Текст книги "Пепел и Дым. Я (не) вернусь"

– Не считается, – подтвердил я и коснулся её губ. Вначале ласково, мягко, а потом всё настырнее. Потому что было мало. И потому, что она прижалась ко мне всем телом и я почувствовал, как бьётся в её груди мой подарок. Сердце, которое отныне принадлежит мне.

Настоящее

Полина сделала глоток шампанского и отставила бокал. Ведьминские зелёные глаза были особенно яркими в свете хрустальной лампы. Дорогой ресторан, дорогая женщина. Ничего, что говорило бы о прошлом.

– Ты любишь запечённый с грушей камамбер? – спросил я внезапно.

Она долго молчала, цедя шампанское.

– Люблю, – ответила негромко.

Я изогнул губы. Махнул официанту и дополнил заказ. Почему бы нет. Пусть даже это совсем другая женщина. Полина. К такой никогда не стал бы подкатывать мой друг в моей же квартире. И не сказал бы, что она просто фанатка, которую можно…

Как сейчас я увидел тот хлопок ладони по руке. Такую, как эта, нельзя – не позволит. И тем более нельзя было Ангелинку – не позволил бы я. Но… Я позволил ей стать пеплом. И этим всё сказано.

Глава 11

Полина

Впечатления от ужина с Егором остались двоякие. С одной стороны – его обходительность, не избавленная при этом от налёта связывающих нас обстоятельств. С другой – ощущение фальши. Во всём сквозила фальшь. И во мне тоже. Зал дорогого ресторана и вкусная еда не могли рассеять её.

Егор не пил. Принесённую нам в ведёрке со льдом бутылку шампанского уговорила я. Уговорила бы больше, но просить заказать вторую было бы верхом безумия. И дело не в стыде – существовала большая вероятность, что после этого я опять окажусь в постели Дымова. Смешно… Федя обрывал телефон, но вместо того, чтобы ответить, я отправила ему сообщение.

«Я занята. Не могу говорить».

Что может быть ещё пространнее? Да, я занята, и да, я не могу говорить. Что я занята с другим мужчиной и говорить не могу только потому, что не считаю нужным, – детали.

– Какие планы на завтрак? – подал голос Егор, когда до дома оставалось всего ничего.

– На завтрак? – переспросила я, не уверенная, что правильно прочитала между строк.

Но взгляд Егора оказался куда яснее слов. Понятно, к чему он клонит.

– Овсянка и крепкий кофе.

В этом фальши не было. Привитые с детства отцом привычки остались во мне, пусть даже отчасти. К примеру, при возможности день я начинала с геркулесовой каши. Кофе же… Стоило считать это наложенной жизнью необходимостью.

– А если брать глобальнее?

На более глобальные вопросы после шампанского и минувшей ночи я не была готова отвечать. Именно поэтому промолчала. Он серьезно подкатывает ко мне яйца? Одной сестры мало?

Покосилась на Егора. Мы как раз свернули во двор. Здесь было куда тише, чем на оживлённой улице. И мне вдруг надоело изображать из себя то, чем я никогда не была. Вздохнула и сразу же взяла себя в руки.

– Предыдущая ночь ничего не значит, Егор, – постаралась сказать как можно сдержаннее. И этот ужин тоже. Ты любил мою сестру. – Я испытующе посмотрела на него. – Любил?

– Это было десять лет назад. Да, Полина. Я любил её. И до сих пор люблю, но…

– Но?

– Но жизнь идёт. Ты любила родителей? Любишь?

Удар ниже пояса. Да, я всё ещё любила их. Они остались в сердце.

Егор не отводил взгляда.

– Это другое, – отозвалась я, не глядя на него.

– Мы любим тех, с кем были счастливы. Я никогда не перестану любить твою сестру. Но жизнь идёт, Полина. Я не могу вернуть Ангелину. Не могу! Что мне остаётся? Похоронить себя?

Ответа у меня не было. После вчерашнего ликёра шампанское пьянило особенно. Я смотрела на Дымова и не могла пошевелить языком. Он остановился возле подъезда. Положил руки на руль. Выдохнул и устремил взгляд вперёд. Так мы и сидели: он – глядя в никуда, сквозь лобовое стекло, я – на него.

– Мне пора, – сказала тихо. – Спасибо за ужин.

Егор повернулся, словно только вспомнил обо мне.

