Текст книги "Возвращение барона Блутзаугера"

Часть вторая
Эрвин Коротышка

«Горький путь»

Что за мерзкий уродец смотрит на него? Нет, этого не может быть! Король протер глаза и еще раз взглянул на свое отражение. Господь милостивый! Неужто это он, красавец Фридрих! Росточком словно девятилетний ребенок, туловище похоже на мешок соломы, шея ушла в плечи. Коротенькие ручки не достанут и до носа. Ноги, словно спички и к тому же кривые. А лицо! Щеки одутловатые и трясутся при каждом шаге, нос крючком. Нижняя губа отвисла. Глаза выпучены, словно у вареного рака. И вместо прекрасных волос цвета белого золота, серые жидкие пряди, едва прикрывающие лысоватую голову. Вот они последние слова барона: «Король уродец». Зачем он не послушался троллей и не покинул башню сразу после заклинания! Как ему жить с эдаким уродством? Как же показаться на глаза матушке королеве? Да как он докажет что он Фридрих? Горькие жгучие слезы покатились из глаз несчастного короля. Рыдания сотрясали его жалкое тельце.

Сумерки окутывали лес. Поднявшийся ветер закрутил колючую поземку, и холод не давал стоять на месте. Фридрих запахнул плотнее свои лохмотья, и уныло поплелся искать, хоть какого-нибудь ночлега. Может статься, набредет он хотя бы на заброшенную мельницу, или того лучше на амбар, доверху набитый славной соломой. И будет где приклонить голову. Но видно с проезжей дороги бедняга давно сбился и плутал в перелесках, в напрасных поисках. Когда ноги его совсем подкосились, а от холода зуб на зуб не попадал, Фридрих наткнулся на трухлявый остов дерева с дуплом. На счастье, оно было почти вровень с землей и бедному коротышке не пришлось карабкаться вверх.

Король собрал еловые ветки, что валялись не пода леку и застелил ими дно трухлявого дерева. Свернувшись калачиком, и кое-как прикрывшись своей жалкой одежонкой, он задремал. Но даже во сне, из глаз его скатывалась слезинка.

При лунном свете возле дерева появилась женская фигура. Сердитый ветер трепал ее накидку и шелковистые волосы. С тоской смотрела она на спящего Фридриха. Рядом с ней раздался приглушенный низкий голос:

– Приветствую тебя, Озерная фея.

– Здравствуй, король волков.

– Отчего ты не поможешь несчастному? Ведь он одержал тяжелую победу и заслуживает помощи.

– Ах, все на свете отдала бы я за то что бы вернуть королю его прежний облик! – Воскликнула Озерная фея. – Да моих сил на это не хватит. От чего бы тебе не помочь королю?

– Да я могу только обратить его волком и принять в нашу стаю, – усмехнулся Белый волк. – Неужто, бедняге придется коротать оставшиеся дни в эдаком обличие?

– Верно, только Королеве Эльфов под силу снять с него заклятье.

Озерная фея горестно вздохнула, Белый волк опустил голову и, понурившись, они разошлись в разные стороны.

Едва рассвело, Фридрих открыл глаза, не приснился ли ему страшный сон? И должно быть, он вновь стал прежним? Но, кошмар оказался явью и за ночь ничего не изменилось. Король решил пробираться к своему замку, а там будь что будет. Он плелся по мерзлой земле, холод пробирал до костей. Живот давно подвело от голода. Теперь он готов был, есть тяжелый непропеченный хлеб, которым потчевал проклятый барон и запивать болотной водой. Ах, если бы эдакая беда случилась, когда на дворе лето! Сколько ягод и съедобных корешком подарил бы лес. А сейчас лишь мерзлые кисти рябины, да и те висят так высоко, что коротышке нипочем не достать.

Вдалеке послышался скрип телеги. Крестьяне, верно, возвращались домой с ярмарки. Фридрих прибавил шагу и очутился прямо перед седоками. Крестьянка взвизгнула и схватила мужа за рукав.

