Текст книги "Одно расстройство. Как жить с ментальными особенностями. 15 очень личных историй"

Комментарий Алексея Павличенко
Симптомы и диагноз

Отдельные симптомы специфических, или простых, фобий очень распространены и встречаются у 30–40 % людей. Но только тогда, когда фобия мешает и ограничивает жизнь человека, мы можем говорить о психическом расстройстве. По данным американских эпидемиологов, распространенность простых фобий составляет 13 %, причем у женщин они встречаются в 2‒3 раза чаще, чем у мужчин. Чаще всего простые фобии, особенно фобии животных, можно обнаружить у детей: так, ими страдают до 60 % детей разных возрастов. Считается, что чем раньше такая фобия началась, тем лучше прогноз, и в подавляющем большинстве случаев они в детстве же и завершаются.

Если это изолированный страх, то люди редко обращаются за помощью: у них формируется избегающее поведение – они не ходят в лес, если боятся пауков, не летают, если боятся полетов, и живут нормально, поскольку избегают триггеров, которые эти страхи вызывают. Однако простые фобии редко существуют в изолированном виде, и у 80–90 % людей с подобными фобиями есть и другое психическое расстройство. Как правило, это депрессия или другое тревожное расстройство, из-за которых люди чаще всего и обращаются к врачу. Сопутствующие простые фобии выясняются уже в процессе беседы с пациентом и лечения более тяжелого психического расстройства.

В МКБ-10, которая официально используется в Российской Федерации, есть перечисление наиболее частых фобий, но не дается их классификация. В американском диагностическом руководстве DSM-5, которое преимущественно используется в англоязычных странах, простые фобии делятся на пять типов: фобии животных (включая инсектофобию), фобии естественных состояний (воды, ветра, высоты, шторма и т. п.), ситуационные фобии (аэрофобия, боязнь лифтов и эскалаторов, мостов, туннелей и т. п.), фобия инъекций и, наконец, так называемые другие фобии, то есть те, которые встречаются реже. К последним относятся страх духов, страх клоунов, страх приступа рвоты, громких звуков и т. п. Наиболее часто встречаются ситуационные фобии, на втором месте по частоте – фобии животных. Однако одной из самых неприятных является аэрофобия, потому что она серьезно влияет на жизнь людей.

Все три фобии, о которых идет речь в рассказах Саши, Лизы и Саши, судя по всему, проходят без сопутствующих расстройств. И все они хорошо лечатся с помощью психотерапии и экспозиции – то есть погружения человека в ситуацию, которая вызывает страх, но которую при этом можно контролировать. Именно этим и занялась в итоге Саша, которая боится ездить на эскалаторах: приучая себя пользоваться маленьким и поэтому не таким страшным эскалатором в торговом центре, она проводит поведенческие эксперименты, которые обычно устраивают психотерапевты. Правда, поскольку люди предпочитают избегать триггеров, в практике психотерапевтов такие случаи встречаются редко – только тогда, когда работа или жизнь человека напрямую связана с ситуацией, которой он боится.

Лечение и копинг

Для лечения простых фобий нет ни одного зарегистрированного препарата. Если у человека, например, выраженное сердцебиение, можно принимать бета-блокаторы – препараты, замедляющие пульс. Очень типично, что для преодоления страха люди употребляют алкоголь. И действительно, алкоголь может снять тревожность, однако если прибегать к нему постоянно, то человек приобретет уже не одно, а два расстройства. И, к сожалению, так бывает довольно часто.

Полина. Сыроедение и 90 сантиметров

Я очень долго искала героиню или героя с расстройством пищевого поведения. В процессе поисков я услышала множество историй, но мне все еще казалось, что чего-то не хватает, и я продолжала искать. Однажды мне приснилось, что это должна быть история модели, которая столкнулась с РПП во время своей работы. Я решила, что это и правда неплохая идея, и нашла Полину.

