Текст книги "Солнечные рассказы"

В три часа под синей пальмой

Ночь на Окуносиме выдалась на удивление тёплой и тихой. То была особенная ночь. Луна освещала неспешно колышущиеся верхушки пальм, широкие листья южной магнолии и песчаные тропинки, ведущие от деревянных домов к океану. Был слышен шум волн, ночных птиц и тихий шелест листьев. Белый песок под ногами Киоко казался ещё белее белым в свете луны, чем днём на солнце. Киоко была маленькой девочкой, дочкой рыбака, и помогала отцу в его деле. Она была папиной дочкой и при том, что семья жила небогато, Киоко не знала нужды ни в чем и очень любила своих родителей, отца Акидзуми и мать Айано. В последнее время дела с рыбной ловлей у Акидзуми шли неважно, и семья ходила во время отлива ночью на океан, чтобы собрать устриц. Вода возвращалась быстро, и то короткое время ночью, когда устрицы были прямо под ногами, на мокром песке, использовалось почти всеми жителями деревни для того, чтобы поживиться самим и продать кое-что на местном рынке.

Так было до недавнего времени, пока наместник императора в префектуре Окуносима не распорядился запретить сбор устриц жителям деревни. Наместник Акинобу славился своей жестокостью и нетерпимым нравом. Он желал разбогатеть, собирая для себя устрицы со всего побережья Окуносимы и раздавая взятки послам императора. Акинобу приказал своим вооружённым слугам собирать устрицы лично и внимательно следить за тем, чтобы ни один нищий, как он называл местных жителей, не смел трогать его богатства. Не успев объявить приказ, слуги Акинобу в первую же ночь арестовали многих крестьян и рыбаков и объявили за них немалый выкуп. Одним из таких арестованных оказался отец Киоко, Акидзуми. Его жена, прекрасная черноволосая Айано, убитая горем, спрашивала денег взаймы во всех дворах в округе, но собранных средств едва хватило бы на взятку для того, чтобы просто подойти к замку наместника. Айано пыталась пробраться на песчаный пляж ночью, чтобы незаметно собрать устриц, но всякий раз слуги Акинобу замечали её и не давали подойти к берегу. А однажды чуть не арестовали, как её мужа. Айано не могла больше рисковать своей дочерью и нанялась на малооплачиваемую, но безопасную работу прачкой. Киоко была хоть и маленькой, но очень смышлёной девочкой, она все понимала и очень хотела вновь увидеть своего отца Акидзуми. И однажды ночью она вопреки воли матери вышла из дома и направилась к океану. Киоко знала, что нужно делать. Итак, то была особенная ночь.

Киоко никогда прежде не выходила ночью на улицу одна. Она швыряла босыми ногами песок, раскидывая его по кустам и слушая шелест. Девочка улыбалась и поначалу в озорстве радовалась своей вольности и, как она считала, свободе. Киоко надеялась и очень хотела незаметно собрать на пляже устриц, продать их, и самой собрать достаточно денег, чтобы выкупить своего отца Акидзуми, которого она очень любила. Киоко не спешила идти на берег океана, она знала, что отлив только начинается и пока думала, как осуществить свой план. Внезапно из куста выскочили два кролика, один чёрный, другой белый. Они испугались песка, падающего на них сверху и, в недоумении, уставились на Киоко, а девочка на них. Пошарив по карманам, Киоко обнаружила у себя горсть пшена. Она широко улыбнулась и насыпала пшено прямо себе под ноги. Кролики, поведя носом, подскочили к девочке и принялись есть пшено, наступая прямо на ноги Киоко. Девочка стала смеяться, но, когда из кустов стали выбегать другие кролики, она удивилась и даже присела на песок. Кроликов становилось все больше. Тогда Киоко вынула из-за пазухи кусок хлеба, который взяла себе, чтобы перекусить ночью. Она бросила хлеб кроликам, и те съели его.

