Текст книги "И жили они долго и счастливо"

Глава 16

Ноябрь 2003 года

В обморок Василиса упала на общем собрании у Баюна. Было утро, за окном падал большими хлопьями снег, и присутствующие в основном смотрели на него, погружаясь в сонное оцепенение, и даже мирт на окне не трепетал листьями, а голос начальства в кои-то веки звучал просто скучающе. Наверное, поэтому всем потребовалось время, чтобы осознать случившееся.

– Прокляли, – весьма буднично и без всякого надрыва констатировала Елена, но ее слова вывели остальных из ступора.

– Черт! – рявкнул Баюн, рванул из-за стола и прижался ухом к груди Василисы. – Жива! Варвара, тащи зелья. И вызови Кощея. Божена!..

Божена – с виду совсем молоденькая девчушка, по незнанию больше шестнадцати-семнадцати лет и не дашь, – подняла на Баюна худое, лишенное красок лицо. Она проснулась лишь два дня назад, с первым снегом, и пока еще не до конца пришла в себя, была заторможенной и воспринимала окружающий мир словно через толщу воды.

– Что видишь? – гаркнул он.

– Ничего, – спокойно ответила она. – На ней нет проклятья. Абсолютно прозрачная, бесцветная аура…

– Глупости! – взревел Баюн. – Что значит бесцветная?! Так не бывает! Кощею позвонили?..

Грудь у Василисы поднималась все реже и незаметнее.

– Держись, – едва слышно попросил он.

* * *

Возвращаться не хотелось. Василисе казалось, что она плавает в мягкой воде, в самой ее глубине, где тихо, темно и спокойно. А потом напитанный невиданной силой голос, который невозможно было игнорировать, промяукал-пропел, нарушая блаженный покой:

– Василиса, очнись.

Кажется, были еще какие-то слова, но она их не разобрала. Имя подцепило ее, словно крючок – рыбку, а приказ рванул вверх, на поверхность, выдергивая из небытия. Сопротивляясь, она попыталась зацепиться за что-нибудь, чтобы остаться там, где ей было хорошо, но тщетно. Дышать тут же стало мучительно тяжело. И отчего-то заболело в области сердца.

Василиса подождала немного и открыла глаза. Поначалу мир никак не желал складываться в единую картинку. Невнятные тени маячили на фоне светлых пятен. Она долго разглядывала одну из них, прежде чем у нее обозначились золотистые глаза с узкими вертикальными зрачками.

– Ну наконец-то, – прорычал Баюн. – Чудесно. А то я уж начал думать, что в смету на следующий месяц придется заложить расходы на хрустальный гроб.

Он отстранился, Василиса слегка повернула голову и осмотрелась. Она лежала на кровати у себя в комнате. В ногах сидела Варвара, явно очень взволнованная, а на стуле за столом примостился Кощей. Здесь он выглядел крайне неуместно.

– Что происходит? – спросила она. Слова дались тяжело. Голос прозвучал хрипло и незнакомо.

– Вот и нам интересно, иначе не собрали бы здесь консилиум, – зло ответил Баюн, но за этой злостью была хорошо различима тщетная попытка скрыть нервозность. – Пытаемся понять, чем тебя отравили. На проклятья тебя проверили и я, и Божена: ничего нет.

– Никто меня не травил, все хорошо, – шепнула Василиса и закрыла глаза.

Весь этот недолгий диалог оказался слишком выматывающим. Темные мягкие воды были где-то близко, она еще могла вернуться и уже приготовилась снова утонуть в них, но на этот раз уже другой голос выдернул ее из забытья.

– Не смей! – рявкнул Кощей. – Мы с трудом тебя откачали, нет желания повторять этот занимательный опыт. – И добавил вдруг тихо и властно, тоном, не терпящим возражений: – Оставьте нас.

