Текст книги "Кредиторы гильотины"

– Ну, – сказал он, – так как ты знаешь это заведение, то заказывай, пожалуйста, то, что тебе хочется.

– О, мне это не трудно, – отозвалась она. – Я всегда заказываю то, что люблю.

– Да что ты говоришь!

– Да, конечно. Глупенький, – прощебетала Нисетта, подбегая к нему и целуя. – Я хочу заказать устрицы.

– Пожалуйста, не стесняйся.

– В таком случае, прежде всего, подайте устриц.

– Сколько прикажете? – спросил лакей.

– Как можно больше!

– Ну, конечно, – смеясь, подтвердил Поль. – Пожалуйста, не стесняйся – я сегодня богат.

– В последнее время это с тобой часто случается, – заметила она, бросая на Панафье взгляд, который привел его в смущение.

Он поспешно заказал остальное меню, и лакей вышел.

После этого Нисетта уселась на диване рядом с Полем, говоря:

– А теперь, не хочешь ли помириться?

– Что за глупости ты говоришь! Разве мы ссорились?

– Пожалуйста, не притворяйся. Ты целый час делаешь мне разные намеки не словами, а жестами, взглядами и всем твоим обращением со мной. Мы сейчас хорошо пообедаем, и обед будет стоить дорого, но ты не видишь и не понимаешь моей любви к тебе. Если бы ты отправился со мной просто в какую-нибудь деревню, то я любила бы тебя точно так же и была бы, может быть, счастливее, чем сейчас, хотя я здесь и наедине с тобой.

Удивленный и озадаченный Поль выпрямился, пристально глядя на Нисетту, которая смотрела на него с веселой улыбкой. «Что же это за женщина?» – думал он. В эту минуту вошел лакей, чтобы накрыть стол, и Нисетта закрыла ему рот рукой, проговорив вполголоса:

– Продолжим, когда останемся вдвоем.

После того как был накрыт стол, поданы и унесены две первые перемены блюд, Поль подвинулся к своей спутнице. Та, довольная этим движением, улыбнулась, говоря:

– Садись ко мне поближе, как прежде. Я готова все тебе простить.

– Простить мне? Что ты собираешься мне прощать?

– То зло, которое ты мне причиняешь.

– Я причиняю тебе зло?!

– Ты принимаешь такой удивленный вид, как будто я говорю с тобой по-китайски. Вы мужчины, меня удивляете. Вам нравится легкая любовь. Вы привыкли забывать назавтра же ту женщину, с которой были знакомы сегодня. Я не говорю, что не люблю своего мужа. Я бы солгала, утверждая подобное. Но, чтобы делать так, как поступаю я, нужно чувствовать очень сильную любовь к вам.

Поль пристально глядел на Нисетту, стараясь угадать – правду ли она говорит. Но взгляд и голос казались одинаково чистосердечными.

Видимо, она говорила правду.

Затем он налил ей стакан вина и продолжал вслух:

– Послушай, моя милая Нисетта, ты и в самом деле дурочка. Я очень люблю тебя, и жаль, что ты этого не замечаешь. Ты не умеешь сдерживаться, и если бы я об этом не заботился постоянно, то мы давно нажили бы себе новые неприятности.

– Скажи мне, ты очень любишь Луизу?

– Да, я очень люблю Луизу. Когда я познакомился с тобой, я не обманывал тебя по этому поводу. Луиза – несчастная девушка, с которой я познакомился в более счастливые времена. Она была работницей без поддержки, без семьи, и я чувствовал к ней чисто братскую привязанность. Ты знала все это, когда я с тобой познакомился, и эта ревность кажется мне запоздалой.

– Дело в том, что тогда я верила, а теперь не верю. Я вижу истину – ты любишь, прямо обожаешь, Луизу и не любишь меня.

– В таком случае я не могу объяснить себе твоего присутствия здесь.

Несколько минут Нисетта сидела смущенная. Она молча налила себе стакан шампанского и залпом выпила его.