– Господь милосердный! – закричал крестьянин. – А ну, поди, прочь, злой дух!

– Добрые люди! – Взмолился король. – Позвольте мне прокатиться с вами до ближайшей деревни.

– Да в уме ли ты, жалкий уродец? Кто же согласиться посадить в свою телегу, такого как ты? Убирайся подобру-поздорову, пока я не огрел тебя своим кнутом.

– Я не причиню вам зла. От голода и усталости я еле держусь на ногах и если не доберусь до человеческого жилья, пожалуй, отдам Богу душу прямо на дороге.

– Уж о тебе видно никто и не заплачет, раз родные выгнали тебя из дому!

– Постой муженек, – выглянув из-за плеча крестьянина, сказала женщина. – Давай подвезем беднягу, смотреть жалко, как он дрожит от холода. Видно ему не сладко живется, раз он ходит по лесу один одинешенек в эдакую пору.

– Вот еще выдумала, Магда! С чего я должен подбирать по дорогам всякий сброд?

– Забыл, Арне, твоя прабабка всегда говорила, что если не поможешь сироте или калеке, то не будет удачи в делах. Вдруг хворь нападет на наш скот, или другая беда приключится? А он должно быть калека и сирота.

– Что ты кличешь на нас несчастья, Магда! У меня мороз по коже от твоих россказней! Хватит с нас и своего горя. Надеюсь ни с нами, ни с нашей скотиной ничего не случиться. Ладно, пусть лезет в телегу и сидит тихо словно мышь, не то я выкину его посередине дороги. Фридрих с трудом забрался в повозку и скорчился в углу.

– Бедняжка! – Вздохнула Магда, – должно быть ты голоден, возьми-ка хлеба, поешь.

– Благодарю тебя от всего сердца, добрая женщина! – Воскликнул король.

– Ишь ты, разговаривает словно благородный, а сам бродяга – бродягой. – Пробурчал Арне, нахлестывая лошадь.

– Не сердись муженек, может не по своей воле он оказался в бедности. Уж верно родные отказались от него и выгнали несчастно взашей. Жестоко бросить в беде эдакого бедолагу.

– Слишком ты добра, Магда. Как бы доброта твоя не пошла нам во вред.

Фридрих грустно посмотрел на крестьянина и тихо сказал:

– Всякое бывает в жизни, господин Арне. Помогая другим, поможешь себе. Может статься, что все измениться, и я смогу отплатить вам за добро.

– Как же, отблагодаришь ты. Наш сынок хромой от рождения, уж не подаришь ли ему новую ногу? Эх, не надо нам твоей благодарности, лишь бы вреда не принес и на том спасибо.

– Вон за тем холмом наша деревня. – Сказала крестьянка, – куда же ты пойдешь дальше, бедняжка?

– Не знаю, госпожа Магда, должно быть, наймусь в работники, что бы не умереть с голоду. А там видно будет.

– В работники! – подпрыгнул на козлах Арне, – Да кому же нужен такой помощник! Много ты наработаешь своими жалкими ручонками! Верно, ни мешки таскать, ни дрова рубить ты не можешь. В пекарне с твоим росточком ты и до печи не достанешь. Сапожник и портной из тебя тоже никудышный. Словом, для тебя может быть лишь одна работа, на ярмарке! – И Арне громко засмеялся.

– На ярмарке?

– А как же? Будешь потешать народ. То-то ротозеев соберется поглазеть на тебя. Несчастный король почувствовал, как горло его сжалось. Изо всех сил он старался удержать слезы обиды.

– Перестань муженек! – сердито воскликнула Магда. – Грех глумиться над несчастным. Вот сам накличешь на нас беду такими словами.

Арне боязливо притих и до самой деревни ни проронил, ни слова.

– Послушай, бедняга, – обратилась к Фридриху крестьянка. – На краю деревни живет старый Шнайдер. Он слеп, словно крот и не испугается твоего вида. Я попрошу его пустить тебя переночевать в амбаре. Больше я ничем не могу тебе помочь.

