Текст книги "Пепел и Дым. Я (не) вернусь"

Глава 18

Ангелина. Прошлое

Выслушав череду длинных гудков, я с тяжёлым сердцем отложила телефон. Прошла почти неделя, а мы с Егором так ни разу и не поговорили. Сам он не звонил, а когда звонила я, не брал трубку. За всё это время он прислал только два сообщения: одно – когда прилетел, другое – позавчера. В первом написал, что всё в порядке, во втором – что занят и сейчас не может говорить. По всей видимости, это «сейчас» продолжалось до сих пор.

– Не может или не хочет? – Я подняла взгляд.

– Он просто занят. Если бы хотел послать тебя, для начала выставил бы из квартиры. Перестань накручивать себя, Лин.

Я удручённо кивнула. Дотронулась до живота и погладила его кончиками пальцев. Снова набрала Егора. На этот раз не было даже гудков – лишь тишина.

– Сама виновата, – заключила Поля. – Нечего доставать мужика. Он же тебе написал, что занят.

– Я волнуюсь. И… И скучаю по нему. У меня никого нет кроме него, ты же знаешь.

– У тебя есть я, – возразила сестра. В её глазах появилась обида. Отвернувшись, она склонила голову и уставилась в окно.

Я хотела дотронуться до неё, но… вовремя сжала ладонь в кулак. Полина посмотрела снова, грустно улыбнулась.

– Я всё понимаю, Лин. Прости. Я всегда была эгоисткой, ты же знаешь.

– Неправда.

Она опять улыбнулась самыми кончиками губ. Я хотела написать Егору, чтобы он позвонил, как сможет. Хотя бы на минуту. Что соскучилась, что люблю его. Потянулась к телефону, но раздался звонок. Не мобильного – звонили в дверь.

Полина насторожилась.

Кто это, я не знала. Почему-то подумала, что это Егор. Может, у него проблемы? Может, что-то не сложилось и ему пришлось вернуться? Как бы это ужасно ни было, но в груди вспыхнул огонёк надежды. Мы с Полиной похожи – не различить.

Отругала себя на чём свет стоит за эгоистичное желание быть рядом с Егором. Выглянула в глазок и почувствовала лёгкую горечь вместе с облегчением. Само собой, это был не Егор.

Открыла дверь и отошла, пропуская в квартиру Михаила Васильевича.

– Здравствуйте.

Отец Егора поставил в коридоре пакеты. Внимательно посмотрел на меня.

– Ты что такая унылая?

Я мотнула головой. Дымов-старший показал на продукты.

– Не знаю, что ты любишь, поэтому взял всего понемногу.

– Зачем? Не надо было. Что вы…

– Надо, – оборвал он строго, но тут же смягчился: – Сын просил меня за тобой присматривать. Да и мне не трудно. Даже приятно.

Я тускло улыбнулась и, поблагодарив, взяла один из пакетов. Пошла в кухню и поставила чайник. Михаил принёс остальное.

– Вы разговаривали с ним? – спросила неловко. – Я сколько ни звоню, он трубку не берёт. Михаил Васильевич… – Сама не понимала, что хочу сказать. Желание было одно: разреветься.

Неизвестность и неопределённость добивали. Что, если, оказавшись вдали от меня, он понял, что я – обуза? Зачем ему детдомовская девчонка, у которой ничего нет? У него перспективы, НХЛ, а у меня… Вскользь коснулась живота. Нужно ли ему всё это?

Михаил вытащил из пакета ананас и водрузил на стол. Рядом положил огромную шоколадку.

– Ну зачем?.. – опять было начала я, но под строгим взглядом замолчала.

– Спасибо.

– Вот это правильно.

– Так вы разговаривали с Егором? Он звонил вам?

– Только один раз. Пока ему не до звонков, Ангелинка, ты сама пойми.

Я понимала. Согласно кивнула. Видимо, вышло неубедительно, потому что отец Егора коснулся моего подбородка.

– Ну-ка посмотри на меня.

Пришлось поднять голову.

– Он любит тебя, – уверенно сказал отец Егора. – Наберись терпения. Всё будет в порядке.

Я промолчала. Стало только хуже. От призванных поддержать слов, от тёплого взгляда к глазам подступили слёзы. Захотелось прижаться к отцу Егора, как когда-то в детстве я прижималась к папе, и разреветься. Рассказать ему про будущего ребёнка, про свои сомнения и страхи.

