Электронная библиотека » Алка Джоши » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 18 апреля 2022, 09:12


Автор книги: Алка Джоши


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Как скажете, тетя босс. Но… – Он театрально пожал плечами. – Вы же сами все время твердите, что ладду не еда.

Я вспыхнула. Ну конечно! Я и забыла, что Радха сегодня ничего не ела – только выпила чай у портнихи и сжевала конфету, которую дал ей Малик. Он заметил, что она проголодалась. Я тоже не завтракала, но я уже привыкла. А Радха растет. Как же я не подумала!

– Дома есть алу, гоби, пиядж. Радха, ты сумеешь приготовить сабджи и чапати?

Радха кивнула с серьезным видом.

– Вот и хорошо. – Я вылезла из коляски. – Только вымойте руки. И на этот раз с мылом, слышишь, Малик?


Десять лет назад, в Агре, я зарабатывала на жизнь тем, что готовила противозачаточные отвары для куртизанок, и они щедро платили. Особенно добры ко мне были госпожа Хази и Назрин: в обмен на мои отвары они пускали меня на постой в принадлежавшие им дома. А в свободное время наставляли в искусстве мехенди. Рисовать палочкой на теле оказалось не сложнее, чем кистью на сухом листе дерева бодхи, как учил меня Манчи-джи, когда я жила в деревне. Я быстро освоила это ремесло и вскоре уже украшала руки, ноги, животы, спины и груди куртизанок узорами из их родных краев – Исфахана, Марракеша, Кабула, Калькутты, Мадраса, Каира, – которые они мне показали.

Приезжая по делам в Агру, Самир Сингх частенько заглядывал в увеселительные заведения Хази и Назрин. Там ели, пили, курили кальян мусульманские аристократы, бенгальские коммерсанты, индийские доктора, а куртизанки читали им старинные стихи, пели сладкозвучные ностальгические газели и под ритмы искусных музыкантов исполняли классический танец катхак. Прознав о моем мастерстве, Самир разыскал меня и обратился ко мне с предложением:

– В Джайпуре немало господ, которые предпочтут вырыть у дома колодец, чтобы не допустить пожара, – если ты понимаешь, о чем я. И они дадут втрое от того, что тебе платят в увеселительных домах.

В общем, он предложил мне перебраться в Джайпур, где я смогу получать такие гонорары, о каких не могла и мечтать, помогая женатым мужчинам, которые, подобно Самиру, развлекаются на стороне и не хотят, чтобы любовницы их беременели. Самир пояснил, что, хоть он и ходит по домам терпимости, предпочитает молодых бездетных вдов. Эти женщины, даже если потеряли мужа в самом юном возрасте, обречены до конца дней оставаться одни: так уж принято в обществе. (Не то вдовцы: те могли жениться без всяких последствий.) Самир обрушивал на вдовиц комплименты, подарки и все свое обаяние, и они отвечали ему благодарной взаимностью.

Решающим аргументом стало достойное прикрытие, которое придумал Самир. Я буду делать мехенди дамам из высшего общества, вроде его жены, и втайне продавать мешочки с противозачаточными отварами ему, его друзьям и знакомым. Когда Парвати пожаловалась, что никак не может забеременеть, я сделала так же, как на моем месте поступила бы саас: стала давать ей сладости и закуски с красным клевером, маслом примулы и диким ямсом, и в конце концов она зачала Говинда. Счастливая Парвати рекомендовала меня дамам, чьи имена теперь украшали мой блокнот.

К 1945 году, когда мы познакомились с Самиром, я уже научилась самостоятельно зарабатывать на жизнь. Я оплачивала съемное жилье, хорошо питалась и отправляла немного денег родителям. Самир дал мне возможность расширить дело, и я ухватилась за его предложение, как ребенок хватает светлячка: цап! – лови скорее, а то упустишь.

Я остановилась перед аккуратным рядом одноэтажных особняков и прочитала записку, которую вчера сунул мне Самир: миссис Дж. Харрис, Тулси Марг, дом 30. Но дама с высокими валиками седых волос, которая отрезала засохшие цветы с плетистой розы на террасе перед домом, явно вышла из детородного возраста. Я озадаченно посмотрела на адрес. За все время, что я готовлю противозачаточные отвары, ни разу не сталкивалась с тем, чтобы они понадобились женщине под шестьдесят. А впрочем, кто их разберет, этих англичанок. Солнце Джайпура не щадит их веснушчатую кожу, как и руки моих клиенток-индианок.