– Добрая госпожа Магда, не считайте мои слова пустыми и никчемными, но верно, наступит час, когда ваша добр

ота принесет вам удачу.

– А хоть и не принесет, – улыбнулась женщина. – Люди должны помогать друг другу, на то они и люди.

Крестьянка проводила Фридриха к старому Шнайдеру. Старик согласился пустить незнакомца на ночлег в амбар, получив от крестьянки три медные монетки. Шнайдер сунул в руки королю старую лошадиную попону и подушку, из которой давно вылезли все перья. Но для Фридриха и такая постель была словно королевское ложе. Вдобавок, он вволю напился воды из дубовой бочки у амбара и, закутавшись в тяжелую попону, мигом забылся сном.

«Король Людвиг»

Морозное утро следующего дня, стало для несчастного короля началом горького пути. Нелегко пришлось Фридриху отправиться в такое путешествие. Люди насмехались над ним и гнали прочь, ребятишки постарше дразнили и швыряли в него комки замерзшей грязи. Малыши начинали реветь в полный голос и разбегались, завидев короля на дороге.

Редко, кто из жалости давал ему кружку молока, или маленький хлебец. Иногда, сердобольные горожанки совали бедолаге корки сыра, колбасный хвостик, капустную кочерыжку. Крестьяне нехотя позволяли переночевать в амбаре или старом овине. Работник из него и впрямь был никудышный. Кому нужен такой неуклюжий помощник? Да еще и уродлив, словно страшный сон. Эдак разбегутся остальные, работящие и ловкие слуги. Может и стоит помогать несчастным и обездоленным, но лучше дать уродливому коротышке объедков и отправить восвояси. В конце концов, у каждого своих забот хватает. Не дело, что уродец вечно будет мозолить глаза.

Он лишился даже своего имени. Народ оплакивал красавца и смельчака, молодого короля Фридриха и верно, растерзал бы наглеца, назвавшимся его именем. Так король стал зваться Эрвином, по прозвищу Коротышка.

Пока несчастный Эрвин скитался по дорогам, незадачливый Вальтер Проныра все еще сидел в тюрьме чужого королевства. Да, да, до сих пор, хитрюга Вальтер не сумел выбраться за крепкие крепостные стены и исполнить, наконец, поручение короля. Солдаты, что схватили его прямо на пристани за громкий смех, что сурово каралось законом королевства, не стали слушать объяснения чужестранца. Они втолкнули несчастного Проныру в крепостные ворота, сообщили о его преступлении и ушли прочь, ловить тех, кто ослушается приказа.

Начальник стражи оказался глупым словно пень, но очень усердным. Он рассудил так: «Конечно, у чужестранца поручение к королю, но он нарушил указ. Посланниками из дальних земель ведают министры, а он ведает тюрьмой. Значит его прямое дело, запереть бедолагу под замок». Довольный начальник стражи, Франц, велел поместить Проныру в тюремную камеру и вовсе позабыл о нем.

Камера была полным – полна народу. Кто-то, как Вальтер, имел неосторожность посмеяться на улице, кто-то не к месту пошутил, сидя за кружкой пива в трактире. Были воришки, Изаак Ловкач и Бруно Тянучка. Они играли в кости с утра до поздней ночи, или похвалялись своими похождениями. От скуки, арестантам приходилось с добрую сотню раз слушать одно и то же.

Как-то раз, любопытный Тянучка пристал с расспросами к Вальтеру. Уж больно охота послушать, как живут в королевстве, где он сроду не бывал. Проныра, тоскуя по дому, охотно начал свой рассказ. Одна история сменяла другую и вскоре все арестанты сидели вокруг Вальтера плотным кольцом, и шевельнуться боялись, что бы ни упустить хоть одно словечко.

– Вот это дела! Неужто выдержали осаду крепости? Без обученных солдат, одни только крестьяне, да женщины с малыми ребятами?