Полине 20 лет, она успешная модель, постоянная участница мировых недель моды в Нью-Йорке, Лондоне, Милане и Париже, а также модных шоу в Токио и других городах. Она ведет свой YouTube-канал[18]18
  . https://www.youtube.com/c/PolinaPark/featured.


[Закрыть] со 115 000 подписчиков, в основном посвященный моделингу и путешествиям. Два года назад Полина ушла с подиума, в том числе из-за РПП. Она мечтает вернуться к работе, но для этого ей нужно справиться с расстройством, одной из причин которого стала ее профессия.

Я заболела где-то в конце 2018 года, не могу сказать точно почему. Многие психологи говорят, что это зарождается еще в детстве и связано с тем, как мы питаемся и что нам говорят родители во время еды. Например: «Доедай, не оставляй тарелку полной…» – подобные мелочи накапливаются, и во взрослом возрасте, когда появляется триггер, возникает расстройство.

Есть много видов расстройства пищевого поведения, лично у меня было компульсивное переедание. Это когда ты очень много ешь, никак не сверяясь со своим чувством голода, просто потому, что не можешь не есть. Ты постоянно думаешь про еду: когда ты заканчиваешь есть и тарелка становится почти пустой, думаешь о том, что будешь есть дальше. Когда ты просыпаешься – только открыл глаза и еще не можешь быть голодным, – твои первые мысли все равно будут о еде. Засыпая, думаешь о том, что будешь есть завтра. На протяжении нескольких месяцев 80–90 % моих мыслей были о еде.

Когда я была сыроедом и сильно себя ограничивала, доходило до того, что я обдумывала, что буду есть в следующем сезоне. Осенью – о том, что буду есть зимой, какие это будут фрукты. Например: «Ой, заканчивается хурма, надеюсь, скоро опять начнется осень и я снова смогу есть хурму…» В общем, это очень неприятно, эти мысли сильно давят и влияют на качество жизни.

Я несколько лет не жила с родителями, а сейчас, во время пандемии, приехала к ним. И мама до сих пор меня ругает, если я оставляю на тарелке еду. В детстве я такого не помню, но, скорее всего, было то же самое. Когда я родилась, у меня были проблемы с желудочно-кишечным трактом. Я этого не помню, но помню, как мама, когда мы покупали сладости, всегда их отбирала на середине и говорила: «Тебе меньше будет!» Я думаю, что это было триггером – мне никогда не разрешали самостоятельно покупать себе мороженое, сухарики, чипсы. Я понимаю, что это вроде как адекватно, но я чувствовала ограничения.

Меня нашли во «ВКонтакте», когда мне было 13 лет, и предложили попробовать стать моделью. Меня попросили скинуть снэпы – фотографии в купальнике, которые дают понять, какая у меня фигура. Я скинула, после этого на протяжении полугода агентство продолжало присылать мне разные запросы, но затем там сказали, что я слишком маленькая, и предложили прийти еще через полгода. Я действительно была очень маленькая: глядя на те фотографии сейчас, вижу, что у меня еще не было сформировано лицо, не было скул. Моей маме это очень не понравилось, потому что она не хотела тратить полгода. И чуть ли не в тот же день она нашла агентство L – Models[19]19
  L – Models – одно из самых успешных модельных агентств в Украине, существует больше 20 лет. В базе данных агентства около 700 моделей – женщин, мужчин и детей.


[Закрыть], с которым я и сейчас работаю в Киеве. Они ответили через пять минут, а через полчаса мы уже брали билеты в Киев. Так все это началось.