Василиса приоткрыла глаза. Она была уверена, что либо Баюн, либо Варвара – хоть кто-то из них! – возмутится, но они неожиданно послушно покинули комнату, плотно закрыв за собой дверь. Кощей повел рукой. Поставил купол тишины, поняла Василиса. Ей бы сейчас испугаться, но нет. Странно было смотреть на его действия и не ощущать ничего. Странно, но одновременно так прекрасно. Будто раньше вокруг нее была пелена из страха, а в голове каша из того, чего она не понимала в этом мире, и все это мешало думать и принимать решения, а теперь все стало так кристально прозрачно и ясно. И так спокойно.

– Разумеется, тебя никто не травил, – сухо и зло вынес свой вердикт Кощей. До этого дня здесь, в Конторе, он не позволял себе такой тон в общении с ней. – Ты сама отлично справилась с этой задачей. Что ты выпила?

Василиса размеренно вдохнула и выдохнула. Приходилось напоминать телу о необходимости дышать. Небольшой побочный эффект, она уже почти привыкла. Может быть, она забыла об этом в кабинете Баюна, потому и упала в обморок? Как неприятно. Ей просто нужно было быть внимательнее, и впредь она будет.

– Василиса! – рявкнул Кощей, резко вставая со стула, и она отрешенно подумала, что он, должно быть, очень зол. – Я повторю свой вопрос один раз. Что. Ты. Выпила?

Василисе вдруг стало жаль, что она не может чувствовать как прежде. Испытывать не только страх и неуверенность, но и восторг и удовольствие, к примеру. О, это мог бы быть момент ее триумфа!

– Я уже сказала, – тихо ответила она. – Все хорошо.

И тоже попыталась встать.

Однако встать не получилось. Василиса нахмурилась, пытаясь понять, что не так.

– У тебя сердце не билось почти полминуты, – пояснил Кощей, с нарастающим раздражением наблюдая ее попытки. – И Баюн едва смог тебя вернуть, хотя обычно при отсутствии повреждений для него в этом нет ничего сложного. И я смею надеяться, что он не зря потратил столько силы.

Кощей подошел к ее сумке, открыл, не спросив, и принялся перебирать лежащие в ней вещи.

– Все сказали, что с тобой все было хорошо. Что ничего не предвещало беды. Но мне показалось, что наша Снегурочка была не очень-то согласна с такими выводами, а я предпочитаю ей верить: она все-таки видит куда больше, чем остальные. А это что?

Он достал из сумки бутылочку с золотистой прозрачной жидкостью. Посмотрел на свет.

– Что это? – нахмурившись, переспросил он.

– Успокой-трава, – честно ответила Василиса.

– И для чего она тебе?

– Помогает успокоиться.

Кощей бросил на нее быстрый недоверчивый взгляд, открыл бутылочку и принюхался. На его лице отобразилось недоверие, а потом он с силой завинтил крышку обратно.

– Кто тебе это дал?! – рявкнул он.

– Ты бы тоже выпил, – предложила Василиса, – тебе, кажется, не помешает.

Ах, как прекрасно было больше не бояться. У Кощея заходили желваки, он скрипнул зубами, а она испытала лишь смутный интерес: что дальше?

– Упокоиться она тебе чуть не помогла! – прошипел Кощей. – Кто собирает успокой-траву на растущую луну, почти в полнолуние? Неужели Яга совсем ничему тебя не научила? Или ты оказалась настолько глупа, что все ее старания были напрасными?..

Василиса не стала дослушивать, закрыла глаза. Вода снова поднялась и обволокла ее. Наконец-то… Она погружалась все глубже и глубже, и это было так хорошо, так приятно… Кажется, скрипнула дверь, и кто-то что-то сказал, и голос Кощея что-то потребовал. Но все это уже не волновало ее, ибо реальность отдалялась, становилось все тише и тише.

Внезапно живот скрутило мощным спазмом, Василиса распахнула глаза, дернулась, переворачиваясь на бок, и ее вырвало в подставленное неизвестно когда успевшей вернуться Варварой ведро. Она попыталась продышаться, но Кощей схватил ее за лицо, нажал на щеки и стал вливать что-то в рот. Стакан стукнул о зубы, от неожиданности Василиса сделала несколько глотков, и ее тут же снова скрутил спазм и снова вырвало. Прошиб холодный пот. Колотило так, будто на самом деле дрожала кровать.