– Ну и молодчина старый герцог! Гляди– ка, знатный господин, совсем старик, и вечно лез в самую гущу сражений.

– А Оружейник-то! Вот силища у человека! Эдак за один раз можно сразиться с дюжиной врагов.

– Да вправду ли, принц, совсем малец в ту пору, не побоялся идти в одиночку на вампирово кладбище?

– И победил рыцаря, что обернулся кровопийцей? Ух, мурашки бегут по спине, как представишь такое страшилище.

– Ну и умора, как жадный крестьянин решил тайком сбежать из замка, а по пятам за ним шел Вальтер!

– Так ему и надо! Предателей ждет смерть! Где это видано предавать товарищей, что делили с тобой невзгоды!

– Ой, со смеху лопнуть, когда вообразишь лица стражников, что увидали принца, да спутали его с отцом! Верно, улепетывали так, что только пятки сверкали!

– А Забияка! Ловко он укладывал неприятелей своими кулачищами, словно дровосек поленья.

– Да, король Фридрих и впрямь заслужил свое прозвище, Храбрый. Совсем мальчишка, и не боялся ни оборотней, ни вампиров.

– Эх, а у нас, когда-то жила одна ведьма, да и то верно была никудышней. Проклятая умела лишь варить приворотное и отворотное зелье, да помогала жадным людишкам опаивать богатых родственников из-за наследства. Помнится, она вечно таскала за собой маленькую дочку, такую же уродливую, как сама. Когда люди решили сжечь ее жилище и расправиться с нечистью раз и навсегда, ведьма сбежала.

– Да, да, мой свояк видел собственными глазами, как она стащила рыбацкую лодку и пустилась по реке. Говорят, погода стояла ненастная, лодку швыряло словно щепку. Должно быть, проклятая ведьма потонула вместе со своим отродьем.

– Туда ей и дорога.

– Да ну, Вилли, это скучно слушать. Пусть лучше господин Вальтер снова расскажет о белом волке.

– Да, да, о белом волке! Пожалуйста, господин Проныра!

Вальтер, усевшись поудобнее на самом теплом местечке, набив трубку услужливо собранным табаком, начинал:

– Шел я, ничего не подозревая, по лесу и вдруг…

Так продолжалось довольно долго, рассказов Проныры, верно, хватило бы на целый год, если бы не стражники, которые тоже раскрыв рот, слушали о похождениях принца и его друзей. Они начали оставаться на службе дольше положенного. Караул нипочем не желал сменяться, пока не дослушает очередную историю.

Раз в полгода, тюрьму проверял королевский министр. Тех, чья провинность была не велика, отпускали. Но в это раз, оторопевший министр Алберт, услышал не слова благодарности за освобождение, а просьбу побыть под арестом еще не много, пока Проныра не расскажет о горе Айнзам и освобождении королевы. Ну и дела! Придется самому разбираться, что это за чужестранец и от чего его рассказы так заворожили всех. Так крепостные стены не выдержат, если арестанты не захотят покидать тюрьму. Новеньким и места не найдется!

– Немедля привести ко мне чужестранца! – приказал министр.

Когда от Вальтера, господин Алберт услышал, с каким поручением тот явился, лицо его от гнева стало красным, словно раскаленная сковорода.

– Я сотру в порошок начальника стражи! – завопил он. – Экий тупой болван! Франц, вы глупее самого глупого индюка! Голова ваша должно быт набита соломой! Упечь посланника короля с таким важным поручением, в тюрьму! Жаль, что вас нельзя повесить дважды за тупость!

Начальник стражи лишь стоял с открытым ртом да хлопал глазами. Он всего лишь выполнял свою работу, а думать ему не приказывали.

Министр привез Вальтера к себе, там его заботливо накормили, нарядили в богатое платье и повезли к королю. Всю дорогу, министр упрашивал господина Проныру сказать королю, что он не далее чем вчера сошел на берег и ночевал у министра. Алберт обмирал со страху, что король Людвиг, пожалуй, велит его казнить за ротозейство.