– Ах, Боже мой! – заговорила она наконец. – Ты сегодня очень любезен, а почему? Потому, что ты хочешь знать.

– Что я хочу знать? – спросил Поль, хмуря брови и полагая, что Нисетта угадала его планы.

– Ты хочешь знать, почему я увезла твою обожаемую Луизу к Баландье.

– Хватит, Нисетта, ты совсем с ума сходишь. Луиза сразу же рассказала мне, что происходило у Баландье. Пожалуйста, не делай такой вид. Я все знаю, повторяю тебе, и могу сказать, что ты занимаешься плохими делами. А между тем, Нисетта, ты достаточно хороша, чтобы не опускаться так низко.

– Что ты хочешь сказать? – с досадой проговорила Нисетта.

– Я хочу сказать, что ты хотела свести Луизу с этим человеком.

– А, так она сказала тебе это? Хорошо. Да, я пробовала это сделать, но я не занимаюсь этим постоянно. Я хотела сделать это из ревности. Я страдаю, видя, что ты бросаешь меня из-за этой девчонки. Я хотела погубить ее, чтобы убить твою любовь к ней.

– Нисетта, я не могу поверить в твою любовь.

– В таком случае, я повторяю тот же вопрос, который мне задал ты: для чего же я здесь?

– О! Это совсем другое дело. Ты скучаешь, захотела развлечься, прежняя любовь вернулась к тебе на мгновение.

Между тем Нисетта, разговаривая, бессознательно поглощала вино, которое наливал ей Поль. Ее глаза сделались живее, улыбка – веселее. Она пододвинулась к Полю и, глядя ему в лицо, сказала:

– Послушай, скажи мне откровенно: правда ли, что ты не веришь, что я тебя люблю?

– Нет, я верю. Ты меня любишь, но не очень сильно. Твоя любовь не делает тебя счастливой, когда ты удовлетворена, точно так же, как не делает тебя несчастной, когда ей встречается какое-нибудь препятствие.

– Ты так думаешь? Ну, ты действительно глуп, мой милый Поль. О-о! – вскрикнула она, вскакивая и страстно целуя его. – Я очень люблю тебя!

Панафье спокойно наблюдал за Нисеттой и увидел, что довел ее до того состояния, какого добивался. Он налил ей еще стакан шампанского и сказал:

– Ну, выпьем, Нини.

Та послушно взяла стакан, чокнулась и выпила залпом. Тогда Панафье привлек к себе молодую женщину, говоря:

– Слушай, Нисетта, я хочу с тобой объясниться, но только с условием, что ты будешь откровенна. Я страстно люблю тебя, Нисетта, и надеюсь, что ты это видела.

– Да, раньше, но с некоторых пор ты сильно изменился.

– Это правда. Но это еще не значит, что моя любовь к тебе уменьшилась. Просто мой рассудок говорит, что нужно быть осторожнее, и я боюсь.

– Боишься! Чего?

– Боюсь тебя.

– Меня! Ха-ха-ха, – засмеялась Нисетта.

– Ты, кажется, смеешься надо мной? Не смейся, Нисетта. Я сказал тебе, что хочу объясниться с тобой. Я люблю тебя – и боюсь. Боюсь потому, что у тебя самый добродетельный вид, а между тем это неправда.

Нисетта перестала смеяться и устремила на Поля пристальный взгляд, стараясь понять, что он хочет сказать.

– Ты упрекаешь меня потому, что я тебя люблю, – сказала она сухо.

– Нет, это было бы слишком смешно. Но, готовый полюбить тебя, я хотел узнать – кто ты, так как мне казалось странным, чтобы женщина твоих лет, твоего вида была связана со смешным стариком, и главное, чтобы женщина с твоим умом занимала такое низкое положение.

– А-а! Так ты хотел знать, кем я была! – повторила озадаченная Нисетта.

– Да, я чувствовал себя готовым полюбить тебя, но я по нескольку дней проводил, не видя тебя, стараясь уничтожить эту любовь.

