Текст книги "Клуб грязных девчонок"

Хуан уткнулся лицом в ладони.

ЭМБЕР – КВИКЭТЛ

Обычно я не пишу в своей колонке об искусстве, но вчера видела шоу, которое вдохновило меня. Оно стало первым в семидневке выступлений в церкви Святой Эммануэлы в рамках Раннего бостонского музыкального фестиваля в честь празднований Святой недели. Хоровое исполнение шестнадцатью певцами староанглийских и староиспанских композиций Тома Луи де Виктория вселило в меня надежду, что мы, бостонцы, несмотря на отличия, будем ценить то что нас объединяет, а не искать то, что нас разъединяет.

Из колонки «Моя жизнь» Лорен Фернандес

Гато проснулся и сообщил мне, что видел во сне пять пылающих солнц, а затем ему явился ягуар и сказал, что мое наречение следует перенести на ближайшие выходные, прежде чем я встречусь с Джоэлем Бенитесом.

Мы планировали отправиться в дом Курли в Ла-Пуэнто через три недели и совершить тихую, незаметную церемонию наречения. Но духи открыли Гато, что церемония должна быть многолюдной, всенародной и совершиться немедленно. Он нежно обнял меня и сказал:

– Если ты отправишься на встречу без своего настоящего имени, то не получишь все, что должна получить.

Он и до этого оказывался прав. Гато видит сны, которые не совсем сны. Его сны – это разговоры с духами животных мексиканской Вселенной.

Мы встали, вместе приняли душ, поели фруктов на маленьком балконе, выходящем во двор. Затем Гато взялся организовывать церемонию, а я ушла в дом. Во мне зарождалась мелодия. Начались схватки – вот-вот должна была родиться песня.

Пока я сидела на полу с гитарой и сочиняла мотив, Гато говорил по телефону. Где-то на заднем плане я смутно слышала его голос:

– Es que es muy urgente, mano, urgente urgente que hacemos la ceremonia pronto, pero pronto pronto[107]107
  Дело в том, что это очень срочно, срочно, необходимо провести церемонию как можно быстрее (исп.)


[Закрыть], – говорил он.

Я увлеклась песней о брате-полицейском. Гато повесил трубку и ждал, когда я прервусь. И только тогда обратился ко мне:

– Курли согласился на завтра. У него был запланирован другой обряд, но он перенесет его – понимает неотложность твоего дела. Он тоже видел ягуара. Это что-то значит. Времени мало, Эмбер, но думаю, мы успеем со всеми связаться.

Следующие два часа Гато висел на телефоне, звоня людям из нашей танцевальной группы «Ацтеки», договариваясь о большом danza[108]108
  Танец (исп.)


[Закрыть] на завтрашний день. К тому времени как он закончил, у меня сложилась основа песни и я начала облекать ее плотью. Гато между тем достал из кладовой головные уборы, щиты и начал чистить их для танца.

Тридцать из тридцати шести участников танцевальной группы согласились прийти. Место действия изменилось: это был уже не дом Курли, а открытое пространство в Уитьер-Нэрроуз. В доме Курли не хватило бы места для большого danza. А в Уитьер-Нэрроуз мы часто собирались. Остаток дня я оттачивала свою песню.

Гато вычистил квартиру и купил еду. Когда настал вечер, мы занялись любовью и стали слушать зеленый голос луны.

В воскресенье мы все встретились в полдень в парке. Я была в длинном красном расшитом платье с множеством юбок, золотой шапочке и мокасинах. А на Гато была только набедренная повязка, колокольчики на щиколотках и головной убор с перьями. Остальные участники группы нарядились точно так же.

