Текст книги "Infernal"
Автор книги: Алексей Вилков
Жанр: Ужасы и Мистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Зато точно купит новую тачку – это плюс, – отрешенно сказал я, глядя в пустоту.
– Ты рехнулся? Секир помирает, а ты шутишь?! – негодовал Белкин.
С ним Белкин общался чаще, дружили они давно, и время проводили больше, я же не испытывал к Михе особых эмоций. Формально – нет, но авария потрясла меня. Мозг раздвоился: одна половина думала о Лизе, а вторая о Секире. Первая половина побеждала – Лиза важнее, и с ней все в порядке. Секиру, так сказать, не здоровится, но он живучий жучище, так что выкрутится. Его лошадиное здоровье не подкачает. Мне бы стоило быть этичнее и проявить каплю сострадания. Проблем он нам всем подкинул. Набирает обороты проект – Иглесиас, Мадонна, а ключевой компаньон выбывает из строя, сваливая с игры.
Игры? Снова непонятные игры… Прав был Ливенсон, что вся наша жизнь игра, кого ни возьми? И я начинаю проигрывать.
– Секир поправится, – говорю я, утешая Белкина. – Он и не в такие переделки попадал, а сил у него немерено – сам знаешь. Кто может его заменить?
– Никто. Все при делах, да не при наших.
– Вдвоем рулить будем?
– Придется, – пожимал плечами Белкин. – Садись, угощайся. Что встал? Охлади мотор. Сам сижу, пью за двоих. Литр вылакал, как пивной бочонок.
– Брось ты пить еще?! – призвал я к ответственности Белкина. – Сопьешься с горя.
Белкина не остановить. Бедняга переживает и места себе не находит. Какая тут рабочая атмосфера, когда закадычный приятель на грани.
– Секира жалко. Садись? Выпей? Не ломайся, как целка.
– Что за дешевое разводилово? – вновь накатывала злость.
Если от любви до ненависти один шаг, то я уже протопал километр ненависти к этому простофиле и ко всему миру! Я готов был возненавидеть весь мир! Как все достало! И никакого покоя! И мне неважно, что Белкин здесь совершенно не при чем.
– Ты всерьез пьян? – повторяю я. – Возьми такси, гони к себе и проспись. На утро придумай, что наплести боссу. А если ты плачешь о Михе, так езжай в больницу и сиди у его постели, а не распускай нюни под шафе. Ты слышишь меня? Дуй домой или в реанимацию? Да тебя не пустят в таком виде, болван! Давай, шагом марш отсыпаться? И к себе в машину тебя не посадишь – провоняет все! Вставай, Влад! Я поймаю тебе такси.
Долго уговаривать Белкина не пришлось. Компаньон повиновался, и здравый смысл возобладал. Владик чуть-чуть покачивался, но достойно держался на ногах. Почти под руки я вывел его из кабака. Белкин начинал засыпать на ходу. Похлопав его по щекам, удалось привести его в сознание. Через пять минут подкатило такси. Я достал его бумажник и отсчитал денег таксисту, оставив бумажник себе, чтоб у водилы не возникло соблазна обчистить Белкина – второй прокол за одну неделю он точно не перенесет. Посоветовав таксисту довезти приятеля по образцовому порядку (номер машины записал в телефон), я сунул ему еще штуку и распрощался с Владиком. Такси тронулось, а меня охватила гордость. Возможно, именно я предотвратил следующую напасть Белкина. И Секира все еще жаль, и где–то рядом затаилась прежняя ненависть.
Все перемешалось, и я не представлял, какому чувству предстоит отдаться. Поразмыслив, я пришел к выводу, что гораздо безопаснее потушить их все, отпустив ситуацию, как учили на мастер-классах бизнес-тренеры. Гуру коучинга знали толк в расслабухе и пофигизме. Я позавидовал их великому спокойствию и попытался последовать их примеру. Неожиданно получилось – ситуация отпускалась, а ненависть уходила. Вместе с ней уходила и гордость за помощь Белкину и жалость к Секиру. Я оставил одну нежность.
Нежность к моей потрясающей девочке.