Я помню, как мы с мамой сидели на стуле, рядом сидела букер – человек, который находит контракты и организовывает все передвижения по Украине и за границей. Она рассказывала, что сейчас будет Неделя моды, а потом я поеду в Нью-Йорк, Токио, Милан, Париж, Лондон… А мне вообще моделинг не был интересен. Я не знала, что это такое, и никогда не смотрела модельные шоу. Поэтому я в ее обещания совершенно не верила. У меня была только школа, я не ходила даже в кружок танцев, а тут все так серьезно. Я была очень удивлена. Я съездила на украинскую Неделю моды, потом еще раз, хорошо там поработала, и меня отправили в Токио. Агентство в Киеве меня тренировало, чтобы я умела ходить на каблуках по подиуму. Я была 13-летним ребенком, который приехал из очень маленького города в Киев и увидел огромное количество знаменитостей, фотографов и моделей. Я была очень стеснительная, скромная и боялась говорить с людьми…

Мама не понимала, чем бы я могла заниматься, потому что не видела во мне никакого потенциала – кроме того, что я всегда была высокой. И когда мне написали из агентства, она сказала, что они с папой давно обсуждали, что можно отправить меня в моделинг. Поэтому она была рада, что меня разглядели и во мне что-то нашли. Когда меня в 14 лет отправляли в Токио, у нас не было разговоров о том, ехать или не ехать, – само собой подразумевалось, что я еду. Сейчас я сильно удивляюсь, как меня отправили туда на два месяца, но очень благодарна за это родителям.

За два месяца в Токио я набрала вес, потому что у меня не было кастингов, не было работы и мы с подругой часто заходили в магазины, покупали там булочки и пробовали разную еду. Но тогда похудение не было для меня проблемой: в 13 лет я не сидела на диетах и вообще не знала, что это такое. Когда я вернулась домой, в свое обычное питание, я похудела сама и за месяц вернула изначальный вес.

Мысль о похудении появляется, как только ты начинаешь работать моделью. Даже если тебе ничего не говорят. Просто ты находишься в окружении девочек, которые постоянно говорят о еде и о том, что нужно худеть. Это может быть лишний сантиметр, но они очень этим обеспокоены, потому что от этого зависит, будут ли они работать. В первый раз я худела, когда мне нужно было поехать в Милан, а я набрала вес и букер мне сказала: «Полина, худей…» Я не знала, что нужно делать. Я просто активно работала на огороде, и не для того, чтобы похудеть, а просто потому что было лето и у меня было много домашних обязанностей. Букер очень удивилась результату, хотя я ради него ничего не делала.

Когда я приехала в Милан, у меня было много мыслей о еде. Тогда я впервые почувствовала, что могу поправиться и мне придется худеть. Я стала много думать о том, что съесть на завтрак, обед и ужин. Из Милана я поехала в Лондон, оттуда – в Нью-Йорк, куда я приехала с чуть большими бедрами, чем раньше: 92 сантиметра. Мне об этом ничего не говорили, но я чувствовала, что выделяюсь среди других моделей, и понимала, что мне нужно худеть.

Большие бедра для моделей – это больше 90 сантиметров. Для обычного человека 90 сантиметров – это очень мало, даже 96 сантиметров – это нормальные бедра. Но у моделей строгие стандарты, и если у тебя больше 90, то ты никуда не можешь ехать. По крайней мере в Париж, в Европу и в Токио ты не попадешь. В Турции можно и больше 92 сантиметров, в США может быть и 91‒92 сантиметра, если показ проходит вне Недели моды. А на Неделе моды – строго 90 сантиметров[20]20
  После смерти от анорексии модели Луисели Рамос в 2006 году организаторы национальных Недель моды начали запрещать выходить на подиум моделям с нулевым размером (меньше 34 по европейской системе), а также нанимать моделей моложе 16 лет для показов одежды для взрослых.


[Закрыть] при росте 180 (при меньшем росте – 88‒89). В Париже на Неделе моды у меня было 90‒91 сантиметр и мне не давали кастинги, объясняя это тем, что я слишком толстая. Мне кажется, после этого и началась история моего расстройства пищевого поведения…

Неделя моды[21]21
  Недели моды «большой четверки» – Нью-Йорка, Лондона, Милана и Парижа – проходят независимо друг от друга, но подряд, два раза в год: в феврале‒марте дизайнеры и бренды показывают осенне-зимнюю коллекцию текущего года, в сентябре‒октябре – весенне-летнюю коллекцию следующего года. В день, когда заканчивается Неделя моды в Нью-Йорке, она начинается в Лондоне и т. д. Расписание недель мод тесно связано с циклами продаж: они оставляют время для ритейлеров на закупку и подготовку к продаже новинок сезона.


