Текст книги "Возвращение барона Блутзаугера"

«Ведьма»

Король Фридрих совсем потерял сон. Барон как в воду канул, в королевстве не происходило никаких событий и эта обманчивая тишина пугала короля. Что еще задумал проклятый повелитель оборотней и вампиров? Откуда вновь ждать беды? Подлый Блутзаугер вечно наносит удар исподтишка, отказываясь от славного честного боя. Да и Проныра куда-то запропастился. Уже столько дней от него нет весточки. Неужто попал в беду?

В невыносимом ожидании Фридрих метался по лесам и дорогам, порядком измучив даже выносливого Зильбера. Но не смог найти даже замка барона и уж тем более его самого. Обратиться за помощью к Озерной фее король не решался, ему было стыдно, что бахвалился своей удалью, и не смог уберечь Королеву Эльфов.

В один из дней, проезжая мимо деревни, король увидал процессию с шумом и гомоном бредущую ему навстречу. Колокольный звон разносился по всей округе. Узнав короля люди, остановились и низко поклонились, сняв шляпы.

– Что у вас за праздник нынче? – Спросил Фридрих, – время сбора урожая еще не наступило и до Рождества далеко.

– У нас и впрямь праздник, господин король, – согнувшись в поклоне, ответил колбасник. – Мы изловили ведьму и тащим проклятую сжечь на костре городской площади.

– Ведьму! Я не ослышался? – Воскликнул Фридрих, и сердце его отчаянно забилось.

Люди расступились, и король увидел женщину, сидящую на осле задом наперед. Одета она была в лохмотья и капюшон ее потрепанной накидки надвинут так низко, что и лица не разглядеть.

– А точно ли вы знаете, что это ведьма?

– Конечно господин король! Глядите, как она уродлива! Разве может добрая женщина быть похожей на ночной кошмар?

– Сними капюшон. – Приказал Фридрих пленнице.

Несчастная откинула грубый покров с лица. Ну и страшна же! Нос крючком, маленькие тусклые глаза. А волосы! Настоящая пакля, видно гребень никогда их не касался. Руки, словно куриные лапки, с острыми кривыми ногтями. Все лицо покрыто сеткой мелких морщин, щеки ввалились. Но в глазах совсем не было злобы, а лишь глубокое тяжелое горе.

– А есть у вас доказательства ее преступлений? – Спросил король.

– Да, да, у меня есть, ваше величество! – Закричал крестьянин Олаф. – С тех пор, как проклятая поселилась в хижине у леса, мои коровы стали худеть не по дням, а по часам. Молока не наберется и кружки со всех.

– А у меня ведьма сгубила весь урожай в огороде, вместо славных овощей кругом чертополох. – Крикнул Ганс.

– Немало мне довелось встречаться с ведьмами, – промолвил Фридрих. – Да впервые вижу, что бы она ни приняла чужое обличие, да не ускользнула бы от наказания. Будь бедняжка, в самом деле, ведьмой, пожалуй, обратила бы вас в жабу или ужа, а не шла бы покорно на смерть.

В толпе зашумели:

– А господин король-то верно говорит! Где это видано, что бы настоящая ведьма позволила тащить себя на костер?

– И впрямь, она напустила бы бурю с дождем и градом, а на небе ни облачка. Пожалуй, она давно извела бы всех и погубила весь скот.

– Эй, Олаф, не с того ли твои коровы исхудали, что все дни ты просиживаешь в трактире да наливаешься пивом словно бочка?

– Ха-ха-ха! И то верно, несчастная скотина стоит некормленая по нескольку дней.

– Ганс, братец! А не ты ли полеживаешь на солнышке, поворачиваясь с боку на бок, словно окорок в коптильне? Не мудрено, что огород зарос чертополохом.

Крестьяне смеялись, а покрасневшие от стыда Ганс и Олаф поспешили скрыться в толпе.

– Расходитесь по домам, добрые люди, и оставьте несчастную в покое. Ей видно и так несладко живется на свете. – Сказал король.