– Миссис Харрис? – спросила я.

Англичанка обернулась и улыбнулась мне, показав серые зубы.

– Она самая! Наш садовник совершенно не следит за цветами. Если хочешь привести цветы в порядок, все приходится делать самой. Вы к нам наниматься в гувернантки? Вы умеете ладить с детьми? Должна отметить, выглядите вы опрятнее тех, что к нам присылали из штаба. С другой стороны, как говаривал мой муж Джереми, как им не запылиться, если вымыться толком негде? Он был майор британской армии. После его смерти я решила остаться здесь. Разве на его военную пенсию купишь коттедж в Бристоле? Да не угодно ли вам чаю? Только предупреждаю, это не тот пряный чай, который вы все так любите… это вредно для желудка. Нет уж, благодарю покорно, я буду пить старый добрый английский чай. Входите же, милочка. Вы, должно быть, промерзли до костей. Как по мне, двадцать один градус Цельсия – великолепная погода, но вы, индийцы, чуть ветерок подует, тут же кутаетесь в шерстяные свитера. Никогда этого не понимала. Я обожаю свежий воздух! – Она глотала «р» и смягчала «д» – согласные, которые мы, индийцы, выговариваем с особым тщанием. Вместо «армия» у нее получалось «аммия», а «индийцы» превратились в «инцийцев».

Я промямлила извинение, собираясь развернуться и уйти, но тут на террасу выбежала женщина помоложе и спасла меня.

– Вот и вы, миссис Шастри. Вы принесли крем для рук? Мои друзья так его нахваливают!

* * *

Мы ушли в комнату молодой англичанки, заперли дверь и старались говорить тихо.

– Прошу прощения за свекровь, миссис Шастри, – прошептала она.

Мне показалось, она извиняется не только за то, что ее саас оказалась дома.

– Ее зовут миссис Джереми Харрис. Я тоже миссис Харрис, но меня зовут Джойс. – Молодая англичанка покраснела. – Свекровь собиралась сегодня идти играть в бридж, но все отменилось. Я рассчитывала, что мы с вами будем одни.

– Не сочтите за любопытство, миссис Харрис, но ваша свекровь решила, что я пришла наниматься гувернанткой. У вас есть дети?

Джойс Харрис покачала головой, потупила взгляд на живот.

– Но вы беременны? И ваша беременность не секрет?

Она снова покачала головой.

– Мне нужно знать, на каком вы месяце, – мягко проговорила я.

Две слезинки выкатились из глаз миссис Харрис и капнули на лиф ее яркого платья. Она посмотрела на влажные пятнышки на цветастом нейлоне, но вытирать не стала.

– Миссис Харрис?

Она замялась.

– Н-н-а четвертом.

Избавляться от плода на позднем сроке небезопасно: четыре месяца – предел. Когда к моей свекрови обращались за помощью, она говорила мне: «Женщины должны уйти от нас такими же здоровыми, какими пришли».

– Точно?

Помедлив, она кивнула.

– На таком сроке это рискованно и для вас, и для младенца. Больше всего я опасаюсь за ваше здоровье. Вы твердо уверены, что не больше четырех…

– Я всей душой хочу этого ребенка, – шепотом перебила миссис Харрис. – Но если меня вышвырнут на улицу…

Женщины, которым я помогала, всегда пытались рассказать мне о своем проступке, но и для них, и для меня было проще, чтобы я оставалась в неведении. Я облизнула губы. Я должна удостовериться, что она говорит правду.

– Если вы ручаетесь, что срок не больше четырех месяцев, и в точности выполните мои указания, все обойдется, в противном случае…

– У меня бессонница. И постоянно болит голова. Если бы я только могла, я бы с радостью родила этого ребенка. Но я не уверена, что он… от мужа.

У многих женщин, которые обращались ко мне через Самира, были любовники.

– Мадам, вам незачем объяснять.

Джойс Харрис подалась ко мне и так стиснула мою руку, что я вздрогнула. Я посмотрела на бледную кожу на костяшках, на обручальное кольцо, которое было ей велико, на ногти, накрашенные ярко-красным лаком. Она ждала от меня того, что было не в моей власти. Прощения. Отпущения грехов. Но я чужой человек.