Сеанс медитации проходил в машине. Моя Маздочка покорно замерла в ожидании чуда. И оно свершилось, когда я с собранным и почти благоухающим видом тронулся в направлении дома. Нирвана длилась не долго. Езда по столичным пробкам вернула прежние эмоции, но в гораздо меньшем эквиваленте. В целом ситуация ушла и стала более-менее безболезненной. Слава прославленным мастерам. Коучинг не пропал даром, как не зря заплачены тысячи долларов.
В квартиру я добрался через час и застал Лизу в спальне. Как давно это не происходило, что я даже искренне удивился, чуть не расплакавшись.
Удивилась и Лиза.
– Мы снова вместе. Ты непривычно рано, – оценила она, лежа на диване с помятым журналом.
– Да и ты дождалась, – иронично пробурчал я.
– Где ты был?
– На фонтанке водку пил, – сумбурно обронил я и виновато поправился: – точнее не я, а Влад. Он в стельку наквасился. Отправил его спать – сообщал я, стараясь опустить ненужные подробности.
– По поводу?
– Секир разбился.
– На смерть? – равнодушно спросила она.
– Нет. На половину.
– Иногда лучше насмерть, чем на половину. Если смерть приходит к тебе, выгодней взять ее полностью.
Вот и наши странности приплыли, с горечью подумал я. Снова под вечер, но бывали и в другое время суток. Мне не хотелось развивать эту тему, но Лиза продолжала сама.
– Для кого-то смерть – подарок. Для кого-то – наказание, но половинчатая смерть – морока для каждого. Посуди сам. Он же может стать инвалидом. Он может не оправиться. Будет, как растение. Будет лежать и дышать через маску, вроде и жив, но как бы и нет. Мозг посылает сигналы, но души в сердце уже нет. Что это? Жизнь? Смерть? Половинчатое состояние. И я об этом. Ты слышишь меня?
– Лиз, давай, не будем увлекаться? Секир не мышонок. Он мне приятель. Мы сидим в одной упряжке. Его некому заменить.
– Извини. Навеяло. Я разобралась. Вспышка! У меня часто бывают вспышки…
– Не начинай выражаться как Адель – это мне не нравится. Кстати, как она? Жива? Или на половину?
– Наполовину.
– Ее тоже сбили? – зло спросил я. – Фура с комбикормом?
– Адель сама по себе живет на половину. Многие люди половинчатые. Но не многим избранным достается полнота. А завтра мы станем полными. Да мы и не были нарочитыми половинками.
– Иногда я теряю ход твоих мыслей.
– Не пытайся его искать. Его наверняка нет, и ты его не отыщешь, – уходила в словесные дебри Лиза, как будто какой-то неудержимый приступ спустился на нее и не отпускал.
Обычно поветрие странностей проходило само – налетало и отпускало. Тоже самое должно произойти и сейчас. С минуты на минуту. Я ждал и ускорял время. Но не отпускало. Лизу не отпускало.
Надев пушистые тапочки, я прошел в туалет. Затем в ванную. На кухне открыл банку свежего пива.
Меня отпустило.
– Иногда я сама себя не понимаю, – глубокомысленно произнесла она, выкинув журнал.
По смене интонации и пронзительному выдоху, я понял, что отпустило и Лизу.
Вернувшись на кухню, я достал вторую банку. Предложил Лизе, а она отказалась, то есть мне достанется две.
Напившись, я отправился в душ. Под потоком горячей воды окончательно отпустило, и я вернулся к Лизе почти обновленным.
По привычке она уже лежала у стенки. Крылатое выражение: «Не могу я спать у стенки, у меня дрожат коленки» к Лизе не относится. Я же предпочитал спать с краю. У стенки всегда тесно, я часто ворочаюсь, стаскивая одеяло. Лиза лежит, как мышка, исключительно, когда спит. В остальное время как обычно…
Мне требуется много пространства, люблю расставлять руки взад– вперед, а иногда и ноги, чем вызываю возмущение любимой. Иногда нам кажется, что постель слишком мала. Мы намеривались купить другую и катались по мебельным салонам подбирать подходящий вариант. Лиза даже специально измерила длину и ширину нашего ложа. Неожиданно обнаружила, что все остальные кровати почти идентичны – среднестатистический размер, что поделаешь? И тогда мы задумали сколотить постель на заказ, но быстро передумали. Она занимала бы много места, придется переставлять остальную мебель, а то и вовсе ломать стенку, делать перепланировку, а лучше просто решить все проблемы, переехав в квартирку по просторней. Лизе подходил лишь дворец. Посетовав и повздыхав, мы смирились. Приспособились к старой спальне. Я пообещал не размахивать конечностями, не храпеть и не пукать. Последнее обещание относилось и к Лизе, чем и она грешила. Обещания выполнялись с переменным успехом, но ногами я старался не дрыгать. Так и свыклись.
