Текст книги "За оградой есть Огранда"

26

Герою не пристало благодарить или хвалить кого-либо. Напротив, и благодарить, и хвалить должны только его. Но и обойти помощь Джоана полным молчанием показалось Антошке несколько несправедливым. Он наскоро перебрал в уме подобающие случаю фразы. Одни показались напыщенными, другие принижали собственные достоинства. К счастью, в распоряжении Иванова было универсальное слово, годное на все случаи жизни.

– Молодец!

И подтвердил эту оценку богатырским хлопком по плечу оруженосца.

На Джоане был неизменный панцирь, поэтому ладонь себе Антошка отбил. Что до оруженосца, то тот вообще отлетел в сторону и непременно бы упал, если бы его не поймал Ольгерд. Да не просто поймал, а прижал к себе, словно сам тоже был обязан Джоану жизнью, хотя Антошка видел, что все было с точностью до наоборот.

Джоан послушно застыл в объятиях, прильнул к поэту, а затем резко опомнился и выскользнул из кольца рук с чисто девичьим проворством.

– Ты спас мне жизнь... – Слова оруженосца были банальны, но тон, которым они были произнесены, искупал все.

Ольгерд смутился и не нашелся с ответом. Поэт опустил глаза долу и пробормотал нечто настолько неразборчивое, что даже стоящий рядом Антошка не уловил их смысла.

Впрочем, герой тоже почувствовал себя неловко. Словно застал влюбленную парочку во время объяснения. Оставалось найти предлог, дабы уйти, но уж предлогов было хоть отбавляй.

Антошка деловито отвернулся и принялся осматривать поле боя.

Он сразу понял, что молнию с громом вызвал Сковород. Очень уж самодовольный вид был у мага, прямо кричащий: смотрите, какой я молодец!

– Ловко! – громогласно польстил Сковороду Иванов и добавил: – Вообще славно мы все поработали! Раскатали налетчиков, как младенцев.

А что? Кони целы, сами – тоже. Правда, в крушении и схватке погибла пара моряков, но это лишь подчеркивало серьезность приключения. Война есть война, и статисты обязаны гибнуть, дабы смертью своей подчеркнуть значительность подвига главных героев: И возразить тут нечего.

Однако Ферлих неожиданно возразил.

Он стоял чуть в стороне, понурый, словно вместо очередной блестящей победы все они потерпели самое что ни на есть срамное поражение, и голос звучал так, как, наверное, должен звучать голос покойника:

– Зря вы так. Теперь каждая собака начнет лаять на нас, как на последних преступников.

– Почему? – вопрос вырвался не только у Антошки, но и у Ольгерда, Джоана, Сковорода.

Заявление Ферлиха прозвучало дико, и победители на мгновение позабыли свою закономерную гордость.

– Да вы что?! – взвизгнул Ферлих. – А как еще называются люди, нарушившие закон?

– Какой? – В мозгу Антошки смутно забрезжило воспоминание. – Это береговой, что ли?

– Он самый, – подтвердил Ферлих и напомнил: – Все, что вынесено морем на берег, является законной собственностью владельца данного участка побережья. Минус налоги, естественно. Но налоги – это проблемы владельца, а вы этих владельцев безжалостно побили. Теперь в самом благоприятном случае любой суд объявит вас агрессорами, напавшими с целью захватить остров, а в худшем... В худшем навесят столько статей – неспровоцированный бунт, вооруженный грабеж, отнятие у владельца законно принадлежащего ему имущества и тому подобное, что одновременное четвертование, колесование, сожжение и утопление будет восприниматься как чрезмерно либеральное и милость.

По мере перечисления преступлений спутники Антона стали бледнеть, и лишь сам герой краснел.

– Какой грабеж? У кого мы что отнимали? Да у этих голодранцев и взять-то нечего, кроме их вонючих шкур и дрянных топоров! – Считать себя преступником Иванов отнюдь не собирался.

