Текст книги "Мир под лунами. Конец прошлого"

Я поняла эту закономерность только здесь, в Высоком доме. Может быть, мне психологически было бы даже легче, окажись тут все ни капли не похожим на привычные вещи. Все в целом понятно: планировка помещений, коммуникации, мебель, аппаратура. Только посуда отличается от нашей. Смущают сами материалы, из которых она сделана: либо золото, серебро и медь, либо камень. Самим нанья удобно, они говорят, что столовые приборы из золота обладают идеальным весом. Да и каменный сосуд любой нанья, в отличие от меня, легко удержит в пальцах. Есть у них кувшины, стоящие на трех-четырех ножках, котлы с крышками в виде животных и птиц, чаши с тремя-пятью круглыми ручками. Это – как раз традиция, вернее, модный тренд того сезона, в котором Высокий дом покинул свою планету. На родине нанья все давным-давно изменилось, а здесь, на Земле, они по-прежнему наливают вино из сосуда, полезный объем которого намного меньше общего. Причем посуду они изготовляют сами, старая давно износилась – а культурные традиции застыли на месте…

Эта похожесть, одинаковость смущает меня. Как мальчик из анекдота, шокированный открытием, что балерины тоже какают, я никак не могу смириться с тем, что мудрые нанья физиологически мало чем от меня отличаются. Они спят в кроватях и пользуются туалетом, перемещаются между этажами своего дома на лифтах и носят платья и брюки. Мое примитивное сознание затрудняется с соединением двух образов: бытового и духовного. Я искренне хочу преклоняться перед своими хозяевами, но каждый раз, стоит мне убедиться в их превосходстве, они делают что-то, что сводит всю мою внутреннюю работу на нет. С каким трепетом я беседовала сегодня с великим Анту! Казалось, вместе с ним мы уже нащупали истину… А потом грубость Бероэса и шокирующие откровения Теривага заставили меня увидеть их с новой, неприглядной стороны.

Вот и этот лежащий передо мной коридор третьего уровня – не знай я, где нахожусь, не догадалась бы, что его построили не люди. Пол, стены и потолок пересекаются под прямым углом, двери как двери, разве что слишком высокие. Стрелки указателей обозначают направления. Я знаю, под каким значком прячется выход, и иду туда. Иду спокойно, как по коридору своего офиса. Жаль лишь, что дверь моего кабинета не откроется по мысленной просьбе! Эта же услужливо отодвигается в сторону. В коридор врывается свежий ветер.

Я вышла наружу, и тут же вспыхнули спавшие до того круглые фонари, что растут, словно грибы, прямо из стен. Уже почти совсем стемнело, воздух синий-синий. Над головой мелькнула черная тень – хищная птица вылетела на ночную охоту. Высокий дом всего в каком-то километре над землей.

Здесь почти нет свободного места, не то что наверху. Со всех сторон поднимаются разновеликие строения. Одни похожи на трансформаторные будки, другие на башни, третьи на антенны. Любуясь последним отсветом заката на одной из таких башен, я запнулась за какой-то серый шар, тут же угодила другой ногой в квадратное отверстие в полу, потеряла равновесие и схватилась за металлический столб, который будто для таких как я здесь и стоял. В ужасе отдернула руки, ожидая удара током. И рассмеялась: на корабле нанья техника не наносит вреда живым существам.

Эта палуба определенно не приспособлена для прогулок. Скорей всего, здесь никто и не бывает, вон какой слой пыли на шаре! Надо возвращаться, наверняка меня уже потеряли.

Только сейчас я вспомнила, для чего пришла сюда. Хотела проверить, действительно ли земля и небо на нижних уровнях Высокого дома меняются местами. Я подняла голову – и сразу инстинктивно присела и схватилась за столб. Ой, мамочки! Зажмурившись, вцепившись в столб мертвой хваткой, обхватив его руками и ногами, ничего не слыша за собственным хриплым дыханием, я очень медленно опять подняла лицо наверх, открыла глаза. Главное, держусь. Можно смотреть. Прямо надо мной текла река. На лес упала ночь, и отражающая светлое небо вода сверкала, как серебро на черном бархате. Еще одна большая птица вниз спиной пролетела между мною и землей. Лес на глазах окутывался туманом, который струями выползал из-под крон деревьев и спускался все ближе ко мне. То есть поднимался все выше.