– А Луиза? – спросила Нисетта, пристально глядя на него.

– Так слушай же, – продолжал Поль. – Если бы я мог тебе верить, я мог бы быть способен бросить из-за тебя все.

Голова у Нисетты начинала немного кружиться, тем не менее, услышав эти слова, она заставила Поля выдержать свой взгляд, говоря:

– Правда ли то, что ты мне говоришь?

– Совершенная правда. Я хотел узнать и узнал.

– Узнал? – с беспокойством повторила она.

– Да. Я буду с тобой откровенен. Что меня главным образом пугает в тебе – это то спокойствие, с которым ты лжешь.

– Что ты хочешь сказать?

– Да, Нисетта, Ты говоришь про твою любовь ко мне, а я знаю, что ты любишь Пуляра. Знаю, что ты любила Жобера.

Последние слова совсем озадачили Нисетту.

– Смеешь ли ты опровергать мои слова? Я знаю все! Все – понимаешь ли ты?

Говоря это, он привлек ее к себе и стал наблюдать за тем впечатлением, которое производят его слова.

– И, тем не менее, я люблю тебя, люблю ужасной любовью, с которой вынужден бороться.

– Ты любишь меня, несмотря на все, что ты сказал? – продолжила она.

– Нет, не совсем так, потому что мои страдания и сомнения слишком велики. Слушай, Нисетта, я сказал тебе в начале нашего разговора, что я хотел бы, чтобы ты была со мной откровенна, Я нисколько не ревную к прошлому, но я боюсь за будущее. Будь откровенна, и я буду любить тебя.

– Убежден ли ты, что будешь любить меня? Ты знаешь много и в то же время недостаточно. Будь, что будет – ты узнаешь все. О-о! Как мне хочется пить…

Говоря это, она залпом выпила вино и позвонила.

– Подайте еще шампанского, – приказала она. – Подойди сюда, Поль, и ты увидишь, как я откровенна. Ты хотел – и твое желание будет исполнено.

Говоря это, она села на диван, указав Полю на место возле себя. Между тем лакей принес вино и вышел. Поль запер дверь на ключ, налил стакан и сел рядом с Нисеттой.

– Я расскажу тебе всю мою жизнь, – сказала она.

Поль взял ее руки и поцеловал их.

Глава 17. Вечная история

Нисетта выпила больше, чем обычно, но тем не менее, она не была совершенно пьяна, а только навеселе. Она начала свою историю так:

– Я дочь бедных, но честных родителей.

Сказав это, она громко рассмеялась, взяла стакан и налила в него шампанское.

– Нисетта, попросил Поль, – не пей больше, если хочешь, чтобы я поверил тому, что ты будешь рассказывать. Говори серьезно.

– Но я чувствую жажду. В груди у меня все горит.

– Пожалуйста, Нисетта, послушайся меня. Не пей больше. Будь благоразумна.

– Хорошо. Выпей половину моего стакана.

– Хорошо.

Поль выпил три четверти стакана. Нисетта допила остальное и продолжала:

