Текст книги "Мир нарциссической жертвы: отношения в контексте современного невроза; Твой персональный прорыв: как принципы Дзёдо помогают в жизни"

Тот, кто остался на позиции насильника, тоже чувствует многое и тоже кусками: гнев и презрение, стыд и вину, сожаление и облегчение. У него намного меньше возможностей что-то вернуть – его роль предполагает, что возобновление этих отношений возможно только тогда, когда он извинится, изменится, раскается, будет теперь всю жизнь о своем партнере заботиться. Это большой груз, и поэтому он также обвиняет партнера, чтобы избежать его обвинений. Часто после этих отношений его ненависть к себе усиливается вместе с усилением всех защитных реакций и ухудшением качества жизни.

Таким образом, травмированными оказываются оба.

Для Ренаты, которая вышла замуж за иностранца, брак заканчивается кризисным центром после очередного избиения. Около года ушло на то, чтобы собрать жизнь по кусочкам, восстановить здоровье, устроить сына от первого брака в школу, подтвердить русский диплом и начать работать. Этот год она воспринимает как освобождение, как возможность дышать, как исцеление. Потом начинается тоска. Рената придумывает повод, чтобы увидеться с бывшим мужем, и обнаруживает, что он опасен для жизни. Рената не собирается возвращаться, она достаточно ясно видит невозможность отношений и уже чуть лучше умеет о себе заботиться, но у нее возникают приступы нежности и благодарности – и тогда она снова придумывает повод, заезжает, привозит кофе, вскользь говорит о пользе терапии и немножко прибирается. Возможность этих чувств снимает хроническое удушье и облегчает фобии, с которыми Рената вышла из этого брака. Потом она уезжает из этого города и теряет бывшего мужа из вида до тех пор, пока несколько лет спустя не приходит весть о несчастном случае. Рената искренне горюет, но виноватой себя не чувствует: она помнит и свой страх, и свою злость и прощает себя за уход. Доступность всех этих сложных переживаний дает ей возможность построить новую семью по новым правилам.

Иван, приходя за сыном, замечает новую прическу бывшей жены, новые туфли, видит, что она по-прежнему хороша собой. Он восстанавливается после развода благодаря друзьям, работе и осознанию своего отцовства. А Женя (жена) двигается в другом направлении: она все больше не переносит общество сына, все больше тяготится своим материнством и в конце концов предлагает Ивану оформить единоличную опеку и тем самым освободить его от алиментов. Иван видит, что с ней что-то не так, но в ее жизнь не лезет и сына забирает. На Женю он то злится, то скучает по ней: это была большая любовь, и осознавать себя разведенным отцом-одиночкой очень непросто. Но забрать сына – это возможность больше не обвинять жену в том, что она плохая мать, и списать все трудности сына на нее. Он сосредоточен на своей ответственности перед сыном и своих задачах. Женя из их жизни постепенно пропадает.

Поводом для разрыва может стать не только поступок партнера, но и книга, совет подруги, ролик в интернете. Часто именно так впервые в отношениях появляется слово «нарциссизм». Это всегда приносит жертве облегчение – информированность снижает тревогу, а доступная по нарциссизму информация легализует потребность жертвы считать себя невинной. Здесь роли вообще могут поменяться: бывший нарцисс, подавленный обесценивающей и агрессивной информацией о себе самом, сам может стать жертвой своего партера, у которого теперь есть универсальный аргумент.

В той же паре Иван – Женя нарциссом был изначально Иван, он обесценивал занятия жены, упрекая ее в своих неудачах, проецируя на нее свою неспособность быть в близких отношениях. Женя идет к психологу, который рассказывает ей о нарциссизме. Так как этот психолог – друг семьи, то вокруг Ивана формируется среда, которая постоянно замечает его нарциссические черты и обвиняет его в том, что он нездоров. Иван сначала агрессивно защищается, а потом думает, что они, возможно, правы, и пытается научиться действовать по-другому. Он пробует делать жене комплименты, интересоваться ее работой, проводить с ней больше времени, но Женя говорит, что уже не готова на встречные шаги, что он слишком часто делал ей больно и что его нарциссизм все разрушил. После развода обвинения не прекращаются – Женя винит Ивана в потерянном на декрет времени, говорит, что он не дал ей возможности реализоваться, потому что полностью ее обеспечивал и у нее не было необходимости работать, и поэтому она считает, что он должен забрать сына к себе и тем самым искупить нанесенный вред. Роли меняются – Иван молчит и терпит, Женя искажает реальность и травмирует.

