Текст книги "Жизнь души"

7. Первое задание

Где-то за месяц до того, как Манусов решил отправить меня на первое полетное задание, я был официально оформлен на работе в Федеральной Службе Безопасности в качестве младшего сотрудника Управления международной деятельности по взаимодействию с европейскими и американскими странами.

Я уже занимался переводческой работой в Управлении во время прохождения летней практики, поэтому продолжил это делать сразу после того, как поступил штатным сотрудником. В первый месяц я переводил документацию на русский язык с тех языков, которые знал. Успел даже съездить на пару дней в свою первую командировку в Польшу на конгресс, посвящённый организации сотрудничества между нашими странами. Там я познакомился с сотрудниками службы безопасности Польши, также занимающимися вопросами международной деятельности, и, уже вернувшись обратно, вёл оперативную работу по обмену документацией между странами.

В коллектив я влился быстро. В одной комнате со мной сидело двое мужчин, один из них работал с азиатскими странами. Его звали Марк. Это был высокий, под два метра ростом, и плотный мужчина – страшный весельчак. Он жил со мной в одном доме, но почему-то случилось так, что мы нечасто пересекались. Практически каждое утро на работе начиналось с его рассказа о том, что случилось с ним за вчерашний вечер или утро, и каждый раз его повествование вызывало смех. Казалось, что жизнь состоит из нескончаемого потока приключений, окрашена веселыми событиями. Поэтому его способность смотреть на всё с юмором восхищала, естественно, вызывая ощущения, что рассказанная в история приукрашена или вовсе полностью выдумана. Иногда, ловя его сосредоточенный взгляд посреди рабочего дня, я знал, что вся эта веселость – маска, умело скрывающая заботы того тяжелого труда, который выполнял Марк. Но я не обращались это внимание, мы всё равно хохотали, и бывало, что потом ещё полдня не могли остановиться. Даже Роман, второй наш сослуживец, который всегда был безэмоционален, слегка растягивал рот в улыбке, завлечённый новой историей про какого-нибудь соседа и его собаку, которая полночи не давала никому спать.

Рома был агентом информационного подразделения, несмотря на то что у него был свой непосредственный начальник, по-факту он подчинялся Манусову, и никто в службе этому не препятствовал. Поэтому очень часто он сидел с нами в кабинете, где ему отвели дополнительное рабочее место. Всё техническое сопровождение работы Манусова было в ведении Ромы. С годами у них сложились отличные взаимоотношения руководителя и подчинённого, основанные на доверии и профессионализме с обеих сторон. Мне тоже Рома симпатизировал, мы подружились еще во время прохождения моей практики, я знал его жену и даже был у них на свадьбе. Рома был долговязый, лысый, чуть ссутуленный молодой мужчина около тридцати лет. На его никогда не меняющем выражение лице я ни разу не видел ни улыбки, ни удивления, ни страха, в общем, ничего, чтобы могло бы выразить любую человеческую эмоцию. Смотрел он томно через узкие очки сквозь полуприкрытые веки, а говорил монотонно, чуть гнусавя. Как я недавно узнал от Манусова, Роман, окончив известный в нашей стране технический вуз с красным дипломом, сразу же после едва не угодил в тюрьму за организацию хакерских атак на операционные системы крупнейших банков страны. Однако ему повезло, следователь, ведший его дело, был хорошо знаком с Манусовым и в разговоре рассказал про юного трудолюбивого гения из неблагополучной среды. Профессор недолго думая решил взять его на поруки и так они хорошо сработались, что Рома стал чуть ли ни его правой рукой. Манусов, приободрив его верой в собственные силы, нагрузил ответственной работой, с которой Рома успешно справлялся.

Четвёртым человеком, разбавлявшим наше мужское общество, была Марго. Манусов пригласил её как лучшую ученицу потока пройти летнюю практику у него в управлении. Это место она отвоевывала у других студенток с особым рвением, и, конечно, сразу же согласилась, когда профессор ее позвал, появившись где-то через неделю после моего прихода.

