Текст книги "Девочка с красным шарфом"

Глава 21 «Шарф»

Я не был сильно удивлён тем, что проснулся в такой ответственный момент. Так оно обычно и происходит. Мои ладошки всё ещё мокрые, а сердце лихорадочно скачет в груди. Я находился в каком-то трансе, полностью не осознавая, что происходило несколько секунд назад. Думал ли я, что когда-нибудь буду ощущать чьи-то губы на своих губах? Смел ли мечтать о том, что кому-то будет не противно прикоснуться ко мне? Знал ли, что когда-нибудь меня полюбят? Нет, конечно, нет. Похоже, пора прекратить скрывать и, наконец, признаться самому себе в том, что я влюблён. Окончательно и бесповоротно влюблён в девочку с красным шарфом. Думаю, это и так всем было ясно после главы четвёртой. Весь следующий день я парил на крыльях любви, с трепетом ожидая нашего свидания. Я так хотел, как можно быстрее увидеть её вновь. К огромному счастью, был выходной, и Анна не пожаловала к моему дому, поэтому мне не пришлось думать, как с ней поступить.

Я был настолько одурманен, что чуть было не начал писать стихи. Видно, я совсем слетел с катушек. Только представьте, какое это было бы позорище, если бы я всё-таки решился их записать.

Когда на город опустилась ночь, я укрыл себя одеялом и упал на подушку. Я сильно закашлялся, пришлось встать, чтобы взять стакан воды. Последнее время меня стал мучить кашель, но я не придавал этому особого значения. Я больше переживал, что от нервов мне не удастся заснуть. Знал бы я тогда, из-за чего действительно стоило переживать… Через полчаса я погрузился в глубокий сон так, что на утро еле услышал, что звенит будильник. Я сел на кровать, потёр заспанные глаза и огляделся. Да, это была моя комната. И да, я спал, просто спал. Неужели ко мне никто не заходил? Может, я просто не услышал её? Может, Ника решила не будить меня? Я пересел в коляску, позавтракал и вышел на улицу. Анна, как всегда, ждала под дверью, чтобы захлестнуть меня очередным потоком абсолютно ненужной информации.

– У меня для тебя новость! – чуть не прыгая от радости, воскликнула она.

«У меня для тебя тоже» – с грустью подумал я.

– Наконец потеплело, а это значит!

В недоумении я молчал, не понимая, о чём это она.

– Потеплело… Значит… Ну, Филипп, отгадай! – смеялась девочка.

– Я не знаю… – через силу прошептал я.

– Значит, что скоро мы идём на пикник! Я так счастлива! Ты, разумеется, приглашён! Будет так классно и так весело! Лучший день за…

– Мы больше не сможем общаться, – громко отрезал я, смотря в пол. Я встал напротив неё, принимая как можно более угрожающий и могущественный вид. Я знал, что должен выполнить своё обещание.

– Что? Ты куда-то уезжаешь? – воскликнула Анна с неподдельным волнением.

– Нет… Нет, я не уезжаю! Я просто… – я с трудом подбирал слова, чувствуя, что начинаю краснеть. – Просто ты надоела мне, – девочка в испуге отшатнулась назад, с удивлением разглядывая меня.

– Ты приставучая, надоедливая… девчонка! – крикнул я, собрав всю волю в кулак, – не подходи ко мне больше!

Анна стояла передо мной с широко распахнутыми глазами. Её рот был приоткрыт, а нижняя губа немного тряслась. Ещё чуть-чуть и учебники бы выскользнули из её ослабевших рук. Девочка молчала, не в силах что-либо ответить на эту бессовестную грубость. Понимая, что не смогу вынести этого растерянного взгляда и поникшего лица, я быстро отвернулся и поехал в обратную сторону. Сердце ныло, уговаривая меня вернуться назад и сказать, что всё это была глупая шутка. Но другая часть моего сознания успокаивала нервы, уверяя, что я всё сделал правильно. Кто знает, может Ника не появилась, потому что обиделась? Я не хочу, чтобы она ревновала или чувствовала себя неловко. Хочу, чтобы она знала, что кроме неё мне совершенно никто не нужен.

Признаюсь, за столь долгое время Анна уже успела мне полюбиться. Я с большим удовольствием слушал её рассказы, развлекавшие меня целыми днями. Мне было хорошо с ней. Она провожала меня до дома и школы, что давно стало привычкой. Если Анна не приходила, то я начинал переживать, гадая, что с ней могло приключиться. В основном, девочка оставалась дома, когда родители уезжали, и некому было присмотреть за малышней. Не помню, рассказывал ли вам или нет, но пару раз я заходил к ней в гости. Её младшему брату я приносил свои старые игрушки, которым тот был несказанно рад. Дом Анны был довольно просторный, но уже далеко не новый. В нём всегда царил неимоверный шум и полнейший хаос. Иногда я даже жалел Анну. Мне казалось, что это несправедливо. Почему она должна одновременно учиться и бесплатно работать нянькой? Она слишком умна, чтобы менять кому-то памперсы или отдирать разбросанную еду от паркета. Да, я никогда не любил детей. Они противные и тупые, пусть я и сам когда-то был таким.

Обычно мы поднимались в её комнату, и она помогала мне с домашним заданием, пока старшая сестра была на работе. Знаете, что странно? Ведь я ни разу не позвал её к себе, несмотря на то, что почти каждое утро она проводила под моими окнами. Почему я задумался об этом только сейчас, порвав с ней? Почему я не пригласил её хотя бы выпить чашечку чаю? Почему я был столь невнимателен? А впрочем, уже неважно. Зачем эти мысли тревожат меня теперь? Всё уже кончено.

Зажмуриваясь, я видел лишь образ Ники перед собой, я ждал лишь её. Казалось, я готов был сделать всё что угодно для этой странной девочки, вскружившей мне голову. Я заранее распечатал свой дневник на принтере, ничего не убавляя и не добавляя. Я хотел, чтобы она прочла его таким, какой он есть, со всеми грамматическими и логическими ошибками, которые я так люблю допускать. Когда приготовления были завершены, я улёгся в кровать. Несмотря на своё излишнее волнение, я опять легко и спокойно уснул. Наутро отсутствие Ники снова ввергло меня в панику. Я не понимал, что происходит, не знал, где искать ответы на мои вопросы. Я метался из стороны в сторону, от безысходности готовый заплакать в любую минуту.

Ещё одна ночь и опять мимо. Я впал в отчаяние, не мог есть, учиться и даже просто о чём-то говорить. В этот раз я нарочно не ложился, сидя за своим письменным столом и выжидая полночь. Услышав, что шаги на втором этаже прекратились, я осторожно выполз из своей комнаты и направился к двери. Я проделывал это уже сотню раз, поэтому махинация не составила особо труда. Вскоре я ехал по улице, заглядывая в каждый переулок, рассматривая каждый угол, в надежде найти её там. У меня перехватывало дыхание, когда вдали виднелся чей-то силуэт. Я догонял этого человека, крича что-то несвязное ему вслед. Интересно было бы посмотреть на себя со стороны в этот момент. Наверное, я был словно городской сумасшедший.

Начинался дождь, который скоро превратился в ливень. Я промок до нитки, но не собирался останавливаться. Внезапно, под светом уличного фонаря на другой стороне дороги, мне померещилось что-то длинное и извивающееся, похожее на змею. Скорей всего это знак, такой же, как был тогда. Я должен следовать за ним. Я выехал на пустую проезжую часть, намереваясь как можно скорее достигнуть столба. Вдруг из темноты на меня взглянули две яркие фары несущейся машины. Сколько раз вы смотрели фильмы, в которых какой-то болван при виде опасности врастает в землю и не может ничего предпринять? Наверняка, в таких случаях, вы злобно выкрикиваете ругательства в адрес главного героя. Я тоже грешу этим, всегда задумываясь, почему он не бежит, не пытается как можно быстрее унести ноги? И, конечно же, каждый из вас думает, что не растерялся бы в такой ситуации. Знакомьтесь, сегодня этим болваном был я. Остолбенев, я не мог даже пошевелиться, наблюдая за автомобилем, всё ближе подбиравшимся ко мне. Секунда – и столкновения не избежать. Скоро моё бездыханное, переломанное тело будет валяться на двух полосной ровненькой дороге. Машина на всей скорости пронеслась перед моим носом, даже не думая тормозить. Ветер, ударивший в лицо, привёл меня в чувства. Я тяжело дышал. Был бы я хоть на сантиметр ближе, и меня бы уже не существовало. Вдруг под тем же самым фонарём я увидел девочку в коротком платьице, стоящую ко мне спиной.

– Ника! – крикнул я, но она не обернулась.

– Ника, это я! – орал я ещё громче.

Я въехал на тротуар, всматриваясь в очертания знакомой фигуры. Вот она, здесь, всего лишь на расстоянии вытянутой руки.

– Ника, – я потянулся к ней, чтобы дотронуться до её плеча. Мои пальцы прошли сквозь воздух, а видение превратилось в парящую пыль.

– Нет, нет, – шептал я в полубреду. – Ника… – я был ошарашен и сбит с толку. В моих глазах стояли слезы, я отказывался верить.

Я забыл о том, что мужчина, о том, что не должен плакать. Да и кому нужны все эти стереотипы, когда первая любовь в вашей жизни растворяется у вас на глазах? Как вы смеете обвинять меня? Набрав в лёгкие столько воздуха, сколько мог, я запрокинул голову назад.

– Ника! – в отчаянии крикнул я, совершенно не переживая, что могу кого-нибудь разбудить. Я кричал, не думая о своём кашле, не боясь сорвать голос.

Я продолжал бродить по городу, забыв о времени. Мне было до дрожи холодно, но я не сдавался. В моём сердце всё ещё теплилась надежда отыскать её в каком-нибудь скверике прямо за углом. Я сам не заметил, как вернулся туда, откуда начал своё путешествие. Вероятно, я ходил кругами. Я проезжал мимо своего двора, развернулся к нему и глубоко задумался. Я разглядывал тёмные окна, приложив ладонь к подбородку.

Дальше я мало, что помню. Помню, что у меня закружилась голова, всё вмиг потемнело. Как потом оказалось, я потерял сознание и грохнулся на асфальт с коляски, разбив бровь. Утром я обнаружил себя в постели, окружённого родителями и врачами.

Я заболел и был вынужден не ходить в школу целый месяц. Чем я был болен? Если честно, мне было всё равно. Когда врач рассказывал что-то о моём состоянии маме, я устремлял свой взор в потолок и думал о чём-то отвлечённом. Наверное, что-то вроде простуды, но посерьёзнее. Я не силён в медицине. Практически всегда находясь в одном положении, я неоднократно думал о том, что хочу, чтобы всё так и кончилось. Лучше бы я и не выздоравливал совсем. Умереть несчастным, молодым и одиноким, что может быть лучше? Много раз я представлял, как ко мне заходит доктор и объявляет о том, что у меня какая-то неизлечимая болезнь. Я думал, что приму известие о своей скорой кончине с холодностью и спокойствием. Хотя нет… Лучше я улыбнусь. Да, так будет лучше. Улыбнусь, потому что буду рад этому, потому что буду готов. И пусть все знают об этом.

В первый же день ко мне зашла Анна, но я смутно её помню. Меня подхватил приступ кашля, поэтому всё было как в тумане. Она долго стояла в дверном проеме, разглядывая меня. Я молчал, мне было слишком больно, чтобы говорить. Девочка тоже не пыталась вступать в беседу, вероятно, видя мои страдания или же просто обижаясь на мои тогдашние слова. Хотя, может, и это мне показалось? Может, если бы я коснулся её плеча, то она бы также растворилась, как и Ника в ту дождливую ночь?

Через сутки Анна опять навестила нас. Она робко зашла в мою комнату, держа в дрожащих руках букет ромашек. Девочка поставила их в вазу на тумбочку и села неподалёку.

– Привет… – тихо проговорила она. – Сегодня мы писали контрольную по алгебре. Я тебе принесла, вот, – она вынула листок из портфеля – она несложная, но я могу помочь разобраться, если хочешь.

Я молчал, даже не посмотрев в её сторону.

– Ещё скоро весенний бал. До него больше месяца, но зал уже начали украшать. Но, думаю, что я не пойду… – грустно добавила Анна, глубоко вздохнув.

Я и не пытался вслушиваться. Сейчас я записываю для вас лишь те обрывки, которые каким-то волшебным образом уцелели в моей памяти. Я отвернулся к стене, надеясь, что так она быстрее уйдёт. На удивление, это сработало.

Прошла неделя, за которую я уже так много раз успел заснуть и проснуться, что потерял всякую надежду увидеть Нику вновь. Самым странным было то, что мне начали сниться сны. Мне снилось, как я лечу, гуляю в парке, ем мороженое. Иногда снилась вообще какая-то срывающая башню фантастика. Но странность не в этом, а в том, что мне никогда ничего не снилось прежде. Почему вдруг именно теперь я начинаю походить на обычного человека?

Прошла неделя, которую я провёл лёжа в кровати и рассматривая свой потолок. Анна приходила ко мне каждый день, пыталась ненавязчиво рассказывать про школу, иногда молчала по несколько часов, видя, что я не в настроении её слушать. Как ни странно, у меня не было никакого желания скорее выздороветь. Узнал ли я, наконец, чем болен? Да, всё-таки узнал. Не знаю, почему это было для вас так важно… Это пневмония, какая-то внебольничная, с небольшой температурой и что-то там ещё. Я особо не вникал. Сказать по правде, первое время я специально не принимал лекарства, оставленные мне. Я думал, зачем выздоравливать? Какой в этом смысл, если для меня всё потеряно? Конечно, вскоре эти мысли прошли, и я больше не смывал таблетки в унитаз.

Анна снова навестила меня, принеся мешок конфет, без которого и не думала являться, хотя мои родители долго и упорно объясняли, что это лишнее. Девочка рассказала что-то про училку истории, которая поскользнулась на только что вымытом полу. Ещё она хихикала, вспоминая о главном хулигане, которого отстранили за драку с каким-то ботаном. В этот раз она не предлагала позаниматься, наверное, будучи уверенной, что я откажусь. Анна ещё раз взглянула на меня, встала со стула и собиралась выйти.

– Постой, – произнёс я хриплым голосом. Это было первое слово, адресованное ей за последнюю неделю. – Останься ещё… – прошептал я, но вскоре спохватился, что это прозвучало слишком странно. – Ты же сможешь объяснить мне алгебру? – быстро проговорил я, кинув беглый взгляд на стол с учебниками.

На лице Анны просияла улыбка. Девочка светилась от счастья. Она подбежала к моей кровати и начала быстро доставать учебники из портфеля. Но почему она так обрадовалась? Неужели просто потому, что я сказал ей парочку слов? Неужели это всё я? Неужели я могу дарить людям столь сильные эмоции? Вначале, я находился в полнейшем недоумении из-за реакции девочки, но потом её чересчур взволнованные движения вызвали у меня самое настоящее умиление. Наблюдая за ней, я тоже стал улыбаться.

Я вылечился ровно через четыре с половиной недели после этого случая, пропив курс антибиотиков. Я вышел в школу, почти не отстав от программы благодаря Анне. Я думаю, что у неё талант. Ей нужно идти в учителя, раз она подтянула даже такого тугодума, как я. Весь день мы были вместе, да и вообще, теперь мы редко расставались. Мне кажется, если бы не она, то я бы давно сделал что-нибудь с собой. Не знаю, убил бы или нет, но покалечил точно. Меня вызвали к психологу расспросить всё о той же сумеречной прогулке. Мне в тысячный раз пришлось повторять свою историю. Будто я хотел сбежать из дома, потому что родители отключили интернет. В принципе, я не соврал, накануне всё действительно было так. Признаюсь, на самом деле немного обидно, что все действительно поверили, что я настолько туп, чтобы сбегать из-за выключенного интернета. Но ладно. Это мне только на пользу.

Анна не могла остаться и подождать меня – ей нужно было бежать в садик за младшим братом. Из школы я вышел один. Была середина или конец апреля. Лучи долгожданного солнца с трудом пробивались сквозь плотные ряды туч. Я ехал, склонив голову, продолжая о чём-то мечтать. Теперь со мной это бывало часто. Я всё думал, думал, иногда сам не зная о чём. Я мог случайно пройти мимо нужного кабинета или запросто врезаться в столб. В этот раз мне повезло, потому что краешком левого глаза я умудрился заметить какое-то яркое пятно. Я обернулся. На скрученном дереве, покрытом молодой листвой, висел длинный красный шарф, развевавшийся на ветру.

Глава 22 «Это не конец»

Привет всем, кто открыл эту безумную историю. Да, именно так я и начал свой дневник много лет назад. Как я мог так написать? Кто так книги начинает? В любом случае, это уже не имеет значения… Потому что сейчас я пишу гораздо хуже. Я совсем отвык и разучился растягивать предложения, привнося в них ненужные для смыслового понимания обороты. Я стараюсь быть проще.

Кто я? Всё тот же, ваш верный Филипп. Только вот мне далеко не шестнадцать, но не суть… Сегодня я убирался в доме, который буду выставлять на продажу. Вынужденная ли это мера? Нет, к счастью, с финансами у меня всё в порядке. Когда мне исполнилось девятнадцать, я поехал в более крупный город, чтобы продолжить учёбу. Там я решил остаться и обзавестись новым жилищем. Почему я решил продолжить это бессмысленное увлечение юности? Зачем мне тратить своё драгоценное время для того, чтобы набросать эти строчки? Мне случайно попались мои записи, обрывки которых я нашёл в подвале. Это был даже не обрывок, а только самый последний листок из той стопки, которую я когда-то распечатал. Я прекрасно помнил о своём позоре в виде дневника. Меня удивила не эта бумажка, а надпись, сделанная чёрной ручкой в самом низу. Что здесь такого, скажете вы? Сам написал и забыл через столько-то лет. Что там было написано? «Это не конец» – гласила надпись, выведенная каллиграфическим почерком, который не мог принадлежать ни матери, ни отцу. Думаю, вы достаточно меня знаете, чтобы поверить в то, что я не мог начертать столь оптимистичный слоган. Самое странное, что остальные листы своего шедевра я так и нашёл. Куда же они пропали? Может родители отыскали их и прочли? И, вероятно, затем сожгли, не сумев смириться. Я проверил в их комнате. Разве что их забрала… Нет, это уж слишком.

Что с моими родителями? – спросите вы. Я скажу просто: их больше нет. Не переживайте, им было тепло и уютно. Во всяком случае, я надеюсь на это. Одного из них я потерял всего месяц назад, но сейчас уже практически спокойно говорю об этом. Человеческий организм не может страдать вечно. Раны затягиваются, а боль отступает.

Боже, я чуть было совсем не забыл. Через год после написания последней части у меня родилась сестра. Прекрасная, здоровая девочка. Как только они решились спустя столько лет? Как побороли свой страх? Вдруг бы и она появилась на свет несчастной? Вы правы, пора заткнуться, не я должен об этом рассуждать. По правде говоря, я не был сильно рад такому сюрпризу, но сейчас, конечно же, понимаю, что вёл себя глупо. Тем более, что пронянчиться с Алисой мне пришлось всего пару лет, по прошествии которых я действительно скучал. Это может показаться странным, но, несмотря на то, что я почти не участвовал в её воспитании, между нами всегда чувствовалось какая-то особая связь. Мы часто созванивались, я старался приезжать на все дни рождения и проводить Рождество с семьёй. В отличие от меня, Алиса схватывала новое буквально налёту. Я называл её своим маленьким вундеркиндом, коим для меня она остаётся до сих пор. Через шестнадцать лет (да, в случае Алисы всё было гораздо раньше) она тоже уехала. Вдруг мы оказались в одном городе. Я предложил ей жить со мной, но она наотрез отказалась, ответив, что будет только мешать. Мои настойчивые уговоры не дали плодов. Упёртая девчонка, кого-то напоминает, не так ли? Но речь в этом небольшом письме должна пойти не об этом.

Не найдя никаких бумажных источников, я полез в подвал, искать гаджеты свой молодости. Я разгребал коробки, полные смартфонов, планшетов и прочего. На самом дне я нашёл свой ноутбук, подаренный на столь далёкий день рождения, он был покрыт большим слоем пыли, которую я сдул как со старинной книги. На верхней панели было нарисовано обгрызенное яблоко. Неужели за него когда-то выкладывали огромные суммы? Теперь я даже с трудом вспоминаю, как назывался этот бренд, ушедший в далёкое прошлое. Шучу, как можно забыть это въедливое название? Странно, что я всё ещё помню, каким образом набирать текст на столь допотопной клавиатуре.

Перед тем, как писать это, я сто раз перечитал предыдущие главы, в которых нашёл неистовое множество ошибок и неточностей. Почему я только решил, что меня все ненавидели? Почему я так долго был сосредоточен на плохом, если мог думать о хорошем, думать о людях, которым я дорог? Соглашусь, в этом тексте слишком много преувеличений. Меня никогда не избивали. Нет, конечно, пару раз я получал. И тот случай с сочинением был на самом деле. Не беспокойтесь, я не врал вам целиком и полностью, а лишь немного приукрашивал события. Слышите, приукрашивал, а не перевирал. Почему я не исправлю их сейчас, чтобы сделать свою исповедь достоверной? Я не хочу. Да, я до сих пор отвечаю так на любой вопрос. Знаю, вас это бесит.

Я придерживаюсь мнения, что этот дневник должен быть написан с точки зрения шестнадцатилетнего мальчишки, который отчаянно пытается обрести свой смысл жизни. Тогда всё это мне казалось правильным. И знаете, я не жалею. Жалеют только глупцы. Если тогда я так думал, так поступал, так оно было нужно, чтобы стать тем, кто я есть сейчас. Признаюсь, что мог добавлять яркие и пугающие описания в свою дневную жизнь, но про ночь я писал совершенно откровенно. Все мои чувства, все эмоции и поступки запечатлены здесь, в каком-то древнем PDF документе.

Вам интересно, кем же я стал? Нет, к счастью, не писателем и не журналистом, как вы могли бы предположить. Теперь это удел мой младшей сестрички – охотницы за свежими новостями. Я же связал свою жизнь с делом, которое, как мне казалось, полностью противоречит моему существу, с наукой, которую я ненавидел и презирал. Да, вот уж тридцать лет я чёртов программист. Как так получилось? Довольно неожиданно, не так ли? Теперь у меня есть всё, о чем может мечтать среднестатистический землянин. Я директор в одной крупной фирме, название которой не стану называть из-за своей безмерной скромности, но уверяю, вы все слышали о ней хоть раз. У меня есть просторная квартира, машина с водителем, сбережения на банковском счёте. У меня есть семья. Это звучит ещё более странно, не думаете? Прекрасная жена и двое приёмных детей наполняют мой дом радостью. «Филипп, но ты же не любил детей!» – скажете вы. Да, не любил, и что с того? Это я тогда не любил, а сейчас очень даже люблю и готов посвятить им всего себя. Я же говорил, людям свойственно меняться. Как бы это грустно ни звучало, но единственное, что я все ещё не сделал – так и не научился ходить.

Вам не приходит в голову, как всего этого смог добиться какой-то инвалид? Мне, если честно, тоже не приходит. Но всё было далеко не просто. Несмотря на усиленную подготовку, в первый год я не смог поступить – одних моих стараний было явно недостаточно. Мне было трудно, безумно трудно. Только начиная, я не мог решать даже самые простые примеры. Но рядом со мной был человек, который без преувеличения помогал мне ежечасно. Одна удивительная девочка проводила часы напролёт, пытаясь объяснить мне новую тему. В ярости я смахивал учебники со стола, рвал тетрадки с задачами, кричал на неё. Иными словами, чего я только не делал за всё это время, как только не издевался над ней. Но она была со мной, пропуская мимо ушей мои едкие замечания. После таких случаев она аккуратно поднимала книги, подбирала вырванные листы, вновь садилась и продолжала решать. Меня всегда поражало, как она молча выносила все вспышки моего гнева и, как мне казалось, никогда не злилась. Думаю, что буду благодарен ей до самого последнего вздоха, так никогда и не сумев отплатить тем же. Именно эта девочка не позволила мне сойти с ума, именно она удержала меня на плаву.

Но где же она теперь? Да вот тут, спит за стенкой. Было бы неправильно называть её девочкой, но я не могу иначе. Для меня Анна всегда останется весёлым, озорным ребёнком с лучезарной улыбкой. Она стала вторым человеком, которому я доверил свой дневник. Она прочла его за ночь, а на следующий день пришла в школу и вела себя, как ни в чём не бывало, много смеялась и шутила, совершенно не заводя речь о моих мемуарах. Но иногда при разговоре её голос начинал дрожать. Анна часто бегала в уборную и выходила оттуда с красными, припухшими глазами. Я знал, что она плакала там. Никогда не забуду этих нескольких дней, которые принесли ей столько страданий. Зачем? Зачем я только давал ей читать это? Я не хотел разбивать её сердце, но мне было нужно, чтобы она знала. Знала о моём прежнем отношении к ней, знала о моей любви, знала о… знала о Нике. Я поклялся себе, что не произнесу это имя вновь, но, видимо, без него не обойдётся…

Несмотря на максимальные баллы по всем предметам, Анна отказала университетам, которые буквально разрывали её на части. Почему она не стала поступать? Анна осталась, чтобы помочь мне подготовиться и попробовать пробиться в следующем году. Вы можете себе такое представить? Разве адекватный человек пожелает работать нянькой для кучи родственников и беспомощного инвалида по собственной воле? Нет, я знал, она точно не из нормальных. Мы занимались каждый день, делали одно и то же задание по нескольку раз, заучивали формулы. Она подталкивала меня, буквально тащила за собой, заставляя двигаться вперёд. Я поступил. Я отучился.

Как мои родители отпустили меня в другой город? Мать кричала и билась в истерике, отец постоянно повторял, что я не смогу о себе позаботиться, что инвалиды не могут жить одни. Да, думаю, они были безоговорочно правы. Что, если я упаду с коляски? Что, если покалечусь и не смогу вызвать скорую? Но, к счастью, я жил не один. Со мной была Анна. Она пошла на учителя старших классов, мечтая преподавать алгебру. Блестящее знание предмета и безграничная любовь к детям сделали её идеальным работником. Я всё думал, как повезёт тем, кто попадёт к ней в класс. Я им искренне завидовал. Эх, была бы у меня такая учительница…

С первого курса мы жили вместе, но я никогда не любил её. Не любил, потому что не мог полюбить кого-то другого, потому что истратил эту простую человеческую способность. Не переживайте, она всегда знала об этом, это не станет для неё откровением. И меня всегда удивляло, как можно любить так долго и так сильно, осознавая, что твои чувства не взаимны? Как она умудрилась не остыть? Как дождалась того момента, когда и я привязался к ней? Люблю ли я её? Сейчас я могу с уверенностью сказать, что люблю. Возможно, люблю не так, как вы представляете себе это. Моё сердце никогда не выпрыгивало из груди при звуках её голоса, её лицо никогда не являлось ко мне во снах. Я никогда не мечтал, не выдумывал тайных свиданий. Не представлял наш первый поцелуй. Честно признаюсь, я и не думал, что он когда-нибудь произойдёт. Анна никогда не вызывала у меня сумасшедших чувств, как и любая другая девушка за всю мою жизнь не смогла вызвать их повторно. Но теперь я люблю, пусть без безумной страсти, пусть, не теряя голову, люблю ровно и спокойно. Кто знает, может так и надо? Может в этом и заключается весь смысл этого загадочного понятия? Я счастлив с ней, о чём ещё только можно мечтать?

Сказать по правде, я думал, что закончу свой рассказ на этом. Думал, что именно это подведёт его к логическому завершению. Я совершенно не хотел поднимать болезненную тему, хотел сделать вид, что всё осталось в прошлом. Но разве я могу? Разве могу так расстаться с вами? Нет. Я расскажу, расскажу о той, что смогла вызвать то внутреннее безумие, о котором я так много писал выше. Пора признаться…

Иногда по ночам я всё ещё слышу чей-то звонкий смех. Я приподнимаюсь на локтях и усердно вглядываюсь в темноту, пытаясь уловить хоть малейшее движение. И я знаю, знаю, что это она, всё та же маленькая хрупкая девочка с глубоким, взрослым взглядом. Где-то там, в углу комнаты, покрытой мраком, стоит Ника, хохочет и тихо-тихо шепчет моё имя. Первый раз я услышал её спустя десять лет после нашего расставания. Можете представить, какое это было потрясение? Тогда я сел на коляску, объехал квартиру кругом, дрожащим голосом звал её. Я помню, как полный безнадежности вернулся в кровать и заплакал. Слезы лились из моих глаз, падая на простыню. Испуганная Анна, услышав всхлипывания, проснулась и прибежала из соседней комнаты. Как умалишённый я жался к ней, продолжая рыдать. Возможно, вы не поверите, но это был первый раз после выпуска из школы, когда я позволил себе заплакать. Я научился сдерживать свои эмоции, но это видение полностью обезоружило меня.

Я слышал Нику раз в несколько месяцев, потом раз в полгода, в год, в два. Даже, когда она подолгу отсутствовала, я знал, что рано или поздно она вернётся. Сначала было очень тяжело, но вскоре я совладал с собой.

Я уже не вскакиваю с постели и не ношусь по дому. Я лишь немного приподнимаюсь, широко открываю глаза и безотрывно смотрю в пустоту. В эти минуты Анна всегда держит меня за руку, от чего становится чуточку легче. Она говорит, что тоже слышит её, говорит, что та несколько раз беседовала именно с ней. Была ли это правда, или Анна просто хотела поддержать меня? Врала ли она, чтобы я не чувствовал себя одиноким? Или Ника действительно приходила и к ней? Ждал ли я наших встреч? Во время первых визитов Ники я молился, чтобы она не приходила следующей ночью, отчаянно просил её уйти. Мне не хотелось возвращаться назад и вновь вспоминать. Мне хотелось навсегда забыть, каким счастливым я был когда-то. Но сейчас, как умудрённый возрастом «старец», я понимаю, что ничего не нужно забывать. Надо помнить всё, каждую деталь. Ведь любая из этих мелочей оказывает неизгладимое влияние на нашу судьбу. А это не было мелочью. Девочка с красным шарфом до какого-то момента и вовсе была моей жизнью, а возможно, остаётся ею и по сей день.

А что же шарф, спросите вы? Он всё ещё со мной, а как иначе? В тот же день я повязал его на ручку своей коляски и с тех пор снимал лишь для того, чтобы перевесить на новое кресло. Разговаривал ли он? К сожалению, нет. На первый взгляд могло показаться, что это самый обычный алый шарф, просто очень длинный. Но я могу поклясться, что это не потерянная кем-то ткань, это он, тот самый Эдвард, столько раз спасавший мне жизнь. Получается, Ника подарила мне самое дорогое, что у неё было. Она навсегда отдала мне своего друга.

С вашего позволения, я вставлю сюда строчки, которые когда-то давно, сидя за партой, записал на полях тетрадки: «Ника – ветер, гуляющий в моих волосах, солнце, слепящее мне глаза. Каждый раз, видя её перед собой, слушая её голос, я умираю и воскресаю снова, уносясь в рай и падая обратно на землю. Она – мой ангел хранитель вне времени и вне пространства. С ней и только с ней я могу чувствовать себя свободным»… Да уж, сейчас так сопливо я бы написать не смог. Но что поделать, это было правдой. На всю жизнь она так и осталась моей заветной мечтой. И всё-таки, кто она без лирики и романтизма? Когда-то за ответ на этот вопрос я бы отдал всё, заплатил бы любые деньги. А что сейчас? Неужели я не хочу знать разгадку? Нет, не хочу. Пусть это останется тайной, как и хотела сама Ника. Я больше не ломаю над этим голову. Поломайте лучше вы. Быть может, вы откроете этот секрет. Но если так случится, то прошу, не ищите меня, чтобы рассказать. Я не хочу вдруг узнать о том, что соседский мальчик просто подшучивал надо мной, ставя диск с записью женского смеха. Я не хочу внезапно узнать о том, что психически болен. Я не хочу знать, я просто хочу верить…