– Лин, ты меня поняла? Всё будет в порядке, это я тебе как его отец говорю.

Не дожидаясь ответа, он показал на стол, на стоящие на нём чашки.

– У тебя гости были?

Гости… Я отрицательно качнула головой.

– Ну вот. А я думал, может, сестра приезжала.

– Нет, – отозвалась тихо. Тоже посмотрела на чашки. Одна из них была пустая, другая полная. – Нет, – повторила ещё тише. – Просто… налила вторую и не успела выпить.

Настоящее

Ангелина

Проснувшись, не сразу поняла, где я. Пляшущие тени напоминали хоровод призраков, в стекло бился ветер, на подоконнике блестела вода. Распахнутая створка ударилась о стену, и я вздрогнула. Именно этот звук и разбудил меня.

Закутавшись в одеяло, я поднялась и закрыла окно. Дождь был такой сильный, что за его пеленой я не могла ничего различить. Внезапно вдалеке мелькнули рыжие огоньки. К горлу резко подкатила тошнота. Чем ближе они становились, тем сильнее чувствовался запах гари.

Я снова открыла окно и сделала несколько глубоких вдохов. На лицо попали капли дождя. Проводила взглядом проехавшую мимо дома машину и крепче сжала уголки одеяла.

– Это давно в прошлом, – сказала самой себе, глядя на вновь замелькавший свет. Теперь это были просто габаритные огни. Просто свет фар, пронзающий темноту.

Коснулась мокрого подоконника. Вода тонкой струйкой текла вниз, прямо мне на ногу, а я смотрела на дождь, в пустоту.

Всё будет хорошо.

Будет ли? Один раз я уже поверила в это. И ошиблась.

Обёрнутая одеялом, пошла в кухню и включила свет. Неубранный с вечера ноутбук стоял на столе. Середина ночи, но уснуть не получится – я знала это. Включила компьютер.

Прошлое…

Открыла страничку в социальной сети. Надо же… Заходил три дня назад. Значит, ещё не сдох.

Слишком многим задолжала Ангелина. Или многие задолжали ей – как посмотреть.

Я закрыла ноутбук и, порывисто поднявшись, распахнула окно. Дотронулась до виска, нащупала шрам и сглотнула.

Если бы тогда Егор просто взял трубку…

Егор

В последнее время состояние неприкаянности стало для меня обычным. Не включая свет в напичканной дорогим хламом квартире, я просидел до утра с бутылкой текилы. Отличная компания, надо сказать. Уж от этой «леди» точно не стоит ждать подвоха.

Под утро голова стала мутной. Но текила была тут ни при чём. Зажмурившись, я потёр виски и уставился на мокрый, подсвеченный фонарями двор. У меня есть сын. Живой, отличный парень, грезящий хоккеем, как я когда-то. У меня есть деньги и имя. У меня есть дом в Майами, квартиры в Оттаве и Москве. У меня, чёрт подери, две машины и полный бар дорогой выпивки.

Что у меня ещё есть?! Да всё, блядь!

Нет только десяти лет жизни.

И кто в этом виноват?

Поставив почти пустую бутылку на стойку, размял плечи. Интересно, а Кузнецов в курсе, что его милая падчерица не в себе? Я усмехнулся. Наверняка.

– Доброе утро, Леонид, – просипел, как только он взял трубку. От долгого молчания голос стал глухим. – Или не очень доброе… Погода – дрянь.

– Ты пил? – напрямик спросил Кузнецов. Недовольно, блядь, спросил.

– Пил? – Я поморщился. – Да так… Немного.

– Дымов, ты нарываешься. – В каждом звуке – предупреждение.

Нарываюсь? Да нет. Совсем нет. Посмотрел на бутылку. Текила не лезла, иначе бы допил остатки. Но воротило даже от запаха.

Я включил свет и опять поморщился. Не стоило, наверное. Лучше было завалиться на диван и поспать. Только я и так проспал вечность.

– Вы знаете, что вашу дочурку на деле зовут не Полина?

В трубке воцарилось молчание.

Вот и ответ. А я всё-таки идиот. Что там говорила Настя? Отпустить прошлое? Да я бы с радостью, но оно, сука, меня не отпустит.

Всё-таки отхлебнул из горла. Дрянь. Все бабы – дрянь. Но мне досталась особенная.

– Про её хобби тоже знали? – осведомился сухо.

– Какое ещё хобби?

– Вы же сказали, чтобы я нашёл свою проблему. Я нашёл.

