Текст книги "Психодрама в детской групповой терапии"

Во время выхода на арену клоуна – мальчика, который не имел ни малейшего представления, что ему делать, – репортер снова отражала номер в «зеркале»:

«Вся публика громко хохочет. Трибуны ходят ходуном от восторга! Какие гримасы может корчить этот клоун! А сейчас он споткнулся о свою собственную ногу! Умереть со смеху, как он катается по полу! От хохота у меня так болит живот, что я едва могу комментировать эти шутки!»

Но этих восторженных комментариев директора цирка и репортера детям было недостаточно. На протяжении нескольких сессий они варьировали эту игру и наслаждались отражением своего великолепия.

В работе со взрослыми терапевты побуждают протагониста проговаривать в сторону (ни к кому не обращаясь) скрытые сокровенные мысли и чувства, которые он не мог выразить в соответствующей ситуации в прошлом, или же просят его отражать вслух новое понимание и осознание этой ситуации (Zeintlinger, 1981, с. 104). В детской терапии дети не разглашают свои скрытые чувства и мысли, это делают за них терапевты, получающие в результате переноса при обмене ролями те роли, которые в реальной жизни принадлежали детям. Терапевты, находясь в этих ролях, выражают в виде монолога возникающие у них чувства гнева, печали, бессилия и тем самым помогают детям осознать, что волнует и терзает их души. Таким образом дети начинают лучше понимать себя и окружающую их реальность.

Восьмилетние мальчики хотели играть в астронавтов и строить космическую ракету. Ведущий должен был быть помощником, ведущая – поваром. Со всех сторон на ведущего-помощника сыпались приказы и придирки. Когда ведущий перетаскивал к ракете «тяжелые» строительные элементы (сиденья), Даниэль, который страдал энкопрезом, вдруг сказал, что помощник обкакался, наложил полные штаны. Он обидно обозвал и высмеял помощника за то, что он в таком возрасте еще пачкает штаны.

Ведущий-помощник выразил в монологе свое чувство стыда: «Как это ужасно, что со мной такое случилось! К тому же меня еще и высмеяли». Кроме того, ведущий выразил свою досаду и злость. Ему было противно, что им все командовали, давалитолько самую грязную работу, да при этом еще и ругали.

Другие дети приняли эту игру, стали еще больше командовать ведущим и высмеивать его. Ведущий негромко в сторону ругался, проклиная эту грязную работу. Тут пришел Даниэль и «надрал ему задницу», чтобы он больше не накладывал в штаны. Ведущий громко заплакал и сказал, что ему уже больше ничего не остается, как начать открыто сопротивляться и восстать против такого ужасного обращения с ним.

Чтобы дать детям возможность лучше осознать конфликты, двойственность человеческих переживаний и намерений, каждый из терапевтов при обмене ролями может представлять в диалоге одну из противоречивых тенденций. Высказываясь о них по очереди, терапевты обнажают противоречивые чувства, желания и тенденции, предоставляя решение детям (см. пример про динозавров, раздел 3.2.4).

Разница между дублем и двойником состоит лишь в продолжительности участия. В то время как дублирование – это короткая, непродолжительная акция, двойник как поддержка и опора сопровождает ребенка дольше или на протяжении всей игры. В работе со взрослыми терапевт или член группы выступает как дубль протагониста, стоя за его спиной, воспроизводя движения его тела, проникаясь его душевным настроем и облекая в слова те чувства, которые он испытывает, находясь на месте протагониста.

В работе с детьми терапевты берут на себя роли, в которых они могут стать для детей дублями или двойниками. Эти дубли или двойники погружаются в переживания детей, поддерживая их или исследуя.

