Текст книги "Змеиное гнездо"

Племя

Дэвид Джон качает головой и улыбается. На нем тяжелая рабочая куртка, расстегнутая, под ней видно синюю толстовку с капюшоном. Пострижен коротко – почти под машинку, но Джессап все же замечает, что белизна в волосах не от снега. Одна рука отчима в кармане, вторая свободна, обнимает Джюэл за плечи. Джюэл прижалась к нему, улыбка до ушей: папа дома, практически рождественское утро.

Дэвид Джон наклоняется над оградой и хлопает Джессапа по наплечнику.

– Врезал так врезал, сынок. Ты их раскусил, да?

– Да, сэр. Много готовились по записям.

Дэвид Джон выпрямляется, потом откидывает голову и крепко зажмуривается, воскликнув:

– О-го-го! Сделал ты этого мальчика. – Голос такой громкий, что люди поблизости оглядываются. – Задал мальчику жару.

В нескольких футах – группка родителей, и они не просто оглядываются. Они глазеют. Две пары – черные, и Джессап видит, как одна женщина что-то шепчет мужу. Все гости – на трибунах с другой стороны поля, так что это родители из Кортаки. Он не уверен, что кого-то узнал, но они точно узнали его и Дэвида Джона. Джессап знает, что «мальчик»[36]36
  В одном из сленговых значений «мальчик» (англ. boy) имеет уничижительное и оскорбительное значение, в том числе для представителей темнокожего населения. Прим. ред.


[Закрыть] в адрес черного из уст Дэвида Джона звучит двусмысленно, хоть и не думает, что отчим имел в виду что-то такое.

По крайней мере, сейчас.

Иногда это трудно понять. Дэвид Джон не разрешает ругаться, не пользуется уничижительными оборотами, не называет Корсона мальчиком, чтобы спровоцировать проблемы. Джессап не понимает, как преданность семье и тактичная вежливость сочетаются в отчиме с татуировками, с верой в Благословенную церковь Белой Америки – место, где некоторые слова произносят с обыденной жестокостью. Но разве хоть что-то с чем-то сочетается? А что с этим делать Джессапу? Ведь он любит семью, без вопросов, но еще любит – да, кажется, любит – Диан, даже тренера Диггинса, да и парней в команде, он бы сказал, что любит их, они чуть ли не братья, так же как он считает братом Уайатта, футбол равняет всех, важен только цвет джерси, и когда он вогнал Корсона в грязь перед перерывом – в тот момент на уме был только футбол.

Вот только больше это не может быть просто футбол, да? Только не с Дэвидом Джоном. Не с тем, что случилось в переулке.

Он скучает по тому, как было раньше.

По безоговорочной вере, что отчим – хороший человек.

Сестра верит до сих пор: даже после всего, что случилось, не представляет Дэвида Джона никем, кроме как своим отцом.

Вот бы для Джессапа все было так же просто. Он старался избежать темы (избежать целиком, отказывался навещать и отчима, и брата без объяснения причин), но перед смертью не надышишься, и теперь Дэвид Джон привез этот вопрос домой.

Джюэл перехватывает внимание, говорит:

– После игры мы идем в «Кирби» (это бургерная на Трассе 13, которая нравится Дэвиду Джону). Отметим, что папа вернулся. Ну и игру отметим. Ты приедешь к нам туда или домой?

Джессап быстро бросает взгляд на табло. Остается пятьдесят секунд. Надевает шлем.

– Давайте отмечать игру, когда она закончится, ладно? А встретимся в «Кирби». Но потом у меня планы. После. Надолго у вас не задержусь. Пересекаюсь с Уайаттом и другими парнями. Дома буду поздно.

Мама и Джюэл счастливы, заряжены присутствием Дэвида Джона и счетом игры, но у Дэвида Джона Джессап замечает быстрый прищур. Разочарование, что он не останется с семьей. Но прищур был – и пропал.

– Там будет алкоголь? – спрашивает мама.