Язык в Огранде был один, но, похоже, одни и те же слова в разных местах обозначали разные понятия.

– Как – нет? А мы? Наше оружие, припасы, кони наконец корабль с ветродуем. Сказано же: все, вынесенное морем...

– Я? Имущество? – раздельно произнес Антон и грозно шагнул к Ферлиху. – Где написан такой бред?

– Это не бред, а закон, – пояснил в очередной раз Ферлих. – А не написан он потому, что население острова поголовно безграмотно. Поэтому законы здесь неписаны и суды решают каждое дело по образцу когда-то решенного. Дел, подобных нашему, здесь было столько...

Маг красноречиво замолчал, дабы каждый из его спутников мог получше прочувствовать свою судьбу.

– Вы думаете, куда так помчались наши владельцы? – когда судьбы были прочувствованы, спросил Ферлих. – К ближайшему шерифу, чтобы тот срочно принял соответствующие меры. Так что времени у нас осталось очень мало.

А вот этого мог бы и не говорить. У спутников Антона без этих слов пропало настроение и опустились руки. Лишь Иванов, который как истинный герой плевал на все законы, воспылал жаждой деятельности.

– Седлаем коней! У нас нет времени разбираться с местными шерифами. Надо скорее добраться до Брита.

– Каких коней? Да к вечеру половина острова будет занята поисками коварных преступников! У нас есть один-единственный шанс: побыстрее починить корабль и затеряться в море.

– А Брит?! – выдохнул Антошка.

Бросить спасение мира на полдороге – да это не укладывалось в голове!

– Потом вернемся, – отмахнулся Ферлих. – Срока давности по таким преступлениям не предусмотрено, но память людская коротка, а записей, как я вам говорил, никто здесь не ведет.

Для человека простого это был блестящий выход. Но для героя...

Антошка хорошо усвоил, что в делах спасения мира промедление смерти подобно. А то и хуже. Опоздаешь, а мир уже спас другой. Кандидатов в спасители всегда больше, чем разрушителей и завоевателей всех мастей, поэтому сдать экзамен на народного героя удается далеко не всем. Конкурс, знаете ли, слишком велик.

– Наплевать! – И чтобы подчеркнуть основательность заявления, Антошка действительно плюнул.

Утренний ветер изловчился и аккуратно прилепил плевок на Антошкин сапог.

Сапог был грязным, давно нечищенным, но это была грязь, достойная настоящего мужчины. Нечего говорить, что новая добавка украшением служить не могла.

– Наплевать! – повторил Антошка, словно невзначай вытирая сапог о ближайший труп.

– Что? – Для профессионального волшебника Ферлих порою бывал удивительно непонятливым.

Говорить одно и то же слово в третий раз Иванову не позволила гордость. Изобразить его действием – осторожность.

– А других дел, кроме розыска преступников, у жителей острова нет? – пришел на помощь Ольгерд. – Или преступник в здешних краях такая редкость, что население сбегается не столько ловить, сколько полюбоваться на исключение из добропорядочных правил?

Ферлих понял не сразу. Когда же понял, то пренебрежительно скривился. Что, мол, взять с глупого поэта?

– Дел у жителей острова полно. Преступников тоже. Но своих поймать довольно трудно. Они же местные, каждую лазейку знают. Да и у многих такие связи, что лучше сделать вид, будто никого не видишь и ни о чем не знаешь. А пришельцы никаких укрытий не знают, знакомств на острове у них нет, поэтому и отлавливать их одно удовольствие.

– Я типа не понял, – Ольгерд внезапно перешел на жаргон. – А ты типа что, нам незнаком? Или потайных тропинок не ведаешь?

Это было оскорбление, сознательное, наглое. Антошке показалось, что Ферлих сейчас вспылит, попробует обрушить на остальных некую магическую гадость. Пришлось напрячься, приготовиться в самом начале заклинания броситься на волшебника, заткнуть ему рот и зажать пальцы.