Мы снова замолчали. Небо было безнадёжно серым и мокрым. Во мне всё тоже было безнадёжно серым и мокрым. А может, ну его на хрен? Вернуться в Канаду и… И ничего. Чуть не брякнул, что приеду на каток и заберу сына. Только до его тренировки ещё целая вечность. Да и что ему сказать?

– Я скоро буду, – выговорил наконец сухо.

– Лина не могла.

– Если вы это серьёзно, Леонид, значит, вы ещё глупее меня.

Он проглотил. Ещё бы не проглотил! Я хотел бы обвинить его в том, что он не сказал мне, что сестра изначально была одна. Только я ведь и не спрашивал. Он сказал, что удочерил девочку, и всё сходилось. Только какую из девочек, я не уточнял. И кто дурак? Кто, блядь, дурак?! Да надо было хватать её за загривок, как только в первый раз увидел Тимоху, и трясти, пока бы не призналась. Чего ждал?! Пока шайба в лоб прилетит? Дождался. Звездануло так, что искры из глаз посыпались.

– Вы вернёте меня в команду, – процедил я.

Это было не главным. Но требовать от Кузнецова больше было бы несправедливо. Послать к чертям справедливость! Да только что он мог?

– Я буду на катке через час.

– Тебе всё равно нельзя держать ничего тяжелее ложки.

– Значит, подержу ложку. – Я покрутил пустую бутылку и поставил на стол. – Или считаете, нам не о чем говорить?

– Хорошо, – ответил через откровенное нежелание. – Но говорить тебе надо не со мной.

Да, не с ним. Но если поеду сейчас к своему Ангелу, боюсь, сорвусь на хрен. Либо придушу, либо…

Что либо, додумывать не стал. Но лучше переждать. Хотя бы несколько часов. Пока небо над этим проклятым городом оживших теней прошлого не станет серым.

Приехал как раз к окончанию тренировки. Лёд был уже свободен, когда я остановился у борта. Пока Кузнецов говорил с одним из нападающих, я смотрел на каток и ловил себя на том, что сегодня здесь даже запах особенный. Запах, который был мне особенно дорог – он стал ещё вкуснее. Чертовски хотелось надеть защиту и взять клюшку, размять плечи. Десять лет спорт был единственным смыслом моей жизни. Только он и вытянул из трясины.

Последний из команды убрался с катка, и Кузнецов подошёл ко мне.

– Я поговорил с человеком из министерства. Сказал, что проблема решена.

– А она решена? – Я мрачно посмотрел на него. – Вы уверены, что вашей дочери не придёт на ум ещё какое-нибудь извращение?

Кузнецов поджал губы. Я смотрел на него, вспоминая, как буквально вчера Лина лицемерно врала, что в жизни бы не подставила приёмного отца. А может, это я зря всё принимаю за чистую монету? Да какая уже разница?! Копаться в этом не стоит, как и на все сто верить тренеру.

– Во сколько тренировка у Тима? – резко спросил я.

Кузнецов насупился. Густые брови сдвинулись, тёмные глаза блеснули.

– Тебе зачем?

– Во сколько тренировка у Тима? – прошипел уже сквозь зубы. Ярость проснулась мгновенно. Зачем?! Сам не догадывается?!

– Оставь ребёнка в покое, Дымов. И Полину тоже.

– Что? – усмехнулся я. – В покое? Она, блядь, десять лет была в покое! Десять проклятых лет! Это что должно быть в башке, чтобы всё так вывернуть?! Да она психопатка! И вы не многим лучше, Леонид, если во всём этом участвовали!

– Не тебе говорить о том, кто она! – взревел Кузнецов. – Зачем ты ко мне пришёл?! Я тебе ничем не помогу! Выясняй свои отношения с Линой сам. Но учти: сделаешь ей плохо, я тебя уничтожу. В прямом смысле! Ты не только на лёд никогда больше не выйдешь, ты близко к нему не подойдёшь!

– Хватит угроз! Где мой сын?!

– С чего ты решил, что Тимофей – твой сын?!

– Потому что он мой сын! – В порыве я схватил тренера за грудки, но сразу же оттолкнул. Ещё немного, и я бы врезал ему. Втянул воздух носом, провёл пятернёй по волосам и повернулся к катку. Холодная ледяная гладь…

– Оставь всё как есть, – раздался голос Кузнецова за спиной.

Я резко повернулся, смерил тренера взглядом.