В это время в парке гуляли толпы людей – главным образом выходцы из Мексики или Центральной Америки. Женщины несли на руках или везли в колясках детей. Мужчины были в белых ковбойках и облегающих черных джинсах, украшенных ремнями с большими пряжками, и желтых ковбойских сапогах из страусовой кожи. Кое-кто принес портативные стереомагнитофоны; из них доносились мелодии «Лос Тигрес» или «Конжун-то Примавера». На головах у девчушек были гофрированные ленточки, в ушах – крохотные золотые сережки. Мальчишки бегали и играли в сапожках. Семьи катались по озеру на водных велосипедах, гуляли по аллеям и ели churros и tortas[109]109
  Лепешки и пирожные (исп.)


[Закрыть]. Молодые ребята в банданах на бритых головах махали руками девчонкам в широких шортах и крупных серьгах в ушах. Мне они все нравились.

Многие из них понятия не имели, кто мы такие в наших ритуальных мексиканских одеждах. Мы – гордые индейские принцы и принцессы, короли и королевы. И когда смуглые люди смеялись над нами, мне становилось грустно и меня одолевал гнев. Я постаралась объяснить кое-кому, кто мы и чем собираемся заняться. Понимала их чувства: некогда сама была такой же. До того, как осмыслила обман истории и ощутила в своих жилах кровь гордого древнего народа. Мы здесь, говорила я, чтобы почтить прошлое и предков, которые защищали свою культуру. Несколько машин, проезжая, погудели в знак солидарности с нами, в воздух взлетели несколько кулаков, и раздались крики: «Que Viva La Raza!»[110]110
  Да здравствует народ! (исп.)


[Закрыть]

Мне казалось, что, как правило, люди понимают, о чем я говорю, особенно молодые. Обычно мы все храним альбомы с семейными фотографиями, на которых изображены наши прадедушки с косичками. Многие из нас сознают, что мы индейцы. Это только чванливые уроды – бывшие мексиканцы из «Лос-Анджелес таймс» – не хотят этого признавать. Газета поносила нас столько раз, что я потеряла счет. Как-то мы нагрянули туда, чтобы поговорить с тамошним главным мексиканцем, мужчиной лет пятидесяти, точной копией Сидящего Быка[111]111
  Сидящий Бык (ок. 18317—1890) – вождь и шаман из общины хункпапа, один из почитаемых героев народности сиу. Возглавил последнее крупное выступление индейцев против США


[Закрыть]. Но он не пожелал нас услышать. Как и Ребекка. Ему стало при нас неловко.

Мы запалили по краям круга пучки полыни, чтобы выжечь и очистить от злых духов пространство. Барабанщики поставили барабаны. Все происходило без особых разговоров. Мы склонили головы в молитве. Женщины разобрали бубны, мужчины – щиты и бубны. Курли встал в центре круга и обратился к нам сначала по-испански, потом по-английски, затем на нахуатл. Он напомнил об акции протеста, которая должна состояться на этой неделе на студии «Дрим уоркс», где планировалось создать мультфильм, призванный разрушить все, что еще осталось от нашей истории. И другой акции – на студии «Дисней» против Эдварда Джеймса Олмоса.

Этот vendido[112]112
  Шкурник (исп.)


[Закрыть] задумал снимать фильм о Западе. Нам следует показать киношникам: мы не желаем, чтобы эта продавшаяся европейцам шкура снимала ленты о нашем народе. Вы со мной?

Мы дружно заревели.

Наконец, он рекомендовал нам написать кому только можно и выразить поддержку нашим мексиканским сестрам из северной Калифорнии, которые предложили правительству официально признать американо-мексиканцев исконным народом.

Затем Курли сообщил, что мы собрались с целью устроить танец в мою честь, в честь Эмбер, которая завтра встречается с заинтересовавшимся ее музыкой человеком с фирмы звукозаписи. Это очень важно, подчеркнул он, потому что, если с Эмбер подпишут контракт, мексиканская весть полетит по всему свету.

– Пожалуйста, присоединяйтесь к моей медитации о нашей сестре и ее музыке.

Один из членов группы, юрист, ведающий сферой массовых развлечений, Фрэнк Виллануэва, поднял руку и спросил, может ли он говорить. Курли разрешил.

– Я готов добровольно присутствовать завтра на встрече Эмбер с боссом от звукозаписи. Если позволит Эмбер.