– Ты не похожа на неё. Но… – Он усмехнулся и, отстегнув мой ремень, посмотрел в глаза. На губы и опять в глаза.

Понимая, что будет дальше, я не могла ни пошевелиться, ни тем более уйти. Его губы коснулись моих. Поцелуй был мягким, протяжным, почти что бережным. Так он мог целовать её.

– Мне надо идти, – повторила я, отвернувшись. Затем опять повернулась: – У нас был секс, Дымов. На этом всё. Переспали – и хорошо. Но забудь и не принимай это за что-то большее, чем есть. Я не сестра. Не Лина, Дымов. Не забывайся. Между нами нет ничего. И никогда не будет.

– Тогда зачем согласилась на ужин?

Я помедлила с ответом. Зачем? Да просто так. В любом случае это не его дело.

– Почему бы и нет? Люблю вкусную еду и не люблю готовить. Можешь считать это платой за потраченное на тебя время. Да и… – Я склонила голову. – Было интересно.

– Интересно?

– Да. А теперь не интересно, Егор. Так что всё, забудь.

На ощупь нашла дверную ручку и выскользнула из машины. Понимала, что Егор смотрит вслед, но не оборачивалась до тех пор, пока не оказалась в подъезде. Сразу же набрала сына. Гудок, другой… Внезапно связь оборвалась. Вместо гудков раздался безэмоциональный голос:

– Абонент недоступен или…

Не помню, когда в последний раз сын не отвечал на мои звонки. Зашла в лифт, пытаясь угадать, что могло произойти.

Войдя в квартиру, я поняла, что куртки сына нет. Беспокойство охватило внезапно. Смутное, оно становилось всё более откровенным по мере того, как я осматривала комнаты.

– Тим! – позвала, заведомо зная, что квартира пуста. – Тимоша!

Сына не было. Достала телефон и снова набрала.

«Абонент недоступен…»

Пять, десять минут. Хватило меня на пятнадцать. Так и не раздевшись, я сидела, раз за разом набирая сына. В очередной раз услышав автоответчик, вышла на балкон и осмотрела двор. Где он?! Где?!

– Лёнь… – просипела, едва отец взял трубку. Сама свой голос не узнала. – Тим… Он не с тобой случайно?

Отец немного помолчал.

– Нет, – ответил наконец.

Сердце оборвалось и полетело в пропасть.

– Что случилось, Лина?

– Да… ничего. Дозвониться до него не могу. А вот… он сам звонит.

На деле никто не звонил. Но тревожить отца лишний раз не имело смысла. Надежды лопнули. Я набрала Тимоху снова, и снова ничего. Сжала мобильный в пальцах.

Я стояла на балконе собственной четырёхкомнатной квартиры в центре города и ничего не могла сделать. Я потеряла родителей, потеряла сестру… Сын – вот единственное, что у меня есть. И неважно, кто его отец. Он – мой сын. А тот ублюдок…

– Да. – Дымов взял трубку после первого гудка. – Уже соскучилась?

– Мой сын пропал, – выговорила я холодно. – Я не могу до него дозвониться, Егор. Такого никогда не было. Ему девять, и… – Я всхлипнула. Слёзы подкатили к глазам, остановить их не выходило. – Его надо найти. Ему всего девять, Дымов. Помоги мне.

Егор

К Полине домчался за считаные минуты. Соврал бы, сказав, что не помню, когда гнал так в последний раз. Вчера. Но это было совсем другое.

Открыла она, не успел я постучать.

– У него телефон выключен, – повторила она. Как будто я ещё не понял. – Егор… Если с ним что-то…

– Успокойся. – Я сам закрыл дверь.

Глаза Полины блестели. Покрытая росой трава раннего летнего утра. Проклятье! Появилось ощущение, что я смотрю в глаза прошлому. Так похожи, как сейчас, сёстры не были никогда.

– Не знал, что у тебя есть сын.

Она вдруг всхлипнула. Отвернулась.

– Я звонила отцу. Думала… – Голос сорвался. – Думала, может, он поехал к нему. Но он бы сказал мне. Он…

Она тихо заплакала.

Захотелось обнять её. Как девочку из прошлой жизни, которую сколько ни обнимал, уберечь не смог. Челюсти сжались.

– Мы его найдём. – Я тронул Полину за плечо. Попытался повернуть к себе.