– Это вечеринка, так что наверняка, – пожимает плечами Джессап. – Но я не пью, я за рулем. Буду осторожен.

Дэвид Джон опять наклоняется над оградой и стучит по макушке шлема. Знакомый жест. Футбольное племя.

– Пойди покажи этим мальчикам, что бывает, когда они приходят к нам, – говорит он.

Джессап отворачивается и направляется на скамью. Килтон-Вэлли начали игру, значит, теперь будут принимать, и вторую половину матча Джессап должен начинать на поле.

Он оглядывается через плечо и видит, что мама и Джюэл уже поднимаются по ступенькам трибун, но Дэвид Джон смотрит на него. Отчасти Джессап хочет извиниться, хочет сказать: он знает, сегодня важный день, раз вернулся Дэвид Джон, он отменит все планы. Но только отчасти.

Планы у него есть, но не с парнями. Ну, когда он уйдет из «Кирби», на вечеринку заглянет, и Уайатт правда там будет. Но будь дело только в этом, он бы поехал домой с семьей, провел вечер, упиваясь тихим уютом от счастья матери и сестры.

Нет, уходит он потому, что на вечеринке будет и Диан. Они примелькаются и уйдут, как только позволят приличия, заедут в один из лесных заповедников и оставят движок на холостом ходу, чтобы их согревало не только тепло тел.

Победитель

Волосы еще мокрые после душа, но Джессап холода не чувствует. После игры в раздевалке кричат и скачут, тренер утихомиривает их, напоминает, что со следующей недели опять начинаются тренировки, но настрой царит благодушный; после хавтайма Килтон-Вэлли почти не сопротивлялись, итоговый счет: двадцать – шесть.

Диггинс отмечает решения, игроков, все молодцы, все молодцы. А потом поднимает мяч.

– С тех пор как я тут, мы еще не получали мяч с игры, но, с другой стороны, и в плей-офф мы еще не проходили (его улыбка – электрический разряд, прошедший по всей комнате). Думаю, мы все знаем, кто получит сегодняшний мяч. – Он поворачивается к Джессапу. – Ты был живым сердцем этой команды, и ты это заслужил.

Все ухают, улюлюкают, кричат: «Да, сэр» – и хлопают, пока тренер Диггинс сует мяч к животу Джессапа, оба с силой обнимаются, и в шуме один Джессап слышит, как Диггинс говорит: «Горжусь тобой, сынок».

Объятия заканчиваются, и Диггинс продолжает обращение к раздевалке:

– Это была хорошая заявка, но на носу уже другая игра. Так, на этих выходных будьте умнее. Не надо глупостей. Завтра тренировки не будет. – Парни кивают: кто-то – серьезно, кто-то – улыбаясь новости. – Отдыхайте. Приводите тела в порядок. Завтра тренировки не будет, но с понедельника начинаем в обычном режиме. В понедельник хочу видеть полную отдачу. Это плей-офф, детка! Теперь пан или пропал. И не забывайте, в воскресенье в четыре – просмотр у меня дома. Вы знаете, о ком я говорю. Миссис Диггинс вас угостит. – Он протягивает руку. – Давайте все сюда.

Парковка

Из раздевалки Джессап выходит не первым, но он торопится. Хочет как можно быстрее оказаться в «Кирби». Уже может представить плохо скрытое разочарование на лице мамы, когда он уедет на вечеринку. Дэвид Джон и слова не скажет, а вот Джюэл будет канючить.

Он впихивает мяч за сиденье. Берет из кабины скребок и принимается за лобовое стекло, когда чувствует, как в лопатку тыкают пальцем. Это Кевин Корсон, раннинбек Килтон-Вэлли. Сколько Джессап его видел, он в основном улыбался. Сейчас Корсон не улыбается.

– Это была какая-то херня, – говорит Корсон. Теперь он тыкает пальцем в грудь Джессапа, прямо в кость между мышцами. Больно, но Джессап не морщится.

– В следующий раз держи мяч крепче, – говорит Джессап.