Гордости у Ферлиха было хоть отбавляй, однако смелости было явно недостаточно. Маг лишь скользнул взглядом по своим недавним спутникам и горделиво пояснил:

– Я на правах волшебника считаюсь существом экстерриториальным, поэтому местным быть не могу. Но если попадусь вместе с вами, то всыплют мне раза в два больше.

Антошка вспомнил смешанную казнь, полагающуюся таким отъявленным преступникам, как они, и недоуменно спросил:

– Куда же больше-то?

Уже без всякой спеси Ферлих посмотрел по сторонам и зловещим шепотом произнес:

– Они способны на все.

Никакого эффекта фраза не оказала. Антошка был героем, Джоан готовился стать им, Сковород являлся представителем народа, отношение которого к опасностям заключается в магическом слове «авось», а Ольгерд... Неизвестно, что нашло на странствующего поэта, однако он подбоченился так, что со стороны перестал походить на служителя муз и выглядел заправским воином.

При взгляде на своих спутников Антошка почувствовал невольную гордость за род людской. Нет, пусть трусов плодила наша планета, но все же ей выпала честь...

– Двум смертям не бывать. – Рыцарь небрежно махнул рукой.

Он лукавил. Уж себя-то Иванов считал бессмертным.

– Дорогу объясни, – с той же небрежностью, что и рыцарь, заметил Олег.

– Да вы что? Не в своем уме? Пропадете ни за пенс! – Глаза Ферлиха округлились и стали напоминать чайные блюдца.

Ну ладно, не блюдца, а донышки ликерных рюмок. Величиной глаз Ферлих не отличался, пусть они и стали несколько больше от удивления.

Ему, уроженцу острова, было невдомек, как ради спасения мира можно переть против всего мира!

– Если и пропадем, то где-нибудь да объявимся. Твое дело дорогу показать, а остальное – наше. Как было написано в одном не слишком приятном месте: «Каждому – свое», – отрезал поэт.

– Я предупредил, – без всякой уверенности напомнил маг.

– Да, и джентльмены не могут на вас обижаться, – продолжил Ольгерд. – Дорогу.

Последовавшие затем объяснения Ферлиха Антошка пропустил мимо ушей. Имел много случаев убедиться, что как ни слушай, а все равно заплутаешь.

А вот Сковород и Олег не только внимали, но пару раз переспросили, уточняя детали. Оставалось надеяться, что они не сплохуют, приведут куда надо, а уж там Антошка сумеет в полную силу проявить свои богатырские таланты.

Чтобы поторопить наступление сей благословенной минуты, Иванов был готов на все. Даже помочь Джоану готовиться к немедленному выступлению.

Благо подготовка заключалась лишь в седлании лошадей да в навьючивании на них немудреного дорожного скарба.

Они закончили одновременно, одни – навьючивать, другие – выслушивать.

Последний взгляд с высоты седел на берег, трупы и обломки корабля.

– Удачи не желаю, бесполезно. – Ферлих вновь обрел свойственную островитянам спесь. – Но обещаю и клянусь: я отомщу за вас и доведу до конца ваше дело.

«Сам дурак», – захотелось сказать Антону, однако показалось, что данная фраза здесь не очень уместна.

– Лучше корыто свое побыстрее почини, – вместо героя ответил Олег. – А там посмотрим, кому из нас улыбнется счастье.

И было в его словах нечто такое, что заставляло подозревать, будто у поэта есть весомый камень за пазухой. А скорее всего – и не один.

– Хоп!

Кони рванулись, брызнула галька из-под копыт, и один из камешков, к сожалению, не самый большой, впечатался Ферлиху под глаз.

Но уж это была случайность. Наверняка.

27

Ловили аборигены незваных гостей или были заняты другими делами, судить трудно. Большая часть дня прошла в скачке, и никто ни разу не попытался остановить небольшой отряд.