Голова закружилась. Руки расслабились, и я поспешила снова судорожно сжать их вокруг столба. В этот момент я как никогда ясно ощутила раздвоение собственной личности. Одна половина меня прекрасно осознавала, что бояться нечего, поскольку сила тяжести по-прежнему накрепко привязывает меня к полу. В то же время вторая половина знала лишь одно: она висит вниз головой и непременно упадет, если не вцепится во что-нибудь покрепче! Понадобилось несколько минут, чтобы половины договорились друг с другом. Тогда я разжала вспотевшие ладони и встала. Не отрывая глаз от пола, спотыкаясь и врезаясь в откуда-то взявшиеся выступы, я добралась до двери и с облегчением шагнула внутрь. Собственно, причин для радости нет – закрытые помещения точно так же пребывают вверх тормашками. Но хоть падать будет невысоко!

Пересилив себя, напоследок я еще раз высунула голову наружу. Страшно. Реально страшно! Хорошо, что сейчас ночь, мало что видно и свет фонарей почти полностью отрезает корабль от земли.

После пережитого у меня еще осталось любопытство, чтобы гадать, каким образом в лифте меняется направленность гравитационного поля. Ведь уезжала-то я с восьмого уровня ногами вниз, а на третьем вышла ногами вверх! Поворот он делает в пространстве, что ли?

За открывшейся на восьмом уровне дверью я обнаружила Теривага, Бьоле и Теи.

– Где ты была? – резко спросила она.

– На третьем уровне.

– Как туда попала?

– Так же, как и обратно, – на лифте, – ответила я, недоумевая. – Что-то случилось?

– Лифт не мог отвезти тебя на технический уровень, – сказал Бьоле. – Ни один лифт не повезет лулу ниже седьмого.

– Может быть, он сломался? – предположила я.

Териваг спросил:

– Ксенья, купол катера открыл Бероэс?

– Я его открыла, я сама! – обрадовалась я случаю похвастаться. – Не сразу, но довольно быстро получилось!

Териваг взглянул на Теи, будто сказал: «Вот видишь!» – и ушел.

Остальные все так же неподвижно стояли и смотрели на меня. Наконец Теи сказала:

– Тебе запрещено спускаться ниже седьмого уровня.

– Прости меня. Не знала. Вы не говорили об этом.

Она взглядом велела мне идти к себе. Я неловко поклонилась им обоим и ушла.

На следующий день я принялась шить себе одежду. Только вчера вечером до меня дошло, что взгляды, которыми одаривает меня Бьоле, означают вовсе не брезгливость. Скорее это интерес, смешанный с брезгливостью, и с каждым днем интереса в этой пропорции становится больше. Вот ведь старый греховодник! Тыща лет в обед, а туда же таращится! Странно, нанья уже несколько сотен тысяч лет не выкармливают младенцев грудным молоком, однако их мужчины все еще западают на сиськи!

С бюстгальтером я намучилась, потратила на него три дня. Последний раз шила в школе. К тому же работать пришлось руками – швейных машин в Высоком доме нет. На складах хранится достаточно костюмов для специфических видов работ, а повседневную одежду им шьют специально обученные лулу. Я не хотела, чтобы коричневые руки лулу ко мне прикасались. В этом есть что-то неправильное. Это все равно что заглянуть в могилу собственного прадеда, – как-то так я это ощущала.

Так что все «свои» шесть дней я рукодельничала, а Теи рассказывала историю нанья. Перескажу ее вкратце, как смогу. Будь у меня высшее образование в области технических или естественных наук, я поняла бы больше. Но я – всего лишь простая смертная и обратила внимание только на то, что показалось полезным или сильней всего поразило.

Родную планету нанья называют Эркой. Это слово означает «земля», «основание», что, на мой взгляд, указывает на сходство нашей психологии. Расположение ее осталось для меня секретом – она находится то ли в другом рукаве галактики, то ли в иной части Вселенной, а может, и в параллельном мире. Теи употребила слово, которое я перевела для себя как «на другой линии». О жизни вообще она поведала, что та зародилась почти одновременно с возникновением Вселенной и за первые миллиарды лет заселила множество планет в большинстве галактик. Все живое происходит из одного корня, и при всем богатстве имеющихся и вновь появляющихся существ вершин разума достигают лишь немногие. Эти немногие, как правило, схожи друг с другом. Есть, правда, некие нематериальные формы разума. Мы договорились вернуться к разговору о них когда-нибудь потом, но так и не вернулись.