Я вгляделась в ее лицо – бледное, распухшее, в красных пятнах. Глаза у нее были воспаленные.

– Он играет в сквош с моим мужем Джоном. Я так с ним и познакомилась – в клубе. Он тоже женат. Быть может, я забеременела от мужа, а может, и… от него. – Она выпустила мою руку, достала из-за пояса платок и вытерла глаза. – Он индиец.

Уж не Самир ли, подумала я. Но Самир слишком осторожен: он обязательно дает всем своим любовницам мой отвар, чтобы потом с чистой совестью менять их на других. Если бы он крутил роман с Джойс Харрис, обязательно предупредил бы. Знала же я остальных его пассий. К тому же он предпочитал вдов, а муж Джойс Харрис жив.

– Что скажет муж, если я рожу ему смуглого ребенка? А что скажет мать Летти, я и так знаю. Я не могу вернуться в Суррей с ребенком от индийца. В английском общества для такого малыша нет места. Его попросту не п-п-примут.

Она расплакалась. Я ждала, пока она успокоится.

– Миссис Харрис, я уверена, в сложившихся обстоятельствах вы хотите поступить как лучше – и для вас, и для… ваших близких. Но должна вас предупредить: медлить нельзя. Кипятите один пакетик с травами в одной кварте воды в течение получаса. Потом раз в час принимайте по чашке отвара, пока не выпьете весь. Отвар горчит, поэтому для вкуса можете добавить в него меда. Затем повторите процедуру. Через несколько часов вы почувствуете спазмы. Обязательно подложите в нижнее белье вату. На вашем сроке будет не только кровь, но и крупные сгустки ткани. Будет больно, но бояться не нужно. Отвар должен подействовать.

Джойс Харрис закрыла глаза, и из-под ее век выкатились слезы. Я молчала: пусть спокойно осмыслит услышанное.

– Я оставлю вам три пакетика, но, скорее всего, больше двух не потребуется. Чтобы облегчить спазмы, приложите к животу грелку или теплое влажное полотенце к промежности. Врача зовите только тогда, когда все закончится. Он решит, что у вас был выкидыш. Если обратитесь к нему слишком рано, он постарается спасти плод, а это, насколько я понимаю, вам вовсе не нужно.

Я похлопала ее по бледной руке.

– Обычно все проходит благополучно, но бывает всякое. В случае обильной кровопотери немедленно вызывайте врача. Повторяю, будет очень больно. – Я поставила на стол пузырек и объяснила: после того как зародыш выйдет, нужно будет прикладывать к половым органам эту примочку, чтобы снять воспаление. – Вы все поняли?

Она кивнула. Повисло молчание.

– Быть может, у вас остались вопросы?

– Остались, но ответа на них не знаем ни вы, ни я, – еле слышно пролепетала она.


Едва я вошла в комнату, как Радха вскочила с пола (они с Маликом играли в пять камешков), бросилась к кастрюлям, положила на тарелку еды, дала мне, а сама взяла у меня сумку.

– Держи, Джиджи.

Что-то тут не так. Я огляделась.

Малик сунул камешки в карман, встал, понурил голову. Радха подошла к кувшину и налила мне стакан воды.

Я стояла посреди комнаты с тарелкой еды и стаканом воды, Малик и Радха не сводили с меня испуганных глаз.

– Дал баати? Я ведь просила тебя приготовить ладду.

Радха нервно улыбнулась.

– Малик сказал, в Раджастане больше любят дал батти. Я убрала подгоревшие кусочки. Попробуй, Джиджи, – заискивающим тоном попросила она.

Я не ответила.

– Малик?

Радха шагнула вперед, словно хотела заслонить его собой.

– Он тут ни при чем, Джиджи. Он всего лишь тушил пожар. А потом миссис Айенгар раскричалась…

Пожар? Миссис Айенгар раскричалась? Я со стуком поставила тарелку и стакан на стол, глубоко вздохнула.

– Давай с самого начала.

Радха объяснила, что готовила дал баати, и у нее загорелся чунни. Малик ринулся на подмогу, а миссис Айенгар напустилась на него за то, что осквернил ее очаг.

Малик большим пальцем ноги чертил круги на полу.

– Простите меня, тетя босс.

