Текст книги "Чертополох и золотая пряжа"

– Что ж, тогда я оставлю его на самый крайний случай, – протянул Николас.

Брен Кухул, глядя, как вспыхнули глаза короля, недовольно дернул острым ухом.

– Пойми, господин, нельзя взять, присвоить вещь, наделенную невиданной силой, назвать ее своей и без оглядки использовать. Не заметишь, как не ты будешь владеть ею, а она – тобой. Сренга мак Сенгана закончил свою жизнь очень печально. Он помнил, какой мощью наделяло его копье, и ни одно оружие, каким бы смертоносным оно ни было, не могло заменить этого. Последние годы король провел ворочая камни и просеивая песок в той реке, в которой некогда приказал утопить копье сидов.

– Я понял тебя, друг мой, спасибо за сказку… и за предостережение тоже спасибо.

– Но ты все равно поступишь, сделаешь по-своему, – Брен Кухул не спрашивал. Он знал.

– Хотел бы я сделать по-твоему, но, увы, не имею на это права.

Солнце медленно поднималось из-за горизонта, раскрашивая землю теплом и светом. Король Николас стоял у узкого окна и смотрел, как блестит вода во рву.

– Брен Кухул сыт и может идти. У молодого господина будут указания?

– Да, – Николас не оборачивался, – присмотри за леди Давиной.

– Не за маленькой Эйнслин? – Дух был удивлен.

– Ты слышал просьбу, не заставляй меня повторять дважды, – устало произнес король.

Наступал новый день, над которым правитель Альбы был не властен.

Глава 12. Три сухих листа

Новый день принес обитателям замка лишь новые заботы. Весть о помешательстве королевы разнеслась с быстротой пожара. Лекарь прописал ее величеству отвар из молодых соцветий мака, больше сна и меньше волнений. Король разослал глашатаев искать сейдкону, умеющую, а главное, желающую помочь. Лэрд Умайл заперся в отведенных ему покоях, пытаясь понять, чем для него обернется болезнь дочери, а Давина, собрав вокруг себя придворных дам, «нянчилась» со своим дитя. Многие из тех, кто был приставлен к молодой королеве, решили, что лучше во всем бедняге подыгрывать, нежели спорить и доказывать очевидное. Тем более что лекарь строго-настрого велел ничем госпожу не расстраивать.

Дни шли. Те немногие из сейдкон, что желали помочь, лишь разводили руками.

«Тут дело не только в брачной клятве, – сказала одна из всеискусных. – Нити жизненной основы оборваны так коротко, что и зацепиться не за что. Словно у нее на роду было написано ума лишиться». О том, что у полотна жизни уже ткется завершающая кромка, женщина благоразумно промолчала.

Для Грир эти дни были полны тревог. Отселиться из смежных с королевой покоев ей категорически запретили. Лекарь, невзирая на слова сейдконы, надеялся, что Давина рано или поздно признает дочь. Но день ото дня становилось только хуже. Королева то развешивала пахучие травы, то сухой чертополох жгла, изгоняя подменыша. А в один день набрала яйца да прям посреди детской комнаты стала в скорлупе пиво варить. Чуяла кормилица, что добром это не кончится, и старалась как можно реже королеве на глаза показываться.

Придворные дамы, видя незавидное положение ребенка и потакая мании королевы, не скрываясь, творили гнусности. То подопрут двери спальни, не выпуская кормилицу наружу, то нити все спутают да крик поднимут, что маленькая сида своей магией рукоделие портит, то пеленки в саже измажут. Однажды, когда дамы на пороге детской развели костер с целью выкурить подменыша, и Грир с девочкой едва не задохнулись, терпенье кормилицы лопнуло и она пошла к королю.

– Ваше величество! Сил никаких нет терпеть! В то время как полено на шелке лежит, королевская дочь чуть в огне не погибла!

Не выдержал Николас, влетел на самый верх Восточной башни, выхватил из рук супруги полено и кинул в камин.

– Вот она, вот твоя дочь, взгляни! – кричал он, указывая на Эйнслин. – А это – жалкая деревяшка! Она не дышит, не плачет, не живет!