Но толпа не спешила, всем было любопытно поглазеть, куда отправиться бедняжка, да поглумиться ей вслед, уж больно она уродлива. Ребятишки приготовили комья грязи, что бы кидать в несчастную, когда она отправиться восвояси.

– Вы не слыхали королевского приказа? – Нахмурился Фридрих.

Крестьяне нехотя начали расходиться, и вскоре на пустой дороге осталась только пленница.

– Ступайте с миром, тетушка, – произнес король, натянув поводья.

– Господин король! – Воскликнула несчастная, падая на колени. – Смилуйтесь надо мной! Меня гонят повсюду. Жизнь моя проходит в вечных скитаниях и голову приклонить негде. Я не делаю никому зла и не моя вина, что лицо мое так уродливо и пугает честных людей.

– Как зовут вас, тетушка?

– Тересия, господин король.

– Скажи мне, Тересия, разве нет у тебя родных, что приютили бы тебя?

– Нет, господин король, моя приемная мать умерла и я совсем одинешенька на этом свете. В работницы меня не берут, а ведь я могу чинить кружева и вышивать шелком. Но люди гонят меня, вот и приходится бродить, словно нищенке по дорогам, да искать себе пропитания.

«Помогая другим, поможешь себе» – вспомнилась Фридриху одно из предсказаний книги. «Помогу я этой несчастной просто так». – Подумал он. – «Уж верно, не мне ждать помощи от бедняжки».

– Послушай Тересия, можешь жить за стенами моего замка, и никто не обидит тебя. И я позабочусь, что бы еды у тебя было вдоволь.

– Вы очень добры, господин король, за свою жизнь я еще ни разу не слышала ласкового слова. – По щекам Тересии покатились слезы. – Но позвольте мне жить не в замке, а у кромки королевского леса. Тяжело и невыносимо мне видеть косые взгляды людей.

Фридриха тронули слезы бедняжки. – Ну, хорошо, раз тебе легче жить в одиночестве пусть будет, как ты хочешь. Но все равно ты будешь под моей защитой и покровительством.

Так Тересия поселилась в маленькой ветхой хижине у самой кромки леса. Конечно, никто не решился бы спорить с самим королем, но это же честному человеку и на ум не придет! Поселить в королевском лесу какую – то нищую оборванку! Да ее и конями-то затоптать побрезгуешь не то что пустить в королевские угодья. А уж уродлива она словно ведьма! Как это господин король решился заговорить с ней?

Брунгильда утирая слезы в своих прекрасных голубых глазках, сокрушалась:

– Ах, милая госпожа королева, я так люблю вас и нашего славного короля, что почитаю за родных. Мое бедное сердечко разрывается от горя, видя с какими ужасными людишками, якшается великий господин Фридрих! Мерзкую уродку надо было гнать метлой или бросить помирать в канаве, а не портить облезлой лачугой вид королевского леса.

Но как бы там ни было, по велению короля Тересия оставалась жить в своей хижине. Знатные дамы и слышать не хотели, что бы отдать кружева в починку эдакой грязной оборванке. И зачем вообще штопать старое, когда можно купить новое? Но, не все придворные дамы были так богаты, как сами рассказывали, и к тому же, быть рачительной хозяйкой не так уж и плохо. И вот постепенно у бедняжки Тересии появилась работа. Оказалась уродливая нищенка ловко и быстро может починить кружево, да так, что и со свечой не разглядишь, где была прореха. И своими тощими кривыми пальцами ловко орудует иглой. Какие славные картины из шелка выходят из ее рук. Ими можно украсить залы и комнаты, выдавая их за мастерство и прилежание дочерей. Но самим знатным дамам негоже даже близко подходить к убогому жилищу нищенки. И забирать готовую работу велели служанкам.

Нарядные горничные кривились. Эдакая напасть ходить да любоваться на уродливую побирушку! И девушки высокомерно задирали нос и говорили с ней сквозь зубы. А деньги за работу швыряли на грубо сколоченный стол так, что монетки катились в разные стороны. Смешно было глядеть, как бедняжка ползает по полу и собирает их, глотая горькие слезы обиды. Пусть радуется, что не осталась под открытым небом да не попала на костер. Король конечно очень добр, но это и впрямь слишком, заботиться о всяком сброде.

