Текст книги "Обманщики"

И ЕЩЕ ОБМАНЩИКИ

Никого не люби, никому не верь, ни о ком не говори плохо в его присутствии, ни о ком не говори хорошо за его спиной. Обнимай на людях того, кто втайне тебе ненавистен.

Бен Джонсон

Томас Янг – только тогда его звали «Сохо» Янг – привел меня в восторг буквально с первого предъявления, а увидела я его потому, что моя подружка решила расстаться с невинностью. Приличные девушки из приличных семей, мы с ней учились на первом курсе одной из Семи Сестричек [35]35
  "Семь сестер» – ассоциация семи старейших и самых престижных из американских женских колледжей


[Закрыть]; я также все еще пребывала в первозданном состоянии, однако никому в этом Не признавалась. Воспитанные юноши – а только с такими мы, увы, и общались – в своих отношениях с приличными девушками никогда не преступают рамок дозволенного.

Мы совершали обход баров Нью-Йорка, причем слишком много пили и при своей робости и неуклюжести не были способны не то что поклеить какого-нибудь мужика, но даже понять, что нас хотят поклеить. Наивные малолетки, крепкие, чистые и здоровые, что твои кобылы.

Как бы там ни было, Мардж твердо решила избавиться от «этого» в некоем шикарном борделе наоборот, рекламную листовку которого сунули нам на улице, только вот капиталы наши к этому времени сильно истощились. Капиталы истощились, зато сохранилось достаточно бравады, так что мы решили добыть денег под залог. В ломбардах я понимала приблизительно столько же, сколько в мужчинах, однако мы бесстрашно направились на поиски, этакие тебе юные маркитантки, и что-то – случайность, судьба, а может, и сам Великий Ростовщик иже еси на небесах – что-то привлекло нас к ломбарду Сохо Янга, под самое закрытие.

Выглядел он что твой Иван Грозный: позднее я задавалась вопросом – не является ли «Янг» сокращением какой-нибудь совершенно невообразимой монгольской фамилии. Столь позднее оживление деловой активности не вызвало у него особого энтузиазма, но мы объяснили, задыхаясь и перебивая друг друга, что должны сегодня же ночью вернуться в свой колледж, однако остались без денег на билеты, и не может ли он, пожалуйста, помочь нам добыть полсотни.

– Полсотни? – Сохо слегка приподнял бровь. – Вы из Чикаго? Северо-западный?

– Нет, мистер Янг, – быстро сориентировалась я. – Мэн. Университет штата Мэн.

– Морем, наверное, добираетесь, – сказал Сохо. – Что у вас есть?

Наши «недорогие, но приличные» украшения, то немногое, что родители дозволяли нам носить, Сохо отверг с первого взгляда, однако его палец тронул мои наручные часы.

– Это – старинный Патек. Мужские. Вашего отца?

– Да, мистер Янг.

– Зря он дал их вам. Чересчур хороши для первокурсницы.

– А почему вы решили, что мы… – вскинулась Мардж.

Один взгляд Сохо – и она смолкла.

– Вот за них я могу дать полсотни, – повернулся он ко мне, а затем положил на прилавок квитанцию, показал, как ее заполнять, и объяснил, каким образом я получу свои часы обратно. Затем выдал две двадцатки и десятку.

– Все ясно?

Я кивнула. Сохо помедлил, еще раз окинул нас взглядом и не то, чтобы улыбнулся, но чуть приподнял, один угол рта. А потом открыл миниатюрный шкафчик, висевший за кассовым аппаратом. Шкафчик оказался полон лекарств, Сохо выбрал маленькую белую коробочку и вручил ее мне.

– Подарок фирмы. В целях установления сердечных отношений с клиентами.

– Спасибо, мистер Янг, – ошалело промямлила я. – А что это?

– Таблетки от морской болезни, – объяснил он, выпроваживая нас из своего ломбарда. На улице я первым делом открыла коробочку: в ней лежали четыре senza's, венуччианские оральные противозачаточные таблетки.

Ну каким, спрашивается, образом мог этот поразительный человек догадаться? Я отдала таблетки Мардж, а сердце – Сохо Янгу.

Часы свои я получила при следующем же посещении Нью-Йорка и только значительно позднее обнаружила, что Сохо проявил неожиданное великодушие – он отдал их в чистку и реставрацию. Все мои попытки выказать благодарность он просто отмел.

