Текст книги "Райский уголок"

Пролог

– Как ты думаешь, есть ли шансы стать популярной у повести, в которой нет какого-то головокружительного сюжета, нет никакой фантастики, нет особого юмора, всё очень просто и в какой-то степени предсказуемо, а акцент делается на описании красоты природы, красоты чувств и на красоту и глубокомысленность диалогов между главными героями? С ними не происходит ничего сверхъестественного, они самые обычные люди

– Нет, у такой повести нет шансов стать популярной.

– Умеешь ты приободрить!

– Нет, ну серьёзно, ты же знаешь, какой сейчас год на дворе. Люди хотят смотреть фильмы, снятые за сотни миллионов долларов, в которых много взрывов, много спецэффектов, а не читать большие скучные книжки, в которых описывается природа и ведутся заумные диалоги. Каким образом ты будешь привлекать читателя? Что пробудит в нём интерес с первой же страницы, после чего он не сможет оторваться?

– Вообще-то, у меня есть один приём на примете.

– И какой же?

– Представь себе произведение, неважно какого объёма, которое начинается с абсолютно непонятного диалога. Мы не знаем, кто эти люди, которые ведут диалог, где они находятся, имеет ли этот диалог хоть какое-то отношение к самому сюжету и будут ли эти потенциальные персонажи вообще принимать в нём участие. И этот диалог ведётся как раз о том, стоит или не стоит читать подобные произведения. Это такая своеобразная игра с читателем, вызов ему. Я сам иронизирую по поводу своего произведения, говорю, что оно плохое, скучное и его как бы вообще не стоит читать. Но в тоже время это является и великой интригой – действительно ли оно такое, как говорится в этом диалоге, или это только ирония. Мне кажется, что это может раззадорить любого читателя.

– Ну да, диалог, не имеющий никакого отношения к сюжету, но с которого всё начинается, это действительно забавно и может вызвать дополнительную интригу.

– И представь, прочитав подобное начало, практически любой человек будет уверен, что этот диалог появится где-то по ходу основного действия, пусть даже он туда абсолютно не вписывается, и читатель будет ждать его, искать, и какие же эмоции он будет испытывать тогда, когда не найдёт его! Это такая наглость со стороны автора – вынести подобный диалог в самое начало произведения, например, в пролог, а потом начать первую главу с абсолютно другого, не имеющего к этому диалогу никакого отношения!

– О да, это настолько нагло, что любой читатель после подобного будет просто обязан прочитать эту повесть полностью!

День Первый

Приезд

Все люди любят лето. Это та подлинная любовь, которая присуща абсолютно всем людям на нашей земле. Любовь, которая не проходит с годами, которая не ослабевает и наполняет душу новыми неповторимыми красками после каждой встречи с объектом этой любви. Иногда оно покидает нас, оно уходит куда-то далеко, и мы безумно страдаем, мы скучаем и каждый день вспоминаем самые прекрасные и светлые моменты нашего мимолётного романа. Но в доказательство того, что оно так же сильно любит нас, как мы его, лето обязательно вернётся и каждая новая встреча будет прекраснее прежней. Оно вечно прекрасно и оно вечно будет радовать нас, и в ожидании новой встречи мы будем жить и стойко переносить все тяготы осени, зимы и весны, которые существуют как будто только для того, чтобы укрепить нашу любовь к лету и показать то, насколько же оно прекрасно и как нам плохо без него. И действительно, во всех частях этого необъятного мира люди любят лето, но я готов поспорить, что нигде его не любят так сильно, так преданно и так искренне, как в Сибири. В том удивительном и далёком от цивилизованного мира, со всеми его культурными памятниками и богатой историей, краю, в котором мне посчастливилось провести свои детские годы.