Высоко в темно-синем ночном небе плыли редкие облака, а звезды сияли так ярко, что можно было увидеть все в деталях, каждое созвездие. В такой темной синеве ветви пальм казались девочке тоже почему-то синими. Синие пальмы, так говорил ей отец. Он много рассказывал ей о звёздах, и когда девочка подняла голову наверх, то вдруг перестала смеяться. Киоко опустила взор и с удивлением заметила, что кролики не уходят, а сидят у кустов и рядом с ней и смотрят на неё. В ту ночь Киоко не пошла на берег за устрицами, но у неё родился план, который не давал ей покоя весь следующий день и вечер. Следующим же вечером, когда Айано уже легла спать после утомительной работы в прачечной, девочка взяла дома небольшой мешок пшена и много матерчатых ленточек, которые она сделала из другого мешка, и вновь отправилась по песчаной тропе к океану. Вторую ночь Луна была полной, и Киоко все в округе видела очень хорошо. В эту ночь девочка взяла пшено и вновь насыпала горсть у кустов, где видела кроликов, которые и в этот раз не заставили себя долго ждать. Киоко сыпала горсти пшена впереди себя и шла к океану за все прибывающими в числе кроликами. Когда девочка пришла на пляж, то увидела самурая, вооружённого катаной и копьём.

– Куда идёшь! А ну стой! Или ты не слышала приказ наместника императора? – Не смотря на то, что перед воином был ребёнок, тот обнажил катану и угрожающе поднял её вверх.

– Дяденька, мои кролики убежали! – Застонала Киоко жалобным голосом и посмотрела на самурая такими глазами, что тот невольно опустил меч вниз и осмотревшись, удивился тому, что увидел. Кролики бегали тут и там, и у его ног.

Как только воин посмотрел вниз, девочка незаметно бросила горсть пшена вперёд, и кролики запрыгали в ту же сторону.

– Прошу вас, храбрый самурай, вы очень смелый и отважный! Помогите мне поймать моих кроликов! А то мне не справиться с ними одной!

Слуга Акинобу фыркнул, заправил катану в ножны и с важным видом произнёс:

– Лови сама своих кроликов. Что мне, заняться что ли нечего? У меня есть дело поважнее.

Самурай отвернулся и стал поправлять свои наплечники.

Девочка сделала печальный вид и, то и дело приседая на корточках, сыпала пшено в сторону отлива. Когда она добралась до камней с устрицами, то стала, незаметно собирать их и привязывать кроликам к брюшку с помощью заготовленных заранее тонких ленточек из мешковины, которые били незаметны ночью. Наблюдая за странной девочкой, на пляже собрались уже несколько слуг Акинобу. Они переговаривались, показывая на Киоко.

Девочка собирала устрицы и привязывала из к кроликам, при этом делая вид, что ловит их.

Когда же она закончила и направилась обратно, в сторону дома, её остановили самураи и, ухмыляясь, спросили:

– Ты что же, девчонка, за дураков нас приняла? Обыщите её, живо! И если найдёте хоть одну устрицу, – ведите в темницу. Мы научим тебя уважать императора! Самураи смеялись и опирались на катаны, воткнутые в песок.

Когда же, обыскав девочку, они ничего не нашли, то очень удивились.

– По-моему она действительно выпустила своих кроликов из загона, и теперь ловит их, пока ей не попало от родителей. Странно. Я никогда такого не видел. – Сказал один из воинов и задумался, подперев подбородок.

Киоко была рада, что её план удался, она незаметно сыпала пшено и шла к дому, возле которого по прибытию она высыпала на песок остатки пшена, и стала ощупывать кроликов. Девочка развязывала ленты и собирала устрицы в мешок. Так Киоко набрала целый мешок отменных устриц.

Кода утром девочка рассказала маме о своём ночном приключении, та сначала поругала её, но потом, обняв, похвалила и расцеловала.

– Какая ты у меня умница! Я так тобой горжусь. – Сказала Айано.

Так было ещё несколько ночей, когда Киоко ходила собирать устриц на разных пляжах неподалёку от своего дома, и каждый раз она набирала большой мешок устриц.

Когда же Айано вместе с дочерью продали всех устриц на рынке, они выручили хорошую сумму денег, более чем достаточную для выкупа Акидзуми. И хоть продажа устриц была довольно рискованным делом, местные жители придумали целую систему оповещения на случай прибытия на рынок слуг наместника императора. И когда те являлись, весь запрещённый товар надёжно прятали, будто его и не было.