– А-а-а-а-а! – Давина, не слушая, кинулась в огонь. Выхватила занявшееся поленои, захлебываясь слезами, прижала к себе. Широкие шелковые рукава вспыхнули, как сухая трава. Николас, пораженный увиденным, замешкался лишь на мгновение, подскочил к супруге, желая отобрать у нее пылающую деревяшку.

– Нет! Доченька, моя дочка! – вопила королева, невзирая на огонь.

Николас метнулся к кровати, сорвал тяжелое покрывало, укутал жену, лишая пламя жизненных сил. Вжал в себя, вдыхая запах горелой ткани и кожи. На него тут же нахлынули воспоминания. Николас стиснул зубы, прогоняя их прочь. Он поднял глаза на придворных дам и в бешенстве прорычал:

– Что встали, гусыни? Быстро лекаря и таз с холодной водой!

Дамы разбежались, а Николас, чувствуя, как дрожит в его руках супруга, прижимал ее к себе, шепча в волосы слова утешения и мольбы о прощении. Давина молчала, и лишь сухие всхлипы вырывались у нее из груди.

Вскоре прибежал лекарь. Николасу казалось, что тот двигался очень медленно. Словно весь мир погрузился под толщу воды, и каждый шаг, каждый жест встречал сопротивление.

Они переложили королеву на кровать. Король отрешенно смотрел на тонкие, обожженные в черноту руки супруги, тисками сжимавшие обгоревшее полено, на зеленые рукава платья в уродливых подпалинах. Вены на его шее вздулись от обуревавшего горя и гнева. Он медленно повернулся к лекарю.

– Сделай все, что в твоих силах. Я к Ноденсу за помощью. Пусть назовет любую цену.

– Говорят, – произнес врач, не поднимая головы, – у сидов есть одна шкура. Если завернуться в нее, она исцелит любые раны. Я погрузил королеву в сон, но с такими ожогами помочь может только чудо.

Николас поднялся и направился к выходу. Ему нужно было это чудо.

У двери король остановился и взглянул на кормилицу, прижимавшую к себе ребенка.

– Во всем виновато это сидское отродье! Она девять месяцев отравляла кровь моей жены и, похоже, не угомонится, пока не сведет собственную мать в могилу. А я буду вынужден терпеть ее под своей крышей, каждый день глядеть в эти бирюзовые глаза и вспоминать глаза ее матери, в которые так и не успел насмотреться.

Николас ушел, а у кормилицы от страха и пережитого потрясения подкосились ноги, и она медленно осела на пол.

– Если королева умрет, – не отрываясь от работы, произнес лекарь, – то его величество, невзирая на договор с сидами, сделает все, чтобы и малышка не дожила до следующего дня.

– Клятва ведь магическая, – одними губами произнесла Грир, но мужчина услышал и горько усмехнулся.

– Магическая. Но это последнее, о чем будет думать король в минуту скорби.

* * *

Казалось, что до холмов сидов рукой подать. Король выехал из замка, пересек город, свернул в лес, и вот они, двери в волшебную страну, только постучись! Но на самом деле ведет в Сид не тропа, а намерение. Если гость и хозяин одинаково желают встречи, она непременно состоится. Но если туат де Дананн не захотят видеть незваного путника на пороге, то долго ему придется блуждать в тумане, разыскивая вход в нужный холм. И только крепкая воля да жажда жизни помогут путнику не сгинуть в чаще.

Ноденс не намеревался принимать короля людей. Он чувствовал угрозу, исходившую от него, и то, что сила этой угрозы превышала человеческий потенциал. Хозяин Холмов не сожалел о сделке. Уже сейчас было видно, что дочь его сильнее любого из детей богини Дану. А значит, полная цена за ее рождение еще не оплачена, и мироздание обязательно стребует свое. Однако чем позже это случится, тем лучше…

Долго плутал Николас по непроглядному лесу. Уже и рыцари, его сопровождавшие, сгинули в белесой мгле, и времени счет потерялся. Непонятно, час прошел или день. Ступал копытами конь по мягкому мху, и тонули шаги его в молочной тишине. Кругом словно вымерли все: ни пенья птиц, ни шелеста травы не слышно.