– Спасибо, Фрэнк, за твою доброту, – поблагодарил его Курли. – Что скажешь, Эмбер?

Я посмотрела на Гато. Тот кивнул. В его глазах поблескивали электрические искорки. Я вспомнила, что Фрэнк представляет нескольких человек из лучших восходящих мексиканских талантов, преимущественно в киноиндустрии.

– Я отвечаю «да», – произнесла я. – И благодарю тебя, Фрэнк.

– Это для меня большая честь, – отозвался он. – Я рад, что ты приняла мое предложение. Мы все слышали твою музыку, и я уверен, что у тебя все получится. Но молодому артисту не следует ходить на такие встречи одному. Голодному артисту очень легко причинить зло. – Фрэнк спросил, где и в котором часу у меня встреча. Я ответила. Он кивнул и сказал, что там мы и встретимся.

Затем я сосредоточила взгляд на лежащих в середине круга жертвенных дарах – фруктах и фимиаме – и ощутила, как у меня внутри расправляет крылья и взмывает к солнцу орлица. Я почувствовала, как меня окружает энергия моих сестер и братьев. Курли объявил, что сегодня выберет для меня имя – мексиканское имя, и оно поведет меня по дороге моей судьбы. Ударили барабаны.

Мы танцевали три часа без перерыва. Ванесса Торес была уже на такой стадии беременности, что сама не могла принимать участие, но снабжала нас водой. Я вошла в зону, куда попадаю, исполняя свою музыку перед зрителями, в зону, где оказываюсь, когда мы с Гато часами бегаем в холмах. Ощутила энергию Вселенной и почувствовала, как во мне совершаются превращения: я теряла себя, и пустоту заполняли духи. Знала, что так и должно было случиться, – к этому моменту жизни меня сознательно вели.

Танец прервался. Курли снова вошел в круг и пригласил меня к себе. Я встала перед ним на коле-1 ал ни, и он дал мне новое имя – Квикэтл.

Отныне я больше не Эмбер. Я – Квикэтл. Сильное имя. Оно означает «песня» или «петь». Способность посылать сообщение посредством музыки. Такое имя мне и нужно – оно отражает мое истинное предназначение. Если бы не явились испанцы и не перебили мой народ, если бы они не сожгли дотла наши города и деревни, не нашпиговали нас своим порохом и отравой вместо еды, я и была бы Квикэтл. Но самое замечательное то, что еще не поздно. Еще есть время объять мою истинную мексиканскую сущность, красивую сущность. Квикэтл.

Когда мы вернулись домой, я нашла на автоответчике сообщение от матери. Она просила перезвонить ей. Я набрала номер – мать оказалась у себя и подняла трубку:

– Слушаю.

– Привет, мам.

– Ах, это ты, Эмбер? Как поживаешь?

– Нормально. А ты?

– Хорошо, mi'ja. Где ты была?

– На церемонии наречения.

Последовало молчание. Молчанием моя мать способна выразить гораздо больше, чем словами. Она не одобряет мексиканского движения. Мать об этом ни разу не сказала, но это и так очевидно. Как очевидно и то, что ей не нравятся моя прическа, моя косметика и то, что я сотворила с машиной, которую она мне подарила. Мать никогда не говорит прямо – она поступает иначе, например, присылает мне вырезки из журналов мод и приписывает, что мне пошла бы такая прическа, как у моделей, изображенных на иллюстрациях.

Помолчав ровно столько, чтобы я почувствовала себя неудобно, мать спросила:

– Ты получила мою посылку?

– Да, мам, извини, что не успела позвонить. Была занята. Спасибо. – Мне хотелось упрекнуть ее. Ведь она никогда не интересовалась, что происходит на наших церемониях, не пришла ни на одно мое представление и ни разу не спросила, как дела у меня с Гато. Я способна нырнуть в толпу ревущих рокеров, но не рискну расстроить мать. Мне двадцать семь лет, но я до сих пор не умею ей перечить. Смешно.

