Текст книги "Чертополох и золотая пряжа"

Алёна Ершова
Чертополох и золотая пряжа

© Алёна Ершова, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Пролог

«Король умер, да здравствует король!»

Невыносимая в своей абсурдности фраза вошла в сознание, как клинок в мягкую плоть. Сначала с трудом преодолевая сопротивление, но через мгновение целиком погружая тело в боль. Юноша дернулся, желая бежать, драться, мстить. Но, сделав шаг, остановился, едва совладав с собой.

– Они что, все мертвы?

Маленький растрепанный человечек в коричневом кафтане сокрушенно кивнул, да так и остался стоять с опущенной головой.

– Кто это сделал? – простые слова дались с трудом, а голос предательски дрожал.

– Брат вашей матери, сир.

– И что, никто из лэрдов[1]1
  Лэрд – землевладелец, лорд. Представитель дворянства, имеющий во владении (пользовании) землю и кормящийся с нее.


[Закрыть] не пришел на помощь?

Крошечный слуга мазнул кисточкой хвоста по каменному полу и торопливо заговорил:

– Увы, ваш батюшка так активно раздавал, дарил земли, что теперь каждый лэрд считает себя господином своего феода и не желает признавать власть короля. Никто из них не встал на защиту своего сюзерена. И теперь я обязан помочь молодому господину покинуть замок. Прошу, идите, следуйте за мной.

Юный король молча кивнул и заторопился за странным существом, предложившим помощь. Беглецам понадобилась четверть часа, чтобы добраться до подземелья. Их искали, но слуга знал свое дело: путал следы, менял направление эха, отводил стражникам глаза, каждый раз умыкая своего подопечного буквально у них из-под носа. В холодном винном погребе он с легкостью отодвинул тяжелую бочку и нырнул в черный провал прохода.

– Сюда, сюда, молодой господин, и посторонитесь, отодвиньтесь, я поставлю, верну все на место, так меньше шансов, что нас найдут.

Юноша, не веря своим глазам, смотрел, как небольшое по размерам существо без труда возвращает громадную бочку на место.

– Кто ты? – поинтересовался он у своего спутника, когда они двинулись вперед по темному коридору.

– Я Брен Кухул – гроган этого замка, – сказал он с таким видом, словно это все объясняло. – И теперь мне нужно постараться спасти молодого господина. Таков уговор с огнем и с хозяином дома.

От объяснений странного провожатого вопросов меньше не стало. И тот молча шлепал босыми ногами по сырой, скользкой земле, и не думая объясняться.

– А теперь что? – щурясь от яркого солнца, спросил молодой король, когда они, словно сиды[2]2
  Сиды – волшебные существа, вечно живущие и не стареющие, обитающие в Холмах. Красивые, но чуждые людям. Сами себя сиды называют туатами. Еще одно название сидов Туат де Дананн – дети Дану.


[Закрыть], вышли из холма посреди леса. На горящую Восточную башню замка юноша старался не смотреть. Ветер и так милостиво доносил маслянистый запах копоти.

Слуга огляделся, повел в разные стороны остроконечными ушами и, выяснив, что сейчас в лесу безопасно, свернул вбок и резво зашагал в глубь чащи.

– Вот, – наконец произнес он, указывая на дикий чеснок. – Пусть господин натрет, намажет им подошвы – это собьет со следа собак. И пойдемте, пойдемте уже скорее.

– А ты? – поинтересовался молодой король, щедро проходя чесночной травой по кожаной подошве ботинок.

– Духи не оставляют следов и запахов. Молодой господин и этого не знает? – горько усмехнулся человечек. – Ладно, поспешим. Мы должны до заката убраться подальше от этих мест.

– А что потом, Брен Кухул?

Но и во второй раз вопрос остался без ответа. Странный помощник молча шел впереди, а юный правитель, лишившийся трона и земель, – следом. Его одолевали тяжелые думы. Он уже не был ребенком, обязанным носить длиннополую рубаху, но и на охоту его в первый раз взяли только в прошлом году, в день почитания Пчелиного Волка, предка королей. С тех пор принц имел возможность присутствовать на совете. А вот право голоса ему только предстояло заслужить. Но, скажите на милость, как молодой тан[3]3
  Тан – исторический дворянский титул в Средние века в Шотландии вплоть до XV века. Здесь применяется для обозначения феодала, наследника короны.