– Я все равно не вернусь домой! – прокричал Николас в темноту. И едва успел увернуться от хлестнувшей по лицу ветки.

Король натянул поводья, останавливая коня. Лес кругом напоминал натопленную мыльню. Душно и ни зги не видно.

– Я пришел к тебе с миром, Ноденс с Холмов! Убери туман и позволь мне пройти!

В ответ лишь насмешливо прокричала птица.

– Значит, так ты встречаешь гостей, – пробормотал Николас и достал из-за пазухи бутылек с зеленой жидкостью. Настойка стоила цену, равную годовому налогу небольшой деревушки, но Николас отдал эти деньги зельевару не моргнув и глазом, ибо от зелья из четырехлистного клевера, способного рассеивать морок сидов, зависели сейчас не только успех мероприятия, но и сама жизнь короля.

Николас вздохнул и сделал глоток горькой, терпкой настойки. Туман тут же рассеялся, а непослушная тропа легла под ноги. Всадник уверенно направил коня. Через пару часов Аргатлам – Холм короля Ноденса – вынырнул из-за пожелтевших деревьев.

Сид стоял у подножия. Его пепельные волосы трепал осенний ветер. У ног, высунув розовые языки, лежали три гончие.

– С какой целью ты, Николас, вновь нарушил древний договор и явился ко мне без приглашения? – прошелестел Ноденс, и темный лес за спиной человека вспыхнул десятками желтых глаз.

– Не со мной этот договор заключался, чтобы я его соблюдал, – прорычал Николас, но потом вспомнил, что здесь он на правах просителя, и поспешил спешиться. – Но к тебе я пришел как к старому другу и почти что родственнику, Ноденс. Давина при смерти.

И без того бледное лицо сида выцвело настолько, что стали видны тонкие вены, а из пепельных волос полезли оленьи рога.

– Что произошло?

– Ее безумие стало настолько сильно, что она кинулась в камин за поленом, решив, что горит ее дитя, – Николас сжал кулаки. Ему не хотелось говорить об этом, не хотелось признавать свою слабость и просить помощи. Он знал, что толку от этого приезда не будет, но, как утопающий, хватался за любую, даже самую тонкую соломинку.

– Пойдем в Холм, только не запирай дверь, ведь время для тебя потечет иначе.

Николас проследовал за королем сидов. Внутри Холма было светло, как днем, а воздух пьянил ароматами. Один прекрасный зал сменялся другим, но Николас шел, ничего не замечая кругом. Наконец перед ними возникло темное, затхлое помещение, освещенное лишь парой болотных огней. У дальней стены перед огромным котлом сидела старая горбатая сида.

– Да, мы бываем и такими, – произнес Ноденс, заметив изумление гостя. – Если долго жить среди людей, есть вашу пищу и дышать вашим воздухом, наша магия гаснет, и тело начинает стареть. Однако знания порой ценнее магии.

– Не тебе меня осуждать, среброволосый, – проскрипела старуха, жуя нижнюю губу. – Ты ведь сам пришел спрашивать о человеческой женщине.

– Раз ты знаешь, зачем я здесь, может, и скажешь, что нужно делать?

– Скажу. В лечении ран моя помощь не нужна, ты сам обладаешь тем, что способно помочь, а вот с душевной хворью все гораздо хуже. Но девочку можно спасти. В Давине течет тонкая струйка сидской крови, поэтому Холмы исцелят ее, но на землю людей она ступить уже не сможет.

– Нет! – прервал ее Николас. – Я не позволю! Сначала вы забрали у меня первенца, теперь хотите и жену. Не много ли?!

– Пойми. – Король сидов посмотрел человеку в глаза, – это ты пришел за помощью, ты собирался заплатить любую цену. Ты пил зелье четырехлистника и корежил магию этих мест. Я дам тебе слюну моих собак, и она исцелит любые раны, но рассудок твоей жене не вернет.

– Я слышал, у тебя есть шкура, способная излечить от всех болезней.

– Есть, но она не исцеляет душу. Поверь мне, Николас, твоей супруге будет здесь хорошо. Она получит долгожданный покой. Все земные заботы отступят, и она обретет счастье, вечную молодость и магию. А ты сможешь навещать ее в любое время. Да и когда твоя дочь вернется в Сид, у нее будет здесь родной человек.