Пейзаж и тот был привычен, словно не было трудного морского путешествия и они до сих пор находились в местах континентальных, хотя и не менее цивилизованных.

Порою встречались деревушки, полуразвалившиеся домики которых в целях экономии были объединены со свинарниками. На полях вяло шевелились крестьяне, одетые в такие лохмотья, что на дороге вполне сошли бы за нищих бродяг. От пару раз промелькнувших в отдалении замков несло вонью, словно и не на горизонте маячили они, а находились совсем рядом.

Предупреждение Ферлиха было настолько свежо, что Антошка не сделал ни одной попытки заехать в гости к собрату по ремеслу. Почему молчали остальные, герой особо не интересовался. Может, все еще отходили от плавания, а может, подобно рыцарю, переживали, что перед спасением мира придется иметь дело с его обитателями.

Кони замаялись, зато и расстояние от берега отмахали порядочное. Учитывая, что береговые собственники удирали пешком, возникла надежда, что отряд уже обогнал их и теперь едет краями, не пуганными появлением преступников и мятежников.

– Привал! – Как ни привычен был Антон к большим переходам, определенная часть тела побаливала, и походка после спешивания мало приличествовала герою.

Остальные выглядели еще хуже. Появись сейчас враги, вполне могли бы справиться с отрядом.

К счастью, несмотря на свое врожденное коварство, враги пребывали неизвестно где. Как и друзья, которые просто обязаны были встретиться героям на дороге.

Из всех четверых один Джоан не повалился сразу на траву. Как истинный оруженосец, он первым делом принялся за разведение костра, дабы накормить уставшего господина.

Руки слушались плохо, все из них валилось, и остальным поневоле стало жаль молодого оруженосца.

– Давайте я лучше наколдую, – сиплым голосом предложил Сковород.

И не просто предложил, а приподнялся и стал разминать пальцы, готовясь к необходимым магическим манипуляциям.

– Не надо, – голос у Антошки был тоже хриплым, но в нем прозвучала такая решимость, что маг немедленно оставил свои занятия и рухнул обратно на травку.

– Не хотите, как хотите, – пробормотал он уже в полудреме.

И лишь Ольгерд говорить не стал. Вместо этого он встал и кое-как принялся помогать Джоану. То ли проголодался больше всех, то ли боялся, что не разбудят перед обедом.

На этот раз возражать никто не стал, а Джоан вообще посмотрел на нежданного помощника с нескрываемой благодарностью.

Походный обед мало смахивает на пир. Только тем, что и то, и другое является приемом пищи. Никаких изысков, никаких излишеств, ведь зачастую сразу же приходится пускаться дальше в путь, а на коне с набитым желудком...

– Ферлих-то каков! – едва первый голод был утолен, не выдержал Антошка. – Чуть что – и сразу в кусты!

– Скорее, в морские просторы, – с легкой улыбкой уточнил Ольгерд. – Лишь парус чуть мелькнул на горизонте. Хотя, если колдун не наврал насчет местных нравов, нам это только на руку.

– Почему? – Понять, как чья-то трусость может принести пользу, Антошка был не в состоянии.

Ольгерд выразительно посмотрел на героя и, задумчиво вертя в руках кость с остатками мяса, пояснил:

– Один деятель любил говорить, что нет человека – нет проблемы. В нашем же случае если нет следов кораблекрушения – то его и не было. Мы мирные путешественники, никаких катастроф не видели, тем более в них не попадали. Высадились на остров, а тут на нас напали злые разбойники. Закона, по которому надо немедленно уничтожать чужестранцев, здесь нет. Тем более чужестранцев знатных, таких, как князь Берендейский. И пусть попробуют доказать, что корабль разбился. Ферлих его давно склеил своими заклинаниями. Ветродуй не пострадал, ищи его теперь по всем морям и океанам.

Подобный поворот менял все дело.