Если наиболее кратко отвечать на вопрос о том, что такое лето для сибиряка, то я могу смело заявить – это смысл всей его жизни. А того, кто под действием стереотипов уже успел подумать о том, что в Сибири вообще нет лета или же оно длится всего несколько дней, я спешу переубедить – сибирское лето вполне может продолжаться с мая по сентябрь и оно по-настоящему прекрасно. Вы когда-нибудь бывали в краю, в котором зимой регулярно бывают морозы под минус пятьдесят, а летом жара под сорок градусов? Вы видели, как в течение года постепенно меняется основной цвет окружающих пейзажей? Треть года всё вокруг белое, а другую треть зелёное. Зимой ты можешь бегать по сугробам, которые выше твоего роста, а летом на месте тех самых сугробов будет благоухающий сад, цветущий всеми оттенками радуги. Сибирь это бескрайние зелёные леса, это полноводные чистейшие реки, это красивейшие поляны, украшенные тысячами цветов, это белоснежное царство зимой и райский сад летом. Если бы вы прожили в Сибири хотя бы один год, пережили бы сибирскую зиму и дождались сибирского лета, то совершенно точно вы полюбили бы его на всю оставшуюся жизнь!

А теперь после этого небольшого вступления я могу непосредственно перейти к тому, о чём я хочу рассказать. Есть одна категория людей, которая по понятным причинам имеет ещё один серьёзнейший повод искреннее любить лето, – это ученики, для которых летом наступает пора каникул, весёлого безделья и абсолютной свободы. И в то время я как раз был представителем этой замечательной категории. Мне было семнадцать – я только что окончил школу и готовился отправиться в большой город, чтобы начать учиться в университете. Эту радостную новость я узнал как раз накануне описываемых событий, и поэтому мне казалось, что теперь ничто не может испортить мне настроение. Я был человеком, который смог осуществить главную мечту своей жизни, и тогда мне казалось, что уже ничто и никогда не помешает мне наслаждаться ей! Я вообще был достаточно наивным и мечтательным – совсем ещё ребёнком, можно сказать. Это было в начале августа – точный день, когда родители решили сделать мне тот самый сюрприз, я, конечно же, не помню. Но началось всё с той самой новости: «Мы едем на неделю в деревню»! Не стану утомлять подробным описанием географии моего родного края и использовать конкретные названия – простите мне подобные особенности моего скрытного характера. Упомяну лишь название крошечного городка, в котором находился наш дом и из которого мы поехали в ту самую деревню. Город называется Бирюсинск, и назван он в честь Бирюсы – небольшой речки, которая впадает в Чуну, а Чуна уже в прекрасно всем известную Ангару. А деревню, в которой находилась наша дача, с вашего позволения я буду называть просто «деревней». Тем более что если Бирюсинск при большом желании вы ещё сможете найти на карте, то названия окружающих его крошечных посёлков совершенно точно вам ни о чём не скажут.

Итак, утром мы начали масштабные сборы, днём выехали и примерно за час добрались до нашей скромной дачи – это было уже ближе к вечеру. И деревню от нашего дома отделяло почти двадцать километров. Не сказать, что изначально я был в восторге от этой идеи, скорее даже наоборот. Один день или два – это ещё нормально, но целая неделя казалась слишком длинным сроком. Но у родителей в ответ на все мои претензии и просьбы не брать меня с собой было сразу три грандиозных аргумента. Во-первых, они хотели вытащить меня из дома, чтобы я как следует подышал свежим воздухом, а у меня всегда были проблемы с этим. Во-вторых, я должен был помочь им по хозяйству. В-третьих, и самое важное – это была последняя наша столь продолжительная поездка на дачу. Родители собрались продавать её, и по плану они должны были сделать это уже осенью, сразу после уборки урожая. А понятно, что участвовать во всём этом я никак не мог, ведь меня ожидал университет. Поэтому эта поездка на дачу должна была стать прощальной для меня. И, конечно же, у меня не было шансов противостоять силе этих трёх аргументов. Я поехал, хотя повторюсь, что в тот самый первый день я был далёк от радужных мыслей по поводу данной перспективы. Мне было грустно, во-первых, потому что я не хотел, чтобы дачу продавали, и никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что это моё последнее деревенское лето. И, во-вторых, что гораздо важнее, я не представлял, чем я буду заниматься целую неделю в деревне без телевизора, компьютера и любой другой техники, кроме мобильного телефона, возможности которого были минимальны. Со мной не было даже ни одной книги, потому что в те времена я не особо любил читать. Поэтому я реально боялся того, что могу умереть со скуки за эту неделю!