– Надо положить вещи в мешки и высосать из них пылесосом воздух. От этого они становятся плоскими и занимают мало места в шкафах.

– Я знаю, мама. Спасибо.

– Обычно используются для хранения одеял, свитеров и прочего.

– Учту.

– Приобрела на телераспродаже. Несколько штук для твоей бабушки, для тебя и для Нины. Очень удобно – программа Е-Зет: пять необременительных выплат.

Я всегда понимаю, когда мама цитирует телик.

– Замечательно. Я очень благодарна тебе.

– Теперь у тебя будет больше места; – Это означало, что матери не нравится моя маленькая квартирка.

– Здорово. Как папа?

– Он в резервации – жертвует деньги на индейское дело. – Так мои родители говорят о своем новом увлечении казино. Они не думают, что это может обидеть меня. Мать не понимает, что мы индейцы. Считает, что мексиканцы – или, как она произносит, «месиканцы» – самостоятельная национальность. Количество казино в резервациях округа Сан-Диего растет с такой быстротой, что мне становится плохо. Когда-то родители ездили туда раз в месяц, а теперь каждую неделю, если не каждый день. Мать нельзя еще причислить к старейшим горожанам, но по выходным она садится с пожилыми дамами в автобус и едет в Вегас, потому что, во-первых, это бесплатно, а во-вторых, дают бесплатный гамбургер.

– Не надо так говорить, мама, – попросила я. – Это нехорошо.

Снова молчание.

– В газете прочитала об очень хорошей работе. Как раз для тебя, – наконец заговорила она. – Сегодня выслала. Завтра получишь.

– Мне не нужна работа.

– Я на всякий случай.

– Спасибо.

– Решила послать.

– Спасибо.

– Очень хорошо платят: одиннадцать долларов в час. – Мать устала помогать мне с арендой за квартиру, но не могла признаться в этом.

Я переменила тему:

– Как Питер?

– Прекрасно. Забегал на прошлой неделе помочь отцу срубить то дерево.

– Какое дерево?

– То, что на склоне, за домом.

– Большую сосну? – удивилась я. Девчонкой я любила сидеть часами в ее кроне и размышлять о мире под собой. Сосне, наверное, лет пятьсот. Я не поверила тому, что услышала. – Зачем?

– Папа беспокоился, что дерево рухнет на крышу. – На этот раз замолчала я. – Питер очень хорош. Приятно смотреть, как он работает. На него можно положиться. – Подразумевалось, что на меня положиться нельзя. Мать всегда рада его видеть. И немудрено: они оба одного типа.

– Рада это слышать, мама.

– Я позвонила тебе, желая убедиться, что ты получила посылку, и рассказать про работу. Помощник в аминистрации. – Я сотни раз учила ее, как надо правильно говорить, но все без толку. Уверена, она знает, как произносится «администрация». Видимо, у нее сегодня понизился сахар в крови.

– Спасибо, мам.

– На случай, если ты что-нибудь подыскиваешь.

– Нет, мам. Я завтра встречаюсь с человеком со студии звукозаписи.

– Очень хорошо, mi'ja. Ты все еще играешь эту мексиканскую музыку?

– Я играю рок, мам.

– Рада слышать про твою завтрашнюю встречу. Буду за тебя молиться.

– Спасибо, мам.

– Береги себя.

– И ты тоже. Ешь как следует. Не унывай.

– Я тебя люблю.

– Я тоже.

Я повесила трубку и вздохнула. Гато оторвался от клавиатуры и с сочувствием посмотрел на меня. Он знает, что мамочкины звонки сводят меня с ума. Сам он сочинял новую песню – балладу под названием «Квикэтл». Сыграл несколько тактов, и у меня пошли по коже мурашки. Рубашки на нем не было: только низко сидящие на поясе, подвернутые джинсы и вязаные пеньковые сандалии. Волосы собраны на затылке, на лбу – кожаная лента. Мексиканский принц.