Погладив ее по плечу, я заметил, как Лиза уснула. Не мудрено, ведь она очень устала. Но я ошибся.
От моих прикосновений любимая зашевелилась и неразборчиво прошептала:
– Ты чего?
– Ничего. Спокойной ночи, – прошептал я, ругая себя за содеянное.
– Что?
– Ничего.
– Отстань тогда! Дай поспать.
– Извини.
– Спокойной ночи.
– Угу…
Лиза сладостно засопела. Иногда мне доводилось слышать ее храп: тихий, осторожный, иногда музыкальный и волнующий как баллады Стинга. Я прислушивался и не толкал ее. Пусть поет. Лизе можно все. Но мой храп она не переносила, и когда я позволял себе эту пакость, Лиза мгновенно будила меня, заставляя перевернуться на другой бок, а чаще прогоняла в гостиную. К счастью, данные инциденты случались редко. Последний раз в мае. С весны много воды утекло. И мы забыли о том, точнее, делали вид, что забыли. Тогда я проспал до утра на диване и вынужден был встречать рассвет в одиночестве. Переходить утром в спальню невыносимо лень, и я прозибал до обеда один, благо была суббота. По выходным я тружусь редко, в типичных случаях соблюдая классическую пятидневку. Лиза тоже не любит задерживаться в офисе, особенно во внеурочные часы. И очень ругается, когда ей заставляют выходить по субботам, а иногда и по воскресеньям, но за трудовыми загулами следует приличная премия. Выходные оплачиваются по двойному тарифу. К сожалению, у нас в компании так не принято, и я завидую Лизе, хотя и получаю в несколько раз больше. Сколько зарабатывает Лиза – до сих пор точно не представляю. И она не называет точную сумму, стесняясь обозначить даже примерный оклад. Правильно делает, так как я поступаю аналогичным образом, сохраняя финансовую независимость, что очень ценно и приветствуется в современном обществе, соответствует духу времени и является прогрессивным моментом совместной жизни. Почти по фен-шуй.
А что я еще не знаю о Лизе? Много чего.
Взять, к примеру, ее родителей. Мы до сих пор не знакомы, как не знакомы и с моими предками, а между тем мама интересовалась, звонила и спрашивала: «Как у тебя дела? Не надумал жениться?» Я отвечал: «Дела потихоньку, но жениться не надумал». Матушка спрашивала: «Есть кто на примете?». Я отвечал: «Есть!», но не проговаривался, а мама настаивала: «Обещай скоро познакомить?» «Обещаю!» – уверял я, и обещание придется выполнять.
А что мне известно о ее родичах? Скудная информация. Лиза успела обмолвиться, что не сирота. Родители вроде имеются где-то в пределах области. Значит, даже ближе, чем мои, что радовало и пугало одновременно. Лиза не торопилась приглашать меня в отчий дом. Как я успел заметить, она не очень-то жаловала своих предков. Формально не в ссоре, но и не душа в душу. Папаша в постоянных разъездах и с матерью не живет. По ее словам родители развелись, когда ей исполнилось семь или восемь лет.