Не стану скрывать, что на тот момент я был стопроцентным олицетворением современного подростка, который полностью зависит от окружающей его техники. Да, я уже начинал увлекаться литературой и пробовал что-то писать и сочинять, но эти попытки были весьма неуклюжими, бесплодными и не доставляли особой радости. Поэтому большую часть свободного времени я смотрел всё подряд по телевизору, играл в компьютерные игры и пропадал на просторах интернета. У меня действительно была зависимость, и ломка началась уже тогда, когда мы только подъезжали к деревне! В общем, единственное, что оправдывало моё нахождение там, это осознание того, что эта поездка почти наверняка окажется последней в моей жизни, но при этом то самое осознание было главной причиной моей грусти. Мне действительно было тяжело – меня наполняло множество самых противоречивых чувств. И когда наша машина остановилась перед воротами того самого деревенского домика, они только обострились. Как же я любил это место, как много времени я проводил здесь в детстве и как расстраивался из-за того, что приходило время уезжать, я всегда хотел остаться здесь ещё хотя бы на пару часов – даже не верилось, что за последние годы я практически не появлялся здесь. Мне постоянно предлагали съездить, но я почти всегда отказывался. Безусловно, причиной тому было множество новых жизненных радостей, которые отнимали столько времени, но всё равно – мне всегда было так трудно расставаться с тем, что было дорого, даже если это и было очень давно.

Наш домик, конечно же, не был образцом роскоши и шедевром архитектуры даже по меркам нашей деревни. Его построил мой дедушка примерно за тридцать лет до моего рождения, построил своими собственными руками и без помощи каких-либо профессиональных строителей. Практически всё было сделано из дерева, только представьте, всё от начала до конца – небольшой дом с крыльцом, крышей, чердаком, четырьмя окнами и погребом, а также ворота, сарай и забор, который огораживал сад, двор и огород. В общем, работа была проделана грандиозная, и лишь этого факта достаточно для того, чтобы по-хорошему восхищаться этим творением. Там всегда было спокойно, красиво и уютно. Миновав ворота, мы попадали в небольшой двор, который украшал зелёный травяной ковёр, а также множество кустарников и одно большое дерево – кажется, это была калина. В дальней части двора виднелся небольшой заборчик, там же был вход в огород, а также большой сарай, который одновременно был местом для сбора дров и всевозможных огородных инструментов, начиная с вёдер и заканчивая вилами, а в прежние времена он был ещё и местом обитания кур. Справа от сарая располагался тот самый дом, который на самом деле был немногим больше сарая – только другой формы и значительно выше за счёт чердака, благодаря которому крыша имела треугольную форму.

Взойдя на миниатюрное крыльцо, преодолев всего три ступеньки, мы оказывались перед входом в дом. Он состоял всего из двух примерно одинаковых комнат – сначала мы попадали в прихожую. Там сразу же бросалась в глаза куча старой обуви, стоявшей справа от входа, а слева на полу занимала своё место какая-нибудь огородная добыча – картошка, лук или что-нибудь в этом роде. Через большое продолговатое окно, располагавшееся слева, почти всегда светило солнце – оно как раз выходило на юг. В дальней части прихожей стояла кровать, а также огромный величественного вида комод, вселявший уважение не только благодаря своим размерам, но прежде всего благодаря своему солидному возрасту. Он был забит множеством загадочных предметов, к которым я боялся прикасаться в детстве, когда я был заметно ниже этого комода. Но самым интересным предметом, безусловно, была старинная керосиновая лампа, которая стояла на комоде и которой приходилось пользоваться тогда, когда в нашей деревне ещё не было электричества, а эти времена были не так уж давно. Справа от комода была вешалка, с которой свисала старая одежда – это были всевозможные куртки и кофты, принадлежавшие бабушке и дедушке, которые так и оставили многие свои вещи на тех местах, которые они занимали много лет. В самом центре стены, разделяющей прихожую и жилую комнату, была двойная дверь, которая тоже закрывалась на ключ.