Так в один из дней Айано вместе с дочерью отправились во дворец Акинобу, взяв с собой мешочек с монетами и немного воды. Утро в тот день выдалось жарким, но тенистые пальмы и заросли спасали от зноя.

По пути к дворцу им встретился крестьянин, который шёл, понурый, им навстречу с поникшей головой. Крестьянин был почти раздет. На нем были порванные штаны и какая-то грязная обмотка на плечах.

– Приветствую вас, добрый человек! – Поздоровалась Коко, как её всегда учили делать родители.

Крестьянин еле заметно улыбнулся, кивнул головой и побрёл дальше, сдерживая слезы.

Девочка вопросительно посмотрела на мать, затем на прохожего, а затем опять на мать.

Айано устало кивнула дочери, и та бросилась вслед проходящему крестьянину.

– Постойте, дяденька! Постойте. Почему вы грустите? Что у вас случилось? Киоко была удивительно добрым и отзывчивым ребёнком. Так её воспитали мать и отец.

Крестьянин широко улыбнулся, увидев девочку, и присел на корточки.

– Как тебя зовут, милое дитя? – Спросил он.

– Я Киоко, а это моя мама Айано. – Девочка показала на маму опять посмотрела на крестьянина.

Айано подошла ближе взяла дочь за плечо.

– А тебя как? – Спросила девочка.

– Меня зовут Ясухиро. – Ответил крестьянин.

– У вас прекрасная дочка, – начал рассказ крестьянин, – у меня тоже была семья. Моя красавица жена и дочь, они так похожи на вас. – Было видно, как глаза крестьянина погрустнели.

– Их забрали в ту чёрную ночь, вместе с остальными и увели в темницу наместника. За них объявили большой выкуп, но я работал день и ночь и собрал необходимую сумму денег. И теперь, когда я пришёл к наместнику во дворец, Акинобу обманул меня, назвав цену, большую, чем значилось в указе. Этот человек не дал мне даже увидеться с моими Рико и Томико. Крестьянин опять опустил голову и обхватил её грязными, испачканными в земле пальцами.

Девочка погладила Ясухиро по голове. Айано же задумалась и присела рядом.

– Не печалься. Безвыходных ситуаций не бывает. – Сказала девочка.

– Ах, милое дитя, и кто же сказал тебе это? – Спросил Ясухиро.

– Мой папа. – Ответила Киоко.

Над головами, сидящих на фоне ярко синего неба, колыхались верхушки пальм. И то и дело сквозь их ветви на землю пробивались яркие лучи палящего солнца. Но лёгкий воздух с океана заметно разбавлял полуденный зной Окуносимы и приятно освежал.

Вдруг из-за куста выскочил чёрный кролик с белыми ушами и поскакал прямо к Киоко. Та вскрикнула и вскочила на ноги. Кролик повёл носом и подскочил ещё ближе к девочке и стал нюхать её ноги.

– У меня нет сейчас пшена. – С улыбкой сказала Киоко и отошла.

Крестьянин и Айано смотрели на происходящее с недоумением.

– Сколько тебе не хватает на выкуп твоей семьи? – спросила тихо Айано у Ясухиро.

Крестьянин удивлённо посмотрел на женщину.

– Двадцать пять кобусэнов. – Ответил крестьянин и покачал головой.

– Мы можем одолжить тебе эти деньги. – Сказала Айано.

Ясухиро улыбнулся и пристально посмотрел на женщину и девочку.

– Не исчезнет под водой старый Окунасима, пока на нем живут такие добрые люди, как вы. Но я не могу принять вашу помощь, вы ведь идёте во дворец для того, чтобы выкупить кого-то из своей семьи. И если взяточники-охранники назовут вам большую сумму, то вы не сможете этого сделать.

– А я помню тебя, Ясухиро, слегка улыбнувшись, произнесла Айано. Когда я была ещё маленько девочкой, я видела состязание мужчин на празднике урожая Танабата в соседней деревне. Ты неплохо владел деревянным мечом. – Сказала Айано и пристально посмотрела на Ясухиро.