– Мои родители были бедные, но честные люди. Отец мой был ювелиром. Он женился на дочери своего хозяина, когда ей было всего шестнадцать лет, и год спустя у них родилась я. Моя мать была очень хороша собой, а главное, была очень честная женщина. Мой отец был честный рабочий; он не был пьяницей, но любил выпить. Ты понимаешь эту разницу? Он не возвращался домой пьяным, но как только встречал друзей – приходил домой поздно. Я маленькой девочкой была очень хорошенькая, так что моя мать обожала меня и гордилась мною. Мои родители работали и думали только обо мне. Посмотрев на мою одежду, никто бы не мог додумать, что я дочь простых рабочих. Как только я выросла настолько, что могла ходить в школу, мои родители шли на любые жертвы, чтобы дать мне приличное воспитание. Воспитанная среди молодых девушек, будущее которых было обеспечено, я жила без всяких забот, думая, что у меня то же положение, что и у них. И вдруг истина неожиданно открылась мне. Меня взяли из пансиона – и я вскоре убедилась в этой печальной истине. Дома меня ждала если не нищета, то, во всяком случае, жизнь, которая поддерживалась только ежедневной работой. Моя мать, еще молодая, любила меня, но, казалось, завидовала мне, так как, надо сказать правду, я была очень хорошенькой. Ты можешь представить какие вследствие этого неприятности происходили в нашем доме. Мой отец любил выходить со мной, чтобы показывать всем свою хорошенькую дочь. Бедный, – печально продолжала она, – он так обожал меня! Наконец, эта зависть, с которой моя бедная мать напрасно боролась, начала вызывать такие сцены, что меня поспешили выдать замуж. В шестнадцать лет, не сознавая, что делаю, и в то же время, понимая, что уйдя, я возвращу родителям моим душевное спокойствие, боясь, что в один прекрасный день я разлюблю свою мать, если эти сцены будут продолжаться, я вышла по совету родителей за одного из учеников отца – честного, хорошего работника. Я не хочу сказать, что я его любила, хотя он не был некрасив. Но точно также и красивым назвать его было нельзя. Он был самый обыкновенный человек. Но, самое ужасное – он был глуп и не образован. А ты знаешь, что муж должен быть выше жены; жена должна уважать мужа, и она погибла в тот день, когда скажет: «Не обращайте внимания на моего мужа. Он не зол, но он глуп». Так как те люди, которым она будет говорить это, почувствуют, что никакая привязанность не удерживает ее дома, то они будут стараться совратить ее с пути истинного. И это обязательно должно было случиться. Но тогда я испытала большое счастье в моей жизни – у меня родился ребенок. О, если бы ты знал, как хорошо иметь ребенка! У меня не было ничего более прекрасного в жизни. Мой муж перестал мне казаться таким глупым. Я не любила его, но теперь я смотрела на него по-другому. Он был необходим мне для того, чтобы воспитать мою малышку.

В эту минуту в манерах и тоне Нисетты произошла странная перемена: обильные слезы полились у нее из глаз.

– Бедняжка, – продолжала она, – если бы она была жива, я оставалась бы честной женщиной. Мой муж обожал своего ребенка; но моя мать не могла его видеть, так как страдала от мысли, что в тридцать три года стала бабушкой. Она ненавидела моего ребенка, или, по крайней мере, я так думала. Я поссорилась со своей матерью, а теперь чувствую, что ока любила меня, а мой характер избалованного ребенка заставил меня принимать за зависть то, что было только страданием, которое испытывает хорошенькая женщина, чувствуя, что она старится.

Нисетта замолчала и вытерла слезы. Беспорядочность рассказа заставляла Поля бояться, что Нисетта не скажет ему того, что именно он ожидал узнать, и когда она попросила еще шампанского, он отвечал, что вина больше нет, и чтобы она выпила воды. Молодая женщина послушно попила воды и, вытерев губы, продолжала:

– Однако мой ребенок умер, и я чуть не сошла с ума. После этого в доме начались неприятности. Я говорила мужу разные неприятные вещи: что, будучи такой хорошенькой, я вышла за него замуж не для того, чтобы работать, что не моя вина, что он так глуп, что не может заработать, и что я не в состояния больше выносить его глупость. Ты понимаешь, что мой муж, не получая удовольствия дома, начал кутить. После этого сцены стали происходить все чаще и чаще, и все мои знакомые говорили мне: «Вы такая хорошенькая! Я на вашем месте давно бы бросила его». Ты понимаешь, что когда начинают говорить подобные вещи, то очень скоро решаешь привести их в исполнение. Однажды вечером, когда мой муж не вернулся вовремя, я встретилась с Пуляром. И дело было сделано.

– Продолжай, пожалуйста. Твоя история очень интересна. Но кем в то время был Пуляр?

