Текст книги "Николай II. Царские похороны. Последняя дорога последнего императора"

Авдонин нашел останки под мостиком из шпал на старой Коптяковской дороге под Екатеринбургом и долгие годы был вынужден хранить эту тайну, пока не появилась возможность открыть ее людям. То, что общество посмотрело на эту тайну иначе, чем он, было для Авдонина ударом. Но это ведь судьба любого первооткрывателя, он не может предвидеть всех последствий своего открытия. Вспомним хотя бы Альберта Эйнштейна или Андрея Сахарова. Пока ты бережешь свое открытие, оно только твое. Если отдал людям, то нужно быть готовым к непониманию, критике, а то и к гонению. Все это Александр Николаевич вкусил сполна. Но главное не в этом. Если еще несколько лет назад считалось невозможным даже упоминание об убийстве в Ипатьевском доме семьи последнего российского императора, то сегодня православные по всей России молятся иконам с изображением святых великомучеников Романовых. Общество проделало этот трудный путь благодаря гражданскому и научному подвигу Александра Авдонина и его соратников.

Споры о подлинности останков идут до сих пор. Свое мнение об одном из главных «сомневающихся» высказал член правительственной комиссии Виктор Аксючиц в интервью радиостанции «Эхо Москвы» уже в конце октября 1998-го. «В комиссии, – сказал он, – работал ученый Беляев, который очень авторитетен в церковных кругах, среди нашего руководства. Он принимал участие в идентификации нескольких святых, останки которых были найдены за последние десять лет. В частности, он определил мощи Амвросия Оптинского в Оптиной пустыни. Так вот, что интересно, его метод определения сводился к тому, что он находил могилу и говорил: «Вот это». И авторитет его настолько велик, что все верили. Не требовалось никаких генетических экспертиз, антропологического исследования, стоматологических экспертиз. Тем более судебно-медицинского исследования. Не требовалось ничего. Затем то же самое произошло с Серафимом Саровским. И вот Беляев работает в комиссии. Именно он ставил под вопрос все ее выводы. Мало того, после заседания комиссии, после того, как были доложены результаты генетической экспертизы (были проведены два исследования в самых авторитетных лабораториях США, одно – в Великобритании, масса – у нас в России, все результаты опубликованы в самых авторитетных научных изданиях в России и за рубежом, обо всем доложено на президиуме Академии наук, на всех симпозиумах их признали), Беляев вдруг говорит: «Я не признаю это». Немцов спросил: «А что вы предлагаете?» – «Я предлагаю изучить оставшуюся одежду и примерить сапоги». На что Немцов ответил: «Я физик, кандидат наук. Во всякой науке если есть более точные технологии, методы исследования, зачем же применять более архаические?». Понятно, что исследование одежды и сапог ни в какое сравнение не идет с генетическим исследованием. Что становится за 70 лет с одеждой, понятно, человек меняет комплекцию и за год. То есть Беляев здесь все подверг сомнению. Интересно, что совсем недавно «Московский комсомолец» сообщает, что останки Амвросия, которые нашел в 1988 году Беляев, оказались лжеостанками. Оказалось, что в этом году, когда велись раскопки в Оптинской пустыни, была найдена гробница Амвросия. И сейчас богослужения монахами Оптинской пустыни ведутся у этой «новой» гробницы Амвросия, а значит, у этих останков. А до этого, соответственно, богослужения проводились у лжеостанков. Почему? Потому что перст Беляева указал: «Вот это»⁸.

Еще один из сомневающихся – публицист Лев Сонин – пишет: «Сомнения не могли не возникнуть. И, в первую очередь, потому, что за семьдесят лет и советские публикаторы (Быков, Ермаков и др.), и зарубежные (Пагануцци и др.) убедили почти всех: большевики зверски расправились и с последним российским самодержцем, и со всей его семьей, и с преданными им до конца четырьмя придворными, а тела их были расчленены и сожжены. Это убедительно доказал в своих книгах и следователь Соколов, которому еще сам А. В. Колчак поручил расследование убийства императора и его близких. А тут на тебе – высокий профессионал Соколов ошибся, оказывается! Трупы де вовсе не сожгли, а похоронили, да еще и в том месте, по которому он сам не раз проходил. Такое проглядеть опытнейшему следователю!«⁹.