Вторая комната была заметно уютнее, что не удивительно, ведь именно она и предназначалась для жилья, – здесь одновременно была кухня и спальня. В первую очередь этот эффект достигался за счёт того, что деревянные стены в ней, в отличие от прихожей, были покрашены извёсткой. Слева от входа стояли две кровати, которые не сильно отличались от той, что стояла в прихожей, а в дальнем левом углу стоял «сундук», как я всегда его называл, наполненный старыми игрушками, с которыми я любил играть в детстве. По центру сразу же бросалась в глаза миниатюрная печь, которая, несмотря на свои невеликие размеры, достойно справлялась со своей миссией – обогревать жилище в холодные весенние и осенние дни. Зимой же здесь уже давным-давно никто не жил и практически не появлялся. По соседству с печкой располагался огромный шкаф, который возвышался практически до самого потолка и который явно шёл в комплекте с комодом, потому что они были сделаны в одном стиле и из одного сорта дерева. А в правой части комнаты стоял средних размеров стол, присутствие которого и позволяло назвать эту комнату «кухней», к тому же именно на нём хранились тарелки и столовые приборы. Кастрюля и сковородка же хранились в небольшом шкафчике, стоявшем справа от входа, прислонившись к стене. А ещё над кроватью висела старая картина, на которую я очень часто засматривался в детстве, и мне всегда казалось, что на ней изображён берег нашей Бирюсы, причём совсем рядом с нашей деревней. Но меня убеждали, что эта картина привезена ещё из Мелитополя – украинского города, где я родился и где моя семья жила в начале девяностых, соответственно, на ней никак не могла быть изображена Бирюса. В комнате было три окна – два выходили на улицу, и из них также был виден наш скромный сад, а из третьего можно было полюбоваться огородом, полем, дорогой и видневшимся вдали берегом реки.

Всего же наш участок занимал чуть больше двух тысяч квадратных метров – он был двадцать метров в ширину и сто метров в длину. Правда, почти половина этой территории была непригодна для выращивания чего-либо, кроме самой обычной травы, потому что середина участка находилась в низине и почва там была заболоченной. Зато ту же самую траву можно было косить и заготавливать как сено. И как нетрудно догадаться, в ближней части к дому располагался огород, на котором выращивались картошка, лук, морковь, клубника, малина и многое другое. А в дальней части нашего участка росло ещё несколько плодоносных кустарников и деревьев. Самой любимой моей ягодой была облепиха, и ради неё в детстве я не ленился и пробегал через всё поле, не боясь замараться и промочить ноги. А избежать этого можно было только переступая с кочки на кочку, которые возвышались над водой в той самой низменности.

Я мог бы долго пытаться описывать свои чувства, которые я испытываю, воспоминая всё это, но это как раз тот случай, когда никакие слова не смогут выразить всю палитру чувств. Достаточно сказать, что, несмотря на то, что прошло уже очень много времени, все эти картины остаются столь же чёткими, как будто я видел их вчера, и они будут жить в своём первозданном виде, пока буду жить я. Меня наполняет безумный трепет каждый раз, когда я вспоминаю их, и лишь раз за разом с грустью спрашиваю, прямо как в тот день: «Неужели всё это больше никогда не будет нашим?!» Но я возвращаюсь к своему повествованию.

Нам понадобился примерно час на то, чтобы обустроиться, вытащить из машины всё, что мы привезли с собой, и немного перекусить после дороги. Родители вышли во двор, а я занял место на одной из кроватей – в доме была такая приятная прохлада, которая спасала от стоявшей вот уже который день подряд страшной жары. Ближе к вечеру температура поднималась почти до тридцати градусов, небо было ясным и беспощадному солнцу ничто не мешало направлять свои лучи на измученную землю. А я тем временем был в глубокой задумчивости и пытался решить всё те же проблемы. Через несколько минут в дом вошла мама и поспешила обратиться ко мне, и её тон показался мне неоправданно восторженным для подобной минуты:

– А ты почему до сих пор валяешься?