Антошка перегнулся и одобрительно хлопнул поэта по плечу. Джоан одарил его восторженным взглядом. Сковород восхищенно покачал головой:

– Ловко! Ты, часом, законником не работал?

– Нет. Я только устав изучал, да и то в юности, – усмехнулся Ольгерд. – На большее ума не хватило.

В ответ ему раздался веселый продолжительный смех с некоторым намеком на истеричность. Смеялись все: и Антон, много предметов сдававший, но ни один не учивший, и Сковород с Джоаном, до этого момента свято не подозревавшие о существовании какого-то там устава.

Они бы смеялись над любым ответом, от откровенно заумного до вконец идиотского, просто потому, что ощущали потребность смеяться. Смех ведь, говорят, тоже лекарство, и редко кто из больных интересуется составом и принципом действия микстуры. Лишь бы помогла, а о прочем пусть у докторов голова болит. Им за такую боль деньги платят. И государство, и, что гораздо важнее, пациенты.

– Что ж ты раньше молчал? – когда силы смеяться иссякли, спросил Антошка. – Я уже думал, что придется с боем прорываться. Или только сейчас надумал?

– Нет, придумал я это раньше. Едва услышал предложение снова отправляться в море с этим... ветродуем, – второй корень в сложном слове Ольгерд явно собирался, заменить на другой, созвучный, однако в последний момент почему-то передумал.

А зря. Антошка, как истинный герой, подобную замену оценил бы. Да и другие, наверное, тоже. И вообще, становится ли слово приличнее лишь потому, что его никто не произносит? Вопрос философический, требующий неспешной беседы и немалого бочонка вина. Следовательно, в боевом походе неуместный.

Гораздо уместнее прозвучал Антошкин призыв:

– Поехали! До вечера еще далеко!

Почти как у Гагарина, лишь с некоторой поправкой на место и обстоятельства.

Смех, обед и соображения Ольгерда вызвали подъем настроения. Усталость забылась, боль улеглась, и если кто и проявлял недовольство возобновившейся ездой, то это были только кони.

Однако их никто не спрашивал. Погоняли, и все.

– Запевай! – Антошка позабыл, что он богатырь, и воскликнул так, словно был каким-нибудь Чапаевым или Котовским.

Ольгерд воспринял перемену в герое как должное. Или настроение было таким хорошим, что поэт не мог обойтись без песни. В руках появилась гитара, и скоро над дорогой взвился бодрый голос.

 
За Оградой есть Огранда,
Это чудная страна...
 

Остальные принялись подпевать. Слов они, правда, не выучили, Сковород вообще слышал эту песню впервые, но старались так, что все окрестные вороны сорвались с мест и хриплым карканьем присоединились к людскому хору.

Пели пернатые не хуже, однако благодаря их старательности Антошка вновь не смог разобрать, ради кого, кроме принцесс, должен воевать герой? Это было не смертельно, но обидно. Рыцарь даже превозмог гордость и, когда песня была спета, спросил:

– Олег, а ради чего надо убивать?

– Что? Ты МЕНЯ спрашиваешь? – Ольгерд не понял вопроса.

– Нет, это я про песню, – и несколько фальшиво пропел:

 
Больше ты людей убей
Ради славы, ради денег.
И принцесс всех, и...
 

Антошка умолк, а затем виновато добавил:

– А последнее слово я не разобрал.

Сковород рассмеялся весело и слегка обидно, но Ольгерд лишь чуть улыбнулся, вдруг посмотрел на Джоана и с оттенком внезапной конфузливости пояснил:

– И других женщин. Не одни же принцессы на свете!

Что на свете много других женщин, Антошка был согласен. Но когда он попытался вставить эти два слова в конец куплета, ничего рифмованного не получилось. Повторять же вопрос опять было уже неловко.

Рыцарь подумал, подумал и пошел на нехитрую уловку:

– Спой еще! Очень уж мне твоя песня понравилась!