Жизнь на Эркое цвела задолго до того, как на Земле появились первые многоклеточные организмы, и к тому моменту, когда предок человека впервые самостоятельно развел костер, предки нанья уже сражались металлическими мечами и сочиняли героические баллады. О Земле им было известно очень давно, однако живых планет сотни, и Земля одна из самых отдаленных, так что они мало ею интересовались. Несколько научно-исследовательских экспедиций здесь все же побывало в незапамятные времена, но основной десант высадился около сорока пяти тысяч лет назад, то есть за восемьдесят пять тысяч лет до моего настоящего.

Причиной этого стал конфликт на Эркое. К тому времени нанья не знали войн уже очень давно, и с непривычки настолько лихо у них там все закрутилось, что буквально в считанные годы высококультурное общество оказалось расколото на несколько ненавидящих друг друга партий. Вместо того чтобы назвать поводы к войне, Теи говорила что-то о кризисе эмоциональной стабильности, силе инстинктов в противовес инфантильности разума, обострившейся потребности в натуральных переживаниях. Это единственные слова, которые я поняла и хоть как-то связала между собой; все остальное оказалось настолько высокой, не совместимой с моими масштабами философией, что лучше и не вникать.

Война закончилась так же неожиданно, как и началась. Закончилась идеологическим разгромом и физическим уничтожением одного из блоков. Это я могу понять. Помню, однажды Юра, ярый поклонник идеи палеоконтакта, встретил, как ему показалось, единомышленника. На большой пьянке он познакомился с приятелем своего друга. Они вежливо, как положено, выпили по пятьдесят за встречу, а потом зацепились языками и оба с радостными лицами признались, что официальная версия истории их, видите ли, не устраивает. Тут бы им принять по второй и сменить тему беседы на баб или спорт. Но новый приятель упомянул великих славянских предков, что еще недавно правили всем миром и оставили в доказательство мощи русские надписи на иконах, монетах, пирамидах, а также Луне и Солнце. Ага, вот ведь чушь, заметил Юра, верит же кто-то в мифических праславян и несуществующие надписи, в то время как доподлинно известно, что все поражающие воображение древние постройки есть не что иное, как творения инопланетян. Что тут началось! Приятель пошел красными пятнами и едва слышно осведомился, правильно ли он понял, что Юра не признает величия своих предков. Мгновенно побелевший Юра столь же тихо ответствовал, что его больше восхищает величие современников, которое определяется не количеством выдуманных неявных букв на старой монете, а одним лишь здравым смыслом. И что здравый смысл указывает на присутствие в прошлом внеземных технологий, в то время как никаких реальных следов славян не имеется. После этой реплики оба еще заметней изменили окраску, судорожно сжали в руках вилки и принялись рыть землю копытом. Всего через минуту они осыпали друг друга оскорблениями, а затем вышли из ресторана и подрались. Правда! Два тридцатилетних мужика от чистого сердца старались навешать друг другу люлей только потому, что их не устраивали взгляды другого на древнюю историю. Я тому свидетельница, и после этого жестокость нанья к себе подобным меня не поражает. И вот ведь что самое удивительное: юркин азарт выглядел тогда до невозможности глупым, а поди ж ты, в итоге Юра оказался прав!

В общем, победившие эркойцы поспешили расправиться с противниками. Небольшая часть проигравших, около сотни нанья во главе с двумя авторитетами сумели захватить исследовательский космический корабль, только что прибывший с одной из осваиваемых планет, и рванули на нем прочь, как можно дальше. Земля показалась им хорошим вариантом. Условия здесь были схожими с их планетой, во всяком случае, можно было обходиться без скафандров. Впрочем, нанья не собирались поселяться на поверхности планеты. Они прилунились и начали переговоры, живя в постоянном страхе, что флот победителей прибудет в Солнечную систему, чтобы их уничтожить. Беглецам оказалось нечего предложить эркойцам, за исключением ресурсов планеты, хозяевами которой они случайно стали. Нет, пожалуй, хозяева – неверное слово. Беглецы-нанья стали хранителями и эксплуататорами Земли, и им пришлось смириться с тем, что они здесь надолго.