Она повела рукой, сбросила мою. На тумбочке под зеркалом лежал телефон. Как искать потерявшихся детей, я понятия не имел. За всю жизнь людей мне приходилось искать только один раз. Ангелину в день их незадавшегося знакомства с матерью. Но вряд ли сын Поли найдётся под крышей горки в соседнем дворе.

– Будь дома на случай, если он придёт. Как его зовут?

– Тим. – Она шмыгнула носом. – Тимофей.

– Фотография есть?

Полина замялась, словно не была уверена, показывать мне фото сына или нет. Но сдалась быстро. Телефон в кармане брякнул.

– Ты?

– Да. Я отправила тебе его снимок. Один из последних. – Сказав это, она резко замолчала. Глаза стали ещё более влажными, почти сразу слёзы потекли по лицу. – Из крайних… – поправила саму себя глухим шёпотом. – Не из последних, из крайних.

– Конечно, из крайних. Хватит реветь, Полин. Парню девять. Что угодно могло случиться.

Сказав, сразу пожалел о своих словах. Бабские мозги вывернули всё по-своему. Губы Полины дрогнули.

– Да может, спёрли у него телефон! – Я потихоньку тряхнул её за плечи. – Может, обменял на что. Это же парень. Я в девять был оторви и выбрось.

– Он не ты! – Она вырвалась и повторила: – Не ты.

Я заставил себя успокоиться.

– Не я. Что он любит? Места какие? Что его могло заинтересовать?

Она задумалась ненадолго. Уставилась в стену и тихо сказала:

– Хоккей. – Перевела взгляд на меня. – И… он музыкой занимается, но ему не нравится. Он любит деда и хоккей.

Я невесело усмехнулся краем губ. Да, он не я. Но любой нормальный парень в девять лет между музыкой и клюшкой выберет второе. А эта зеленоглазая ещё, поди, заставила его заниматься на какой-нибудь паршивой пианинке.

– Будь дома, – повторил я. – Если парень вернётся, сразу дай знать. И умойся. У тебя тушь потекла. Сын увидит, испугается.

Захлопнул машину и в непривычной растерянности осмотрелся по сторонам. И где искать мальчишку? На глаза попались двое. Чуть не рванулся к ним, но одёрнул себя. Этим явно больше девяти. Для того, чтобы кого-то искать, надо хотя бы знать, кого именно.

Завёл двигатель и открыл присланное Полькой фото. Девять. Когда успела?! Моему сыну ведь могло быть столько же. Или дочке…

Тряхнул головой. Нечего думать об этом. Посмотрел на дисплей.

– Чёрт подери! – сорвалось с языка.

Мальчишка смотрел исподлобья. Колючий взгляд готового стоять на своём до упора львёнка. Глаза светлые – то ли серые, то ли голубые, так и не разберёшь. Волосы русые, прямые. А ведь где-то я его видел… Где, вспомнить не мог, да и некогда было.

– И где тебя искать, Тимоха? – Я швырнул телефон на приборную панель, вгляделся в дорогу.

По двору ехал не торопясь. Не проскочить бы, если парень появится в поле зрения. Светлые глаза, русые волосы, упрямый взгляд… Ирония. Злая ирония. Губы искривились сами собой.

Если бы не появившаяся на горизонте стайка ребятни, загнал бы себя мыслями. Тут же хочешь – не хочешь пришлось рассматривать пацанят. Нет. Ничего и близко похожего.

«В какой школе он учится?» – набрал текст и скинул Полине.

Номер она прислала сразу же. И обычной, и музыкальной. Вдобавок – адрес ближайшей бургерной с пометкой, что обычно она его туда не пускает.

Не мать, а дьявол. Ведьма.

Вместо хоккея – трындычалка с клавишами, вместо жареной картошки – куриная грудка на пару. Я бы на его месте тоже отделался от неё на вечер-другой.

Но на самом деле весело не было. Пока доехал до школы, исколесил ближайшие дворы. И опять ничего. Раз даже вышел из машины, позвал играющих на площадке ребят. Те только затрясли головами. Не видели, мол, не знаем.

Полина

Мобильный пикнул. Я вздрогнула. Схватила его. Прочитав, что прислал Егор, тут же написала номер общеобразовательной и музыкальной школы. Подумала и добавила ещё один адрес. Больше в голову ничего не шло. Мозги будто в кашу превратились.

Посмотрела в зеркало. Под глазами – растёкшаяся тушь, сама бледная, как из могилы.