Не было и не будет на свете автора, который устоял бы перед похвалой. Сам он может относиться к своим творениям по-всякому, может даже втайне стыдиться их, однако остальные обязаны лишь восторгаться. Тот, кто хотя бы укажет на слабые стороны, рискует навсегда оказаться злейшим врагом, и, наоборот, человек хвалящий будет самым лучшим другом. Ольгерд не был исключением. Он изобразил приличествующее случаю легкое смущение, а пальцы уже сами скользнули по струнам, и первый аккорд с воровской бесшабашностью нарушил тишину то ли небольших холмов, то ли скопища здоровенных камней, среди которых проезжал отряд.

Грянул бойкий ритм, и Ольгерд открыл рот, готовясь повторить на «бис» песню.

И тут из-за камней выскочило четверо воинов. Шлемы у всех были кожаными, вместо доспехов были кожаные же рубахи, древки копий поражали кривоватостью, словно на всем острове не нашлось прямого дерева, но все-таки по неуловимой манере держаться, этакой смеси нахальства с трусостью, это были пацаны, а не какие-нибудь там разбойники. В таких вещах Антошка, человек опытный, ошибиться не мог. Копья наклонились, отдавая дань уважения всадникам, и, одновременно, готовясь с изысканной вежливостью пронзить их.

О благословенное Средневековье! Расцвет нравов и золотой век человечества! Пора благородных воителей, щедро льющейся крови и славных поединков не на жизнь, а на смерть из-за любой ерунды! Время, которое будут воспевать в скучные эпохи всеобщего процветания и смягчения нравов. Четверо воинов с копьями и при мечах – это вам не шайка хулиганов из подворотни. Это романтика.

Ольгерд как открыл рот, так и продолжал сидеть. Только рука перестала молотить по струнам. Поэт, что с него возьмешь?

А вот Иванов не растерялся. Он почувствовал себя в родной стихии, горделиво положил руку на рукоять меча и рявкнул:

– Я – князь Берендейский граф де ля Кнут барон фон де Лябр. Кто смеет преграждать мне дорогу?

Связываться с такой сворой титулованных героев воины явно не хотели. Но и приказ надо выполнять, не то живо останешься без места, а там хочешь – в разбойники, хочешь – в крестьяне.

– По приказу шерифа, – с отчаянной решимостью заявил один. – Ищем злостных преступников. Приказано задерживать всех, невзирая на лица и титулы.

Похоже, местный шериф был пугалом для всех окрестностей, но, не надеясь на одно имя, другой воин оглушительно свистнул, и скоро из-за каменистой россыпи торопливо выскочила еще дюжина дружинников.

Антошка подождал еще немного. Настроение было отличное, хотелось славно подраться, а вот противник явно подкачал. Что такое шестнадцать кнехтов против настоящего рыцаря? Ни Джоану, ни Сковороду, ни Ольгерду никого и не достанется.

– И это все? – Антошка не смог скрыть разочарование.

– А ты назад оглянись, – посоветовал ему голос, раздавшийся со стороны спины.

И Антошка оглянулся.

Да, сзади картина была более отрадной. Человек тридцать, не меньше, а во главе их дородный воин в кольчуге, с ведрообразным шлемом в руке, конь же под ним больше напоминал недоразвитого слона без хобота, чем породистого скакуна.

Рыцарь – не безродный пехотинец, тут требуется совсем другое отношение, и Антошка вежливо, но гордо осведомился:

– У вас возникли какие-то проблемы, благородный братан?

Шериф смерил его недобрым взглядом, а затем оценил Антошкиных спутников.

Сковород тихонько что-то бормотал про себя, готовя очередное убойное заклинание. Джоан мялся, не зная, подавать ли копье господину или он обойдется мечом. Ольгерд же просто закрыл рот, перебросил на спину гитару и положил освободившуюся руку на меч.