– Заверни ее в одеяло, – бросил Кощей Варваре. – Сейчас она будет мерзнуть. Следи за ней. И не давай ей пить и есть ничего, кроме воды. И спать не давай.

Он вышел из комнаты, а Василиса вдруг ощутила страх: тошнотворный, гадкий, тот, ради попытки избавиться от которого она и пошла на риск.

Нечестно! Он не имел права так поступать с ней!

Два месяца назад она действительно нарушила все мыслимые и немыслимые правила и во время прогулки по лесу, в который свозила ее Настя за несколько дней до полнолуния, незаметно от подруги собрала запитанную силой нарастающей луны успокой-траву, а потом приготовила из нее эликсир. И то, что при правильном приготовлении должно было вернуть в благое расположение духа, притупило чувства и эмоции. Но Василисе и этого показалось мало. Она хотела избавиться от страха полностью. Она увеличила дозу.

Теперь же все, что подавил эликсир, снова брало верх над ней, и это было ужасно, и она ничего не могла с этим поделать.

– Что это было? – прохрипела Василиса. – Что он сделал?

Варвара накрыла ее одеялом, взяла за руку. Василисе показалось, что ладонь у подруги горит, но на самом деле это ее кожа была ледяной.

– Он считает, что это отравление. – Варвара погладила ее по голове, в глазах у нее читался неподдельный испуг. – У Божены был абсорбент, он что-то в него добавил, сказал, так быстрее будет. Василиса, что происходит?

Все еще знобило. Дышать было тяжело. Василиса судорожно вцепилась в край одеяла.

– Василисушка, как же так? – едва не заплакала Варвара.

Василиса лишь покачала головой.

Кощей вернулся через час. Вошел в дверь и посмотрел на Варвару.

– Иди поспи пару-тройку часов, я посижу, а потом придешь сторожить ее на ночь, – приказал он.

Варвара молча кивнула и вышла из комнаты. Кощей подошел к столу и снова поставил купол. Налил в стакан воды из графина, достал из кармана флакон, сосредоточенно отсчитал капли.

– Сама выпьешь или вливать? – спросил он, поворачиваясь к Василисе.

За последний час Василиса успела обдумать свое положение и осознать, что действительно едва не умерла. А умирать не хотелось. Она протянула руку и послушно взяла стакан. Выпила содержимое под внимательным взглядом Кощея и вернула.

– Я отдам Варваре, пусть сама тебя выпаивает, а то еще решишь ускорить процесс, – недовольно хмыкнул он, огляделся, словно впервые увидел комнату, и поморщился. – Неуютно тут у тебя. Хоть бы занавески повесила или салфетку какую связала… Может, все-таки расскажешь, зачем хотела себя отравить и почему выбрала для этого такой мудреный способ?

– Я не травила себя.

– Да ну. – Кощей усмехнулся, сел на стул, откинулся на спинку и скрестил руки на груди. – Ты слишком долго проучилась у Яги, чтобы я поверил, будто ты не знаешь, как правильно собирать пустырник. А вот то, что ты можешь приготовить нечто настолько серьезное, для меня новость. Давай, расскажи, как ты это сделала.

Василиса закрыла глаза. После выпитого ее снова начало знобить.

– Понятно, – явно теряя терпение, холодно отозвался Кощей. – Ладно, начнем с простого. Ты сама собирала травы?

– Ты для этого отослал Варвару, да? Чтобы допросить меня?

– Какая проницательность.

Василиса улыбнулась. Но даже такое простое действие потребовало слишком много сил.

– Тогда хочу тебя разочаровать, – ответила она. – Это будут самые скучные три часа в твоей жизни.

– Да нет, – хмыкнул Кощей. – Это уже становится забавным. Оказывается, ты умеешь разговаривать, раньше все больше молчала. Может, так и до песен доберемся, м? Нет? Ну, если все так же не хочешь рассказывать, то расскажу я, а ты поправишь, если где ошибусь. Накануне полнолуния ты собрала успокой-траву, высушила ее при свете полной луны, каким-то неизвестным мне образом сварила эликсир, а потом решила поставить на себе крест. Я прав?