Общалась Марго со мной мало и только по делу, однако я периодически ловил ее серьезный и заинтересованный взгляд на себе.

– Артур, ты вполне готов к тому, чтобы приступить непосредственно к работе, – сказал Манусов за несколько дней перед моей защитой диплома, в один из вечеров нашего очередного занятия. – Хотя, честно говоря, я бы ещё тебя потренировал для пущей уверенности, но на меня уже давит руководство. Они знают о твоих успехах и считают тебя полностью готовым.

– Это хорошо, я и сам чувствую, что готов. Хочу приступить к работе, – обрадованный этой новостью, бодро произнёс я.

– Ты ещё очень молод, и надо сказать, что твой энтузиазм меня иногда пугает, не забывай об опасности…

– Анатолий Федорович, – перебил я Манусова, – не беспокойтесь. Со мной всё будет хорошо, я вполне в себе уверен. Тем более знаю, что вы всё время будете меня контролировать, – с улыбкой добавил я.

– Конечно, буду. И не только я. Двое наших сотрудников, про которых я тебе говорил, тоже будут мне помогать. Они хоть и перемещаются на небольшие расстояния, но вполне справляются с задачей обеспечения безопасности энергетического пространства нашей страны. Они тоже будут знать о твоих передвижениях и постоянно будут на связи. Но как только ты будешь покидать пределы центральной части России, ты должен помнить о том, что ты один, помощи ждать неоткуда. Поэтому необходимо быть предельно внимательным! – Манусов произносил слова медленно и чётко, словно втирая в моё сознание смысл каждого.

– Хорошо, я всё понял, – ответил я, желая закончить разговор, устав от поучений.

– Это ещё не всё! – он пристально посмотрел на меня. – Сегодня ты должен будешь всё рассказать своим родителям.

– Что, всё?! – удивился я.

– О твоем первом задании, – отчеканил Манусов.

– Им-то зачем? Они итак за меня всё время переживают…

– Затем, что в дальнейшем они тоже будут тебя отвечать за твою безопасность. Ты же не будешь «выходить» каждый раз, оставляя своё тело у меня в кабинете! Физически ты будешь оставаться у себя дома, и твои родители будут нам помогать. Кто-то из них обязательно должен находиться в квартире, когда ты будешь покидать тело. Это – главное условие.

– Ужас! Как я маме скажу?! Да и чем они мне помогут? Что с ними вообще будет, когда увидят меня лежащим без движения? Папа же тоже меня не видел таким! – недоумевал я.

– А зачем им видеть? Ты закроешься у себя в комнате, будешь выполнять задание, а если в назначенное время ты из комнаты не выйдешь, кто-то из них должен будет позвонить по этому телефону, – он порылся в кармане и протянул мне бумажку с номером, которую я тут же вернул, когда запомнил цифры. – Я сам поговорю с твоим папой в ближайшее время, и еще раз все ему объясню, он точно поймет. А пока предупреди их, если это необходимо, то несколько раз, чтобы никто не заходил к тебе ни при каких обстоятельствах и никого, ни при каких обстоятельствах к тебе не впускали! Если почувствуют опасность, пусть опять же звонят. – Наставляюще чеканил он, а потом смягчившись, добавил. – Ну, это на крайний случай, я думаю, что с вероятностью девяносто девять процентов никакая внешняя опасность тебе не угрожает. Позаботиться об этом – наша прямая обязанность. Ты можешь быть спокоен.

– Хорошо, – вздохнул я. – Я не думал об опасности, я думал о том, как расскажу обо всём родителям. «Постараюсь, конечно, как-то всё объяснить!» – подумал я.

– Они поймут, – уверенно сказал Манусов и от чего-то тяжело вздохнул.