Не буду утомлять читателя обильным цитированием. Поверьте, я прочитала много гадостей, написанных про Авдонина профессиональными историками, и поняла источник их желчи. Авдонин – не профессионал, как же это он, дилетант в исторической науке, дерзнул замахнуться на такую тему? И нельзя, и время не пришло, и не место геологам в большой истории, они же не могут понять ее законов, придуманных самими историками. И вообще, как дилетант может сделать открытие такого вселенского масштаба и утереть нос всем заслуженным и признанным? Ату его!

Ничего не поделаешь, именно дилетанты совершают многие открытия. Потому что они не ограничены узкоспециальными знаниями, они существуют вне цеховой иерархии и ограниченности, на стыке наук и понятий. Наверное, поэтому именно геолог Авдонин сумел сделать то, к чему историческая наука даже и не подступалась и не могла предположить, что это возможно. Он предъявил миру историю зверского убийства царской семьи и смог добиться ее похорон. Это реальность, с которой не поспоришь. Очевидно, им руководила сама История. Одно из доказательств – то, что почти все сомнения, высказанные им в том нашем «дождливом» интервью, оказались напрасными. Церемонию прощания с царской семьей посетил Президент России, он сказал на весь мир слова покаяния, а церковь не отказалась отпевать не признанные ею останки. Больше того, если бы похороны по каким-то причинам не прошли 17 июля 1998 года, то церемония могла бы вообще не состояться. Ровно через месяц после названной даты в России разразился финансовый кризис такого масштаба, что ни о каких останках уже никто и не вспоминал, все занимались спасением остатков своих сбережений. Если учесть, что дата церемонии и до этого откладывалась семь раз, становится ясным, что кто-то -История или Бог, кто во что верит, – дали России и всем нам шанс выполнить свой долг. Чудо, что мы этим шансом воспользовались.

А источник, который питает «оппозицию», очень мудро, на мой взгляд, указал генерал М. Дитерихс: «Мир часто не видит правды, не хочет правды и не любит правды; по некоторым вопросам он настолько боится правды, что напоминает страуса, прячущего в маленькую ямку голову и думающего, что если он не видит, то и его никто не видит; иногда ложный страх перед правдой так велик, так безумно страшен, что мир сам начинает разрушать свое, близкое, дорогое, сознательно идет по линии разрушения, только чтобы не подумал кто-то, что он видит правду, понимает се и ненавидит источник этой правды. Заставить мир убедиться в правде – это задача, кажется, бесцельная»¹⁰.

Авдонина с Рябовым, а потом и правительственную комиссию по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков семьи российского императора Николая II и членов его семьи, обвиняли и обвиняют до сих пор в поспешности, торопливости. Еще подождать, еще перепроверить, еще подумать… Все спрашивали, почему принимались поспешные решения, не учитывающие мнения «оппозиции». Вспомним, исследование останков длилось долгих семь лет. Проведены сотни экспертиз, изучены целые тома документов. Сколько еще должно было длиться исследование – десять, двадцать, пятьдесят лет? Наукой можно заниматься бесконечно. Можно было замотать эту проблему в чисто научных дискуссиях, разборках. Но факт такого исторического масштаба не мог быть так долго скрываем от общества. А люди, не дожидаясь никаких официальных подтверждений, уже много лет приходили на место, где стоял дом Ипатьева, чтобы помолиться за царственных мучеников, много лет в храмах Свердловской области почитали их как местночтимых святых. Все, не только верующие, понимали, что человеческие кости, кому бы они ни принадлежали, не могут бесконечно препарироваться, изучаться. Они должны были обрести покой. И они его обрели.

Самое мудрое, на мой взгляд, мнение по этому поводу я нашла в заявлении, с которым обратился к правительственной комиссии один из ее членов митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий 30 января 1998 года. Он написал: «В Священном Писании о сущности человеческого тела указывается: «яко земля еси, и в землю отыдеши», тем не менее, нашей жизни присуща потребность иметь памятное место об умерших – могилу. При захоронении екатеринбургских останков, если и будут наличествовать сомнения, принадлежат ли они царской семье, или впоследствии наука изменит сделанные сегодня выводы, – для России все равно будет важно существование даже символической могилы в память о последнем Российском императоре, Его Семье и их верных слугах, принявших мученическую кончину, где будут совершаться молитвы и которая станет символом покаяния»¹¹. Лично я готова подписаться под каждым из этих слов.