Трудный возраст. Вспоминаю себя, каких дел тогда накуролесил, а девочке вдвойне тяжелее, тем более учитывая развод. Для ребенка особенно глубокая травма, но Лиза ее верно пережила. Она не считалась папенькиной дочкой и к уходу отца из семьи отнеслась степенно, если не равнодушно – без паники и истерики. По привычке осталась с мамой, имевшей неплохую пенсию от «Газпрома» или «Сибнефти», жила себе без особых проблем, а отец исправно платил алименты и иногда наведывался проведать дочь. Коренным образом мало что изменилось. Только подарков больше, как и поздравительных открыток на Новый год, а в остальном та же скука. Не фонтан. Лиза быстро стала самостоятельной. Училась, зарабатывала и постепенно отдалялась от предков. Настолько, что почти забыла о них, вспоминая, когда я ей напоминал – парадоксально. А когда вспоминала, то удивлялась: что с ними? Живы ли? И зачем вспомнила?» Думается мне, Лиза обижена на них сильно, вот и дуется до сих пор, а простить не может, стирает их ластиком, а стереть не получается, потому что невозможно стереть родителей, даже когда их нет на белом свете. Родители – навсегда. К сожалению, их не выбирают…
Глава пятая
Тайные комнаты
Белые полосы асфальтной разметки вели нас к неизведанным впечатлениям.
За рулем сидела Лиза. Я плохо представлял, куда она катит Маздочку. Узнавал лишь знакомые очертания проспектов и несколько площадей. Постепенно сбился с пути, прекратив попытки запомнить маршрут. Лиза предпочитала сохранять молчание. Уже с утра она была не особо разговорчива, как будто экономила себя к чему-то очень важному – очень важное случится непременно. Осталось совсем чуть-чуть – домчаться до цитадели порока.
Я не понимал, как Лиза так легко ориентируется во всех спрятанных от широкого обозрения второстепенных улочках и проездах, будто катается по ним каждый насущный день. Любимая спокойно вела авто и ни разу не просила о помощи. Очередной повод для удивления, но я давно привык удивляться, и потому только восхищался. К восхищению привыкнуть нельзя.
Мы вырулили на узкую улицу и увидели дворы с обшарканными стенами и разваливающимся парафетом. Слева и справа громоздились каменные высотки советской постройки. Рядом примостились чудом сохранившиеся ветхие дворянские гнезда, скорее превратившиеся в музеи, охраняемые законом. Почему–то предприимчивые дельцы не скупали их. И это можно легко объяснить, так как не каждая нога вступала в эти подмостки. Мне думалось, что с той стороны затерянных домов открывается какой-нибудь магистральный проспект, и Лиза специально, чтоб сохранить интригу и запутать меня, поехала окольными путями. Но я чересчур придирался. Достаточно перейти через арку, и я бы раскрыл тайну. Всего одну из сотни загадок тайных комнат.
Во дворах нас приветствовали невидимые псы. Голоса доносились из подвала, но их обладателей не было видно. У домов теснились худые тополя с обветшалой листвой. На земле прыгали сороки и облезлые воробьи.
Приехали. Лиза заглушила двигатель.
Осмотревшись, я понял, что мы зайдем внутрь с черного входа. Так и получилось.
Лиза повела меня за собой к фасаду невзрачной серой высотки, подведя к чугунной лестнице. Когда мы забрались на второй этаж, я увидел металлическую дверь с узорной ручкой в форме розочки и вывеску:
«Частная собственность. Посторонним вход воспрещен».
Вход закрыт, но дверь оказалась открытой.
Лиза зашла первая.
Поначалу глаза ослепли – темный коридор, но под ногами лежало что-то мягкое, наподобие паласа или ковра – значит, гости захаживали сюда часто, если им выстилали ковровую дорожку. Замаячил тусклый свет – это блеклые лампы в форме свечей не давали заблудиться в темноте. Зрение перешло в сумеречный диапазон, и я разглядел картины в рамках, криво висевшие на стенах. Очень сюрреалистичные изображения с резкими углами и очертаниями обнаженных женских и мужских тел.
Вновь появилась скрипучая лестница. На это раз она вела вниз. Лиза шла твердой поступью, я же неуверенно плелся сзади. Мы прошли один этаж, затем, как я и предполагал, спустились в полуподвальное помещение, где нас встретила еще одна дверь – деревянная, покрытая красной осыпающейся краской. Посередине блестел глазок, а слева мигал звонок.
Лиза протянула ручку и нажала кнопку.
– Странное место, – опасливо произнес я.