Определённо, мой рассказ маму шокировал. Надо отдать ей должное, в обморок она не упала, и это уже было хорошо. Мы долго говорили, она задавала много вопросов, в основном связанных с грозящей мне опасностью, а я старался отвечать как можно более безмятежно, уверяя её, что всё держится под жёстким контролем и никакая даже малейшая опасность мне не грозит. В итоге ей пришлось принять это положение вещей, поскольку другого выбора у неё не было.

С папой разговаривать было гораздо проще. Он молча все выслушал и сказал, что пообщается с Манусовым более детально. И на этом все.

Таким образом, с того самого вечера, когда я всё рассказал родителям, мои выходы из тела были строго регламентированы. Я не имел права покидать тело, предварительно не нажав кнопку на специальных часах, и делать это теперь должен был дома. В какой-то степени мне было это удобнее: не было больше необходимости куда-то ехать перед тем, как покинуть тело, тратя время на дорогу. Однако я понимал, что в такой ситуации видеть Соню мне становилось сложнее, поскольку «выходы» стали реже. Но прерывать общение с ней я не собирался.

Тогда был первый вечер, в который я не смог покинуть тело и увидеть Соню. Мы договорились об очередной встрече, но Манусов отменил наши занятия в связи с тем, что решил загрузить меня работой в Управлении, и я остался без общения с ней. Я скучал без неё. Очень. Но больше всего меня угнетало нахождение в ситуации, в которой от меня ничего не зависело, я не мог самостоятельно принимать решения. Мне хотелось знать где Соня, я переживал, поймет ли она, что мне нельзя пока вылетать, дождется ли? Дома вечером я разнервничался и начал было метаться по комнате. Но, подумав, что Соня, возможно, наблюдает за мной, уселся на месте, произнес в пустоту, что решение Манусова не покидать тело я ослушаться не могу, и попросил ее дождаться возможности увидеться.

На следующий день я пришёл на работу, как обычно, к восьми утра. Марк уже был на месте и, держа в руке кружку горячего чая, поджидал меня, а завидев начал весело подмигивать. Я расплылся в улыбке, когда увидел его широкое ухмыляющееся лицо, предвосхищая интересный рассказ.

– Привет, Марк! – поздоровался я.

– Привет, ты не представляешь, что сегодня утром со мной произошло! – эта фраза была практически стандартной в его лексиконе, но я уже начал посмеиваться.

– И что же? – как обычно, поинтересовался я.

– Наша баба Маша – вообще обалдела! – пробасил он, округляя глаза.

Бабой Машей мы называли нашу общую соседку Марию Орлову. Я сторонился этой старушки после того случая, когда ещё ребёнком она затащила меня к себе в квартиру и начала расспросы про погибшего родственника. Сейчас она вела затворнический образ жизни: после смерти мужа распродавала своё старое барахло и существовала на эти деньги. А еще подрабатывала консьержкой в нашем доме, следила за состоянием подъезда.

– Представляешь, вышел из квартиры, думаю, хороший сегодня денёк, настроение на высоте, на работу даже хочется идти! – забасил Марк, наиграно жестикулируя. – Но не тут-то было! Я даже из подъезда выйти не успел, неба не увидел! Путь мне преградила баба Маша. «Ну-ка погоди, – говорит, – А ты деньги сдал?» Я говорю: «Какие деньги? Баба Маша! Я всё всегда сдаю, на все нужды подъезда, двора и так далее!» А она: «Я вчера собирала на плитку для ремонта крыльца. А ты не сдавал!» – Марк менял голос по ролям, изображая консьержку, и, неожиданно перейдя на обычный тон, поинтересовался – Кстати, а твои родители сдали?

– Вроде сдали, точно не знаю, но она заходила к нам на днях, – улыбнувшись, ответил я.