На снимке: Александр Николаевич Авдонин.

Необходимое отступление

Первое интервью с Авдониным вышло за неделю до церемонии захоронения останков. С тех пор эта тема в редакции называлась так: «Кости Никитиной». А я не обижалась. Наша профессия весьма цинична. Как, впрочем, любое дело, связанное с человеком, его страданиями и бедами, со смертью, в конце концов. Такого рода цинизм есть у врачей, милиционеров, судей. Это своеобразная защитная реакция организма, который сам может разрушиться, если будет, как собственную, воспринимать чужую боль – физическую, душевную, любую.

Одна моя коллега в начале перестройки, когда вдруг появилось много бомжей, взялась помогать одному из них. Она нашла ему крышу над головой, бросила клич через газету помогать ему. Она долго билась с какими-то чиновниками, которые не хотели его прописывать и брать на работу. Стирала на него, готовила ему, давала деньги. А в конце концов он у нее же что-то украл и сбежал.

Слава Богу, что журналист может делать добрые дела. Но не надо думать, что газета может помочь всем, кто, на взгляд журналиста, нуждается в помощи. Это дело государства, церкви или подвижников-одиночек. А ты можешь обозначить проблемы и дать толчок к их решению или хотя бы осмыслению.

Этот взгляд на профессию ярче всех обозначил один из моих редакторов: «Написал – и забудь». Так, конечно, спокойно, комфортно. И, наверное, профессионально. Считается, что если ты слишком погружаешься в какую-то проблему, то теряешь свежесть и широту взгляда на жизнь. Это касается, конечно, только тех, кто работает в массовых изданиях, рассчитанных на большую аудиторию. Нам опасно становиться специалистом в какой-то узкоспециальной теме, надо оставаться информированным дилетантом, который рассказывает о чем-то с общечеловеческих позиций, понятных большинству. Но иногда тебя вдруг цепляет какой-то человек или тема, и ты уже никак не можешь не писать об этом снова и снова. Коллеги начинают говорить, что ты пытаешься сделать себе имя, греясь у чужого огня, что ты хочешь «влипнуть» в большую историю.

Да, наверное, так оно и есть. Я счастлива, что есть такой костер, у которого можно погреться: можно научиться мыслить не только масштабами собственного кошелька, можно научиться видеть и понимать огромный мир человеческих идей и чувств, можно научиться оперировать категориями, а не только фактами.

Так случилось у меня с «царской темой». Конечно, я дилетант. И часто за эти годы говорила себе, что все, хватит, я не поспеваю за развитием исторических исследований, не могу понять, как делаются новые открытия в этой области. Но что-то всегда заставляло меня в потоке редакционной суеты и беготни вдруг остановиться и снять телефонную трубку, чтобы набрать телефон Авдонина. И ему всегда есть что рассказать, а мне – о чем написать. Потому что дело, которое он затеял когда-то, уже не остановить. Человек, совершающий поступки и изменяющий жизнь, делающий то, что другим казалось невозможным, – вот, наверное, главная моя тема. Я искала таких людей всю свою журналистскую жизнь.

Наверное, первым таким героем был студент, фамилию которого я уже и не вспомню. В редакцию областной молодежной газеты «Комсомолец», где я тогда работала, пришла анонимка. Про него писали, что «он выскочка, идет по головам товарищей, не считается с мнением коллектива», и еще много обвинений в том же духе. Каждого из них в те времена было бы достаточно для исключения из комсомола или из института. Я тогда встретилась с ним, написала материал под названием «Карьера», в котором пыталась доказать, что ходить строем – это не очень хорошо, а здоровые амбиции и самостоятельность мышления – это прекрасно. Теперь я понимаю, что именно тогда я начала искать людей, отличных от других.

Потом был первый секретарь Литовского республиканского комитета комсомола, заявивший о выходе его организации из состава ВЛКСМ. По сути, это был первый шаг к распаду СССР. Я тогда поехала в Вильнюс, сделала большое интервью с ним, а через полгода приехала сюда снова, чтобы написать о советских танках, стоящих тогда у стен литовского парламента. Потом была Галина Старовойтова – первая из встреченных мною женщин, которая имела поистине государственный ум. Мне довелось встретиться с ней два раза. Еще тогда, в начале 90-х, она предсказала обществу, опьяненному перестройкой, все национальные и гуманитарные проблемы, которые сейчас терзают Россию. Потом был Авдонин.