– Еще в начале двадцатого века здесь собирались пары, чтобы предаться запретным утехам любви, – вдруг объяснила Лиза, – это был секретный отель вроде номеров. Любовники приходили сюда и снимали комнаты на несколько часов или на всю ночь. Здесь не было ни мужей, ни жен, ни полиции – никаких сдерживающих обстоятельств, и любовники предавались страсти сутками напролет. Правда, здорово?
– А ты откуда знаешь?
– Роман с Настей рассказывали. Это же их идея.
– Тайные комнаты до сих пор действуют как номера?
– Не знаю. Какое это имеет значение?
– Никакого, – подтвердил я и услышал шорох приближающихся шагов, шаркающий, медленный и осторожный.
Замочный механизм щелкнул, приоткрыв вход в тайные комнаты. Я взялся за ручку и распахнул дверь.
Перед нами предстала сумасбродная мадам лет шестидесяти в старинном аристократичном наряде. Ее волосы подобраны в копну и успели насквозь поседеть, как и сама она. Мадам смотрела на нас через толстые круглые очки – слегка слеповата, или ее внешний вид соответствовал всеобщей конспирации и сохранял интригу. Очки были древние, и старуха пахла рухлядью и отзвуками кровавой революции 1905 года. Если бы мне сказали, что она привидение, я бы поверил без доказательств.
– Вы к кому? – проскрежетала она шепелявым голосом.
– Мы… У нас назначена встреча.
– Встреча? У всех здесь назначены встречи. К кому вы, молодые люди? – казалось, вот-вот старуха развалится на части. Песок так и сыпался из-под ее подола, а она была горбатая и хромая. Шея, не переставая, дергалась влево, а костлявые пальцы дрожали. Ей не шестьдесят – все девяносто с хвостиком. Присмотревшись внимательней, я исправил хронографическую ошибку.
– Мы к Роману Ливенсону и его спутнице.
– Роман Аркадьевич ждет вас, – неожиданно выдавила старуха. – Уж заждались, я собиралась уходить. Покидаю вас, дети мои. Вам никто не помешает. Идите прямо и заверните в спальню номер четыре. Ключи вам не дам. Все открыто. И ключей не осталось. Все давно потеряно.
Лиза поблагодарила старуху. Меня обнадежило лишь то, что старуха смоется и не придет продлевать наш плотский праздник. Еще раз нарваться на допотопную мумию я совершенно не желал. Не эстетическое это зрелище.
Старуха пропустила нас вперед, но я опасливо обернулся и заметил, как она вышла наружу и громко захлопнула за собой дверь. Я подошел к двери и толкнул вперед – дверь не поддалась.
– Испугался? – усмехнулась Лиза. – Она закрыта изнутри. Видишь замок?
– А замок-то новый,
– Ну, так, – таинственно изрекла Лиза. – Идем. Нас ждут.
Мы двинулись по навету старухи и добрались до четвертой спальни. Старушка не обманула – все нараспашку. Лиза зашла первой – я следом.
В комнате нас ждали.
Роман и Настя сидели в музейных ободранных креслах и курили сигары. Почему-то от них пахло не дымом, а ванилью.
Комната представляла собой просторную залу с двумя широкими кроватями посередине и увешанную коричневыми пунцовыми занавесками, как бы разделяющими одну залу от другой. Это даже не комната, а целая серия комнат. Несколько узких проходов уводили в другие отдельные кабинеты. Пол устелен мягким ковром с причудливым восточным орнаментом. На столиках в вазах цвели свежие розы. Рядом стояли бутылки сухого вина, мартини, шампанское и водка, не считая двух громоздких пепельниц. На отдельном подносе громоздились фрукты и сладости. Кто-то специально позаботился обо всем. Боюсь, это Роман. Он же притащил сюда и старуху, да еще наверняка приплачивал ей за содержание музейных номеров. Настоящие тайные комнаты.
– Как добрались? – спросил Роман, вальяжно отложив сигару.
– Хорошо, – ответила Лиза, – как здесь романтично! И обстановка, и люди, и общая атмосфера.
– А наша хранительница традиций понравилась вам?
– Та чокнутая старуха? – переспросил я.
– Это мадам Тюссон, хранительница тайных комнат. Ей почти столько же лет, как этому зданию. Даже несколько больше.