– Ты рано меня сбил.

Джессап дюйма на два выше и фунтов на сорок[37]37
  То есть примерно на 5 сантиметров и 20 килограммов. Прим. пер.


[Закрыть] тяжелее, смотрит за плечо раннинбека. Игроки Килтон-Вэлли выходят из школы и садятся в автобус, урчащий на краю стоянки.

– Что-то не слышал свистка.

– Сегодня здесь были Сиракузы.

– Я видел. Слышал, ты собираешься к ним.

– Вот именно. И знаешь что? После игры тренер Тревор подошел ко мне и посмеялся из-за того, как ты меня сбил. Знаешь, что я сказал?

Джессап слегка сдвигается, поворачивается бедром, чтобы чувствовать за собой пикап. Пытается освободить пространство для маневра. У Корсона именно такой вид, и, хоть Джессап знает, что справится, поддаваться тоже ни к чему. Он качает головой.

– Я рассказал ему про твоих папу и брата. Сказал, что ты из семейки нацистов, а это то, чему обрадуются в раздевалке Сиракуз. Он удивился. На твоем месте я бы не мечтал об их стипендии.

Джессап ничего не отвечает, пытается не выдать своих чувств, но явно что-то говорит уже одним молчанием, потому что на лице Корсона мелькает улыбка.

– А! Думаешь, я не знал? Думаешь, такое можно замолчать?

Джессап слышит, как Корсона зовут по имени с другого конца стоянки. Женский голос. Корсон оборачивается и машет. «Минутку», – кричит он. У кучки машин – два человека. Корсона ждут родители. Но прямо сейчас они с Корсоном в своем собственном мире. Судя по выражению на лице раннинбека, он решает, врезать Джессапу или нет, и Джессап взвешивает варианты. Не ударить, а валить на лопатки. Только Корсон замахнется – шагнуть и уронить его на землю. Не будь даже преимущества по весу и росту, зимой Джессап занимается рестлингом и в нем хорош. На стипендию колледжа не тянет, но достаточно хорош, чтобы на асфальте Корсон пожалел о своем поступке. Джессап готов поставить всю наличность в кошельке, что Корсон ни разу не участвовал в настоящей драке. На тренировке – да, или, скорее всего, запихивал какого-нибудь первогодку в шкафчик, но не в такой драке, когда поблизости нет никого, чтобы разнять. Джессап вспоминает зернистую запись из переулка, как Рикки бил ключом.

Корсон снова тыкает в грудь, но Джессап перехватывает запястье.

– Еще раз так сделаешь – и огребешь, – говорит он.

Оба так и стоят, застыв: ладонь Джессапа на запястье Корсона, рука Корсона вытянута. Джессап замечает в углу стоянки полицейскую машину, видит, как смотрит коп. В это же время Корсона снова зовет мама. В этот раз в ее голосе нотка тревоги, и Корсон позволяет прорваться улыбке. Рука расслабляется, так что Джессап отпускает запястье. Корсон хлопает его по плечу.

– Это еще не конец, мальчик, – говорит Корсон. Разворачивается и уходит.

– Может быть, – произносит ему в спину Джессап, – зато твоему сезону – конец, мальчик.

Корсон напрягается, останавливается, оборачивается. Джессап выставляет подбородок. Ну и кто теперь улыбается? Садится в пикап, заводит и начинает выезжать.

Чувствует удар, слышит треск пластмассы. Останавливается, смотрит в зеркало заднего вида. Корсон – у кузова, довольный собой. И теперь Джессап должен решить: навалять Корсону или уехать. Прямо здесь полицейская машина. Школьная стоянка, все последствия драки как на ладони. На следующей неделе ему уже не играть. Как минимум временное исключение. Возможно, хуже. Вспоминает Дэвида Джона. Рикки. Переулок. Вспоминает черную кожу Корсона. Вспоминает тюрьму. Вспоминает, что Рикки проведет в тюрьме полжизни, Дэвид Джон уже отсидел четыре года, вспоминает ночи, когда мать рыдала так, что сотрясался весь трейлер.