Василиса промолчала.

– Но почему тогда ты не выпила все сразу? Это была бы очень спокойная и мирная смерть во сне, и нам не пришлось бы мучиться, откачивая тебя… Василиса, черт возьми, отвечай!

Кощей оказался над ней почти мгновенно, дернул за плечи. Василиса уставилась в его глаза, широко распахнув свои. Ни разу она не оказывалась так близко к нему. В зеленых глазах мелькали черные тени, зрачки расширились, и в них было хорошо видно ее отражение. Это завораживало.

А потом Кощей отшатнулся, словно увидел что-то неприятное.

– Ну что я тебе сделал, что ты меня так боишься? – хмуро спросил он.

Василиса нервно хихикнула.

– Ты сейчас серьезно?

– Да, Горыныч тебя задери! Я к тебе ни разу пальцем не притронулся.

– Ты похитил меня, – поясняя очевидное, прошептала Василиса. – Держал в заточении. Этого что, мало?

– Я предложил тебе стать моей женой!

И это прозвучало так, будто его предложение искупало все.

– Уж извини, если получилось недостаточно романтично, – добавил он, впрочем, явно безо всякого раскаяния. – А ты повела себя как истеричная девчонка!

– Истеричная девчонка… – повторила Василиса. – Это было не предложение. Предложения так не делают. Предложение предполагает возможность выбора.

– Какого выбора? – взревел Кощей. Едва начав успокаиваться, он снова завелся. Завелся так легко, словно уже сотню раз проговаривал все это про себя. – Как будто у тебя был выбор! Ты бы вышла за того, на кого указал тебе отец. Так какая разница? И чем я хуже всех тех, из кого твой отец выбирал? Я бы дал тебе все. А что бы дали тебе они?

– Возможность остаться в моем мире. Среди людей. Рядом с семьей. Видеть солнце…

Ей не верилось, что он правда мог не понимать. Не верилось, что он действительно мог думать, будто содеянное им в порядке вещей.

– Ну и вышла бы за меня и ходила бы гулять в свой мир сколько тебе угодно! Это ведь ты говорила, что останешься верна клятвам и мужа не бросишь.

Секунд на пять в комнате установилась тишина.

– Что? – изумленно выдохнула Василиса, когда снова смогла говорить. – Ты бы меня отпускал?

– А почему нет?

– Ты меня запер!

– Чтобы ты не сбежала из замка, в лесу ты не продержалась бы и получаса! – рубанул ладонью воздух Кощей. – Я же сказал, что ты станешь полноправной хозяйкой в моем царстве! Разумеется, после свадьбы ты бы получила полную свободу.

– Разумеется?! – Василиса попыталась привстать, но тут же рухнула обратно. Слабость никуда не делась. – Ты издеваешься надо мной?

– То есть этот пункт остался неясен? – приподнял бровь он. – Так почему нельзя было спокойно все обговорить, уточнить условия брака? Вместо того чтобы рыдать и шарахаться от меня как от чумного?

– То есть вот как ты это воспринимаешь, как договор?

– Да, Василиса, любой брак – это договор со своими условиями. И мои условия были более чем приемлемы.

– Почему тогда ты просто не пошел к моему отцу…

– Потому что я царь Нави! Как ты вообще это представляешь? Разумеется, я бы передал ему выкуп! – Кощей все-таки выровнял дыхание и добавил поспокойнее: – Я поступил согласно древнему обычаю: украл себе жену. И ты должна быть благодарна мне. Я хотел дать тебе время привыкнуть, хотя мог бы принудить к браку в тот же день. Другой спрашивать и ждать не стал бы. К своему царевичу ты же как-то привыкла. Небось, не плакала безутешно в брачную ночь… Что, за те две недели, что прошли от вашей встречи до свадьбы, у вас приключилась великая любовь?

Он зло сверкнул глазами, и Василиса порадовалась, что способность испытывать страх вернулась пока не в полной мере.