У нанья другой счет времени, наши годы им что недели. На Землю прибыли зрелые люди в расцвете сил. В переводе на наш счет они живут по десять тысяч лет. Первые несколько тысяч они провели на своем межзвездном корабле. На Эркое все делается основательно: имевшихся на корабле ресурсов хватило бы на несколько поколений, то есть на пятьдесят-шестьдесят тысяч лет. Но будущее казалось беглецам столь неопределенно, а угрозы далеких родичей столь весомы, что они решили на всякий случай обустроиться понадежнее. Поскольку корабль до бегства принадлежал исследователям других миров, на нем в избытке было механизмов, которые могли облегчить труд нанья. Здесь нашлись обучающие программы, оружие, строительные инструменты, машины для производства пищи, научные лаборатории. Корабль был огромен – как я поняла, размером с город. На нем находилось несколько других кораблей. А нанья было девяносто восемь.

Итак, они прибыли в Солнечную систему около сорока пяти тысяч лет назад. Добрых две тысячи лет жили на корабельных припасах и на планету выбирались только чтобы разведать полезные ископаемые или поохотиться. На мой вопрос, как они не взбесились от скуки за такой срок, Теи ответила: «Они переживали свое поражение и искали пути примирения с ним». Для функционирования корабля и для ублажения далеких победителей им нужны были редкие элементы и драгоценные металлы, в первую очередь золото. Всего этого на Земле было много, и это определило судьбу пришельцев: спасло их от смерти и обрекло вечно трудиться в чуждом мире. Соотечественники сказали им: ребята, вы перед нами кругом виноваты, но можете загладить свою вину усердным трудом. Вот вам план по доставке металлов на Эркой, и, если будете паиньками, ракеты класса Эркой-Земля вас не достанут.

Нанья решили, что надо приспосабливаться к планете либо приспосабливать ее под себя. Чтобы избежать территориальных раздоров и каких-то психологических осложнений, они разделили между собой континенты.

Тут чуть не разыгрался еще один конфликт.

Общество нанья в высшей степени иерархично. Демократией и не пахнет – у них что-то вроде монархии, основанной на династическом праве, которое ничем нельзя отменить. Такое впечатление, что великие нанья, как насекомые, выделяют феромоны, по которым остальные определяют их статус. Если нанья рожден от высокостатусного отца или матери, он останется великим до последнего дня, даже если будет вести себя совсем не достойно. Остальные могут его ненавидеть, но станут исполнять все приказания, и никто не поднимет на него руки. Так у них заведено. Впрочем, судя по намекам Теи и Теривага, на Земле что-то в их психологии начало меняться.

Среди девяноста восьми беглецов оказалось двое великих – лучших нанья. Лучших не только в социальном плане, они и генетически другие. К примеру, высокостатусные нанья живут намного дольше остальных. Теи сказала, они рождаются, чтобы править Вселенной и чтобы жить в двух мирах. На Эркое им хватило бы места, но для Земли и двое великих – слишком много. «В прежние времена дружеский или любовный союз великих приводил к большим достижениям, к важным переворотам в сознании всех людей, к историческим переменам, – рассказывала Теи. – Но такой союз – не правило, а исключение». Чаще всего великие не уживаются друг с другом. Эти двое находили общий язык во время войны, поскольку их цели совпадали. Но все изменилось, когда пришло время решать, кому управлять маленькой колонией изгнанников. Да и те самые «поиски пути примирения», видно, разделили беглецов: пораженческие настроения оказывали на них плохое влияние. От новой войны спасло только то, что подданных у великих было слишком мало. В существующих условиях они не могли себе позволить потерять даже нескольких членов группы.

«Мы подозреваем, что именно поэтому Эркой не прислал карательную экспедицию, – сказала Теи. – Там решили, что, даже если чужая среда не убьет нас быстро, двое великих сами в скором времени уничтожат и себя, и остальных. К счастью, оба это поняли». Один предводитель остался на Луне, считая ниже своего достоинства ступать на грязную поверхность Земли, и занялся изучением Луны, Солнца и других планет системы. А другой спустился и взял на себя обязанности организатора работ, которые требовалось провести. Это и был отец великого Анту – великий Тавкарон. Так был создан хрупкий баланс, который с тех пор поддерживается не столько мудростью великих, сколько за счет постоянных уступок и компромиссов, на которые вынуждены идти остальные колонисты. Теи не сказала в адрес великих ни одного плохого слова, и лишь тончайшая мимика и оттенки интонаций объяснили мне, что именно из-за них на Земле и возникают все проблемы.