Наконец – то Вальтер попал к королю и передал все, что велел Фридрих. Старый король Людвиг, не смог сдержать слез. Неужто его ненаглядная дочь найдена! Он желает тот час сесть на корабль и как можно быстрее пуститься в плавание.

Наступившая суровая зима накрепко сковала льдом реки и озера. Колючая поземка сбивала с ног и заметала все тропинки и дороги. Нечего было, и думать о путешествии на корабле. Ехать по замерзшей реке, то же опасно. Не ровен час, коварная полынья утащит в ледяной омут лошадь, вместе с седоками и каретой. Словом, как ни тяжело было несчастному королю Людвигу, придется ему ждать весны, что бы, наконец, увидеться со своей ненаглядной дочкой.

Проныра тоже повесил нос. Достаточно уже он загостился в чужой стране, ему отчаянно хотелось домой. Одно только служило ему утешением. Каждый вечер, в замке короля Людвига, за щедро накрытым столом собирались придворные. Вальтера усаживали на почетное место, по правую руку короля, и он вновь начинал свои истории о похождениях славного принца Фридриха. В зале стояла тишина, иногда лишь тихонько охали фрейлины, и тяжело вздыхал король Людвиг, когда речь заходила о найденной в лесу девушке. По щекам его текли слезы, и Проныра начинал расписывать, как королева полюбила спасенную, и ей ни в чем нет отказа. Старый Людвиг кивал, королева Ангелика, верно, достойнейшая женщина, да продлит Господь ее годы.

Конечно, хитрый Проныра умолчал, что Фридрих ждет, не дождется, когда капризную ломаку принцессу увезут подальше. И продолжал расписывать, как славно живется девушке в королевском замке. Ему от всего сердца было жаль старого короля.

«Уродливая Тери»

А Фридрих тем временем, медленно и тяжело пробирался к своему замку. Бедняга вечно был голоден и дрожал от холода. На улице стоял крепкий мороз, и король с тоской встречал каждое утро. Чего радоваться новому дню, когда не знаешь, где приклонить голову на ночь? Но больше всего, он страдал не от голода и холода, ведь с детства жизнь его была трудной, а от злых насмешек. Фридрих никогда не боялся тяжелой работы и ловко управлялся с любым заданием, теперь же еле-еле мог собрать вязанку хвороста. Когда он хотел наняться хотя бы подмастерьем, люди смеялись и говорили, что такому уродцу самое место на ярмарке. Ему, верно, по силам только кривляться в балагане, словно шуту.

С большим трудом, несчастный король добрался до окрестностей замка. В маленькой деревушке неподалеку, старуха Вильгельмина поручила ему набрать три вязанки хвороста. За это он получит миску супу и соломенный тюфяк для ночлега в амбаре. Фридрих старался изо всех сил. Еда и ночь в тепле должно быть придадут ему сил для завтрашней дороги и он, наконец, увидит матушку.

Пот градом катился по его лицу, пальцы исколоты колючими промерзшими ветками, которые так и норовят рассыпаться. Вот, наконец, и готовы вязанки. Осталось лишь закинуть их на спину, да тащить к дому старухи. Но тут, послышался свист кучерского бича, и топот лошадиных копыт звонко застучал по обледеневшей дороге. Карета, силы небесные, карета королевы Ангелики! Сердце Фридриха отчаянно забилось. И, словно по волшебству, карета остановилась, почти поравнявшись с ним.

– Ну что еще случилось? – Капризно крикнула Брунгильда, выглядывая в окно.

– Простите госпожа, верно ось колеса соскочила, – ответил кучер, суетясь возле кареты.

– Фу-у-у-у, матушка! Взгляните только, какой уродец копошится возле дороги! Таких надо держать под замком, что бы не пугали честных людей!

В окне показалось бледное грустное лицо королевы. – Оставь его, дорогая Брунгильда. Должно быть, он и так несчастлив. Видно и заработать на хлеб ему тяжело. Да, не сладко приходится его несчастной матери иметь такого сына. И королева приказала лакею дать Фридриху монетку.