[Закрыть] проходит в Нью-Йорке, Лондоне, Милане и Париже. Все начинается в Нью-Йорке, куда за две недели до этого приезжают модели и где кастинг-директора отбирают их на разные шоу. Как только заканчивается Неделя моды в Нью-Йорке, она сразу же начинается в Лондоне. Бывает и так, что она еще идет в Нью-Йорке, а тебе нужно поехать на примерку в Лондон, чтобы вернуться обратно в Нью-Йорк. Это сумасшедший график, который включает огромное количество передвижений – как минимум четыре страны за месяц, но может быть и больше.

Я поехала в Нью-Йорк, когда мои бедра были около 92 сантиметров, и пошла на кастинг. Кастинг-директора отсматривают большое количество моделей, зная вкус того или иного бренда, чтобы дизайнеру осталось смотреть не 500 моделей, а уже отобранных 40. Кастинг-директору Патрисии я очень понравилась, она скинула мои фотографии кастинг-директору Givenchy, который тоже меня одобрил. Они пригласили меня в Париж, причем на эксклюзив: это значит, что они меня нанимают на одно шоу и не разрешают участвовать в других. Это очень престижно, когда тебя выкупает один бренд.

Мое лицо понравилось кастинг-директору Givenchy, но так как я немного поправилась, мне позвонили из агентства и сказали: «Полина, если ты не похудеешь за неделю, то тебя не возьмут!» Я понимала, что я уже в Париже, и если меня сейчас не возьмет Givenchy, то и на другие шоу Недели моды тоже не возьмут, то есть я пролетела… Агентство дало мне тренера, и я вместе с букером ходила на очень интенсивные тренировки. Кроме того, утром я делала упражнения, много передвигалась пешком по городу и еще нашла бесплатный спортзал в Париже – для моделей по всему миру есть много привилегий, в том числе бесплатные спортзалы. Я не знаю, сколько калорий я теряла за день, но, думаю, больше 5000, потому что я весь день была очень активна и при этом ела только немного овсянки с утра. У меня есть видео, где я показываю, что на обед у меня слива. Я тогда очень гордилась собой, а сейчас я бы такое не опубликовала, потому что это меняет у людей понимание нормы.

На второй или третий день подобного режима мне нужно было прийти в агентство, и, когда я была на втором этаже, у меня так сильно закружилась голова, что потемнело в глазах. Я думала, что упаду в обморок, прислонилась к стенке, опустила голову, отдышалась и пошла дальше… И это не стало для меня знаком, что нужно что-то поменять, ведь впереди была понятная цель: Givenchy. Меня взяли. Мои бедра тогда были 88 сантиметров, то есть за неделю я убрала 3‒4 сантиметра, что совсем не адекватно и для головы, и для тела. Шоу прошло хорошо, а я еще и открывала, и это было очень здорово. На шоу были Канье Уэст и Ким Кардашьян, а я открываю Givenchy…

Тогда мне было 16 лет, и я не почувствовала, что в моей голове что-то сместилось. Помню, как вернулась после Парижа в Нью-Йорк, пришла в агентство, а они говорят: «Вау, ты так круто выглядишь, ты такая молодец!» Конечно же, у модели в результате таких реакций появляется идея, что чем она худее, тем лучше. Я опять поехала в Нью-Йорк, где активно работала, а через год была следующая Неделя моды. Тогда я побывала во всех городах – в Нью-Йорке, Лондоне, Милане и Париже. Но, когда я приехала в Париж с бедрами 91 сантиметр, мне сказали, что нужно худеть, и не дали ни одного кастинга. Это меня подкосило.