[Закрыть] должен был догадаться о готовящемся заговоре? Из отчетов о количестве собранной и засеянной ржи, из споров о строительстве двухмачтовых кораблей или из обсуждений претендентов на руку его едва родившейся сестры? Но теперь главное было решить, что делать дальше. Кого просить о помощи и, главное, что дать взамен? Ведь вот потеха: молодому королю сейчас, кроме собственной шкуры, и предложить-то нечего.

– Здесь мы заночуем. Господин умеет, может поставить силки? – спросил человечек, остановившись на небольшой поляне.

– Вполне, но сомневаюсь, что в них так сразу кто-то попадется. Так что спать нам сегодня голодными.

– Пусть господин смастерит, поставит силки. У грогана хватит сил заманить в них дичь. Замок недалеко, да и мертвый король хорошо кормил своего слугу.

Солнце медленно катилось за горизонт, позволяя теням господствовать в лесу. На поляне голубым светом замерцали грибы, а в сумеречных шорохах отчетливо зазвучали голоса и тихий смех.

– Благоразумно ли жечь костер? Разве люди дяди не смогут выследить нас? – шепотом поинтересовался молодой король, аккуратно ворочая на вертеле зайца.

– Бернамский лес – земля сидов, никто из смертных нас здесь не тронет.

На ветке каркнул ворон, внимательно разглядывая глазами-бусинами странных путников. Чуть выше примостился второй, деловито вычищая смолянистые перья.

– Так, может, у нас получится заключить с сидами союз, и они помогут мне вернуть трон отца?

– Нет. Не помогут.

Он возник словно из ниоткуда. Высокий седовласый старец в синем плаще и войлочной широкополой шляпе, скрывавшей часть лица, опирался на пылающее копье, а у его ног сидели две собаки, больше смахивающие на волков, чем на дворовых псов.

– Это почему же? – вскинулся юноша, а Брен Кухул, напротив, весь сжался, слился с лесным пейзажем, поникли даже острые ушки.

– Пригласишь путника сесть? – поинтересовался незваный гость. И, дождавшись согласия, расположился на поваленном бревне, словно на троне.

– Кто вы? И отчего считаете, что сиды не пожелают помочь? Ведь во мне течет их кровь. Моя прабабка по материнской линии была туат де Дананн.

– И что? – Слова молодого короля позабавили незнакомца. – Дети богини Дану редко вмешиваются в дела людей и никогда – в дела королей. У тебя, кстати, заяц горит.

Юноша фыркнул и перевернул нехитрый ужин.

– Почти готов, – прокомментировал гость. – Но беда в том, что и люди не придут тебе на помощь.

– Значит, я пойду к богам!

– А не боишься? – спросил старец, достав из-за пазухи кожаную флягу.

– Я не в том положении, чтоб по волосам плакать.

– Добро… – Гость был доволен ответами молодого короля. – Тогда я дам тебе совет. Ты, наверное, знаешь, что в момент появления на свет к каждому человеку приходит норна рода, наделяя его особенной судьбой. Но, помимо родовых норн, есть еще три богини – хранительницы мирового древа и всего сущего. Они и помогут соткать ту судьбу, о которой ты им расскажешь, но для этого она должна им понравиться.

– Мою судьбу? – на выдохе спросил юноша.

– Ты король, мой мальчик, а у королей нет собственной судьбы. Она всегда переплетена с участью каждого, кто находится рядом. Но это не все. Есть еще одно важное правило: по условиям сделки, узор жизни самого рассказчика должен прерваться раньше, чем ему изначально было предначертано.

Молодой король хмыкнул и недоверчиво посмотрел на собеседника.

– Но как узнать, сколько мне отмерено жизни? Может, и здесь у меня лишь медяки в дырявом кармане?