Кучер поправил ось колеса, и карета умчалась, осыпав бедного короля снежной пылью. Слезы горечи покатились из глаз Фридриха. Родная мать не признала его. Все надежды на возвращение в замок, рухнули для несчастного короля в одночасье. Теперь незачем ему стремиться домой. Для него нет больше замка, нет короля Фридриха Храброго, остался только бедняжка урод, Эрвин Коротышка. Лучше было погибнуть в схватке с бароном, чем влачить жалкую никчемную жизнь.

Эрвин бросил вязанку хвороста и, проваливаясь в снег по колено, заковылял к лесу. Вот и подходящее место, старая сосна, что стоит поодаль от остальных деревьев. Он сел прямо на снег, привалился к стволу спиной и стал ждать смерти.

Ранние сумерки спустились на землю. Мягко сыпал снег, укрывая нелепую фигуру у ствола дерева. Руки и ноги несчастного Коротышки одеревенели и сон давил ему на плечи словно камень.

– Вот и бесславный конец пришел королю Фридриху, – успел подумать он, как чей – то голос послышался над самым его ухом.

– Вот несчастье! Господин, господин! Дайте-ка помогу вам встать, иначе вы помрете возле дерева!

– Может я, и хочу, наконец, расстаться с жизнью. – Прошептал Эрвин замерзшими губами – Нет, нет, это вовсе не дело! Вставайте скорее. Никто не может оборвать свою жизнь по желанию! Сколько горя вы принесете родным!

– Я одинок, и смерть моя никого не потревожит. А жизнь моя слишком горька и никчемна.

– Ах, господин, подчас тяжелая жизнь может измениться к лучшему, смерть же не оставит надежды. Если вам некуда идти, мой жалкий домик неподалеку. Пусть он неказист, но в нем теплый очаг и горячий суп. Вставайте же, иначе и я замерзну до смерти вместе с вами. Моя жизнь верно не слаще вашей, но терять ее мне не охота.

Эрвину пришлось повиноваться. Бедняга Коротышка еле перебирал застывшими ногами. Но жалкая хижина и впрямь оказалась близко. Ах, как чудесно тепло было в убогой комнатенке. До чего же весело огонь танцует в очаге! Обессиленный Эрвин так и повалился на лавку, словно мешок с тряпьем. Страшной болью окатило руки и ноги, Коротышке пришлось сжать зубы, что бы не застонать. Женщина, с низко надвинутым капюшоном накидки, металась по комнате, укутывала его шалью, подносила горячее питье, растирала горевшие пальцы. Только когда несчастный Коротышка перестал дрожать, и лицо его порозовело, она устало откинула покров с лица.

– Тересия?! – воскликнул король, едва не подпрыгнув на месте.

– Откуда вы знаете мое имя, господин? – удивленно спросила она.

Эрвин замялся. – Должно быть, слышал, где-то.

– Верно, – горько вздохнула женщина. – Кто же не слыхал обо мне? Уродливая Тери, так называют меня люди.

– Должно быть, моя беда подстать вашей, – усмехнулся король, – меня кличут Эрвином Коротышкой.

– Нет, вашего имени я не слыхала.

– Как давно ты живешь в этих местах, Тересия?

– Не так что бы давно, господин Эрвин, с тех пор как наш добрый король разрешил мне поселиться в его владениях, я мыкалась по свету. Люди везде гнали меня, принимая за ведьму. И если бы не господин король, верно, сгореть мне на костре без всякой вины.

– Должно быть, король счастливо живет в замке, и готовиться весело, встречать Рождество?

– Ох, господин Эрвин! Наш бедный король исчез. Несчастная королева выплакала все слезы. Все жители королевства искали его много месяцев. Но, Господин король, как в воду канул. Однажды его конь примчался в замок без седока и с тех пор о нем ни слуху, ни духу. Все жители горюют о молодом короле. Королева тает день ото дня и власть в свои руки забирает госпожа Брунгильда. Не сладко придется жителям, если когда-нибудь, корона достанется ей.