– Как есть больше не будет, – выговорил жёстко. – Никогда, – добавил и пошёл прочь.

Женщина, которую я любил когда-то – ненормальная лицемерная сука. Мой сын понятия не имеет о моём существовании. И я должен оставить всё как есть? Хрен! Вопрос только в том, что со всем этим делать? Десять лет! Десять чёртовых лет прошло, но только мы встретились, всё вернулось: тяга, желание видеть её своей и… любовь. Достаточно было мимолётной встречи, вдоха, чтобы разбудить её. Да что там, достаточно было услышать голос. Ангелина. Лина. Ангел. Или как теперь её называть?!

Я выскочил из спортивного комплекса и, сев в машину, рванул с места. Внутри валяющегося на соседнем сиденье шара взметнулись серебристые, белые и голубоватые снежинки. Возвращаясь в Россию, я понимал, что столкнусь с прошлым. Но столкновение оказалось буквальным. Лобовым.

Снова я не поехал к Ангелине. В последний момент свернул к дому. Ещё пара часов. Открыл снимок Тимохи.

– Не мой! – Я швырнул телефон рядом. Тот ударился о шар, и снежинки снова заметались вокруг ангела. – Как же, чтоб вас всех, не мой.

Припарковавшись напротив школьных ворот, я высматривал среди пацанов своего. Когда-то я уже делал это. В день, когда Лина молила найти его. Знал бы, что ищу своего сына… Да нет, чёрт подери, её сына я искал с таким же рвением, с каким бы искал своего. Другое дело, что, будь я Тиму отцом все эти десять лет, ему бы и в голову не взбрело тусоваться на том катке. Уже давно бы бегал с клюшкой и получал медали по возрасту.

Сколько у него по расписанию уроков, я узнал без труда. Как раз закончился последний, и дети потянулись к свободе. Некоторые шли по несколько человек, некоторые в сопровождении родителей. Наконец появился и мой. Он тоже был с друзьями. Вроде с теми же, что и на катке.

Я вышел из машины. Тим заметил меня сразу. Бросил что-то вылупившимся парням и бегом рванул вперёд.

– Привет! – Я протянул ему руку.

Поначалу восторг в его глазах мне льстил. Сейчас стало досадно. Хорошо быть звездой НХЛ и классным игроком для чужого сына. Для своего в первую очередь классно быть папой.

– Привет! – Тимоха подал руку в ответ.

Я пожал его ладонь.

– А теперь дай пять.

Наши руки стукнулись друг о друга с тихим шлепком. Друзья Тима сбились в кучку у ворот и наблюдали за нами. Ничего, парни, скоро привыкнете.

– Мама не говорила, что ты приедешь.

Я открыл машину и кивком указал сыну на сиденье. Тот без колебаний швырнул внутрь рюкзак и начал забираться сам.

– Ничего страшного. С сегодняшнего дня она не будет говорить, что я приеду.

– Почему?

– Потому что я часто буду за тобой приезжать.

Он слегка нахмурился. Видимо, пытался связать это в одно.

– Не всегда знаешь заранее, как выйдет, – пояснил я. – Так что я буду сам тебе говорить, что и как. Зачем нам для этого мама? Или ты как вон тот, – кивком показал на вышедшего за руку с похожей на наседку тёткой паренька года на три старше Тима, – хочешь за юбку цепляться?

– Это Сашка. Его всегда мама или бабушка встречает.

– Хоть Сашка, хоть Пашка. Тебе оно надо?

Сын замотал головой. Снял шапку и кинул на сиденье. На лоб упала прядка русых волос. Взгляд из-под бровей. Красавчик!

Я хмыкнул и сел за руль.

– Куда мы поедем? Домой?

– Не совсем. – Глянул в зеркало и сдал назад. – В гости поедем.

– К кому?

На языке так и вертелось «к дедушке», но я заставил себя промолчать. Может, зря. Парню девять, вполне взрослый, чтобы не тянуть с правдой. Не ждать же ещё столько же, чтобы сказать ему, что у него есть отец. Но всё же торопиться не стал.

– Ко мне, – ответил вместо этого. – Познакомлю тебя со своим папой. Как тебе?

– Круто! А ты мне покажешь свои медали?

Я хмыкнул. Энтузиазм в глазах сына раззадоривал. Медали? Покажу, само собой. Только бы вспомнить, где они. Когда-то мать устроила в квартире уголок почёта, но прошло десять лет с тех пор, как я был дома в последний раз. Видимо, пришла пора изменить и это.