Гость хитро взглянул на дерзкого мальчугана и протянул парню флягу. Надо же, у мальца еще пух со щек не сошел, но уже воин, боец. А боги любят храбрых…

– Норна королевского рода напряла для твоего полотна много нитей. Тебе будет чем расплатиться.

– Отлично. Значит, я должен буду рассказать им историю?

– Очень интересную историю, – довольно протянул гость. – Теперь пей мой мед, парень, он тебе пригодится.

Часть 1. Слово той, что чтит настоящее

Я не заглядываю вперед, как это делает младшая сестра, и не храню в памяти былое, как умеет старшая. Мое дело – ткать полотно сегодняшнего дня. Здесь и сейчас. Каждое мгновение я плету неповторимый узор судьбы. Потому именно мне дозволили вести рассказ о пряхе из Фортгала и Темном лэрде, способном превращать солому в золото. Чем закончится эта история, мне неведомо. С чего она началась – уже не помню. Но знаю, что это произошло в тот год, когда тис-долгожитель сбросил все свои листья.

Глава 1. Дочь мельника

Это произошло в год, когда тис-долгожитель разом сбросил все свои листья и нагим предстал перед яростным февральским ветром. В деревне Фортгал[4]4
  В деревне Фортингалл в Шотландии существует тис, примерный возраст которого составляет от 2 до 5 тыс. лет.


[Закрыть] произошла беда – на закате встала старая мельница. Вода в колесо била, лопасти скрипели, а жернова никак не хотели крутиться. Мельник с ног сбился, разыскивая причину поломки. Как вдруг приметил на жернове девицу босую. С опущенной головой она волосы русые перебирала. Мельник подивился, откуда здесь такая могла взяться. Подошел ближе, руку протянул, а дева подняла на него глаза, полные слез, истошно взвыла и растворилась в кисее тумана, словно ее и не бывало. А жернов тут же сам пошел. Решил мельник, что то была банши – предвестница смерти, потому испугался не на шутку и поскорее отрубил большому черному петуху голову. Окропил кровью жернова, а тушку зарыл под мельницей. Своим домочадцам велел запереть все входы, рассыпать всюду соль и всю ночь не тушить огня. Окна закрыл деревянными створками, а у дверей спалил сухой чертополох. Забрался мельник под одеяло, сжал в руках холодное железо, а сам от страха ни жив ни мертв. На улице ледяной ветер волком выл, младенцем уросил, криками гусиными захлебывался, в двери стучал, в окна постукивал.

«Иди, иди, вернись к нам, дочь Холмов!»

Всю ночь протрясся мельник, а как утро настало, вскочил и, даже шосс[5]5
  Шоссы – мужские высокие чулки, подвязываемые к поясу брэ (нижние штаны) или к краю пурпуэна (верхняя плечевая одежда).


[Закрыть] не подвязав, побежал проверять, все ли справно.

В доме, казалось, все шло своим чередом. Слуги открывали ставни да сыпали белый песок на пол. Дочь Айлин чесала костяным гребнем большущего лохматого пса, пока тот сладко посапывал. И только покои супруги оказались пусты. Огонь в камине не горел. По холодной комнате гулял ветер, а на застланной кровати в зеленом шелковом кошельке лежала золотая застежка в форме трилистника и маленькое кольцо с алым, как кровь, рубином.

Долго ждал мельник свою супругу, но дождался только собственную старость. Так и не женился более. Старик вырастил дочь, и ни в чем она не знала отказа. Девочка коротала дни за играми, а ночи за прялкой. Шли годы, и Айлин выросла, вытянулась, словно ива. Тонкокостная, белокожая, волосы, словно пепел, глаза, словно море. Пляшет, едва земли касаясь, поет, зарянкой заливается. Пряжа из ее рук тоньше паутины струится, лен легче шелка ткется.

Соседки завидовали да головы ломали, кто девицу мастерству такому выучил.

– Темный лэрд, – неизменно отвечала Айлин, пряча бирюзу глаз за вуалью ресниц. А кумушки скрещивали пальцы козой, обходя мельникову дочь стороной. Каждому было известно, что Темный лэрд – не кудельная фея, а жуткий колдун, от одного вида которого люд замертво падал. Тем не менее ответа иного Айлин не давала, и в конце концов о словах дочери стало известно отцу.