– Сын увидит – испугается, – получился сип.

На слове «увидит» глаза наполнились слезами. Сын… Когда-то, больше девяти лет назад, мне предложили отдать его в дом малютки. Тогда я была глупая и не умела держать язык за зубами. Вывалила на санитарку всё, что думала об этом. Помню, как она сказала тогда, что я не смогу любить этого ребёнка. Особенно въелось в память слово «этого». Если бы тогда я была хотя бы чуточку сильнее, бросилась бы на неё и расцарапала лицо. Хорошо, что не бросилась. Хорошо, что тогда я ответила: «Этого не смогу – смогу своего. Тимофей – мой сын, и я уже люблю его. Люб-лю».

Последнее слово сказала шёпотом, по слогам. Санитарка промолчала, а я только спустя несколько лет поняла, что слова могут быть сильнее, чем самые острые ногти. Сильнее, чем боль. Сильнее слов может быть только ненависть и любовь.

Да, отца Тима я ненавижу так же, как люблю сына. Если бы мне предоставили выбор: смерть одного в обмен на жизнь другого, – он был бы однозначным. Сильнее любви матери к своему ребёнку нет ничего.

Егор

Ни на прилегающей к школе территории, ни в ресторане быстрого обслуживания Тима не оказалось. Школьный охранник подтвердил, что сын Полины ушёл вместе с одноклассниками. Запомнил он это хорошо, потому что мальчишки вели себя из рук вон. Пинали банку из-под йогурта до тех пор, пока не загнали её в импровизированные ворота.

Не зная, что ещё сделать, я решил объехать дворы у школы.

– Эй, парни! – окликнул мальчишек, проезжая мимо подворотни.

Один, посмелее, покосился в мою сторону, но не подошёл. Пришлось выйти самому.

– Что надо? – хмурясь, спросил он недоверчиво.

Другой уставился на меня.

– Вы же… – Глаза распахнулись. – Егор Дымов! Пацаны! – завопил он во всю глотку. – Это Егор Дымов! Видали?!

Интерес сыграл мне на руку и позволил живо завладеть пацанячьим доверием.

– Мне нужен Тимоха. – Я достал телефон и показал ребятам фотографию. – Знаете такого? Может, видели?

– Да он тусует с остальными, – махнул смелый в сторону дворов. – Мы домой пошли, а они остались. Тим самый крутой. Он круто играет.

– Круче меня? – хмыкнул я.

Парни загалдели, но времени на трескотню не было. Пришлось оставить автографы и распрощаться.

Небольшой крытый каток находился в детском парке. Крики пацанят слышались издали. Каток так себе – мелкий, старый, но недорогой.

Остановившись у входа, я пару минут наблюдал за игрой. Ребят было человек десять – самым старшим лет по тринадцать. Но среди всех выделялись двое, в одном из которых легко угадывался Полин сын.

– Музыкальная школа, говоришь! – выговорил я тихо, в никуда. – Ты бы его ещё на цепь посадила. – Кузнецов! – гаркнул вовсю. – Давай сюда! Дело к тебе!

Игра остановилась сразу же. Несколько пар глаз уставились на меня, надо льдом прокатился рокот. Я махнул Тимохе.

Теперь мальчишки смотрели на него. Узнали меня, само собой. Тим медленно поехал ко мне.

– Что с телефоном? – когда паренёк оказался рядом, спросил я так, чтобы слышал только он. – Мать места не находит.

– С телефоном… – Растрёпанный, с горящими глазами, он тяжело дышал. Взял с одной из скамеек рюкзак, перетряхнул карман и нахмурился. – Разрядился, похоже.

– Разрядился… Давай, говори друзьям «пока» и поехали. Домой тебя отвезу.

Полина

Пытаясь отвлечься, я поставила на стол чашки. Заварила чай. Всё, как любит сын. Егор обещал, что найдёт его. Обещал. Он должен сдержать слово, хотя бы на этот раз.

Телефон молчал, время шло. Вечер становился всё более поздним. Позвонить в полицию? Что ещё? Всех его друзей я уже обзвонила. Тех, номера которых знала. Как выяснилось, знала я не так много.

В очередной раз посмотрев на омертвевший дисплей мобильного услышала, как проворачивается в замке ключ. Бросилась к двери.