– Я сделал это не для тебя, а для них. Ведь ты еще ребенок и не представляешь себе, какая это драгоценность – такие часы. Их надо беречь и лелеять, наравне со старинными картинами, так что снимала бы ты их лучше, когда лупишь в этот свой дурацкий теннис.

Последнее замечание типично для Сохо и показательно: он провел небольшое тихое расследование и знал обо мне буквально все.

Ростовщик – тот же психиатр. Такой тебе папаша, о котором мечтает каждая девушка – умудренный, опытный, никогда и ни перед чем не пасующий, никого и ни за что не осуждающий, никогда не теряющий своего едковатого юмора. Я просто прилипла к этому ломбарду и – если только Сохо был на месте – околачивалась там часами, смотрела, слушала, набиралась образования. Возможности такие представлялись, к сожалению, довольно редко

– по большей части он отсутствовал, передоверяя все дела клеркам.

Хорошо помню морщинку, чуть искривившую угол рта Сохо, когда он сказал, что лучше бы мне учиться в Йейле. По его мнению, в моем колледже собрались сплошные педерасты и лесбиянки, не говоря уж о том, что пиво Мэтью Вассара ни один уважающий себя человек и в рот не возьмет. Сохо вводил мне мощные дозы суровой ломбардной реальности – в качестве противоядия от снобистски-элегантной культуры кампуса.

Была там, например, самая натуральная индийская принцесса; у нее имелось и красное пятнышко на лбу, и сари, и все что угодно, за исключением разве томика «Индийской любовной лирики» сочинения Эми Вудфорд-Линден. Как-то вечером эта принцесса заявилась в ломбард, сняла с себя новехонькую норковую тубу и молча положила ее на прилавок. Сохо взглянул на шубу и, также молча, передал принцессе пятнадцать сотен, после чего та удалилась, даже не дав себе труда пересчитать деньги.

– Приходит каждый месяц и всегда в новой шубе, – объяснил Сохо, аккуратно сворачивая упомянутое меховое изделие. – Ее мать – махарани или что-то в этом роде, на Ганимеде. Дико богатая. У этой семейки кредит во всех дорогих магазинах, но вот наличных старушка не дает своей дочери ни гроша. Так что принцесса попросту покупает себе новую шубу, а затем закладывает ее, чтобы иметь карманные деньги. Мамаша, как я понимаю, подмахивает все счета, не читая. Может себе позволить. А принцесса, – Сохо окинул меня суровым взглядом, – тратит денежки на оплату услуг подцепленных на улице кобелей. Доигралась до венерической болезни. Ты это учти, пожалуйста.

– Хорошо, мистер Янг, – послушно кивнула я.

Как-то ясным утром ввалился некий молодой человек в черном галстуке, явно уторчавшийся до полного отпада, со старинными, редкой красоты настенными часами в руках. Он получил две сотни и ушел, едва перебирая ногами. Я начала было открывать рот, но тут же его захлопнула, увидев предостерегающий жест Сохо. Через несколько мгновений появился в высшей степени английский дворецкий, выложил две сотни плюс процент и удалился с часами. Операция с часами прошла столь же молча и автоматически, как и операция с шубой индийской принцессы.

– Голландский мальчонка с Каллисто, – объяснил Сохо. – Богатый. Всегда нуждается в капусте на ширево, вот и приворовывает из дома. Я договорился с его матерью, она тут же выкупает все назад.

– Но если она знает, чем занимается сынок, могла бы прямо давать ему деньги, проще было бы.

– Снять парня с иглы она не может, так что решила – пусть уж он хоть попотеет за каждую дозу героина. – Тут Сохо снова окинул меня суровым взглядом. – А ведь привык он к наркотикам как раз в этом вашем педерастическом колледже. Так что ты и это учти. У тебя должна быть одна-единственная привычка – привычка к работе.

– Спасибо, мистер Янг.

Лозунгом Сохо было: в ломбард принимается все, лишь бы оно не было живым и пролезало в дверь. Роланд и Эли, подручные, демонстрировали мне самые дикие и неожиданные заклады – декоративные головы животных, подвесные моторы, полный набор цыганских цимбал, сорокафутовую шкуру питона. Некий престарелый тип заложил четырнадцать вставных челюстей, ни одна из которых не была его собственной. Сохо так и не сумел узнать, где он их взял.