– Эксцентричная дама, – улыбалась Лиза. Ей нравилось все. И я был шокирован антуражем и театральностью постановки.
– Мы так и думали, что вы оцените наши хлопоты, – заметила Настя.
На ней сверкал аппетитный малиновый халатик, под которым, как я уверял себя, ничего не было. Обнаженные ножки украшали черные каблуки, волосы распущены и заканчивались притягательными кудряшками, а на тонких губах блестела вызывающим цветом ярко розовая помада. Густая тушь подчеркивала ее пошлый, но неподдельно манящий взгляд, и она смотрелась потусторонне, как старинное салонное приведение с вечеринок Анны Павловны Шерер. Все здесь отдавало прошлым, как будто мы на машине времени переместились на полтора столетия назад.
Сам Роман сидел в пышном фраке с черной бабочкой. Чересчур экстравагантно и чересчур театрально, но, видимо, для него – привычный ритуал. Творческие личности могут позволить себе любые проделки. Наш будничный прикид смотрелся неуместно. Но Лиза как всегда выглядела великолепно: ее экстравагантный костюм с тонкими пуговицами на спине отливал нарочитой современностью, а мои узкие брюки и короткая рубашка «Paul Smith» делали меня белой вороной в обществе завсегдатаев тайных комнат. В общем, я снова попал впросак, но в наших играх – это далеко не главное. В конце концов, всем суждено расстаться с одеждой, иначе она будет мешать и стеснять простые движения, поэтому я не расстраивался.
Чтоб избавиться от робости и привыкнуть к необычной обстановке мы выпили по бокалу шампанского. На правах хозяина ухаживал Роман не без помощи Насти. Незаметно мы расположились парами. Я сидел рядом с Настей. Лиза непривычно близко подсела к Роману.
Ливенсон включил редкостный граммофон с настоящими пыльными пластинками, и послышалась тихая релаксирующая музыка. Музыка не пахла сыростью и плесенью прошлого. Я уверял себя, что она современная, но автора определить не получилось. Слишком искусственными казались звуки и инструменты их издающие.
Настя пригласила меня на танец.
Было глупо отказываться. Очаровательная соблазнительница положила мне руки на плечи и маняще улыбалась, спрашивая, как она выглядит. Я осыпал ее несуразными комплиментами, придерживая за талию. Постепенно она почти обвила мою шею, а моя ладонь спускалась вниз. Иногда я отрывался от Насти и пытался подглядеть за Лизой. Сумеречное освещение красных настольных ламп не мешало рассмотреть ее в призрачном свете. Лиза сидела на диване и в легком флере общалась с Романом. Крепыш уже гладил ее колено – недобрый знак, но и я не прохлаждаюсь с его похотливой кошечкой. Отличие между нами в том, что Настя одна из многих, а Лиза – единственная и неповторимая. Кое-что неравноценное свершается на моих глазах, но я этому не противостою, а сам рублю сук, на котором сижу.
Да будет так.
Любовь умрет или возродится…
Настя прижималась ко мне сильнее – я не отставал и позволял ей все. Музыка из граммофона расслабляла, но мы решили присесть и выпить вина.
Наше место заняли Роман с Лизой. Лиза обнимала его спину – он же гладил ее ягодицы, но меня это уже почти не волновало. Я уже чувствовал себя абсолютно свободным, и ревность к Лизе уходила на задний план. Роман уже задирал ее платье, а моя девочка лишь сверкала зубками и чуть отстранялась.
Словно в ответ я прикоснулся к колену Настеньки и провел ладонью выше, скользя в ее шелке. Она лишь томно улыбалась и сладко дышала. Губы, повинуясь неведомой силе, потянулись к ней и сомкнулись в жарком слиянии. Я закрыл глаза и лишь внимал, как наши языки щекочут друг другу кончики. Настя была смелее и уже расстегивала мне брюки. Я стянул с нее халатик, под ним действительно открывалось обнаженное тело, смуглая кожа, полные пунцовые груди и пурпурные выдающиеся соски.