Moreno проводит параллель между психодраматической техникой двойника и связью матери и ребенка до и после рождения (1973, с. 85). В первой психической вселенной маленького ребенка, в которой вселенская идентичность определяет все его действия и поведение, мать является вспомогательным Я ребенка. Мать пытается узнать, что чувствует ее ребенок, что ему требуется, и действует для него. С помощью техники двойника ребенку предлагаются функции вспомогательного Я матери (из фазы вселенской идентичности), чтобы теплом, близостью и безопасностью предоставить поддержку его Самости и помочь наверстать упущенное в развитии Я (Mathias, 1982, с. 230).

Дублирование должно восстановить способ переживания вселенской идентичности, для того чтобы:

– поддержать, ободрить, придать новые силы ребенку в его взаимодействии со слишком тяжелой для него реальностью;

– ребенок получил опыт того, что терапевт понимает его потребности;

– предложить помощь для самоисследования и усилить, «уплотнить» ситуацию посредством выражения вслух эмоционального содержания (Zeintlinger, 1981, с. 130).

Чтобы дети смогли легче достичь этих целей и видеть в дублере не вторгающегося взрослого, а вспомогательное Я, мы дублируем не из позиции ведущих, а из заданных детьми «переносных» или самостоятельно выбранных нами ролей.

Мы различаем следующие виды дублирования:

– эмпатическое;

– поддерживающее;

– исследующее;

– амбивалентное.

Эмпатическое дублирование

При этом виде дублирования терапевты благодаря «вчувствованию» в ребенка пробуют войти с ним во внутренний диалог, для того чтобы помочь ребенку в восприятии и проживании того, что в нем самом происходит. В детской психодраме это осуществляется чаще не на реальном, а на символическом уровне ролевой игры, в которой ребенок представляет свою реальность преображенной с помощью фантазии. Терапевт не дублирует ребенка, а обращается к нему из своей роли. При этом ребенок находится в избранной им самим роли, а терапевт – в роли, данной ему ребенком.

Шестилетние дети в начальной фазе группы играли в зверей в лесу. Два агрессивных мальчика захотели быть медведем и волком, третий мальчик – лисой, а Фриц, эмоционально заторможенный мальчик, выбрал себе роль ежика. Ведущий должен был быть лесником, а ведущая – фермершей, живущей на опушке леса.

Когда оба агрессивных мальчика начали бороться, как волк с медведем, пыхтя и налетая друг на друга, Фриц заметно испугался, спрятался у себя в норе и расширенными от страха глазами наблюдал за борьбой.

Терапевты могли бы, как во взрослой терапии, эмпатически продублировать, подойдя к мальчику, встав рядом с его норой и проговорив: «Для меня это слишком страшно, я боюсь, лучше я спрячусь». Но дети легче воспринимают дублирование, когда терапевты проводят его из своих ролей. Так, в данной игре терапевт в роли лесника прошел мимо норы и громко сказал сам себе: «Для ежика эта борьба, наверное, выглядит дико. Может быть, он боится, что волк или медведь могут на него напасть. Поэтому он и забился в свою нору. Но он наверняка забыл, что с его иголками ему нечего бояться. Ведь волк и медведь могут уколоться и повредить себе лапы и морды. Или он просто осторожен и думает, что в норе все-таки надежнее. А может быть, ежик вылезет из своей норы, когда стемнеет. Ведь еж – ночное животное, он бодрствует, когда все другие звери спят, и умеет со своим хорошим обонянием ориентироваться в темноте».

Благодаря эмпатическому дублированию ребенок получает понимающее вчувствование терапевтов, так необходимое ему для того, чтобы у него смогло развиться чувство самого себя.

Поддерживающее дублирование и двойник

Поддержка экспрессивной творческой личности является важной задачей детской психодрамы, берущей свое начало в антропологии творческого человека Moreno. Именно техники поддерживающего дублирования и поддерживающего двойника предоставляют хорошую возможность стимулировать творческие способности детей, а в тех случаях, где эти способности были ограничены и стеснены, снова их развить.