Рина приходит после того, как ее партнерша посмотрела лекции о нарциссизме и теперь настаивает на том, что Рина – нарцисс. Это в целом правда, у Рины есть серьезная травматика и нарциссические черты личности. Она начинает учиться быть внимательнее и бережнее, брать ответственность на себя, вкладываться в отношения. К сожалению, Лена, партнерша, эти попытки не поддерживает, и отношения все равно остаются деструктивными. Лене становится все хуже, она больше не может опираться на тот факт, что Рина плохая, а она сама хорошая, так постепенно Лена впадает в психотическое состояние. Отношения заканчиваются ссорой из-за того, можно ли Рине сходить выпить с подругами. Лена избивает партнершу и похищает ее маленькую дочь, пишет терапевту Рины о том, что собирается совершить самоубийство и что ее все предали. Трагедии удается избежать – дочь находится, отношения заканчиваются, но Лена продолжает саморазрушение, обвиняя в этом Рину и ее терапевта. Она говорит: «Я думала, ей помогут, она же психически больна, а стало только хуже». Рина теперь живет в глубоком чувстве вины.

Бывает, конечно, что уходит нарцисс. Для жертвы это выглядит как последний разрушительный акт агрессии. Человек с нарциссическими чертами уходит по-особому: резко, внезапно, часто без внешнего повода или с недостаточным поводом. Часто в этом расставании он обесценивает, обвиняет, искажает реальность, не оставляет возможности поговорить. Часто расставание – это его единоличный выбор, который не обсуждается.

Агрессивные паттерны нарциссизма защищают прежде всего от вины и стыда. Нарцисс уходит тогда, когда жертва уже разрушилась. У психопатов это простой расчет: раз мне нечего с нее больше взять, я ухожу. У человека с нарциссической травмой это вина: я не могу и не хочу быть с человеком, который разрушается из-за того, что я делаю, или из-за того, какой я. В личной истории нарциссов часто есть такое же расставание с родителями: однозначное, одностороннее, основанное на невозможности сделать страдающую маму хоть немножко более счастливой.

Антон заканчивает отношения с Таней на улице, после того как они вместе делали покупки в супермаркете. Он кричит на нее на парковке, что она его достала, что она вынесла ему весь мозг, что если бы она была нормальной бабой, то ему не было бы за нее стыдно. Он садится в машину и уезжает, оставив рыдающую Таню без денег и телефона на другом конце города. Когда она добирается до дома, он смотрит телевизор и игнорирует все попытки поговорить. Таня собирает вещи и уходит к подруге. Следующие три месяца Антон продолжает молчать, игнорирует ее звонки, не открывает ей дверь. Эта невозможность сказать свое слово, стать активной в этом разрыве причиняет Тане сильную боль и усиливает одновременно и злость на Антона – за то, что он так ее ранил и оскорбил, и потребность быть с ним.

Очень редко такие отношения заканчиваются по обоюдному согласию. Для согласованных решений нужны навыки, которых у пары обычно нет. Нужно не умение воевать, а прежде всего – умение сдаваться, выдерживать неудачу, отказываться от надежды, сознавая и свою часть ответственности. Нужно умение желать лучшей жизни для себя и партнера. Если у пары остаются общие обязательства и нерешенные вопросы, финансовые, например, или связанные с детьми, то нужно умение договариваться, соблюдать свои границы и границы партнера. Все это возможно тогда, когда вопрос вины в отношениях решен поровну.

В нарциссических же отношениях вина – это «горячая картошка», которой партнеры яростно перебрасываются. Между взрослыми людьми такая игра всегда построена на иллюзиях: в реальности ответственность разделена 50/50. Если у кого-то есть потребность избегать ответственности, то в таких отношениях всегда будет энергия, поскольку баланс так и не будет восстановлен. У кого-то всегда найдутся силы на то, чтобы бросить «горячую картошку» обратно.

Посылы, предполагающие перекладывание и разделение ответственности, сильно различаются.