Николас слушал это в полном молчании, наконец, когда Хозяин Холмов окончил, король задумчиво произнес:

– Мне кажется, там, в замке, ты неспроста заявил при всех моих поданных права на дочь.

– Тебе только кажется, друг мой, – покачал головой Ноденс. – Ты пришел тринадцать лет назад в мой тронный зал, объявил во всеуслышание свою просьбу и обещание. Я должен был поступить так же. Таков принцип магических клятв. Ну, так что ты решил? Привезешь в Холмы Давину?

– Привезу, – сдался Николас. – Пусть лучше она будет здоровой и счастливой с тобой, чем больной и убитой горем со мной.

– Тогда поспеши, – Ноденс направился к выходу. – Слюна моих собак обладает лечебным свойством. Смажь ею раны своей супруги, и они тут же заживут, а после сажай ее на коня и вези ко мне, дорога сама ляжет вам под ноги.

Николас слушал его и мысленно ликовал. Неужели у него получилось обмануть судьбу?! Неужели все сложится иначе и Давина будет спасена?! Во что обойдется ему эта сделка? В данный момент все переживания отошли на задний план. Спасти супругу казалось самым главным, самым важным. Он придумает, как жить дальше. Женится во второй раз или будет наведываться в Холмы и рано или поздно заберет своего законного наследника. Все это решаемо, главное его жена будет жить!

Счастливый и вдохновленный, с сотней мыслей в голове, Николас шел за Хозяином Холмов, задыхаясь от переполнявших мыслей и чувств, а потому, когда сид неожиданно остановился, едва не потерял равновесие, налетев на него. Николас отступил назад, озираясь по сторонам и пытаясь понять, почему Ноденс обернулся и так странно на него смотрит.

– Что случилось? – Николасу не терпелось вернуться домой.

– Кто-то закрыл дверь Холма, – глухо произнес Ноденс и сокрушенно добавил: – Прости.

– Что значит, кто-то закрыл дверь Холма? – не понял Николас. – Открой ее.

– Я-то открою, – Ноденс удрученно покачал головой, – но время здесь и на земле течет по-разному. Ты гостил у меня пару часов, а на поверхности прошло не меньше месяца. Мне очень жаль.

– Жаль? Тебе жаль?! – взревел Николас, хватая сида за ворот рубахи. – А как мне сейчас жаль! Поэтому слушай меня внимательно, Ноденс с Холмов. Клянусь всем, что у меня есть: если Давина к моему приезду окажется мертва, я сровняю твои Холмы с землей.

– Уходи, – Ноденс открыл дверь, – я не хочу воевать с тобой.

Николас сделал шаг, и дверь за его спиной захлопнулась. В лицо ударил колючий ветер. Коня нигде не было. На дереве висели оборванные поводья.

– Проклятые нелюди, – прошипел король и отправился домой.

Ничего не удерживало его на этот раз, и ближе к ночи он добрался до замка. Бренмар встретил его могильной тишиной и спущенными знаменами. Растолкав спавшего у порога слугу и велев срочно отыскать советников и лекаря, Николас, не медля ни минуты, помчался в Восточную башню. Ступени казались бесконечными. Но вот он – короткий коридор, ведущий в покои королевы. Николас дернул дверь. Еще раз, и еще, но та не поддавалась.

– Ее величество леди Давина скончалась на следующий день после вашего отъезда, сир, – ровный голос лэрда Умайла рассек тишину. Король огляделся и только сейчас заметил, что в пустом коридоре не горят факелы, у двери не стоит стража, а от стен тянет холодом.

– Сколько дней прошло с тех пор? – Николас прислонился лбом к деревянной двери.

– Почти пять недель, сир. Ваша лошадь пришла на третий день после смерти леди Давины, – голос советника дрогнул. – С порванными поводьями, но целыми стременами и нетронутой седельной сумкой. Мы не теряли надежды найти вас, сир. Месяц. Целый месяц егеря прочесывали лес вдоль и поперек, но все напрасно. Поползли слухи. Народ не хочет новой смуты, а сгинувший король, не оставивший наследника, – это очень страшно…

– А-а-а! – Кулак Николаса впечатался в тяжелую дубовую дверь. Боль отрезвила, позволила спасть пелене тягучего оцепенения. – Грег, как она умерла? – спросил король еле слышно.