– А что ещё делать? – раздражённо ответил я.

– И ты собираешься всю неделю так пролежать?

– Почему бы и нет?

– Да как ты можешь?! Здесь же такая красота, только посмотри на улицу! Можно гулять целый день, и погода такая потрясающая.

– Ты же знаешь, что я ненавижу жару. И к тому же, если здесь действительно так красиво, то почему вы собрались продавать дачу? Ведь с этим домом так много связано. Я не понимаю, как вы можете так поступать.

– Ты опять начинаешь? Мы же обсуждали это сотню раз.

– А я всё равно не понимаю.

– Ты же знаешь, что мы собирались сделать это уже несколько лет после того, как бабушка перестала ездить сюда и ухаживать за огородом и домом. Ей уже тяжело этим заниматься, хотя для неё эта дача значит гораздо больше, чем для нас. Но сейчас она уже не может. А для нас это слишком накладно – только представь, сколько бензина и времени приходится тратить на то, чтобы добраться сюда! А урожай это не оправдывает. К тому же у нас теперь есть свой огород в городе. Ты же и сам всё это знаешь.

– Да, знаю, но всё равно я бы не стал это делать.

– Но ведь ты же почти не появлялся здесь все последние годы!

– Да, но это ничего не значит. Я не хочу, чтобы эту дачу продавали.

– И при этом ты не знаешь, чем занять себя здесь?

– Да, не знаю. Честно говоря, мне кажется, что эта неделя будет по-настоящему мучительной. Жара, огород, работа, тишина, скука, обида и тоскливые воспоминания – всё это не вселяет оптимизм.

– Так найди ещё что-нибудь.

– Что? Пока что я абсолютно ничего не хочу. Даже гулять. И не уверен, что захочу.

– А твои стихи? Попробуй что-нибудь написать в эти дни. Только представь, сколько свободного времени у тебя будет без телевизора, компьютера и твоих друзей, которые тоже только и знают, что сидеть за компьютерными играми. В жизни ещё столько всего прекрасного, помимо этого! Неужели ты не видишь?

– К счастью, у меня есть ещё целых шесть дней для того, чтобы попытаться увидеть это. Но пока что интрига кажется слабоватой – смогу ли я пережить эту неделю, не сойдя с ума?! Где же тут искать вдохновение?

– Просто попробуй и всё получится.

– Попробую. Лучше скажи, когда мы начнём копошиться в огороде?

– Копошиться? Ты всё никак не избавишься от этого слова?

– Оно мне нравится, и оно очень хорошо выражает мою бесконечную любовь к данной работе!

– Вечером начнём.

– А сейчас что?

– А сейчас папа уже ушёл в гости к своему старому другу – Вовке Фирсову, который купил здесь домик в начале прошлого лета, правда, в другой части деревни. Туда нужно идти минут двадцать-тридцать. Он сейчас тоже здесь вместе со своей семьёй. Представляешь, какое совпадение! А так они живут в Тайшете уже несколько лет. Думаю, что папа проведёт там пару часов, им есть о чём поговорить. Наверняка сразу же договорятся на счёт рыбалки и уедут на пару дней завтра или послезавтра! Уж я-то их знаю. Ну а я сделаю ещё пару мелких дел и тоже пойду туда. Я прошлым летом успела хорошенько сдружиться с женой папиного друга, тётей Леной, поэтому я там тоже не буду лишней. В общем, мы проведём там пару часов, а когда вернёмся, как раз успеем заняться огородом до заката.

– И почему я обо всём этом не знаю?

– А что тут удивительного?! Надо было почаще приезжать сюда прошлым и этим летом, и тогда бы ты знал всех наших новых знакомых! Кстати, не хочешь с нами? У них есть дочка, твоего возраста. Её зовут Марина, очень хорошая девочка. – И мама хитро улыбнулась в этот момент, что мне сразу же не понравилось.