– А самой бредовой штукой была мумия, – сказал он как-то.

– Мумия? Вроде тех, из пирамид?

– Во-во. Сперва я подумал, что этот парень слямзил ее из какого-нибудь музея, и начал проверять.

– Каким образом, мистер Янг?

– Слушай и набирайся ума. Мумия – вещь настолько особая, что все описаны-переписаны. Специалисты знают их буквально наперечет.

– О! Это что, мистер Янг, вроде как антикварные автомобили?

– Вот видишь, врубаешься. Так та мумия была вполне законной. Этот парень оказался египтологом, он собирал деньги на очередную экспедицию к верховьям Нила или куда там еще. Я выдал ему пятнадцать тысяч.

– Выкупил он свою мумию?

– Нет, написал письмо, чтобы я ее продавал.

– И вы получили назад свои деньги?

– Пора бы тебе понять, о чем можно спрашивать, а о чем нет, – сурово отрезал Сохо.

– Извините, пожалуйста, мистер Янг.

Стоявший за его спиной Эли молча поднял большой и указательный пальцы

– значит, «два» – затем свел их кольцом («нуль») и махнул рукой четыре раза.

В один незабываемый день Сохо разрешил мне постоять за прилавком.

– Узнаешь кое-что, чему не учат в этом вашем хедере для педерастов, – сказал он. – А именно, как оценивать людей. Половина населения Солнечной – жулье, только и мечтающее надрать вторую половину.

За мной, конечно же, бдительно присматривали настоящие клерки, но первый мой клиент явил собой просто потрясающий образец «децибела» (каковое слово Сохо сконструировал из «дебила» и «имбецила»), образец, существование которого просто не возможно было бы предсказать.

В распахнутой двери появился техник торгового флота – об этом говорила нашивка с надписью «Бригадир Кунард».

– Эй, герои, вы как – берете в заклад что угодно? – спросил бравый космонавт, от которого за версту разило перегаром.

– Если оно не живое и пролезает в дверь, – спопугайничала я.

– Хорошо, – кивнул он, выкладывая передо мной тысячную Ллойдовскую банкноту. – Я вот ее хочу заложить.

– Вы хотите заложить деньги? – тупо вытаращилась я.

– Волоку на буксире потрясающую девочку, – ухмыльнулся он. – Зачем ей знать, что у меня такая капуста? Еще утащит. Так что лучше оставить эту штуку в надежном месте. Точно?

Я беспомощно посмотрела на Эли и Роланда, те пожали плечами и кивнули, так что я взялась заполнять квитанцию.

– Сколь вы хотели бы получить?

– Ничего. Гони свою бумажку, и хватит.

– Нос вас все равно будут удерживать стандартные пять процентов.

– Хок-кей, – согласился он, выуживая из кармана пятерку.

– Вроде как за охрану. Заплатишь пятерку – сбережешь кусок. – Он подцепил с прилавка квитанцию, запел (если можно так выразиться) «Круглая Земля, он знал, и Америку искал…» и выкатился наружу.

Часом позже потрясная девочка принесла квитанцию и забрала тысячную бумажку.

По словам клерков, мелкие мошенники проявляют уйму изобретательности, изыскивая способы надуть ломбарды. Они сдают «крашеные бриллианты», то есть кольца с двухслойными камнями (поверх стекла приклеивается тоненький кусочек алмаза, чтобы обмануть простейшую проверку). В ход идут бутафорские фотокамеры, предназначенные для оформления витрин, часы и аккордеоны, лишенные механизмов, да все, что угодно.

– Приходят в самый час пик, когда у прилавка толпа, и нам просто некогда хорошенько разглядывать эти штуки.

Люди респектабельные буквально сгорают от стыда при первом посещении ломбарда, они воображают себя павшими на дно финансовой пропасти (пропасть оная бездонна), корчащимися в какой-то сточной канаве. Сохо это злило.

– Человек заложил свой дом и не стыдится, – говорил он мне. – Так чего же он стыдится, закладывая часы? Можешь ты мне это объяснить?

– Не могу, мистер Янг.

– А как себя чувствовали в этом смысле ты и твоя подружка, которая хотела раздобыть себе мужика – тогда, в первый раз. Как она?

– Она не стыдилась, мистер Янг.

– Я сейчас не про то. Пригодились ей таблетки от морской болезни?

