Текст книги "Я тебя рисую"
Автор книги: Алия Шалкарова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
25. Цвет воспоминаний
Он жил в соседнем доме под номером 12. Маленький кучерявый мальчишка с пугающими темными глазами. Мы считали его немым. Даже не знали его имени. И били его. Били ни за что. Просто так. Знаете, дети бывают невероятно жестокими. Мы его мучили просто за то, что он был не из нашего дома. Эта извечная война между детьми из соседствующих серых многоэтажек. Вот мы и гонялись за ним с палками и бутылками ледяной воды все лето. А он бежал, хоть и был полненький, спотыкался, разбивал колени в кровь и бежал дальше. Никогда не плакал. Даже не кричал. Это и злило нас больше всего. Жертва должна страдать и мучиться, а ему хоть бы хны. Вот поэтому мы и считали его немым, ведь за все лето мы так и не услышали его голоса. Наверное, это и бесило нас сильнее всего – его терпение, его сила воли. Чем больше он держался, тем сильнее становились наши пытки: щипки и подножки сменились камнями и палками. Вспоминаю и понимаю, какими же чудовищами мы были.
Нет, он не был немым. Мне было 6, когда я впервые узнало его имя. Жано. Так назвала его красивая женщина с очень усталым голосом. В 6 лет информация влетает в одно ухо, а в другое вылетает. Я была слишком маленькой, кто-то из друзей предложил погонять его и я согласилась. Я не боялась того, что он может дать мне сдачи. Рядом со мной были мои верные друзья – Макс и Тим, они бы не дали меня в обиду. И мы бежали, бежали, бежали. Потом мы пошли в школу и я была младше всех в своем классе, позже добавилась художка. Мои друзья провожали меня, потом встречали. Я не знала, куда они уходили потом – оказывается, продолжали травить этого Жано. Мне это было не интересно. Как и то, что этого мальчика сильно наказывал его отец за то, что тот приходил домой весь в синяках и рваной одежде, вылитый оборвыш. Мои друзья этого знать тоже не могли, но в один день отец так сильно избил Жана, что тот попал в кому. Этого мать Жана стерпеть уже не смогла и наконец обратилась в милицию. Отца осудили на большой срок, но ему не суждено было дождаться освобождения. На зоне сильно не любят тех, кто обижает детей. После того, как Жана выписали из больницы, мама забрала его и ехала в деревню к родственникам. На этом можно было бы закончить эту историю, но оставались вопросы.
– Но ведь его звали Ян. И глаза у него другого цвета. Я помню, что у того мальчика глаза были как смородина, – Макс обнимает меня покрепче.
После больницы у мальчика упало зрение и врачи выписали ему очки. Для ребенка это был сильный удар и он выбрал линзы, сначала простые, а потом цветные. Имя… Макс спрашивает, помню ли я почему мы так издевались над тем ребенком. Качаю головой. В шесть лет я не могла такого запомнить. Макс продолжает рассказ и мне становится плохо. Жано и его семья были цыганами, переехавшими из табора в город. Кто-то из родителей моих друзей узнал об этом и назвал эту семью «черными», а мы с восторгом это подхватили. Маленькие нацисты. Моим родителям совестно стало раньше всех и они постарались загрузить меня так, чтобы свободного времени на травлю просто не оставалось. А когда случилась трагедия и Рано пришла выяснять отношения, они просто отправили меня во Францию – подальше от ругани, сплетен и стресса. А мои друзья остались здесь и первыми встретили Жано-Яна после его деревенской ссылки. Мать официально изменила его имя и фамилию, чтобы больше он не сталкивался с подобными проблемами. Так Жано Жемчужный стал Яном Стрельниковым.
Меня продолжают терзать сомнения – а почему Рано не обратилась в милицию сразу после первого удара? Или почему они не продали квартиру, когда уезжали? Почему наши родители просто не объяснили нам, что мы поступаем неправильно? Столько разных мелочей, которые могли бы изменить ход нашей грустной истории с множеством трагичных финалов.
– Но что случилось с Тимом? – Макс вздыхает.
– Не знаю, Анка, честно. После того как Ян вернулся, он начал постоянно к нам цепляться. Я один раз поколотил его и больше он не лез. А вот Тим… вокруг Яна сразу образовалась большая толпа, он привлекал к себе людей. Его друзья бесконечно издевались над Тимом, но он никогда не жаловался мне. Это уже потом мне этот черт рассказал. После похорон.
– Но почему ты никому не сказал? На него можно было бы найти управу?
– А кто бы мне поверил? Свидетелей нет, записки нет. Только мои слова. Не он же петлю надевал. Тем более потом ты приехала и он переключился на тебя, – поднимаю голову и смотрю на Макса.
– Он же не знал, кто я. Он бы ничего не сделал.
– Не знал, потом спросил про тебя, когда увидел.
– И ты дал ему со мной познакомиться? Этому психу?
– Я пытался тебя защитить. Он сказал, что просто побьет тебя, если я вас не познакомлю.
– И ты поверил? Вместо того, чтобы мне сказать? – защитить он меня пытался. Да о себе он думал в первую очередь!
– Я думал, что успею потянуть время пока ты уедешь. У тебя же был другой парень, тот Алексис. Ян не знал, что с ним делать. А потом он пришел ко мне, 1 числа, сказал, что ты купилась. Что у вас было. Он был такой довольный и я решил, что все. Больше ему ничего не надо. А потом его убили, зарезали. Видишь – Бог есть. Я думал…
Не знаю, что он там думал, потому что выбегаю из этой квартиры. Бежать. Куда-нибудь. Все это не правда. Это даже для наркоманского бреда слишком. Пробегаю мимо родной двери и несусь дальше, вниз. Бежать. Выбегаю во двор и оглядываюсь. Бежать. Темнота.