– Что бы я делала без тебя? – спросила я, обнимая его. Гато теплый и мощный.

– Прекрасно обошлась бы, – ответил Гато. – Ты сильная.

Я приготовила обед: сырые овощи, пророщенные зерна пшеницы и яблочный пирог на десерт. Поев, мы занялись любовью. Гато несколько раз повторил мое имя.

– Es perfecto, tu nombre, perfecto perfecto[113]113
  Прекрасно, твое новое имя прекрасно, прекрасно! (исп.)


[Закрыть]. Оно тебе очень подходит.

Потом мы уснули в уютном коконе нашей любви.

На следующий день я проснулась очень рано. Я слишком нервничала, чтобы как следует позавтракать, но Гато заставил меня выпить чаю. Он помассировал мне плечи и отвел в душ. Я надела облегающие брюки, которые купила в прикольном бутике в Венеции – брюки с изображениями Пресвятой Девы Гваделупской, те самые, в каких была на собрании sucias. От них у Ребекки чуть не случился удар. Надела облегающий красный щипаный свитер, красные сапоги, черную куртку. Вплела в волосы несколько крученых красных жгутиков, подмазалась, выбрала несколько шарфиков и по черному готическому кольцу на каждый палец. Гато заверил меня, что я выгляжу прилично. Я спросила, как себя вести. Он посоветовал предоставить все переговоры Фрэнку и закончил:

– Боги с тобой. Я это чувствую.

Гато отвез меня в Беверли-Хиллз, где мне предстояло встретиться с Джоэлем Бенитесом. Фрэнк тоже будет здесь ждать. Гато высадил меня у входа и попросил позвонить по сотовому, когда все кончится. Кроме наших музыкальных инструментов, мобильники – единственная роскошь, которую мы себе позволяли. В Лос-Анджелесе так плохо с транспортом, что без телефона не обойтись. Гато сказал, что будет медитировать в парке рядом с Центральным молом и посылать мне добрые волны. Я поцеловала его на прощание и пошла на встречу судьбе. Пройдя пункт охраны и оказавшись в шикарном лифте (даже лифты здесь выглядели роскошно), я чуть не ущипнула себя – никогда в жизни так не волновалась. Фрэнк уже сидел в кабинете Бенитеса. Он показался мне совсем иным человеком. До этого я видела его только в мексиканских одеждах. А сегодня Фрэнк был в консервативном синем костюме и пестром галстуке. Гладя на его аккуратно подстриженную бородку, очки в металлической оправе и небрежную, нога на ногу, позу, никто не подумал бы, что перед ним индейский танцор. Из стереопроигрывателя доносились звуки моего демонстрационного компакт-диска. Мужчины поднялись, чтобы поздороваться со мной. Рядом появилась Моника, секретарша Джоэля, – пугающе худенькая блондинка с флагом Венесуэлы на шейной цепочке. На ней были облегающие брючки, узенький топик и прозрачная блузка поверх него.

– Кофе или чаю? – предложила она.

– Спасибо, ничего, – ответила я.

– Воды?

– Воды – с удовольствием.

Моника вышла в облаке сладкого аромата. Джоэль улыбнулся и прошелся по комнате. Его большой кабинет был изящно декорирован: два белых кожаных дивана, на стенах написанные маслом картины, позади письменного стола большое окно. Одну стену целиком занимали развлекательный центр, поблескивающий черным, и показавшаяся мне необычайно хитроумной стереосистема. На другой стене висели золотые и серебряные диски. По углам маленькие, но мощные динамики. Музыка звучала очень громко, поэтому нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Джоэль кивал в такт ритму – народные инструменты смешивались с металлом и тяжелыми басами, изображавшими биение сердца. «Madre Oscura». «Темная мать». Одна из моих любимых песен.

– Итак, – заговорил Джоэль по-английски, и я вздохнула с облегчением оттого, что он предпочел английский испанскому. Я уже свободно общалась на испанском, но на переговорах предпочитала английский. – Итак, Эмбер…

– Квикэтл, – поправила я.