Взглянув на Лизу, я увидел, как в ее шею давно впился Ливенсон и не собирался ее отпускать. Лизе по-настоящему хорошо, и, возможно, намного лучше, чем со мной, а мне было удивительно хорошо с Настей. Но все не так, как с Лизой – она единственная, кто удовлетворяет меня без остатка.
Мы упали на постель, и Настя раскрылась. Я прислонился к ее животу и прошелся вдоль и поперек, а она извивалась, как ящерица, и громко стонала, требовала меня, требовала, чтоб я растворился в ней. Она обжигала огнем как дивным пламенем. Я же вел себя, как послушный раб, исполняя любое ее желание. Она резко перевернулась на спину и заставила меня ласкать ее спину. Сверху вниз я играл с ее позвоночником, обводя каждый позвонок, каждую мышцу ее загорелой спинки. Медленно я спускался ниже пояса и поглаживал ее копчик. Словно от острого пряного аромата я приоткрыл глаза и увидел до боли знакомый орнамент. Это моя тату, мои неразгаданные иероглифы, моя прежняя змейка обнажала в меня ядовитое жало. Настя превратилась в Лизу, и стала для меня прежней и первозданной. Не отрываясь от любимой тату, я не отвлекался на стоны позади. Там отдавалась Настя, а со мной вновь была Лиза – верная, чистая, божественная.
Партнерша наклонила меня к себе. Лиза снова превратилась в Настеньку, поменявшись местами, но что Настя, что Лиза – теперь все равно. Я вошел в нее собственным жалом и накрыл до основания. Птичка трепыхалась подо мной, как извергающийся вулкан, а я придавливал, не давая ей не единой возможности увернуться. Страсть нагнеталась, и мы оба ощущали приливы внеземной энергии. Чакры раскрывались, и основание позвоночника заряжалось, чтоб извергнуть живительную лаву. Пташка превратилась в кобру и вырывалась из моих объятий. Она оседлала меня, и я ощутил над собой ее кипящее лоно. Все получилось наоборот. Я продолжал ее раззадоривать. Королева змей высасывала мой яд, запуская внутрь свой умелый просторный ротик. Цикл повторялся вновь и вновь, и я уже ничего не понимал, что со мной происходит. Летал в поднебесной, открывал неведомые ощущения и непременно возвращался в объятия кобры, повинуясь змеиным чарам. И я заражен ее ядом, а она заражена моим. Мы обменялись кровью, сливаясь в едином порыве.
Не помню, как я оказался на спине, но вдруг ощутил смертельную духоту – что-то стягивало мне грудь, что-то душило меня, но усиливало сладострастные ощущения. Если совокупление бывает смертельным – это тот самый случай. От боли и экстаза я очнулся и увидел, как женщина со змеиной головой стягивает на мне удавку. Но я не сопротивлялся – выше моих сил. Я испытывал внеземное наслаждение и божественную благодать, улетая на край вселенной. В кулаке вдруг заерзало что-то твердое и кожаное.
– Тяни! – послышалось мне на краю света, и я резко отдернул руку.
Помрачение усиливалось,
– Тяни! Тяни же! – призывал внеземной разум, и я выполнял приказ.
Вновь пришло осознание. Выпучив зрачки из орбит, я увидел, как стягиваю ее горло. Страстно захотелось задушить змею, чтоб она освободила меня из плена. Я дернул удавку еще сильнее – змея забилась в невыносимом исступлении и потянула свою удавку к себе. От запредельного экстаза я опустился, полностью улетев в небытие.
Что происходило дальше, описанию не поддается: я посетил несколько измерений, вспомнил рождение, как находился в утробе матери, как рвался на свет по ее родовому каналу, вспомнил свой первый крик, видел плачущую мать. Мигом пролетела вся жизнь, а затем я погрузился в узкий тоннель с диким ветром и манящей полосой света впереди. Я последовал за ним, и свет увеличивался. Что-то тянуло меня вперед, а когда я вырвался на свободу, свет ослепил меня, и я очутился в абсолютной чистоте, познав абсолют, а затем я приземлился на белые облака, и они понесли меня по белому небу. Облака несли вдаль, в которой я затерялся и забыл дорогу назад…..
Белые облака по белому небу…
Несли меня…..