– Нечего девице на выданье нечисть всякую поминать да за прялкой ночи напролет просиживать. И разговоры пошли, все сейдконой[6]6
  Сейд – разновидность женского магического искусства, завязанного в первую очередь на рукоделии.


[Закрыть] тебя кличут. Уж не знаю, за кого бы тебя замуж отдать, чтоб беды ты не накликала.

Женихов, обивающих порог мельничьего дома, действительно собиралось немало. И простолюдины сватались к Айлин, и местные лэрды. Однако старик, словно сидами замороченный, каждого гнал прочь, а после и вовсе при всем честном народе заявил, что лишь королю даст согласие, коли тот попросит руки его дочери.

– Свиньи раньше по небу полетят, чем я выдам свою дочь за кого-то из этих проходимцев. Лишь истинный король Альбы станет мужем Айлин! – выкрикнул он и в ужасе зажал рот руками.

Королю Гарольду тут же донесли о заносчивом мельнике, и тот приказал схватить старика и привести в свой замок.

Не успели на Холмах запылать алым пожаром рябиновые грозди, как несчастного кинули к ногам правителя.

– Ты кто такой и отчего дерзнул помыслить, что дочь твоя достойна стать моей супругой? – прогремел молодой король, и огонь в камине едва не потух – такая сила была в его грозном голосе. Бедный мельник затрясся, словно последний кленовый лист на октябрьском ветру.

– Господин! Мое имя Иден. Иден из Фортгала. У меня есть дочь Айлин, красотой не уступающая Королеве Сидов, – произнес старик, а после добавил то, чего и в мыслях доселе не допускал: – Мастерица же она настолько искусная, что за ночь из соломы может золотую пряжу выделать!

Изумился король таким речам и задумался. Золото он любил. Много в казне его было дорогих кубков, чаш и мечей. Сундуки от тяжелых платьев ломились, сосновый пол под грудами монет скрежетал. Но не было в его коллекции главной жемчужины – королевы. Не только красивой, но и умелой настолько, что смогла бы за одну ночь из соломы золотые нити выпрясть.

Посмотрел король на мельника, бороду рыжую пригладил и произнес:

– Что ж, по сердцу пришлись мне слова твои, а посему не позднее Самхейна[7]7
  Самхейн, самайн – кельтский праздник сбора урожая и начала темной части года. Прародитель Хэллоуина.


[Закрыть] жду деву Айлин в своем замке. И если она действительно так прекрасна и умела, как ты об этом говоришь, то быть ей моею женой. Но если ты посмел обмануть меня, то отныне на глаза мне лучше не появляйся.

Понял старик, в какую ловушку угодил, но делать нечего, поклонился и отправился домой.

Коротка ли дорога, длинна ли, но мыслей умных не прибавила. Так и не придумал мельник, как о беде своей дочери поведать, только и смог сказать, что король ее при дворе видеть желает.

Подивилась Айлин, нахмурилась, но отцу перечить не стала, достала самое лучшее платье, заплела белыми лентами косы, надела матушкино кольцо с алым рубином да подколола клетчатый плед золотой застежкой. Собрала еды в дорогу, села на старую лошаденку и отправилась в замок.

Король Гарольд принял деву радушно. Выделил ей покои в Восточной башне и велел отдохнуть с дороги, а вечером явиться на пир.

В большом зале, освещенном сотней огней, посадил он ее рядом с собой, угощал берниклями[8]8
  Бернакельские гуси или берникли – гуси, выросшие на дереве.


[Закрыть] тушеными и лично подливал вино в кубок. Оттого мать его, королева Гинерва, не находила себе от негодования места. Где это видано было, чтобы правитель прислуживал мельниковой дочери! Однако недолго злоба ее душила. В самый разгар пира король поднялся со своего места и произнес:

– Дорогие мои подданные, взгляните на эту белокожую деву из Фортгальских земель! Не так давно ее отец нам поведал, что дочь его прекраснее Королевы Сидов, а в рукоделии искусна настолько, что за ночь из соломы может спрясть золотую пряжу. Что ж, вижу, в первом он не солгал, а второе нам еще предстоит проверить. Дева Айлин, в твоих покоях стоит прялка и лежит мешок соломы. На ночь мы тебя оставим, а утром посмотрим, будет ли на ее месте моток золотой пряжи. Если выполнишь поручение – быть тебе королевой.