– И что? – раздражённо переспросил я, хотя прекрасно понимал, на что она намекает.

– Ничего, я просто подумала, что будет здорово, если вы познакомитесь.

– Познакомитесь? И зачем? Это всегда так мерзко, когда родители занимаются сводничеством! Признайся, что у тебя сразу пошли мысли о том, что мы должны сначала подружиться, потом полюбить друг друга, начать встречаться, а потом семья и дети! – как ни странно, но на полном серьёзе возмутился я.

– Как далеко ты пошёл! Нет, поверь, я не думала даже о половине из этого списка. И познакомить вас я хотела вовсе не для этого, просто мне кажется, что вы подойдёте друг другу по характеру. – И она улыбнулась ещё более хитро.

– А если не для этого, то тем более – какой в этом смысл? Какой смысл в том, чтобы знакомиться с новыми людьми? Через неделю я уеду отсюда, через месяц я уеду учиться в Красноярск, осенью вы продадите дом, и вполне возможно, что мы никогда больше не увидимся! И какой тогда смысл встречаться, знакомиться, создавать неловкие ситуации, делать вид, что нам интересно общаться друг с другом?

– У тебя по-прежнему какие-то пугающе странные взгляды на человеческие взаимоотношения?

– Странные? Да они истинные! И я уверенно заявляю, что во всём этом нет никакого смысла – в общении, в дружбе и тем более в любви.

– Как ты можешь говорить такое? А вспомни свою одноклассницу, которой ты посвятил столько стихов и которую ты вроде как любил. Разве в этих чувствах не было никакого смысла?

– Эти стихи отвратительные, – с неохотой ответил я, не желая касаться этой больной темы.

– С чего ты взял?

– Я отправлял эти и не только эти стихи на конкурс, а там мне сказали, что я бездарь и ничего не умею.

– Так и сказали?

– Нет, но смысл был именно такой.

– Но даже если и так, то ведь всё ещё впереди! Нельзя на всю жизнь остаться в обиде и всё бросить из-за одного конкурса. Главное продолжать верить, бороться, искать и пытаться создавать что-то новое. Помни, что самое лучшее произведение – это то, которое ты пока что не написал.

– Возможно. Но я больше не верю в себя и не знаю, что мне поможет вернуть эту веру.

– Зато я знаю – это любовь!

– Фу, мама! Мне стыдно за тебя! Что такое любовь? Что в ней хорошего? Тем более для творчества! Ты бы знала, как уже надоели все эти авторы, которые только и знают, что свои любовные истории и счастливые концовки, в которых главные герои, преодолев все трудности, встречаются, обнимаются и целуются! И никто не сомневается, что они будут жить долго и счастливо. Фу, какая мерзкая банальность! Не представляю, чтобы я когда-нибудь в своём творчестве опустился до такого. В жизни так не бывает. Даже если какое-то время у влюблённых всё будет хорошо, то потом обязательно начнутся ссоры, проблемы, расставания и, не дай бог, дети. К тому же всё это обязательно закончится старостью и смертью, и никакой счастливой концовки не будет! Так стоит ли оно того?

– Какой ужас! Пожалуй, именно это я и перескажу ей, когда она спросит меня о том, почему ты не пришёл.

– Не возражаю.

– А мне вот не терпится с ней встретиться! Тем более после такого перерыва – я не видела её с прошлой осени. Она тоже редко приезжала вместе с родителями.

– Я рад за тебя.

– А всё-таки зря ты не хочешь пойти. Она хорошая девочка, правда, со своими причудами, но с другой стороны у тебя этих причуд не меньше! Напоминаю, что её зовёт Марина, ей семнадцать лет, она чуть-чуть ниже тебя и у неё светлые волосы. Это если вдруг ты надумаешь погулять и встретишь её на улице.

– Мама! Хватит уже про неё и про любовь! Надоело.

– Ладно, ладно, всё, ухожу, ухожу. Через пару часов мы вернёмся.