– Во сне. Врач дал ей маковый отвар. И она ушла с улыбкой на устах. Я сам лично положил ее на костер и позволил насыпать курган в Долине королей…

– Покажешь потом.

Лэрд Умайл кивнул.

– Ваше величество! – На верх башни вбежал запыхавшийся лэрд Конна. – Как я рад вас видеть! Вы не представляете, сколько всего произошло за ваше отсутствие! Ваша жена…

– Я знаю, – перебил его Николас.

Первый советник со злобой уставился на обогнавшего его «товарища».

– О да! Соболезную! Я приказал повесить этого шарлатана-доктора за то, что он натворил. И да… – Лэрд Конна замялся, соображая, как правильней сформулировать мысль в свете текущих событий. – Девочка. Дочь вашей супруги.

– Что с Эйнслин? – Николас резко повернулся.

– О!!! Вы не знаете?! – Советник был рад, что сумел первым принести эту новость королю. – Малышку забрали сиды. В ночь, когда умерла наша горячо любимая королева, девочка и кормилица пропали, а в люльке нашли лишь три сухих ясеневых листа.

Николас сжал кулаки.

– Вот, значит, как?! Ну что же. Я поклялся защищать свою семью с мечом в руках, но сиды подлостью и обманом лишили меня самого дорогого. Теперь пусть трепещут, ибо не будет у них ни одной семьи, в которой не станут плакать по близкому. Завтра с утра собирайте совет, я объявляю войну Ноденсу с Холмов!

* * *

Мерно поскрипывая, катилась телега. В ней, зарывшись в душистую солому, дремала немолодая вдова с маленькой дочерью на руках. Старый крестьянин получил целых полсеребренника за то, что согласился доставить мать с дочкой в Фортгал.

Утром следующего дня Грир стояла посреди родной деревни и размышляла о своей дальнейшей судьбе. К отцу идти не хотелось – тот давно состарился, и всем заправлял старший брат со своей женой. Дом мужа обветшал и покосился, казалось, в нем давно никто не живет. Кормилица смотрела на темные провалы окон, страшась зайти.

– Чего топчешься на пороге как не родная? Нет твоего благоверного, схоронили их всей семьей в ту же зиму, что ты ушла. Теперь ты тут хозяйка, заходи, будем огонь разжигать, – раздался скрипучий старушечий голос, и на пороге появилась бабка отца, такая же старая и горбатая, как десять лет назад.

Глава 13. Сида нечестивого двора

Темная ночь с каждой минутой становилась все гуще, все плотней. Выбравшись из-под кустарников и огромных камней, она поглотила спящий лагерь и добралась до самых верхушек деревьев. Казалось, рассвет утонет, растворится в этой мгле и никогда уже солнце не взойдет из морских глубин. Но свет не сдавался. Словно золотые бусины рассыпались караульные костры. Возле одного из них сидел человек и смотрел на дрожащий огонь. Трещали ветки, выплевывая во мрак янтарные угольки, плясало, отбрасывая причудливые тени, пламя.

Человек устал и был ранен. Некогда добротная, дорогая бархатная одежда поизносилась, и даже тьма не могла скрыть ни бледность его заросшего лица, ни следы свежей штопки на рукаве, куда под пластину наплечника пришелся удар мечом.

Все мышцы болели так, словно воин ворочал камни в ущелье Шаллах, а не бился верхом. Они выиграли очередное сражение, с большим трудом и с большими потерями, но все же оттеснили сидов к морю. Одна беда – нелюди успели перебраться через реку и теперь засядут на узкой косе, но все равно бессмертным отступать некуда. Хотя, какие они бессмертные. Любое оружие: будь то меч, копье или стрела – обрывает их жизнь так же, как любого из людей. Другое дело, что сиды обладают магией. Им ведомо и колдовство, и хитрость. Они превосходят людей в ковке оружия, знают тайные свойства металлов, умеют видеть будущее и понимают, о чем говорят звезды.