– Совершенно верно, – подхватил он, – Фрэнк мне рассказал, – и сложил перед собой руки. – Кви… как вы говорите?

– Кви-кэтл.

– Кви…кэтл. К этому надо привыкнуть.

Моника принесла воду и стакан со льдом – не чашку, а высокий бокал из пористого стекла с пузырьками внутри, нечто мексиканское.

– Давайте, Джоэль, перейдем к нашему вопросу, – предложил деловым тоном Фрэнк. – Никому из нас не хочется терять даром время, – и знаком попросил сделать музыку тише.

Меня потряс его тон. На наших встречах Фрэнк казался вежливым, даже кротким.

– Джоэль намерен подписать с тобой контракт. – Он повернулся ко мне. – Его фирма без ума от тебя. Очень понравилась твоя музыка. Ты хочешь выгодных условий, это вполне естественно, потому что, если ты согласишься, их компания заработает миллионы. Так?

– Так, – ответила я, хотя отнюдь не была уверена в этом.

Джоэль смотрел на Фрэнка с уважением и раздражением.

– Мы уже несколько минут обсуждали этот вопрос и, полагаю, можем прийти к соглашению, – продолжал Фрэнк.

– Не сомневаюсь. – Взгляд Бенитеса стал немного обиженным.

Фрэнк подал мне толстую папку:

– Вот, Квикэтл, здесь основа. То же самое я предоставил Джоэлю. Не только его фирма заинтересовалась твоей музыкой, Джоэль в курсе. Я включил данные анализа рынка, спроса и примерные величины зарплат исполнителей такого жанра по всему миру. То, что мы просим в подобных обстоятельствах, вполне разумно. Мы хотим работать с той компанией, которая окажет нам максимум поддержки. Здесь я расписал то, что считаю нужным потребовать в качестве аванса и последующих выплат артисту, который выступает в роли композитора, исполнителя и продюсера. Теперь предлагаю взглянуть на цифры.

Джоэль открыл папку, пробежал глазами выкладки, затем нажал кнопку интеркома и набрал четырехзначный местный номер. Когда на другом конце провода послышался мужской голос, нервно заговорил по-испански – попросил ответившего зайти и познакомиться с предложениями.

Вскоре в кабинете появился президент компании Густаво Миланес. Он оказался моложе, чем я думала, – высокий, с коротко подстриженными жесткими, вьющимися волосами и в больших очках. Пожав мне руку, Густаво сказал, что слышал обо мне много хорошего. Мужчины скорректировали несколько цифр, о других поспорили – и все на испанском. Прошел час, а я так и не проронила ни слова. Когда кончился мой демонстрационный диск, Джоэль нажал на кнопку дистанционного управления и пустил его с начала. И так снова и снова, пока мне не стало дурно от собственного голоса.

Администраторы пытались выдвигать требования, покоробившие меня: чтобы я пользовалась старым именем, добавила попсы, избавилась от кольца в носу, осветлила волосы.

Но Фрэнк оборвал их с самого начала:

– Она и без того совершенна. Поймите наконец, что вы получаете. Видели, как ломятся на ее выступления подростки? Очереди на квартал. И это без малейших средств на раскрутку. Догадываетесь, каков спрос на исполнителей вроде нее? Другой такой нет. И материал готов: она записала шесть собственных компактов. Успех обеспечен – никакого риска. Вы это знаете, и я это знаю. Так что давайте продвигаться вперед.

Они снова заговорили по-испански. А мне полегчало.

Наконец Фрэнк заявил, что удовлетворен согласованными пунктами и поправками. Джоэль предложил встретиться на следующей неделе и подписать договор. Но Фрэнк настаивал, чтобы это сделали немедленно.

– Надеюсь, господа, вы настроены серьезно. – Джоэль сослался на то, что, мол, нужно одобрение финансового директора компании. Но Фрэнк не уступал, понимая, что его предложение укладывается в ранее оговоренные рамки. – Имейте в виду, наши возможности не ограничиваются вашей компанией. – Он начал собирать бумаги. – Пошли, Квикэтл.