Если ребенок хочет попробовать новую роль, которую он еще явно не может исполнить, у терапевтов есть возможность опереться на творческий потенциал детей и своим поддерживающим дублированием активно помогать намерениям ребенка, содействовать развитию и воплощению новых тем, расширению ролевого репертуара и структур.

В качестве дублеров ведущие представляют потребность ребенка, еще не воспринимаемую им или заторможенную. Дублируя, терапевты воодушевляют и одобряют ребенка, способствуют развитию функций его Я. «Как добрые феи, они проникают своим волшебством в душу терпящего крах человека. Как добрые и злые домовые, они иногда потрясают и волнуют пациента, а иногда удивляют и утешают его» (Moreno, 1973, с. 84).

В группе десятилетних детей три мальчика хотели играть в мексиканских бандитов, а два зажатых, скованных мальчика – в искателей приключений, которые едут из Германии в Мексику. Терапевты должны были стать «сомнительными полицейскими», про которых точно не известно, соблюдают они закон или нет.

Вопреки выбору ролей, оба скованных мальчика не вели себя как рисковые путешественники, а спрятались в хижину, заперлись там и по рации постоянно просили помощи у полицейских, как только бандиты приближались к их хижине. Полицейские вняли их призывам, тотчас поспешили на помощь, защитили путешественников и вступили в борьбу с бандитами. Сами того не заметив, они взяли на себя роли сверхопекающих родителей. Они позволили привести себя в ту же ситуацию, которая сложилась у этих двух мальчиков дома, где родители чрезмерно оберегали их от злого внешнего мира и нападок сверстников.

Вместо того чтобы обратить внимание на прогрессивную тенденцию, которая проявилась в выборе ролей, терапевты прореагировали на исполнение ролей – на боязливое поведение детей. Хотя дети дали им ролевое указание «быть сомнительными полицейскими», терапевты позволили навязать себе такое ролевое поведение, при котором они все делали за мальчиков. Вместо того чтобы поддерживать развитие Я детей, они делали их все пассивнее и беспомощнее. Кроме того, они поставили обоих мальчиков в ту же трудную ситуацию, от которой те страдают и в школе. Так, другие мальчики жаловались в конце сессии, что «с этими двумя невозможно хорошо играть, они такие глупые, что всегда зовут на помощь полицейских».

В результате супервизии терапевты увидели, что они повторяли не способствующее росту взаимодействие. Когда дети на следующей сессии продолжили игру, терапевты попробовали развить свои роли по-другому. Путешественники снова позвали полицейских на помощь, но на этот раз полицейские не пришли тотчас, а стали громко размышлять вслух о путешественниках. Они удивлялись: «Мужчины, которые отправились в путешествие не куда-нибудь, а в Мексику, чтобы испытать и пережить приключения, сразу же зовут на помощь! Они же путешественники и должны свои проблемы решать самостоятельно, сами заботиться о своей защите и безопасности! Другие путешественники, попав в эти края, боролись с бандитами и даже получали удовольствие, водя их за нос. Многие даже присоединялись к бандитам, потому что вместе с ними можно пережить много интересного!» И полицейские спрашивали сами себя: «Может быть, в этой Германии, откуда прибыли эти мужчины, так принято, что полицейские должны играть роль нянек для путешественников? А кроме того, нам совсем не хочется посреди ночи идти в дикую местность. Это было бы слишком опасно. Лучше продолжим игру в карты. А завтра утром посмотрим на этих путешественников».

Такое поддерживающее дублирование привело к тому, что оба мальчика-путешественника предложили следующее: они сейчас тайно, чтобы бандиты их не заметили, выползут из своей хижины и под покровом ночи разыщут другую. Но она окажется бандитским убежищем. И для путешественников будет полной неожиданностью увидеть пришедших «с набега» бандитов.

Другие дети согласились с таким планом. Но они бы хотели проникнуть в хижину путешественников, найти их рацию и, изменив голос, позвать на помощь полицию, чтобы полицейские попали в ловушку. Оба боязливых мальчика согласились с этим игровым предложением.