– Не хочу показаться невежливым, но проблемы, похоже, у вас, братан. Я шериф, поставленный здесь на страже закона, – ответствовал дородный воин.

– Раз вы являетесь шерифом, то соблаговолите принять наше заявление, – внезапно влез в разговор Ольгерд. – Не далее как утром на вверенных вашему несравненному попечению землях на нас напали какие-то разбойники.

– В лесу? – уточнил шериф и тут же усомнился. – И вы живы?

– Нет. На берегу. Мы – мирные путешественники, но едва ступили на ваш законопослушный остров и корабль отчалил от берега, как на нас налетела целая толпа. Хотели отнять все наше имущество, а самих – убить, чтобы замести следы.

– А вы ничего не путаете? Я не хочу подвергать ваши слова сомнению, но у меня другие сведения. Ваш корабль потерпел крушение.

– Нас оболгали. Можете проверить. На всем берегу вы не найдете ни одного обломка, – глядя на шерифа невинными младенческими глазами, заявил поэт. – Пусть сейчас разразится гром, если не так!

Сковород резко оборвал начатое было заклинание.

– Видишь, никакого грома нет и в помине. – Ольгерд с укоризной покосился на мага.

Шериф посмотрел на ясное небо, прислушался и был вынужден согласиться:

– Да, грома нет. Но как же показания несчастных, которые едва вырвались из кровавой битвы?

– Они хотели скрыть собственное преступление и в глазах всего света опозорить ваше честное имя, – не моргнув глазом пояснил Ольгерд.

Шериф задумался.

– Скажу больше, – заметив его нерешительность, подлил масла в огонь Ольгерд. – По-моему, это нападение было подстроено. Кто-то копает под вас, чтобы свалить, а самому занять вашу должность. Это не просто преступление, это – интрига.

Видно, удар пришелся в больное место. У кого из властей предержащих нет врагов и завистников? У шерифа они, разумеется, были. Скорее всего, и немало.

– Я разберусь, – не обещавшим ничего хорошего тоном пообещал шериф. – Если вы правы, то я вас награжу. Если же нет...

– Мы не нуждаемся в наградах. Наш предводитель – не только прославленный воин, но и наследник могущественного князя, чьи владения раз в двадцать больше всего вашего острова. И это не говоря о его собственных землях в других частях света. Сковород – неоднократный член президиума магических съездов и один из самых владетельных колдунов. У нас есть все. И даже немного больше.

– Так что же вы молчали? Давно известно, что люди неимущие – это одно, а люди состоятельные – другое. Истина настолько очевидная, что любые ехидные комментарии здесь неуместны.

Воины несколько подтянулись. Шериф по-прежнему оставался их начальником, но как знать, не перекупят ли его заезжие иностранцы со всеми потрохами и слугами? Прецедентов такого рода хватало. Особенно здесь, на острове, где каждый рыцарь любил золото намного больше славы.

– Осмелюсь спросить, куда высокородные господа держат путь? – совсем другим тоном осведомился шериф.

– Высокородным господам срочно понадобился проживающий на вашем острове маг и волшебник Брит.

– Этот непрактичный придурок? – неподдельно удивился шериф.

Ого, какую славу себе для маскировки придумал очередной разрушитель мироздания!

Если подумать, то не самый глупый шаг. Пока остальные не обращают на тебя внимания, как на существо, умом обиженное, собраться с силами и разом отомстить обидчикам.

Антошка пометил про себя, что Брит намного коварнее, чем он до сих пор думал.

Мелькнула и другая мысль, день на мысли для Антошки выдался урожайным: не поделиться ли с шерифом сведениями о намерениях колдуна? Все-таки человек следит за выполнениями законов, а уничтожение мира явно не входит в число разрешенных властями деяний.

Но поделиться сведениями – это то же самое, что поделиться грядущей славой. Вряд ли шериф захочет остаться в стороне от такого славного дела. Еще потом воспользуется служебным положением, надавит на главные средства массовой информации – переносчики слухов, – да и припишет себе все заслуги!