Мне довелось встретить очень немного людей такого масштаба. И каждая встреча – это большая человеческая и профессиональная удача.

Взгляд в прошлое

16 июля 19] 8 года около 12 часов ночи, когда Августейшая Семья уже спала, сам Юровский разбудил Ее и потребовал под определенным предлогом, чтобы Августейшая Семья и все, кто был с Ней, сошли в нижний этаж. Августейшая Семья встала, умылась, оделась и сошла вниз. Алексея Николаевича нес на руках Государь Император, Следственная власть убеждена, что предлог, под которым Юровский заманил Августейшую Семью в нижний этаж дома, состоял в необходимости якобы отъезда из Екатеринбурга. Поэтому Августейшая Семья была в верхних платьях. С Собой Они несли подушки, а Демидова несла две подушки. Спустившись по лестнице верхнего этажа во двор, Августейшая Семья вошла со двора в комнаты нижнего этажа и, пройдя их все, пошла по указанию Юровского в отдаленную комнату, имевшую одно окно с железной решеткой совершенно подвального характера.

Полагая, видимо, что предстоит отъезд, в ожидании прибытия экипажей Августейшая Семья попросила стулья. Было подано три стула… Сели Государь Император и Алексей Николаевич. Рядом с Ним стоял Боткин. Сзади Них у самой стены стояли Государыня Императрица и с Нею три Княжны. Справа от Них стояли Харитонов и Трупп. Слева – Демидова, а дальше за ней одна из Княжон.

Как только произошло это размещение, в комнату, где уже были Юровский, его помощник Никулин и Медведев, вошли…10 человек, приведенных Юровским в дом. Все они были вооружены револьверами. Юровский сказал несколько слов, обращаясь к Государю, и первый же выстрелил в Государя. Тут же раздались залпы злодеев, и все Они пали мертвыми. Смерть всех была моментальной, кроме Алексея Николаевича и одной из Княжон, видимо Анастасии Николаевны.

Алексея Николаевича Янкелъ Юровский добил из револьвера, Анастасию Николаевну кто-то из ос тальных. Имеются указания, что слова Янкеля Юровского, обращенные к Государю, заключались в следующем: «Ваши родственники хотели Вас спасти, но им этого не пришлось, и мы должны Вас расстрелять сами». Когда злодеяние было совершено, трупы Августейшей Семьи и всех других были тут же положены в грузовой автомобиль, на котором Янкелъ Юровский вместе с некоторыми другими известными лицами увез Их за город Екатеринбург, в глухой рудник, расположенный в лесной даче, принадлежавшей некогда графине Надежде Алексеевне Стенбок-Фермор, а ныне находящийся во владении общества Верх-Исетских акционерных заводов. Одновременно с доставлением к руднику трупов вся местность эта была оцеплена заградительными кордонами красноармейцев, и в течение трех дней и трех ночей не позволялось ни проезжать, ни проходить по этой местности. В эти же дни, 4—б июля, к руднику было доставлено, самое меньшее, 30 ведер бензина и 11 пудов серной кислоты.

…Когда шло уничтожение трупов, охрана не снималась с постов при доме Ипатьева. Когда же все трупы были уничтожены, охрана была снята и большевики объявили в своих газетах и путем особых объявлений о «расстреле» Государя Императора и об «эвакуации» Августейшей Семьи в «надежное место», охрана была, уже не нужна, так как уничтожением трупов они отнимали возможность опровергнуть их ложь.

(Из доклада судебного следователя Н. А. Соколова вдовствующей Императрице Марии Феодоровне) ¹².

Долгие похороны

И вот настали дни, которые Авдонин и его сподвижники из фонда «Обретение» ждали долгие двадцать лет. 17 июля 1998 года, спустя ровно восемьдесят лет после зверского убийства Романовых в Ипатьевском доме, их останки наконец-то обретут покой в земле северной столицы России. А накануне Екатеринбург, ставший печально знаменитым на весь мир, должен был навсегда проститься с останками царской семьи. Принятию этого решения предшествовали шумные споры и дискуссии. Известный кинорежиссер и общественный деятель Никита Михалков предлагал доставить гробы на руках через всю Россию. Предлагалось снарядить траурный поезд, который бы проследовал из Екатеринбурга в Санкт-Петербург по тому же маршруту, по которому в 1917 году царская семья была отправлена в Сибирь. В пути следования предлагалось предусмотреть остановки с молебнами, минутами молчания, звоном колоколов, гудками предприятий и автомобилей. Поезд, по мысли авторов этой идеи, должны были встречать президент России и Святейший патриарх. Отпевать погибших предлагали в Исаакиевском соборе, а потом провести церемонию захоронения в Петропавловском соборе.