Благодаря этому осуществилось совершенно новое взаимодействие между путешественниками и бандитами, так что они даже объединились под конец сессии и вместе одолели «сомнительных полицейских».

Еще одна возможность, которую предоставляет поддерживающее дублирование, состоит в том, что терапевты из своей роли могут усиливать намерение ребенка. Как вспомогательное Я, они поддерживают слабое Я ребенка и развивают его самосознание корригирующей игрой, давая детям возможность пережить альтернативные фантазии и опыт. Таким образом они стимулируют экспрессивное поведение детей и их спонтанность как «адекватный ответ на новую ситуацию или новый ответ на старую ситуацию» (Moreno, 1973, с. 34).

Семилетние дети играли в диких зверей в джунглях. Терапевты должны были быть ловцами зверей. Александра – эмоционально заторможенная, робкая девочка – захотела быть пумой. В то время как дикие звери нападали на ловцов и прогоняли их, Александра сидела на своем дереве и сияющими глазами смотрела, как другие дети-звери рычали, кусались, дрались, основательно измотав терапевтов-ловцов. Но сама она не рисковала предпринимать агрессивные действия.

Тогда терапевты-ловцы стали громко разговаривать друг с другом: «Ты видел самку пумы на дереве? Пока что она ведет себя совсем мирно. Но я не питаю к ней ни малейшего доверия. Когда я недавно увидел ее острые зубы и сильные лапы, у меня мурашки по спине пробежали». Женщина-терапевт отвечала: «А острые когти? Я бы не хотела в них попасть. Лучше обойдем-ка мы ее стороной, даже если сейчас она такая мирная и лежит наверху, как котенок».

При этом поддерживающем дублировании лицо Александры просияло, она зашипела на ловцов и показала свои зубы и когти. Ведущие-ловцы пустились наутек, исполненные страха и ужаса. Тем, что терапевты восприняли всерьез не исполнение, а выбор роли и реагировали на Александру не как на робкого ребенка, а как на пуму, они исполнили желание девочки проявить свои агрессивные импульсы и помогли ей выразить намерение, которое стояло за выбором этой роли.

Технику двойника Moreno обозначал как «…важнейшую терапию для одиноких людей. Поэтому она так же важна для изолированных или заброшенных детей» (1973, с. 200). Но в детской терапии эту поддерживающую Я технику нужно применять в измененном виде. Если взрослый предлагает ребенку себя в качестве двойника, существует опасность, что ребенок будет видеть в нем не вспомогательное Я, а взрослого, который хочет его опекать или руководить им. Если же терапевт, напротив, проводит интервенцию на символическом уровне, из роли, в которой он, как двойник, дает ребенку поддержку и опору, ребенок может легче воспринять этот целительный опыт межчеловеческого понимания и пребывания «в хороших руках». В своей роли ребенок, поддерживаемый терапевтом, рискует предпринимать шаги, на которые он в реальности еще не решается. Под защитой терапевта он учится лучше заботиться о себе, и таким образом ему «помогают самому себе помогать».

Девятилетние дети играли в пиратов. Один из мальчиков, Франц, аутсайдер, очень боязливый и застенчивый, выбрал себе роль пирата на наблюдательном посту. Терапевты должны были быть адмиралами испанского короля, которые на своем корабле, нагруженном доверху золотом, плывут из Америки в Испанию.

Пираты напали на испанский корабль, сражались с адмиралами, взяли их в плен и потом на своем корабле праздновали победу, распивая ром. Все это время Франц провел на сиденье, которое изображало наблюдательную вышку пиратского корабля. Поддерживающее дублирование терапевтов ничего не изменило. Терапевты-адмиралы лежали связанные в трюме корабля и вслух удивлялись, почему морской разбойник на мачте не празднует со всеми, хотя он первым обнаружил испанский корабль. У испанцев матрос-наблюдатель после боя тотчас слез бы с наблюдательной вышки, праздновал вместе со всеми и орал бы пиратские песни. По Франц оставался на своей вышке и казался очень напряженным.