Зябко сделалось Айлин в натопленном зале, холод проник в девичье сердце и дрожью отозвался в теле.

– А если я не соглашусь? – едва слышно поинтересовалась она.

Король повернулся к ней лицом, и лед сковал янтарный отблеск его глаз.

– Если же ты откажешься или завтра поутру не найду в твоих покоях золотой пряжи, я прикажу отца твоего привязать на ночь к столбу, что стоит на перекрестке дорог. Как ты думаешь, обрадуются жители Холмов такому подарку?

– Я поняла, господин, – Айлин опустила глаза, и тень от ресниц легла на ее бледные щеки. – Прикажите тогда принести в мои покои мялку да гребни для чесания льна, а также еды и питья вдоволь.

Глава 2. Темный лэрд

Король немедленно исполнил все ее пожелания, и не прошло и четверти часа, как Айлин осталась в своих покоях одна. В бессильном отчаянии она огляделась, дотронулась пальцами до колеса огромной прялки, разворошила носком башмака мешок с соломой.

«Дал бы уж крапиву или плакун[9]9
  Плакун – иван-чай. Его стебли, как и стебли крапивы можно обмять и спрясть.


[Закрыть]. Их с горем пополам хоть обмять можно, а что с этим делать, ума не приложу».

Взяла пучок да прошлась по нему мялкой. Два удара, и солома превратилась в пыль.

– А-а-а-а! – Айлин оттолкнула от себя ни в чем не повинный инструмент. – Да за что мне эта напасть?! Самое время помощи подоспеть! Не важно, с земли ли она будет или с моря, с лесов или с холмов, лишь бы работа справилась!

Только сказала, как воздух в комнате уплотнился. Камин вспыхнул и тут же потух, обиженно шипя, а в дверь постучали.

– Айлин! Открой! Помощь пришла!

Девушка удивилась, ведь за дверьми ее покоев стояла стража, которой велено было в комнату никого не впускать и не выпускать. Тем не менее она подошла к дверям и аккуратно их отворила. На пороге топталась самая настоящая фея: в зеленом платье, с высоким колпаком на голове, однако совершенно босая. Даже тонких чулочек не было на ее маленьких ножках. Плащ крохе заменяли сложенные за спиной крылья.

Стража оказалась тут же. Прильнув к стене, они спали беспробудным сном, и громкий храп, словно спущенный с цепи пес, носился по слабо освещенному коридору.

Фея зашла в комнату, приблизилась к мялке и принялась за работу. Не успела Айлин закрыть дверь, как в нее вновь постучали.

– Открой, хозяюшка, помощь пришла!

И снова на пороге оказалась маленькая фея. Она вошла как ни в чем не бывало и села за гребни. Вновь и вновь повторялся стук в дверь, вновь и вновь прибывали феи. Чуть погодя столько их уже набилось в комнате, что и не сосчитать. Они мяли солому, трепали, чесали, пряли нитку, а кричали так, что во всем замке, должно быть, было слышно:

– Мы есть хотим! Дай нам еды! Неси сюда мясо и фрукты да побыстрей!

Айлин набрала полный поднос еды и угостила фей, но те и не думали успокаиваться.

– Еще! Давай еще! – голосили они до той поры, пока стол с оставленными на ночь блюдами не опустел.

– Где наша еда? Мы хотим есть! Быстрее, быстрее, дай нам чего-нибудь отведать!

Айлин бросилась к сундуку, в котором лежали угощенья из дома, достала оттуда сыр, хлеб и кусок бекона. Феи быстро покончили и с этими припасами, но продолжали требовать все больше, скаля маленькие острые зубки:

– Мы голодные! Неси нам еду! Иначе тебя съедим!

Испугалась Айлин, выскочила за дверь. Прислонилась к ней спиной. Стоит, дышит часто, а что дальше делать, не знает.