Все время, пока шла война, сиды насылали на людей дожди и густые туманы, путали тропы и заманивали в болота. Но Николас пожелал сровнять Холмы с землей и с мощью древнего ледника прошел по землям детей богини Дану.

Правда, далеко не сразу король людей заметил, что убитые вчера враги сегодня вновь встали в строй. А когда заметил, вспомнил, что у волшебного народа есть еще один навык – врачевание. Много времени людям короля понадобилось, чтобы лишить их этого преимущества. Сначала они выследили и убили собак Хозяина Холмов, что оказалось легче сказать, чем сделать, потому как, во-первых, сид берег своих борзых, а во-вторых, умертвить животных следовало всех трех за раз, ибо если оставалась в живых хоть одна, то она зализывала раны и воскрешала своих сестер.

В «битве за трех сук», как ее прозвали солдаты, полегло полсотни отменных воинов.

Потом один из жрецов поведал, что у сидов есть священный источник, способный исцелять самые тяжелые из ран. Люди долго выслеживали волшебный родник. А когда нашли – засыпали его землей и камнями так, что даже памятного места не осталось. Защищали его дети богини Дану, как не защищали ни один из своих Холмов. Все, кто там стоял, полегли, хоть им и предлагали сдаться.

Уставшие, изголодавшиеся по домашнему теплу люди надеялись, что после битвы у волшебного родника сиды запросят мира, но не тут-то было. С севера на подмогу своим братьям прибыли три корабля. Страшен был их стяг – три черных ворона на белом полотне. Но ужаснее всего оказалась их предводительница, Кам Воронье Крыло – сида нечестивого двора, ярая и беспощадная к людям. Ее неудержимая сила и жажда крови переломили положение дел. Города и села объяло огнем, а войско короля Николаса впервые дрогнуло. Однако правитель не мог позволить себе поражение, и из оврага Бренмарского замка было поднято Огненное копье. Стоило Николасу взять его в руки, как оно ожило, требуя кровавую дань, а почуяв скорую битву, воспылало и запросилось в бой. Король с улыбкой на устах разжал пальцы, и оружие, высвободившись, устремлялось прямо в ряды врагов. Никто не мог устоять перед Огненным копьем и мощью короля людей, владевшего им. После сражения, вдоволь насытившись кровью, копье покорно вернулось к своему хозяину. Перевернув его в руке, Николас ударил древком лежащего рядом изрубленного воина, и раны того затянулись, а жилы и кости срослись. Увидев доселе небывалое чудо, люди во второй раз поверили, что их победа близка.

Однако, потерпев поражение, Кам Воронье Крыло сменила тактику. Она напитала Холмы своей темной силой, и теперь то, что срывали, за ночь возвращалось на место. Магия тянула жизнь из самой земли, иссушая и обескровливая все вокруг. Сама же воительница поделила сидов на малые отряды, и те, словно осы, жалили, нападая, изматывая людей.

Девять лет шла война, девять лет король, ведомый брачной клятвой, не смел убрать меч в ножны, уничтожая ненавистных сидов, и девять лет его друг, советник и тесть шел рядом.

Грег Умайл пошевелил затекшими плечами. Боль в руке вонзилась в сознание, прогоняя сон. Он мог бы попросить залечить рану. Скорее всего, перед новой битвой король потребует этого, но пока лэрд Умайл хотел чувствовать ее. Хотел чувствовать себя живым. То, что творилось сегодня ночью, казалось ему ненастоящим, неправильным. Слишком тихо кругом. Не шумит ветер в листве, не горланят лягушки, ни одна лошадь не всхрапнет. Даже цикады, и те молчат.

Советник отошел от костра и огляделся. Мир казался нарисованным: напитанный тьмой, выверенный и совершенно нереальный. Грег аккуратно достал из поясной сумки крохотный бутылек с зельем, сваренным из четырехлистного клевера – подарок короля, – и сделал глоток. Миг, и словно открылся театральный занавес. Вернулись тени, звуки, запахи. Со стороны чертополохового поля, у края которого они разбили лагерь, донеслись шорох и тихая ругань. Лэрд насторожился. Вдруг кто-то вскрикнул, и советник в свете яркой луны увидел высокий силуэт сида.