– О, если бы ты знал, как он был хорош, умен и весел! Он жил в Латинском квартале, так как бежал из семинарии, но постоянно одевался аббатом. Но каким забавным аббатом! На его сутане были пришиты пуговицы национальной гвардии. И он делал это из оригинальности, а не от бедности, так как вел адскую игру и выигрывал много денег. Как я с ним веселилась!

– А ты его очень любила?

– О да, он был очень добр и не заботился о деньгах. Он заказал памятник на могилу моей маленькой дочки.

– Значит, ты любишь его и сейчас?

– Нет, и в то же время – да.

– Объяснись, пожалуйста.

– В таком случае – дай мне выпить!

Поль приказал лакею подать еще вина и подал бокал Нисетте, которая, совершенно опьянев, продолжала:

– Слушай, если ты хочешь, я расскажу тебе все, хотя мне не следовало этого делать. Но, видишь ли, у меня очень ненасытный характер. Я любила этого человека за его пороки, и страшно сказать, что он из меня сделал. Придумай все самое ужасное, что может придумать фантазия мужчины. Я повиновалась ему беспрекословно. И что же! Этот человек, который обожал меня, бросил меня в один прекрасный день! Нет, даже не бросил, а просто выгнал, и я осталась одна – на улице, без пристанища, боясь встретиться со своими родителями. Веря в его любовь, я хотела возбудить его ревность новыми связями, но он не обращал на меня никакого внимания. И если бы ты знал, как низко я пала! Так низко, – продолжала она, опустив голову, – что в один прекрасный день, больная, без хлеба и убежища, я увидела в глубине пропасти, которую я себе вырыла, или смерть или… Я чувствовала, что полиция добирается до меня. В это-то время я и встретила беднягу Левассера. Он был таким, каким ты его знаешь сейчас. Он взял меня к себе и стал за мной ухаживать. Тогда, – продолжала Нисетта, падая на диван, – я стала его обманывать так же, как и других, потому что у меня испорченная натура, потому что я люблю порок.

– Но аббат?.. – спросил Панафье, видя, что Нисетта совершенно пьянеет. – Ты сказала мне, что он приходит сюда иногда. Познакомь меня с ним.

– Он никогда не согласится на это. Он хочет смеяться, веселиться, но только с женщинами.

– Но в случае, если бы он пришел сюда, то как бы он был одет?

– Он меняет костюмы каждый день. Но я не в состоянии больше говорить. Спой мне что-нибудь.

Говоря это, Нисетта пробовала встать.

– О-о! Как все вокруг меня вертится. Я не в состоянии держаться на ногах!

И она действительно упала на диван, совершенно пьяная.

Глава 18. Приготовления к экспедиции

На другой день, около 8 часов вечера, двое мужчин прогуливались в садике рынка Сен-Мартен. Рынок Сен-Мартен расположен позади консерватории и стоит на месте бывшего аббатства.

Сен-Мартен, построенный в 1785 году, точно так же, как и прилегающая к нему улица, в 1813 году был признан маленьким, и его разрушили, а в 1817 году – снова построили. Автор проекта этого рынка – архитектор Пти-Радель. Рынок состоит из двух зданий, соединенных садом. В центре сада находится фонтан, созданный по рисункам Ге. Он представляет собой вазу, поддерживаемую фигурами трех детей, которые изображают рыбную ловлю, охоту и земледелие. Группа исполнена очень плохо, и вообще весь фонтан носит на себе печать дурного вкуса, оставленного нам империей.

Читатели легко узнают двух людей, прогуливающихся перед зданием рынка, по их разговору.

Один из них говорил:

– Мы ходим туда-сюда перед дверью. Это очень глупо. Того и гляди, нас спросят, что мы тут делаем. Тот, что был пониже ростом, отвечал:

– Ну и что же? Я скажу, что назначил здесь свидание с одним знакомым.

– Гораздо лучше совсем не иметь деда с полицейскими.

– В таком случае, отправимся выпить чего-нибудь у продавца вина на углу.

– А если он придет и не найдет нас?

– Я его предупредил и, кроме того, ему следует быть поаккуратнее. Он человек ловкий и сумеет нас найти.