Радха хмуро перевела взгляд с него на меня.

– Малику не за что извиняться. Он меня спас! А эта злобная старая карга…

Если бы не грубое замечание Радхи, я бы ее пожалела. Но ее надо приструнить, чтобы впредь не портила мне отношения с хозяйкой.

Я подняла палец.

– Эта старая карга – наша квартирная хозяйка. – Я отогнула второй палец. – И дом ее, а не наш. Так что она имеет полное право нам указывать.

– Это нечестно! Давай тогда переедем в твой новый дом! Сбежим от нее!

У меня на виске билась жилка. Я прижала пальцы к виску, сдерживая желание наорать на сестрицу.

– Я уже объясняла. Дом еще не достроен. Мы переедем, как только он будет готов.

Я посмотрела на Малика:

– Все было так, как она говорит?

Он кивнул.

Я погладила его по голове.

– Спасибо, что не дал Радхе спалить дом.

Он слабо улыбнулся.

– А ты, Радха, впредь осторожнее…

– Но…

– Особенно с очагом миссис Айенгар.

– Джиджи…

Я взяла Радху за плечо. Она дернулась, точно я замахнулась на нее. Неужели Маа ее била? Или Хари?

Я уронила руку. Радха на меня не смотрела.

Я вздохнула. Задобрить набожную миссис Айенгар встанет недешево. В прошлый (и единственный) раз, когда Малик по незнанию прошелся по ее очагу, она настояла на том, чтобы мы позвали брахмана-пандита и тот провел обряд очищения. (Малик – мусульманин; они едят мясо, а Айенгары его не едят. Топтаться по своему очагу они не позволили бы даже Сингхам – ведь раджпуты тоже едят мясо.) Тот обряд обошелся мне в сорок рупий. Сперва я заплатила долг строителю, потом дала денег Хари. Теперь еще и это.

Я заправила край сари за пояс нижней юбки, настраиваясь на то, что разговор с хозяйкой будет нелегким.

– Пойду узнаю, к какой каре готовиться.

Малик бросился к столику с травами, схватил две бутылочки, протянул мне.

– Я уже все приготовил.

Я взглянула на этикетки: средство для роста волос и лосьон для кожи. Я улыбнулась ему.

– Молодец.

Малик не хуже меня знал, что нашу хозяйку легче всего умилостивить подкупом. Из-за очага миссис Айенгар мы оказались в подвешенном состоянии: пока пандит не проведет обряд очищения (который порой длится три часа), нельзя готовить угощения на завтра. Спать мы сегодня точно ляжем поздно.

– Пандит-джи придет через час, – точно прочитав мои мысли, сказал Малик.


Наконец-то полночь. Мое любимое время. В окно светила луна. Коэль насвистывал любовную песнь; ему вторила пятнистая горлица. Весь Джайпур отдыхал от дневной суеты. В комнате пахло пряностями и сластями, которые мы готовили (пакора из листьев одуванчика для миссис Патель, от артрита, сладкие миндальные ладду для миссис Гупты, от головной боли), а еще снадобьями (свежее сандаловое масло для миссис Рай, от боли в ногах).

Малик давным-давно ушел домой. Радха спала на кровати. Я села за стол, открыла блокнотик, облизнула кончик карандаша и записала при слабом свете дии:


Обряд, проведенный пандитом (ему потребовался час, чтобы очистить очаг мадам Айенгар): расход.

Лавандовое и гвоздичное масло, куркума и шафран, которые сегодня купил Малик: расход.

Деньги, которые Самир заплатил за мешочки с отваром: приход.

Деньги, которые заплатила Джойс Харрис за ее отвар: приход.

Счет от строителя: расход.

Плата Хари: расход.


В сумме – убыток. Я закрыла блокнот и принялась вынимать шпильки из волос. Интересно, сколько времени понадобится, чтобы устроить союз Сингхов и Шарм. И согласится ли строитель на отсрочку уплаты долга. И сколько еще потребует Хари за молчание. Работа во дворце мне сейчас более чем кстати, но сколько придется ждать, пока Парвати поговорит с махарани?