Великая Княгиня Леонида Георгиевна заявила о своем отказе участвовать в церемонии. Некоторые наблюдатели считали, что ее не устроило обращение, с которым к ней обратились в официальном приглашении на церемонию похорон, написали просто «милостивая государыня» вместо ожидаемых ею слов «Ваше Императорское Высочество, Государыня Великая Княгиня».

Последние дни перед 17 июля были наполнены борьбой амбиций, самолюбия, обид самых разных людей, которые спешили заявить о своем отношении к будущему событию. Кто-то из журналистов назвал предстоящее захоронение «самыми скандальными, самыми грандиозными, самыми грязными похоронами века».

Разброс мнений был очень широк. 12 июля в статье «Любовь к царским гробам» автор «Московских новостей» Кудряков писал: «Не в том дело, что к судьбе расстрелянного царя организаторы этих похорон в действительности совершенно равнодушны, что эти похороны для российской власти – всего лишь повод обратить к себе внимание публики. Дело в том, что российская власть этими похоронами порывает не с „коммунистическим“ прошлым, а с демократическими началами и надеждами. Похоже, что на этих похоронах будет отпраздновано окончательное восстановление Советской власти… По православному обычаю, родственники усопшего стараются оставить рядом с могилой близкого человека место для себя – для своих будущих похорон. Российская власть выбирает себе место на свалке истории». И на этой же самой странице помещено письмо бывшего мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака из Парижа, в котором он пишет: «Мы не имеем права упустить исторический шанс воздать должное прошлому Великой России, сохранить достоинство нашего народа и страны в глазах всего мира».

Народ России и родственники Романовых во всем мире вынуждены были наблюдать безобразные споры крупных политиков страны о том, где должны быть захоронены останки последнего российского императора и членов его семьи. С телеэкранов звучали шокирующие здравомыслящих людей выражения: «кости Росселя», «кости Немцова». Губернатор Свердловской области Эдуард Россель настаивал на том, чтобы останки были захоронены в Екатеринбурге, а председатель Правительственной комиссии Борис Немцов считал, что они должны упокоиться в северной столице.

На пресс-конференции накануне церемонии свердловский губернатор заявил, что ему пришлось пережить немало политических схваток вокруг останков, был даже момент, когда силовым структурам России был дан приказ вывезти их из Екатеринбурга. Игры политиков продолжались до самых последних часов перед похоронами. По радио, телевидению, в газетах «думцы» и другие видные деятели России спорили, ехать или не ехать им в Санкт-Петербург 17 июля.

Интерес к событию был так велик, что с него начинали свои новостные программы все телеканалы России и многие мировые информационные агентства. Около 200 моих российских и зарубежных коллег были аккредитованы на церемонии в Екатеринбурге. Думаю, что этот еще недавно закрытый для иностранцев уральский город никогда не чувствовал к себе такого интереса.

Я ехала на церемонию прощания в Екатеринбург, а если получится – и в Санкт-Петербург. Город, который когда-то по мысли Эдуарда Росселя должен был стать столицей Уральской республики, готовился на широкую ногу отметить свое 275-летие. До юбилея оставались считанные дни, поэтому весь центр был в строительных лесах, днем и ночью достраивались фонтаны, памятники, асфальтировались дороги. Над Исетской плотинкой достраивался монумент моему великому однофамильцу.

Конечно, мне хотелось быть рядом с Авдониным и «обретенцами» (так в Екатеринбурге называют членов фонда «Обретение»). Среди них – один академик, доктор наук, пять кандидатов наук, юристы, инженеры, геологи. Одно из больших дел этого фонда – Романовские чтения, которые проходят каждый год в середине июля. Здесь считают, что проведение этих чтений именно в Екатеринбурге исторически справедливо, так как он основан первым российским императором Петром I и здесь погиб последний российский император.