– А! Да. На всякий случай. С вашей стороны это было очень…

– Ну и понравилось ей?

– В основном она просто перепугалась, мистер Янг.

– У-гу. Не трудно понять. А ты стыдилась, закладывая свои часы?

– Нет, мистер Янг. Это было вроде приключения.

– У-гу. Надо бы и тебе с этим разобраться, поскорее. Такая хорошая девочка. Давно уже пора.

– О, мистер Янг…

– Романтики вы все, в том-то и беда. Вот в Йейле тебя бы давно уже драли в хвост и в гриву. Набирай боевой счет, пока не успела влюбиться. Сечешь? Связалась ты со своим пидор-хедером.

Но я так блестяще закончила первый курс этого пидор-хедера, он же Вассаровский колледж – к этому меня в немалой степени подвигнуло благотворное влияние Сохо, – что в самом начале второго курса привлекла к себе внимание отдела TerraGardai, с чего и началось долгое мое сотрудничество с разведкой. А Сохо Янг вдруг словно испарился. Вот гак: только что был, пфф! – и нету. Spurlos versenkt [36]36
  бесследно сгинул (нем.)


[Закрыть]. Совершенно непреднамеренно, более того – даже того не понимая, я поставила под угрозу его вспомогательную крышу. Разведка (чиновники так и называют ее отделом TerraGardai) объяснила мне это только значительно позже.

Так вот, мой без вести пропавший великий Сохо Янг – он и есть тот самый экзобиолог Томас Янг, с кем Уинтер собрался проконсультироваться по поводу Деми Жеру. Я прямо слышу голос Уинтера:

– С кем? Или «с которым?» Я ведь завалил местоимения, благодаря излишествам в употреблении…

Угадайте недостающее слово, и вы получите шанс выиграть один из пяти ценных призов.

– Насколько я знаю, Роуг, мне в жизни не встречался ни один титанианец. Встречался, наверное, но сам я этого не знаю. А как ты угадал про свою девицу?

– Ничего я не угадывал. Том.

– Она тебе призналась?

– Она мне показала.

– Потрясающе. Хорошо бы заглянуть ей внутрь.

– Ничего не выйдет.

– Ну хоть одним глазом. Ей это не повредит.

– Забудь и не думай.

– Ладно, сойдемся на рентгене.

– А ей ничего от этого не будет?

– Откуда я знаю?

– Тогда отпадает.

– Эгоист! А каким образом твоя фея узнала, что она точно беременна?

– Анализы.

– Значит, была у врача. Вот он-то произведет в биологических журналах полный фурор. Это же первый случай медицинского обследования титанианца. Не знаю уж, то ли они здоровы до неприличия, то ли бегают лечиться домой.

– Этот врач – женщина.

– Значит, она произведет фурор.

– Она – мать Деми. Титанианка.

– Что? Очень интересно, как отнесется к подобному известию Земная Медицинская Ассоциация?

– Никак, мы на нее не настучим. Слушай, Том, хочешь ты проконсультировать мою Деми или нет? Ведь это – твой шанс произвести фурор.

– Что, без внутреннего обследования?

– Том! Я люблю эту девушку. Я не хочу подвергать ее никакому риску.

– Суровые ты ставишь условия.

– И не пытайся меня надуть. Я – король.

– Слышал, слышал. Le Roi Malgre lui [37]37
  король против своего желания (фр.)


[Закрыть]. Великий двухсердечный правитель. Скоро они намерены оттяпать тебе голову?

– Что это там у тебя за шум?

– Думательный агрегат. Ему скучно и одиноко.

– Ты его портишь.

– Пряником от него можно добиться значительно большего, чем кнутом. Пойми, Роуг, – сказал Янг, отбросив прежний легкомысленный тон, – я весьма благодарен и даже польщен, что ты пришел именно ко мне. Я очень хочу увидеть твою титанианскую девушку и ни в коем случае не сделаю ничего для нее опасного.

– А как же тогда ты ей поможешь?

– Устрою допрос с пристрастием, чтобы выяснить, идут ли ее анаболические и катаболические процессы параллельно земному метаболизму. Если да – все великолепно и беспокоиться не о чем. Если нет – буду вытаскивать из нее дальнейшие данные и скармливать их этому игральному автомату из соседней комнаты. В результате мы получим для твоей Деми и прогноз, и рекомендованный режим. Как горошины из стручка – так она, что ли, выражалась?