Я запустила пальцы в волосы. Саасуджи как-то сказала, что существует три типа кармы: та, что мы накопили за свои прошлые жизни; та, которую мы создали в этой жизни; карма, плоды которой мы будем пожинать в будущих воплощениях. Интересно, какая из карм привела к тому, что я вышла за Хари. Создала ли я новую карму тем, что сбежала из дома, или это карма из прошлой жизни, за которую я расплачиваюсь лишь сейчас?

Радха замычала во сне, не раскрывая рта, словно звала на помощь. Я бросилась к ней: того и гляди, перебудит весь дом.

– Радха, это всего лишь сон. – Я погладила ее по плечу.

Она не проснулась. Лежала на боку, свернувшись калачиком и прижав к груди кулачки, точно младенец в утробе. Подушка промокла от слез. Сейчас Радха казалась такой беспомощной. В памяти мелькнуло воспоминание: вот так и я каждую ночь, что мы с Хари были женаты, засыпала в слезах.

Я улеглась рядом с ней, прижалась грудью к ее спине, ногами к ногам, уткнулась лицом ей в затылок. Обхватила ее крепко-крепко, так что палец не просунешь. Я каждый день прикасаюсь к коже моих клиенток, но сейчас меня вдруг посетило новое чувство – я еще ни разу не обнимала сестру.

– Т-с-с. Успокойся. Т-с-с, – прошептала я.

Я гладила Радху по голове; от ее волос до сих пор пахло плюмерией. «Рундо Рани, бурри саяни. Питхи тунда, тунда пани. Лакин куртхи хе мунмани», – промурлыкала я ей на ухо, вспоминая, как папа пел эту песенку.

Дыхание ее успокоилось. Мышцы обмякли. Она проснулась, взяла меня за руку и прижала мою кисть к своей груди. С каждым вдохом и выдохом ее ребра поднимались и опускались под моими пальцами.

Я вытерла ей лицо и шею краешком моего сари.

– Расскажи, что тебе приснилось.

Радха шмыгнула носом.

– Было темно. Питаджи свалился в колодец. Его держала только я. Все зеваки давным-давно разбрелись по домам. Я пыталась его спасти. Но он был такой тяжелый. – Она всхлипнула. – И я отпустила его руку. Джиджи, я отпустила его руку. Не смогла его вытащить. Не смогла. Искала тебя, но тебя там не было! – Радха глубоко вздохнула. – Сколько раз я мечтала, чтобы ты вернулась домой и помогла мне. Однажды даже сбежала из Аджара, чтобы тебя разыскать, но Мала, наш сосед, увидел меня и отправил домой. – Слезы, которые она сдерживала так долго, капали мне на руку. – Когда Маа умерла, я никому не говорила. Целых два дня. Она лежала на кровати. Я так испугалась. Я не знала, что со мной будет. Я осталась совсем одна. Где ты была все это время, Джиджи? Почему ты от нас ушла? Почему ушла от него?

Я выпустила ее из объятий. Разумеется, ей интересно. Я молчала об этом тринадцать лет.

Я сглотнула.

– Если бы я не сбежала, меня бы уже не было. Хари меня со свету сжил бы. А вернуться к Маа и Питаджи я не могла. – Радха не хуже меня знает, что жена считается собственностью мужа. И если женщина несчастлива в браке, она не может все бросить и вернуться к родителям в надежде, что те ее пожалеют. В некоторых семьях после свадьбы жена даже вынуждена менять имя[13]13
  Женщины, вступая в брак, меняют не только фамилию, но и имя отца на имя мужа. В некоторых общинах после свадьбы женщины также меняют личное имя.


[Закрыть]
, словно раньше и не жила.

Я рассказала Радхе о том единственном, что радовало меня в браке – о матери Хари. О том, как она учила меня целительству. Приходившие к нам женщины из соседних деревень чаще всего жаловались на расстройство желудка, ожоги, которые получили, когда готовили пищу, на бесплодие и менструальные боли. Я умолчала о том, как порой они просили нас помочь им втайне от мужей избавиться от плода.

Я рассказала, как Хари меня избивал и как однажды я вышла из хижины и, в чем была, пешком отправилась в Агру, а если замечала кого вдалеке на дороге, пряталась в кусты или канавы. Питалась тем, что удавалось раздобыть, чаще ночью, когда меня никто не видел, и предварительно удостоверившись, что поблизости нет кабанов. В городе Тадж-Махал, продолжала я, помогала женщинам, как учила меня свекровь. О подробностях я умолчала – например, о том, что основной доход получала от продажи муслиновых мешочков с молотой корой корней хлопчатника (по рецепту саас). Не то чтобы я стыдилась своего занятия; если бы не я, куртизанки и танцовщицы прибегали бы к куда более грубым и опасным методам прерывания нежелательной беременности: спринцевались мылом, падали с лестницы, прокалывали плод вязальной спицей. Но такие ужасы не для ушей тринадцатилетней деревенской девочки.