Что приеду не один, отцу я не сказал. Только мы вошли, он вопросительно посмотрел на Тима, потом на меня. Но прежде, чем о чём-либо спрашивать, притянул к себе и похлопал по спине.

– Рад, что ты наконец приехал, сын.

– Я тоже.

Это было правдой. Не зря говорится, что родительский дом – начало начал. Стоя в хорошо знакомой прихожей, я понимал это как никогда отчётливо. Те же обои, тот же огромный шкаф-купе в половину стены.

Поставил на тумбочку прихваченный по пути торт.

– А вас как зовут, молодой человек? – спросил отец у мнущегося Тима.

– Тимофей Кузнецов, – отрапортовал тот.

– Очень приятно! – Батя подал руку и ему. – А я Михаил Дымов.

Я хмыкнул. Снял пальто и взглядом показал Тиму, чтобы тоже раздевался. Снова поймал взгляд отца, но только отрицательно мотнул головой. Что всегда любил в отце, так это умение понимать меня без слов.

Взяв торт, он приподнял бровь.

– «Наполеон». Любимый матери.

– Это я выбрал! – сразу же похвастался Тим.

Я промолчал. Только движения против воли стали резкими. Отец снова всё понял. Воцарилось молчание, но продлилось оно всего несколько секунд. В двери провернулся ключ. Отец напрягся. Тимоха повернулся к открывшейся двери.

Мать так и замерла на пороге. Побледнев, как фарфоровая кукла, она смотрела на меня. За время, что мы не виделись, она постарела. Волосы стали короче, морщины глубже. Сердце неожиданно и неприятно заныло. Но желания обнять её не было. Умение прощать дано, очевидно, не всем. Я так и не смог.

– Здрасьте, – буркнул Тим неожиданно сдержанно.

Мать стояла молча. Я взял у сына куртку и, развернув за плечо, подтолкнул его к своей старой спальне.

– Ставь чайник, – сказал отцу. – Я сейчас приду.

Ещё раз посмотрел на мать.

– Здравствуй, Егор. – Она сжала висящий на шее шарфик. Взгляд метнулся к Тиму.

– Здравствуй, – ответил я и повторил: – Я сейчас приду.

«Уголок почёта» был там же. За стеклом на специально отведённом для него стеллаже стояли кубки, медали красовались на подставках. К прошлым фотографиям прибавились новые. А вот новых наград не было – ни одной за последние десять лет.

Оставив сына рассматривать стеллаж, я вышел в кухню. Мать расставляла чашки с таким видом, словно от этого зависела её жизнь. И снова внутри кольнуло. Выбранный Тимом торт стоял посреди стола на праздничном, вычурном блюде.

Мать выпрямилась.

– Ни к чему это. – Я показал на фарфоровые чашки. Она бы ещё праздничную скатерть постелила! Изнутри поднимался холодный гнев.

– Что это за мальчик? – подал голос отец.

Я встретился с ним взглядом.

– Это мой сын.

Кухню наполнил звон разбившейся посуды. Осколок ударился о ногу, но на выронившую чашку мать я не посмотрел: не сводил взгляда с отца. Ничего не сказав, вернулся в комнату. Как раз вовремя: Тимоха держал одну из первых моих медалей. Увидев меня, виновато попытался вернуть её на место. Я остановил сына. Взял подложку, на которой лежала медаль.

– У тебя их так много… – Тим отдал мне медальку.

Я вернул её на место и закрыл крышку.

– У тебя тоже будет много.

Тим отрицательно помотал головой.

– Будет, – сказал уверенно. – Если ты, конечно, этого захочешь.

– Я очень хочу.

– Значит, всё будет. Я сделаю всё, чтобы твои желания воплотились в жизнь. – Протянул ему коробку. – Возьми. Это моя первая золотая медаль. Пусть она принесёт тебе удачу.

Глава 19

Ангелина

Не зная, что делать, я металась по квартире. Отец сказал, что Егор приезжал к нему. Но главным было не это, а то, что он забрал Тима! Без разрешения, без предупреждения! Проклятый сукин сын! Нужно было сразу понять, что он это сделает! Нужно было предупредить отца, чтобы не отвозил Тима в школу, а вернул мне. И… И что дальше, я не знала. Уехать? Увезти?