– Тревога! Нападение! – Советник сдернул с пояса рог и затрубил что есть мочи. Звук, громкий, низкий, разнесся по полю, пробуждая все живое, захлебнулся, оборвался стоном и затих. Острая стрела пробила Умайлу шею, но лагерь людей уже очнулся ото сна и морока.

* * *

Впервые за неполные пятьсот лет правления Хозяин Холмов столкнулся с силой, с которой не мог совладать. Он знал, что его народ превосходит людей сноровкой в искусствах и ремеслах, а потому относился к маложивущим снисходительно. Время от времени сиды выбирали молодых, любопытных и дерзких, чтобы поделиться знаниями. Иногда от связи сида и человека рождался ребенок, но далеко не всегда он оставался в Холмах. Так среди людей стали появляться сейдконы, спаконы и мастера гальдра, живущие намного дольше смертных и умеющие впитывать и отдавать мудрость. Вот и выходило, что люди постоянно соприкасались с волшебным народом, хоть и жили порознь. Человеческая кровь разбавляла сидскую, делала ее сильнее, а детей здоровее и выносливее. К тому же люди гораздо быстрее учились всему новому, и порой сидские идеи обращались в невероятные формы.

В начале времен великая богиня Дану намеренно крепко-накрепко связала два народа, желая, чтобы они гармонично развивались, дополняя друг друга. Но даже те сиды, что чтили традиции, находили людей скорее забавными зверушками, чем равными союзниками. А много веков назад среди детей богини Дану появились те, кто считал, что «зверушки» нуждаются в хозяйской руке, правильном воспитании и грамотном разведении. Королева Морриган, презрев заветы праматери, объявила себя человеческой богиней и стала вершить дела смертных, подчиняя их волю. Она стравливала целые страны, греясь огнем пожарищ. Ее магия, как и магия тех, кто следовал за ней, изменилась. Теперь уже не природа питала их, а человеческие страсти. Многие тогда оказались с ней не согласны и были объявлены предателями. Произошел раскол и первая война детей богини Дану. Бадб Морриган победила, но позволила всем проигравшим взять корабли и отплыть в земли, где спит солнце.

«Рано или поздно вы поймете, что людей нужно держать в страхе. Они как малые дети: не понимают слова “нет” и слишком быстро учатся плохому», – сказала она Нуаду на прощанье.

Ноденс родился после раскола, однако слова Морриган жили в его памяти. Но только сейчас он понял, насколько она была права и в то же время как сильно ошибалась. Люди, которых сиды едва ли воспринимали всерьез, жгли священные рощи, срывали холмы и разоряли святилища. Лучшие из детей богини Дану умерли, так и не сумев дать достойный отпор, а король Николас, не зная усталости, двигался вперед. А провидению все как будто было мало. И вот теперь перед троном Хозяина Холмов, скрестив на груди украшенные черной вязью руки и скаля белые, как глаза смерти, зубы, стоит Кам Воронье Крыло – сида нечестивого двора.

– Я не звал тебя, госпожа темной стороны луны, – прошелестел Ноденс вместо приветствия.

Гостья с насмешкой взглянула на своего собеседника и тряхнула смоляной гривой.

– Ну, попробуй прогони меня. Я приплыла со своей семьей и двором. Высадилась на севере, и вот я в центре человеческих земель. Знаешь, сколько туатов встретилось мне по пути? Ни одного живого. А вот головами мертвых местный королек успешно украшает дороги. Что, в ваших землях еще ходит поверье о том, что наши мертвые глаза светятся в ночи?

Ноденс впился удлинившимися когтями в перила трона, из волос его полезли оленьи рога, глаза почернели и утратили всякое сходство с человеческими.

– Что тебе нужно, почтенная Кам Воронье Крыло?

– Я предпочитаю, чтоб меня звали Кам Люга! – Воительница стряхнула со своего плеча крошечное воронье перо. – Моя мать отправила меня к вам, сказав, что только здесь я найду достойного соперника и добрую сечу.