Джоэль и Миланес несколько секунд шептались. Затем Миланес заявил, что через некоторое время вернется с договором.

– Это может занять час или более, – уточнил он.

– Согласен, – улыбнулся Фрэнк.

А я задумалась, стоит ли доверять ему. Ведь я его совсем не знала. Но Фрэнк – это Мексика. И у меня не было причин сомневаться в нем.

Договор принесли через два часа. Я взглянула на Фрэнка, и он шепнул на нахуатл «доверься мне».

Я подписала.

Затем подписал Джоэль.

И Миланес.

– Я хотел бы на следующей неделе организовать пресс-конференцию и объявить о нашем договоре, – сказал Бенитес. – Выпуск диска запланируем на апрель. Время поджимает, но материал у вас готов. А пока будем продавать ваши собственные компакт-диски. Только я хочу, чтобы вы их немного подчистили. Первый чек получите в течение шести недель. – Его манера изменилась: теперь ведущая роль принадлежала Джоэлю, а не Фрэнку. – Что касается вот этого, – Бенитес указал на цифру, – это на ремиксы, производство и новые произведения. – Увидев сумму со множеством нолей, я задохнулась, а Фрэнк рассмеялся. Прикинула в уме – счет шел на миллионы. А ведь я была бы довольна, если бы выбила сотню тысяч. – Здесь, конечно, и на жизнь, – уточнил Джоэль, – но главным образом на производство вашего первого альбома. Его необходимо сдать к концу марта, а раскруточные копии – как можно раньше. На первый взгляд много, однако вам придется за все платить самой: за студийное время, за производство, монтаж, микширование, музыкантам – словом, за все, кроме раскрутки, которую мы начинаем немедленно. – Я не отрываясь глядела на цифру. – Если вы сдаете альбом вовремя, то получаете оставшиеся деньги, – продолжал Джоэль. Он показал вдру-гую графу: снова миллионы. Я опять задохнулась. Глаза Фрэнка сияли. Он улыбался древней могучей улыбкой нашего народа. – Кроме того, – пояснял Бенитес, – как автор, исполнитель и ответственный продюсер, вы будете получать процент с продаж ваших дисков и процент от исполнения ваших песен по радио. Далее, доходы от рекламных поездок, имеющих международный характер. Мы договорились закачать много средств на раскрутку и рассчитываем, что вы получите известность как минимум в Латинской Америке, в Испании и в испаноговорящей среде США. Не исключена, как всегда, и Азия. Зарубежные права – отдельный разговор, однако Фрэнк сумеет отстоять ваши интересы. Так, Фрэнк? – Фрэнк кивнул. – И вот что еще, Квикэтл, – продолжал Бенитес. – Возможно, у вас не лежит к этому душа, однако подумайте, не выпустить ли вам английский сингл. Мы работаем в рамках мейнстрима «Вагнера», а ваша музыка ложится На разноязыкие тексты.

– И сколько это еще принесет? – спросила я. Я не очень цеплялась за испанский. И испанский, и английский – языки европейские. Какая разница?

Джоэль присвистнул сквозь зубы.

– Зависит от тебя, – усмехнулся Фрэнк. – Но, грубо говоря, еще несколько миллионов.

– Chinga![114]114
  Круто! (исп.)


[Закрыть] – не удержалась я.

– Оуе eso[115]115
  Еще бы (исп.)


[Закрыть], – отозвался Джоэль, и в его глазах вспыхнул огонек.

Поскольку договор подписан и поскольку я – Квикэтл и меня охраняет дух Озомали и ягуара, не важно, что я выгляжу как испуганная неотесанная деревенщина. Я снова громко выкрикнула это слово.

Джоэль поднялся и, прежде чем мы ушли, обнял меня.

– Добро пожаловать в семью «Вагнер», Эмб… то есть Квикэтл, – сказал он. – Мы многого от вас ждем.

Без дураков.