Когда на следующей сессии дети захотели продолжить эту игру и терапевты должны были быть капитанами боевого корабля, высланного королем для поимки опасных пиратов, женщина-терапевт изменила свою роль. Она спросила детей, согласны ли они, если она будет кошкой на пиратском корабле. Дети после некоторых колебаний согласились.

Все дети в ролях пиратов активно (работали» – заряжали пушки, поднимали паруса, – а Франц снова тихо сидел на мачте. Тут к нему взобралась кошка-терапевт и стала тереться о его ноги. Кошка удивлялась: «Как тебе удается сидеть совсем одному наверху? Я бы так не могла. Как бы я ни любила свободу, все же мне часто необходима компания для игр и для ласки. А что, пиратам это совсем не нужно?» Франц покачал головой.

Так как мальчик оставался на своем сиденье, не позволяя втянуть себя в игру, терапевт попыталась включить его в общее действие, сказав: «Кажется, вдали появился утес. Я не ошиблась?» Когда Франц согласился, она спросила: «Разве ты не должен об этом сообщить штурману?» Не получив от мальчика никакого ответа, кошка быстро слезла вниз, одним прыжком оказалась рядом со штурманом и сообщила: «Пират на смотровой вышке обнаружил впереди утес. Нужно срочно изменить курс». После изменения курса кошка спросила штурмана: «Мне узнать у пирата на смотровой вышке, не опасен ли измененный курс? Может быть, он обнаружил впереди опасный водоворот или подводные рифы?» Когда штурман приказал кошке сообщить матросу-наблюдателю, чтобы тот был внимателен, кошка быстро забралась на мачту и передала Францу приказ. В ответ на это Франц изменил свою позу, стал менее напряженным, лучше вошел в свою роль и стал очень внимательно смотреть на море.

Чтобы отстраненное поведение мальчика не усилилось оттого, что терапевт играла только с ним, а остальным детям не стало завидно, кошка часто слезала вниз к команде и слонялась между пиратами. Здесь она тоже пыталась приобщить Франца к общей игре. Например, когда все пираты ели курицу и пили колу, она спросила у капитана: «Может быть, отнести кусок курицы наверх матросу-наблюдателю? Ведь ему не разрешается покидать свой пост, иначе корабль может напороться на рифы». Когда капитан приказал ей сделать это, кошка отказалась: «Я могу отнести курицу на вышку, только держа ее в зубах. Но тогда пират не станет ее есть!» Поэтому еду понес на вахту сам капитан. Чуть позже кошка-терапевт спросила Франца: «Не приближается ли смерч?» Франц согласился, и кошка заметила, что нужно немедленно сообщить об этом капитану. Франц сказал: «Сообщай сама!» Кошка в ответ ощетинилась: «Капитан не поверит мне, кошке! Такое сообщение должен передать сам пират-наблюдатель». Таким образом терапевт добивалась того, что в игре вновь и вновь возникали короткие взаимодействия между Францем и другими детьми. Когда пришла пора боя пиратов с королевским кораблем, кошка ободрила Франца: «Сейчас на счету каждый человек! На испанском корабле спряталась целая армия. Сейчас необходим каждый пират, иначе всех вас схватят и закуют в цепи!» Франц был готов к борьбе с врагом и изобразил, как будто он заколол нескольких солдат. Кошка, спрятавшись от страха за бочкой, в своих комментариях восхищалась смелостью пиратов и особо отмечала, как мужественно сопротивляется превосходящей силе противника матрос-наблюдатель и как он побеждает вражеских солдат одного за другим.

Существует и другая возможность использования техники двойника: при работе с агрессивными детьми и детьми с трудностями самоконтроля терапевт берет на себя функцию вспомогательного Я, усиливает слабо развитые функции Я, улучшает адекватное агрессивное и направленное на самоутверждение поведение и развивает социальные навыки.