– Тебя это не касается, – сжав зубы, ответила она. – Ты превратил меня в лягушку. Три года на болоте! Я едва не забыла себя!

– Был уверен, что ты прискачешь через пару дней.

– Уверен. Ты был уверен! Иди отсюда, Кощей, пока я тебя не прокляла.

– Ты светлая ведьма, вам нельзя.

Василиса хрипло рассмеялась и тут же закашлялась: воздуха катастрофически не хватало.

– Кто тебе такую глупость сказал? Ты понятия не имеешь, что сотворила со мной Навь. Я теперь вообще не знаю, кто я. И я понятия не имею, на что в действительности способна, потому что царский дворец не самое подходящее место для ворожбы. Но сейчас мы тут вдвоем, Кощей. Хочешь проверить, могу ли я проклясть?!

– Одним проклятьем больше, одним меньше… – хмуро отозвался Кощей и вдруг зло улыбнулся. – А знаешь, это к лучшему, что ничего не вышло. Вечно плачущая жена чести мужу, конечно, не делает, но ее хотя бы можно игнорировать, а вот жена-истеричка – это уж совсем ни в какие ворота…

– Истеричка?! Да за тридцать лет я не устроила Ивану ни одного скандала!

– Что отлично демонстрирует, в каком состоянии пребывал ваш брак.

– В прекрасном! – рявкнула Василиса, не замечая, что перешла на крик. – Или надо было выйти за тебя?! Умерла бы от тоски в твоем замке, и моя могила была бы вечным памятником твоей мужниной любви.

Они застыли друг против друга, тяжело дыша.

«Убьет», – мелькнуло у Василисы. Кощей и правда выглядел так, будто готов ее убить.

– Отлично, – наконец прохрипел он. – Теперь я знаю, где ошибся. Мне стоило просто взять тебя в жены тем же вечером, консумировать брак, и все было бы в порядке.

– А-а-а, – протянула Василиса. – Так вот в чем дело. Тебе кажется, что ты поступил жутко благородно и я должна была за это благородство тебя любить и ценить. Так вот, Кощей. Нет ничего благородного в том, чтобы не насиловать. Не насиловать – это норма.

Василиса не сразу поняла, что случилось. В комнате резко стало холоднее. Тени на стенах стали глубже и резче, а лицо Кощея заострилось, и стало темнее. Она сглотнула.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – медленно и словно с трудом проговорил он. – Там, где я родился и вырос, действовало право сильного. И там ты бы давно была мертва, Василиса. После первого же «нет» была бы мертва. Впрочем, нет, не сразу…

От страха свело живот, но Василиса заставила себя спросить, хотя и получилось дрожа и шепотом:

– И ты считаешь, что это норма, от которой следует отталкиваться?

– Если бы я так считал, то мы бы с тобой здесь не разговаривали, – ответил он.

Она перевела взгляд на его руки: кулаки были сжаты, кожа на костяшках натянулась и побелела. В комнате становилось все холоднее и холоднее, и вместе со словами изо рта Василисы вырвалось облачко пара.

– Вот поэтому я и приготовила эликсир. И пила его. Увеличила дозу. Потому что я боюсь тебя. Потому что я понятия не имею, чего ты хочешь. А порой мне кажется, что ты хочешь завершить начатое. А жить в постоянном страхе… Я так больше не могла.

Некоторое время Кощей молчал, но Василиса видела, как тяжело он дышит, и это пугало. Тени клубились на стенах, и за окном словно сгустились сумерки во внеурочный час.

– Можешь быть спокойна, – наконец ответил он. – Ты давно мне совершенно не интересна. И если хочешь умереть, это твое право. Вот твоя склянка.

Он достал из кармана и кинул ей на кровать бутылек с эликсиром, развернулся на каблуках и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Дрожа от холода и пережитого стресса, Василиса перевела взгляд на окно, подернутое инеем.

«Вот и поговорили», – подумала она.

Глава 17

Выслушав Кощея, Баюн поиграл железными когтями, глубоко вдохнул, шумно выдохнул и неприязненно изрек:

– Не ожидал от тебя такой дурости, царь мой.