– Ну, тогда идем, – согласился высокий, бывший никем иным, как Пьером Деталем.

– Кроме того, у меня сильнейшая жажда, – продолжал тот, что был похудее, то есть Ладеш.

– Что-то он запоздал, – говорил Пьер Деталь, входя к продавцу вина.

– Ведь ему нет необходимости быть в определенное время, – возразил Ладеш.

– Да, но речь не об этом. Прежде чем идти туда, я должен рассказать ему то, что знаю.

– Ты можешь рассказать ему это по дороге, – проговорил Ладеш. – И если ты уверен в этом, – продолжал он, – то надо ему рассказать все.

– Подожди меня здесь немного. Я выйду на рынок и посмотрю, не пришел ли он.

– Хорошо, подожду.

– Я сейчас вернусь, – сказал Пьер, выходя.

– Хорошо, – повторил Ладеш.

И, обратившись к продавцу вина, сказал:

– Вели подать бутылку водки, Через несколько минут Пьер вернулся.

– Ну что? – спросил его спутник.

– Я обошел рынок вокруг и ничего не увидел. В эту минуту кто-то постучал в окно. Торговец хотел выйти из-за прилавка и посмотреть, кто это стучит, но Ладеш остановил его.

– Не беспокойтесь, – сказал он, – это наш приятель зовет нас. Получите скорее ваши деньги.

Оба приятеля поспешно вышли, вытирая губы руками, и у дверей столкнулись с Панафье.

– Можете быть свободны, – сказал он им. – Вы понадобитесь нам только в одиннадцать часов. Ждите меня на углу улицы Омер напротив известного вам кафе и смотрите внимательно, не войдет ли он.

– Понимаем. И мы свободны до 11 часов?

– Да.

– Но Пьер хочет вам кое-что рассказать.

– Что такое? – спросил поспешно Панафье.

– Вот в чем дело, – отвечал великан. – Вы помните тот вечер, когда мы были у Баландье?

– Ну да.

– Тогда за мной наблюдал подозрительный человек.

– Неужели ты сделал что-то плохое в последнее время? – нахмурился Панафье.

– Нет. Я говорил вам, когда вы нанимали меня, что у меня не было никакой работы. Теперь же я работаю только на вас.

– Ты не боишься, что это полицейский?

– Да нет. Полицейских я отлично знаю. Это был просто какой-нибудь мошенник.

– И ты убежден, что он следил за тобой?

– Да, убежден. Три дня назад он ходил за мной, и мне кажется, что вчера я снова видел его. Сейчас я выходит посмотреть вокруг, но не заметил никого.

– Хорошо. Итак, до 11 часов. Будьте осторожны и постарайтесь сделать так, чтобы сбить своих преследователей с толку.

– За это я отвечаю, – сказал Ладеш.

– Так как мы имеем три часа свободного времени, то употребим его с пользой. Ты обедал?

– Нет.

– В таком случае, старина, я угощу тебя обедом.

– С большим удовольствием. Я знаю недалеко одно место, в котором такой абсент, что пальчики оближешь.

– В таком случае – идем.

Эти два человека, совершенно не схожие ни по характеру, ни по внешнему виду, представляли собой весьма странную пару. Пьер Деталь был Геркулесом: на коротких ногах сидело громоздкое туловище с широкими плечами и бычьей шеей. Голова была огромной, с низким лбом, окруженным рыжими волосами, и широко расставленными, немного приподнятыми в углах выпуклыми глазами черного цвета. Брови были густые, нос – короткий и широкий, уши – большие. Рот с толстыми губами был почти до ушей, а подбородок – покрыт густой рыжей бородой, такой же, как волосы. Он представлял собою тип грубой силы.