Четвертые Романовские чтения предваряли церемонию прощания с ним и членами его семьи. В зале областного краеведческого музея собрались те, для кого восстановление исторической правды стало профессией, призванием. Они вспоминали, спорили с противниками. Кто-то сравнил положение Николая II в 1917 году с положением Бориса Ельцина в 1998-м: «Тогда царя предали придворные, предала церковь. Сейчас те люди, которые привели к власти Ельцина, начинают от него отворачиваться». Сильное впечатление на многих произвело сообщение о том, что те мощи, которым поклоняется Русская зарубежная церковь, не могут считаться человеческими. По мнению видных экспертов, это кости животных, которых большевики поедали во время «трапезы», устроенной после злодейства. Говорили и о феномене появления все новых двойников детей императора Николая II. Кто-то из выступавших сделал предположение, что главная причина возникновения этих многочисленных «детей лейтенанта Шмидта» кроется в привлекательности легенды о несметных богатствах Романовых. Она все еще не дает покоя авантюристам всего мира. Наверное, поэтому никогда не было слышно о появлении лже-Боткиных или лже-Харитоновых.

Здесь многие впервые увидели Владимира Соловьева, следователя Генеральной прокуратуры России, который доложил о результатах расследования уголовного дела об убийстве членов Российского императорского дома в 1918—20 годах. Именно этому человеку выпало завершить дело «белогвардейского» следователя Николая Соколова.

Владимир Соловьев поразил всех тем, что после своего выступления вдруг поклонился в пояс Александру Авдонину. Я смотрела потом сюжет о чтениях по местному телевидению. Оператор, настроивший камеру на трибуну, не успел среагировать на неожиданное движение Соловьева. Он просто на секунду исчезает из кадра, а потом опять возникает.

Все были взволнованы, чувствовалось приближение исторического момента. Сказано, конечно, громко и в то же время банально. Но когда я потом пыталась определить свое состояние в те три дня прощания, мне представлялась огромная воронка, в которую нас всех засасывало все глубже – в новые и новые факты, мысли, документы. И новые чувства. История становилась осязаемой, к ней можно было прикоснуться. Так, как потом прикасались к гробам те, кто прощался с ними перед погребением в соборе святых Петра и Павла.

Когда закончились чтения в музее, мне удалось поближе познакомиться с «обретенцами». Один из них – Петр Грицаенко, тот самый судмедэксперт, который 11 июля 1991 года собственноручно бережно достал из трясины на старой Коптяковской дороге каждую косточку, каждый сколок, а потом отмывал их, исследовал. Тогда он записал в своем дневнике: «Два дня природа плакала по невинно убиенным. Когда останки были извлечены, стало солнечно и тепло: природа тонко чувствует таинство справедливости. Меня это тогда поразило больше всего». Завтра, спустя семь лет и три дня, он и его коллеги должны были завершить эпопею, связанную с исследованием останков. В официальном документе, который мне дали при аккредитации, этот акт назывался так: «Положение останков в гробы». Оно должно было происходить в актовом зале областного бюро судебно-медицинской экспертизы без участия прессы. Петр Петрович назвал это будущее действо «последним актом зловещей истории».

А когда мы заговорили с ним о чуде, которого так не хватает церкви, чтобы признать «екатеринбургские останки» царскими, он вдруг сказал:

– Да было чудо! Со мной было, вот на этом самом месте. Мы шли с Петром Петровичем через Исетскую плотнику.

Вода под нашими ногами бурлила, с шумом разбивалась о каменные опоры. 9 июля 1993 года Исеть была здесь такой же грозной. Судмедэксперт Грицаенко возвращался с работы и вдруг услышал снизу детские крики. Две детские головки уже затягивало в водоворот у плотины. Он бросился в воду. Мальчика ему удалось быстро выбросить на берег, а с девочкой на руках его понесло прямо в створ плотины. Петр Петрович говорит, что он уже попрощался с жизнью, как вдруг наткнулся на стальной штырь. Он мог бы погубить этих двоих, а стал спасением. Ухватившись одной рукой за штырь, а другой прижимая к себе плачущего от страха ребенка, он продержался около получаса до прибытия спасателей на лодках.

На следующий день подполковник запаса Грицаенко крестился в церкви. Через несколько лет он получил медаль за спасение людей.