Я вернулась домой и стала думать, как мне худеть. С 13 лет мои знания о похудении особенно не изменились, и дома, не имея такой цели, как Givenchy, я не могла так же жестко худеть. Несколько месяцев я активно переедала, потому что мне было страшно. Я не делала ничего – не худела и не сидела на диетах, я была испугана. Потом я поехала в Лондон, где тоже переедала, и в Нью-Йорк, где мои бедра были уже 93 сантиметра. Меня позвали в агентство и говорили со мной как с совершенно больным человеком, мол, ты вообще понимаешь, что произошло, у тебя бедра 93 сантиметра… Мне тогда было 17 лет и два 45-летних мужчины говорили мне, что у меня ужасно большие бедра и что я ужасно выгляжу… Один сел на стул, второй закрыл дверь, сел рядом, и они завели этот разговор. Не передать, каким стрессом это было для меня – как и для любой модели, которая попадает в такую ситуацию.

Дальше в Нью-Йорке я пыталась худеть и очень много занималась спортом – помню, в какой-то момент я пробежала 11 километров на беговой дорожке. При этом я не ограничивала свое питание, потому что не знала, как именно это нужно делать… Меня с детства кормили адекватно – супы, каша, мясо, никакой колбасы и никакого джанк-фуда. Но я понимала, что на этом адекватном питании я не худею, а мне нужны были быстрые результаты, потому что каждый месяц или даже каждые две недели меня звали в агентство и просили показаться. Я каждый раз ехала в лифте и думала, что это самый ужасный момент в моей жизни, когда на меня будут смотреть как на объект, который похудел или не похудел, и от этого зависит, хорошая я или нехорошая. Я так и не похудела.

Тогда в Нью-Йорк приехал мой знакомый блогер. Он написал мне в «Инстаграме» и предложил встретиться. Я зашла на его страницу и поняла, что он сыроед. В его «сториз» я увидела фотографию одного апельсина и ноутбука и почувствовала в этом безумную легкость в отношении к еде. Это было именно то, чего мне не хватало, именно так я и хотела относиться к еде, а не ложиться спать и думать, чем я буду завтракать, обедать и ужинать… Я подумала, что сыроедение мне поможет, и решила побыть сыроедом в течение месяца. Он приехал, очень меня поддержал, рассказал, что нужно и не нужно есть и почему. Под конец месяца я поняла, что не могу вернуться в другое питание, потому что вокруг сыроедения сформировалось классное сообщество, такая небольшая секта, и это показалось мне модным и крутым.

Я была сыроедом восемь месяцев, и это стало причиной жестокого компульсивного переедания, потому что я начала постоянно срываться. Я очень себя корила за эти срывы, но при этом постоянно думала о еде. Мы с моим молодым человеком путешествовали, а я не могла наслаждаться видами, думая о еде, так что эти путешествия были испорчены. Это были очень разные мысли. О том, что я хочу съесть и что я буду есть завтра, а также о том, что я переедаю. То есть в голове постоянно было все, что может быть связано с едой. И я сильно переедала – съедала за один раз огромное количество фруктов, а потом плохо себя чувствовала, не могла нормально двигаться…

Потом от одной девочки-сыроеда я узнала о голодании по Полю Брэггу[22]22
  Поль Брэгг – деятель альтернативной медицины, предприниматель, автор книги «Чудо голодания» (1972). В основе концепции Брэгга лежит принцип регулярного голодания: одни сутки в неделю и одну неделю в сезон нужно ограничиваться водой, при этом активно двигаться и дышать свежим воздухом. Согласно легенде, Брэгг умер в 95 лет, утонув во время занятий серфингом. На самом деле он умер от сердечного приступа в 81 год: Брэгг сам прибавил себе 14 лет, распространяя информацию о более раннем годе рождения. Большая часть историй Брэгга о чудесном выздоровлении его самого и его родственников тоже являются вымыслом. Система оздоровления Брэгга не принята официальной медициной.