Вспоминает про свои руки, что трясутся на руле.

Уезжает.

«Кирби»

Когда он сворачивает на Трассу 13, руки уже не трясутся. Делает музыку погромче. Радио – самое хорошее, что есть в его пикапе, хоть это и дешевый кусок говна. Единственный плюс – можно ставить музыку со своего телефона. Вытащил из разбитого «Субару» на свалке, десять баксов, хотя динамики все еще заводские. Слушает в основном альтернативное кантри, раннего Спрингстина[38]38
  Брюс Спрингстин (р. 1949) – американский певец, автор песен и музыкант. Известен своими рок-песнями с поэтичными текстами, основной темой которых является его родина, Нью-Джерси. Прим. ред.


[Закрыть], Джонни Кэша[39]39
  Джонни Кэш (1932–2003) – американский певец и композитор, ключевая фигура в музыке кантри. Прим. ред.


[Закрыть]. Прошлая девушка подсадила на позитивную инди-музыку, это он слушает в хорошем настроении, когда хочется чего-то полегче. С тех пор как они начали встречаться с Диан, она ставит ему попсу, а когда в пикапе едет Джюэл, просит включить «103.7, WQNY» – топ-40 кантри.

По дороге к «Кирби» на случайном воспроизведении включается Chief Эрика Чёрча[40]40
  Эрик Чёрч (р. 1977) – американский исполнитель кантри-музыки. Академия кантри-музыки признала его лучшим новым кантри-вокалистом 2011 года. Записал два золотых и один платиновый альбом, который возглавил американский хит-парад Billboard 200 в 2012 году. Прим. ред.


[Закрыть]. Эрик Чёрч ему нравится, потому что у него, особенно раннего, правильный такой, великолепный надрыв. Динамики в пикапе дребезжат, если выкручивать на максимум, но он бы их не обновил, даже если бы мог позволить себе что-то получше: думает, так музыка звучит реальней. Когда он сворачивает на парковку, Чёрч поет про Спрингстина и жизнь в семнадцать лет, и Джессап впервые понимает, что, хоть ему и не терпится выбраться из Кортаки, частичка его останется здесь навсегда. Гадает, как можно ностальгировать по месту, откуда еще не уехал.

В «Кирби» оживленно, хотя Джессап не припоминает, чтобы здесь когда-то было тихо. В итоге сдает задом на место, которое освобождает хетчбэк «Тойота». Думает взять с собой мяч с игры, но решает оставить в пикапе. Это – его. Делиться он еще не готов. Но по дороге задерживается в вестибюле, снимает в банкомате шестьдесят долларов. Смотрит на чек (на счету осталось семьдесят шесть долларов и пара центов), потом сминает и сует в карман. Двадцатку кладет в кошелек, где в целом становится около сорока пяти баксов, остальные сорок зажимает в руке. Сестра, мать и отчим ждут его в кабинке в конце зала. Дэвид Джон замечает его первым и вскакивает на ноги. Улыбается так, будто они вдвоем знают какой-то секрет, и сгребает в объятия. Джессап помнит отчима крепким (и он до сих пор такой, как будто вырезан из дуба, явно не тратил в тюрьме времени зря), но Джессапа потрясает, что он почти нависает над отчимом. Тяжелее килограмм на двадцать пять, не меньше. Если бы они подрались, Джессап надрал бы ему задницу.

– Мама не разрешала заказывать, пока ты не приедешь, – говорит Джюэл. Она подскакивает на стуле, сунув руки под себя, будто боится, что они упорхнут, если не прижимать. – Дядя Эрл дал нам денег, так что можно заказывать что хотим. Мама сказала, мне можно молочный коктейль. Или лучше солодовый?