«Ты мне изменила, предала, я не могу быть с тобой и ухожу» – в этой ситуации тот, кто уходит, перекладывает всю ответственность на другого, которому бессознательно хочется избежать такого груза, а значит, исправиться, заслужить доверие, доказать партнеру, что и он не безгрешен.

«Ты мне изменила и мне очень больно. Настолько, что я не готов эту боль переносить. Я не могу научиться жить в отношениях с тобой, я не справляюсь с тем, чтобы решить эту проблему, я могу только злиться и обвинять. Возможно, что у меня так и не получится с этим справиться. Давай подумаем о том, стоит ли нам быть вместе» – в этом случае тот, кто хочет уйти, признает свою ответственность за свое решение и тем самым снижает напряжение. Бороться тут не с чем. Такие отношения могут закончиться, и через некоторое время каждый из партнеров будет готов к новым отношениям с другими людьми.

«Ты не уделяешь мне внимания, не помогаешь по дому, мало зарабатываешь, я достойна лучшего» – это обвинение.

«У меня есть потребности, которые важны для меня: потребность в том, чтобы обо мне заботились, опекали, чтобы я могла чувствовать свою значимость. У тебя другие потребности и другое видение отношений. Мне кажется, мы оба несчастны» – это предложение согласованного решения.

«Я ухожу от тебя, а почему – мог бы давно уже догадаться» – это обвинение. «Мне трудно говорить о своих потребностях с тобой. Думаю, что в такой ситуации отношения не станут лучше» – это предложение.

Когда пара становится способна принимать согласованные решения, случается, что и отношения получают второй шанс.

У Ульяны дома итальянские страсти: муж может разбить бытовую технику в процессе выяснения отношений, а она может выбросить все его вещи с балкона. Эти ссоры – отчаянная попытка Ульяны соблюсти свои границы, остаться в безопасности, когда муж упрекает в чем-то ее родителей, требует секса без учета ее желаний или заставляет ее участвовать в философских разговорах, в которых она чувствует свою невежественность. Ее отказы грубы и агрессивны, потому что ей страшно, что она не будет услышана, и реакция на них ее мужа тоже груба и агрессивна. Не имея возможности получить что-то от другого мирным путем, пара разъезжается после затяжного скандала, и оба остаются истощенными и травмированными.

После отъезда мужа Ульяна начинает по нему скучать. Боится она его не меньше прежнего, но он далеко, и контактируют они только по телефону. В этих телефонных разговорах Ульяна понемногу решается говорить о своих потребностях и чувствах – не по факту нарушения границ, а когда между ними все в порядке. Однажды этот разговор длится три часа, и Ульяна рассказывает о своей обиде на критику, о неудовлетворенности в сексе, о том, что его философия ей чужда и пугает. Она просто рассказывает – не обвиняет, не упрекает, не обесценивает партнера, и муж при следующем разговоре говорит ей, что много думал о ее словах и о том, почему она раньше обо всем не сказала. Отношения постепенно становится лучше. Ульяна учится не воевать с мужем, он учится не быть воинственным в своих желаниях. Оба получают новые возможности для того, чтобы им в отношениях было хорошо. Пара снова начинает жить вместе. Им предстоит решить еще много трудностей, но сейчас у них есть надежная база для того, чтобы двигаться дальше.

Чаще же бывает, что такие отношения не заканчиваются вообще. В них слишком много энергии, слишком много потребностей, чтобы просто завершить их и двинуться дальше. Быть в отношениях – не обязательно быть с этим человеком в браке или вообще его видеть. Связь, которой много десятилетий, может состоять из двух-трех встреч в разные периоды жизни. Но если есть чувства, мысли, энергия, напряжение, если мы находим для этого время и место – то это отношения.

Таким образом, физическое расставание и окончание отношений совсем не обязательно происходят в одно и то же время. Партнеры продолжают фантазировать, додумывать, спрашивать себя о том, кто и что сделал не так, реагировать на запах духов спустя годы, сравнивать новых партнеров с «тем самым» и считать свои новые отношения скучными. Энергия, которая при этом тратится на поддержание старых отношений, могла бы использоваться на новые. Но этого не происходит, и новые отношения также не становятся полноценными и здоровыми. Часто бывает так, что бывшая нарциссическая жертва в новых отношениях ведет себя нарциссично, своей холодностью и равнодушием отвергая партнера и не вкладываясь в него, за исключением приступов вины.