«Пожар»

Лето медленно отступало. И среди зелени появлялись желтые листочки. Но солнце еще ласково освещало луга и долины, и день был по-летнему долгим.

Ясным воскресным днем, Тилль с молодой женой возвращались с городской ярмарки. Доверху груженая телега скрипела на каждом повороте. Зато подарков хватит на всех. И даже лакомства для соседских ребятишек не забыли. Тилль распевал во все горло. Вот какой славный выдался денек! Ах, какая красавица его молодая жена! Эмилия, сидя самом верху повозки, раскраснелась от удовольствия, поглядывая на него. Многие могут позавидовать, какой ладный парень достался ей в мужья. Силен как медведь, работящий, веселый! Словом, весь в приемного отца. А уж, пожалуй, лучше и достойней чем знаменитый Оружейник и не сыскать. Вдруг лошадь резко остановилась прямо посреди лесной дороги. Повозку тряхнуло так, что Эмилия ткнулась носом в корзинку.

– Что случилось муженек? Неужто колесо слетело?

– Да сам не пойму, не иначе кобыла наша повредила ногу, ступивши в яму. Тилль осмотрел лошадь и дорогу и телегу, но с виду ничего не мешало двинуться в путь. Но как он не натягивал вожжи да прикрикивал на кобылу, та и не думала пошевелиться. А тем временем телегу окружили тролли. Их злые глазки блестели в предвкушении забавы.

– Ах вот кто мешает мне проехать! – Крикнул рассерженный Тилль. – Да я вас растопчу своими башмаками если не оставите нас сию же секунду.

Тролли захихикали, потирая ручки.

– Давай смельчак, ты огромен словно колокольня, а ума как у поросеночка.

– Глядите братцы, ох-ох-ох, человек-гора решил нас победить.

– Сейчас мы спрячемся в лесные норки и будем дрожать от страха, заслышав его шаги.

– Лопнуть со смеху, а-ха-ха! Заставим неуклюжего медведя сплясать для нас!

И тролли как по команде накинулись на Тилля. Что толку было от его огромных кулаков, когда зловредные человечки облепили его словно муравьи кусок сахару. Напрасно он размахивал руками пытаясь стряхнуть с себя лесную нечисть. Тилль топал ногами и хлопал себя по всему телу, но тролли ловко уворачивались от его ударов.

– Вот-вот, здоровяк, попляши нам на потеху, – глумились они.

– Держись муженек! – Закричала, покраснев от гнева, Эмилия. – Ну, проклятые человечки я вам покажу, как нападать на моего Тилля!

Она выхватила из корзины новую метлу и, соскочив с телеги, бросилась на подмогу. Но, не успев сделать и шагу, Эмилия почувствовала, как нарядный чепец слетел с головы, и колючие ветки терновника вцепились в ее рыжие кудри. Бедняжка пыталась распутать волосы, но терновник все больше впивался и вскоре она и пошевелиться не могла. Вдруг тролли исчезли, словно их и не было.

Лесная дорога опустела. Битый час Тилль пытался освободить волосы жены от колючих стеблей. Эмилия лишь охала да морщилась от боли, попробуй – ка распутать кудри да не рвануть их ненароком.

– Постой муженек, колокола звенят со стороны нашей деревни.

– И впрямь колокол, а я уж думал, мне почудилось.

– И вроде гарью пахнет. Влезь на дерево, может, увидишь что там, до деревни то почти рукой подать.

– Эмилия, да там заволокло дымом, так что ничего не видно.

– Ой, Тилль, верно беда приключилась, а мы застряли на проклятой дороге!

– Да что же делать?

– Режь мои волосы муженек, – решительно сказала Эмилия. – Локоны отрастут, а в деревне должно быть нужна наша помощь.