Работы было очень много. Сорок нанья занялись добычей металлов в Африке и Америке, еще тридцать изучали местную флору и фауну, геологию, глубины океана. Они восстановили энергетическую сеть, охватывающую всю планету. Все кромлехи, дольмены, пирамиды – узлы этой сети. Она была построена еще самыми первыми исследователями, представителями неизвестных цивилизаций, посетившими Землю много миллионов лет назад. К нашему настоящему от нее сохранилась в лучшем случае половина, и если она еще работает, то лишь по остаточному принципу. Так продолжают некоторое время крутиться лопасти вентилятора после того, как отключат питание. Энергия геологических процессов, происходящих в глубинах планеты, аккумулированная и структурированная на поверхности каменными элементами, позволяет нанья поддерживать функционирование кораблей и техники, иметь постоянную связь с Эркоем, мгновенно перемещаться с континента на континент. Эта энергия дает умершим нанья возможность возвратиться на родину. Нет для них большего наказания, чем после смерти остаться вдали от дома! Первое поколение согласилось спуститься на Землю, только получив обещание, что ни один из них не достанется этому дикому миру, – иначе они готовы были на свой страх и риск вернуться на Эркой.

Двадцать нанья жили на больших кораблях. Один из них и по сей день находится над Южной Америкой, другой где-то в районе Средиземного моря, а Высокий дом – над Индостаном, хотя еще совсем недавно он контролировал Африку. Они изучали привезенную с Эркоя научную литературу, занимались исследованиями местной природы, составляли планы на будущее и обеспечивали остальных инструментами, одеждой и пищей.

Остались еще восемь. Один великий жил на Луне, держал связь с Эркоем, отсылал вниз редкие приказы и в общем не мешал своим соплеменникам. Четверо прислуживали ему. И еще трое, в том числе другой великий, руководили группами на своих кораблях.

Девяносто восемь нанья – и среди них всего одиннадцать женщин. Вообще-то на Эркое гендерные различия сведены к нулю, женщины и мужчины равны в правах. Но так вышло, что женщин в колонии оказалось в десять раз меньше, и, как любой дефицит, они тут же превратились из равноправных членов общества в ценную вещь. Превратились – и быстро смирились со своей новой ролью. Мудрость, граничащая с идиотизмом, на мой-то взгляд.

Одиннадцать женщин. Шестеро без жалоб и даже с радостью отправились на планету, опускались на морское дно, лезли в вулканы, своими руками устанавливали в круг огромные камни, десятилетиями пропадали в джунглях в поисках съедобных растений. Трое остались на орбите с великим Амелу. Две последние, понятное дело, надеялись оказаться рядом с великим Тавкароном, но тот по какой-то причине отказался от этой чести, и женщины поселились в других домах. Не знаю подробностей, но, в общем, не прошло и первых пяти тысяч лет на Земле, как трое молодых нанья из первого поколения рожденных на этой планете погибли по вине этих женщин, совсем уже немолодых к тому времени! Большая потеря для крохотного общества, любое нарушение равновесия внутри которого может оказаться смертельным. После этого были введены строжайшие законы, всего смысла которых я не поняла. Женщины вроде как в юном возрасте выдаются замуж за самых достойных мужчин. Так, Теи была женщиной Льесте – «хранила его тело», как она выразилась. Они из разных поколений, она на девять тысяч лет моложе его – как если б меня в пятнадцать выдали за семидесятилетнего старика. Может быть, поэтому, а может быть, по другим причинам она имеет моральное право вступать в связь с любым другим обитателем Высокого дома и по первому требованию предоставлять себя великому Анту. Это в теории, а на практике великого Анту, старейшего из нанья, доживающего третий десяток тысяч земных лет, секс уже давно не интересует. Льесте и Бьоле, представители четвертого поколения рожденных на Земле, так надоели Теи, что она не хочет иметь с ними ничего общего. Им обоим больше девяти тысяч лет, и оба уже близки к смерти. Из ровесников Теи в Высоком доме живут Териваг и его напарник Парьеге. Бероэс – самый младший, ему всего четыреста лет. В общем-то Теи имеет право заниматься любовью с кем хочет, при условии, что мужчины будут соблюдать какие-то высокоморальные традиции, то есть тоже «хранить ее тело». А молодые мужчины это делать не умеют, вернее, им сложно, точнее, некогда – словом, Теи уже давно живет без секса и без любви и вроде бы этим довольна. Нанья вообще в психологическом плане страшно медлительны. Им требуются годы и даже десятилетия, чтобы принять важное решение или изменить свое мнение о чем-либо. Неудивительно, что события двадцатого века – две мировые войны, изменение моды от платьев в пол до бикини и мгновенную по меркам нанья компьютерную революцию Теи презрительно назвала мельтешением мотыльков. (Впрочем, их современники-лулу ничем не лучше! В их образе жизни ничего не меняется тысячелетиями, и, похоже, это всех устраивает.)