Аделина замужем уже десять лет и восемь из них часто думает о другом мужчине. Это не был классический любовник: это был коллега по работе, с которым был флирт и начинались какие-то отношения, и Аделина с ним даже съездила в другой город на прогулку и осмотр достопримечательностей. Потом этого коллегу перевели в другое место, и он просто пропал – перестал отвечать на звонки и сообщения и выпал из ее жизни односторонне и навсегда. Аделина мучается возможными причинами, пытается понять, что с ней или с ним было не так, и приходит на терапию как нарциссическая жертва этих отношений. Ее брак запущен – ни сексуальной, ни эмоциональной близости с мужем нет уже те же восемь лет. У Аделины много злости на мужа, на то, какой он малоподвижный, на то, что он ее подавляет своей негибкостью, но при всякой попытке поговорить о муже она переводит разговор на бывшего коллегу («мне опять снился Паша»). Пытаясь разобраться в отношениях, которые продлились три недели восемь лет назад, она оставляет мужу ответственность заниматься их семьей и осуждает его за то, что у него не получается.

Нарциссическая жертва попадает на прием с потребностью измениться таким образом, чтобы ее отношения улучшились и она (или он, но намного реже) наконец понравилась своему партнеру, остановив или уменьшив поток боли, в котором она живет. Отношения и партнер – это единственное, о чем она может говорить на протяжении довольно долгого времени. Отношения являются центром ее жизни, нарциссичный партнер – фундаментом, от которого зависит ее настроение, состояние, здоровье. И конечно, она хочет видеть эту опору более прочной и более стабильной и готова сделать для этого все, что от нее может потребоваться.

Это серьезная, тяжелая зависимость, которая развивается не за один день. К моменту обращения за помощью многое разрушено. Отношения, в которых находится жертва, требуют от нее всех возможных ресурсов, и их трата отражается на ее физическом здоровье, состоянии психики, социальной и творческой жизни. Недели, месяцы и годы вся энергия расходуется на то, чтобы защититься, понравиться или что-то доказать партнеру. Жертве остается истощенность и ощущение усталости и пустоты.

Трудности с физическим здоровьем – следствие опасного пренебрежения собой и соматизированных эмоций.

В нарциссических отношениях забота о себе стоит на одном из последних по значимости мест, важнее заботиться о партнере. Собственные ощущения и потребности подавлены. Тело не получает достаточной заботы, зато получает много напряжения. В таких условиях обостряются старые заболевания и возникает множество новых, нарушается работа сердечно-сосудистой, дыхательной и пищеварительной систем. Часто у женщин в нарциссических отношениях развивается бесплодие и симптомы, связанные с сексуальной жизнью: кандидозы, циститы, воспалительные процессы. У мужчин – импотенция. Мигрени, вегетососудистая дистония, разного роды дерматиты тоже возникают и усугубляются по мере ухудшения общего состояния жертвы. Все симптомы выглядят точной метафорой внешней ситуации – жертва чувствует, что ее сердце разбито, что ее душат, что ее тошнит от происходящего, что она сама себе отвратительна и хочет умереть. Чаще всего медицинское лечение при этом не помогает, а если помогает, то возникают другие симптомы. В тяжелых случаях это может быть рак, инсульт, инфаркт.

Психика тоже запущена. Невозможность жить нормальной внутренней жизнью приводит к неврозам, фобиям, навязчивостям. Настроение снижено, в целом – подавленное, с пиками тревоги и агрессии. Часто есть параноидальные мысли, мысли о самоубийстве. Картина психического состояния нарциссической жертвы – это острое стрессовое расстройство или посттравматическое стрессовое расстройство с диссоциациями, флешбэками (возвращающимися воспоминаниями, носящими характер вторжений), нарушениями сознания. Самой жертвой такое состояние может восприниматься как что-то привычное и проблемой может не являться. Беспокоит ее боль – в отношениях ей невыносимо больно. Она постоянно травмируется, постоянно получает раны, постоянно живет в ожидании следующего удара. Она плохо спит, имеет пищевые или другие зависимости.

Трудности с сосредоточением и недостаток энергии приводят к трудностям в работе. Если работа творческая – начинается творческий кризис. Если работа предполагает большой уровень напряжения, то начинаются ошибки, потому что сил работать на два фронта не хватает. Любое напряжение начинает быть в тягость. Прогулы, затяжные больничные, недовольство работой и неспособность что-то поменять приводят к профессиональным кризисам и остановке профессионального развития. Работа перестает быть ресурсом, даже если она нравилась. Редкие всплески интереса сменяются затяжными периодами разочарования, раздражения и лени.

Избегание боли и стыд за свое состояние приводят к социальной изоляции: для нарциссической жертвы характерно постепенное отдаление от бывших друзей и приятелей, выход из компаний, охлаждение отношений с близкими. Во-первых, на них не хватает ресурсов. Во-вторых, другие отношения часто становятся объектом проекции невыносимых чувств. Не имея возможности полноценно разместить свой страх, злость, обиду, боль, жертва часть из них размещает в более безопасных и менее важных для себя отношениях. Другие люди вдруг начинают ей казаться отвратительными. Друзья предают, знакомые скучны и поверхностны, близкие не понимают и не поддерживают. Постепенно развивающиеся социальные страхи делают невозможным развитие новых контактов. Она остается одна.

В таких условиях отношения с партнером становятся не просто важными: они остаются единственной возможностью получить облегчение, радость, подпитку. Именно поэтому потребность улучшить их и захватывает целиком.

И ничего не получится до тех пор, пока эти отношения не перестанут быть для измученной жертвы единственной опорой. Это парадокс: чем больше она занимается партнером – тем хуже отношения, а чем больше она делает центром жизни саму себя и свои потребности – тем больше у отношений шансов быть здоровыми.

В терапии динамика нарциссических жертв непроста и мучительна. От терапии, так же как и от отношений, жертва ждет разрешения травмы в одном из двух вариантов: либо с помощью терапевта все же понравиться своему партнеру и заслужить его любовь и уважение, либо с помощью терапевта убедиться в том, что он плох и неправ по сравнению с ней. Много времени на первом этапе терапии уходит именно на такие попытки пригласить терапевта на свою сторону, убедить, что партнер ужасен, рассказать о своей боли и негодовании. Для этого этапа характерно, что жертва практически не говорит о себе и не просит от терапевта ничего, что могло бы улучшить ее состояние. Запросы звучат очень абстрактно: «я хочу избавиться от травм», например, или «что мне делать», или «мне так плохо, мне так больно, я так устала». Часто запросы меняются в течение встречи, когда вначале жертва хочет говорить о соматическом симптоме, потом вспоминает маму, потом рассказывает об измене. Ни одна из тем полноценно не раскрывается. Жертва мучается воспоминаниями, ассоциациями, флешбэками, не допуская при этом никого в этот процесс и оставаясь в одиночестве.

После нескольких встреч, когда жертва ведет себя именно таким образом, который создает трудности в ее отношениях с людьми и с собой, наступает критический момент. Терапия к тому времени не удовлетворительна ни для терапевта, ни для клиента. Ничего не происходит, боль не уменьшается, отношения не становятся лучше, часто – становятся хуже, потому что всплывают старые переживания. В этот момент жертва либо будет думать и говорить о том, что происходит, либо разорвет отношения с терапевтом. Разрыв будет односторонним.

Алиса во время первых встреч принимает решение: лучшим выходом для нее будет переезд в другой город, новые возможности, новые отношения. Она договаривается о продолжении терапии по скайпу, но звонит только один раз, примерно через месяц после переезда, подавленная неуспехом и навязчивыми мыслями. Больше встреч не назначает.

Аля после пятой встречи пишет в социальной сети о том, что хочет сделать перерыв, обстоятельства изменились, много работы и денежные проблемы. Обещает написать через пару месяцев. Не пишет.

Диана более откровенна, хоть и тоже в переписке. Она пишет о том, что пришла на терапию прорабатывать травмы, но никакой проработки травм не получает, а только рассказывает о себе, что ей жаль потерянного времени и денег. Это сообщение она сравнивает с отзывом в книге жалоб и предложений, сделанным для того, чтобы терапевт мог улучшить свою работу. Больше на контакт не идет.