Джессап знает, что должен быть благодарен брату Дэвида Джона. Он видел, как мама покупает бензин по паре галлонов на россыпь четвертаков, десяток и пятаков, сдает банки и бутылки, чтобы залить бак на пять долларов и добраться до следующего дома для уборки, пока хозяйка извиняется, что забыла оставить на прошлой неделе чек (о, сами понимаете, дети, в каникулы с ними ум за разум заходит), но не осознавая по-настоящему, что семье Джессапа нужны эти сто долларов, что без этих денег они – ну, без денег. Видел, как она берет Джюэл каждую неделю в комиссионку, пока не найдутся зимние ботинки впору, без единой жалобы от сестры, что у ее друзей все новенькое из «Таргета» или по интернету из «Л. Л. Бин». Да, каждый раз, когда Эрл дает маме пару сотен долларов, это прямо-таки спасение, но ощущение, как от… Чего? Каприза. Каприз, думает он. Вот подходящее слово. Непредсказуемые деньги. А им нужен тот, кто даст маме новую машину, кто оплатит коммуналку, нужны регулярность, возможность хоть раз спланировать наперед. И Джессап не может не чувствовать, что деньги Эрла – с подвохом. Джессап еще не видел крючка на конце лески, но знает, что он есть.

Планы

– Давай так, – говорит Джессап, влезая в кабинку рядом с сестрой. – Особый случай. Мы празднуем возвращение домой твоего папы. – В руке все еще зажаты две двадцатки из банкомата, но из-за денег Эрла они ни к чему. Вместо того чтобы положить банкноты на стол и предложить угощаться, он сует их в карман джинсов. Дэвид Джон смотрит на него, так что Джессап кивает, но в отчиме что-то изменилось, и Джессап не понимает что.

Он подвигается до конца, до сестры, дружелюбно толкает бедром.

– Ты бери молочный, а я – солодовый, и мы поделимся. – Джюэл широко улыбается, и Джессап приглядывается. – Наконец-то выпал зуб.

Джюэл поднимает губы и придвигается, чтобы он хорошенько рассмотрел дырку.

– Расшатала в третьей четверти.

Джессап закатывает глаза и показывает язык, так что она хихикает.

– Ну все, хватит тебе, – говорит он. – Никому не хочется смотреть на твои противные кровавые десны. Закрой рот.

Дэвид Джон легонько стучит ладонью по столу.

– Знаешь, Джессап, мама говорила, что ты вырос, и я знал, что игрок из тебя получился отличный. Но вау. Что ты выдал на поле. Молодцом, парень. Этот удар перед хавтаймом, – в горле застревает что-то похожее на смешок. – Так размазал того пацана, что его стошнило. Небось он пожалел, что не остался сегодня дома. Хорошо ты его проучил.

Джессап спрашивает себя, что бы сказал Дэвид Джон, знай, как Корсон пристал к нему на стоянке после игры. Представляет, что бы сказал брат Дэвида Джона. Хоть Джессап не ходил в церковь с тех пор, как Рикки убил тех парней, мать уговаривает его, рассказывает, что проповедует Эрл. Он много говорит о том, как надо давать сдачи, что единственный способ защититься от насилия – стоять на своем. В церкви Рикки и Дэвида Джона почитают за героев. Стой за свою расу или пропади ни за что.

Дэвид Джон закинул руку на плечо матери, и она прижимается к нему так, будто все, что ей надо, – слиться с ним воедино. Четыре года, думает Джессап. Разлука в четыре года. Не хочется об этом думать, но он знает, что для них прошло много времени, а стены в трейлере тонкие. Джюэл из пушки не разбудишь, но Джессап рад, что сегодня припозднится. Ему не нравится спать в наушниках.

Они заказывают бургеры, картошку фри и коктейли, мама и отчим берут один заказ на двоих. Дэвид Джон рассказывает, как все будет дальше, раз он вернулся. У него уже есть пара заказов по сантехнической части. Старые клиенты, которые готовы закрыть глаза на тюремный срок, и прихожане Благословенной церкви Белой Америки, которые заплатят наличкой.