Жизнь потихоньку налаживалась. Нанья строили дома и лаборатории из камня, обследовали планету на воздушных катерах и подводных лодках, пытались разводить сады и огороды, трудились на рудниках и в карьерах, научились делать шелк, извлекать краску из растений и раковин. Все первопоселенцы были примерно одного возраста. Среди них не было ни юношей, ни стариков. Но чужая планета была к ним жестока. Все спустившиеся на Землю ушли из жизни чуть раньше, чем можно было ожидать. Размер группы между тем оставался стабилен: когда первые колонисты умерли, на их места заступили рожденные на лунной базе. Первое земное поколение нанья и все последующие (сами они называют себя – дети Солнца, и это звучит не гордо, а скорее уж уничижительно) были зачаты и выношены искусственно. У них так издавна заведено: все дети рождаются почти одновременно, когда предыдущее поколение вступает в старость. Вроде как это позволяет сохранять равновесие в обществе, эффективно сочетать традиции с новыми идеями. Не знаю. Сомневаюсь. Достаточно поглядеть на великого Анту и Бероэса – вот уж где проблема отцов и детей стоит в полный рост!

И уже перворожденные столкнулись с трудностями. Срок их жизни тоже сократился. На сотню-другую лет, но все же это было заметно. Атмосфера, гравитация Земли и солнечное излучение явно подтачивали их силы. Коснулось это и великого Тавкарона. Он умер в глубокой старости, но так внезапно, что не успел застать рождение своего сына, которого должен был воспитывать первые десятки лет.

В Доме света, на Луне, эмбрионы вызревают в специальных контейнерах. Сейчас они пусты – последние нанья, пятого поколения живущих на Земле, уже повзрослели. Один лишь Бероэс пока еще очень юн. Капризный, злой, непредсказуемый Бероэс, низкорослый и малосильный, насмешка над истинными нанья! А великий Анту, из третьего поколения, все еще живет, и все члены колонии чтят его так же высоко, как господина Дома света, рожденного в четвертом поколении великого Амелу.

– Пока не случилась история с Аэлем и нас не изгнали из Африки, его слушали обитатели Крыши мира и Морского дома, – сказала Теи. И продолжила прежде, чем я успела спросить, кто такой Аэль: – Не почитает великого Анту только господин Дома света. В безопасности своего лунного дома он высокомерно смотрит на планету и обнимает своих женщин. Пятерых женщин, в то время как на Земле их всего десять!

– Разве вы не можете при искусственном оплодотворении соединять отцовские и материнские хромосомы так, как вам нужно? – спросила я.

– Технически это возможно. Но по договору, заключенному вторым поколением, женщин не должно быть более четверти от общего числа группы. Их число в каждом поколении контролируется Эркоем.

– Но почему?

– Это один из инструментов управления. Если женщин и мужчин будет поровну, контролировать их станет сложнее, а вырождение ускорится. Нанья забудут о своих обязанностях, займутся каждый своим делом, разлетятся кто куда. Инструменты, машины, оружие – все рассеется по планете. Мы перестанем отправлять золото на родину. Не пройдет и двадцати тысяч лет, как нанья одичают, разделятся на десятки крохотных групп и в конце концов вымрут. Но до этого не дойдет! У нас есть обязательства перед своей планетой, и, если мы хотя бы раз задержим поставку, наша база на Луне будет уничтожена. Тогда никто из нас после смерти не вернется домой. Впрочем, даже это не понадобится – если кто-то из нанья на Земле нарушит какой-либо из пунктов нашего внутреннего договора, великий Амелу или великий Анту не колеблясь уничтожат его дом со всеми обитателями.

– Это жестоко и глупо! Из-за одного пострадает большая часть колонии.