– Да, было дело, – ответил с улыбкой крестьянин, – я тогда познакомился со своей Рико.

Лицо крестьянина расплылось, а глаза засветились, как две жемчужины под полуденным солнцем на берегу океана.

– Я и сейчас кое-что могу. – Произнёс Ясухиро. Кроткое воспоминание вернуло его к жизни и к её краскам, к ощущению вкуса каждого мгновения и безмятежности лет. Мужчина словно засветился изнутри и сразу будто сбросил лет десять своего возраста.

Айано смотрела на Ясухиро взглядом женщины, которая помнила этого человека другим, не таким как теперь, на пути от дворца наместника, с растрёпанными волосами и потухшим взором. Айано знала, как зажечь его пламя, чтобы костёр жизни Ясухиро загорелся вновь. И она, сделав это, теперь просто, довольная собой, наблюдала.

Мужчина улыбался и, оглядевшись, вынул из ножен тесак для обработки дерева. Он скинул с себя потёртую грязную рубаху и расправил плечи, выпрямившись во весь рост. Несмотря на почтенный возраст, Ясухиро оставался в отличной форме. Тяжёлая работа и скромный рацион не давали мускулам одрябнуть, а животу округлиться. Подкинув тесак вверх, он поймал его у себя за спиной и сделал с ним несколько трюков, так что Айано только и успела разглядеть несколько мгновенных отблесков лезвия и игру напрягшихся жил предплечий Ясухиро. Мужчина не стал калечить стоящую рядом пальму, и воткнул тесак в землю, у ног Айано.

Затем крестьянин поднял свою рубаху, одел её и, заправив тесак в деревянные ножны, произнёс:

– Там, на празднике урожая Танабата была моя Рико. Она пропала потом, но я нашёл её через год, и мы были неразлучны с ней до той самой чёрной ночи, когда она пошла собирать устрицы вместе с Томико. До сих пор себя виню, что в ту ночь был на работе и не смог остановить их, оградить от этого рискованного дела.

Взор Ясухиро опять стал прежним.

– Я дам тебе двадцать пять кобусэнов, Ясухиро, – сказала Айано и положила руку ему на плечо.

Спасибо, добрая Айано! – ответил Ясухиро, и они вместе двинулись дальше.

Прошло немного времени, как на их пути встретилась женщина, вся в ссадинах, одетая в лохмотья. Она шла, качаясь из стороны в сторону, вдоль тропинки и вздыхала, время от времени опираясь на стволы пальм по краям дороги. На вид женщина была средних лет, и Айано сразу не узнала её. То была ткачиха по имени Джун, что жила неподалёку от дома Акидзуми и Айано.

Когда Джун приблизилась к путникам, она, увидев Айано, бросилась к подруге со слезами и рассказала, как она хотела было выкупить своего мужа из плена во дворце Акинобу, но ей не хватило пятнадцать кобусэнов, а она так хотела увидеть своего возлюбленного, что прорвалась через кордон охраны, и те её избили. Женщина рассказывала сбивчиво и непонятно.

Ясухиро, слушая рассказ Джун, стиснул пальцы на рукояти тесака, а затем подошёл и обнял её, прижав к себе так крепко, что женщина перестала плакать и успокоилась.

– У нас же есть лишних пятнадцать кобусэнов, так, чтобы ещё хватило и на папу? – спросила Киоко вслух и так громко, что все повернулись к девочке, а затем посмотрели на Айано.

Джун же не посмела даже поднять глаза, чтобы попросить такую сумму у Айано. Она тоже понимала, зачем та идёт во дворец.

Айано же стало жаль Джун и она одолжила ей нужную сумму.

– Скажи, Айано, а если охранники Акнобу и тебе скажут, что нужно больше монет за выкуп, чем значилось раньше, что ты будешь делать? – Спросила её Джун с удивлением.

– Не знаю.

Айано оглядела окружающих и опустила голову вниз. Киоко возилась где-то в кустах, пытаясь поймать кролика.