Роуг кивнул.

– Тогда и беспокоиться не о чем, Деми, компьютер и я, мы втроем быстренько во всем разберемся, а на твою долю останется только нервно мерить шагами больничную приемную. Есть, правда, один интересный вопрос – как долго продлится ее беременность? Нормального человеческого ребенка вынашивают девять месяцев, а вот сколько времени потребует ваше гибридное чудо? Девять? Десять? Двенадцать?

– Азохен вей.

– Я уже придумал заголовок для первого материала, который напечатаю: «Мой терранианец и его внутриутробное развитие».

– Знаешь, Том, для меня это не шуточки.

– Какие уж там шуточки. Папаша в положении. Схватки еще не чувствуются?

– Я, пожалуй, съезжу за Деми прямо сейчас.

– Ну чего ты так суетишься? У тебя впереди уйма времени, может, целых полтора года. Пройди лучше туда и набери на терминале Психа Задвинутого «+Хэлло+». Это доводит его чуть не до припадка, и тогда он отстает от меня хоть на какое-то время.

– А чего ты сам так не сделаешь?

– Бандюга узнает меня по обращению с клавиатурой.

– Мне давно кажется, что у вас с ним преступная связь, возможно, даже обратная – этих интимных подробностей я не знаю.

В конце концов Уинтер вырвался из Лаборатории Янга. Прежняя обеспокоенность сменилась ликованием – именно это ликование и не позволило ему заметить, что картинка вырисовывается довольно зловещая. Ничего не поделаешь – любовь. В такой обстановке даже лучшие из пас теряют ощущение реальности. Заметив, что кто-либо из Gardai начинает витать в облаках, я, как правило, отправляю его – или ее – в принудительный отпуск. Но и собственные мои действия не вызывают у меня никакой гордости. Задним числом я понимаю, что обязана была раскусить все с самого начала. Ну каким таким местом мог Томас Янг узнать про двойной охотничий, трофей, про обстоятельства коронации? Ночь Уинтер провел у Деми Жеру, после возвращения с Ганимеда он беседовал только с ней и больше ни с кем.

Горя нетерпением передать Деми благую весть, полученную от Янга, он, однако, чуть не свернул с прямого пути – в голову пришла мысль, что эта фея неожиданностей могла – несмотря на все обещания сидеть дома и не высовываться – пойти в «Медиа».

Не важно, решил синэргист после секундного раздумья. После первой же ночи они обменялись ключами, так что не будет Деми дома – можно из ее же квартиры позвонить на работу, якобы по служебному вопросу. Делать свои личные отношения, не имеющие официального статуса, известными окружающим – для приличной виргинской девушки такое просто немыслимо.

– Кольцо! – радостно воскликнул Уинтер. – Обручальное кольцо – вот и решение проблемы.

Он начал осматривать витрины той самой торговой улицы, на которой тремя неделями раньше повстречал Двенадцать Барабанящих Барабанщиков, и очень скоро нашел то, что нужно, – за стеклом ювелирной лавки лежало маленькое золотое колечко с печаткой. Уинтер долго смотрел на него, пробормотал: «А что, вполне возможно» и надавил расположенную рядом с витриной кнопку. Бегло оглядев предполагаемого клиента, владелец лавки открыл дверь.

– Доброе утро. Я хотел бы посмотреть кольцо с печаткой – на витрине, второй ряд снизу, третье слева.

Выложенное на бархатную подушечку кольцо оказалось довольно тяжелым. Оно было изготовлено из розового золота, рисунок печати представлял собой глубоко гравированное изображение четырехлепесткового цветка.

– Это что, цветок кизила? – спросил Уинтер.

– Да, сэр. Цветок розового кизила.

– Так мне и показалось.

– Потому-то и использовано розовое золото. Редкая теперь вещь, последние столетия красное и розовое золото на рынке почти отсутствуют.

– Бельгийцы выплавляют такое золото на Каллисто, – проявил информированность Уинтер, – но они, как я понимаю, оставляют все его себе. Я возьму кольцо.

Он не беспокоился, подойдет ли оно Деми по размеру, для титанианки такая проблема – плевое дело.

После скучной и занудной операции проверки отпечатков пальцев и рисунка ретины – а также банковского счета – Уинтеру вручили аккуратно завернутую коробочку.