«Кудельные феи с холма Хилле! Это же надо было с ними связаться! Как же теперь быть?»

А феи, заметив, что девушка сбежала, расправили крылья, поднялись в воздух, разбросали, разломали вещи, спутали всю пряжу, растрепали кудель. Комната наполнилась гулом, башня ходуном заходила, а ветер занялся такой, что того и гляди, крышу сорвет.

Но тут Айлин пришла на ум мысль, как выпроводить прожорливых рукодельниц. Ведь правду говорят: пока не споткнешься, думать не начнешь. Набрав полную грудь воздуха, она отворила дверь в свои покои и со всей мочи прокричала:

– Холм Хилле горит! На холме Хилле огненные цветы выросли! Весь холм пламенем объят!

Феи тотчас бросились вон, крича от ужаса и оплакивая все добро, оставленное дома.

Только комната опустела, как Айлин мышкой скользнула обратно, захлопнула дверь и задвинула засов. Феи поняли, что их обманули, и разошлись пуще прежнего.

– Пряха Айлин, а ну открой сейчас же!

– Нет, не открою, вы вздумали съесть меня! – в ужасе прокричала девушка.

Феи завизжали, завыли, словно метель над вересковой пустошью, и давай грызть дверь. Тут Айлин и поняла, что смерть ее пришла, сползла на пол и горько расплакалась.

– Что здесь происходит? – словно лезвие меча, комнату рассек низкий мужской голос. Шум за дверью разом стих, только слышно было, как стрекочут сотни крыльев да скрипят сотни зубов.

– Мне приказано перепрясть солому в золотую пряжу, – всхлипнула Айлин, вытирая рукавом нос и не спуская глаз с темной горбатой фигуры, которой минуту назад тут не было.

Нежданному гостю темнота совершенно не мешала. Он оглядел знакомые покои и поморщился. Его взгляд скользнул по перевернутой мялке, разломанному прядильному колесу, разбросанным вещам и остановился на всхлипывающей девушке. После незнакомец прислушался к шуму за дверью, накинул на голову худ[10]10
  Худ – головной убор, изначально в виде капюшона с хвостом.


[Закрыть] и отворил засов. Айлин не успела даже слова сказать, как мужчина столкнулся с разъяренными феями.

– А ну пошли вон! – произнес он негромко. Коридорный факел вдруг вспыхнул алым светом, и малышек словно ветром сдуло.

Незнакомец закрыл дверь и повернулся к Айлин.

– Ты что, дуреха, разве не знаешь, что нельзя призывать тех, с кем совладать не сможешь?

В покоях сгустилась тишина. Казалось, даже ветер за окном стих.

Гость, так и не дождавшись ответа, устало опустился на резной стул у двери.

Айлин посидела на полу некоторое время, потом, превозмогая страх, все-таки поднялась на четвереньки и принялась собирать разбросанные свечи. Затем встала, зажгла их, и комнату окрасили охристые блики. Мягкий свет успокаивал и дарил ощущение безопасности. На странного незнакомца дева старалась не смотреть. Тот сидел бездвижно и, кажется, не дышал.

«Не помер ли он там? Как я тогда объясню королю его появление?» – размышляла она, ежеминутно бросая опасливые взгляды на стул у двери и словно надеясь, что гость исчезнет тем же необъяснимым образом, коим и появился. Потом, немного осмелев, дева аккуратно подошла ближе, наклонилась, желая коснуться плеча, но мужчина молниеносным движением перехватил ее ладонь.

– Никто не может коснуться меня, не поранившись.

Айлин скосила глаза на чужую грубую руку. На запястье, по которому бурой змеей вился след от оков, на пальцы с вырванными ногтями. Страх мгновенно заполнил ее сознание жуткими фантазиями. Дева задрожала. Собеседник заметил это и тут же отпустил ладонь. А она, не в силах пошевелиться, продолжала разглядывать то, что было открыто ее взору: высокие сапоги с бронзовыми застежками, шоссы из тонкой шерсти, дублет[11]11
  Дублет – мужская верхняя одежда, распространенная в Западной Европе в период с XIV по XVII век. Первый вид одежды, который плотно сидел на теле.