Набрала Дымова – ничего. Как всегда – длинные гудки, как крик в тишину. Каждый гудок – ступень ведущей на эшафот лестницы. Когда-то я уже прошла эту лестницу ступень за ступенью. Давно, десять лет назад. Когда-то я поднялась до самого верха.

«Ты не имеешь права забирать моего сына», – написала и отправила сообщение.

Сообщение он прочитал, но в ответ ничего. Отправила ещё несколько – снова ничего. С каждым новым руки дрожали сильнее, пальцы переставали слушаться. Я захлёбывалась яростью, а глаза затягивало слезами.

Телефон вдруг зазвонил сам. На дисплее высветилось фото Егора. Я схватила телефон и тут же поняла: не Егора. Сына. Русые волосы, голубые глаза, упрямый взгляд… Он только мой! Только мой! И в этом виноват Дымов.

– Тим… – выдавила, пытаясь не разреветься.

– Мне дядя Егор сказал, чтобы я позвонил тебе и сказал, что у нас всё хорошо.

Голос сына был жизнерадостным. Я опустилась на стул. По дверце шкафа тянулась полоса огоньков. Сын говорил, а полоса становилась всё бледнее, потом исчезла совсем.

Слушая рассказ Тима о многочисленных кубках и медалях Дымова, я с силой сжимала телефон. Точкой стало упоминание о купленном и съеденном под чай с родителями Дымова «Наполеоне». Его мать, оказывается, любит «Наполеон»…

Закончив разговор с сыном, я долго смотрела в одну точку. Егор, само собой, трубку не взял. Прислал только сообщение, что сам привезёт Тима. Я долго ждала этого – момента, когда смогу отплатить ему, разрушить его карьеру, может быть, даже жизнь. Вынашивала идеи, копила злость. А вместо этого Егор снова рушил всё выстроенное мной.

Взяла телефон и набрала сообщение.

«Если она прикоснётся к моему сыну, я…» – Пальцы зависли в воздухе. Я стёрла текст и опять положила мобильный.

Что я? Оболью её кислотой? Подсыплю в чай мышьяка? Что я сделаю?! Да я даже не узнаю, что произошло за эти несколько часов, которые Тим провёл рядом с женщиной, виноватой в смерти Ангела не меньше Егора? Высокомерной сукой, посчитавшей девочку из детского дома недостойной своего сына-чемпиона?

– Пусть она только попробует, Егор, – прошипела сквозь зубы. И снова уставилась в точку на стене, из которой постепенно начинали вырываться язычки видимого только мне пламени.

Прошлое

Ангелина

Долепив последний сырник, положила его на сковородку и сполоснула руки.

– Сегодня попробуем ещё раз написать твоему папе, – сказала тихо, дотронувшись до живота.

Данное себе позавчера слово дождаться, когда Егор позвонит или напишет сам, продержалось недолго. Настроение с самого утра было так себе. Чтобы отвлечься, я убралась в квартире, занялась готовкой. Но это не помогло. Стоило на минуту остановиться, подкатывали слёзы.

К ногам упало полотенце.

Только я нагнулась, чтобы поднять его, в дверь позвонили. Кто на этот раз? Выпрямилась и сразу же схватилась за край столешницы. Голова поплыла так, что потемнело перед глазами.

– Тихо, – сказала то ли себе, то ли малышу. – Тихо-тихо…

Сквозь пелену услышала ещё один нетерпеливый звонок. Открывать почему-то не хотелось. Сырники на сковородке зашкворчали, запахло творогом и ванилью. Не проходящая с утра тошнота усилилась.

– Пожалуйста, не надо! – Я погладила плоский живот. – Ты чего разошёлся? Если папа возьмёт трубку, скажем ему про тебя. Обещаю.

Третий звонок проигнорировать я не смогла. А что, если это касается Егора? Господи… Бросив полотенце, чуть ли не подбежала к двери. Какая же я бестолковая! Просто так Михаил Васильевич не приехал бы, тем более что продуктов он привёз недели на две. А кроме него…

Я запоздало посмотрела в глазок. Но замки были уже открыты. Дверь открылась сама. Я отступила.

Мама Егора осмотрела меня с головы до ног. Её длинные тёмные волосы были убраны в аккуратную причёску, аристократичные черты лица подчёркнуты лёгким макияжем. В руках – дизайнерская сумка.

Я стояла перед ней в домашней растянутой футболке и дешёвых леггинсах. Непричёсанная с самого утра, босая… И не знала, что делать.