Вас вполне могут удивить некоторые весьма резкие и неоднозначные мои суждения и сам стиль моего общения. Но не сомневайтесь в том, что именно так я и разговаривал с людьми в семнадцать лет! А точнее, я не сомневаюсь в том, что разговаривал тогда ещё более резко, грубо, раздражённо и пренебрежительно, чем я могу припомнить и описать это сейчас. Всё-таки прошло уже немало лет с тех пор – если быть точным, то четыре. Когда я пишу эти строки мне уже двадцать один, но я могу смело заявить, что многие из тех странностей и резких суждений о той же любви не покинули меня до сих пор и в том или ином виде они продолжают существовать. Я бы даже сказал, что это самый мягкий пример того, с какой неоднозначностью я относился к жизни, но при этом хорошо иллюстрирующий мой весьма причудливый характер. И у меня действительно были и остаются «пугающе странные взгляды на человеческие взаимоотношения». К тому же у меня всегда имелось достаточно поводов обижаться на судьбу, прямо, как в начале описываемой мной недели! Хотя многому действительно было суждено измениться, начиная с того самого августа, – я, безусловно, стал «лучше» во всех смыслах этого слова, но сейчас не об этом.

В тот вечер я действительно был далёк от оптимизма, и мои резкие ответы объяснялись, в частности, и откровенно плохим настроением. Которое, начиная с самого детства, было моим верным спутником – мы редко расставались. И в эти часы я привычно досадовал на себя – вместо того, чтобы спокойно радоваться успешной сдаче экзаменов и поступлению в университет, я вынужден находиться здесь, на этой кровати, и тратить время на бессмысленные рассуждения о какой-то там «любви»! Не буду спорить с тем, что мои красивые слова на эту тему в первую очередь были лишь защитной реакцией – тем самым я говорил о том, что мне вполне хорошо и без любви, но я, конечно же, не отказался бы от неё. Но проблема была в том, что я действительно не верил в идеальные отношения, в то, что настоящие чувства могут жить долго и что они стоят того, чтобы потом мучиться всю оставшуюся жизнь. К тому же у меня никогда не было иллюзий по поводу своей внешности, характера или каких-либо ещё качеств – я знал, что я не был достоин ни одной из тех немногих девушек, с которыми я бы действительно хотел связать свою жизнь. Всё это и многое другое действительно позволяло сказать, что я не верю в любовь, что я не жду её и что я вижу лишь её отрицательную сторону. Любовь имеет право существовать только как безумный мимолётный роман, развивающийся при каких-то удивительных, уникальных обстоятельствах, которым не суждено когда-либо повториться, и соответственно за такие отношения не нужно цепляться, у них не должно быть никаких последствий. «Отпускай людей так же легко и спокойно, как ты впустил их в свою жизнь», – так я неоднократно говорил и так я действительно думал. Был ли я счастлив при этом? По-своему, да. От природы я был одиночкой, и мне действительно в какой-то степени нравилось это.

За этими рассуждениями я провёл те самые несколько часов, пока родители были в гостях, а дальше всё было по плану. Мы направились в огород, который уже заждался нашего появления, и он действительно приготовил нам много работы. Мы ходили за водой, поливали, собирали урожай, копались в земле, пололи и уничтожали несчастные сорняки – в общем, ничего интересного. И управились мы только ближе к закату, который знаменовал собой одиннадцать часов вечера. После этого мы вернулись в дом и начали готовиться ко сну. Родители расположились в главной комнате, ну а я, конечно же, в прихожей. Благо, что ночи были тёплые, почти жаркие, поэтому что-что, а холод меня не беспокоил. Но всё равно дискомфорт ощущался – кровать была неудобной, вокруг темно, пыльно и почти жутко. И за те примерно два часа, что мне пришлось ожидать сон, я успел не один десяток раз возмутиться и пожалеть о том, что всё-таки согласился сюда приехать. «А ведь это только начало», – с ужасом думал я. И начало это вряд ли можно было назвать хорошим – мне по-прежнему было тоскливо, скучно и неуютно.