Горестно вздохнув, Тилль срезал прекрасные рыжие кудри с головы жены и, нахлестывая лошадь, они помчались в деревню.

Еще на подъезде они услышали крики и рыдания. Столб огня и дыма стоял над домами.

– Ай, Тилль, это же кузница горит! – Завизжала Эмилия.

Забияка бросил повозку и помчался к горящему дому.

Кузница вся охвачена огнем, жар не давал и на десять шагов приблизиться. Вокруг метались крестьяне с ведрами. Даже малые ребятишки, сгибаясь от тяжести, таскали кувшины. Но все было напрасно. С таким же успехом можно было тушить костер наперстком воды. Из огня еле вытащили Конрада Одноглазого, он был весь в саже, и одежда тлела на нем. Конрад упирался и рвался в самое пламя.

– Где отец? – Закричал Тилль, не помня себя от страха.

Крестьяне еле успели оттащить его, как с грохотом обрушилась прогоревшая дотла крыша.

– Наш Рихард остался там. – Еле прошептал Вильгельм, и плечи его задрожали от рыданий.

Тилль сбросил с себя державших его мужчин и, заревев как раненый зверь, бросился к пожарищу. Напрасно он, воя и скрипя зубами, раскидывал горящие бревна и раскаленные кирпичи. Ничто уже не могло помочь. Отважный Рихард Оружейник погиб. Пятеро мужчин, Эмилия и ее мать вдова каретника, с трудом увели Тилля с обуглившихся руин кузницы. Башмаки его дымились, волосы и ресницы опалил огонь, руки обожжены, но Забияка ничего не чувствовал. Сердце его разрывалось от боли, никакие раны не могли бы болеть сильнее. Женщины перевязывали Вильгельма и Конрада. Бедняги сильно пострадали от огня. Деревянная подпорка Хромого совсем сгорела. На плече зияла глубокая рана.

– Вот это горе так горе! – Причитали люди.

– Да как же такой удалец не смог выбраться из дому?

– Поди-ка выберись, когда полыхнуло сразу со всех сторон!

– Вон и Конрад сунулся к двери, а она проклятая заперта на засов.

– Да, да, от чего-то все двери и окна оказались закрытыми. Я– то и подумал, что Оружейник ушел в гости, раз в доме все заперто.

– И главное, Вильгельм пытался распахнуть ставень, а он словно гвоздями прибит.

– Да смотреть страшно на Забияку, как бы не тронулся умом с горя.

– А найдется ли еще смельчак, что отправиться с таким известием к королю?

– Пожалуй, и ног из замка не унесешь.

Долго еще жители деревни плача переговаривались и сокрушались, бродя вокруг пожарища. Тилля так и не удалось уговорить сдвинуться с места. Молча сидел он на обуглившемся бревне да смотрел на останки дома. А верная Эмилия сидела подле него и проливала горькие слезы. Совсем позабыв о потерянных локонах.

Не решившись ехать в замок с таким известием, самые уважаемые жители деревни отправились на поклон к самому епископу Зигфриду.

– А что же Тилль Забияка не расскажет королю сам о таком горе? – Вкрадчиво спросил епископ. – Ведь они друзья водой не разольешь.

Но крестьяне только качали головами. Куда там, несчастный Забияка не проронил ни слова со дня гибели своего папаши. Сиднем сидит на камне возле пожарища, да таращится на остов кузницы. Видно бедняга совсем умом тронулся. А господин епископ человек в королевстве уважаемый, ему ничего не стоит поехать в замок, да известить короля. Ведь всем известно, что господину Зигфриду казнь не грозит, почетный сан защитит его. И епископу ничего не осталось, как перекреститься, и с важным видом, отправиться к королю. Но подъезжая к замку, он так отчаянно трусил, что пот катился по лицу градом.

Словом, пока решали, кому ехать, да пока уговорили епископа, времени прошло достаточно. Белый как полотно Фридрих совсем загнал беднягу Зильбера и успел уже к похоронам. Не обращая внимания на склонившихся в почтении крестьян и ремесленников, он бросился на кладбище, где священник читал заупокойную молитву над гробом Оружейника.