Ладеш, напротив, был мал и худ. На длинной шее сидела маленькая голова, волосы были очень жидкие, светлого цвета; нос – длинный и тонкий, щеки – впалые, – небольшой рот с тонкими губами оттенялся белокурыми, закрученными усиками, в то время как глаза, сидевшие глубоко в орбитах, были живы и умны. Весь его облик носил печать хитрости и порока. Костюмы обоих негодяев были куплены у торговцев старым платьем. Ладеш питал страсть к крепким ликерам и отлично знал, у какого торговца сорт лучший. И если он знал, что в таком-то месте лучший абсент, то ни за что не согласился бы пить его в другом месте. Вследствие этого он к вечеру всегда был навеселе. Днем он еще справлялся со своей слабостью, говоря, что работа – прежде всего, хотя мы слышали, что и тут он предложил Пьеру Деталю свой знаменитый абсент.

Беседа этих людей выглядела очень странно: Ладеш говорил, а Пьер поддакивал и смеялся. Ладеш обожал Пьера и, веря в его силу, становился храбрым. Деталь любил Ладегда – он веселил его и умел вести дела. Полагаясь на его ловкость, он был смел. Ладеш говорил с Деталем, как говорят с детьми. Он слыл оратором среди своих собратьев и любил своего внимательного и доверчивого слушателя. Он рассказывал Пьеру также страшные истории, которые заставляли того говорить: «С Ладешем всегда весело. А какой он ученый и знающий! Этого я не в состоянии выразить!»

Итак, мы уже сказали, что по приглашению своего друга Деталь последовал за ним. И они вместе вошли к продавцу ликеров.

– Два стакана абсента, – закричал Ладеш, подходя к прилавку.

– Я угощаю, – сказал Деталь, доставая деньги.

– Отлично, а я заплачу за обед.

Выпив, друзья отправились к маленькой улице Тампль, и там Ладеш остановил Пьера:

– Погоди, я пойду куплю обед.

Он зашел в колбасную, купил ветчины, хлеба и сыра.

– Мы сегодня прекрасно пообедаем, – сказал он.

Затем они отправились в один двор, находящийся на улице Тампль между улицами Барбетт и Буржуа. В этом дворе налево находился кабачок самого неприглядного вида. По всей вероятности, это раньше была конюшня, в стенах которой впоследствии сделали окна. Стены не были ни оклеены обоями, ни выкрашены – вместо всяких украшений они были заставлены корзинами с вином. Прилавок находился налево от входа, а в зале стояло пять или шесть дубовых столов, почерневших от времени. Чтобы получить здесь что-нибудь в этот час, надо было иметь большую выдержку. Войдя, Деталь и Ладеш с удовольствием вдохнули в себя удушливый воздух – надо сказать, что в это время воздух в кабачке был такой же, как в бане, когда ее топят. Но наши друзья мало обращали на это внимания. Они знали только то, что вино тут было хорошее, а им только это и надо было. Они сели за стол и приказали подать вина.

– И хорошего, – прибавил Ладеш.

– Да, хорошего, – повторил Деталь, разрезая окорок.

Когда первые стаканы вина были выпиты и первый голод утолен, Ладеш сказал своему спутнику:

– Послушай, Пьер, что ты думаешь о деле, которым мы занимаемся в последнее время?

– Я ровно ничего не думаю. Я зарабатываю свой хлеб – и не более.

– Ты помнишь тот случай в «Кошке»? Как ты думаешь, обманывались мы или нет?

Пьер подумал несколько минут и объявил:

– Может быть, и нет.

– В таком случае, тебе было бы все равно – выдать своих товарищей, или нет?

– Я этого не говорю.

– Нет, ты это говоришь.

– Нет, я верю тебе и делаю то, что делаешь ты, так как я знаю, что ты не способен поступить плохо.

Ладеш принял важный вид и, выпрямившись, проговорил Пьеру:

– Да, мой милый друг, ты можешь на меня рассчитывать, как на самого себя. Я сказал тебе это для того, чтобы испытать тебя, так как ты знаешь, что я не способен на низость. Нет сомнения, что наши товарищи не знают этого, но я забочусь не об их мнении, а просто хочу поступать так, чтобы я мог считать свои поступки безукоризненными. Одно из двух: или я работаю у Панафье шпионом, или я служу своим товарищам. В первом случае я отказался бы. Теперь надо выяснить насчет второго.

