него повалились пенопластовые блоки, которыми были проложены стенки и двери контейнера.

Поняв, что падающие белые глыбы не представляют опасности. Корсар рассмеялся и вновь полез внутрь. Раздался его приглушенный голос:

– Тут добра навалом! Только где бы документацию найти на все?

– Да вот же, специальный карман на дверце, – подсказал Дед, углядевший за приваренной изнутри к одной из створок металлической пластиной толстый пакет, запечатанный в пленку – Ну-ка пустите…

Он с неожиданной для своего возраста ловкостью подтянулся, выудил содержимое кармана, спустился на землю и нетерпеливо разорвал пластик. Корсар с Хомяком подошли ближе.

– Так-так… – бормотал Дед, разглядывая бумаги. – Ни тебе завода-изготовителя, ни «маде ин». Этакий ящик капитана Немо, вот ведь перестраховщики, мать их. Так, спецификация. И нет ведь, чтоб понятней писать…

– Ну, что там? «Аддер»? Это Р-77, средней дальности, вещь новая и весьма сильная, – перевел Хомяк. – «Арчер» – это Р-73, для ближнего боя. Если последняя модификация, то с ними можно будет неплохо поработать, угол захвата головки девяносто градусов. Что еще? АС-10 «Карен»? Это «воздух-поверхность», по-нашему Х-25.

– А почему она «X»? – поинтересовался Дед, который не очень хорошо знал современное вооружение, а тем более его обозначения.

– «X» – значит хорошая, – пояснил Хомяк. – А вовсе не то, что ты подумал. Ого, к ней набор сменных головок! Значит, можно будет приспосабливать их к конкретным задачам.

– Ну что там, разобрались? – крикнул сверху Корсар. – Тогда давайте займемся разгрузкой. Алло, парни! – обратился он к техникам. – Кто по-русски понимает, переведите остальным: таскать изделия бережно, одной поврежденной ракетой больше – один ударом по врагу меньше. А кроме того, они все денег стоят, каких никто из вас в жизни не видел.

Случайно оказавшийся рядом с Казаком Славко спокойно заметил:

– Ну, положим, я видел.

– И где же это? – на правах знакомого поинтересовался Казак.

– Когда мой дядя свою яхту продавал, ему на вертолет не хватало.

– Так ты, оказывается, богатый наследник! Мог бы дядю уговорить, нам еще один такой контейнер прикупить.

– А зачем его уговаривать? Он и сам все понимает. Из этого груза по меньшей мере две ракеты на его деньги куплены. И сегодня еще одна машина придет с этими… как их… ну, в общем, маленькими такими снарядами, которых сразу много выпускают.

Казак не нашелся, что ответить, и пошел помогать с разгрузкой контейнера.

Разгрузка и распределение вооружения по самолетам заняли полдня – прибыло четыре комплекта ракет, и Корсар с Хомяком часа два потратили только на то, чтобы рассчитать оптимальную подвеску для каждой машины. А когда варианты вооружения каждого из трех самолетов были окончательно утрясены, появился офицер тактики и, явно гордясь собой, сообщил, что ночью пригонят один самолет из резерва, специально для товарища Корсара. Таким образом, все прикидки пошли коту под хвост и пришлось вернуться к стандартной схеме.

Часов в десять вечера, получив кодированную радиограмму, наземная команда собралась у полосы и вскоре уже встречала прилетевшего «сухого». Летчик-серб, которого русские мельком видели еще в Болгарии – он улетал из Любимца одним из первых, – торопился в обратный путь и едва ли не сразу направился в поселок с докладом коменданту. Корсару же, который встречал свою новую боевую машину в ангаре, летчик этот, хлопнув рукой по еще теплой передней кромке крыла, сказал всего одно слово: «Нормално!» Не только Корсар в этот день получал новый самолет. На небольшом аэродроме близ Сараево тихонько пели турбины шести истребителей-бомбардировщиков «Мираж-2000» хорватских ВВС, самолетов, созданных еще в конце семидесятых, но отнюдь не устаревших по своим летным данным, а оборудование всегда можно модернизировать – были бы деньги. На эти шесть «миражей» нашлись и деньги, и шестеро летчиков, из которых трое были боснийцами, один хорватом, а еще двое предпочитали не распространяться о своих национальности и гражданстве. Теперь все шестеро стояли короткой шеренгой перед самолетами и слушали напутственную речь, в которой за высокопарыми фразами скрывался вполне понятный и конкретный смысл: необходимо как можно скорее закончить войну полной победой. Любой ценой.

Летчики вполне осознавали: их посылают в бой, потому что участие «миротворческих» сил НАТО становится слишком откровенно односторонним, и ради спокойствия мировой общественности требовалось создать хоть видимость сугубо внутрибалканского конфликта, в который «миротворцам» пришлось вмешаться лишь для того, чтобы восстановить в регионе жестоко попранные сербами права человека.

Церемония закончилась, и летчики направились к самолетам. Из них лишь двое иностранцев и один босниец знали о том, что им предстоит не только воздушная поддержка наземных частей, но и борьба с новыми русскими самолетами, неизвестно откуда появившимися в небе Трансбалкании и Босны. Впрочем, это их не особенно пугало: тактика воздушного боя была им знакома, причем двое из них обучались у советских инструкторов.

Небо над Зворником. «Совместное маневрирование» – Бригада называется «Утро священной войны», и командует ею подполковник Абаджиевич. Вот он… – Ян Шелангер вынул из папки большое фото худощавого офицера с острыми чертами лица. Человек на снимке явно знал, что его фотографируют, и широко улыбался, но эта улыбка почему-то не делала его лицо приветливым.