Народ, заполонивший кладбище и все окрестные дороги, стоял понурившись. Женщины плакали, не скрывая слез, мужчины опустив головы. Соленые капли текли по их лицам, и сердца разрывались от горя. Жаль было смотреть на Конрада Хромого, которого поддерживали двое дюжих парней, несчастный так и сгибался пополам от рыданий. И Вильгельм Одноглазый уткнувшись лицом в свою шляпу, вздрагивал всем телом. Плакала навзрыд Эмилия возле своего мужа, что так и не смог произнести ни одного слова. И в темных волосах его появилась седая прядь.

Королева Ангелика не смогла приехать проститься с Рихардом. Узнав о его гибели, несчастная так и рухнула без чувств. Она осталась в замке под присмотром лекаря Шварца, да своей ненаглядной Брунгильды.

Фридрих молча подошел к Забияке. Помолчав немного, они обнялись, словно два осиротевших брата. Так и стояли они, обнявшись, и по их лицам текли горькие слезы. Ночью, сидя у камина в доме матери Эмилии, куда молодым пришлось перебраться, Тилль, наконец, заговорил.

– Скажи мне по совести, Фридрих. Ведь этот пожар был неспроста. Не могу я поверить, что бы такой человек не выбрался из горящего дома. Ведь ему нипочем было выбить дверь, или снять ставень.

– Боюсь, ты прав, Забияка. Видно проклятый Блутзаугер решил совсем изранить мое сердце.

– Отчего ты не предупредил меня, король? Ведь знай я, что кровопийца вернулся, не оставил бы отца ни на секунду!

– Ты не прав, бедный мой муженек, – тихо промолвила Эмилия. – Барон славится своим коварством. Кто мог бы предугадать, откуда последует удар. Верно, сиди ты дни напролет возле отца, он нашел бы способ отвести глаза и тебе.

– Ну что ж теперь остаются лишь горе и добрая память, – вздохнул Тилль.

– От всего сердца прости меня, Забияка, верно и впрямь это моя вина.

– Не будем винить друг друга, король Фридрих, я хотел бы остаться твоим другом.

– Ты всегда им был, Тилль. Я хотел бы стать тебе братом ведь славный Оружейник был нам словно родным отцом.

– Вот, брат Фридрих, это тебе. Отец велел передать, пока был жив.

– Что это? – Удивленно спросил король, разглядывая серебряный кинжал.

– Рихард сделал его со всеми секретами своего ремесла. Видишь, в рукоятку вставлен горный хрусталь. Отец сказал, что тебе пригодиться его подарок. И просил передать, что бы ты никому его не показывал и носил, спрятав в своем высоком сапоге.

Удивленный Фридрих и так и эдак вертел в руках кинжал. И тут пламя от свечи отразилось в хрустале. Таким нестерпимым светом вспыхнул камень, что всем пришлось прикрыть глаза, что бы ни ослепнуть. Видно Рихард знал тайный секрет своего оружия, да только как им управлять? По завету Оружейника, король сунул кинжал в сапог. Уж верно Рихард не напрасно велел носить оружие спрятанным.

Почти до рассвета засиделись Фридрих и Тилль. Горевали и вспоминали славного Оружейника. Когда король собрался в замок, жители деревни уже стояли у дороги, надо же проводить господина Фридриха с почетом и уважением. Король лишь горестно кивнул на поклоны крестьян и уже сидя на коне, обернулся и крикнул: – «Запомните сами, и передайте другим, нет больше Тилля Забияки, отныне он будет зваться Тиллем Оружейником». – И хлестнув Зильбера, Фридрих умчался прочь.

«Предложение Брунгильды»

Король мчался через лес, не разбирая дороги. Невыносимая тяжесть легла на его душу. Ах, попадись ему Блутзаугер, пожалуй, разорвал бы в клочья голыми руками. Но кругом было тихо, и только спрятавшиеся в траве тролли, злобно хихикали ему вслед. Тихая удушливая тоска царила в королевском замке.