Мы не оставим тебя, Айано, добрая женщина, сказал Ясухиро, посмотрев ей в глаза.

Так путники все вместе отправились по тропинке через пальмовый лес в сторону дворца наместника.

В пути Джун заметно оживилась и даже воспаряла духом. Её женский стан выпрямился, а походка вновь стала плавной и грациозной. Она повеселела и даже пыталась вместе с Киоко ловить в кустах кроликов. Девочка была уверена, что все идёт куда как хорошо и была довольна собой, что собрала столько устриц на пляже всего за несколько ночей.

Айано то и дело заглядывала в мешочек с монетами и пересчитывала их, иногда отвлекаясь на разговоры. Того количества монет, что было в мешочке, должно было хватить для выкупа Акидзуми ровно по указанной прежде цене.

Друзья шли и общались между собой. Киоко рассказывала про то, как она обманула самураев на пляже и как собирала устрицы с помощью кроликов. Девочка подпрыгивала и забегала вперёд по дороге, периодически пропадая из виду в пальмовых зарослях.

В какой-то момент у всех путников сложилось ощущение семьи, той, что их лишили в одну ночь, и той, ради которой каждый их них мог пожертвовать сейчас чем угодно. Каждый был уверен в том, что время до встречи с близкими теперь ограничено только лишь длиной пути, тропинки до дворца Акинобу.

Близился вечер, когда друзья приблизились к посту охранников-самураев недалеко от дворца. Закатное солнце озаряло снизу редкие облака и проливало розовый цвет на склоны холмов, что возвышались за пальмовыми зарослями. Вечерние птицы перекликались между собой. Стрекотала мошкара, до того прятавшаяся от жаркого дня.

Рядом с ними путники увидели ещё четверых мужчин и двоих женщин, которые стояли в стороне от тропы и что-то обсуждали. Подойдя к ним, друзья узнали, что эти люди были жителями деревни, что располагалась неподалёку, и они тоже пытались выкупить своих родных их заключения, но охранники отказали им, ссылаясь на то, что сумма для выкупа недостаточная. Хотя каждый их тех людей утверждал, что самураи изначально называли меньшую сумму. Айано, Ясухиро и Джун слушали их рассказ с недоумением. Но во взгляде и словах Айано было что-то такое, что не позволяло всем собравшимся за беседой повесить головы, и Ясухиро, как и Джун, теперь уже не были прежними. Почувствовав настроение встретившихся им путников, мужчины и женщины, стоявшие у тропинки недалеко от поста самураев, словно приободрились и стали что-то обсуждать, а затем все вместе подошли к охранникам.

Самураи на посту выглядели уставшими, изнурёнными зноем и саке. А множество доспехов, завязок и грузные шлемы, не позволяли им принять вечернюю прохладу. Увидев новых путников, охранники не сразу узнали в них тех бедных просящих крестьян, что приходили к ним до этого момента. Но теперь ни страха, ни сомнения в их глазах не было. Рубахи у мужчин были затянуты у кого на поясе, у кого на голове, вместо панамы, как спасение от дневного пекла. У кого-то за поясом виднелся тесак, кто-то держал в руке длинный шест, а у одного, что был из кузнецов, – меч. Женщины держались в стороне, но ни одна не смотрела вниз, взоры их были подняты и полны внимания. Айано с Киоко стояли позади всех.

Поначалу самураи даже подумали, что вновь пришедшие люди были слугами некого вельможи, которого вот-вот доставят во дворец на визит к Акинобу. И лишь после того, как Ясухиро стал говорить с охранниками, они прыснули и, покачиваясь, стали разворачивать папирусные свитки. Ясухиро протянул охранникам монеты и ещё о чем-то спросил их.

Один из самураев пристально посмотрел на него и затем ткнул пальцем в виток, что-то показывая на бумаге.

– Этого недостаточно! Сказал с усмешкой самурай. Вот смотри, тут же написано, сколько нужно. Все иди, не отвлекай от службы!