– Ну, – с озадаченным видом заметил Деталь, – ты должен узнать это.

– А я спрашиваю тебя, – сказал Ладеш.

На лбу у великана выступил пот от страшного усилия, которое он делал, чтобы ответить. – Ну, отвечай прямо.

– Вот что я скажу тебе. Была минута, когда я полагал, что я просто стал полицейским. Но так как он говорит, чтобы мы избегали полиции, то я решил, что мое первое предположение было ошибочно.

– Ты очень умно рассудил для себя. – Деталь вытер рукавом лоб и продолжал: – Относительно другого, о чем ты меня спрашивал, я скажу, что вполне полагаюсь на тебя, так как сам не вполне понимаю дело.

– Ты не понимаешь, мой бедный Пьер? Ну, а я понял.

– Я так и знал.

– Да, слава Богу, я кое-что понимаю, – с достоинством проговорил Ладеш. – Я стал узнавать, так как не хотел подводить товарищей. Я искал – и нашел. Знаешь, что мы делаем?

– Нет, – с беспокойством ответил Деталь.

– Ну, я скажу тебе в двух словах.

Затем, бросив вокруг себя испытующий взгляд, Ладеш наклонился к уху Деталя и прошептал:

– Это политика. Мы работаем для правительства. Мы напали на след заговора.

– В самом деле? – с недоумением воскликнул Деталь.

– Будь уверен, что я угадал. Только не говори ни слова, будто бы мы ничего не знаем. Но, тем не менее, я убежден, что это правда, и ты увидишь, он нам хорошо заплатит.

– Нам уже и так платят недурно.

– Слушай, старина, со всяким человеком может случиться несчастье. Мы не хотели бы служить обыкновенной полиции, но относиться к тайной – это шик. На этом пути человек приобретает себе протекцию и радуется тому, что станет честным человеком. Что касается меня, то мне это очень нравится. Вот почему я и объяснил тебе это. Ты не имеешь отвращения к политике?

– Я? Никакого. Я, конечно, лишен избирательного права, но, тем не менее, я на стороне правительства.

– Да, ты такой человек, который любит порядок.

– Да, я люблю порядок и, кроме того, я стою за смертную казнь.

– Что?! Ты стоишь за смертную казнь? – с изумлением спросил Ладеш.

– Конечно, мой милый. Без этого у нас была бы слишком большая конкуренция.

– А ведь это правда, – смеясь, сказал Ладеш. – Но в любом случае – я объяснил тебе, в чем дело, и теперь ты знаешь, что мы правительственные агенты. Мы как будто стали честными людьми. Сегодня мы, по всей вероятности, произведем арест. Но в политике человек никогда не может знать ничего наверняка, поэтому я еще не убежден, стоим мы на стороне правительства или оппозиции. Вот вопрос, и я очень желал бы разрешить его, так как сегодня вечером мы можем заработать много. Но, очевидно, если бы мы перешли на другую сторону, то получили бы еще больше. Ты понимаешь?

Разинув рот и вытаращив глаза, Пьер Деталь напрасно пытался следить за ходом рассуждений своего друга.

– Я ничего не понимаю, – наивно ответил он.

Ладеш поглядел на него несколько секунд, затем сказал:

– Впрочем, оно так и лучше. Вот в двух словах, в чем дело. Ты с кем: на моей стороне или на стороне Панафье?

– Конечно, на твоей.

– Ты последуешь за мной и будешь делать все, что я скажу?

– Ну да, конечно.

– Одним словом, ты предоставляешь мне свои интересы, и я обещаю тебе, что мы проведем хорошо ночь.

– Я вполне полагаюсь на тебя.

– В таком случае, решай. Ты будешь действовать под моим руководством?

– Да, конечно.

– Значит, решено.

Они закончили бутылку и в половине одиннадцатого вышли из кабачка, чтобы отправиться на свидание, назначенное им Панафье.