– Кизил – государственный знак Виргинии, – сообщил он хозяину лавки.

– Я получил бы «А» по ботанике, вот только завалил экзамен благодаря излишествам в области ядовитого плюща.

КОГТИ РВАТЬ

Рвать когти – убегать, скрываться, в первую очередь – от правоохранительных органов.

Какой-то словарь.

Уинтер взлетел по ступенькам и нажал кнопку звонка. Дверь открылась почти мгновенно. На пороге стоял этакий тебе уличный жеребчик, из тех, правда, что поприличнее.

– Чем могу служить?

– Извините, – растерянно сказал Уинтер. – Я, наверное, ошибся этажом. Я… – Он взглянул через плечо незнакомого типа. Нет – это все-таки была квартира Деми. Внутри виднелись еще двое людей в штатском и двое – в полицейской форме.

– Что это значит? Где мисс Жеру?

– Вы с ней знакомы? – спросил человек, прикрыв за своей спиной дверь квартиры.

– Я хочу знать, что тут происходит.

– Произошла некая неприятность.

– Неприятность?!

– Ваша фамилия, пожалуйста.

– Уинтер. Роуг Уинтер. Р-О-У-Г. А вы, собственно кто такой? Какая еще неприятность?

– У вас есть при себе что-нибудь, удостоверяющее вашу личность, мистер Уинтер?

Получив бумажник с документами, незнакомец открыл его и внимательно изучил.

– Так я снова вас спрашиваю, – прорычал Роуг, – кто вы такой? Что это за история? Где мисс Жеру?

– С ней придется подождать, – сказал человек, возвращая бумажник. – Она – ваша знакомая, мистер Уинтер?

– Да, и я…

– Хорошо ее знаете?

– А ваше какое собачье дело? Кто вы такой?

– Дампьер. Сержант Дампьер. – Он продемонстрировал золотой значок – буквально на несколько наносекунд.

– Вы полицейский?

– Совершенно верно, мистер Уинтер. А вы – родственник мисс Жеру?

– Нет, но я…

– Близкий друг.

– Идите вы на хрен! Где Деми? Что произошло?

– Почему вы пришли сюда сейчас, утром?

– У нас была назначена встреча. Мы… Послушайте, я не намерен этого терпеть. Вы что, думаете я из тех, которые при одном виде копа убегают с воплями ужаса? Я хочу знать, где находится мисс Жеру и что с ней случилось!

– А вы думаете, с ней что-то случилось?

– Какие же тут могут быть сомнения? Она невредима?

Дампьер несколько раз кивнул головой, словно приходя к какому-то решению.

– Я из бригады по расследованию убийств, третий округ.

– Убийство! – Уинтер рванулся вперед и распахнул дверь квартиры. Дампьер удержал его, крепко взяв за руку. Внутри царил жуткий беспорядок.

– Что? Кто? Каким образом? Где Деми? – бормотал Уинтер дико озираясь по сторонам. Он мгновенно утратил все свое знаменитое хладнокровие.

– Мы не знаем.

– Вы сказали – убийство.

– Сказал.

– Но трупа нет?

– Трупа нет.

– А почему же тогда? Как? Что заставляет вас думать?.. – Он изо всех сил старался взять себя в руки. – Расскажите мне точно, что именно здесь произошло.

– Соседи услышали крики и грохот, – объяснил Дампьер. – Какая-то отчаянная борьба. Вот они и позвонили нам – в девять сорок.

– А я ушел в девять, – пробормотал Уинтер. – Был в это время у Янга, о ней как раз и говорил, нам даже в голову не могло прийти…

– Наша рабочая гипотеза: кто-то убил ее и спрятал труп, – спокойно продолжал Дампьер. – Подозрения падают и на вас – ведь вы находились с ней в близких отношениях.

– Какого хрена?

– Бросьте, мистер Уинтер. Последнюю ночь вы провели здесь. В этом хламнике есть кое-что и из ваших вещей. Только что вернулись с Ганимеда, да? Мы нашли бирку от вашего саквояжа. Встретились после разлуки – и сразу поссорились?

– Мы собирались пожениться.

– Но вы передумали?

– Нет, и иди ты знаешь куда?

– Так, значит, передумала она?

– Нет.

– Вы поймали ее с другим?