Я объяснила, что искусство мехенди освоила в Агре. С улыбкой вспомнила о том, как Хази и Назрин учили меня разрисовывать женское тело, чтобы возбуждать желание, но Радхе об этом не сказала. А потом, добавила я, меня пригласили в Джайпур, потому что там за мехенди платили больше, и я ухватилась за эту возможность.

– И тогда я смогла посылать домой больше денег.

– Но мехенди занимаются шудры, а не брахманы, – удивилась Радха. – Питаджи ни за что не позволил бы тебе прикасаться к чужим ногам.

Я выпустила ее руку, перевернулась на спину.

– Это лучше, чем стать потаскухой. – Слова мои прозвучали резко, но я этого и хотела.

Некоторое время мы лежали молча.

– Как умер Питаджи? – спросила я.

– Утонул. Но он хворал. Живот у него болел.

– Что ты имеешь в виду?

– Он пристрастился к шарабу, – прошептала она. – Прятал от нас, думал, мы не найдем, а к вечеру так напивался, что на ногах не стоял. Порой мне приходилось на следующий день вести за него уроки.

Я помнила, что Питаджи начал пить примерно тогда же, когда мы перебрались в Аджар, но ни разу не напивался до такой степени, чтобы мне приходилось подменять его в школе.

– Маа его простила в конце концов?

Радха повернулась ко мне:

– За что?

В эту минуту она так походила на Маа, что мне показалось, будто я, как в тот далекий вечер, лежу рядом с матерью и не могу понять, куда подевались ее золотые браслеты. Я тогда была совсем маленькая, и на моей памяти мама не снимала их, даже когда купалась, спала или готовила. Я любила ими играть, когда мы вот так лежали рядышком. Я спросила у мамы, где же ее браслеты, и на ее глаза навернулись слезы, а мне впервые в жизни стало страшно.

Я погладила Радху по щеке.

– Мы не всегда жили в Аджаре. Разве Маа тебе не рассказывала? Мы переехали туда из Лакхнау[14]14
  Лакхнау – столица штата Уттар-Прадеш.


[Закрыть]
. Питаджи увлекся движением за независимость. Вместо работы ходил на марши свободы. На митингах выступал против британского господства. А когда движению понадобились деньги, без спроса продал мамино золото, украшения из ее приданого: свадебные браслеты, ожерелья, серьги. Маа была в ярости.

Британцам из школьного руководства его борьба за свободу пришлась не по нраву. И Питаджи перевели в Аджар, в эту глухомань. Мне тогда было лет десять. Его не только понизили, но и унизили.

– Но ведь Питаджи был прав! В конце концов Индия победила. – Радхе, как мне когда-то, хотелось верить в нашего отца, защищать его.

– Конечно, прав, – ответила я. Миллионы таких, как наш отец, дали понять британцам, что индийцы более не намерены быть невольниками в собственной стране.

Но понимала я и досаду Маа. Слишком многих индийцев искалечили, бросили в тюрьмы за то, что те осмелились восстать против британцев. Она умоляла отца: ни во что не вмешивайся, подумай о семье, пусть другие воюют. Но отец был рьяным борцом за независимость, и я восхищалась его принципиальностью. Он был предан своим идеалам. К сожалению, за высокие идеалы всегда приходится платить.

Когда закончились его сбережения, он продал без остатка имущество Маа, ее золото, которое должно было спасти нас от нищеты, обеспечить Маа средства к существованию, если бы она овдовела, а меня избавить от необходимости выйти замуж в пятнадцать лет. В стране, где золото из приданого – единственное, что может защитить женщину в случае непредвиденных обстоятельств, уши Маа без серег и запястья без браслетов неизменно напоминали отцу, что он принес семью в жертву политике.

Нам пришлось перебраться в Аджар, где мать похоронила свое разочарование, а отец – гордость. До обретения независимости оставалось целых двенадцать лет, и к тому времени отец уже был сломлен.