В группе двенадцатилетних детей мальчики играли в ниндзя. Они боролись против американской воинской части, роль солдат должны были играть терапевты. Алекс, мальчик с большими трудностями контроля, располагал лишь незначительным ригидным ролевым репертуаром. Из-за этого ему было трудно принимать участие в игре, придуманной другими детьми, которые хотели незаметно подкрадываться, как ниндзя, и строить ловушки. Едва только приближались американские солдаты, как Алекс тотчас выпрыгивал из-за куста и убивал их своими остро отточенными звездами ниндзя. Потом он требовал, чтобы в борьбу вступали новые американские войска. Игра снова протекала по старому сценарию, и Алекс не считался с игровыми идеями других детей. Дети становились все раздраженнее. На «заключительном круге» в конце сессии они упрекали Алекса в том, что он никогда не соблюдает уговор, говорили, что с ним невозможно играть и что это очень скучно – только и делать, что убивать других.

На следующей сессии мальчики опять захотели играть в ниндзя. Но Алекс сказал, что он сегодня будет Терминатором, который борется против ниндзя. Так как сразу можно было предвидеть, что Алекс хочет в игре побеждать других мальчиков и что это приведет к агрессивным стычкам, терапевты не стали спрашивать, какие роли предназначены им. Терапевт сам предложил, чтобы он был вьетнамским крестьянином, который помогает Терминатору как проводник в этой труднопроходимой местности. Остальные мальчики согласились с этим предложением при условии, что ведущая будет у них в лагере готовить еду и ухаживать за ранеными. Теперь терапевт в роли вьетнамского крестьянина пытался поддержать Алекса и подвести его к другим идеям, нежели постоянно убивать и драться. Он, как верный слуга, предостерег Терминатора от немедленного штурма лагеря противника, потому что ниндзя расставили вокруг ловушки. В лагерь можно было попасть, только если сначала, связавшись вместе, пересечь отвесные горы и опасные ущелья, а затем преодолеть болото, в котором жили очень ядовитые змеи. И только потом они могли ночью подкрасться к лагерю.

Таким способом терапевт пытался поднять толерантность к фрустрации у мальчика, который до этого едва мог выдержать напряжение действия и всегда быстро заканчивал игру убийством. Используя технику двойника, терапевт попробовал повернуть фантазии величия Алекса с деструктивного пути на конструктивный. Например, он обнаружил тонущего в болоте американского солдата, которого никто не захотел спасать из-за страха перед ядовитыми змеями. Терапевт быстро поменял роль и стал тонущим солдатом, просящим о помощи. Алекс смог в роли Терминатора, рискуя своей жизнью, вступить в борьбу со змеями и спасти солдата. (За этот геройский поступок он потом был награжден высшим орденом «За храбрость». Орден вручал генерал, роль которого исполнял терапевт после очередной смены ролей.)

Когда Терминатор и крестьянин приблизились к лагерю ниндзя, терапевт, как ведущий, на короткое время прервал игру и предложил альтернативу прежнему сценарию «убийца – жертва». Он спросил у мальчиков, может ли быть так, что ниндзя поймают крестьянина, потому что тот попался в ловушку, а Терминатор проберется ночью к ним в лагерь и его освободит. Но ниндзя во время побега их обнаружат и станут преследовать.

Дети согласились с этим планом с условием, что и Терминатор, и крестьянин будут пойманы. Но Алекс не мог принять это ограничение своего всемогущества. Он предложил: крестьянин будет пойман, а сам он в последний момент сможет добежать до вертолета и улетит под обстрелом ниндзя. Дети согласились. До этого они оттягивали борьбу из-за опасения, что Алекс снова уложит их всех из автомата.