– Как там ваша фамилия? Дампьер? Клянусь чем угодно, я…

– Тише, тише. Вы и не представляете себе, как часто убийцей оказывается человек, находившийся в интимных отношениях с жертвой. Я спрашиваю не из пустого любопытства, мне необходимо все это знать. И вам удобнее отвечать на вопросы здесь, чем в участке.

– Ясно, – Уинтер тяжело дышал, его лоб покрылся испариной.

– Вы хорошо знаете квартиру?

– Довольно прилично.

– Как вы думаете, пропало отсюда что-нибудь? Посмотрите хорошенько, только ничего не трогайте.

Уинтер беспомощно огляделся. Дикий беспорядок, на полу книги, содержимое письменного стола, его собственный саквояж и – отдельно – вещи, в нем лежавшие; безделушки и картины со стен тоже сброшены, раздавлены. Вид такой, словно по комнате носился взбесившийся динозавр.

– Не знаю, – произнес он. – Просто ничего не могу сказать.

– Очень жаль, – вздохнул Дампьер. – Нам нужен любой клочок информации. А не отличалась ли она чем-нибудь особенным, необычным? Это могло бы дать нам хоть какой ключ.

Уинтер собрался было ответить, но захлопнул рот.

– Ничего такого необычного, – промолвил он наконец. – Виргинская девушка из приличной семьи – вот и все. А почему вы используете прошедшее время?

– Полной уверенности, конечно же, нет, но скорее всего она убита. Были у нее враги?

– Я, во всяком случае, такого не знаю.

– А друзья?

– Единственные мне известные это сотрудники нашей конторы. Есть, возможно, и другие.

– Какая контора?

– «Солар Медиа».

– Слышь, – повернулся один из полицейских в штатском, – да это же, наверное, тот самый Роуг Уинтер. Можно было и раньше его узнать, по шрамам.

– Подождите! – воскликнул Уинтер. Он быстро проверил все кладовки, туалетную комнату и ванную. – Кошка пропала.

– Кошка? Какая кошка?

– Гибрид. Наполовину сиамская, наполовину коала.

– Сбежала, наверное, – предположил полицейский. – Шум, драка, убийство – она испугалась и сбежала.

Уинтера била дрожь: Дампьер что-то аккуратно записывал в блокнот.

– Хорошо, мистер Уинтер, не будем терять связь. Вполне возможно, что у супервизора появятся какие-нибудь вопросы. Вы не собираетесь в ближайшее время покинуть город?

– Я собираюсь в ближайшее время надраться. – Дрожь никак не утихала.

– Хорошая мысль, – заметил Дампьер, посмотрев па пепельно-серое лицо знаменитого журналиста. – И лучше всего – до посинения.

На улице толпились люди, с любопытством ожидавшие, под каким покрывалом вынесут тело – под красным (значит, еще жива) или черным (умерла). Подъехали три полицейских фургона, скорее всего – с техническими экспертами. Уинтер (полуживой-полумертвый) протолкался сквозь толпу и начал ловить такси.

– Двинем по Солнечной системе, – сказал он водителю.

– От центра наружу или от края внутрь?

– Пошли снаружи внутрь.

– Есть, капитан.

В результате первая остановка была сделана у заведения «ТАЙФУН ТРИТОНА». Наружный вид – пагода. Интерьер – чайный домик, отделанный тиком, черным деревом, перламутром и нефритом. Бумажные фонарики. Посреди зала – маленькая площадка, на ней четыре толстопузых мандарина (все – члены профсоюза, то бишь Лиги Актеров). Они танцуют – медленно, плавно, хлопая веерами и позвякивая колокольчиками – и что-то поют. Голоса у всех высокие, резкие, как у евнухов. Напитки имеют названия типа «Элегия Осеннего Листа», «Мстительный Дракон», «Лунная Любовь» и «Год Кварка».

– Всех по порции, – заказал Уинтер.

Следующая – «СЕРП САТУРНА-VI». Снаружи – форт французского Иностранного Легиона, из амбразур высовываются стволы самых настоящих пушек и мертвые тела не самых настоящих легионеров (манекены производства «Костюм Критерион К»). Интерьер – песчаные дюны, пальмы, складные столики, официанты в кавалерийской форме. Музыкальное сопровождение Дьявольского Дуэта Аккордеонистов. Напитки: гашиш, морфий, опиум, кокаин, дурь-I, дурь-II и дурь-III.