[Закрыть], расшитый золотом, пояс со множеством серебряных накладок. Нет, не разбойник стоял перед ней. Одежда, повадки, речь – все говорило о том, что перед ней знатный господин.

– Лэрд, ваши раны стоит обработать, а дублет почистить и зашить, – проглотив вязкую слюну, наконец произнесла Айлин. Во рту пересохло, словно песка насыпали, а язык горел и еле двигался.

– Зачем ты позвала меня? – в ответ прошелестел мужчина.

– Я не звала вас. – Дева отступила на шаг, опасаясь новой ловушки.

Незнакомец словно не заметил этого маневра. Он прислонил голову к стене и спросил:

– Здесь есть вино? Можешь согреть его? Эти дрянные феи вытянули из меня последние силы. Странно, что они тебя саму на нитки не пустили. С нерадивыми хозяйками так обычно и случается.

Айлин поспешила к столу в надежде найти хоть что-нибудь, однако все, что можно было съесть, было съедено, все, что можно было выпить, – выпито. Тогда девушка выглянула в коридор, сняла у так и не проснувшихся стражников кожаные фляги и перелила их содержимое в кувшин. Положила в него вересковый мед, мяту, сушеный терн, разожгла камин да поставила поближе к огню. Набрала котелок воды, насыпала туда соли и повесила рядом. Гость все это время так и сидел у стены на невысоком стуле и, кажется, дремал.

– Лэрд, – едва слышно позвала Айлин, протягивая кубок с горячим пряным напитком, – вина нет, но я согрела эль с травами. Позвольте пока промыть и обработать ваши раны.

Мужчина молча взял питье. Не получив отказа, девушка села рядом, поставила на колени чашу с теплой водой и взяла руку гостя. Пальцы тут же обожгло мелкими порезами.

«Словно чертополох голыми руками полешь», – подумалось ей.

Несмотря на невидимые шипы, что кололи ей пальцы, она аккуратно промывала раны странного господина. Одна его кисть была тонкой, жилистой, с длинными крепкими пальцами и грубой кожей на ладони, вторая свисала уродливой плетью. Ее неровная кожа причудливыми сморщенными лоскутами укладывалась в рытвины и рубцы. Скрюченные, узловатые пальцы не двигались.

– Сейдкона… – вязкую тишину пронзил удивленный шепот незнакомца. Он поднес свою руку к темному провалу капюшона, рассматривая, как с запястья исчезает след от железных кандалов, а на пальцах появляются отростки ногтей. Потом он поднял голову и посмотрел на деву.

– А ты выросла, малышка Айлин, – его хриплый голос впервые прозвучал мягко.

Мельникова дочь вздрогнула, и глаза ее впились во тьму капюшона.

– Мы знакомы, лэрд?

– Пожалуй, да, – усмехнулся гость. – Я помню тебя маленькой девочкой, что горько плакала, уткнувшись розовым носом в мохнатого пса. Ты звала меня, и я приходил. Рассказывал тебе старые сказки под шелест прялки. Ты смешила меня своими детскими вопросами и ничего не боялась.

– Я и сейчас не боюсь, – едва слышно произнесла Айлин, а после дернулась: – Но как так, мой лэрд? Почему вы исчезли?.. Меня день ото дня убеждали, что все наши встречи – лишь пустая фантазия. Выдумка ребенка, рано потерявшего мать. С годами я даже начала сомневаться, приходили ли вы на самом деле. А после… после я и вовсе отреклась от тех воспоминаний. Закрыла их, словно прочитанную книгу. – Она подняла на него глаза, полные слез, но вновь не увидела ничего, кроме тьмы капюшона.

– Ты просто перестала звать меня, малышка Айлин, – мрачно усмехнулся гость, – я стал тебе не нужен.

– Неправда! – Айлин подскочила. Чаша с грохотом упала на пол, вода разлилась темной лужей.

– Ложь! Я звала! Кричала ночи напролет! Даже к озеру ходила, зная, что у вас под уздой келпи[12]12
  Келпи – водяной дух, хранитель озер. По сути своей – метаморф. В воде выглядит или как огромная рыба, или как конь с плавниками. На суше предпочитает образ коня или человека.