Когда мы шли ранним утром 16 июля в Вознесенский храм, чтобы попрощаться с останками невинно убитых в Ипатьевском доме, Петр Петрович тихо сказал:

– Наверное, моя душа на небесах будет рядом с ними.

Оказавшись в Екатеринбурге и просмотрев местные газеты, я с удивлением обнаружила, что в них почти ничего нет о предстоящей церемонии. Знакомый журналист на мое недоумение ответил известным жестом, проведя ребром ладони по горлу: «Вот они у нас где, эти останки, надоело. Читатели уже звонят, возмущаются». Даже пресс-конференция губернатора, на которой он рассуждал о своей роли в истории, не показалась здешним журналистам интересной. Я говорю об этом без всякого осуждения. Наверное, действительно тяжело семь лет разрабатывать одну тему. Есть еще одна причина. В Екатеринбурге живут потомки людей, участвовавших в злодействе, охранявших дом особого назначения. Многие занимают неплохое положение в обществе. К примеру, сын скандально известного Петра Ермакова, якобы застрелившего царя, был руководителем местного ОМОНа, Он пожаловался в областную газету «Уральский рабочий», что после газетной шумихи ему чуть ли не ежедневно приходится отмывать памятник на могиле отца, где неизвестные пишут разные нехорошие слова.

А между тем заезжие журналисты со всего света ловили каждое слово свердловского губернатора. Он вспомнил, как семь лет назад к нему на прием записался Авдонин. Он зашел в кабинет с такими словами: «У меня к вам разговор один на один. У меня такое ощущение, что вы тот человек, кому можно доверить тайну, которую я хранил десять лет». Острота тогдашней ситуации состояла в том, что появилось несколько групп, которые искали место захоронения под Екатеринбургом. Авдонин опасался, что останки могут быть найдены и просто украдены. Россель тогда попросил Авдонина разработать программу и методику вскрытия могильника на Коптяковской дороге, назвать сумму, которая для этого необходима. По словам губернатора, он написал секретное распоряжение и положил его в сейф, а Авдонину выдал требуемую сумму – 200 тысяч рублей.

В намеченный день над местом раскопа натянули военную палатку, выставили охрану. «Погода в этот день плакала, дождь лил почти все сутки, что продолжалось вскрытие, -вспоминал Эдуард Россель. – А потом начались наши беды. Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело, все документы были изъяты. Облсовет тогда принял решение не отдавать останки без согласия Авдонина. Вообще, попыток забрать останки было за это время предпринято немало». Он заявил: «Совесть моя чиста, я довел дело до конца».

Журналисты снова и снова спрашивали его, не сомневается ли он в подлинности останков. Кто-то спросил, как он относится к тому, что некий судья Ромашков из Екатеринбурга намерен обратиться в Конституционный суд с протестом по поводу легитимности комиссии, которая занималась проблемой царских останков. «Это просто способ заработать себе имя», – ответил губернатор.

Чувствовалось, что Россель не вполне удовлетворен решением Правительственной комиссии о месте захоронения, и не изменил своего мнения о том, что останки нужно захоронить в Екатеринбурге. Тогда бы этот город стал третьим по значению городом России. Прямо этого Эдуард Россель, конечно, не говорил. Но сказал, например, что сейчас в Верхотурье восстанавливается Крестовоздвижснский храм, сравнимый по величине и красоте только с Исаакиевским собором северной столицы. Еще недавно в этом уникальном культовом здании располагалась колония для малолетних преступников (кстати говоря, в поражающей красотой и роскошью резиденции губернатора на берегу Исети до недавнего времени размещался общественный туалет). Реставрация, восстановление культурных и исторических объектов здесь не только декларируются. Губернатор сообщил, что вот уже два года он ежемесячно перечисляет по 100 рублей из своей зарплаты на строительство Храма на Крови, который планируется построить на месте дома Ипатьева. Хотя сам Россель выступал за то, чтобы просто восстановить этот дом с трагической судьбой и открыть в нем музей Романовых. Но общественность разумную вроде бы идею не поддержала. Как он сообщил, к тому времени был уже готов проект нулевого цикла нового храма. На его строительство потребуется 120 миллионов рублей. Средства будут собираться всем миром. Первая попытка сбора закончилась тем, что сборщики сбежали, прихватив с собой деньги. Теперешний фонд будет существовать при губернаторе.