Ангелика не выходила из своих покоев, и только Брунгильде было позволено наведываться к королеве.

– Ах, бедная госпожа, – сладким голоском приговаривала она. – Мне так тяжело смотреть на ваши страдания! Уж, пожалуй, будь я вашей дочерью, тотчас скончалась от горя, видя ваши слезы.

– Да ты мне и впрямь как дочка, – вздыхала королева.

– Ну, я могла бы стать вам и вовсе родной и избавить вас от страданий. Уж столько горя вам пришлось испытать! То бедняжка, всеми любимый герцог Манфред, покинул нас. Теперь славный Оружейник погиб. А господин король не может поседеть возле родной матушки и погоревать вместе с нею. Он вечно ускользает из замка и бродит неизвестно где. Да еще говорят, страдает по мраморной статуе, что разбилась на мелкие осколки. Где это видано, так убиваться из-за каменного изваяния.

– Ах, моя милая Брунгильда, ведь это статуя его крестной. Уж и не знаю, кто смог так собрать бедняжку по осколочку, что и не видно никаких повреждений. Ну, надеюсь теперь-то ничего не случиться, ведь охранять крестную он приставил солдат с пиками и алебардами.

– Да что нам за дело, госпожа Ангелика, король как дитя тешится игрушками. Вот если бы он женился, то в замке все бы и наладилось.

– Ох, давно я уговариваю сына найти себе невесту да все попусту! Я и сама искала, но королю никто не нравиться. То не так это не эдак! Но лучше тебя моя дорогая, я бы и не желала!

– Ай, матушка королева! – Порозовев от смущения, сказала Брунгильда. – Вы словно добрая фея читаете мои мысли! Я и во сне вижу себя невестой нашего славного короля.

– Вот счастье то! Раз ты согласна, я все силы приложу, что бы уговорить сына жениться. И мы славно и мирно заживем в любви и согласии.

Но как бы ловко королева не заводила разговоры о свадьбе, Фридрих и слышать ничего не хотел. Сердце его разбито горькими потерями, жажда мести теснит его грудь. Какая еще свадьба да еще с Брунгильдой, от слащавого вида которой, его так и выворачивает наизнанку. Куда же запропал Вальтер Проныра! Уж если бедняга жив, скорей бы разыскал родню несносной девицы, и она отправилась восвояси.

Ах, если бы король знал, что приехав в чужое королевство, бедняга Проныра тотчас угодил в тюремную башню. Стоило ему захохотать во все горло от радости, что путешествие прошло отлично, и королевское поручение вот-вот будет исполнено, как стража схватила его. Мрачные стражники даже слушать не стали несчастного Вальтера. Напрасно он кричал, что у него поручение к самому королю. Так Проныра оказался в темнице, надеясь только на счастливый случай и свою удачу.

А король почти до рассвета бродил по замку не в силах заснуть от тяжелых мыслей. В одну из таких ночей, Брунгильда шмыгнула из своей комнаты и направилась к Фридриху.

– Отчего господин король не спит? – Нежным голосом проворковала она. – Может, я могу разделить ваше горе?

– Сомневаюсь, – ответил Фридрих

– Ах, господин король так одинок. Верно, рядом с любимой было бы легче.

– Послушайте, госпожа Брунгильда, оставили бы вы меня в покое. Мне нет до вас и ваших разговоров никакого дела. – Сердито сказал король.

– Да от чего же вы сердитесь, ваше величество? Я лишь хотела сказать, что полюбила вас всем сердцем и хотела бы пройти всю жизнь рука об руку.

– Вот только эдакой напасти мне и не хватало. – Криво улыбнулся Фридрих, – уж лучше остаться одиноким как перст, или окончить дни в темнице, чем доверить свою судьбу вам.

– Надеюсь мне представиться случай напомнить господину королю его слова. Может статься, что ваше величество будет молить меня о милости. – Побледнев от злости, прошипела Брунгильда.

Но Фридрих и внимания не обратил на сказанное, хватит с него и других забот, как тратить время на никчемные разговоры.