Поскольку на этой сессии другие дети могли играть как хотели, а не отвлекаться снова и снова из-за бесконтрольности Алекса, они на «заключительном круге» впервые сказали, что сегодня им было хорошо играть вместе с ним. Алекс также считал, что разнообразные приключения, которые он пережил в роли Терминатора, были захватывающими.

Исследующее дублирование

Путем исследующего дублирования терапевты могут узнавать о чувствах, содержании переживаний или намерениях детей. Ведущий, находясь в своей роли, спрашивает вслух сам себя (или оба терапевта обсуждают в диалоге), почему ребенок или группа ведут себя определенным образом, что в нем или в ней происходит. Тем самым ведущие побуждают детей поразмышлять об этом и, может быть, даже высказаться на эту тему. В такие монологи или диалоги терапевты могут также вставлять интерпретации.

Шестилетнего Йоханеса приняли в терапевтическую группу потому, что он был очень застенчив и заикался. По словам родителей, он до четырех лет был бойким, даже буйным ребенком. Единственный ребенок в кругу всех родственников, он был в центре внимания и восхищения. Рождение брата и связанное с этим «свержение с трона» произвели на него почти шокирующее действие, он прореагировал на это торможением всех своих побуждений и начал заикаться. Йоханес стал подавленным, слишком послушным и почти не отходил от матери.

В начальной фазе детской группы, которая в то время состояла только из трех мальчиков, Йоханес в роли агрессивного тигра постоянно нападал на терапевтов – исследователей зверей – и ранил их. Во время предшествующих разговоров с семьей он проявлял себя очень депрессивно, поэтому для терапевтов оживленная игра мальчика во время первых сессий была полной неожиданностью.

На третьей сессии в группу вошел еще один мальчик, который играл маленького осиротевшего детеныша пумы, нуждающегося в заботе. Йоханес сильно прореагировал на это повторение своей истории. Другие дети продолжали играть в диких зверей, а Йоханес изменил свою роль. Он стал овчаркой, охраняющей биостанцию. Но при этом он все время сидел в своей конуре, почти не шевелясь.

Прежде он с сияющими глазами, активно двигаясь, играл тигра, теперь же снова стал депрессивным и напряженным.

Ведущие-зоологи, ложась ночью спать, вслух высказывали свои мысли о зверях: «Понимаешь ли ты, почему овчарка Белло раньше был такой резвый, а теперь вдруг стал таким тихим и покорным? С тех пор как появился этот детеныш, пумы, его словно подменили. Вся его сила будто бы заперта. Я не могу понять, отчего это могло произойти».

Зоолог размышлял: «Белло как парализованный. Может быть, это какая-нибудь болезнь, которая ограничила его подвижность?»

Ведущая-зоолог засомневалась: «А ты не заметил, что Белло сделался таким смирным, когда появился детеныш, пумы, и нам пришлось усиленно заботиться о нем, и мы не могли так много времени проводить в лесу?»

Ведущий-зоолог: «Ты хочешь сказать, Белло думает, что у нас больше нет времени для него и мы не можем уделять ему достаточно заботы и внимания? Может быть, он теперь тихо лежит перед нашей дверью, вместо того чтобы резво носиться и прыгать, потому что думает, что иначе мы его не заметим?»

Ведущая размышляла: «Может быть, он думает, что мы любим только спокойных и маленьких животных, а бойких и больших – нет?»

Йоханес, который, как и другие дети, очень напряженно прислушивался к диалогу терапевтов-зоологов, внезапно сказал, что он ночью заболел очень страшной болезнью. Зоологи утром это заметят и не смогут так много времени уделять исследованию других животных. Они должны будут находиться около него, потому что он будет лежать при смерти.