Попробуй потом докажи!

– Есть дело, – туманно ответил Антошка и уловил краем глаза, что остальные спутники посмотрели на него с удивлением.

Странно, Иванов считал своих спутников более понятливыми.

– У нас с поклажей вернуться будет трудно, – предупредил шериф.

Раз дело тайное, значит, тут замешана коммерция. Бизнес лишнего трепа не любит. Эти немудреные соображения настолько отчетливо отпечатались на хмуром лице охранителя закона, что Ольгерд не выдержал и снова влез в разговор:

– Если дело выгорит, то мы возьмем вашу милость в долю.

Раз Антошка не хочет помощи со стороны, то остается сделать так, чтобы хотя бы никто из посторонних не мешал.

Шериф пошевелил губами, что-то подсчитывая в уме, и угрюмо буркнул:

– Половину.

Путешествие не обещало ничего, кроме тумаков и морального удовлетворения. Первым Ольгерд охотно бы поделился, даже с готовностью отдал все. Второе ему вообще не требовалось. Однако от первобытной наглости поэт поперхнулся.

– Многовато будет. Весь риск наш. Мало ли как повернется?

Шериф опять пошевелил губами, пересчитывая.

– Если риск ваш, то треть. Меньше не могу. Положение не позволяет. И с королем делиться придется.

– С которым? – уточнил Ольгерд.

– Сам бы хотел знать. Безмозглый еще ничего, он один и один складывать не научился, а уж Баранья Голова... Считать тоже не умеет, поэтому старается забрать себе все.

Антошка хотел что-то ляпнуть с истинно геройской прямотой, поэтому Ольгерд резко оборвал торг:

– Хорошо. Треть. По рукам?

– По рукам...

У шерифа был вид человека, который подозревает, что его надули, но никак не может понять, в чем именно?

Иванов вновь хотел вклиниться в разговор. Пришлось Ольгерду его пихнуть по возможности незаметно, но чувствительно.

– Когда вас ждать обратно?

– На месте мы за денек управимся. А вот сколько уйдет на дорогу? – Ольгерд развел руками.

– Как проехать туда быстрее? – Антошка решил не вдаваться в подробности игры, затеянной Ольгердом. Потом расскажет, сейчас гораздо важнее добраться до Брита.

– Если весь риск вы берете на себя, то тогда через лес, – шериф кивнул на лесной массив, видневшийся на горизонте. – Но обратно лучше ехать другой дорогой.

Проблемы возвращения Антошку не волновали. Вероятно, тут сказывался героический фатализм. Нет, речь не шла о возможности собственной гибели в неравном бою, герои не умирают не только в песнях, но и наяву. Вместо смерти они женятся на принцессах. Правда, на принцессе Иванов уже был женат, что лишало историю закономерного финала.

А может, будет не финал, а сериал? Антошка очень надеялся на подобный поворот событий. Ведь в сериале финала не бывает.

– Через лес так чрез лес. Удачи вашей милости, шериф!

– Это вам удачи, – многозначительно произнес шериф.

Его губы чуть скривились в улыбке, которую гораздо точнее было бы назвать ухмылкой. Словно представитель закона знал нечто суляшее героям немалые неприятности. Знал, но решил промолчать. Не то обиделся, не то решил испытать компаньонов на крепость, не то хотел убить сразу двух зайцев.

Антошку не интересовало выражение чужих лиц, кроме тех случаев, когда на них был написан восторг в его адрес.

Он махнул на прощание рукой, мимоходом поправил на голове шлем и дал коню шпоры:

– Вперед!

Шериф посмотрел вслед удаляющемуся отряду и буркнул одно-единственное слово:

– Посмотрим.

Хотя сам смотреть не собирался. Даже издали. Иногда на орехи достается и зрителям.