– Где…

Вопрос так и повис незаданным. Вслед за Тимом в квартире появился мрачный Егор. Пригвоздил меня тяжёлым взглядом. Сын кинул рюкзак на пол. Этот звук вывел меня из секундного ступора.

– Батарейка разрядилась, – виновато сказал сын, протягивая телефон.

Я не взяла. Шапка Тимохи съехала, куртка была расстёгнута. На щеке красовалась царапина, на руке – ссадина. Только отступившее волнение охватило снова.

– Где ты был? – Забыв про Дымова, я коснулась лица сына. – Тим… Что случилось? Почему ты не пришёл домой как обычно?

Тимоха молчал, как воды в рот набрал. Нахохлился, но отвечать и не думал.

– Скажи матери, где был, – раздалось у нас над головами.

Егор тронул Тима за плечо, и тот повернулся к Дымову.

– Говори давай. Ты кто, парень или трясогузка в балетной пачке?

– Я с ребятами на катке был, – нехотя ответил Тим. – Мы… Мы в хоккей играли.

Сказав это, он подобрался. Я только шумно выдохнула. Поднялась.

– Понятно. – Пальцы сами сжались в кулак. Вскользь глянула на Дымова и обратилась к сыну: – Раздевайся. Пойдём чай пить.

Тим повернулся к Егору вполоборота. Задрал голову.

– Егор, а ты с нами чай будешь?

– Нет, не будет. Он едет домой. – Я вперилась взглядом в Дымова. – Егор вообще не любит чай.

– Почему же? – Вместо того чтобы убраться, он принялся расстёгивать пальто. Губы его при этом изгибались в кривоватой улыбке. – Очень даже люблю. Особенно с вареньем.

Я едва зубами не заскрежетала. Тимоха же издал радостный возглас. Засиял и, скинув куртку прямо на тумбочку, понёсся в ванную.

– Тебе лучше уйти, – процедила я, едва зашумела вода. – Спасибо за помощь, Дымов, но теперь тебе пора.

– Твой сын считает иначе.

– Мой сын может считать, как ему угодно. Сейчас он выйдет, ты скажешь, что у тебя срочные дела и уберёшься. Ясно?

– Ясно, – процедил я зло.

Пока Тим мыл руки, мы молча смотрели друг на друга. Шум стих быстро. Тут же из ванной появился Тимоха.

– Пойдём? – Он подлетел к нам.

– Ты знаешь…

Я выдохнула. Взяла куртку сына, собираясь повесить.

– …я бы не отказался от печенья. У вас есть печенье?

Куртка так и осталась в руках. В ярости я порывисто развернулась, но всё, что увидела, – спину идущего к кухне Егора. Сын шёл впереди, и не думая дожидаться, когда я позову всех к столу. Дымову приглашение не нужно было и подавно.

Вот же сволочь! Наглая надменная сволочь!

Егор

Пока Полина возилась с чайником, сын её болтал без умолку. А я всё пытался вспомнить, где видел его. И всё не мог.

– Слушай, мы с тобой раньше нигде не пересекались? – спросил я наконец.

Мальчишка завис на полуслове.

Краем глаза я заметил, как напряглась его мать. Казалось, дотронешься до неё – подпрыгнет.

– Так я домой возвращался, а ты из подъезда выходил.

Я нахмурился. А ведь точно! Когда в первый раз приехал сюда, под ноги мне попался паренёк. Так вот, значит, кто это был.

Ставя на стол блюдо с бутербродами, Полина наградила меня гневным взглядом, но промолчала. Уселась рядом с сыном. Тимоха сразу же взял здоровенный бутер и принялся жевать, громко прихлёбывая чай.

– А ты сладкий чай любишь? – пробубнил он с набитым ртом. – Я вот сладкий.

– И я сладкий.

– А мама…

– Хватит, Тим, – раздражённо оборвала его Поля. – С набитым ртом никто не разговаривает. Это неприлично.

– Так себе аргумент. – Я взял такой же бутерброд. – Сказала бы, что подавиться можно – ещё понимаю.

Она опять зыркнула на меня зеленущими глазами. Думает, напугает? Без косметики черты её лица были мягче. Я вдруг увидел шрам у волос возле уха, которого не замечал раньше. Сам не понял, зачем коснулся его.

Полина отдёрнула голову.

– Это что у тебя?

– Пережитки прошлого. Остался после аварии.