Поскольку другим детям тоже было необходимо внимание зоологов, терапевты разделились. В то время как в едущий-зоолог ходил в лес, чтобы снимать на кинопленку диких зверей и восхищаться их красотой, силой и подвижностью, ведущая-зоолог ухаживала за Белло и вслух волновалась о нем. Она спрашивала себя, не слишком ли мало она обращала внимания на Белло, когда снимала фильм в лесу? Не слишком ли мало она о нем заботилась, не оттого ли он заболел? Йоханес сказал, что она должна всегда находиться около его кровати, иначе ему сразу станет хуже.

Когда другие дети заметили, как много заботятся о больном Йоханесе – Белло, они вдруг заболели все сразу. Их всех поместили в лечебницу. Зоологи суетились вокруг больных зверей и спрашивали себя, не думают ли звери, что только больным и маленьким животным достаются все внимание и уход, а сильных и больших оставляют в одиночестве?

Терапевты могут задавать вопросы о поведении ребенка, находясь в «переносных» ролях, а кроме того, они могут взять на себя исследующие роли, например врача или репортера, и задавать вопросы ребенку уже из этих ролей.

Группа двенадцатилетних детей захотела играть в «Шварцвальдклинику» (психиатрическую клинику). Как будто все они были сумасшедшими пациентами, а ведущие – психиатрами. Во время обхода врачи спрашивали себя, как могло случиться, что пациенты вдруг сошли с ума.

«Осматривая» Юлиуса, который подергивался и переворачивался через голову, играя 19-летнего пациента Майка, врачи спрашивали себя, почему пациент Майк потерял контроль над своим телом. Юлиус сказал, что ему дали яд, когда он был еще ребенком. Тем самым он неосознанно дал биографическое объяснение. Его мать – алкоголичка, и он, полностью заброшенный ею, в возрасте полутора лет был отдан в детский дом, где выделялся сильной агрессивностью. Когда врачи стали размышлять о лечении, Юлиус сказал, что ему надо прописать сладкую воду, тогда он снова станет нормальным. Врачи приняли это предложение и решили, что после всего горького, что мальчик перенес в своей жизни, он нуждается сейчас в большом количестве сладкого и во внимании и заботе врачей.

Анна, чьи родители полностью ушли в работу, была предоставлена сама себе. С ней постоянно происходили несчастные случаи. Девочка играла больную эпилепсией IS-летнюю Джейн, которая всегда падала с кровати, при этом серьезно себя повреждая. На вопрос врачей, что послужило причиной такого тяжелого случая эпилепсии, Анна ответила, что маленьким ребенком она упала со стола. Она могла бы вылечиться, если бы врачи держали ее за руки слева и справа. Врачи сделали вывод, что маленькая Джейн получала очень мало внимания. «Поэтому совсем не удивительно, – сказали они, – что она сама себя так сильно повреждала. Она была вынуждена слишком рано стать взрослой». Врачи прописали ей хороший уход и заботу в клинике до тех пор, пока она действительно не станет большой.

Аналогично врачи рассуждали, рассматривая и другие случаи «болезней». Таким образом каждый ребенок мог дать – в закодированной форме, на символическом уровне – разъяснение особенностей своего поведения, выходящего за рамки привычного, и одновременно найти бессознательный путь к решению своей проблемы.

Исследующее дублирование можно также использовать в игре, если динамика группы внезапно изменяется и терапевты вначале не знают, чем объясняется это изменение.

Вот уже несколько сессий смешанная группа семилетних детей играла в игру «На ферме». Когда на следующем занятии из-за болезни отсутствовала женщина-терапевт, у детей, которые играли свиней, появился сильнейший голод. Терапевту-фермеру никак не удавалось утолить его, несмотря на то, что он привез огромное количество корма. Он удивлялся, почему животные никак не насыщались, и спрашивал себя: «Может быть, это потому, что свиньи очень скучают по фермерше?» Тогда дети сказали: «Как будто мы ночью украли самые лучшие платья фермерши. Фермер этого не заметил, он очень крепко спал». На уточняющий вопрос ведущего о том, как фермер прореагировал на пропажу следующим утром, дети сказали, что он очень ругался.