[Закрыть]. Тогда мне нужно было похудеть, потому что мои бедра все еще были 91‒92 сантиметра. Я решила, что это идеальный вариант. Когда я голодала в первый раз, мне было очень сложно. На следующий день после голодания желательно только пить соки, но это было невозможно, потому что я очень хотела есть. Я не смогла вернуться к сыроедению и все время думала о том, как это сделать. Это длилось несколько месяцев, и это было ужасно…

Я тогда жила с молодым человеком, и он не сильно вникал в то, что происходит. Когда я говорила, что буду голодать, он соглашался. И конечно, было бы странно, если бы он предлагал мне этого не делать. Поэтому, если у вашего друга или ребенка расстройство пищевого поведения, есть большая вероятность, что вы об этом не будете знать. Человек не будет съедать 10 манго при вас – это было бы странно и вы бы задались вопросом, зачем он это делает. Человек с расстройством пищевого поведения избегает подобных ситуаций, чтобы ничего не было заметно. При этом ты не выбираешь, что делать: ты попал в этот круг, ты очень хочешь выбраться, но не знаешь как.

После Таиланда я поправилась. Вскоре после моего возвращения в Париже была Неделя моды. Я тогда жила в Лондоне и пришла в свое лондонское агентство, где мне сказали, что мне нужно похудеть, потому что бедра 94 сантиметра не годятся для Недели моды в Париже. Я голодала шесть дней и сбросила 4 сантиметра – я пила воду и больше ничего не пила и не ела. Это было сложно эмоционально и физически, я очень хотела сорваться и начать что-то есть… В итоге я приехала в Париж достаточно худой, но мне все равно не дали работы, потому что после Таиланда я была слишком загорелая.

В какой-то момент я поехала работать в Грецию. Там я вернулась в сыроедение и снова начала сильно переедать. Я решила перейти на веганство, но мне стало плохо, и я опять вернулась на сыроедение. Тогда я поделилась с мамой – написала ей сообщение о том, как я себя чувствую, и о том, что это замкнутый круг, из которого я не могу вырваться. Она мне позвонила и сказала: «Тебе самой от себя не мерзко?» И это то, чего я очень сильно боялась, потому что близкие люди ранят так, как никто другой. Я начала рыдать, бросила трубку и поняла, что никто меня не поддержит и не поймет. Единственным выходом оставался психолог.

Я уже осознавала, что это расстройство пищевого поведения. Мне случайно попалось видео на YouTube, где описывались симптомы, и я удивилась, что болею чем-то, что есть и у других. Я думала, что эта проблема только у меня, слабохарактерной, бессильной, ленивой и мерзкой. А когда я узнала, что это не только моя проблема – сейчас я понимаю, что это случается чуть ли не с каждой первой моделью, – мне стало легче. Ты понимаешь, что ты не единственный, не исключение и это не связано с твоей слабостью.

К счастью, у меня была материальная возможность пойти к психологу, поэтому я написала в Клинику компульсивных перееданий и рассказала всю свою историю. Только это мне и помогло. Психолог сказала, что они не смогут со мной работать, если я буду продолжать сыроедение, потому что мое расстройство связано с ограничениями. Я приняла решение стать веганом. С этого момента все стало налаживаться.

Я занималась два раза, но потом поехала домой и бросила занятия. Дома мне сразу предложили контракт в Китай. Мои бедра были 92 сантиметра, я пыталась похудеть дома с помощью спорта, но у меня не получалось. И хоть букер предложил все равно ехать и худеть на месте, я понимала, что буду там находиться рядом с худыми моделями и не выдержу этого эмоционально. Я отказалась от контракта и осталась дома. Вроде бы все было хорошо, но я сейчас понимаю, что не так и хорошо. Мне нужно было бесконечное количество поддержки и принятия от родителей, чтобы они говорили, что они меня любят, чтобы просили не переживать по поводу того, сколько я вешу. Но моя мама другая – более жесткая к себе и к другим, она не смогла меня поддержать. Она предлагала мне есть неделю пустые супы на капусте, чтобы похудеть, а я воровала орехи и ночью ела их в своей комнате. Потом заходила мама и жутко на меня орала и говорила, что я безвольная…