Кощей предостерегающе нахмурился, но Баюн не извинился.

– Ты подставил свою жену, этот мир и меня. Вздумай Марья играть по-крупному, она здесь камня на камне не оставит. И я буду ответственен за это, потому что эта территория вверена мне, а я как дурак доверился тебе!

– Ты забываешься, – нахмурился Кощей, но Баюн лишь фыркнул в ответ.

– В том-то и дело, что никак не получается. Но ближе к делу. Что же это за источник такой, которым похваляется Моревна?

В кабинете Кощея их было четверо. Сам хозяин, Василиса, начальник Конторы и Сокол. Василиса сидела в своем кресле и вглядывалась в темень за окном. Часы на стене, те, что показывали местное время, утверждали, что уже второй час ночи. Мысли ее были далеки от этого разговора, и она слушала, едва понимая, о чем они говорят. Ей было жаль Баюна, он ответственно относился к безопасности на своей территории. И жаль Сокола, которому пришлось сорваться в ночи, приехать сюда и теперь перебирать возможные последствия самонадеянности Кощея. Он сидел на стуле, подавшись вперед, уперевшись лбом в сложенные в замок руки, и на щеках у него ходили желваки, выдавая его чувства с головой. Где-то глубоко внутри ей не хотелось жалеть Кощея, но он был ее мужем. И Василиса видела, насколько нелегко ему сейчас дается вся эта ситуация. А еще ей было жаль себя. Но это могло подождать. Кощей попытался отправить ее спать, но Василиса воспротивилась, заставила себя собраться и переодеться, правда, отчего-то во все серое, и теперь была едва заметна в тени шкафов. Впрочем, тени здесь были уж очень густые, плотные, почти осязаемые, не иначе как Кощей осознанно или нет пытался укрыть ее от чужого внимания.

Но Баюну и Соколу и так было не до нее.

– Я знаю только два подобных источника силы, – ответил Кощей. – Один из них – Алатырь-камень, но мы все понемногу черпаем из него, думаю, если бы он попал к кому-то в руки, то мы бы уже это почувствовали. Второй – цветок папоротника.

Баюн, не перебивая, выслушал Кощея, и на те несколько секунд, что он выпускал и втягивал когти, словно не мог определиться, убивать сейчас или потом, его лицо приобрело поистине зверское выражение.

– Чушь, – наконец рыкнул он. – Цветок папоротника – сказка для магов-подмастерьев. Чудодейственное средство обресть небывалую мощь без ученья и мученья. Мне странно, что ты, Кощей, наивно веришь в подобные побасенки.

Кощей… Василиса оторвалась от созерцания окна и посмотрела на Баюна. Она и не помнила, когда он в последний раз называл его так. Может быть, без нее…

Но слова уже прозвучали, и в комнате словно стало темнее. Магия, заключенная в голосе Баюна, приготовилась рассказать сказку, скрытую за этим именем. Страшную, черную сказку.

Что-то дрогнуло в лице Кощея. Задетая гордость. Василиса достаточно знала его, чтобы не заметить и не предположить последствия.

– Перунов цвет существует, – тихо сказала она, и ее услышали.

Баюн и Сокол как по команде обернулись к ней. Кощей тоже посмотрел на нее – внимательно, изучающе.

– И ты туда же! – взвился Баюн и снова выпустил когти. – Бред теперь передается воздушно-капельным путем? Или только половым, и можно не беспокоиться?

– Я видела его, – спокойно ответила Василиса и заглянула в налившиеся расплавленным золотом глаза начальства.

Он злился, потому что боялся. Это она могла понять. Почему же ей совсем не было страшно? Тупая пульсирующая боль, поселившаяся между ребер, затмевала все.

– Что? – рыкнул Баюн.

– Я видела его, – повторила она. – Пока бродила в Лесу. Однажды ночью я наткнулась на заросли папоротника. Он расцвел совсем рядом с тропой.

– И какой он? – тихо спросил Сокол.