– Как поживает белоликая Морриган? – Ноденс почувствовал жгучую ностальгию. С северных островов со времен переселения Пчелиного Волка не поступало вестей. Но при том культе войны, что воздвигла королева нечестивого двора, желающих оспорить ее право на трон должно быть как желудей под дубом. Тем не менее он чувствовал, что Бадб еще жива, а значит, придется ждать.

– О-о-о, спасибо за заботу, Хозяин Холмов, – Кам насмехалась и не скрывала этого. – Истинная королева так же молода и прекрасна, как тысячу лет назад, но тебе, перерожденному, не суждено смотреть на ее лик. Ты умрешь в этих землях.

– Как и ты, – проскрипело из дальнего угла зала. Кам медленно повернулась. К трону ковыляла старая, горбатая сида. Она обошла кругом гостью, разглядывая ее летящий изумрудный наряд, исписанные черной вязью руки, задумчиво пожевала губу и уселась на пол подле трона.

– Или старая ворона не пожелала сообщить тебе такую мелочь? – Сида достала из-за пазухи обугленную баранью лопатку и принялась скоблить ее ножом. – Хотя зачем? Останься ты на севере, не прошло бы и столетия, как трон стал бы твоим. А так… не по зубам тебе окажется противник, и сеча принесет не славу, а позор и унижение. Уходи, Кам, тебя тут быть не должно.

Воительница побелела. Круглый зрачок ее сузился, превращаясь в черную точку на янтаре.

– Всяк, взявший в руки оружие, уже мертв. Я знаю это и не боюсь смерти!

Старуха покачала головой.

– Извилистыми тропами порой ходят страхи, Кам Люга. И встречаем мы их не там, где ждем. Я сказала свое слово. Знай, у тебя хватит сил сойти с предназначенной тропы.

– Я услышала тебя, всеведущая. – Кам сняла с запястья золотой браслет и протянула старой сиде. – Поплачь обо мне, выстирай мою окровавленную рубаху. Я не сойду с предназначенного пути, – воительница подняла глаза на короля, – но теперь, зная свой вирд, я предлагаю тебе, Хозяин Холмов, договор. Смертельным дождем я прольюсь на земли людей, и не будет ни единого целого дома, ни единой полной семьи. Местный правитель захлебнется в крови, и мертвым падать станет некуда, ибо всюду будут тела. Ты же дашь мне клятву, что после кончины моей разделишь власть с Кайлех, дочерью Грианана, ибо течет в ней моя кровь.

Ноденс подпер подбородок кулаком. Вот оно – распутье. Сдаться на милость Николаса или разделить власть с нечестивым двором? Он вопросительно посмотрел на всеведущую.

– Оба ответа одинаково плохи, – проскрипела сида, – но ты выберешь худший для себя вариант – такова твоя плата за спасение туатов.

Хозяин Холмов прикрыл глаза. Ждать милости от короля людей уже не выйдет, Николас в своей слепой ярости зашел слишком далеко, да и ведут его, судя по знамениям, боги. Но и отдать власть нечестивой наследнице Морриган никак нельзя… С другой стороны, дети темной стороны луны, как ни крути, ближе людей. Их мотивы и помыслы понятны, а значит – они управляемы.

– Добро, Кам Люга, я даю тебе клятву, что после твоей смерти разделю власть над Сидом с твоим ребенком.

Воительница, изобразив насмешливый поклон, удалилась.

– Она не сулила тебе победу. – Старуха поднялась со своего места и повернулась к Лесному Царю.

– Верно, но и я не обещал разделить свою власть с дочерью Грианана.

– Пожалуй, это большее, что ты мог сделать. Ведь Николас не остановится, пока не изопьет чашу мести до дна. Но меня страшит не это, а то, что, встретившись с войском Кам, он вспомнит о копье.

– Пусть бы и так. По мне, чем больше детей темной стороны луны лягут в сече, тем лучше.

– Загребая жар чужими руками, ты рискуешь лишиться своего огня в очаге.

– Тлеющие угли моего очага раздуют дети, не так ли, Тэрлег?

Глаза старухи потеплели, она улыбнулась, отчего лицо ее, испещренное морщинами, стало похоже на кору дуба.