– Таковы наши законы. Потому они и не нарушаются. Только сам великий Анту осмелился однажды сделать по-своему. Мы обязаны выполнять приказы Эркоя! И, что еще важнее, мы должны выжить, а по возможности и сохранить все, чего добились, что имели наши предки. Это крайне сложно, может быть, невозможно… Мы – в большей степени продукт генетических технологий, чем лулу. Даже естестественные условия родного Эркоя не подходили для жизни новым нанья, и те создали для себя искусственную среду. Земля же для нас – медленная смерть! Каждое новое поколение, рожденное под Солнцем, все больше отличается от настоящих нанья! Из-за этого великий Анту постоянно спорит с великим Амелу: тот не желает изменений, а наш повелитель считает важным, чтобы нанья было комфортно в чужом мире…

– Стой-стой, погоди. Почему новые поколения отличаются? Как же так? Ведь ваши дети рождаются на Луне в контейнерах!

– Да, но это наши дети, созданные из наших половых клеток. Понимаешь, прадеды, прилетевшие на Землю, не догадались оставить образцы своего генетического материала до того, как начали здесь жить. Наши тела волей-неволей адаптируются под местную среду, и дети рождаются более приспособленными, а значит, отличающимися от истинных нанья.

– Я почти ничего не знаю о наследственности, но, насколько помню, полезные изменения в новых условиях не могут проявиться уже у всех организмов, которые первыми в таких условиях оказались. Не у всех же найдутся нужные мутации. Чтобы полезные в новой среде мутации закрепились в популяции, требуется очень много лет, десятки поколений! Они и распространяются-то лишь потому, что их носители оставляют больше потомков, но с размножением в инкубаторах это условие не выполняется, тем более, если вы стремитесь избежать полезных на Земле мутаций!

– И все же такие мутации есть. Некогда новые нанья, долгоживущие, изменили себя так, что почти утратили родство даже с обитателями собственной планеты. С тех пор любой, самый малый шаг обратно приближает нас к быстрой смерти. Вот почему изгнание стало столь тяжким испытанием для всех нас. Даже дети тех, кто покинул Эркой, при возвращении оказались бы там чужими. Мы же, пятое поколение, очень мало сохранили от предков, и это гнетет нас. Как бы ни старались мы удержать завоеванное предками, чужой мир нас изменяет.

– Но почему в таком случае вы не создаете очередное поколение из генетического материала первого? Это позволило бы свести к минимуму адаптационные изменения.

– Эркой не разрешает. К тому же перворожденные верили, что вот-вот вернутся домой, и решили для полноты своего счастья провести последние годы на Земле вместе со своими детьми. Великий Тавкарон был против этого, но его великий брат настоял на соблюдении старых обычаев. Сегодня глава Дома света придерживается того же мнения. Великому Амелу проще – он редко спускается на планету, а в Доме света условия полностью соответствуют Эркою. Признаки адаптации ярче всего проявились в четвертом поколении. Бьоле и Льесте – не такие, как их родители. Им не нужно низкое давление и разреженный воздух, как великому Анту, они могут питаться почти одной только земной пищей. Но они быстро постарели. Слишком быстро! Не зря великий Амелу был против. Он считал и по сей день считает, что тяжелые условия земной жизни не должны позволять нам изменяться. Он хочет, чтобы нанья оставались нанья – сильными, мудрыми, долгоживущими. Однако уже поздно… Мы с Теривагом и Парьеге еще походим на гордых предков, а Бероэс – это издевательство над ними! И ведь он – сын великого Анту!

– Кто-нибудь из обитателей Высокого дома приходится тебе родственником?

– Нет. Среди основателей колонии близких родственников не было, и мы постараемся, чтобы их число как можно дольше оставалось минимальным. И, если все будет хорошо, когда-нибудь в Доме света родится моя дочь.

– Поздравляю тебя, Теи! Пусть ее жизнь будет долгой и счастливой!

Прекрасные темно-карие глаза Теи заблестели, вокруг радужки выступили синие жилки. Она порывисто вздохнула и обняла меня.

– Ты очень добра, Ксенья. Я бы хотела, чтобы твое пожелание сбылось. Но, боюсь, наши дети ненадолго переживут нас! Твои рассказы предрекают, что через тридцать-сорок тысяч лет нанья на этой планете не останется.

– Может быть, вы вернетесь на Эркой!

Она покачала головой.

– Таких, как мы, на Эркой не пустят. Мы там не нужны. Как знать, если бы наши прадеды догадывались, что нас ждет, может, предпочли бы умереть на родине.