День Второй

Река

Благо, что я смог проспать целых девять часов и проснулся только в десять часов утра. Родители уже начали увлечённую огородную работу, не разбудив меня, на что я, конечно же, не стал обижаться. Для начала я просто побродил по дому, и в какой-то момент мой взгляд привлёк наш огромный шкаф. Я неожиданно осознал, что совсем не помню, что же хранится там, и потому решил открыть его и посмотреть. Это был какой-то мимолётный порыв ещё толком не проснувшегося разума, и после достижения цели он испытал очевидное разочарование – в шкафу хранилась лишь старая одежда дедушки. Примерно минуту я внимательно осматривал её и мысленно поражался тому, какой странной была деревенская мода во второй половине прошлого века. Правда, не знаю почему, но меня сразу же привлекла одна из рубашек, которая показалась мне достаточно красивой, несмотря на солидный возраст, – когда-то, вполне возможно, она была белой, но сейчас она скорее была серой. А рядом с ней занимали своё место вполне неплохие брюки – это единственное, что мне хоть как-то понравилось, и поэтому я брезгливо захлопнул шкаф, тут же возмутившись по поводу того, зачем мне вообще понадобилось тратить на это время. После этого я поспешил умыться, позавтракать и вскоре присоединился к родителям в огороде. С небольшими перерывами наша работа продолжалась аж до часа дня, но после этого можно было смело сказать, что самое страшное уже позади, – всё, что можно было полить, было полито, всё, что можно было собрать, было собрано, всё, что можно было прополоть, было прополото. Поэтому теперь можно было наконец-то начинать отдыхать! Все оставшиеся дни обещали значительно меньше работы, хотя в данное утро меня это не сильно радовало, даже несмотря на то, что работать приходилось в адских условиях. Ведь передо мной возникал всё тот же великий вопрос – что же делать, когда делать нечего? На что лучше всего потратить бесценное время своей жизни? Какое занятие достойно этой траты, а какое нет? Но, когда у тебя плохое настроение, всё кажется бессмысленным.

Во втором часу дня мама начала готовить роскошный обед, главной составляющей которого была варёная картошка, а я тем временем решил развлечь себя своей любимой детской забавой – я залез на забор, а затем на крышу сарая, с которой открывался чудесный вид. Конечно, его нельзя было сравнивать с фантастическими пейзажами, открывающимися с каких-нибудь гор, с высоты Эйфелевой башни или Статуи Свободы. Но и он был по-своему хорош. Кстати говоря, это было моё любимое времяпрепровождение примерно с восьми до пятнадцати лет – залезть куда-нибудь на крышу, где я в любое время мог наслаждаться красотой окружающего мира. Я даже упоминал об этом в одном из своих стихотворений. И я мог сидеть там часами подряд, практически не двигаясь, смотря вдаль и погружаясь в мысли, сюжеты и мечты. И ничто в этой жизни не могло быть прекраснее этого. Я был счастлив на той крыше, в тишине, в одиночестве и в то же время наедине с целым миром, у которого не было границ, – он дарил мне всю свою красоту и ничего не прятал, а мне больше и не нужно было ничего для того, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливым. И расстраиваться меня заставляло лишь то, что любой такой день неминуемо подходил к концу, как и всё лето, ради которого я и жил все эти годы. Что было в моей жизни остальные девять месяцев в году? Школа, учёба, люди – всё это не вызывало во мне ничего, кроме отвращения. Нет, я был по-настоящему счастлив лишь в такие минуты. И вот совершенно неожиданно то самое счастье наполнило меня впервые после столь значительного перерыва. Я сидел на той крыше почти целый час, и меня совсем не смущала жара – с каждой минутой мне становилось всё лучше и лучше, я вновь ощутил вкус своего детского счастья, а боль и тоска начали покидать меня. За этот час я прервался лишь однажды для того, чтобы спуститься и сходить за своей тетрадью, потому что меня начали накрывать вдохновенные мысли, и я страшно хотел сохранить эти блаженные мимолётные чувства на бумаге. И, вернувшись на крышу, я всего за несколько минут оформил следующие четверостишия: