Текст книги "Словарь Сатаны"

– Пожалуйста, передайте командующему, что я глубоко тронут его добротой. Если у вас хватит терпения немного подождать, я дам более точный ответ.

Губернатор весело улыбнулся и, глядя на врача и его помощников, прибавил:

– Если позволите употребить военное выражение в мирной ситуации, то теперь я «в плену моих друзей».

Юмор великих людей заразителен – все присутствующие рассмеялись.

– А где капитан Армистид? – спросил губернатор уже не так небрежно.

Врач поднял глаза и молча указал на ближайшее в ряду погибших тело, лицо мертвеца предусмотрительно прикрыли платком. Он лежал так близко, что великий человек мог коснуться его рукой, но он этого не сделал. Возможно, боялся, что из ран потечет кровь.

Бригадный генерал Джупитер Док[16]16
  © Перевод. В. И. Бернацкая, 2020.


[Закрыть]

От военного министра – почтенному Джупитеру Доку, Хардпэн-Кросроудз, Поузи-Каунти, Иллинойс

Вашингтон, ноябрь, 3, 1861

Веря в Ваш патриотизм и способности, президент хотел бы видеть Вас бригадным генералом добровольцев. Принимаете ли Вы это предложение?

От Джупитера Дока – военному министру Хардпэн, Иллинойс, ноябрь, 9, 1861

Это самый счастливый момент моей жизни. Такую должность не ищут, но от нее и не отказываются. Во времена тяжелых испытаний для настоящего патриота нет Севера, Юга, Востока или Запада. Его девиз: «Моя страна, вся моя родная страна, и ничего, кроме моей страны»[17]17
  Парафраз формулы судебной присяги: «Говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды».


[Закрыть]. Я принимаю великое доверие, оказанное мне свободным и просвещенным народом, и, полагаясь на принципы конституционной свободы, помощь всевидящего Провидения и правителя нации, буду трудиться так, чтобы не запятнать мою политическую репутацию. Доложите его превосходительству, последователю великого Вашингтона на стезе власти, что решение о моем назначении принято тем, кто, единственный, может принести величайшее благо огромному числу людей, стабильность республиканским институтам и победу партии на всех выборах; за это я готов отдать жизнь, состояние и честь. Я сразу же начну готовить подобающий ответ на речь председателя комитета, делегированного известить меня о новом назначении, и верю, что выраженные мною чувства вызовут отклик в сердцах общественности и одобрение исполнительной власти.

От военного министра – генерал-майору Блаунту Уордоргу, главе военного округа восточного Кентукки

Вашингтон, ноябрь, 14, 1861

Я назначил в Ваш округ бригадного генерала Джупитера Дока, который вскоре выезжает в Дистилервил, расположенный на реке Литл-Баттермилк, где примет командование Иллинойсской бригадой, о чем сообщит Вам письмом, ожидая распоряжений. А что, дорога из Ковингтона через Блюграсс, Опоссум-Корнерз и Хорскейв по-прежнему кишит «бродягами»[18]18
  Прозвище партизан-конфедератов, устраивавших северянам засады в глухих местах.


[Закрыть], как Вы писали в последнем донесении? У меня есть план, как с ними покончить.

Генерал-майор Блаунт Уордорг – военному министру Луисвилл, Кентукки

Ноябрь, 20, 1861

Ни имя, ни послужной список бригадного генерала Дока мне неизвестны, но буду рад воспользоваться его талантами. Дорогу от Ковингтона до Дистилервила через Опоссум-Корнерз и Хорскейв пришлось сдать: партизанское движение позволяет врагу свободно ею пользоваться, не оттягивая дополнительные части с фронта. В распоряжении бригады также пароходы, курсирующие по Литл-Баттермилк.

От военного министра – бригадному генералу Джупитеру Доку, Хардпэн, Иллинойс

Вашингтон, ноябрь, 26, 1861

Глубоко сожалею, что документ о Вашем назначении отправили почтой еще до получения Вашего согласия, поэтому придется обойтись без официального уведомления комитета. Президент глубоко удовлетворен благородным и патриотическим духом, пронизывающим Ваше письмо, и предлагает Вам сразу же направиться к месту расположения бригады в Дистилервил, Кентукки, оттуда связаться с генерал-майором Уордоргом в Луисвилле и ждать приказаний. Важно соблюдать строжайшую секретность передвижений до самого отъезда из Ковингтона: врага желательно держать перед Дистилервилем, пока Вы не будете на расстоянии трех дней от него. Если о Вашем приближении будет известно раньше, враг воспримет это как возможную атаку на правое крыло войска, что побудит усилить это крыло с помощью левого, стоящего сейчас в Мемфисе, Теннесси, который желательно взять в первую очередь. Поезжайте дорогой через Блюграсс, Опоссум-Корнерз и Хорскейв. Всем офицерам следует быть в полном обмундировании.

От бригадного генерала Джупитера Дока – военному министру Ковингтон, Кентукки, декабрь, 7, 1861

Я прибыл сюда вчера, передав мои полномочия Джоэлу Бриллеру, эсквайру, кузену моей жены и последовательному республиканцу, который будет достойно представлять Поузи-Каунти на всех уровнях. Он может гордиться своей безупречной профессиональной биографией на ниве юриспруденции, которая дает о себе знать, когда он произносит захватывающие дух речи о предметах, лежащих в самом основании народного правительства. Его называют местным Патриком Генри[19]19
  Патрик Генри (1736–1799) – американский государственный деятель, активный борец за независимость. По профессии юрист.


[Закрыть], в Хардпэне он служил не покладая рук, защищая гражданскую и религиозную свободу. Мистер Бриллер отправился в Дистилервил вчера вечером, и любой знаменосец демократического воинства[20]20
  В Демократической партии было сильно влияние рабовладельцев; она – главная партия конфедератов.


[Закрыть], противостоящий этому оплоту свободы, на своем пути увидит в нем льва. Меня просили здесь задержаться и прочитать несколько лекций на местные темы, затрагивающие, однако, проблемы первостепенной важности. Исполнив этот долг, я лично выйду на арену военного конфликта и без оглядки направлюсь в самое пекло. С этой же почтой я посылаю его превосходительству президенту просьбу о назначении моего сына Джабеса Леонидаса Дока почтмейстером в Хардпэне. Буду глубоко признателен Вам, сэр, если Вы поддержите мою просьбу, ведь такое назначение в духе реформ. Будьте добры, сообщите также, какой мне положен оклад на военной службе и будет ли это фиксированное жалованье или другое вознаграждение. И как насчет других льгот? Счета на выплату прогонных будут высылаться ежемесячно.

От бригадного генерала Джупитера Дока – генерал-майору Блаунту Уордоргу Дистилервил, Кентукки, январь, 12, 1862

Вчера я добрался до палаточного лагеря на пароходе, последние ливни затопили берег и, как я понял, большую часть района наших войск. Здесь я с болью в сердце узнал, что Джоэл Бриллер, эсквайр, выдающийся гражданин Поузи-Каунти, Иллинойс, и дальновидный государственный деятель, которому я передал свои полномочия и который месяц назад должен был стучаться во врата Разъединения, пропал, принеся без сомнения свою жизнь на алтарь родины. В его лице американский народ потерял оплот свободы. Я настоятельно прошу Вас создать комиссию для принятия резолюции об оказании должного почтения его памяти, пусть должностные лица и Ваши подчиненные в течение тридцати дней носят обычные траурные эмблемы. Я немедленно беру здесь дела в свои руки и с радостью исполню любые Ваши предложения по обеспечению правопорядка в нашем сообществе. Воинствующие демократы по другую сторону реки, похоже, готовятся к крайним мерам. Две большие пушки нацелены в нашу сторону, и, как мне рассказывали, вчера утром несколько человек подошли к самой воде и какое-то время совещались, отпуская постыдные реплики.

Из дневника бригадного генерала Джупитера Дока

Дистилервил, Кентукки

Январь, 12, 1862. Когда вчера вечером я въехал в гостиницу «Генри Клей»[21]21
  Генри Клей (1777–1852) – американский юрист, политик и искусный оратор, представлял в сенате штат Кентукки.


[Закрыть] (названную в честь дальновидного политика), меня ожидала делегация из трех полковников, представлявших полки моей бригады. Это событие останется в политических анналах Америки. Послал копии речей в журнал «Маверик» Поузи-Каунти, чтобы увековечить их в истории. Все джентльмены единодушно еще раз подтвердили свою приверженность принципам национального единства и республиканской партии. Было приятно видеть в них людей политически просвещенных, с незапятнанной репутацией.

На последующем банкете звучали речи, говорящие о поистине высоком патриотизме. Написал депешу мистеру Уордоргу в Луисвилл с целью получить дальнейшие инструкции.

Январь, 13, 1862. Снял прекрасное жилье (бывший арендатор сражается в армии против своей страны) на год и сразу же сообщил об этом миссис Док и записал вопросы первостепенной важности – кроме того, что касается Джабеса Леонидаса. В лагере изменников по ту сторону реки предположительно находятся три тысячи заблуждающихся людей, вонзивших топор под корень древа свободы. У них численное преимущество, многие наши люди вернулись без разрешения к своим избирателям. Возможно, мы не наберем больше двух тысяч голосов. Посоветовал командирам полков сделать предварительный подсчет голосов оставшихся людей, все беглецы должны быть вычеркнуты из фаланги.

Январь, 14, 1862. Написал президенту письмо с просьбой заключить договор на поставку нашему соединению огнестрельного оружия и регалий с моим шурином, известным человеком в национальной обрабатывающей промышленности. Группа артиллеристов прибыла в Джейхок[22]22
  Прозвище штата Канзас – партизанский штат, штат джейхокеров.


[Закрыть], в трех милях отсюда; они собираются присоединиться к нам. Отправились всей бригадой в Джейхок, чтобы сопровождать артиллеристов в город, но их командир, приняв нас за противника, открыл огонь, и страшный грохот орудий (я такого даже не представлял!) так испугал моего коня, что он просто сбросил меня с седла. Встреча сорвалась, а вернувшись в лагерь, я узнал, что в наше отсутствие вражеская делегация переправилась через реку и захватила часть наших «земных благ»[23]23
  «Хлебы и рыбы» (библ.).


[Закрыть]. Написал письмо президенту с просьбой о губернаторском месте в штате Айдахо.

Из редакционной статьи газеты «Маверик», Поузи

Иллинойс, январь, 20, 1862

Захватывающий очерк бригадного генерала Дока в следующей колонке о сражении у Дистилервила заставит взволнованно биться сердце каждого честного жителя Иллинойса. Героический подвиг знаменует начало новой эры в военной истории и, как пишет генерал Док, «закладывает прочный фундамент в американское военное искусство». Так как войска не принимали в нем участия, за исключением отважных бойцов из Поузи-Каунти (включая его самого), он справедливо заключил, что список погибших должен был бы занять всю полезную площадь газеты, отняв место у более важной информации. Однако рассказ генерала о его стратегической хитрости, состоявшей в том, что он как бы оставил лагерь и таким образом заманил в него коварного врага, желавшего прикончить раненых в результате непредвиденного осложнения при Джейхоке; последующий сокрушительный удар по попавшему в западню врагу, который рассчитывал на победу; и дальнейшее преследование устрашенных полчищ до реки, не позволившей продолжать погоню, – все эти «испытания на земле и на воде» описаны огненным пером и по напряжению не уступают роману.

Действительно, правда удивительнее вымысла, а перо могущественнее меча. Когда благодаря силе печатного слова, самому мощному средству среди прочих искусств, мы становимся свидетелями таких славных событий, как это, инициатива «Маверика» о сохранении для тысяч читателей пера такого выдающегося автора, как наш Великий капитан, который творит историю так же хорошо, как пишет, кажется делом второстепенным. Бригадного генерала Джупитера Дока – в президенты от Иллинойса (кандидатура для рассмотрения республиканскому национальному собранию) в 1864 году!

От генерал-майора Блаунта Уордорга – бригадному генералу Джупитеру Доку

Луисвилл, январь, 22, 1862

Письмо, извещающее меня о Вашем приезде в Дистилервил, задержалось в пути; я получил его только что (вскрытым) благодаря любезности командующего воинским округом конфедератов во время перемирия. Он просит заверить Вас, что посчитал бы актом жестокости нарушать Ваше спокойствие, и я думаю, что так оно и есть. Однако не расслабляйтесь и при малейшей угрозе отступайте. Ваша позиция – обычный аванпост, который не предусмотрено удерживать.

От генерал-майора Блаунта Уордорга – военному министру, Луисвилл, январь, 23, 1862

Я располагаю точной информацией, что на Литл-Баттермилк враг сосредоточил войско в двадцать тысяч человек. Согласно Вашему назначению им противостоит генерал Док во главе немногочисленной бригады необученных добровольцев. В мои планы не входит отражать наступление врага в этом пункте, и я не могу нести ответственность за то, что может случиться с бригадой под началом этого командира. Я думаю, что он дурак.

Военный министр – генерал-майору Блаунту Уордоргу

Вашингтон, февраль, 1, 1862

Президент питает глубокое доверие к генералу Доку. Если Вы верно его характеризуете, похоже, там, где он сейчас, ему и место: ведь Ваш план предусматривает значительные жертвы за те преимущества, которые Вы намереваетесь достичь.

От бригадного генерала Джупитера Дока – генерал-майору Блаунту Уордоргу

Дистилервил, февраль, 1, 1862

Завтра я перевожу свою штаб-квартиру в Джейхок, чтобы определить на всякий случай пути отступления из Дистилервила в соответствии с Вашим письмом от 22-го числа прошлого месяца. Я утвердил Комитет по отступлению и посылаю Вам протокол нашего первого заседания. Вы увидите, что комитет создан по всем правилам: избраны председатель и секретарь, утверждена (подготовленная мною) резолюция, так что если враг по ту сторону реки вновь поднимет свою отвратительную голову, каждый солдат бригады сядет на мула и процессия двинется в направлении Луисвилла и лояльного Севера. Готовясь к такой неожиданности, я на некоторое время забрал у местных жителей мулов, и теперь в моем распоряжении в Джейхоке 2300 голов. Постоянная бдительность – цена свободы!

От генерал-майора Джибиона Дж. Бакстера, К.Ш.А.[24]24
  Конфедеративные Штаты Америки.


[Закрыть], – военному министру Конфедератов Банг-Стейшн, Кентукки, февраль, 4, 1862

Ночью, второго числа текущего месяца, все наши силы в составе 25 000 солдат (и тридцати двух полевых орудий) под командованием генерал-майора Симмонза Б. Флада переправились вброд на северный берег реки Литл-Баттермилк, в трех милях выше Дистилервила, и образовали «клещи», чтобы занять Ковингтонскую дорогу, ведущую в Джейхок. Как Вам известно, цель операции: захват Ковингтона, разрушение Цинциннати и занятие долины реки Огайо. В течение нескольких месяцев нам противостояла лишь небольшая бригада необученных солдат – по всей видимости, без командира, что было нам на руку. Мы их не трогали, создавая тем самым у янки иллюзию нашей слабости. Наше наступление на Джейхок отрезало их от главных сил. Я уже собирался отделить от основных сил Алабамский полк, чтобы захватить бригаду, но тут земля задрожала, послышался грохот, и неожиданно в голову колонны ударил один из тех ужасных смерчей, которыми славятся здешние места, и полностью ее уничтожил. Думаю, смерч прошел по всей дороге вплоть до брода, разбросав или истребив всю нашу армию, но в этом я до конца не уверен, потому что меня подбросило в воздух и «сдуло» на южный берег реки. Продолжавшаяся всю ночь стрельба на северном берегу и донесения наших людей, вернувшихся вброд на старое место, убедили меня в том, что бригада янки добила всех, кто еще уцелел. Наши потери чрезвычайно высоки. В моей пехотной дивизии из 15 000 человек потери составили: убитыми, ранеными, схваченными в плен и пропавшими без вести – 14 994. Из 11 200 человек дивизии генерала Доливера Биллоу я отыскал только двух офицеров и чернокожего повара. Из 800 артиллеристов никого не оказалось на этом берегу. Генерал Флад убит. Я взял на себя командование экспедиционными войсками, но, учитывая большие потери, считаю целесообразным как можно скорее пополнить мои части всем необходимым. Завтра, рано утром, начинаю движение на юг. Цели кампании на сегодняшний день выполнены только частично.

От генерал-майора Доливера Биллоу – военному министру Конфедерации Бьюхек, Кентукки, февраль, 5, 1862

…Однако на вторые сутки они, тайно от нас, получили подкрепление – пять тысяч единиц кавалерии – и, получив данные разведки о нашей дислокации, в темноте оттянули силы к Джейхоку, а когда наша колонна около одиннадцати часов вечера достигла этой точки, ударили по нам с неистовой яростью, почти мгновенно уничтожив дивизию генерала Бакстера. Замыкавшей колонну артиллерийской бригаде генерала Баумшанка, возможно, удалось уцелеть. Этого я не видел, потому что поспешил отвести свою дивизию к реке, в точку, расположенную на несколько миль выше брода, и уже при дневном свете переправился через реку на двух связанных между собой бревнах. Потери из дееспособных 11 200 солдат составили 11 199. Генерал Бакстер погиб. Я перевожу свою базу в Мобил, штат Алабама.

От бригадного генерала Шнеддекера Баумшанка, К.Ш.А., – военному министру Конфедерации Айэдин

Кентукки, февраль, 6, 1862

…Што-то случилось, не понимать, што именно, – што-то феличественное, но это не относится к фойне. Не знать, как ошутился шдесь, – вокруг ни коней, ни людей, ни оружия. Генерал Биллоу мертф. Прояфите милость – отпустите в отстафку. Не могу польше фоевать в этой стране, где меня побеждать, а я не знаю, как это удафаться.

Резолюция конгресса, февраль, 15, 1862

Постановили: Конгресс объявляет заслуженную благодарность бригадному генералу Джупитеру Доку и находящимся под его командованием отважным воинам за их беспрецедентный подвиг: две тысячи солдат атаковали 25-тысячную армию противника и полностью разгромили ее, уничтожив при этом 5327 солдат, взяв в плен 19 003 человека, половина из которых – раненые, захватив 32 орудия и 20 000 единиц мелкого вооружения, – короче говоря, все снаряжение.

Постановили: В честь этой небывалой победы обратиться к президенту с просьбой учредить праздник Дня благодарения и торжественно отметить его светскими и религиозными мероприятиями.

Постановили: Просить президента с целью увековечения величайшего события и в честь отважного воинского духа тех, чьи деяния добавили американской армии неувядаемого блеска, провести – по совету и с согласия сената – следующее назначение: на должность генерал-майора – один человек.

Заявление мистера Ганнибала Алказара Пейтона из Джейхока, Кентукки

Была очень темная ночь, это точно, а мои старые глаза ни к черту не годятся, но слышу-то я хорошо и, когда различил бормотание, сразу понял: это та шайка, что околачивается на дальнем берегу. Я сразу побежал в дом, разбудил массу Дока и говорю: «Эти жулики по вашу душу идут». И разрази меня гром, если он не выскочил прямо на холод в ночной рубашке и не бросился к мулам! И двадцать три сотни мулов, все помеченные каленым железом, вырвались из загона как дьяволы, так что земля затряслась, и понеслись по дороге на брод как молнии, а дорога из конца в конец полна конфедератов!..

Джордж Терстон[25]25
  © Перевод. В. И. Бернацкая, 2020.


[Закрыть]
Три случая из жизни мужчины

Джордж Терстон был первым лейтенантом и адъютантом при штабе полковника Броу, командующего бригадой Федеральной армии. Полковник Броу временно исполнял обязанности старшего офицера: бригадный генерал находился в отпуске после тяжелого ранения. Насколько мне известно, лейтенант Терстон был из полка полковника Броу, куда его вместе с командиром, несомненно, вернули бы, доживи он до выздоровления бригадного генерала. Адъютанта, чье место занял Терстон, убили в бою; появление Терстона было единственной заменой в составе нашего штаба, связанной со сменой командира. Нам он не нравился своей нелюдимостью. Однако я замечал это меньше других. Где бы мы ни находились – в лагере, на марше, в казармах, – обязанности топографа заставляли меня работать как каторжного – весь день в седле и еще полночи за чертежной доской, перенося результаты моих дневных съемок. То была опасная работа: чем ближе к противнику я подходил, тем более ценными были мои полевые замеры и в результате – начерченные карты. В этой работе возможность найти дорогу или сделать набросок моста ценилась гораздо больше человеческой жизни. Иногда эскадроны кавалерии бросали против пехотного аванпоста, имевшего важное стратегическое значение, только для того, чтобы короткое время от начала атаки до неизбежного отступления использовать для поиска брода или точного места пересечения двух дорог.

В некоторых отдаленных уголках Англии и Уэллса сохранился старый обычай «отбивания границ» прихода. В определенный день года все население выходило на улицу и шло процессией от одного ориентира к другому по линии границы. В самых важных местах парней крепко секли розгами, чтобы они запомнили эти места, когда вырастут. После этого ритуала с парнями начинали считаться. Наши частые встречи с аванпостами конфедератов, патрулями и походами в разведку имели, кстати, такое же воспитательное значение; они сохранили в моей памяти живую и, похоже, непреходящую картину местности – картину, связанную не столько с тщательными полевыми зарисовками (их подчас не удавалось сделать), сколько с треском карабинов, звоном сабель и топотом лошадей. Эти смелые вылазки были зарисовками, сделанными кровью.

Однажды утром, когда я отправлялся во главе эскорта в экспедицию более чем опасную, ко мне подъехал лейтенант Терстон и спросил, не возражаю ли я, если он к нам присоединится, разрешение полковника он уже получил.

– Ничего не имею против, – ответил я довольно грубо. – Но в каком качестве вы поедете? Вы не топограф, а моим сопровождением командует капитан Берлинг.

– Я поеду в качестве зрителя, – ответил он. Сняв портупею и вынув револьверы, он передал их ординарцу, который и отнес все с собой в штаб. Я сообразил, что ответил ему грубо, но промолчал, не зная, каким образом принести извинения.

В этот день мы натолкнулись на целый полк вражеской кавалерии и полевое орудие, державшее под своим прицелом не меньше мили той дороги, по которой мы ехали. Охрана вступила в бой, укрывшись в лесу по обеим сторонам дороги, но Терстон остался стоять посреди дороги, которую уже через несколько секунд засыпало градом картечи, буквально разрывавшей воздух. Он бросил поводья на шею лошади и сидел в седле совершенно прямо, сложив руки на груди. Скоро он был уже на земле, а лошадь разорвало на куски. Забыв о своих обязанностях, отставив карандаш и блокнот, я смотрел, как он медленно выбирается из-под останков лошади и встает. В этот самый момент пушка перестала стрелять, и на дорогу как гром среди ясного неба вылетел здоровенный конфедерат на разгоряченном коне с саблей наголо. Терстон видел его приближение – выпрямился в полный рост и вновь сложил руки на груди. Он был слишком храбр, чтобы отступить от своих слов, и моя грубость разоружила его. Как и обещал, он оставался зрителем. Еще мгновение, и его рассекли бы, как макрель, но, к счастью, вовремя подоспевшая пуля сразила всадника, и он рухнул на пыльную дорогу так близко к Терстону, что по инерции тело врага подкатилось прямо к его ногам. Этим вечером, занося в блокнот мои поспешные наблюдения, я выкроил время, чтобы принести Терстону извинения, вылившиеся в неловкую, примитивную форму: я признался, что говорил с ним, как злобный идиот.

Несколько недель спустя часть подразделений нашей армии штурмовала левый фланг неприятеля. Наша бригада атаковала неизвестную нам до этого вражескую позицию на незнакомой территории. Почва была настолько неровной, а подлесок такой густой, что те офицеры и солдаты, что были верхом, сражались в пешем строю, включая командира и штабных офицеров. В схватке Терстон оказался далеко от остальных, и мы обнаружили его, тяжело раненного, только когда окончательно оттеснили противника. Несколько месяцев он провалялся в госпитале Нашвилла, штат Теннесси, но в конце концов вернулся к нам. Он не рассказывал подробности о своем ранении, сказал только, что сам не заметил, как оказался во вражеских рядах и получил пулю, но от одного из его преследователей, которого потом взяли в плен, мы узнали правду. «Он вышел прямо на нас, когда мы лежали в цепи. Все тут же повскакали и направили ружья ему в грудь, дула некоторых почти упирались в нее. «Брось саблю и сдавайся, чертов янки!» – крикнул кто-то из старших офицеров. Этот парень обвел взглядом длинный ряд ружей, сложил на груди руки, так и не выпустив из правой саблю, и твердо произнес: «Я не сдамся». Если б все выстрелили, его бы разнесло в клочья. Некоторые не выстрелили, я в том числе; никто не заставил бы меня это сделать».

Когда кто-то спокойно смотрит смерти в глаза, не делая себе никаких поблажек, он не может не уважать себя. Не могу утверждать, но, возможно, это чувство проявлялось в его сдержанно-холодных манерах и скрещенных на груди руках; однажды в его отсутствие за общим столом наш интендант, всегда становившийся заикой после изрядной порции вина, выдвинул другое предположение: «Т-так он п-пытается справиться с оргганическим ж-желанием смыться от-тсюда».

– Что? – вскипел я, поднявшись с нескрываемым возмущением. – Ты намекаешь, что он трус, – и делаешь это в его отсутствие?

– Будь Т-терстон т-трусом, он не п-пытался бы совладать с собой, а п-присутствуй он зд-десь, я не осмелился б это обсуждать, – последовал спокойный ответ.

Этот отважный человек умер нелепой смертью. Наша бригада стояла лагерем, штаб-квартира располагалась в роще под сенью высоких деревьев. К верхнему суку одного из них некий дерзкий смельчак приладил два конца длинной веревки, чтобы раскачиваться с размахом не меньше сотни футов. Держась за веревку, надо было прыгнуть вниз с высоты пятидесяти футов и, описав дугу с таким же радиусом, взмыть ввысь на ту же высоту и оттуда, не переводя дыхания, полететь с головокружительной скоростью вниз – никто из тех, кто не испытал этого, не смог бы передать ужас подобного полета новичку. Однажды, выйдя из палатки, Терстон стал расспрашивать, как набирается скорость при таком прыжке, как взлетать и как возвращаться назад, – о том, что знает каждый школьник. Через несколько минут он уже освоил трюк и летал выше, чем осмеливались самые опытные из нас. Страшно было смотреть на его отчаянные полеты.

– Ост-тановит-те его, – сказал интендант, лениво выползая из палатки, служившей столовой, – он не зн-нает, что если будет п-продолжать в т-том же духе, то п-перелетит через веревку и зап-путается.

Этот сильный мужчина с такой энергией рассекал воздух, что в крайних точках все увеличивающейся дуги его тело принимало почти горизонтальное положение. Стоило ему подняться выше уровня, на котором была заброшена веревка, и он бы погиб – тогда веревка провисла бы, а он полетел вниз с той высоты, на которую поднялся; потом резким рывком веревку вырвало бы из его рук. Все понимали эту опасность и кричали, чтоб он остановился, делали ему знаки, в то время как он проносился мимо нас в своем дьявольском полете с шумом пушечного ядра. Какая-то женщина, стоявшая неподалеку, упала в обморок и лежала, никем не замеченная. Солдаты из соседнего полка, стоявшего лагерем поблизости, прибежали на это посмотреть, все кричали. Внезапно, когда Терстон оказался в высшей точке полета, крики разом смолкли.

Терстон и качели перестали быть одним целым – вот все, что можно сказать; его руки одновременно отпустили веревку. Сила движения прекратилась, и легкая веревка упала вниз; человек же по инерции продолжал движение почти в вертикальном положении – вперед и вверх, двигаясь уже не по арке, а по направленной наружу кривой. Это длилось мгновение, но казалось вечностью. Я закричал, или мне казалось, что закричал: «Боже! Он что, никогда не остановится?» Он как раз пролетал мимо большой ветки. Помню радостное чувство: я подумал, что он ухватится за нее и спасется. Меня волновало только одно: выдержит ли ветка его тяжесть. Он пролетел над ней, и с моего места было видно, как четко вырисовывается он на голубом фоне. Прошло много лет, но я по-прежнему могу вызвать в своей памяти человека в небе: высоко поднятая голова, плотно сжатые ноги, а руки – я не вижу его рук. И вдруг совершенно неожиданно, с поразительной быстротой он переворачивается и камнем летит вниз. Толпа вновь дружно вскрикивает, все инстинктивно бросаются вперед. Человек становится просто вихрем, состоящим, кажется, из одних ног. Затем слышится не поддающийся описанию удар – поистине потрясший землю, и этих людей, которые не раз видели смерть в самых ужасных ее проявлениях… их рвет. Многие, пошатываясь, идут прочь от этого места; другие, чтобы не упасть, прислоняются к стволам деревьев или садятся на землю у самых корней. Смерть смошенничала, сразив его неизвестным ему оружием, применив новую и хитрую уловку. Мы не знали, что у нее столько отвратительных возможностей, полных зловещего ужаса.

Терстон лежал на спине. Одна нога, подогнутая, была сломана выше колена – кость уперлась в землю. Живот разорвало, и кишки вывалились наружу. Шея сломана.

Руки были плотно сложены на груди.