– Здравствуйте, Валентина Константиновна, – только и смогла сказать. – Простите, я не…

– Собирайся, – сказала она в ответ, не дав мне договорить.

– Куда?

– Туда, откуда пришла.

Я так и остолбенела. С каждым ударом сердце билось быстрее и быстрее, тошнота усиливалась.

– Мой сын пожалел тебя. Но слава богу, мозги у него встали на место.

– Что вы хотите сказать? – выдавила я, тщетно пытаясь бороться с замелькавшими перед глазами тёмными точками. – Что…

Мать Егора поставила сумку на тумбочку. Стянула с шеи шарф и бросила рядом.

– Ты считаешь, он просто так не хочет с тобой разговаривать? Ты правда ничего не понимаешь?

Я понимала. И понимала очень хорошо. Тайные страхи вырвались наружу. Но Егор… Он не поступил бы так. Сколько раз он говорил мне, что я нужна ему? Все его поступки, слова, предложение, сделанное перед отлётом…

– Нет… – Придерживаясь за стену, мотнула головой. – Он бы так не поступил. И тем более не стал бы передавать это через кого-то.

– Я – его мать, а не кто-то.

– Нет, – упрямо повторила я. – Я вам не верю.

Она молчала. В глазах были высокомерие и жалость.

Я снова замотала головой. Нет! Нет!!! Попятилась. Бросилась назад в кухню и схватила телефон. Давай же! Давай! Дыхание стало быстрым. Слушая гудки, я молилась только, чтобы он взял трубку. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! В кухне запахло горелым. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

– Егор! – крикнула, как только гудки прекратились. – Егор, ты…

– Мне некогда! – резануло по ушам. На заднем фоне играла музыка, слышались голоса. – Прекрати названивать! Если я не беру трубку, значит, я занят! Я…

Сердце перестало биться. Упало в живот, к горлу подкатил комок. Зажав рот рукой, я бросилась в туалет. Меня выворачивало наизнанку, а мать Егора стояла в дверях и смотрела на это. В квартире всё сильнее воняло гарью, и от этого запаха меня воротило снова и снова. В висках шумело. Тяжело опираясь на ободок унитаза, я кое-как поднялась. Валентина протянула мне рулон туалетной бумаги. Снова прошлась по мне взглядом, на миг задержалась на животе.

– Попробуешь подсунуть своё пузо моему сыну, – проговорила с холодной угрозой, – пожалеешь.

– П-подсунуть? Это…

– Пошла отсюда. Бери то, в чём была, когда он притащил тебя, и убирайся. Потаскуха. Думаешь, я не знаю, кто ты?

– Вы ошибаетесь.

Она схватила меня за руку и вытащила в коридор. Поволокла к комнате. Буквально толкнула к шкафу.

По лицу текли слёзы. Ничего не соображая, я достала первое попавшееся. Пока одевалась, она не сводила с меня взгляд. Слёзы всё текли, живот ныл, но я изо всех сил пыталась не показывать ей, как мне больно. Главное, оказаться подальше от неё. Успокоиться, а там… Там я что-нибудь придумаю. Полина сказала, что всё будет хорошо.

– Егор любит меня, – прошептала со слезами.

– У Егора большое будущее. Какая любовь? Ты себя слышишь? – Снова эта жалость в глазах. Исполненная презрением жалость. – Всё взяла?

Я растерянно осмотрелась. Прошла в гостиную, но ничего моего в ней не было. Что я должна была взять, если у меня ничего нет? Взгляд упал на стоящую на полке фотографию. Не спрашивая, сунула её в рюкзак. В кухне подняла с пола телефон и положила туда же.

Мать Егора ничего не сказала ни когда я, движимая последними каплями разума, положила в рюкзак пакет с карамельками, ни когда выключила плиту. Сырники превратились в угольки, гарь пропитывала кожу, живот ныл до рези.

– Ключи, – потребовала она, протянув ладонь.

Я вытащила связку из бокового кармашка, но на ладонь ей не положила – швырнула на тумбочку.

– Убирайся, и только попробуй появиться снова, – прошипела Валентина, распахнув дверь. – И не смей приближаться к Егору.

– Я бер…

– Это твоё дело, – оборвала она. – Пошла! – толкнула из квартиры. – Пошла отсюда, я сказала.

Дверь за спиной захлопнулась. Глотая слёзы, я подошла к лестнице и сделала шаг вниз. Точки перед глазами заплясали снова, низ живота резануло. Я заскулила и прижала ладонь.

– Тише. Тише.