– Всех по разу.

Направляясь в «КАЛЛИСТО КУИН» [38]38
  Куин (queen) буквально «королева», но одновременно – на сленге – пассивный гомосексуалист


[Закрыть], Роуг прихватил с собой и таксера – так, на всякий случай. Все официанты этого, педерастического заведения щеголяли в женской одежде – и выглядели в ней весьма соблазнительно. Хрустальные канделябры от Тиффани, ультрафиолет ярко высвечивает изображенные на витражах Почти Правдоподобные Позы. Музыка группы «Мужская взаимность». Уйма напитков с названиями типа «голубой», «Двуликий Анус» и т.д.

– Всех по два.

Затем – «ГАНИМЕДСКИЕ ГЕНИТАЛИИ», в этой забегаловке клиенты обязаны раздеваться догола. Сдаешь все свое хозяйство в гардероб и получаешь взамен набор косметики – это если появилось желание перекраситься из черного цвета в белый, либо наоборот. Интерьер – африканские джунгли, в меню – настойки, сугубо «лихорадочные» – «желтая», «алая», «тропическая», «сыпная» etc.

И уж совсем сливаясь друг с другом: «МАРС БОУ БЕЛЛЗ» [Мэри Боу Беллз

– колокола лондонской церкви Сент-Мэри-ле-Боу; традиционно считается: кокни – тот, кто родился в пределах слышимости этих колоколов] – ресторанчик с зеркальными стенами, специализирующийся на джине (в углу – буфет, торгующий афродизиаками) и известный, естественно, как просто «Колокола». «ТЕРРОР ВАМ, ТЕРРАНЕ» – с западнями и ловушками (иногда невинными, иногда – не очень), «ЛУНАТИК. ВЕНЕРА АНДРОГИННАЯ» – с транссексуалами, не совсем еще пришедшими в себя после операции, и наконец

– «МРАК МЕРКУРИЯ».

Вот тут-то я его и поджидала. Тускло флюоресцировала (опять ультрафиолетовые лампы) костяная стойка, украшенная добела выгоревшими черепами (каждый с яблоком во рту): других источников света в баре не было. Шок и огромное количество выпитого прикрыли отчаяние, буквально вопившее внутри Роуга, оболочкой деланного, неестественного спокойствия. Чуть расколись эта тонкая скорлупа, и он разразится истерическими рыданиями, но я не думала, чтобы мое будущее сообщение довело его до слез.

– Приветствую тебя, о великая и благородная Брюнхильда, – торжественно произнес он, плюхаясь на соседнее со мной сидение. Кроме нас за стойкой не было никого. – Королева Исландии. Супруга короля Гунтера. А заодно – вагнеровская валькирия и зигфридова подстилка.

(Вот это уже совсем лишнее – разве можно так грубо и, главное, несправедливо о женщине? Я совсем не имею в виду себя).

Он экспроприировал мой стакан.

– Опять знали заранее, что я буду делать? Или попросту пустили за мной хвост?

– Какая разница, Роуг? – пожала я плечами. – Мне нужно с вами поговорить. Я очень, очень сожалею о случившемся.

– О чем тут сожалеть? Любовь приходит, любовь уходит, но девушки пребывают вечно. Если только, – озабоченно добавил он, – эта фраза имеет смысл. Может, лучше переставить?

– Особенно потому, что тут отчасти и моя вина.

– Девушки приходят, девушки уходят, но любовь пребывает вечно. Да, тоже не лучше. Каким образом? – Вопрос прозвучал совершенно неожиданно.

– Я не все вам рассказала. Suppressio veri, так это называется на юридическом жаргоне. Никак не могла – пока вы не станете полноправным королем.

– Почему?

– Потому, что тогда уж вы точно отказались бы от титула, а мы не могли такого допустить.

– Почему?

– Потому, что тут ключ ко всем аферам Мета мафии.

– Что ключ – джинковская девица из Болоньи?

– Нет. Эта девочка – оперативница с Тритона, пытавшаяся расколоть мафию. Мафия – не китайско-японская организация.

– Но все всегда думали…

– Она маорийская, так что могу поздравить, теперь вы – крестный отец этой банды. Или можно сказать «крестный король»?

Он глядел на меня молча и тупо, словно пыльным мешком из-за угла стукнутый.