У того, кто остался в терапии, начинается работа, которая направлена на коррекцию мазохистических и нарциссических паттернов. Осью этой работы будет построение клиент-терапевтических отношений, в которые жертва принесет все свои трудности. Это второй этап терапии: медленное и безопасное сближение, в процессе которого нарциссическая жертва знакомится с собой, с другим человеком и с тем, как они оба строят отношения. На этом пути часто встречаются схожие для нарциссов и их жертв особенности.

Идеализация – обесценивание

Человек с нарциссической травмой нуждается в опоре, которая должна быть идеальной. Сила его страха, боли, одиночества и отчаяния такова, что ему самому кажется, что выдержать это сам он не сможет. Обесценивая свои силы и переоценивая силы терапевта, жертва ожидает от него абсолютной стабильности и выдержки. Имея внутри себя разделение на идеальность и ничтожность, жертва переносит на того, с кем она в отношениях, такие же требования. Для поддержания идеального образа терапевта жертва склонна искажать реальность и подавлять свои чувства до тех пор, пока это возможно, – потом начинается период обесценивания.

Нина много говорит о том, как ей повезло с терапевтом, что ей никто другой не смог бы помочь. Потом постепенно и тайно начинает изучать блоги других психологов, ходить на их тренинги или расстановки. Проблема не в том, что она интересуется другими: у терапевта нет таких требований, она свободна в поисках дополнительных источников помощи. Проблема в том, что она делает это тайно, чувствуя вину и перенося эту вину на терапевта: если бы он был идеальным, работал бы быстрее, знал бы еще и этот метод – тогда бы у нее не было необходимости искать ресурсы в других местах. Все рассказать она решается, только собираясь на интенсив, – в уверенности, что терапевт этого не переживет, она надеется, что такая новость приведет к окончанию отношений. Поддержка терапевта и его интерес к исследовательской и терапевтической работе, которую она проделала не на его глазах, заставляют Нину обратить внимание на то, что ее трактовки ошибочны, а поведение – нездорово.

Страх близости

Нарциссический опыт – это такой опыт, когда тот, кем я являюсь на самом деле, не заслуживает признания и любви. Страх близости возникает как уверенность в том, что, если другие люди узнают меня настоящего, они от меня отвернутся. Люди с нарциссическими чертами сами склонны отворачиваться от людей с недостатками, не перенося их неидеальности и бессознательно завидуя их жизни.

Ярослава не переносит несобранных людей, презирает их за безответственность, ненавидит за нарушение обещаний, воспринимая это как обман и предательство. На встречи она приходит точно вовремя и уходит точно вовремя. Эти встречи полны напряжения: в них не находится места для чая, телефонного звонка или болтовни о чем-то неважном. Ее терапевт не может опоздать, не может заболеть, не может ошибиться. Трудности Ярославы лежат именно в области напряжения: у нее проблемы с усталостью и вспышками гнева, она не удовлетворена своей жизнью, своим партнером и своими детьми.

Как-то случайно она встречает терапевта в ресторане. Не подходит, но целый вечер наблюдает за этой компанией. Пропускает несколько встреч, борясь со сложными чувствами. Это создает динамику в нужном направлении: она понимает, что все ее осуждение построено на зависти и на том, что она ощущает себя неживой. Постепенно она становится менее требовательной и более удовлетворенной и собой, и другими.

Трудности с выдерживанием нелинейного процесса

Когда потребности подавлены, то они подменяются целями. По отношению к терапии у жертвы тоже есть набор целей, по которым она оценивает собственный прогресс и профессионализм терапевта. Без возможности оценивать себя таким способом она сталкивается со своей растерянностью, поскольку если целей нет, то есть только она сама со своими чувствами. Научиться выдерживать нелинейные процессы (а психотерапия на 90 % именно нелинейна) – это значит научиться выдерживать самого себя.

Для Полины этот процесс разворачивается в терапевтической группе длиной в год. У нее на это время есть набор целей, она никуда не ездит, отказывается от предложений, если они попадают на время встречи, приходит, даже если чувствует себя плохо. Остальные участники и ведущий относятся к группе по-другому, и за год несколько встреч выпадают, поскольку нужного минимального количества участников не набирается или не присутствует сам терапевт. Полина очень злится: ее идеально выверенный процесс рушится, сталкиваясь с потребностями других людей. Она чувствует растерянность, обиду, страх, гнев, горе, отчаяние. Она не нравится себе такой, эти переживания возвращают ее в крайне тяжелое детство, в котором она ничего не могла поделать, поскольку была ребенком. Научиться переносить такие переживания – значит обнаружить свое прошлое и свою травмированность. Контроль и цели помогают этого избегать.

Пассивный способ предъявлять агрессию и потребности

Страх отвержения делает невозможным прямое предъявление себя со своими переживаниями. Переживания от этого никуда не деваются, но уходят вглубь, находя для себя непрямые, часто многоэтапные способы удовлетворения. В отношениях это выглядит манипуляциями.

Роза никогда не напоминает мужу о своем дне рождения или годовщине свадьбы, ожидая, что он забудет о важной дате и у нее будет причина на него обижаться. Причин у нее на самом деле достаточно, но все они эмоциональные, неконкретные, предъявлять их она боится. Настоящая обида – на то, что он долго не делал ей предложение и ее семья подшучивала над ней из-за этого (мужу она говорила, что брак ей не особо и нужен), за его роман (она его даже не упоминает, сказав мужу, что давно его простила и сама несет часть вины), за то, что он ушел со стабильной работы в поисках своего дела (на словах она его поддерживает и гордится им). Обида и ощущение несправедливости ищут выхода, ищут проступка, на который они могли бы легально выплеснуться. Кроме важных дат, есть еще платежи по кредиту или обещания ее или его родителям, о которых она тоже не напоминает. Муж чувствует это как подставу, но аргументировать не может. Роза при внешней роли идеальной прощающей жены пассивно-агрессивна, и это создает в семье много недоверия и напряжения.

А Тоня очень быстро мирится с мужем, но всегда жалуется на него маме. Мама относится к нему холодно и осуждающе. Тоня как бы отдает маме все свое раздражение и остается легкой и отходчивой, но пассивно наказывает мужа ухудшением его отношений с тещей.

Трудности с границами

Тот, кто не чувствует свои границы и не умеет о них заботиться, не может соблюдать и чужие границы. Нарциссическое нарушение границ – это претензия на то, что нарциссу можно это делать, несмотря на неудобства другого. В этом всегда есть ощущение вседозволенности, часто нарушения границ «оправданы» тяжелым состоянием, мнимой разницей в статусе или благородством мотивов.

Ваня рассчитывает, что он сможет звонить своему терапевту в любое время дня и ночи, если ему будет очень плохо. Так поступали психоаналитики в зарубежных фильмах о психотерапии, и он ожидает, что эти правила разделяет каждый профессионал. Границы для него существуют как одолжение терапевту и до тех пор, пока у Вани не возникнет потребность в звонке.

Юля требует, чтобы терапевт и все участники ее терапевтической группы смотрели фильмы, которые ей нравятся, чтобы лучше ее понимать. Еще она требует удалить из группового чата картинки, которыми обмениваются другие участники и которые не нравятся ей по содержанию. Она даже удаляется из чата, когда эти требования оказываются невыполненными.

А Галя в общем чате своей группы размещает просьбу о пожертвовании денег на лечение и очень удивляется и обижается, когда не находит отклика и, более того, получает агрессивную обратную связь. Для Гали это кризис в отношениях с группой – не получив удовлетворения своей претензии на поддержку любой потребности, она группу обесценивает. Только поняв нарциссичность своей просьбы, Галя переживает стыд и через него вновь налаживает отношения с дорогими для нее людьми.

Претензия на исключительность, на особые отношения

Нарциссическая жертва плохо выдерживает свою неисключительность для специалиста, который с ней работает. Иногда претензия на особые отношения звучит с самого начала – например, она может настаивать на особых условиях встреч, особой частоте, цене или стиле работы. Иногда в самом процессе работы появляются особые традиции, которые призваны выделить клиента в восприятии терапевта и создать с ним отличающиеся от всех остальных связи.

У Маргариты странный запрос: она считает, что помочь ей может только этот конкретный терапевт, но при этом хочет, чтобы он работал в другом стиле. При отказе притворяется, что соглашается, но периодически возвращается к разговору, подчеркивая особенность этих отношений и манипулируя своим состоянием и чувством вины. Иные отношения ей не нужны – нормальную работу она саботирует. Но переходить к другому терапевту с другими границами тоже отказывается.