Эрвин нахмурился. – А тебе что за дело, Тересия? Люди всегда обижают тебя и делают твою жизнь совсем горькой. Какая разница, что с ними станет?

– Не надо так говорить господин Эрвин. Да жизнь моя тяжела и полна лишений, но на свете живут и добрые люди.

– Пожалуй, я встретил пока что только двоих. Крестьянку, что дала мне поесть и устроила на ночлег, да тебя, что спасла от смерти в лесу.

– Ах, господин, Эрвин, если бы встретили нашего славного короля! Вот уж кто никогда не пройдет мимо чужой беды!

– И что ж ему от этого? – Едко спросил Коротышка. – Он, верно, заботился обо всех, а случись с ним беда, и все отвернуться от него.

– Совестно должно быть говорить такое! Уж как все ищут господина короля и надеются на его счастливое возвращение!

– А что, хорош собой король Фридрих?

– Да, он очень красив и столь же смел и отважен, хотя и его жизнь была порой не легка.

– Да стали бы все так любить и почитать своего короля, будь он похожим на меня?

– Думаю, любовь можно заслужить не прекрасным лицом, а добротой и благородством. Давайте лучше устраиваться на ночлег, свеча почти догорела, а стоит она не дешево. Укутайтесь хорошенько и постарайтесь выспаться.

Так Эрвин остался жить в жалком домике Тересии. Бедняжка Тери с радостью заботилась о нем. Ведь так приятно расстаться с горьким одиночеством, знать, что кому-то есть в тебе нужда.

– Ах, милая Тересия, тяжело мне смотреть, как ты надрываешься на работе да гнешь спину с утра до ночи, что бы прокормиться. А я сижу, словно соломенный куль, да только таращу свои выпученные глаза! – восклицал король.

– Ни беда, дорогой Эрвин! – Наступит весна, и ты сможешь наняться пасти гусей. Дело это будет тебе по силам, и заработок немного облегчит жизнь.

Король лишь криво улыбался. Да уж, самое место ему ковылять с хворостиной за гусями! Такая работа по плечу любому мальчугану. И не желая быть несчастной женщине обузой, он кое-как собирал хворост у кромки леса, выгребал золу из очага, да следил за свечой, при которой усердно вышивала Тересия.

– Скажи – ка, Тери, от чего ты не озлобилась на жизнь и людей? Почему так радуешься солнцу и новому дню? Должно быть, от того что давно живешь на свете и примирилась со своей участью?

Уродливое лицо Тери слегка порозовело. – Детство мое было не сладким, дорогой мой Эрвин, приемная мать моя, и в правду, была ведьмой. Вечно она таскала меня с места на место. Ведь лошади и собаки сразу почуют нечисть, вот она и посылала меня в деревню, просить милостыню, да разузнать, не нужны ли кому ее проклятые зелья. Добра от нее я не видала, она колотила меня за каждую провинность и не давали еды, если ее было мало. Но стоило мне пройти одной по лесу, как деревья ласково склоняли ко мне ветки, оленята без страха давали погладить себя, и на руку ко мне садились птицы. Однажды я задремала возле лесного ручейка, и во сне послышался ласковый голос: «Не теряй надежды, Тересия», – произнес он, – «Счастье приходит к тому, кто готов его встретить». И тебе, бедный мой Эрвин, надо надеяться на то, что жизнь перемениться к лучшему, а ты лишь страдаешь да ешь себя поедом. Эдак проворонишь свое счастье. А живу на свете я не так уж и долго. Верно, мое уродливое лицо говорит о старости. Мне минуло семнадцать, Эрвин.

Король так и замер от удивления. – Ох, прости меня, Тери! От всего сердца прости, что обращался к тебе как к старухе да называл тетушкой. Да и я, должно быть, не похож на бравого молодца, хотя, пять лет жизни мне пришлось отдать за услугу, но молодость моя пока не прошла.