Но я забыл дорогу назад……
…А дальше вечный сон, вечное спокойствие в ином мире, в ином бытие, из которого невозможно вернуться, и невозможно ничего захотеть……
Белые облака по белому небу….
Первозданное счастье….
….Очнулся я на полу от кожного жжения. Первые мгновения я лежал неподвижно и не различал разницы между сном и явью.
Ладони немели и были полностью обездвижены. Воля не собиралась возвращаться. Я лежал как прикованный к полу инвалид. Постепенно рассудок сжалился надо мной и вступил в свои законные права. Я моргнул завороженными глазами и ощутил биение сердца. Я жив и лежу на полу… Ничего не слышу… Приступ мучительного одиночества пронесся по внутренностям глубоким эхо.
Онемение в конечностях исчезло, но жжение не проходило. Я поднял руку и погладил шею – на мне надет кожаный ремень, и кожа ноет от раздражения. Осторожно я развязал его и с облегчением вздохнул.
Приподнялся, но рядом пустота. Постепенно стал вспоминать, как здесь оказался и понял, что был не один, но сейчас никого рядом нет. Повернулся на бок, затем привстал на колени и обнаружил, что совершенно гол, не считая сдавливающего ремня. Рядом валялись брюки, трусы и рубашка. Подобрав вещи, я сумбурно нацепил на себя одежду, застегнул ширинку, а рубашку оставил не застегнутой. На полу нащупал брелок с ключами от машины.
Но никого рядом не было.
Встав на ноги, меня подкосило головокружение, отчего я вновь рухнул вниз. Отдышался и поднялся снова, когда головокружение сникло. Напротив меня почти в полный рост стояло зеркало. В нем я увидел почти неизвестного мне человека с взъерошенными локонами и красной полосой, окаймляющей середину шеи. Я провел по полосе ладонью, и жжение усилилось, но не на долго и не так остро. Через секунду оно прошло. Подошел ближе и рассмотрел след внимательней. Ничего страшного, решил я, скоро исчезнет. Ссадин и кровоподтеков не видно – один временный красный след.
Тут до меня дошло, какому эксперименту я подвергся, и чему я не противостоял, находясь под властью дьявола и посланного им сокрушительного дурмана. Но куда исчезли все остальные? Этот вопрос приобретал острую актуальность, а ответы не напрашивались сами собой. Очевидно, мне одному удалось вернуться с того света, но почему одному? За что?!
Лиза?!
Лиза должна была остаться со мной.
Я не желал ее терять, но любовь… Умерла или возродилась?
Пока не понятно, но особого возрождения не чувствовалось. Последействие было мерзкое, и начинала болеть голова, в затхлом воздухе не хватало кислорода. В свете ламп отражалась вековая пыль, летающая в необузданном вихре. Ни одной форточки рядом не наблюдалось. Настоящий подвальный карцер.
– Лиза? – прохрипел я, испугавшись собственного голоса. – Настя? Роман?
Даже затхлое эхо не отразилось от каменных стен.
Вечная пустота.
Говорил я с трудом, проглатывая звуки, хрипло кашлял, брызгая слюной. Голос возвращался слишком медленно.
– Что за глупые шутки?! С меня довольно! Лиза? Мы уезжаем!
Но с кем ехать, когда любимой нет рядом. Я начинал гадать, что подлые извращенцы похитили мою королеву. Тишина пугала и заставляла искать выход. Мне оставалось проверить все дьявольские спальни, так как дорогу к выходу хоть смутно, но помнил.
Срывая пошлую вуаль, как паутину, я заходил в отдельные кабинеты, но там никого не находил – даже красных ламп. Проверив первый и второй кабинет, наткнулся на еще один проход, из которого проскальзывал слабый свет. Дверь в него приоткрыта, и слышался треск разбивавшихся капель – так ударяется вода, падая с крана. Это должно быть ванная или душевая. Она притягивала и манила. Я ощутил приступ жажды и готов был напиться любой, самой ржавой жидкостью.
Рванувшись вперед, я разнес эту дверь в пух и прах.
Комната действительно оказалось ванная, а над ванной – висела Лиза. В петле, сотканной из ремня. Лиза была мертва…
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