[Закрыть], надеясь, что его сородичи приведут меня к вам.

– Глупая! – Темный лэрд тоже поднялся со своего места и теперь возвышался над мельниковой дочерью, словно троллий холм над пенистой волной. – Келпи может привезти только на илистое дно! О чем ты вообще думала?!

Горячие слезы обожгли щеку. Айлин зло смахнула их и опустила голову.

– Я думала, что вы поступили несправедливо. Сначала меня покинула мать, а потом и вы.

– Разве я нянька тебе или домашний брауни[13]13
  Брауни – домашний дух (домовой) в мифологии Шотландии.


[Закрыть]? Я – темный колдун без имени, чудовище, сид. И если к глупости ребенка я мог быть снисходителен, то с чего ты решила, что буду добр с тобой сейчас? Отвечай, для чего призвала меня? Как это сделала? Тебе известно мое истинное имя?

Тень за его спиной разрослась, заполняя собой всю комнату. Айлин же, вместо того чтобы испугаться, отступить, напротив, подошла ближе, сжала руки в кулаки и с горечью в голосе произнесла:

– Я не знаю вашего имени, а хоть бы и знала, не посмела бы произнести его вслух.

Темный лэрд посмотрел на мельникову дочь. Могло ли деве открыться имя, данное ему матерью? Нет. Тогда откуда? Ведь он даже сам его не знает. Таково его проклятье и… ключ к освобождению. Но раз эта девушка не единожды смогла призвать его, быть может, у нее получится ему помочь? Хотя она уже помогла. Ведь он мог и не пережить «гостеприимство» мачехи.

– Так или иначе, я здесь, – наконец принял решение он. – А значит, могу обратить солому в золото. От тебя ведь этого ждут, малышка Айлин?

В покоях повисло молчание.

– Что ж, – наконец согласилась дева, – думаю, помощь гораздо лучше горьких воспоминаний и несбывшихся надежд. Но не вы ли, мой лэрд, ослаблены настолько, что едва стоите на ногах?

Колдун открыл было рот, но колючие слова застряли, оцарапав горло. Что прозвучало в ее словах? Забота или насмешка? Он взглянул на мельникову дочь: стоит прямо, смотрит мягко, пытливо, едва склонив голову набок.

– Чем дальше я от холодного железа, тем проще мне колдовать, – гость небрежно начертил в воздухе древнюю руну, и в покоях сделался такой порядок, которого, наверное, не было тут со времен первой королевы.

– Теперь можно и за солому взяться. Итак, малышка Айлин, ты решила, чем расплатишься за мою помощь?

Дева задумалась на мгновение, а после решительно шагнула вперед.

– Вот, возьмите мою застежку от пледа! Это матушкин подарок.

Айлин отцепила золотую фибулу и протянула ее колдуну. Тот взял подарок, и девушке показалось, что тьма под капюшоном улыбнулась.

– Хорошо, – Темный лэрд прохромал к мешку с соломой. – Садись за прялку. Я буду делать золотую кудель, а ты прясть из нее нить. Советую не тянуть тонко, рассвет не за горами.

Он взял пучок соломы и смял его. На пол посыпалась труха. Когда же колдун разжал пальцы, на его ладони солнечным блеском засияла золотая кудель.

– Что же ты ждешь? Бери! – каркнул лэрд Айлин, и та принялась за работу.

Весь остаток ночи крутилось колесо, тянулась золотая пряжа. С первыми робкими лучами солнца веретено на старой прялке застыло, туго увитое драгоценной нитью, а пыльный мешок соломы опустел.

– Прощай, – ответил ночной гость и растворился, как предрассветный туман.

– Спасибо! – прошептала Айлин в пустоту.

«Назови мое имя!» – прошелестел в ответ ветер, прячась в девичьих волосах. Айлин прикрыла глаза, наслаждаясь нежной лаской, купаясь в холодных лучах далекого зимнего солнца. Улыбнулась, позволяя ветру коснуться щеки… и вздрогнула от громкого стука в дверь.