– Набрать прежние обороты получится не сразу, – произносит Дэвид Джон, – но уже скоро все вернется к норме.

Не для Рикки, думает Джессап, но вслух не говорит.

– Выхожу с понедельника. Есть хорошие наметки. Надо будет просмотреть инструменты. Синди говорит, ты все отнес в сарай? – Джессап кивает. – Ну что ж, хорошо. Но завтра… завтра, пожалуй, нам всей семьей стоит сходить за мороженым. Что скажешь, дорогуша? – говорит он, подмигивая Джюэл. – И, Синди, как насчет жареной курочки на ужин? А днем, Джессап, ты завалишься на кресло, я залягу на диване с моими девочками, и посмотрим университетский футбол. И на завтра учтите сразу: если хотите в душ, то лучше вставайте пораньше, потому что я изведу всю горячую воду. Так долго простою в душе, что вы испугаетесь, не смыло ли меня там. Джессап…

– Утром я на охоту, – говорит Джессап. Поспешнее, чем рассчитывал, но если Дэвид Джон и против того, чтобы его перебивали, то он это никак не показывает.

– Охота?

– На оленей. В морозилке пусто. А днем и вечером я работаю. С двух до восьми.

Официантка принесла стаканы, так что Джюэл уже пьет свой коктейль. Мама как будто не может перестать улыбаться, но Дэвид Джон смотрит на Джессапа ровно. Не сердито, не радостно. Просто размышляет. На лице пусто.

На секунду Джессап опять чувствует себя маленьким.

– Прости, – выпаливает он. – Не подумал. Надо было отпроситься на этих выходных с работы, чтобы побыть дома.

Дэвид Джон качает головой, но пустоты уже нет. Уже улыбается.

– Да нет. Я тобой горжусь, Джессап. Большинство ребят твоего возраста – они работают, а деньги уходят на новый телефон, или чтобы тачка сияла, или на шмотки, или еще на что, но твоя мама мне рассказывала, как ты помогаешь. – Джессап чувствует в кармане смятые банкноты, прижатые к кошельку. – Ты молодец. Мы не королевы пособий в каком-нибудь гетто. Мы добрый сельский народ и свое отрабатываем. Простите, что в последние пару лет пришлось тяжко, но что было, то прошло. Теперь я здесь. Отныне то, что ты зарабатываешь, Джессап, – все твое. Ты подросток, и у тебя должна быть возможность почувствовать себя подростком. Потрать деньги на что хорошее. Устройте с Уайаттом заварушку. Все понял?

– Да, сэр, – говорит Джессап.

– А в воскресенье, – говорит Дэвид Джон, – пойдешь с нами в церковь?

Звучит как вопрос, но это не вопрос.

Официантка приносит на стол бургеры. Дэвид Джон берет за руку жену и Джессапа, Джессап – Джюэл, Джюэл – мать, все четверо соединены в непрерывный круг.

– Иисусе, – начинает Дэвид Джон.

Джессап склоняет голову и закрывает глаза.

Мусоровоз

Выходят они вместе. Джюэл – между ним и Дэвидом Джоном, держит обоих за руки и трещит без умолку. Адреналин от игры улетучился, Джессап начинает чувствовать, как все тело ноет. Ободрал на поле левое предплечье, на правом бедре – солидный синяк, и вообще ощущение, что, когда проснется утром, еще вспомнит вчерашнюю игру в футбол.

Перед входом вторым рядом припаркована машина полицейского департамента Кортаки. Дэвид Джон застывает, как только ее видит. Реакция человека, который боится вернуться в тюрьму, думает Джессап.

Машина на холостом ходу, и в ней на пассажирском – один коп, женщина, которую Джессап еще не видел. Молодая и хорошенькая. Лесбиянка, решает он, еще и с такой короткой прической. Зачем иначе ей захотелось бы пойти в копы?

– Прошу прощения. – Голос из-за спины бодрый и веселый, и, когда они расступаются, мимо проскальзывает коп.