26. Цвет конца
Темнота. Убедительная просьба ко всем родителям – не оставляйте своих детей без присмотра, особенно девочек. Звоните им через каждый полчаса, даже если они отчаянно протестуют. Защищайте их от любого дуновения ветра. В один момент вы можете решить, что никакой угрозы нет и вот тогда она появится. Темнота.
Я помню только сильный удар по голове. А потом меня тащат куда-то в темноту. Становится холодно, потому что на мою кожу попадает снег. Мне хочется накрыться чем-нибудь, но рядом ничего нет. Становится больно, настолько больно, что я теряю сознание. Прихожу в себя тоже от боли. Их несколько, я не вижу их лиц. Что-то стягивает мое горло. Чьи-то руки, они повсюду. И больно, очень больно. Я не могу кричать, мне не хватает воздуха. Слез тоже нет. Я помню, что выбежала из дома, разозлившись на Макса, а потом наступила темнота. Это похоже на страшный сон, но во сне нельзя закрыть глаза, а здесь можно. Темнота.
Прихожу в сознание от того, что в глаза бьет яркий свет. Противная лампа, такие стоят в больницах. Хочу попросить выключить ее, но губы пересохли. Где я? Рядом слышатся голоса, один из них – мамин. Я ищу ее глазами, но не могу найти. Слишком яркий свет. Внезапно я вспоминаю, что случилось и меня начинает тошнить. Рядом возникает тазик, а кто-то заботливо держит мои волосы. Меня трясет и все тело горит. Наверное, я уже в аду. Нет. Пока только в больнице. Ад начнется позже. Закрываю глаза.
Открываю и наступает новый день. Не надо рассказывать, что со мной произошло, но участковый настаивает. А я не могу. Говорят – шок. Рядом стоят родители, Макс с виноватым лицом и соседка, которая меня нашла. Как стыдно. Смотрю на потолок, он весь в мелких трещинках. Мне нравится когда краска слегка трескается. Я тоже сейчас в таких трещинках, только я не краска, я – человек. Я была человеком.
Еще один день в больнице и меня забирают домой. Мне нужно сказать маме, что меня ждут в Лондоне, у меня работа, но не получается. Говорят – шок. Если что-то нужно – могу написать на бумаге. Но мне ничего не нужно. Хотя… пишу маме, что мне нужно в Лондон. Мне нужно домой.
27. Цвет, идущий вместо послесловия
Солнце – редкий гость в наших краях. Чаще над нашим городом зависают тучи. Я недовольна визитом этого природного явления и пытаюсь зажмурить глаза посильнее. Не выйдет – не чего было выбирать комнату на восточной стороне. Встаю и смотрю по сторонам. Слева окно, которое я забыла зашторить вечером. Справа – гигантский мольберт. У стены стоят упакованные картины, сегодня за ними придут заказчики. Шлепаю босиком в ванную. Самый большой минус моего хостела – общий душ. Это ужасно. Либо просыпайся на заре, либо стой потом на мокром. Так что сегодня мне относительно повезло, надо бы поблагодарить солнце.
Возвращаясь из душа проверяю ежедневник – сегодня много работы. После того как я вернулась из Москвы, ко мне выстраиваются километровые очереди. Все хотят работу немой художницы. Ярмарка тщеславия. Проверяю почту – теперь я общаюсь с миром только в письменной форме. У меня есть два почтовых ящика, для близких и всех остальных. Деловая. Прошло четыре месяца после того как умер Ян и после того, как… мне до сих пор тяжело вспоминать. Я никому не рассказала, даже родителям. Они до сих пор думают, что меня просто ограбили. Не знаю, как участковый согласился соврать. Может у него тоже есть дочь? Мое молчание родители списывают на последствия шока от гибели Яна и я их не разубеждаю их. Чем меньше правды знаешь, тем легче живется. Пока клиентов нет можно порисовать для себя. У меня сильно изменился почерк. Он стал более жестким, но при этом совсем не мрачным. Преподаватели хвалят меня, говорят, что мои работы станут украшение ежегодной выставки колледжа. Готовлюсь. Нужно быть лучше всех.
В дверь стучат. Пришла первая клиентка – очень красивая шатенка. Я приглашаю ее к белому фону, чтобы сфотографировать, но она отказывается. Она принесла готовое фото. Я тянусь за ним, но девушка разжимает пальцы мгновением раньше. Снимок летит на пол. Мы провожаем его взглядом, а потом я наклоняюсь за ним.
– Это мой жених и я. Скоро у нас помолвка и я хочу сделать ему подарок, – на фотографии знакомое лицо, которое не вызывает у меня никаких эмоций. – Вы же можете взять готовый снимок?
Показываю жестом, что все в порядке и пишу на бумаге дату, когда можно будет забрать готовую работу. Дженни Таннер – заказчица – оставляет мне конверт с предоплатой и уходит, закрывая за собой дверь. Продолжаю смотреть на фото – Алексис совсем не изменился. Хотя сложно измениться за 4 месяца. Я давно о нем не слышала, хотя говорят, что он собирается провести выставку в конце весны. Помолвка. Они хорошо смотрятся с этой девушкой. Мне нравится. Я рада за него, ровно настолько, сколько может позволить мое обескровленное сердце. Ставлю фотографию в специальную подставку и иду к письменному столу. Где-то у меня лежало отличное лезвие для того, чтобы подправлять ошибки моей кисточки.
Длинная красная полоса на запястье. Темнота.
Маленький мальчик с черными глазами бежит и наконец-то убегает.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.