Текст книги "Художница из Джайпура"

– У этой женщины выбор был.

– Она так не думала.

– Почему же? Она англичанка. У нее масса возможностей. Во-первых, она могла обратиться в больницу для белых.

– А если отец ребенка – индиец?

Доктор приподнял тонкие брови и с любопытством посмотрел на пациентку.

– Значит, Самир вам ничего не сказал?

Краешком глаза я заметила, что Радха пошевелилась. Я совсем забыла, что она здесь. Радха все слышала. Я покосилась на сестру и сказала доктору:

– Миссис Харрис не уверена, что ребенок от мужа.

Пожалуйста, Радха, постарайся понять.

Радха закрыла рот рукой.

Доктор снова приподнял брови.

– Все равно лечиться травами рискованно. Вы же запросто могли ее отравить.

На мгновение я стиснула зубы.

– Ничего подобного, доктор Кумар. Я дала ей траву, от которой матка делается скользкой и через шесть-восемь часов выходит плод, а за ним и яйцо. – Мне показалось, что я оправдываюсь.

– И каким же образом ваш отвар делает матку, как вы выразились, скользкой?

– Из-за него в организме перестает вырабатываться вещество, которое помогает яйцу прилепиться к матке.

Он бросил на меня долгий взгляд.

– Прогестерон, – сказал он. – То, о чем вы говорите, называется прогестерон. – Он пощупал пульс пациентки. – Бывали ли у женщин побочные эффекты от ваших трав?

Доктор Кумар открыл было рот, явно собираясь спросить меня еще о чем-то, но тут в дверь постучали, да так громко, что мы все вздрогнули. Джойс Харрис даже взвизгнула, на миг приоткрыла глаза, обвела взглядом комнату и снова впала в тихое забытье. Мы с доктором переглянулись.

Из-за двери донесся громкий шепот миссис Айенгар:

– Кья хо гья? Миссис Шастри, из-за чего весь этот шум и суматоха?

Радха мигом легла на постель рядом с миссис Харрис, заслонив больную собой, и накинула на себя одеяло.

– Два часа ночи! – Миссис Айенгар приоткрыла дверь.

Я бросилась к ней навстречу.

– Простите, джи, моей сестре… нездоровится.

Миссис Айенгар вытянула шею, взглянула на кровать. Радха негромко застонала, притворяясь хворой, чтобы заглушить вскрики англичанки.

– Я послала за доктором, миссис Айенгар, – я указала взглядом на мистера Кумара. – Прошу прощения, что мы вас разбудили.

Джойс Харрис что-то забормотала, и Радха застонала громче. Доктор Кумар взял мою сестру за запястье, прижал большим пальцем ее вену и уставился на свои наручные часы.

– Ей нужен покой, миссис Шастри, – произнес он таким тоном, словно вторжение хозяйки его рассердило.

Радха закрыла глаза и воскликнула:

– Джиджи!

– Видимо, что-то съела…

– Мне нужно идти, миссис Айенгар. – Я хотела было закрыть дверь, но хозяйка и не думала уходить.

– Мой муж всегда говорит: зимой – кислое и соленое, летом – сладкое и неострое…

– Да-да, спасибо. Я обязательно воспользуюсь вашим советом, вместе с рекомендацией доктора. Мне очень жаль, что я вас разбудила.

Я плотно затворила дверь, привалилась к ней спиной и изумленно воззрилась на Радху. Как она догадалась, что нужно сделать? Сестра не растерялась и действовала с умом.

Миссис Харрис постанывала. Радха слезла с кровати, подоткнула ей одеяло.

Доктор настороженно поглядывал на меня.

Я оттолкнулась от двери, собрала волосы в узел.

– Радха, нарви желтых сердцевинок цветов ромашки.

– Больше никаких трав, миссис Шастри, – устало произнес доктор Кумар.

– Она доверилась мне, попросила помочь. – Я подошла к столику. – Быстрее, Радха!

Мой окрик вывел сестру из оцепенения. Радха подскочила ко мне и принялась помогать: обрывала лепестки ромашки и протягивала мне желтые сердцевинки. Я смолола их в ступе вместе с двумя листьями перечной мяты, добавила чуть-чуть воды. Комнату наполнил запах приготовленной мною пасты – фруктово-цветочный, сладкий и острый одновременно.

– Намочи тряпку, – велела я Радхе.

Радха намочила чистое полотенце. Я завернула в него пасту, завязала концы: получилась припарка.

Я села на узкую кровать рядом с доктором Кумаром, нежно промокнула тряпкой влажный лоб женщины. На миг она открыла глаза, явно узнала меня и снова закрыла глаза.

– Дышите, миссис Харрис, – велела я. – Все будет хорошо. Дышите. – Я повторяла эти слова, точно мантру, заклинание жреца или молитву верующего к Ганеше, пока морщины на ее лбу не разгладились.

Я откинула одеяло. Англичанка по-прежнему держалась за живот. Я нажала на точку на ее потном запястье, и пальцы понемногу выпрямились, разжались. Я приложила примочку к ее животу. Минуту спустя женщина перестала дрожать, задышала ровнее.

Доктор Кумар скептически наблюдал за мной.

– Это вытягивает инфекцию. – Я протянула ему примочку.

– Горячая. – Он осторожно взял тряпку, словно она жгла ему руки.

Я улыбнулась.

– Меня саас научила.

Щелкнула открывшаяся дверь. Мы обернулись и увидели Самира. Он подбежал к кровати, подхватил пациентку.

– Мы отвезем ее в частную клинику к Голе. Помнишь его по школе, Кумар?

Доктор Кумар кивнул.

– Ей лучше?

– Боль утихла. Но ребенка спасти не удастся, – обреченно произнес доктор, глядя на меня. Он уже ни в чем меня не винил. Доктор Кумар взял черный саквояж.

– Ничего не попишешь. – Самир направился к двери. Ему явно не хотелось обсуждать случившееся. – Идем, Кумар!

Я проводила их до двери.

– Вы сообщите мне, как у нее дела?

– Я тебе напишу через день-другой, – шепнул Самир и спустился по лестнице с Джойс Харрис на руках.

Доктор Кумар обвел глазами комнату, задерживая взгляд то на одном, то на другом предмете, и наконец посмотрел на меня. Кивком попрощался и был таков.

Я закрыла за ним дверь и прислонилась к ней лбом. Воцарившаяся в комнате тишина оглушала, как треск цикад в знойный летний день. Я ждала вопросов Радхи.

Чуть погодя она сказала:

– Так эта женщина – ангрези, – она хотела потерять ребенка?

– Да.

– И ты ей помогла?

– Да. – Я понурила плечи. Я рассчитывала рассказать обо всем сестре не раньше, чем через несколько лет. Наивная.

– Но ты же мне говорила, что зарабатываешь на жизнь мехенди…

Я стиснула зубы и отвернулась.

Радха задумчиво нахмурилась.

– Помнишь, вчера мы видели нищенку. С младенцем. И ты сказала, что ей не следует больше рожать. Она не сможет прокормить детей.

– Да.

– И сегодня. Эта ангрези. Она же наверняка богатая.

– У женщин бывают свои причины принять трудное решение. – Я поджала губы. – Я ни о чем их не спрашиваю. Мне незачем это знать.

Радха перевела взгляд на кровать.

– Как они тебя отыскали?

Я пожала плечами.

– Меня все знают.

– Кто они, эти мужчины?

– Самир Сингх – мой друг. Мы знакомы много лет. Второй, доктор Кумар, насколько я понимаю, старый друг Самира.

– Малик знает? – помолчав, спросила Радха.

Я еле заметно кивнула. Да.

– Последний вопрос – и начинаем уборку.

– Почему?

– Потому что я не смогу вкратце объяснить тебе сложные вещи. Это долгий разговор.

– Нет, я хотела сказать, почему ты это делаешь? Почему помогаешь женщинам избавляться от детей?

Сегодня ночью Радха услышала и увидела столько нового. У нее дрожали ноги, она, не отрываясь, смотрела на кровавое пятно на кровати.

Как объяснить, почему двое мужчин среди ночи постучали ко мне в дверь? Как объяснить, почему некоторые замужние женщины крутят романы?

Я вспомнила, что говорила мне свекровь, когда учила делать противозачаточные отвары. Мне было пятнадцать, я только-только вышла замуж. «Как я могу отказать этим женщинам, бети? Их земля высохла. Все содержимое их амбаров уходит в счет оплаты заминдару. Им не под силу прокормить тех малюток, которые ждут их дома. Им не к кому обратиться».

Моей сестре всего тринадцать. Простых объяснений недостаточно. Но я настолько устала, что не подберу правильных слов, не сумею объяснить так, чтобы она поняла.

И я повторила слова саас:

– Им не к кому обратиться.

С минуту мы молчали, думая каждая о своем.

– Идем на крышу, нужно постирать, – негромко проговорила я и сдернула с кровати запачканную простыню. Кровь Джойс Харрис пропитала даже джутовую сетку. Придется отмывать ее смесью золы и ги.

– Радха.

Она перевела взгляд с замаранной кровати на меня. В глазах ее читалась тревога.

– Ты сегодня была молодцом. Но об этом никому ни слова, акча?

Мне неприятно было просить ее об этом, но от ее молчания зависело наше благополучие. Если кто-то узнает о несчастье, постигшем миссис Харрис, я потеряю всех клиентов.

Я думала, Радха примется возражать. Но она ответила еле слышно:

– Хан-джи.

Четыре

17 ноября 1955 года

Назавтра я разбудила Радху чуть свет, хотя обе мы спали недолго и беспокойно. Я показала ей, как растирать хну, и, к моему удивлению, паста для мехенди у нее получилась лучше, чем у меня. Старик Манчи явно не врал. Сестра даже предложила добавить в пасту чуть больше лимонного сока, чтобы краска держалась дольше. Я похвалила Радху, и она испуганно посмотрела на меня, словно не привыкла к добрым словам в свой адрес.

Записать ее в школу я смогу не раньше января, а до тех пор она будет ездить со мной и Маликом к клиенткам.

Первой моей клиенткой в тот день была Канта, одна из немногих, кто относился ко мне как к равной. Возможно, потому, что я была чуть старше – Канте только-только минуло двадцать шесть. Возможно, потому, что она, как и я, в Джайпуре была приезжей: родилась и росла в Калькутте, училась в Англии. А может, потому, что у нее тоже не было детей, хотя она отчаянно мечтала стать матерью.

Канта происходила из старинного рода бенгальских поэтов и прозаиков: ее отец и дед проводили время, сочиняя сонеты и собирая литературные салоны. «Женщины в Джайпуре читают только «Ридерз дайджест», – как-то пожаловалась она.

Не успела я подняться на веранду, как Канта уже распахнула передо мной двери, отодвинув слугу, семидесятилетнего Баджу. Он поправил марварский[15]15
  Марвар – историческая область и одноименное раджпутское княжество в индийском штате Раджастан.


[Закрыть] тюрбан, пригладил длинные усы и сказал:

– Зачем вы так, госпожа!

Канте не терпелось услышать новости.

– Лакшми! Расскажи мне скорее, как все прошло у Парвати. Баджу, да не стой ты столбом! Отведи Малика в кухню и накорми. – Тут она заметила стоящую за моей спиной Радху, посмотрела на нее, потом на меня и воскликнула: – Арре! Да у меня, никак, двоится в глазах?

Я познакомила Канту с Радхой, объяснила, что та приехала в Джайпур учиться в государственной школе, и покосилась на сестру, дабы удостовериться, что такое объяснение звучит правдоподобно. Я зря беспокоилась. Радха, точно завороженная, глазела на Канту. Она рассматривала ее каре до плеч, стройные ноги в брюках-капри, блузку без рукавов, завязанную узлом на обнаженной талии. (Женщины традиционных взглядов, такие как Парвати, прятали пухлые животики под сари и скорее согласились бы пойти работать в бордель, чем оголить живот.)

Накрашенные губы Канты растянулись в широкой улыбке.

– Я всей душой одобряю женское образование! – Канта была из брахманов, ее родители относились к дочерям с уважением и внушали им, что они ничем не хуже мужчин. Даже отправили ее в английский университет.

Канта повела нас к себе в комнату, я же поглядывала на Радху, которая впитывала новые впечатления так же жадно, как пьет воду измученная жаждой газель. Просторный дом с квадратными диванчиками и голыми полами, на стенах – ни одного изображения раджи, рани[16]16
  Рани – супруга раджи.


[Закрыть], бога или богини; в Калькутте или Бомбее это обычное дело, в Джайпуре же в диковинку.

Радха замедляла шаг, чтобы полюбоваться висящими на стенах фотографиями в рамках: большой портрет Ганди-джи, Канта с мужем Ману перед колледжем, портрет Рабиндраната Тагора, одного из самых известных индийских литераторов (Канта была его дальней родственницей).

Радха подошла к фотографии стоящих рядом двух мужчин (один – в нарядном головном уборе) и постучала меня по плечу. Я тоже остановилась и взглянула на снимок.

Наблюдавшая за нами Канта пояснила:

– Слева Ману. А рядом его начальник, махараджа Джайпура. Правда, красавцы? – Она весело засмеялась и направилась дальше.

Муж Канты был руководителем хозяйственной службы дворца. Благодаря его высокой должности Агарвалы бесплатно жили в роскошном колониальном особняке, который некогда принадлежал англичанам. Впоследствии дом с шестью спальнями и участок поделили пополам; теперь тут обитали две семьи.

Мы вошли в комнату Канты, и она спросила:

– Ну что, Лакшми? Ману получит то, о чем мечтает?

Канта хотела было закрыть дверь, но тут дверь толкнули, и в комнату ворвалась ее свекровь.

– Да, Лакшми, получит ли Ману сына, о котором мечтает? – Она многозначительно взглянула на Канту. Вдовая мать обычно перебиралась жить к старшему сыну, и, поскольку Ману был старший, свекровь Канты жила с ними. Канта посмотрела на меня и закатила глаза.

– Я прикладываю все усилия, – улыбнулась я.

Саас Канты указала сандаловыми четками на живот невестки.

– А может, ребеночек уже там сидит, да выйти боится. Ты только посмотри на нее. Она даже не покрывает голову, когда старшие входят в комнату. Шастает по городу в брюках, чтобы посторонние мужчины пялились на ее зад. Если бы мой муж был жив…

– …он выбрал бы Ману невесту, которую тот не одобрил бы, – с улыбкой закончила Канта.

Ману и Канта вместе учились в Кембридже. Они поженились по любви – к глубокой досаде саас. Канта часто в шутку рассказывала, как они, видимо, осмелев от английской свободы нравов, начали держаться за руки, потом целоваться тайком, и если бы не поженились, точно на этом не остановились бы.

Свекровь усмехнулась, разместила себя и свое объемистое белое муслиновое сари на оттоманке и сказала, ни к кому не обращаясь:

– Канта проводит меня на погребальный костер без внуков, которые у меня должны быть.

Ее слова задели Канту за живое. Я привыкла к их любовным пикировкам, но сегодня в голосе свекрови сквозило раздражение. Я знала, что ее товарки соревнуются, у кого больше внуков: у некоторых уже было двое, а то и трое. Многие сверстницы Канты успели несколько раз родить. Меня эта ситуация тоже тяготила: как я ни подбирала целебные травы, чтобы помочь Канте зачать, все ее беременности оканчивались выкидышем.

– Будет вам, – мягко попеняла я. – Саасуджи, когда вы увидите этот узор, поймете, что ребенок вот-вот появится. А чтобы все получилось как надо, мне нужны тишина и покой.

Старуха оперлась о колени и с трудом встала.

– Баджу! Где мое кислое молоко? – крикнула она слуге и направилась к двери. – Этот старик медлительнее дохлого слона. Целыми днями только и делает, что ворует у нас ги и ест наши чапати.

Дверь закрылась, я со смехом обернулась к Канте, но она запрокинула голову, смаргивая слезы.

– Она мне все уши прожужжала разговорами о внуках.

Я взяла Канту за руки и подвела ее к оттоманке. Усадила ее, села рядом и краешком своего сари вытерла ей глаза.

Она бросила на меня затравленный взгляд.

– Мы всё пытаемся, пытаемся… – с нескрываемым отчаянием призналась она.

Мне стало жаль подругу.

– Последние пять лет вы с Ману старались лучше узнать друг друга. Теперь вы знаете, что он больше любит – чапати или рис. Стихи или прозу. Нравятся ли ему накрахмаленные курты. Все это важно, потому что как только пойдут дети, вы будете постоянно спрашивать у него: «Арре, арра-гарра-нату-кара! Ману, чар-су-бис[17]17
  Зд.: мошенник (хинди). Дословно – 420 (номер статьи уголовного кодекса Индии, которая предусматривает наказание за мошенничество).


[Закрыть] ты этакий, куда ты подевал мою девичью фигурку?» – Я подражала визгливым голосам деревенских торговок, продающих на базаре горькие тыквы.

Канта прикусила нижнюю губу, но не удержалась и расхохоталась. Она посмотрела на Радху: та тоже хихикала.

Пора было начинать. Я попросила Канту лечь на оттоманку и приспустить капри. Сегодня мы рисовали узоры на ее животе, и ей нужно будет лежать неподвижно. Я капнула на ладони гвоздичное масло.

– Радха, может, почитаешь Канте, пока я работаю?

– Отлично! – согласилась Канта, к которой уже вернулось привычное благодушие. – Радха, возьми книгу у меня на тумбочке.

Сестра просияла. Накануне она призналась, что читала и перечитывала все книги Питаджи, до которых не добрались крысы: Диккенса, Остин, Харди, Нарайана[18]18
  Разипурам Кришнасвами Нарайан (1906–2001) – индийский писатель, один из самых популярных индийских англоязычных авторов XX века, ученик Грэма Грина.


[Закрыть], Тагора, Шекспира. (Я тоже с нежностью вспоминала эти книги.) Радха сказала, когда Питаджи умер, она стала учить деревенских детишек чтению и арифметике, чтобы их с мамой не выгнали из дома. Разумеется, после смерти Маа сельчане не оставили девчонку в учительском доме.

Радха читала названия книг на тумбочке.

– «Джейн Эйр». «Бхагавадгита». «Любовник леди Чаттерлей»? – Радха посмотрела на нас и залилась румянцем.

Канту ее смущение позабавило.

– Если ты еще не читала «Джейн Эйр», давай начнем с нее. Раз в несколько лет я обязательно ее перечитываю. Мне нравится, что в конце сирота получает все, о чем мечтала.

Я намазала живот Канты гвоздичным маслом. Радха стала читать вслух – сперва робко, потом смелее, хотя и запиналась на длинных словах. Английский она знала на удивление хорошо. «В этот день нечего было и думать о прогулке. Правда, утром мы еще побродили часок по дорожкам облетевшего сада, но после обеда…[19]19
  Ш. Бронте. «Джейн Эйр», перевод В. Станевич.


[Закрыть]»

Я принялась за мехенди. Тонкой палочкой начертила большой круг вокруг пупка. Потом провела шесть линий от пупка к краю круга, точно спицы колеса. В каждом из получившихся треугольников я нарисовала по ребенку. Ребенок ест, ребенок спит. Читает. Играет в мяч. Надевает сандалик. Плачет.

Радха читала об одиночестве Джейн Эйр, я же думала об одиночестве Канты. Джайпур не такой космополитичный, как Калькутта, Бомбей или Нью-Дели. Нравы здесь гораздо консервативнее, люди живут по старинке и не жалуют перемены. Канта никак не могла сойтись с прочими моими клиентками, ей не хватало подруг. Она надеялась, что материнство откроет ей двери в мир милой болтовни и задушевных разговоров. Она верила, что я помогу ей туда попасть. И мне не хотелось ее подвести. Я постоянно пробовала всё новые и новые рецепты, чтобы укрепить яйцеклетки в ее утробе. Сегодня я принесла ей бурфи с ямсом в семенах кунжута. Я не разрешила ей сесть, чтобы выпить чаю: покормила ее лежа, чтобы хна высохла как следует. Все это время Радха читала нам вслух, причем эмоционально и c артистизмом. Где она этому научилась?

Когда узор высох, я энергично смазала руки гераниевым маслом и помассировала живот Канты, чтобы убрать излишек хны. Едва я закончила, она соскочила с оттоманки и подошла к зеркальным дверцам алмиры. Покрутилась туда-сюда, полюбовалась мехенди, приложила ладони рамкой к плоскому животу.

– Ах, Лакшми! Мой ребенок. Целых шесть детей! Мне не терпится показать Ману. – Она обернулась ко мне. – А этот почему плачет?

Я пожала плечами.

– Дети обычно плачут.

Глаза Канты озорно блеснули.

– Только если у них такая бабушка, как моя саас. – Она перевела взгляд на Радху: – Если хочешь, можешь в любое время брать у меня книги. Ты прекрасно читаешь. Только смотри, чтобы саас не заметила. «Любовника леди Чаттерлей» всегда подсовывай в самый низ стопки, а сверху клади «Бхагавадгиту»!

Такой довольной я Радху еще не видела.

Канта приложила палец к губам.

– Лакшми, ты уже водила Радху в «Минерву»?

Я решила не признаваться, что понятия не имею, бывала ли моя сестра хоть раз в кинотеатре.

Канта превратно истолковала мое молчание.

– Не волнуйся, Лакшми, – рассмеялась она. – Я куплю ей билет. Там сейчас идет фильм с Мэрилин Монро, мне до смерти хочется его посмотреть. Я могу взять Радху с собой.

У меня затрепетало сердце. Мои клиентки переживали, как эти фильмы – и поведение мужчин в кинотеатрах – повлияют на их впечатлительных дочерей. Индийцы обожают кино, а уж при виде Элизабет Тейлор или Мэрилин Монро в тугих юбках рикши и чаранны приходят в такой экстаз, что швыряют в экран монеты. (А потом выходит управляющий кинотеатра и делает им внушение.)

– Разумно ли показывать ей… – Я почувствовала, что у меня пылают щеки. Я веду себя совсем как мои матроны!

– … западных женщин? Ужас, правда? – Канта захихикала, и я почувствовала себя ханжой. Мне не следует так трястись над Радхой. Раз она теперь живет в большом городе, ей придется привыкать. Если я начну ее от всего отгораживать, ничего хорошего из этого не выйдет. Да и кто лучше Канты с ее утонченным вкусом и богатым жизненным опытом объяснит девочке, что к чему? Тем более что это всего лишь фильм!

Канта хлопнула в ладоши и улыбнулась Радхе.

– То-то повеселимся! – И добавила, приподняв брови: – И почему ты мне раньше не говорила, Лакшми, что у тебя есть сестра? Ты только посмотри, какие у нее глаза! Отбоя от поклонников не будет.

Я нервно улыбнулась. Мне было приятно, что одна из моих любимых клиенток заметила, какая красавица моя сестра. Но на душе у меня было тревожно. Что, если Канта поймет, до чего Радха любопытна? До чего импульсивна? Я покачала головой: до чего же я старомодна.

Мы вышли из дома Канты, и я черкнула пару строк в блокноте. Радха прислонилась к столбу веранды. Мы ждали, когда Малик вернется с рикшей.

– Тетя Канта грустная.

– Гм.

– Почему у нее нет детей?

– Не знаю. Месячные у нее всегда были нерегулярные. А может, у нее недостаточно яйцеклеток. Помнишь, я принесла ей бурфи с ямсом? Это чтобы наладить цикл. – Я нахмурилась, осознав, как мало знаю о сестре. – У тебя уже начались менструации?

Радха покраснела, опустила глаза.

– Два месяца назад. Перед тем, как мы приехали в Джайпур.

– Это значит, ты теперь женщина. И у тебя… могут быть дети. – Я замялась, не зная, как объяснить. – Смотри, чтобы в кинотеатре к тебе не приставали мужчины. И в автобусе. И не ходи одна, только со мной или с Маликом.

Радха моргнула и недоверчиво уставилась на меня.

Я должна ее предостеречь от тысячи разных вещей, но для меня такие разговоры внове. Когда лучше рассказать ей о том, что мужья делают с женами в постели? Я дивилась собственной нерешительности. Женщины постоянно делятся со мной подробностями своей интимной жизни, так почему я стесняюсь поговорить с сестрой о сексе?

Но Радха думала совсем о другом.

– А чему тетя Канта так обрадовалась, когда мы только пришли? – спросила она.

Я спрятала блокнотик в карман юбки.

– А, это. Махараджа Джайпура перестраивает один из своих дворцов в отель. И хочет, чтобы проект разработал Самир Сингх. Но мистер Шарма, официальный застройщик королевской семьи, выбрал другого архитектора. Вот муж Канты и ищет способ сделать так, чтобы мистер Шарма нанял Самира.

– Разве махараджа не может нанять кого хочет?

– Может, конечно. Но он не любит никому указывать. Он хочет, чтобы мистер Шарма думал, будто это его решение.

– А ты тут разве поможешь?

– Увидишь. – Я улыбнулась.

Когда Канта рассказала мне о проблеме Ману, я сразу нашла выход. Надежнее всего союз Сингхов и Шарм скрепит брак по договоренности: породнившись, оба семейства поневоле станут сотрудничать. Но пусть сперва обе стороны согласятся на этот брак, а уж потом я расскажу обо всем Канте.

Малик пронзительно свистнул, и мы обернулись. Он стоял возле веранды и махнул нам, чтобы мы спускались. Одежда его, чистая еще утром, когда мы уходили из дома, была перепачкана грязью. На плече темнели пятна крови, ухо покраснело, распухло, из него сочилась сукровица. Я достала из сумки тряпочку, бросилась к Малику. Радха устремилась за мной, гремя судками.

– Малик! Кья хо гья?

Не успела я дотронуться до него, как Малик развернулся и быстрым шагом направился к воротам. Мы последовали за ним.

Когда мы отошли на достаточное расстояние, чтобы нас не услышал чокидар, Малик сказал:

– Это всё мадарчод[20]20
  Мадарчод (хинди) – ублюдок.


[Закрыть]-строитель. Я отдал ему двести рупий, которые вы мне дали, а он швырнул их мне в лицо! Дескать, ему это что верблюду тминное зернышко. Дал мне в ухо и велел не возвращаться без всей суммы, что мы ему должны. – Он остановился и повернулся ко мне. – Вот. – Малик достал из кармана двести рупий.

Я прижала тряпочку к его окровавленному уху. Он вскрикнул, потом взял у меня тряпочку и приложил к уху. Тряпочка мгновенно окрасилась в розовый цвет. Я уставилась на нее.

Я не хотела, чтобы Малик расплачивался за мои ошибки. Но чем я сейчас заплачу строителю, я ведь должна ему несколько тысяч рупий? От Парвати пока нет вестей по поводу рекомендации во дворец. Надо будет к ней заглянуть.

– Малик, найди Самира и скажи ему, что мне нужно с ним поговорить. Но сначала займемся твоим ухом. Радха, дай мне лавандовое масло.

Обработав рану Малика, я велела Радхе отвести его домой и выстирать его одежду. А когда они приведут его в порядок, мы вместе пойдем к миссис Шарме.

Во дворе перед домом Шарм мы с Радхой и Маликом поставили сумки на землю. Малик надел чистую рубашку, ухо уже не казалось припухшим.

Нам предстояло изобразить во дворе мандалу; обычно их рисуют разноцветными мелками и рисом родственницы хозяев дома. Но Шила, единственная дочь миссис Шармы, младший ребенок в семье, вечером должна была выступать на семейном торжестве, и миссис Шарма захотела необычный узор – наподобие тех, которые я рисую хной. Мы принесли с собой белый рис, бирюзовые и коралловые мелки, смолотые в порошок, кирпич, который мы раздробили в красную крошку, зерна горчицы и сухие лепестки бархатцев.

Мы дожидались, пока со двора уберется бакалейщик-валла. Его верблюд безмятежно жевал сухую траву, торговец же тем временем доставал из тележки жестянки сахарного печенья и кунжутного масла. Миссис Шарма, прежде чем выписать чек, проверяла, все ли привезли. Заметив нас, медленно спустилась с веранды, шелестя домотканым хлопковым сари. Насколько Парвати была кокетлива, настолько же миссис Шарма – практична. Она не видела причин рядиться – ведь на ней большое хозяйство: трое детей, да еще пятеро младших братьев мистера Шармы. Она могла позволить себе щегольство, однако ходила в сари из кхади – в знак почтения к Ганди-джи, а из украшений у нее была лишь сережка в носу – с рубином и бриллиантом.

– Лакшми, подожди немного, мы сейчас их проводим, и тебе никто не будет мешать. Я хочу, чтобы до прихода музыкантов ты закончила свой волшебный узор. – Она широко улыбнулась, и крупная родинка на ее правой щеке поползла вверх. – Для выступления Шилы на сангите все должно быть безупречно.

– Я уверена, миссис Шарма, Шила выступит великолепно.

Матрона рассмеялась. Мандала прославляла дары богини Лакшми.

– С твоей мандалой, – сказала она, – мы снищем милость всех богов! – Она раскинула пухлые руки, и забренчали свадебные браслеты, которые миссис Шарма носила вот уже тридцать лет, так что золото местами вытерлось и помялось.

Наконец все ушли со двора, Радха с Маликом взяли джхару с длинными прутьями и принялись подметать квадрат десять на десять футов.

Я сунула руку в мешочек, зачерпнула пригоршню риса и очертила внутренний круг: вечером в нем разожгут костер. Снаружи нарисовала цветок лотоса с восемью крупными лепестками, которые Радха выложила изнури кирпичным крошевом.

– Ваа! – вдруг воскликнула она.

Я посмотрела на нее. Радха уставилась на веранду, на которой стояла Шила Шарма в атласном платье цвета заката после дождя, с пышными короткими рукавами по моде и высокой талией под растущей грудью. Вылитая принцесса маленького королевства. Не хватало только тиары в иссиня-черных локонах, вьющихся на концах, как у Мадхубалы[21]21
  Мадхубала (настоящее имя Мумтаз Бегум Джехан Дехави, 1933–1969) – индийская киноактриса.


[Закрыть]. Шила ослепляла красотой.

Я улыбнулась ей.

– Говорят, вы сегодня будете звездой.

Она откинула волосы за плечо.

– Подумаешь, семейный вечер. Вот через месяц, на празднике у миссис Сингх, я спою перед настоящей публикой. Там будет махараджа.

Значит, Парвати восприняла мое предложение всерьез. А поскольку ее невестке предстояло развлекать глав государства, она решила посмотреть, как Шила умеет себя держать в присутствии королевских особ. Мне же предстоит позаботиться о том, чтобы Шила обратила на себя внимание Рави Сингха. Парвати разумно рассудила, что будет лучше, если сын сам влюбится в Шилу. Разумеется, жену ему выберет мать, но ему об этом знать вовсе необязательно.

Я посмотрела налево, на Радху, которая таращилась на Шилу, разинув рот.

– Шила, это Радха, моя сестра. – Я кивком указала на Малика, который подметал двор. – А Малика вы вроде бы уже видели.

Он кивнул Шиле.

Я обернулась к Шиле: та перевела взгляд с Радхи на Малика. Радха тоже посмотрела на Малика. Шила поджала губы, вздернула подбородок, смерила взглядом мальчишку – лохматого, с распухшим розовым ухом, грязными подошвами, в чаппалах[22]22
  Традиционные индийские сандалии.


[Закрыть] не по ноге. Он тоже оглядел себя, силясь понять, чем его внешний вид так оскорбил ее взор.

– Лакшми, я хочу, чтобы мандалу рисовала только ты, – сказала Шила. Она привыкла добиваться своего.

Я примирительно улыбнулась.

– Без помощников я буду возиться в два раза дольше, а ведь мне еще делать мехенди госпожам. Мы ведь хотим, чтобы праздник удался на славу, верно?

Но Шила не улыбнулась. Резко развернулась на каблучках черных лакированных туфель и ушла в дом. Малик посмотрел на Радху и пожал плечами.

Я решила не обращать внимания на капризы Шилы. Она была избалована, мать в ней души не чаяла. Не хватало еще нажить себе врага.

– Радха, будь добра, дай мне кирпичную крошку.

– Лакшми!

Я подняла глаза и увидела в дверях миссис Шарму, а за ней и Шилу. Я высыпала рис из ладони обратно в мешок и поднялась на веранду.

– Моей дочери неприятно присутствие этого мальчика. Быть может, ты отправишь его с каким-нибудь поручением? – извиняющимся и одновременно приказным тоном спросила миссис Шарма и мрачно оглядела сад. Шила Шарма довольно улыбнулась.

– Он как-то набедокурил, мадам?

– Шиле… небезразлично, кто рисует мандалу.

Я взглянула на Шилу.

– Как вам будет угодно.

Я спустилась во двор, притворилась, будто проверяю запасы в сумке.

– Малик, пожалуйста, сходи домой, сделай еще пасты из хны и принеси мне. Боюсь, та, что есть, получилась не очень хорошо.

Малик догадался, что я лгу: в сумке стояли две большие глиняные миски с прекрасной пастой из хны, обернутые влажной тряпкой, – хватит на двадцать рук. К тому же я утром нахваливала пасту, которую приготовила Радха, и Малик это слышал.

Он поглядел на веранду, на Шилу, которая с вызовом смотрела на него. Я заметила, что Малик трет друг о друга большой и указательный пальцы, как делает, когда злится. Уж не знаю, чем он так ей не угодил – то ли тем, что мальчишка (все-таки мандала – женское дело), то ли внешним видом.

Малик швырнул мешочек на землю.

Из кошелька на поясе я достала две рупии, чтобы как-то его утешить.

– Это тебе на тонгу.

Я сунула монеты в карман его рубашки, взяла его за плечи, и Малик неохотно кивнул.

Вернувшись к кругу, я заметила, как Радха сунула руку в мешочек, зачерпнула кирпичной крошки и замахнулась, целясь в спину удаляющейся Шилы. Хаи Рам!

– Радха! – крикнула я и заслонила ее от Шилы, чтобы та не заметила выходку моей сестры. Я схватила Радху за руку, заставила ее опустить ладонь в мешочек. Она оказалась сильнее, чем я полагала. Тогда я крепко ущипнула ее за запястье. Радха разжала пальцы и выпустила камешки.

Я почувствовала спиной взгляд Шилы и проговорила – громко, чтобы меня слышали на веранде:

– И не сыпь так много внутри круга, иначе мандала выйдет неровной, а нам ведь нужно, чтобы у Шилы все было безупречно, верно? – Я с мольбой уставилась на Радху: пожалуйста, будь умницей, веди себя хорошо. – Начнем с бирюзовых мелков.