Нет, не проскальзывает, думает Джессап. Идет вразвалочку. Росту в нем – пять футов и десять-одиннадцать дюймов[41]41
  То есть примерно 180 сантиметров. Прим. пер.


[Закрыть], но выглядит он как пляжный мяч. Под жиром есть твердая прослойка, но Джессап не может себе представить, чтобы этот коп пробежал милю меньше чем за десять минут, отжимался или сдал хоть какой-нибудь норматив. Он держит бумажный пакет и поднос с тремя стаканами. Тремя? Два молочных коктейля и газировка, понимает Джессап, а потом думает, не выпьет ли коп оба коктейля, – или один для женщины?

На ходу коп улыбается, кивает Джюэл.

– Всем доброй ночи. Осторожней на дорогах с таким-то снегом.

Все четверо стоят еще минуту, глядя, как он влезает в машину, как та слегка проседает на рессорах, когда его вес опускается на переднее сиденье. Когда машина трогается, они сдвигаются с места. Джессапу интересно, не задержал ли он дыхание. Мать касается шеи Дэвида Джона.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

– Просто дергаюсь. Прости. Я не буду так реагировать каждый раз при виде копа, – говорит Дэвид Джон тихо.

– Знаю. – Мама то ли пытается не расплакаться, то ли попросту счастлива. Джессап не знает, но она подходит к мужу и обнимает, прижавшись лицом к шее. – Просто я так от всего этого устала, понимаешь?

Джессап отворачивается.

Джюэл начинает укачивать еще до того, как ее посадили на заднее сиденье и пристегнули. Мама Джессапа садится на пассажирское, предоставляя руль Дэвиду Джону.

Дэвид Джон ненадолго задерживается перед тем, как сесть, глядит на небо, дает снежинкам оседать на лице. Джессап тоже поднимает взгляд. Ему нравится смотреть на снегопад в огнях парковки.

– Надо что-то делать с машиной твоей мамы. На рабочем фургоне не получится возить всю семью, а мамина машина не очень приспособлена для снега. Сюда бы хороший внедорожник или пикап с полуторной кабиной. Поспрашиваю в церкви, узнаю, не хочет ли кто продать и подумать насчет рассрочки, пока мы не встанем на ноги. – Он оборачивается к Джессапу и протягивает руку.

Джессапу странно. Он не помнит, чтобы хоть раз пожимал руку Дэвиду Джону. Он знает, что в некоторых семьях так принято, но Дэвид Джон всегда вел себя по-свойски с Джессапом, Рикки и Джюэл. Он строгий папа, но не в плохом смысле. Доделывай домашку, помогай по дому, поступай правильно. Если огрызаешься или не отвечаешь ожиданиям – будут последствия. Но он всегда легко хватал детей в объятия, клал руку на плечи, всегда целовал маму Джессапа. Говорил всем, что их любит.

Джессап пожимает руку. Хватка твердая, но он удивлен, какая холодная у отчима рука. А потом Дэвид Джон зажимает его руку второй и смотрит в упор.

– Пока меня не было, Джессап, ты возмужал.

– Да, сэр.

Дэвид Джон все еще не выпускает руку.

– И я тобой горжусь, горжусь тем, как ты занял мое место. Мне жаль, что я так много пропустил. Но я рад вернуться домой. – Теперь он отпускает Джессапа и подмигивает. – Ну ладно. Уже небось неймется к друзьям. Езжай, развлекайся.

Дэвид Джон включает дворники, чтобы очистить лобовое стекло от нового снега, а Джессап подходит к багажнику, достает из кармана перчатки и чистит руками заднее. Хочет, чтобы они добрались домой в целости и сохранности. Как только машина трогается, Джессап идет к своему пикапу и старательно работает щеткой. Садится, снимает перчатки, бросает на соседнее сиденье и трогается с парковки.

Он успевает проехать пару минут и уже почти достигает кампуса, когда видит, как в заднем зеркале сверкают мигалки. Вскрикивает сирена.

Он останавливается, опускает окно и ждет.