– Очень интересно, – заметил Хомяк, сидевший вместе со своими товарищами в «командирне» и внимательно слушавший офицера тактики. – Только зачем нам его портрет? Если я с высоты две тысячи метров и разгляжу эту зубастую улыбку, то вряд ли спущусь поздороваться. Да и попасть непосредственно в него не получится. Цель хоть и контрастная, но площадь маловата, головка не захватит.

– Жаль, – серьезно заметил Тамашаивич, а комендант добавил:

– Действительно, к этому человеку у Сербской Босны особый счет. Но ликвидировать его – задача скорее для десятка решительных парней с автоматами, чем для авиационной эскадрильи.

Видимо, эта фраза, произнесенная по-русски, предназначалась для того, чтобы задеть начальника охраны, и цели своей достигла. Тамашаивич помрачнел и собрался было ответить резкостью, но молчавший до сих пор Малошан вдруг произнес по-сербски фразу, смысл которой был понятен и без перевода: офицерам предлагалось прекратить взаимные трения, хотя бы при русских. Несмотря на то что по званию Малошан был самым младшим из офицеров базы, как сербских, так и русских, почти с первого дня было заметно, что с его мнением здесь считаются. Вот и теперь – после слов подпоручика Тамашаивич сдержался, хотя у него явно было что сказать, и Кадарник тоже не стал развивать тему.

Офицер тактики вернулся к главному – Итак, после взятия Зворника эта бригада на некоторое время прекратила наступление и занялась… как это называлось у вас во время чеченской войны… да! Они заняты сейчас зачисткой местности.

Дед, услышав это, стиснул зубы. Один из людей «Слава-Банка», охранявших ангар в Домодедово, рассказывал ему, что из себя представляла эта «зачистка местности», которую он выполнял на Кавказе. Услышанное им тогда, мягко говоря, симпатии не вызвало, а представив то же самое в исполнении фанатичных мусульман, Дед совсем помрачнел.

Шелангер продолжал:

– По нашим сведениям, у них еще осталось два или три десятка единиц бронетехники, и штаб предлагает нанести по ней бомбоштурмовой удар. Мы считаем эту операцию весьма важной. Если русские возьмутся за это задание, мы предоставим данные по расположению целей.

– А есть какие-то причины, чтобы за это задание не браться? – спросил Корсар.

Не ожидавший такого прямого вопроса Шелангер смутился.

– Вообще-то нет. Только вот до нас дошел непроверенный слух… Даже не слух, а его подобие о том, что бригада Абаджиевича будет хорошо защищена от налетов с воздуха. Неизвестно, что имеется в виду – то ли поддержка все с того же авианосца, то ли какие-то дополнительные зенитные средства, о которых мы не знаем.

– Кот в мешке, а не работа, – подытожил Дед, но тут же добавил:

– А чего, собственно, думать? Фактор неожиданности пока работает на нас. Обеспечение у нас сейчас ого-го какое. Ну что, командир, беремся? А то они там назачищают…

– Да, конечно. Сейчас девять тридцать утра… Я думаю, что к одиннадцати будем готовы. Самолеты заправлены, вооружение подвесить недолго, взаимодействие с «Чебурашкой» отработано. Вопросы, предложения?

Вопросов не последовало, а предложение было одно, от Хомяка:

– Надо бы после посадки АН-71 не забыть тросы убрать. Одной кучи металлолома нам хватит.

– Войнику. Бойцу, который в прошлый раз забыл их убрать, сделано напоминание, – ответил Тамашаивич и вышел.

– Напоминание? Нечего сказать, суровая кара за создание аварийной ситуации! – вполголоса возмутился Хомяк, но оказавшийся рядом Малошан негромко заметил:

– Зря вы так говорите. На фронте Тамашаивич в своем батальоне возродил систему взысканий, которая была в партизанских отрядах времен войны с Гитлером.

– И что это за система?

– О, очень простая. Всего три вида взысканий: замечание, напоминание и расстрел. Не думаю, чтобы после перехода батальона к охранной службе что-то изменилось.

Подготовка к вылету прошла даже быстрее, чем рассчитывал Корсар, и уже к половине одиннадцатого все летчики сидели в кабинах своих самолетов. Сквозь открытые ворота их ангаров было видно, как десяток техников оттаскивает от «Чебурашки» маскировочную сеть. У украинского самолета двигатели уже были запущены, и командир мастерски развернул его в направлении взлета практически на месте.

«Как же он грохочет! – подумал про себя Казак, наблюдая, как АН-71 страгивается с места и начинает разбег. Несмотря на хорошую звукоизоляцию кабины, летчик почувствовал, как у него заложило уши. – Странно, ведь собственные двигатели СУ-37 ничуть не тише. Наверное, все дело в направлении струи – выхлоп-то „чебурашки-ниндзя“ ориентирован практически на меня. Интересно, долго ли сербы надеются сохранить в тайне наше месторасположение? Ведь то, что где-то в этих краях периодически взлетают и садятся реактивные самолеты, уже знает вся округа, кроме разве что совсем глухих. При хорошо работающей агентурной сети нас вполне можно вычислить, и тогда вся маскировка и прочие фокусы окажутся бесполезными…» Он вспомнил, как изо дня в день, сверяясь с расписанием пролета разведывательных спутников, бойцы охраны жгли старые покрышки, чтобы дым создавал дополнительные помехи космической фотосъемке. Вспомнил – и сразу же заставил себя забыть: