Текст книги "Один коп, одна рука, один сын"

Дети и бровью не повели. Фрэнси быстро вышла из комнаты и после некоторых колебаний все-таки заперла дверь, хотя сначала не собиралась этого делать.

Она стала ходить по дому из комнаты в комнату, вверх и вниз по лестнице. Так прошел не один час. В голове стучало. Пер, мама, Кристина. Зак, а что, кстати, с Заком? Луиза! Черт, Луиза! А вдруг Джим бы тоже погиб? И еще дети в спальне для гостей. Слишком много всего. И плечо все еще болело, и гастрит обострился.

Зайдя в ванную, она открыла шкафчик с лекарствами.

Не хрена себе, целая аптека!

Захлопнув дверцу, она уставилась на себя в зеркало – и поняла, что выглядит ужасно. Еще чуть-чуть, и она, как обычно, свернется калачиком на полу, начнет плакать и захочет позвонить кому-нибудь, кто сможет решить все ее проблемы. Юсеф решит вопрос с Луизой, Крошка Мари и Эрьян разберутся с детьми. Пер будет заниматься их собственными детьми, когда у нее не будет сил. В понедельник она попадет к доктору Лундину в часы приема неотложных больных. А до того наглотается транквилизаторов, будет бродить, заторможенная, по дому, пока не заснет и не проспит много часов из того, что осталось от ее жизни.

Часов, которые нельзя будет вернуть никогда.

«Доктор Джекил и мистер Хайд, – подумала она, – это же обо мне. Как глава мафии – великолепна, как человек – полный провал».

Она прислонилась лбом к зеркалу над раковиной. Вообще-то, быть просто человеком, должно быть, легче, чем мафиози. Большинство неплохо с этим справляется, но большинство не смогли бы справиться с той работой, которую делает она.

А это как-то не очень сочетается с ее натурой – быть как все.

Выйдя из ванной, она отперла дверь гостевой спальни. Дети спали. Когда они проснутся завтра утром, дверь будет открыта. Потому что они не пленники, а гости. Она наймет по переводчику для каждого, узнает, откуда они, есть ли у них нормальные родственники, а если нет, отправит в какую-нибудь хорошую приемную семью, как было с Теей.

Тея. Да, с ней все получилось отлично. Просто великолепно. И Адриан ей этого никогда не простит.

Еще немного побродив по дому, она уселась перед телевизором в гостиной, но заснула, минут десять попереключав каналы.

Проснувшись, Фрэнси увидела, что дети стоят перед ней и с удивлением ее разглядывают. У каждого в руке нож, наверное, они нашли их на кухне. Пенса не было видно – возможно, он спал.

Как ни странно, она не испугалась, взяла пульт и стала переключать каналы, пока не нашла диснеевские мультфильмы, которые иногда смотрел Адриан.

Дети переглянулись, посмотрели на Фрэнси, на телевизор.

Прошло довольно много времени.

Наконец они сели на пол перед телевизором и стали смотреть мультфильм. Сначала они то и дело оглядывались и смотрели, чем она занимается, но потом, похоже, забыли и о Фрэнси, и о ножах, которые выскользнули у них из рук.

Сидя за кухонным столом, они знакомились.

– Фрэнси, – сказала Фрэнси, хотя они уже знали, как ее зовут.

Она написала на листке бумаге свое имя и цифру «37» в надежде, что они поймут – это ее возраст. Достав карту мира, она нашла Стокгольм и ткнула в него пальцем, потом показала им фотографии – свою, Пера, Адриана и Бэлль.

– Моя семья, – объяснила она, – я и моя семья.

Дети поняли и сделали, как она.

Девочку звали Елена, ей одиннадцать лет, она из Москвы. Мальчика – Гиоргиос, ему десять, он из Албании, из деревни неподалеку от Тираны.

– Мама? – спросила Фрэнси. – Папа?

Оба покачали головами.

– Братья, сестры?

Они не поняли, что она спросила. Подумав немного, Фрэнси принесла альбом для рисования и коробку с цветными мелками. Вырвав лист, она стала рисовать: дом, деревья, взрослых, детей. Немного помедлив, дети тоже начали рисовать.

Смерть, кровь, огонь. Большой корабль, люди с оружием, большой человек с большими руками. Зак? Дом, где много комнат. Дом Зака? Цветы, птицы, сердечки. Вспоротые животы. Кровь, хлещущая из голов, глаз, ртов. Замки с башенками и бойницами. Принцессы и принцы. Мама, которая улетела на крыльях. Умерла? Дети с автоматами.

Фрэнси наклонилась и погладила их по головам. Дети удивленно на нее посмотрели и снова стали рисовать.

В воскресенье вечером, когда Пер привез Адриана и Бэлль, Елена и Гиоргиос сидели перед телевизором, смотрели мультфильмы и ели чипсы. Пенс готовил ужин, а Фрэнси в библиотеке пыталась по телефону найти надежных переводчиков для детей.

Пер зашел в библиотеку с Бэлль на руках, Адриан шел за ним. Она повесила трубку и посмотрела на мужа.

– Это дети, которые были у Зака, – начала она.

– Я понимаю, – ответил Пер, – но что они делают на нашем диване, перед нашим телевизором? Вот наши дети, Фрэнси! Вот они!

Он чуть не бросил обоих в объятия Фрэнси. Он не злился, но был очень растерян. Фрэнси не в состоянии как следует позаботиться об Адриане и Бэлль, так куда, черт возьми, ей еще эти двое?

– Это временно, – заявила Фрэнси.

– Они в моей одежде, – пожаловался Адриан.

– Знаю, но их вещи еще не высохли.

– Пусть отдадут мою одежду!

– Но, милый, у тебя так много вещей, что в этом плохого?

Заплакав, Адриан выскочил из комнаты и с грохотом побежал наверх к себе в комнату. Бэлль тоже закричала. Покачав головой, Пер сел в кресло напротив Фрэнси. Бэлль постепенно успокоилась на руках у отца.

– Ты прав, – согласилась Фрэнси. – Я не справляюсь с детьми. Ни с нашими, ни с теми, что сидят там. Но я хочу попытаться.

– Но они, они… – заговорил Пер.

– Они сироты. Их похитили, привезли сюда. Их забрал Зак.

– Это ужасно, но я не хочу, чтобы они были в нашем доме.

– Моем доме, Пер. Это мой дом.

– Хорошо, твой. Твой и наших детей. А эти дети запрограммированы на то, чтобы тебя убить! Ты уверена, что они не попытаются этого сделать? Ты думаешь, что программу можно вот так поменять? Они могут убить и Адриана с Бэлль, им это раз плюнуть! Они боевики, Фрэнси!

– Они дети.

– Да у тебя с головой не в порядке!

Пер вышел из библиотеки. Вскоре он уехал, забрав с собой Адриана и Бэлль.

Фрэнси, Елена и Гиоргиос сидели с одной стороны больничной кровати Джима. Луиза, Крошка Мари и Эрьян – с другой. Джиму еще было далеко до выздоровления, но он был жив, и врачи говорили, что он не останется калекой на всю жизнь.

Джим и Луиза держались за руки, а Фрэнси пересказывала им то, что узнала от переводчиков, которые разговаривали с детьми. Луиза уже знала большую часть, но для Джима все это было в новинку, и было важно, чтобы он узнал историю детей, которым предстояло стать частью его жизни.

Ведь он – часть Луизы, а с этого момента ей предстояло заботиться о Елене и Гиоргиосе как о родных.

Это условие, которое Фрэнси выдвинула в обмен на помилование Луизы.

– Ты должна будешь их усыновить, – сказала Фрэнси. – Как сделать паспорта и другие документы, ты знаешь. Я могу подключить нужных людей, тебе помогут с усыновлением. Потом ты уедешь за границу. Предлагаю Францию, потому что ты знаешь язык. Там вы не будете сильно привлекать внимание. Купишь домик и откроешь кафе или что-нибудь в этом роде. Деньги у тебя есть, назад я ничего не потребую. Наймешь детям преподавателей, чтобы они выучили язык, а потом отправишь в обычную школу. Если ты кого-то встретишь, то, прежде чем это сможет перерасти во что-то серьезное, он должен понравиться детям. Два раза в год будешь посылать мне фотографии. Свои и детей. Они также должны будут мне писать и рассказывать о том, как живут. Я могу приехать к вам в любой момент, так что даже не пытайся меня обмануть. Если не сделаешь, как я говорю, ты больше никогда не увидишь Джима. Если будешь хорошо себя вести, будете раз в год встречаться здесь, в Стокгольме, под наблюдением.

Вот так. Двух зайцев одним выстрелом.

Луиза посмотрела на Джима, потом на детей, которым ей предстояло стать матерью.

– Что касается волос, то я могу помочь тебе с пластической операцией перед отъездом, – сказала Фрэнси. – Я это делаю не ради тебя, а ради Джима.

Луиза кивнула:

– Договорились.

– Договорились насчет детей или насчет волос? – уточнила Фрэнси.

– И то и другое. Выбора-то у меня все равно нет.

– Выбора у тебя нет. Потому что ты его не заслужила.

Луиза не стала возражать.

– Я могу побыть с Джимом наедине? – спросила она.

Фрэнси с детьми, Крошкой Мари и Эрьяном вышла в коридор. Елена и Гиоргиос держались за руки, что-то предчувствуя. Крошка Мари и Эрьян тоже держались за руки и думали о будущем отпуске.

А Фрэнси обнимала воздух, пытаясь нащупать хоть кого-то, хоть что-то.

«Любовник, – подумала она, – мне нужен любовник. Никаких таблеток, никакой психотерапии, никакого нытья о том, что нет сил. Просто время от времени нужно как следует трахаться, и я полностью приду в себя. Вот такой отпуск, а потом я буду снова готова работать, быть хорошей матерью и, возможно, даже неплохой женой, если Пер захочет вернуться, а я – принять его. Ведь мы еще не развелись, а только взяли тайм-аут».

23
Прошедший сквозь тьму

Над небольшим кусочком мира, принадлежавшего Фрэнси, кружились снежные хлопья, а ежедневник, в котором уже несколько месяцев не появлялось новых записей, сообщал о том, что сегодня сочельник. Фрэнси это не очень сильно волновало, просто подумалось, что нужно ближе к вечеру разогреть в микроволновке сладкую рисовую кашу со сливками, ведь ее можно дать Бэлль.

В доме, не украшенном к Рождеству доме, были только Фрэнси и Бэлль. Пер и Адриан уехали в Норчепинг к родителям Пера, Пенс взял отпуск, Кристина встречала Рождество со своей семьей, а Юсеф с Грейс укатили на Сейшелы, чтобы жариться на солнце и купаться в роскоши. Поездку предложила Грейс. После того как исчез Антон, она покончила с двойной моралью, как на словах, так и на деле. Теперь она почти каждый день обедала в дорогих ресторанах и предавалась шопингу с такой страстью, как никогда раньше. Перестала покупать газету в помощь бездомным Стокгольма и уже не давала нищим деньги или талоны на еду и вышла из состава нескольких благотворительных организаций.

Это было что-то вроде мести за то, что Антон не позволил ей себя спасти.

Фрэнси полулежала в кресле в кабинете и листала книгу доктора Фила «Любить с умом: как найти того, кого нужно, и удержать то, что у вас есть», которую купила себе (и Перу) в подарок на Рождество. Эту книгу порекомендовал Стефан, молодой человек по вызову (неплохой парень, но вообще-то ничего особенного, она решила больше не нанимать его после Рождества). Он сказал, что эту книгу очень хвалила другая его клиентка.

Правда, Фрэнси еще не решила, хочет ли она вернуть Пера. Конечно, она по нему скучала, но ей его не хватало и тогда, когда он был рядом.

Так что ей нужно – именно Пер… или что-то еще, способное заполнить пустоту внутри нее?

Тоска и печаль.

Она – очень печальный человек. Фрэнси поняла это, как только началось время, которое она отвела для отдыха от работы и от мыслей о Пере.

Она и сама не могла сказать, почему ей так грустно. Было множество разных теорий, но сама она ни одну из них не считала верной. Просмотрев записи, сделанные после визитов к доктору Лундину, она и там не нашла ничего подходящего.

Может, это биохимия? Какое-нибудь вещество, которого не хватает у нее в мозгу, или врожденный порок, который можно вылечить? Или хотя бы облегчить страдания?

«Наверное, нужно больше думать о себе», – решила Фрэнси, прочитав главу, в которой речь шла именно об этом.

«Я, я, я… – пробормотала она и отложила книгу. – Бэлль, как ты думаешь, маме надо лучше относиться к себе?»

Бэлль, ползавшая в одном подгузнике и уже пытавшаяся встать на ножки, посмотрела на нее с недоумением.

«Я ведь считаю, что уже и так думаю только о себе», – пояснила Фрэнси и улеглась на пол в надежде, что Бэлль вскарабкается на нее.

Она закрыла глаза, стала ждать, почувствовала легкие прикосновения к одной ноге. Улыбнулась. Это лучшие моменты жизни, когда тебя толкают крохотные ручки и ножки. Она слышала сопение Бэлль, потом почувствовала, как та залезла ей на ноги, потом на живот и, наконец, на грудь. Мягкие волоски уже щекочут подбородок. Кто-то обнюхивает шею. Фрэнси обхватила дочь руками. «Ты и я, – подумала она, – ты и я навсегда. Что еще нужно, кроме тебя, моя капелька? Твоя мама так растеряна. Она легко может быть великим мафиози, а вот быть человеком гораздо труднее. Обещай, что не заразишься от меня. Обещай, что никогда не будешь такой, как я. Обещай, что будешь любить в себе человека, а не свои достижения. Я знаю, это все клише доктора Фила, но у меня нет сил быть оригинальной. Делай, как мама говорит, и все будет хорошо. Ты и я, Бэлль. Лучшего Рождества и представить трудно!»

Она качала Бэлль и оглядывала слабоосвещенную комнату. Горели только настольная лампа и две свечи. Поднялся ветер, он стучал то в стены, то в окна. Этой зимой Фрэнси редко выходила на улицу, только ненадолго вывозила Бэлль в коляске, а когда нужно было съездить по делам, прыгала в машину.

Ее душа стала мягче. Мысли уже не вертелись только вокруг врагов, денег, насилия и смерти, теперь она думала о смене погоды, поездках на «додже» по песчаному карьеру, стопках непрочитанных книг и долгих вечерах наедине с фильмом о Рокки и пакетом конфет.

Тело тоже округлилось. Она почти забросила спорт, лишь иногда несколько раз проплывала дорожку в бассейне. Таблетки для похудения были смыты в унитаз. Там, где раньше на животе проступали кубики мышц, появилась мягкая плоть. Иногда Фрэнси охватывала паника, когда она не могла застегнуть любимые джинсы, но это быстро проходило. Волноваться по этому поводу у нее не было сил, поэтому в один прекрасный день она вывалила перед Йенсом весь свой гардероб и велела купить то же самое, но на размер больше.

Устало вздохнув, она похлопала себя по округлившимся бедрам. Ну-ну, небольшой целлюлит, мы с тобой договоримся.

И заснула, прижав к груди сопящую Бэлль, свою самую легкую ношу.

– Она хорошенькая!

Фрэнси, уже начав просыпаться, так сильно вздрогнула, что Бэлль скатилась на пол, но, как ни странно, не заплакала, а только с любопытством смотрела на незваного гостя.

– Как ты вошел? – спросила Фрэнси и вскочила.

Она не испугалась, а удивилась.

– Дорогу показал твой сын, – ответил Зак, уютно устроившийся в кресле и уже полчаса наблюдавший за спавшими.

На улице царил мрак. Тяжелый, зимний.

Он пришел из тьмы, чтобы она поняла. Он не хотел больше жить с этим один и считал: она не знает, и это несправедливо. У них было нечто общее, одно на двоих. Наследство.

– Как ты вошел? – снова спросила Фрэнси, подняла Бэлль с пола и села за письменный стол.

– Лаз, – ответил Зак, – который прорыл Адриан. Он хитрюга, но слишком доверяет женщинам.

– Что ты имеешь в виду?

Фрэнси выдвинула верхний ящик стола. Ее «глока» там не оказалось.

– Я пообещал Тее, что ее родителей поселят в шикарный реабилитационный центр, за который я заплачу, – объяснил Зак. – Я ей сказал, что их там вылечат. А она классная шпионка, правда?

– Ах ты, сволочь! – воскликнула Фрэнси и резко задвинула ящик стола. – Как ты можешь так использовать детей? А Адриан… ты что, не понимаешь, он…

Она замолчала, прижав к себе Бэлль.

– Прошу прощения за боль, причиненную твоему сыну, но за все надо платить, – ответил Зак.

Фрэнси презрительно фыркнула. Бэлль стала искать у нее грудь.

– Я пришел с миром, – сказал Зак и встал. Он держал в руке ее пистолет. – Но на всякий случай забрал вот это.

Фрэнси снова фыркнула. С миром, что за чушь!

Но так и застыла с открытым ртом, потому что Зак открыл окно и выбросил пистолет на улицу.

– Круто, – отреагировала она. – А откуда мне знать, что ты безоружен?

– Можешь меня обыскать, – предложил он, – в прошлый раз мне понравилось.

– Спасибо, нет. Придется поверить тебе на слово.

Зак сел.

– Не грустно вот так, в одиночестве, встречать Рождество? – поинтересовался он.

– Откуда ты знаешь, что… – хотела спросить Фрэнси, но замолчала на полуслове.

К него на губах была его фирменная улыбочка. Значит, он за ней следил. Господи, как она потеряла бдительность! А Тея, которой она поверила!.. Надо же было так опростоволоситься!

– Я не одна, – ответила Фрэнси. – У меня есть Бэлль. И мне гораздо больше нравится это, чем идиотские рождественские ужины с родней.

– У меня никакой родни не осталось, но я отлично понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Зак.

Наступила минутная пауза. Ни родителей, ни братьев, ни сестер? А жена? Подруга? Дети? Вдруг у Фрэнси разыгралось любопытство.

– Нет, – ответил он на ее вопрос, – никого.

– А ты бы хотел, что бы у тебя была семья? – спросила Фрэнси.

– Да. Женщины и дети, что может быть прекраснее?

В сказанном не было ни капли иронии, но Фрэнси все еще не верила.

– Как же ты тогда можешь использовать детей в качестве боевиков? – спросила она.

– Они меня любили, – ответил он. – Я стал для них отцом, которого ни у кого из них не было.

– Как трогательно. Ты травил их наркотой и учил убивать.

– Любовь я им тоже давал.

– А ты, случаем, не педофил?

– Ты же знаешь, что нет.

– Знаю?

– Ну, это-то ты обо мне знаешь.

– Я тебя вообще не знаю.

– Нет, знаешь. У нас гораздо больше общего, чем ты думаешь.

Он встал и начал беспокойно расхаживать по комнате. Фрэнси следила за ним взглядом, но тут почувствовала по запаху, что Бэлль испачкала подгузник.

– Извини, – сказала она, – мне нужно переодеть и покормить Бэлль.

– Конечно, – согласился Зак. – Тебе нужна помощь?

– Да нет… Спасибо, я сама.

Фрэнси пришла в замешательство. Какой он странный. Пару месяцев назад она бы с огромным удовольствием прострелила ему башку, а сейчас чуть не предложила ему поменять Бэлль подгузник, потому что до сих пор не очень любила эту часть родительских обязанностей.

Сначала она пошла в ванную, поменяла подгузник, а потом – на кухню и накормила дочь разогретой в микроволновке рисовой кашей.

– Это правда?

Опять Зак. Он совершенно неслышно появился на кухне.

– Что? – спросила Фрэнси.

– Что смысл жизни – в детях?

– Все не так просто.

– Да?

– Да.

Зак сел за кухонный стол и стал смотреть на Бэлль. Он устало ей улыбнулся, и она в ответ улыбнулась ему.

– Я думаю, что смысл жизни в том, чтобы в полной мере насладиться тем, что она может предложить, – объяснила Фрэнси, – и это могут быть дети. Это может быть близкий человек. Это могут быть власть и богатство. Или одиночество, если ты сам его выбрал. Если человеку плохо наедине с самим собой, то ему не светят и другие удовольствия этой жизни.

– Какая стройная жизненная философия, – сказал Зак.

– Может быть. Во всяком случае, я так думала всегда, сколько себя помню. Я не ведусь на болтовню о том, что нужно дарить любовь другим, что нельзя быть эгоистом. Сначала накорми себя, а уж потом других.

– Но многие говорят, что, отдавая, они получают так много, что любят себя именно благодаря тому, что отдают.

– Я не претендую на истину в последней инстанции. Я права, они тоже правы.

– А если человек получает удовольствие от того, что приносит вред другим? Или себе самому?

– Мучить других или себя – это не входит в мой список удовольствий. Если кто-то считает, что это приятно, значит, у него не все дома. Но опять же, это я так считаю.

– В твоей философии немало слабых мест.

– Знаю.

– Похоже, тебя это мало беспокоит.

– Да.

– Я думал, ты перфекционистка.

Фрэнси улыбнулась и стала вытирать лицо Бэлль, измазанное кашей.

– Чего-нибудь хочешь? – спросила она Зака. – Кофе или…

– Вообще-то я голоден, – ответил Зак, – целый день так нервничал, что не мог есть.

– Нервничал? Перед встречей со мной?

– Да, а что тут странного? В прошлый раз ты хотела меня убить.

– Это было взаимно.

Фрэнси встала, выбросила в мусорное ведро перепачканные салфетки и стала изучать содержимое холодильника. Сыр, яйца, овощи, две банки консервированных персиков, упаковка с шестью банками пива и шоколадный торт, которым она собиралась поужинать.

Получился омлет.

– С Рождеством! – сказала Фрэнси, поднимая свою банку с пивом.

– С Рождеством! – ответил ей Зак.

Они чокнулись и начали есть. Бэлль пустили поползать на полу.

– Где ты был? – спросила Фрэнси. – Уже прошло два месяца с тех пор, как мы взорвали твой дом.

– Жил в гостиницах, – ответил Зак, – брал пару раз машину напрокат и выезжал за город. Там, кстати, очень мило. Спокойно. А у тебя как дела?

Фрэнси не знала, что ответить. Хорошо ей было или плохо? Все затянуло каким-то туманом, как будто она бродила несколько месяцев во мгле, усталая и опустошенная.

– Все нормально, – ответила она, – скучновато, правда, но это приятная скука…

Отодвинув от себя тарелку, она стала качаться на стуле.

– Почему ты выбрал Луизу? – спросила Фрэнси.

– Я не выбирал, – ответил Зак, – она пришла сама. Связалась с одним из моих парнишек. Как-то ночью он продавал наркоту в одном клубе, а она сунула ему записку, где написала, что хочет работать на меня. Ей пришлось пройти массу проверок, прежде чем я ей поверил. И физического, и психологического свойства.

Фрэнси подумала о скальпе Луизы, о том, какую невероятную стойкость та проявила во время пытки. Ее натаскивали на то, чтобы переносить боль. Зак отлично знал свое дело.

– Рассказывай, – произнесла Фрэнси, – зачем пришел?

И Зак начал рассказывать ей историю. Фрэнси сразу поняла, что слушать это ей совсем не хочется, но дослушать пришлось. Его голос словно пригвоздил ее к стулу в огромном, не украшенном к Рождеству доме.

Это была очень простая история о сыне, мстившем за своих родителей. Сыне, который решил использовать для этого дочь того, кто был повинен в их смерти.

– Ты лжешь, – не поверила ему Фрэнси, – я уверена, что лжешь.

– О таком невозможно солгать, – ответил Зак.

– Нет, ты лжешь. Если бы это было правдой, ты убил бы меня давным-давно. Вот тогда ему было бы тошно, сам знаешь.

– Я собирался тебя убить, но не смог.

– Чушь собачья!

– Да, не смог.

– Почему?

– Ты мне нравишься.

– Не ври!

Из глаз брызнули слезы. Она его ненавидела, не хотела слушать то, что он говорит. Все что угодно, только не это.

– Я изменил свой план, – сказал Зак, протянув ей кусок бумажного полотенца, – я захотел, чтобы ты обо всем узнала и сама спросила у него.

– А потом что? – заорала Фрэнси и швырнула салфетку на пол. – Потом-то что? Что?!

Бэлль, ползавшая под ногами у матери, заплакала. Фрэнси взяла ее на руки, подняла с пола салфетку. Громко высморкалась, Бэлль орала на весь дом.

– Это уже тебе решать, что будет потом, – сказал Зак, – а я просто хочу жить дальше, зная, что есть еще кто-то, кто знает.

– То есть ты хочешь, чтобы я взяла твое бремя на себя, – произнесла Фрэнси, поливая слезами голову Бэлль.

– Если правда – бремя, то да. Но только не говори, что не сделала бы того же на моем месте.

Фрэнси хотелось, сказать, что нет, не сделала бы. Хотелось спорить, но сил на дальнейшие разговоры уже не было. Хотелось просто лечь на пол, заснуть и, проснувшись, понять, что ей все это приснилось.

Она снова высморкалась. Бэлль перестала плакать.

– А ты? – спросила она. – Как ты выжил? Ведь ты был ребенком!

– Обо мне заботился Ренман, – сказал Зак. – Он был лучшим другом отца. Они знали друг друга с детства, были в одних и тех же бандах. Я его очень любил.

– Это он сказал тебе, что нужно отомстить?

– Нет, я понял это сам, когда все увидел. Но, конечно, иногда я сомневался, подумывал покончить с насилием, выбрать другой путь, но не вышло.

Он плакал, руки у него тряслись.

– А как же «Тигры Аркана»? – спросила Фрэнси.

– Это было нужно, чтобы забыться в ожидании подходящего случая, – ответил Зак.

Бэлль цеплялась за грудь Фрэнси. Зак улыбнулся, когда это увидел. Теперь он уже рыдал, словно в его груди хрипел дикий зверь.

– Фильм, который я тебе показал… – сказал он дрогнувшим голосом. – Я снял его сам. Я рассказал остальным о том, что когда-то видел своими глазами, так, словно эта история произошла с кем-то другим. И однажды, после какой-то попойки, они захотели это повторить.

– Как ты мог допустить, чтобы это случилось снова? – спрашивала Фрэнси. – Как ты мог смотреть, как другие…

– Не знаю.

– Не знаешь?! Разве это ответ?

– Другого нет. Это было так странно. Я был там, и в то же время меня как будто не было. Помню, что пытался двигаться, но словно прилип к камере. А когда все закончилось, я оттуда уехал и несколько недель просто бродил один. Не помню где. Хотел покончить с собой, но не решился. А потом уехал домой.

Его глаза распухли, из носа текло, он весь как-то сжался.

– Ты сволочь! – рявкнула Фрэнси.

– Да, – согласился он.

– Чертов извращенец!

– Знаю.

– Вспомни этих мужчину и женщину…

Зак закрыл лицо ладонями, но и там не мог спрятаться. Он нигде не мог спрятаться.

– И сколько раз ты пересматривал свое кино? – поинтересовалась Фрэнси.

– Только в тот раз, вместе с тобой.

– Почему именно сейчас?

– Что ты имеешь в виду?

– Месть. Почему ты решил мстить сейчас?

Его руки упали на стол. Подавшись вперед, он навалился на стол так, словно пытался удержаться и не рухнуть на пол.

– Я просто почувствовал, что время пришло, – ответил он, – раньше я бы не справился. Я… копил силы.

Молчание. Оба плачут.

Потом Зак исчез.