– Он… – Василиса нахмурилась, вспоминая. Вот она идет по тропе, и на обочине среди почти черных в темноте листьев ярко сияет что-то белое с алой сердцевинкой. Но важно ведь было не внешнее… – Он робкий. Нежный. Мне показалось, ему хотелось увидеть небо и вдохнуть ночной воздух. В том месте кроны деревьев расступались, образуя просвет. Было много звезд…

Цветок заметил ее и замер. И в этом чувствовалось нечто надсадное. Обиженное. Словно ему было горько оттого, что она потревожила его покой, что нашла его, и одновременно он будто заранее смирился с тем, что она унесет его с собой, не дав прожить эту ночь…

– И что ты сделала? – голос Баюна мурлыкнул на краю сознания, и Василиса пошла за ним, не осознав до конца вопрос, но поспешив ответить.

– Близился рассвет, – пожала плечами она. – Я подумала, что он предпочтет встретить его в одиночестве. Так, чтобы никто не мешал. Поэтому я поклонилась ему… Нет, немного в сторону, чтобы не смущать… Я поклонилась и тихо пошла дальше, не оборачиваясь. Ему ведь хотелось остаться незамеченным.

– Ты не сорвала его! – Глаза Баюна из золотых стали медными. – Как же ты справилась с искушением?

Василиса очнулась. Вокруг больше не было Леса, не белел среди листьев маленький беззащитный цветок. Она снова сидела в кабинете Кощея.

– Не было никакого искушения, – устало качнула головой она. Говорить об этом было все равно что объяснять простые истины годовалому малышу: не все, что ты видишь, можно взять, существует чужое, не твое. – В этом и есть разница между светлыми и темными магами. Не важно, какова мощь, – можно просто пройти мимо.

Кощей прищурился, глядя на нее, и она спокойно выдержала его взгляд. Да, дорогой, я запоминаю все, что ты говоришь.

– Как мы будем докладывать о ситуации на Буян? – спросил Сокол, разрушая повисшую тишину.

Василиса вздрогнула: кажется, она слишком глубоко провалилась в безмолвный разговор с мужем.

– Мы не будем ни о чем сообщать Лебеди, – произнес Кощей, отводя от нее взгляд. – Это внутрисемейное дело, разберемся сами.

– Внутрисемейное?! – звонко воскликнул Сокол. – Страшно подумать, что же тогда, по твоему мнению, может потребовать внимания Лебеди!

– Как только такое случится, я обязательно с тобой поделюсь, – спокойно ответил Кощей. – Баюн, это приказ. Никто ничего не скажет Лебеди.

Василиса расслышала тихий, утробный рык.

– Жестоко.

– У меня нет другого выхода.

– Прости, Финист, – почему-то с сожалением попросил Баюн, не отрывая взгляда от Кощея. – Но мы действительно ничего не сообщим Лебеди. – И добавил с плохо скрываемой издевкой: – Наш царь справится сам.

– Твой царь! – рявкнул Сокол, даже не пытаясь скрыть, насколько зол.

– Мой царь, – согласно и неожиданно покорно кивнул Баюн.

Финист сжал кулаки, явно желая высказаться по этому поводу, но так и не возразил Баюну.

– У нас хотя бы есть план? – мрачно поинтересовался он.

Кощей кивнул.

– Я не могу найти ее самостоятельно, а значит, она предприняла для этого меры. Но против тебя она бессильна, Баюн. Ты сложишь о ней песню и скажешь мне, где она прячется. После этого мы нападем. Какую бы силу ни давал ей цветок, она не сможет одолеть нас троих.

– Во-первых, чтобы ее найти, мне нужно нечто большее, чем имя, – поморщился Баюн. – Я могу выйти на улицу и орать его хоть весь день, и ничего не произойдет – оно слишком распространенное и почти ничего не значит для этого мира. Мне нужно что-то личное.

Кощей поджал губы, Василиса видела, как дернулся кадык, выдавая недовольство.

– Василиса, – попросил Кощей, – может, принесешь нам чаю?