Шаг вниз, ещё один. Вышла на улицу. Свежий воздух выгнал из лёгких запах гари, стало чуть легче.

Быстрее отсюда. Подальше. Ускоряя шаг, метнулась к выезду из двора. Не останавливаясь – по улице. Прочь… Мне срочно нужно было место, где бы я могла остаться одна. Где могла бы отдышаться и снова позвонить Егору. Пусть скажет сам!

По ушам резанул гудок автомобиля. Визг тормозов. Снова гудок. Я только и успела отшатнуться, как мимо, сигналя, пронеслась чёрная машина. Меня обдало горячим воздухом, мимолётное прикосновение металла к бедру снова заставило сердце заколотиться. Рюкзак вырвало из рук, меня развернуло, к первому гудку прибавился ещё один.

Я жива. Я…

– Ай, – схватилась за живот. – М-м-м…

Боль была сильнее, чем раньше.

Из глаз брызнули новые слёзы. Рюкзак, телефон, Егор… Я схватила вымазанные в грязи лямки. Проходящая по обочине женщина сначала остановилась, но потом ускорила шаг. Голова кружилась, а люди шли мимо, стыдливо отводя взгляды.

Как добралась до газона, не знаю. Села прямо на бордюрный камень и согнулась.

Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо. Всё будет…

Между ног стало тепло и влажно. Дотронулась. Пальцы окрасились алым.

– Всё будет хорошо, – всхлипнула я, кусая губу. – Всё будет…

Ангелина

Настоящее

Только на въезде во двор показался знакомый внедорожник, я бросилась к двери. Последний час простояла на балконе, вглядываясь в проезжающие машины и уговаривая себя подождать ещё. Егор написал, что привезёт Тима, значит, будь он неладен, должен привезти.

Из подъезда вышла как раз тогда, когда машина остановилась напротив. Огромный чёрный внедорожник выглядел внушительно даже на фоне других припаркованных рядом автомобилей. А может, мне это только казалось.

– Привет, – из последних сил сдерживаясь, поздоровалась с сыном и тут же добавила: – Иди домой. Там открыто. А нам с Егором нужно поговорить.

Бросила взгляд на Дымова. Надеюсь, он не думал, что я спущу ему это?

Судя по тому, как он смотрел, именно так он и думал.

Внутри всё заклокотало от негодования.

– Ты можешь поговорить с Егором дома, – возразил сын, не отходя от нас. – Егор может пойти к нам.

– Не может, – отрезала я и повторила строго: – Иди домой, Тимофей. Сейчас же.

Сын насупился, поджал губы. Волком глянул на меня и, поддёрнув лямки рюкзака, пошёл к подъезду.

До тех пор, пока он не скрылся внутри, я сдерживалась, а гнев становился сильнее и сильнее. Наконец дверь с тихим щелчком закрылась. Этот щелчок мог бы стать сродни нажатию на курок, но нет. Мы так и молчали. Только ветер гнал по асфальту мусор и шуршал мокрыми листьями.

Стоя на балконе, я думала, что наброшусь на Дымова, расцарапаю ему физиономию, а теперь просто смотрела ему в лицо.

Вот мы и встретились, Егор. Твоя мёртвая девочка-Ангел и ты, сукин сын, не нашедший времени ответить на её бесконечные звонки. Заносчивая звезда НХЛ. Дорогой мальчик своей суки-мамаши, считающей, что в твоей постели должна быть королевна тебе под стать.

– Что ты себе позволяешь, Дымов? – процедила я, подходя ещё ближе. – Попробуй только ещё раз увезти моего сына! Я…

– Что ты сделаешь? – В его глазах появился холодный стальной блеск. – Ты ничего не сделаешь, Ангел, и мы с тобой знаем, почему.

Раньше его «Ангел» было наполнено нежностью, сейчас оно звучало оскорблением. Меня затрясло. Желудок скрутило узлом, по коже пробежал морозец.

– Не смей! – вскрикнула на всю улицу. Сглотнула. Только не поддаваться панике. Только не вспоминать прошлое. – Не смей называть меня Ангелом, – наконец процедила я с вернувшимся гневом. – Не смей вспоминать ничего из того, что было раньше, Егор! Ангелины больше нет!

– А кто есть? – Он вдруг развернул меня и прижал к машине. – Кто есть?! – с яростью прорычал в лицо. – Полина? Полина есть, мать твою?! Как тебя называть? Полей? Полечкой?