– Так вот, и ко мне заходила. Только я дверь ей не открыл, не хотел её видеть. Денег у меня и вправду сейчас нет, до зарплаты три дня осталось, я на нуле. Думаю: надо как-то отмазываться от неё, если скажу, что нет денег, она не поверит. Остался один выход – бежать. Ну а как бежать? Из подъезда она выйти не даст, встала руки в боки, живу я на девятом этаже – не спрыгнешь. Надо произвести обманный манёвр, – Марк говорил быстро, усмехаясь и жестикулируя. – Я начал рыться в карманах, делая вид, что что-то ищу. Ты б её видел в этот момент: глаза горят, слюнки текут. На секунду она потеряла бдительность и отступила на шаг. Я рванул к двери. Представляешь, один взмах клюки, и крючок её палки жёстко закрепился на моей шее, и она прижала меня к стене.

Я засмеялся, представив, как сухонькая и маленькая баба Маша клюкой прижимает к стене этого верзилу, но сделал вид, что поверил. Марк продолжал:

– Я начал у нее просить пощады и выпустить на работу. Но не тут-то было: баба Маша вошла в азарт и орала на меня не своим голосом. У меня мелькнула мысль: что ж я, не мужик, что ли? Отстранив клюку, я ринулся к подъездной двери. Второй взмах клюки догнал меня, когда я уже открывал дверь и подумал: вот она, свобода! Крюк зацепился за дублёнку, и она вырвала мне клок. Вот, посмотри!

Он показал мне свою верхнюю одежду: действительно, от плеча по шву, идущему вдоль спины, был оторван клок овчины.

– Мой дед в этом тулупе на войну ходил, его пули не пробивали! Настолько дубовая овчина. А баба Маша смогла! Вот сила! Я шёл на работу и думал: может, нам пристроить бабу Машу в контрразведку, а половину сотрудников оттуда уволить просто? Она бы отлично выполняла функции по поимке шпионов и их допросов. Эффект был бы колоссальный. Пару раз бы клюкой взмахнула, и всё, клиент готов. От одного зрелища уже можно потерять самообладание. Она бы была самой страшной угрозой для всех иностранных шпионов, шныряющих по нашей стране. Мы бы их бабой Машей пугали, и они бы к нам не совались вообще. Как думаешь?

– Идея хорошая, конечно, предложи её Манусову. Пусть проведёт с ней собеседование, – подыгрывая Марку, ответил я.

– Бедный Манусов! Таких кадров у него ещё не было!

Мы рассмеялись. На столе зазвонил телефон, профессор попросил зайти.

– Пойду, он вызывает, – сказал я.

– Подготовь его, скажи, что мы нашли нового ценнейшего сотрудника. А я потом приду и ошарашу его находкой. – Крикнул мне вдогонку Марк.

– Непременно, – засмеялся я, представив эту ситуацию, и вышел за дверь.

– Итак, – сказал Манусов, как только я вошёл в его кабинет и сел, – ты приступаешь к выполнению первого задания.

Он внимательно посмотрел мне в глаза, словно проверяя мою готовность.

– Я готов, – тут же ответил я.

– Первое будет в пределах нашей страны. Заключается оно в следующем, – он откашлялся и заходил по кабинету, – недавно мы поймали румынского шпиона, но сделать пока с ним ничего не можем, у нас мало доказательств его виновности. Пока мы изолировали его в здании румынского посольства, он круглосуточно находится под охраной. Вчера он запросил аудиенцию с адвокатом и представителем румынской разведки. Его условием сотрудничества с нами является возможность проведения встречи без камер и прослушивающих устройств в специальной, предназначенной для этого комнате в посольстве. Эта комната как железный бункер, её стены не пропускают сигналов слежения. Но мы не знаем его истинных мотивов нахождения в нашей стране, не понимаем, какую информацию он искал, поэтому не хотим предоставлять ему такую возможность – говорить без свидетелей. Но не выполнить его условия также не можем. Поэтому дадим ему провести переговоры с агентами своей службы, а ты поприсутствуешь на их встрече. – Сказал Манусов, снова пристально на меня посмотрев. – Говорить они будут на румынском, язык тебе знаком, поэтому главная твоя задача – запомнить полный текст разговора и потом воспроизвести всё то, о чем они говорили. Перескажешь всё переводчику с румынского. Если какие-то незнакомые слова будут проскакивать в разговоре, тоже постарайся их запомнить, с переводчиком потом отработаете. Все понятно?

– Понятно! – с готовностью ответил я. – Когда состоится эта встреча?

– Сегодня вечером, ровно в десять часов румыны прибудут туда. А сейчас мы поедем в посольство, я покажу, где находится эта комната, – ответил Манусов и начал складывать бумаги со стола в портфель, который всегда носил с собой.

– Схожу за курткой, – предупредил я.

– Иди, потом спускайся к моей машине. Да, и ещё. Возьми вот эти документы, – он протянул мне стопку бумаг. – Это материалы новой конференции в Германии, в Мюнхене. Прочитай, а завтра утром надо будет подъехать к мистеру Фелькелю, который отвечает за проведение этой конференции, сейчас временно находится в Москве, он передаст тебе ещё часть бумаг. Кроме того, я хочу, чтобы ты познакомился с ним лично, так как планирую, что ты будешь присутствовать на этой конференции, возможно, там работать. И будет лучше, если Фелькель познакомится с тобой заранее, чтобы мне не пришлось решать вопросы твоего участия на месте, – Манусов покосился на меня.

Я понимающе кивнул.

– Адрес гостиницы, где остановился Фелькель, написан на последней странице, – добавил он, повернувшись ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен.

Я взял бумаги и вышел. Пробегая мимо своего кабинета, я бросил документы на стол, решив, что займусь ими по возвращении из посольства, схватил куртку и направился к выходу.

В посольстве мы были недолго, Манусов показал мне переговорную с железными стенами, на которых, казалось, не было ни одного шва, такими они были идеально гладкими. Я должен был проникнуть именно в это помещение около десяти часов вечера, когда приедут румыны.

После посещения посольства, на работу я так и не вернулся. Заболел сотрудник нашего управления, который планировал сопровождать польскую делегацию, состоящую из первых лиц страны, и меня поставили вместо него. До вечера было еще много времени и Манусов посчитал, что я все успею, однако предупредив, что ровно в десять, я должен быть вне тела в румынском посольстве. Целый день я провёл, мотаясь по встречам и ресторанам, пока наконец все поляки не разошлись по гостиничным номерам.

Как только я убедился, что делегация успешно расположилась, рванул домой, поскольку время поджимало.

Без пятнадцати десять я нажал зелёную кнопку часов, установленных Манусовым над дверью моей комнаты. Стрелки отсчитывали секунды назад начиная с семидесяти часов. Как раз трое суток без двух часов. Это максимальное время, по истечении которого, если я не выйду из комнаты, кто-то из родителей должен будет набрать телефонный номер, оставшиеся два часа отводились на то, чтобы постараться вернуть меня в тело.

У меня было ещё пятнадцать минут, но я торопился появиться чуть заранее, поэтому быстро лёг на кровать, сконцентрировался и вырвался наружу. Я беспрепятственно долетел до бункера посольства Румынии и пробрался внутрь, там никого ещё не было. Встав в углу, я принялся ждать.

Ровно в десять в бункер вошло трое, тяжелая железная дверь за ними закрылась на замок, лязг которого громким эхом прозвучал под потолком. Один из них был моложе остальных, у него был нервный бегающий взгляд, неуверенная походка и говорил он надрывисто и много, часто повышая голос. Я сразу понял, что этот молодой мужчина и есть рассекреченный шпион. Он говорил в основном о том, что он не знает какие действия предпринять в дальнейшем, что ему можно произносить, что нельзя, иногда в панике вскрикивал, что он рассекречен, что русские просто так его не выпустят. Потом сбивался на рассказ о каком-то медведе или диком звере, о том куда этот зверь ходил, что делал, чем увлекался, словно это был человек. – Я подумал, что возможно неправильно понял слово «медведь». – Двое других внимательно слушали его объяснения, иногда высказывая сомнения относительно того, что их не подслушивают. «Все же Россия!» – Говорили они. – «Могут и подслушать»! Где-то в середине разговора один из мужчин поднялся и заходил по комнате. Теперь он начал говорить и говорил долго, но официально, явно уходя от прямых ответов. Уверяя в принятии необходимых мер, оказании поддержки, стремлении информирования руководства разведки и так далее, было понятно, что его интересовали только факты о медведе. В итоге он заключил, что им нужно немного времени на принятие решения об организации оказания помощи рассекреченному шпиону и приказал последнему в случае сильного прессинга раскрыть версию «С», дав понять, что разговор окончен. Скрепив договоренности рукопожатием, они покинули бункер.

Я вылетел вслед за ними и направился домой, поскольку никаких дальнейших указаний относительно того, чтобы выследить тех двоих у меня не было.

Как только я вернулся в тело и вышел из комнаты, сразу же увидел обоих родителей, они стояли около моей двери, мама крепко держала в руке телефон.

– Наконец-то, я уже стала переживать! – с волнением сказала она.

Я укоризненно помотал головой и нажал на красную кнопку на часах, чтобы сбросить время.

– Ты ведь даже не сказал, что вылетел. Я увидела, что часы работают совершенно случайно, когда прошла мимо твоей комнаты.

– Мама, всё хорошо, мне всё удалось. Идите спать, уже поздно. И вообще, не надо стоять под часами, а если б меня всю ночь не было? Каждые десять часов они издают сигнал, вы бы его услышали.

– Хорошо, хорошо, – примирительно произнес папа и похлопал меня по плечу, но строго добавил: – О выходе ты должен нас предупреждать! Иди хоть поешь, а то целый день тебя не было, да ещё как домой пришёл, сразу в комнату закрылся.

Действительно, был тяжёлый день, и я очень устал. А на следующее утро назначена встреча с Фелькелем. Я вспомнил, что на работу я в тот день так и не попал и не посмотрел адреса его гостиницы, который был указан на бумагах, переданных мне Манусовым.

У меня было два варианта решения этой проблемы: либо завтра ещё до рассвета ехать на работу для того, чтобы посмотреть адрес его местонахождения, либо… Решение пришло быстро, я слишком устал, хотел выспаться и увидеть Соню. «Я выйду из тела, перемещусь в свой кабинет и посмотрю адрес Фелькеля. Это и будет предлогом для того, почему я вышел из тела!» – подумал я. Вся процедура поиска адреса займёт у меня не более десяти минут, а остальное время я потрачу на то, чтобы отыскать Соню.

Я поел и приготовился ко сну. Нажав зелёную кнопку на часах, снова ничего не сказав родителям, вошёл в свою комнату.

Я подлетел к окну своего кабинета, внутри было темно. Пройдя сквозь оконные стёкла, я быстро окинул помещение взглядом. Прошмыгнув под свой рабочий стол, я поднял голову и снизу начал осматривать документы, лежащие на нем. Мне пришлось напрягать зрение, чтобы лучше разглядеть, что там написано, так как смотреть сквозь крышку стола было не очень удобно. Я помнил, что адрес был указан на последнем листе, поэтому вскоре нашёл то, что искал.

Назад я летел быстро, ища глазами Соню. Раньше, когда был в небе один, я летал не торопясь, разглядывая ночной город, вид которого меня завораживал и успокаивал одновременно. Однако в тот момент, кроме нервного беспокойства о том, что я её больше не увижу, я ничего не чувствовал. Я молнией носился по Москве в надежде найти ее, но все было безрезультатно.

И только когда повернул назад, уже отчаявшись, буквально налетел на Соню совсем недалеко от своего дома.