Она молча кивнула, поднялась с кресла и вышла из кабинета. Как будто бы ей хотелось слушать, какие ласковые прозвища ее муж давал бывшей жене. Уже возле лестницы услышала зычный рык Баюна:

– А во-вторых, я не могу пойти с тобой. Это самоубийство. Если выяснится, что она все еще моя царица, ваши противоречивые приказы просто разорвут меня. Кто тогда…

Рык оборвался, и Василиса неожиданно для самой себя злорадно понадеялась, что Кощей ударил его посильнее. Ей вдруг ясно вспомнилось, как пятнадцать лет назад она сказала Баюну, что вышла замуж, а он ответил, что не чувствует ее власти над собой, а значит, Навь не приняла ее и она не жена Кощею. Оказывается, эти слова до сих пор тлели в ней, и нужно было не так уж сильно подуть, чтобы они разгорелись, напоминая о себе и о том, что она тогда почувствовала.

Дом затих в ожидании. Василиса спустилась на кухню, включила свет, взяла чайник и понесла его к раковине, чтобы налить воды. И, уже подставив под струю, нахмурилась. Что-то было не так. Миг назад что-то показалось ей странным. Она закрыла кран и отставила полный чайник в сторону. Повернулась к панорамному окну, отделявшему кухню от дворика возле дома. В темноте хорошо было видно ее отражение. Она подошла ближе, пытаясь понять, что именно ее смутило. Повертела головой, помахала себе рукой. Отражение повторило ее движения. Василиса вгляделась в лицо. Глаза. У отражения в окне были четкие ярко-черные глаза. Внезапно женщина в стекле ехидно улыбнулась ей, будто поздравляя с догадкой, и прямо из стекла вынырнула рука, схватила Василису за локоть и утащила за собой.

* * *

В кабинете Баюн складывал песню. То ли пел, то ли мурлыкал, и в мыслях присутствующих сами собой рождались образы, сменяя друг друга как в диафильме. Баюн искал Марью, но песня получалась уж больно мрачной, Сокол то и дело морщился, словно пахло дурно, Кощей сидел за столом с застывшим лицом. И вдруг дернулся: серебряный ободок обручального кольца раскалился, обжег палец, оповещая о грозящей Василисе опасности. Он подскочил с кресла, метнулся в сторону двери, но в этот момент покрывало на зеркале легко приподнялось и опало, как если бы из-под него подул ветер. Кощей в два шага пересек расстояние до зеркала и сдернул покрывало. И Марья сама предстала перед ним. Она стояла по ту сторону стекла, среди темной мути зазеркалья, и смотрела только на него.

– Ну здравствуй, любимый, – с придыханием сказала она. – Твоя девчонка у меня. Придешь за ней?

Тени, подчинившись воле Кощея, стекли к его плечам, облачая хозяина в темный плащ, и силуэт на стене обзавелся изломанной шипастой короной. Повеяло холодом.

– Ты знаешь закон, Марья, – произнес Кощей, и в голосе его прозвучала сталь. Сейчас он был судьей, и он хотел, чтобы его боялись. – Причинив вред моей жене, ты причинила вред мне. Я дал тебе возможность уйти, но ты не сделала этого. Ты подписала себе смертный приговор. Я найду тебя и приведу его в исполнение. И только от того, найду ли я Василису живой и невредимой, зависит, как именно ты умрешь.

Марья завороженно распахнула глаза, и на губах ее расцвела счастливая, почти безумная улыбка.

– Вот он ты! – в полном восторге прошептала она. – Да, это ты, царь мой! Вот теперь я узнаю тебя. Сколько силы, сколько мощи! Скоро мы воссоединимся, и не будет никого сильнее нас.

– Ты сошла с ума…

– Нет, Кощей, мой ум ясен, как никогда. Забудь о девчонке. Она тебе не нужна. Я твоя законная жена и всегда ею была.

– Не смей ее трогать.

Она наклонила голову к плечу.

– Тогда приди за ней. Она ждет тебя. Я жду тебя. Приди же ко мне.

Образ Марьи подернулся легкой рябью и растворился в черном мареве.