Больше спрашивать ни о чём я не стал. Тим ненадолго замолчал, и на кухне воцарилась неуютная тишина. Ладони Поли легли на чашку. Невольно я посмотрел на её пальцы. Никаких колец. Да и откуда им взяться? Разве что Богатырёв замуж позовёт.

Мысль о нём вызвала злость. Слишком хороша она для этого слюнтяя.

– А ты будешь играть в следующем матче? – подал голос Тим.

И я, и Полина повернулись к нему.

– Поживём – увидим.

– Это ведь дедушка решает?

Я усмехнулся. Парень не промах. И глаза умные. Голубые. Черты лица выдают мужественность уже сейчас. Перевёл взгляд на Полину. С матерью ничего общего.

– Где его отец?

– Это тебя не касается! – Уже не просто раздражение – откровенная ярость.

Тим уставился в чашку. Не стоило спрашивать при нём. Это я маху дал.

– Попроси мать, пусть приведёт тебя как-нибудь к нам на тренировку. Уверен, дед против не будет.

– Дед-то не будет, – ответил он тихо, горестно. – Но мама не приведёт.

– Даже так?

Пацанёнок кивнул.

Мы с Полиной снова смотрели друг на друга. И снова на кухне висело молчание.

– Тебе пора, Дымов. – Она резко встала из-за стола. Подошла к дверям кухни.

– Я ещё не допил.

– Тебе пора, – повторила она.

Махом сунул остатки бутерброда в рот и тоже поднялся. Сделал здоровый глоток и подмигнул пацанёнку.

– Ещё увидимся, парень. Кажется, у меня для тебя есть подарок. Отдам при следующей встрече.

– Подарок? – встрепенулся Полькин сын. Сама она поджала губы.

– На днях.

Парень подскочил. Я потрепал его по голове, подмигнул снова и пошёл на выход. У дверей повернулся к Полинке.

– Будешь так часто хмуриться – морщины появятся раньше времени. – Я тронул её щёку.

Она отшвырнула мою ладонь. Я хмыкнул и, изловчившись, обхватил её за шею. Быстро тронул губами губы и вышел, слушая, как в спину мне доносится гневное шипение.

Полина

Тим сидел, отодвинув чашку.

– Ты мне врала!

– В чём я тебе врала?

– Ты знаешь Егора! Знаешь! Это он к тебе тогда приходил, а ты соврала!

Сын был обижен, возмущён и, судя по взгляду, разгневан. Когда он становился таким, меня охватывал страх, что пройдёт совсем немного времени, и я перестану справляться с ним. Сегодняшний день показал, что уже перестаю. От этого становилось не по себе.

– Хватит, – пресекла твёрдо. – Как понимаю, ты не голодный? Чай тоже тебе не нужен?

Сын набычился, но терпеть его капризы я не собиралась. Сейчас особенно. Сколько бы я ни планировала нашу с Дымовом встречу, всё пошло не так. Абсолютно всё, с первой до этой секунды.

– Ты мне врала, – повторил Тим уже спокойнее, но с большим осуждением.

– Сказала – хватит. Ты вообще наказан. Иди к себе. Разговор закончен.

– А тренировки? Егор пригласил меня. И…

Наткнувшись на мой строгий взгляд, сын замолчал. Я же смотрела на него, на его содранные ладони, на царапину.

– Откуда это? – показала на руки.

– Упал на катке, – буркнул он. Встал и, ничего не говоря, пошёл в коридор.

– Тим! – окрикнула его я. Он повернулся с прежним смурным видом. – Посмотрим насчёт приглашения. Иди к себе. Сейчас я не настроена с тобой об этом говорить.

– Можно подумать, ты хоть когда-то настроена.

Ко всему прочему прибавилось разочарование. Оно укололо сильнее остального.

Я посмотрела на блюдо с бутербродами. Не хватало двух. Одного с той стороны, где сидел сын, другого со стороны Дымова. Почему-то это стало каплей, переполнившей чашу. Накрыла лицо руками и тихо, протяжно застонала.

Расклеиться не дал телефон: объявился Богатырёв.

«Давай приеду?»

«Не сегодня», – отправила в ответ.

Не прошло и минуты, как телефон пискнул. Убедившись, что отправитель Федя, я, не читая, отодвинула телефон в сторону. Взяла чашку с успевшим остыть чаем и уставилась на пустой коридор. Да, не готова. Не готова я говорить о хоккее. Ни вчера, ни сегодня, ни завтра. Но…