– Маа никогда не говорила о тебе, – сказала Радха. – Даже имени твоего не произносила. Я не подозревала о твоем существовании, пока сплетницы не разболтали, что ты сбежала в год моего рождения. Когда я выучила буквы, то поняла, что это твои письма Маа сжигала, не открывая. Единственное твое письмо, которое я прочла, было с билетами до Джайпура. Обо мне в нем не говорилось ни слова. И я догадалась, что ты не слышала обо мне.

Я закрыла глаза. Ох, Маа, как же сильно я тебя рассердила. Муж тебя предал. Я тебя предала. Если бы ты только прочитала те письма!

Едва начав зарабатывать достаточно, я в каждом письме отправляла родителям деньги. Я умоляла их простить меня за то, что ушла от мужа, обещала при первой же возможности забрать их к себе. Если Маа сжигала письма вместе с деньгами, неудивительно, что Радха приехала ко мне в обносках.

Я снова прижалась к ней, обняла, как когда-то мечтала обнять Маа.

Радха стиснула мою руку, и я словно очнулась, вспомнила, что у меня теперь есть сестра. Быть может, она вовсе не кара моя за допущенные ошибки, а мое спасение. С родителями уже ничего не исправишь, прощения у мертвых не попросишь, доброе имя не восстановишь. Но я позабочусь о сестре, выращу и воспитаю Радху. Я сделаю все, чтобы наши родители смогли бы гордиться ею – в отличие от меня.

Радха пошевелилась.

– Джиджи, а помнишь Манчи-джи?

Разумеется, я помнила старика из Аджара, который, сгорбясь над высохшим листиком, беличьей кистью рисовал гопи и корову размером с мой большой палец, усеивал крапинками сари девушки, которая доит корову. Я пряталась у него, когда родители ссорились из-за денег. Я бежала от материнского горького молчания, от отцовского пьянства, забывалась за рисованием. Сперва старик Манчи научил меня видеть, подмечать мельчайшие детали того, что я собираюсь нарисовать, и уж потом дал мне кисти. Его наука позволила мне много лет спустя взяться за палочку для мехенди и выводить затейливые узоры, врезавшиеся в мою память.

– Он все еще рисует? – спросила я.

– Хан. Он всегда говорил, что ты была лучшей его ученицей.

Я почувствовала, что улыбаюсь.

– Ты тоже с ним рисовала?

– У меня нет твоего таланта. Я обычно сушила для него листья дерева бодхи. И растирала краски. – Она обернулась ко мне с озорной ухмылкой. – Знаешь, что получится, если накормить корову листьями манго, а потом смешать навоз с глиной и разбавить коровьей мочой?

– Что?

– Оранжевая краска! Манчи-джи говорил, моя краска гладкая, как шелк.

– Если хочешь, я научу тебя растирать листья хны, чтобы готовить пасту для мехенди.

– Акча. – Да. Она зажмурилась и громко зевнула.

– Когда зеваешь, прикрывай рот ладонью.

Радха робко приоткрыла глаза, поймала мой взгляд и улыбнулась:

– В-двадцатых?


Сплю я чутко, поэтому, когда загремела дверная ручка, я тут же проснулась и встала с кровати. За окном еще было темно. Радха крепко спала. В комнату ворвался Самир; сперва я решила, что он перебрал в клубе и не соображает, что творит, но потом увидела, что на руках у него женщина, завернутая в одеяло. Глаза у нее были закрыты, она постанывала. Рядом с Самиром стоял его друг, доктор Кумар. Я посмотрела на настенные часы. Два часа ночи. Я поспешно закрыла дверь за пришедшими, чтобы не разбудить миссис Айенгар.

Я щелкнула выключателем. Самир был мрачен.

– Миссис Харрис плохо, – прошептал он. – Кумар хотел вас кое о чем спросить.

Он обвел глазами комнату, посмотрел на кровать; приподнявшись на локте, Радха терла глаза.

Я бросилась к ней.

– Радха, скорее вставай.