Ясухиро не стал смотреть на то, что было написано в свитке. Он посмотрел на охранников, и глаза его блеснули так, что те разом перестали смеяться. Затем Ясухиро развернулся, подошёл к путникам и сказал тихим голосом:

– Айано, спасибо тебе, добрая женщина. Возьми обратно деньги, что ты дала мне, они не пригодятся. Я обратно не поду, а вы возвращайтесь в деревню, передайте… – начал было он, но тут в разговор вмешался кузнец, чьё имя было Ючи. —

– Я тоже е пойду, нет мне пути домой. Дома пусто.

– И я тоже, и я. – Продолжили говорить мужчины.

Сошлись на том, что женщины должны идти обратно в деревню и передать послание старейшине от пятерых мужчин.

Киоко сопротивлялась и не хотела возвращаться без Акидзуми. Но Айано убедила её, что они просто идут за устрицами, и ещё вернутся за отцом.

Как только женщины скрылись из виду, Ясухиро подошёл к посту и, выхватив тесак, несколькими движениями перерубил бамбуковые опоры, держащие навес, отчего тот в один момент рухнул на шлемы самураев.

Выхватив мечи, охранники высвободились через упавший соломенный навес и только собрались броситься на Ясухиро, как увидели, что окружены вооружёнными, кто чем, крепкими на вид мужчинами. Самураи встали, как вкопанные, больше от неожиданности, чем от мысли об опасности. Этого замешательства хватило для того, чтобы выбить из их рук мечи и связать, оставив на обочине у поста. Две острые, как бритва катаны, путники забрали с собой. Никто толком не знал, что делать дальше, но обратного пути никто уже не хотел.

Вечер на Окуносиме выдался необыкновенно тёплый. В воздухе сливались запахи трав, земли и океана. В ещё отступившем зное вились цикады и ночная мошкара. Пальмы словно приветствовали этот вечер, аплодируя листьями на верхушках в лёгком дуновении ночного ветра. Небо полностью очистилось от облаков, и полная Луна вышла из-за пологого склона вулкана, словно для того, чтобы наблюдать что-то необычное.

Пятеро мужчин стояли молча у поста самураев. Широко раскрывающимися ноздрями они жадно вдыхали ароматный вечерний воздух словно в последний раз. Они смотрели по сторонам и друг на друга. Их лица были напряжены, но ни на одном из них не читалось ни тени сомнения или страха, – все это осталось позади. В ту минуту каждый словно почувствовал, для чего он был рождён. И это данное самой природой чувство словно накрыло их с головой, одарив каждого их пятерых задором и лёгкой улыбкой, сменив собой напряжение и выбросив его из сознания, как нечто лишнее и ненужное.

– Вижу волосы твои, моя Рико. – подумал Ясухиро, смотря на колыхание верхушки пальмы, растущей неподалёку.

– Вижу глаза твои, моя Кэтсуми. – подумал Ючи, смотря на звезды.

Немного постояв молча в вечерней тишине и переглянувшись, пятеро еле заметно кивнули друг другу, поняв этот знак без слов.

– Хаджиме! – Выкрикнул Ясухиро и положил руку на рукоять тесака у себя на поясе.

– Йой! – отозвался Ючи и затянул покрепче повязку из рубахи у себя на голове.

И пятеро мужчин молча направились через пост в сторону дворца наместника, где у костра виднелись силуэты охранников-самураев.

В ту ночь пятеро мужчин из окрестных деревень, простых крестьян, вооружённых собственной волей, верой в победу и силой любви смогли войти в историю острова Окуносима как неизвестные воины, сумевшие одолеть в неравном бою двадцать вооружённых самураев из шестидесяти и шестерых отборных войнов-ниндзе, лично приставленных к наместнику Акинобу. Силы израненных пятерых мужчин были на исходе, но бой продолжался вечер и почти половину ночи, пока ровно в три часа под синей пальмой, у поста со связанными охранниками, не оказалось почти все население двух окрестных деревень, вооружённых кто чем. С ними была и Киоко, которая не послушала маму и незаметно, позади всех, пробиралась пальмовыми зарослями ночной дорогой, не теряя из виду взрослых. Разноцветные кролики прыгали ей вслед почти до самой ограды дворца наместника Акинобу.