У меня до сих пор осталось расстройство пищевого поведения. Например, если мне грозят какие-то ограничения, как только я решаю, что мне нужно похудеть и ограничить себя в хлебе, я начинаю переедать. И вроде бы нет причин – просто не ешь хлеб, это не проблема. Но у меня возникает страх, я начинаю переедать и не могу это контролировать. В какой-то момент я поняла, что мне нельзя делать абсолютно никаких ограничений. Я выложила в «сториз» свой обед, звоню букеру, а он говорит: «Полина, почему ты ешь авокадо? Нельзя есть авокадо, когда ты худеешь!» Это бред – нет продукта, от которого ты набираешь вес, важно количество продуктов, которое тебе не подходит. Но странная штука: даже от одного разговора про ограничения, притом что я с ним не согласна, я все равно начинаю переедать. Я смогу от этого избавиться, только когда мое тело и мой мозг будут уверены, что ограничений больше не будет.

Только когда я похудела обратно, почти до модельных параметров, я почувствовала, что это мое прошлое, а не настоящее, и смогла говорить об этом отстраненно, как о чем-то, что уже было. Теперь я могу делиться этим на YouTube и в «Инстаграме». Если у меня есть желание переесть и я себе запрещу это, то я переем еще больше. Поэтому я позволяю себе купить, что я хочу, и съесть столько, сколько хочу, пока не наемся и не утолю это желание. Я все время размышляю, с чем бывают связаны такие желания. Например, с тем, что мне плохо из-за какого-то разговора, или потому что я не высыпаюсь или занимаюсь не тем, чем хочу… Помню, как мы в Киеве ходили с подругами в театр. Это было необычное представление, когда актеры общаются со зрителями. И это было очень жестко – прозвучал выстрел из пневмата, которого никто не ожидал, меня трясло, я плакала. После спектакля мы с подругой пошли купить воды, и я ощутила, как сильно я хочу сладкого. Я не могла себе запретить хотеть и уже взяла торт «Наполеон», когда поделилась с подругой, как сильно я хочу сладостей во время стресса. И она говорит: «Хочешь, я тебе расскажу, почему это происходит?» И рассказала о том, как во время стресса у нас выплескивается гормон кортизол, который можно понизить или чем-то успокаивающим, как медитация, чтение или мятный чай, или повышением дофамина, то есть гормона счастья, который нам дают сладости. Когда она мне все это рассказала, я положила торт обратно, потому что поняла, что если все так логично, значит я могу этим управлять. И решила, что лучше пойду спать и так успокоюсь. Поэтому мне кажется очень важным для излечения от расстройства пищевого поведения, если нет возможности ходить к психологу, заниматься анализом происходящего. Мы переедаем не просто так, это происходит неслучайно, а всегда с чем-то связано. И анализ помогает это осознать, принять и в какой-то момент справиться.

Я хочу вернуться в моделинг. Я не знаю, позволит ли мое тело похудеть до 90 сантиметров, потому что иметь бедра 89, рост 180 и весить 54 килограмма – это не совсем адекватно. Пока что я худею постепенно, и у меня получается, но, наверное, если в какой-то момент я пойму, что меньше 91 я не добьюсь, то все же сделаю усилие, чтобы похудеть еще больше и вернуться в моделинг. Если же я пойму, что это дается очень сложно и продолжает меня ломать, сколько бы я ни зарабатывала и как бы классно ни путешествовала, я откажусь от этой идеи. Если бы у меня был альтернативный источник доходов, то я, скорее всего, бросила бы моделинг. А пока у меня есть надежда, что я вернусь и буду продолжать работать.