Она спрыгнула с кровати и уставилась на Самира, который осторожно положил свою ношу на кровать, где прежде спали мы с Радхой. Одеяло, в которое была закутана миссис Харрис, распахнулось, и в слабом свете потолочной лампы я увидела запекшуюся кровь. Опухшие, в синих прожилках веки Джойс Харрис трепетали, она лежала, подняв колени, обхватив руками живот, и так громко стучала зубами, что я удивилась, отчего миссис Айенгар еще не колотится ко мне в дверь с просьбою быть потише.

– Зачем вы ее принесли…

– Некогда об этом. Кумар все объяснит.

Я заметила в руке у доктора черный медицинский саквояж. Доктор Кумар достал из него стетоскоп.

Самир схватил меня за руки.

– Спасибо, Лакшми. Пожалуйста, делай, как говорит доктор Кумар, – взмолился он, вышел и бесшумно прикрыл за собой дверь. Вся сцена длилась не больше минуты. В комнате было душно; англичанка хрипло стонала.

У доктора Кумара бегали глаза.

– Она что-то приняла, – прошептал он. – И мне нужно знать, что и сколько.

– Я не понимаю…

– Что тут понимать? – Он нахмурился. – Она выпила какую-то отраву, чтобы избавиться от ребенка, и если я не узнаю, что именно она приняла, она умрет.

– Но я всего лишь… – Я вспыхнула. – Разве Самир не объяснил вам, что я…

– Неужели вы не знаете, что на пятом месяце делать аборт опасно? – его серые глаза сверкнули.

– На пятом? – изумилась я.

Кумар кивнул и приложил головку стетоскопа к животу миссис Харрис. Она вскрикнула.

– У плода бьется сердце, то есть срок минимум восемнадцать недель. Но сердцебиение слабое. Она потеряла много крови. Нужно переливание. Самир пошел звонить, чтобы ее положили в частную клинику. – Он перевел взгляд с Джойс Харрис на меня. – Но вряд ли ребенок выживет. – Он посмотрел на мои руки, сцепленные в замок.

Наконец доктор убрал стетоскоп.

– Что вы ей дали? – выговорил он неторопливо, словно с трудом сдерживал гнев.

Я отвела взгляд от скорчившейся на кровати женщины.

– Отвар из коры корней хлопчатника. Она должна была вскипятить содержимое одного мешочка в кварте воды и пить каждый час, пока не допьет. Потом повторить процедуру. Обычно этого достаточно, чтобы исторгнуть плод. Но я на всякий случай оставила ей еще один мешочек.

Доктор Кумар прижал два пальца к запястью миссис Харрис и устремил взгляд на часы.

– Пульс очень редкий. Видимо, она приняла все три дозы сразу или вскипятила в меньшем объеме воды, чтобы отвар получился крепче.

– Она клялась, что на четвертом месяце, не больше. Я дважды переспросила, предупредила, что на более позднем сроке это делать опасно. С чего бы мне ей не верить?

Он вперил в меня пристальный взгляд. Неужели он думает, что я вру?

– Я никогда не давала этот отвар тем, у кого срок беременности больше четырех месяцев. Либо миссис Харрис сама не знала, на каком она сроке, либо намеренно солгала мне – от отчаяния.

Он намочил ватку спиртом, протер внутренний сгиб ее локтя.

– Как вы с Самиром… ее нашли?

Доктор Кумар достал из саквояжа ампулу и шприц.

– Мы ужинали в клубе, позвонил ее друг и сказал, что ей нужна помощь. – Он легонько постучал по ее руке, чтобы обозначилась вена, и сделал укол. Джойс Харрис вздрогнула. – Мы ее забрали. Дома никого не было: ее муж с матерью сегодня уехали в Джодхпур. Будьте добры, подержите.

Я прижала ватку к месту укола. Доктор Кумар надел на иглу колпачок и убрал шприц в саквояж. Потом взял женщину за запястье и долго смотрел на часы. У него были длинные пальцы с безукоризненно чистыми ногтями. Он положил руку женщины обратно на одеяло.

– Я уколол ей морфин, но совсем чуть-чуть, чтобы она не заснула. Вряд ли морфин смешается с тем, что вы ей дали. Но от инфекции ей нужно будет принять антибиотики. – Доктор Кумар скользнул внимательным взглядом по моим рукам, лицу, волосам. Я заметила в его черных кудрях серебристые пряди, веснушки над верхней губой. – Неужели вы правда думаете, миссис Шастри, будто травы помогают от женских… расстройств?

– Если нет другого выбора, то да.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации