Текст книги "Пророчество для Зэ"

На черный, отдаленный путь:

Тоска, предчувствия, заботы

Теснят твою всечасно грудь…

Няня всегда останется няней. Любимое дитё всегда останется любимым. Действительно, а кто ещё мог позвонить из близкого окружения? Сплетение случайностей – и мы оказываемся в замке, откуда звонили. Непонятная усадьба в горной части маленькой страны, где вся прислуга говорит по-русски, а хозяин так и не удосужился появиться. Вдумайтесь! В библиотеке книги на разных языках, но гостям демонстрируют перевод злобного пасквиля, который привел поэта к трагичному концу. Откажите мне в логике, но поверьте моему чувству, Зэ, что анонимное письмо, переписанное каллиграфическим почерком, – это перчатка. Она брошена в лицо поэту, и он должен принять вызов. Если он его примет, его убьют.

– Кого его? Пушкина убили в девятнадцатом веке!

– Того Пушкина – да, убили в девятнадцатом. А нынешнего могут убить сейчас.

– И кто этот новый Пушкин?

– Эх, если бы я знала, я бы его предупредила.

В этот момент где-то вверху раздался выстрел. Ольга Петровна вздрогнула. Зэ не сдержался и выругался: «Чёртова мельница. Надо дойти отломать ворот, чтобы хлопки не пугали порядочных людей!»

Глава Х

II

К ночи непогода подтянула тяжёлую артиллерию. Каминные трубы превратились в иерихонские. Ветер играл на органе размером во все небо. Тонкие стекла в окнах дрожали под напором стихии. В замке стало холодно и неуютно. Перестал работать телефон, как объяснил Чезаре, где-то в горах ледяной дождь оборвал линию. Управляющий дал указание подать гостям портвейн и мошкатель (ликерное вино), а для желающих приготовить горячий пунш.

Зэ стал свидетелем того, как Певец-мертвец опять приставал к старшему груму, но тот отмахнулся от Саши с выражением брезгливой гримасы на лице. За ужином все расселись за столом на привычные места. Управляющий, Зэ с Татьяной, Родион Маркович и Саша сидели с одной стороны стола. Напротив разместились Полина, Александра, Масюся, Магда и обе Петровны. Блюда на этот раз подавали младший грум Александрино и кухарка Роза Моисеевна. Налет стеснительности был окончательно смыт аперитивами и горячим пуншем. Гости болтали и смеялись. Кто-то рассказал о том, что в старые-старые времена у португальцев была традиция в последние дни октября не выходить из домов без сильной надобности. Считалось, что в эти ненастные дни злые духи караулят открытые или не до конца запертые двери, чтобы вместе с холодным ветром проникнуть в щель и поселиться в жилище. Духи приносили болезни, ссоры, неудачу и смерть близким. Если человек по крайней нужде должен был выйти наружу, он долго готовился, а потом быстро выскакивал и плотно закрывал за собой дверь. Со временем португальцы научились оберегаться. Они красили дома в белый цвет с широкой голубой полосой у земли, как будто бы дом находился на синем небе среди белых облаков. Духи воспринимали жилище как небесное сооружение, принадлежащее Создателю, и не дерзали проникать в него.

– А наш замок не имеет охранительной синей полосы, – сказала Александра и выразительно обвела взглядом всех взглядом.

– И покрашен не в белый цвет – ничего общего с облаками, – добавил кто-то и тут же предложил рассказать друг другу о своих фобиях или страхах или о том и другом.

Масюся громко воскликнула, что начать нужно с того, перед кем в данный момент стоит кувшин вина, и пойти по часовой стрелке. Кувшинов было два: с красным вином и с белым. Один из них стоял перед Зэ. Присутствующие за столом выразительно посмотрели на Зэ, и он, протянув долгое «Э-э-э-э…», сказал:

– Никогда не задумывался по поводу страхов, но боюсь одной вещи, что моя мечта не исполнится. Наша жизнь проходит от будильника к будильнику, страсти вспыхивают и гаснут, друзья стареют, кредиты гасятся. И вдруг среди тягостного однообразия появляется мечта, большая и светлая. Она одновременно и конкретная, и расплывчатая. Она греет. Отвлекает мысли от болотной тины реальности. Она осуществима для того, кто выберет правильную дорогу. Ищешь дорогу, проходишь первые километры. Нет, не то, возвращаешься. Пробуешь другую, идешь – она заканчивается тупиком. Появляется паника, подпитываемая страхом: хватит ли времени, хватит ли твоей жизни на пробы и ошибки. Но идти надо, верить надо. Идешь опять по дороге, а страх уже несешь с собой. Сидит он на загривке, и как только вера в мечту ослабевает, сразу становится заметнее, тяжелее…

– А что за мечта? – спросила Масюся.

– Этого сказать не могу. Мечта заветная.

– Не густо. Для первого ответа принимается. Ваша очередь, Татьяна, – Родион Маркович, как всегда, был на коне и выполнял функции председателя собрания, хотя его никто об этом не просил.

Татьяна, спрятав хитрый прищур, появившийся в её глазах после признания Зэ, сказала:

– Пауков боюсь, змей всяких, мышей, особенно летучих. В общем, фобия у меня распространенная. Как представлю, что случайно крыса или мышь меня заденет хвостом и проведет по коже, у меня начинается приступ паники. Кричу, будто одержимая, не могу остановиться. До икоты. А если на самом деле подобная тварь не дай бог укусит меня, наверное, сразу умру от разрыва сердца.

Очередь перешла к Родиону Марковичу. Великий Магистр попытался изобразить нечто значительное. С важным видом и патетическим голосом он произнес:

– Боюсь великого и всё уничтожающего времени. Его одного и больше ничего. Пройдут столетия. Египетские пирамиды будут стоять, а вспомнит ли кто-нибудь про меня? Время сотрет с лица земли людей, которые меня знали. Уничтожит их вместе с памятью обо мне. Плоть превратится в прах, который развеется по ветру, память растает белым облачком на горизонте времени…

Саша не удержался и съёрничал:

– Попробуй остаться в памяти детей, внуков и правнуков, есть шанс пережить пирамиды. Правда, небольшой.

Родион Маркович окинул его испепеляющим взглядом, но ничего не сказал. Александр в свою очередь задумался, потом, видимо, пытаясь быть честным перед гостями, заявил:

– Есть у меня фобия. Такой постоянный страх, который где-то таится в груди и покалывает, как только дашь ему волю – страх бесполезных хлопот. Знаете, как бывает: живешь себе, живёшь, как вдруг появляется цель, причем цель стоящая. Начинаешь суетиться, хлопочешь. Обрастаешь обязательствами, но идешь к этой цели, как на гору, к вершине. Отбрасываешь всё, что тебя назад тянет. Рюкзак на плечах – долой рюкзак. Пальто тяжелое – налегке пойду. Друзей расталкиваешь, которые перед тобой по тропинке идут. Кричишь им: «Лыжню, лыжню!» В фигуральном смысле, конечно. А потом приходит понимание, что ты занимался пустой суетой, и цель сдувается, как гриб-дождевик, который долгое время скрывался от подошв гуляющих по парку прохожих и дожил до коричневого цвета и морщинистой кожицы. На пронизывающем ветру тебе холодно: пальто выкинул; под ложечкой сосёт, рюкзак в пропасть сброшен. Друга рядом нет, никто тебе закурить не даст…

– Давайте я Вам салатика подложу? – со смехом предложила Масюся. – По пути к цели, небось, изголодались?

– Я могу дать свою теплую шаль, вместо пальто, – поддержала Масюсю Анна Петровна, но при этом сразу смутилась и как-то съежилась.

Александр закатил глаза к потолку, как бы говоря: «Ах, женщины, женщины. Недоступны для Вашего понимания подвиги Дон Кихота Ламанчского».

Очередь перешла к управляющему. Чезаре к ужину сменил тёмно-зелёную ливрею на кардиган крупной вязки и выглядел добродушно и бесхитростно. Складывалось впечатление, что его чопорность ограничивалась границами служебного времени. С девяти до шести он – невозмутимый консерватор-администратор без мимики, жестов и единой живой морщины, а вечером – обычный пожилой человек, которому не чужды простые человеческие радости. Он окинул присутствующих насмешливым взглядом:

– Мои родители были итальянцами. Итальянцы поголовно боятся двух вещей, и я, как итальянец, тоже их боюсь. Первая, что прервется «сладкое ничегонеделание» – так в Италии называют образ жизни большинства людей, которые считают себя настоящими итальянцами. И вторая, что правительство заберет из пенсионного фонда деньги, которые должны мне быть выплачены в качестве пенсии. Я действительно сильно переживаю по второму поводу, так как новости с родины предков малоутешительные. На этой почве совершенно необоснованно начинаю экономить там, где это не имеет смысла: на материалах для ремонта, на освещении замка, на своей одежде.

– Не согласна. Если судить по разнообразию блюд на столах, которые здесь накрывают, последнее утверждение далеко от действительности, – Роза Моисеевна вступилась за свою стряпню и изобилие продуктов на кухне.

– И так как я уже начала говорить, то скажу, что не мышей надо боятся, а фруктовой моли. Что мышь? Погрызет чуток и убежит. Её услышать можно, можно кота в кладовой запереть. Перебрал испорченное, и сладилось дело. Моль же, как партизан, исподтишка проберется и давай крупы переводить. Контейнер закрыт, ан, нет, она уже внутри, как-то пробралась и занимается диверсионной работой. Перебрать крупу невозможно, нужно выбрасывать все целиком. Фруктовая моль – моя самая великая фобия. Ночью просыпаюсь от мысли: я сплю, а моль не спит. Ночью её даже прихлопнуть никто не может.

На такой пламенный монолог Масюся даже зааплодировала, но её энтузиазм никто не поддержал.

Слово перешло к Полине:

– Да, боюсь. Боюсь, что замуж никто не возьмет. Боюсь, что муж попадется пьющий и меня колотить будет. Ведь хочется хорошего, интеллигентного и трезвенника. Еще боюсь, что полюблю одного, а сразу за ним другого, и придется выбирать, какой лучше, а у меня, когда я что-то долго выбираю, начинает голова болеть. Вот на рынке вчера, дались Розе Моисеевне эти тыквы! Все были хорошие, а она: «Полина, Полина, выбери самую красивую». Как тыква может быть красивой? Она же тыква, овощ. Если про кого-то из людей говорят «овощ», то он по определению некрасивый. Я выбирала, выбирала, пока голова не начала болеть. Потом плюнула, взяла крайнюю ко мне. Так, о чём это я? Да, женихи. Пусть знают, и Вы не скрывайте, расскажите им, что если придется долго выбирать между тыкв… кандидатами в мужья, то, как только начнет болеть голова, схвачу крайнего и весь сказ.

Гости одобрительно обменивались мнениями, слышались смешки. Выбранная Полиной тема была близка многим из сидящих за столом. Александра, на которую все посмотрели, так как была её очередь, нерешительно начала говорить тихим, почти умирающим сопрано. Зэ впервые за два дня услышал её голос. Складывалось впечатление, что девушка чем-то сильно расстроена, убита неожиданным известием или гибелью близкого человека. Периодически она всхлипывала и хватала ртом воздух.

– У меня нет фобии. Я считаю, что фобия – это бессмысленное пережёвывание неизвестного. В моей жизни все известно, я больна и скоро умру…

Изумленный Зэ      шепотом      спросил      Розу      Моисеевну, которая продолжала стоять за спиной его кресла с подносом:

– Она действительно больна?

– Здорова как бык. Она у меня с прибабахом.

Александра между тем продолжала:

– Я ходила к психиатру, так как все остальные врачи от меня отказались. Психиатр пытался шутить со мной, подбадривал, говорил, что всё не так плохо. Куда уж хуже, если все остальные врачи считают моё состояние безнадёжным. Психиатр прописал мне таблетки, антидепрессанты. Когда лекарство рядом, мне хорошо. Я хочу танцевать, хочу, чтобы постоянно звучала музыка. Когда таблетки заканчиваются, у меня начинается астма. Я задыхаюсь, не могу ничего делать, а родная мать говорит, что ты должна работать, должна думать о будущем. Я думаю о будущем: у меня заканчиваются таблетки, а дорога в долину теперь несколько недель будет непроезжей. Значит, я останусь без таблеток и умру. Похороните меня там, где …

– Не говори глупостей! – Роза Моисеевна решила прервать исповедь умирающей. – На тебе пахать и пахать надо!

– Вот когда умру, тогда ты будешь плакать, но будет поздно.

Родион      Маркович      в словах Александры      про непроезжую дорогу услышал угрозу своим планам по возвращению в посольство. Он начал расспрашивать Чезаре, насколько часто прерывается сообщение между усадьбой и городом. Ответом управляющего Великий Магистр остался недоволен. По словам старшего грума, оторванность от мира – обычное явление. Летом из-за дождей, которые вызывают камнепады и селевые потоки; грозы также провоцируют пожары, а зимой – из-за снега и ледяного дождя.

– Не надо забывать, – сказал старший грум, напустив на себя профессорскую важность, – что Сера да Ештрела – самая высокая географическая точка страны. Когда на побережье выпавший снег тает, у нас он остается: в горах минусовые температуры не редкость.

Слово перешло к Розе Мерседес. Дочь испанских иммигрантов, Роза Мерседес, заявила, что она ничего не боится. Когда была подростком, слушала рассказы своей старшей сестры о коварстве мужчин и боялась измены. Что такое измена, она не вполне понимала, но сестра так страдала от постоянно повторяющихся измен и неверности парней, с которыми ходила на танцы. Её было очень жалко. Однажды Масюся, придя из школы после урока физики, где демонстрировали разные измерительные приборы, напрямую спросила сестру, изобретен ли какой-нибудь прибор, который измеряет уровень неверности мужчин. Сестра достала из ящика с бельём кинжал с инкрустированной ручкой и, поглаживая блестящий металл пальцами, сказала, что длина лезвия точно соответствует расстоянию от точки у основания шеи до середины сердца неверного мужчины, и что лучшего измерителя неверности мужчин не придумано. Когда сестре удалось выйти замуж, Роза Мерседес выпросила заветный кинжал и с тех пор возит его с собой.

Рассказ      произвел            должное      впечатление на присутствующих. Александрино, младший грум, пытался пошутить, но слова застряли у него в горле на половине фразы, и шутка не удалась. Старая Дева, понимая, что теперь пришла её очередь рассказывать о фобиях, в упор посмотрела на мужа уничижающим взглядом и выдала:

– Мы с мужем не рассказываем о своих фобиях, ибо Господь милостив и всемогущ, дозволяет посвящать в слабости человеческие только его одного. Даже пастор на исповеди – передаточное      звено – не      вправе судить дела исповедника, но должен направлять помыслы раба к Господу. Справиться же с собственным страхом человек должен сам. С божьей помощью это возможно. Сильный человек справится, слабого страхи самого сожрут. Нас с Александрино Господь слышит, он к нам милостив, со страхами справляемся.

Остались в очереди Ольга Петровна и Анна Петровна. Ольга Петровна обвела присутствующих взглядом и так просто и буднично, сказала:

– Привидений боюсь, любых, в любое время суток, белых и не очень, с цепями и без, с красными пятнами и черными глазами. Читала про верование, которое предписывало появление привидения попытке бестелесного духа предупредить об опасности. Теория показалась мне достоверной. Понимаю, что сами привидения не могут причинить мне вреда, но если они – знак беды, значит, беда рядом, а несчастье может настигнуть врасплох в любой момент. Чего ещё? Всемирной несправедливости боюсь. Боюсь скорее абстрактно, чем на самом деле. Хочется думать, что если человеческой жизни недостаточно, чтобы правда восторжествовала, то после смерти Божий суд расставит все запятые в приговоре, на который не хватило сил у смертных…

– Верно, – подхватила Старая Дева, – от Господа справедливости быстрее дождешься, чем от людей.

– Так-то оно так, – согласилась Ольга Петровна, – но хочется своими глазами увидеть результат. Если придет торжество справедливости при моей жизни, я буду только этому рада.

Все одобряюще загудели. Анна Петровна хотела увильнуть от признания, но Саша под столом наступил ёй на ногу, и она, воскликнув от неожиданности, была вынуждена рассказать о себе. Она говорила тонким голосом, как подросток, крепко сцепив руки, в которых осталась зажатой салфетка темно-красного цвета.

– Когда я была маленькой, на меня большое впечатление произвели приключения Шерлока Холмса. Но если другим нравился неутомимый сыщик, с лёгкостью распутывающий клубок мотивов и правильно оценивающий улики, меня в рассказах в дрожь бросало от загадочных знаков. Помните рассказ «Пляшущие человечки», где он вышел в сад и обнаружил на камне нарисованные фигурки? Или «Пять зернышек апельсина», где она вскрыла конверт, который пришел по почте, и оттуда выпали пять зернышек апельсина? Я жутко боюсь всего, что связано с непонятной символикой. Вот и сегодня. Мы сидим за столом, ужинаем, прекрасные блюда, терпкое вино, а я не могу себе найти места, потому что нас двенадцать человек – дюжина. Понимаете, дюжина. Дюжина в замке под названием «Звезда». Замок построен на горе с именем «Звезды». За окном – конец октября, то есть те самые дни, когда в старые времена боялись оставить щель в двери, потому что злые духи караулили снаружи. Я сижу и думаю. В замке столько щелей. Сквозняки чувствуются везде. Злым духам не составит труда забраться к нам. Я постоянно возвращаюсь к мысли, что, может быть, кому-то из дюжины, то есть из нас, они причинят несчастье. Вполне возможно, что сразу двоим, ведь звезд две!

– В Португалии дюжина с незапамятных времен имеет широкое распространение, – включился в беседу младший грум. – В традициях народа осталось до сих пор: например, на рынке мы покупаем яйца, кур, гусей не десятками, а дюжинами. Или, если нужно, полудюжинами. Чёртова дюжина тоже есть, но здесь не боятся числа тринадцать, как в Англии, где в домах нет квартир с номером тринадцать или тринадцатого этажа.

Что касается замка, Анна Петровна права. Масоны, которые его построили, придавали большое значение символам. Кое-где на камнях кладки остались печати свободных каменщиков. Символы увязывались числами, имеющими отношение к значимым событиям. Дюжинами считали временные циклы. В нумерологии искали скрытое значение. К примеру, Иисус был распят, когда ему исполнилось тридцать три года, значит, цифры «тридцать три» содержат в себе сакральный смысл. Если в уставе монастыря было, к примеру, тридцать три правила, их выполнение становилось святой обязанностью для послушников. В галереях монастыря делали тридцать три места, где монахи должны были повторять эти правила. Ежедневно проходя по галереям, они останавливались в указанных местах и молились, повторяли правило, соответствующее месту. Удобно и практично. Получается, что техника запоминания была придумана задолго до наступления эры психологии.

В нашем замке на лестнице, которая идет в подвал, ровно сорок четыре ступени, по количеству этапов инициации в масонстве.

– А почему именно на лестнице в подвал? В замке куча лестниц на верхние этажи, да что далеко за примером ходить? Лестница из гостиной ведет наверх.

Родион Маркович не донес до рта вилку с куском рыбы.

– Следование символике естественно. Из подвала начинаются катакомбы римского периода, вполне возможно, туннели еще старше, римляне их только расширили, а начинали прокладывать лузитане. Таким образом, масоны хотели сказать, что продвижение по ступеням инициации связано с приближением к тайнам древности.

Магдалена уже давно бросала гневные взгляды на мужа, лицо её было перекошено гримасой. Зэ подумал, что этой женщине действительно неприятно, что Александрина рассказывает подробности об усадьбе.

Глава Х

III

После ужина Зэ поднялся к Великому Магистру, чтобы обсудить итоги дня. Родион Маркович выслушал комментарии Зэ очень внимательно. Когда Зэ указал на признаки готовящегося преступления, у Родиона Марковича загорелись глаза:

– Конечно, конечно, – запричитал он, – такая возможность для моих способностей. Даже если никого не убьют, разгадать загадку стеклянного куба и определить, кого наметил убийца следующей жертвой, – большая честь моему суперсовременному биокомпьютеру. Это, естественно, я о своём мозге. Безусловно, я смогу пополнить копилку дел, с которыми мне пришлось работать, бросив туда белый камешек. Так-с, с чего начнем?

Зэ укоризненно покачал головой:

– Кто у нас лучший детектив в мире?

– Бесспорно, я. Начнем с того, что… создадим следственный комитет, а главой следственного комитета назначим меня.

Зэ, оторопев, посмотрел на Великого Магистра.

– Следственный комитет уже есть в России. Глава комитета тоже назначен.

–Это большой Следственный комитет, нам такой не нужен. Нам нужен маленький следственный комитет. Маленький – значит эффективный. Назначаю тебя моим заместителем.

Зэ помолчал, затем сообразил: если есть следственный комитет, то в состав должны входить эксперты.

– Предлагаю включить в состав комитета Ольгу Петровну.

– Принято. Зови её сюда.

Ольга Петровна осторожно переступила порог комнаты. Сопровождая её, Зэ вкратце обрисовал ситуацию и, чтобы не пугать громкими словами, назвал следственный комитет штабом и предложил поучаствовать в его работе. Родион Маркович в присутствии Ольги Петровны поупражнялся в построении логических цепочек, но в итоге все его рассуждения зашли в тупик.

Зэ      предложил       составить      список      потенциальных жертв. Следуя предположению, что кандидата зовут Саша, в список включил пятерых.

Управляющий – старший грум – Чезаре Александер Пиита;

Младший грум – Александрино;

Александр Белов – предприниматель;

Дочь кухарки – Александра;

Неизвестный нам Саша.

По поводу третьего номера в списке Родион Маркович выразил протест, заявив, что звонок в посольство был раньше, чем он предложил Саше поехать с ним, поэтому он не может рассматриваться в качестве жертвы. Зэ заметил, что убийство ещё не произошло, а Саша уже в замке, значит, сбрасывать его присутствие со счетов нельзя. Договорились оставить его в списке, но под знаком вопроса.

Родиона Марковича это устроило. Второй список решено было посвятить вопросам, на которые нужно получить ответы.

Кто такая Арина? Где она сейчас?

Зачем в куб положили рамку с анонимным письмом?

Что делать, если убийства не произойдет? Сколько ждать?

Решили еще раз опросить всех по поводу Арины. Может, кто-нибудь знает о её пребывании или существовании. Родион Маркович сказал, что поговорит с управляющим по поводу куба: должен же он знать, что происходит в вверенном ему замке. На этом совещание было закончено.

Вернувшись в комнату, Зэ расположился на кровати, достал лист бумаги и под впечатлением от заседания малого следственного комитета составил таблицу странностей (как он сам её озаглавил), в которую попытался включить моменты или события, которые ему показались выходящими из ряда нормальных. Пункты в свойственной ему манере набрасывал кое-как, без порядка и связи с соседними наблюдениями, просто вытаскивая из головы всё, что там появлялось.

Таблица странностей, составленная Зэ

1. Почему Арина сама не предупредила Сашу, если знает, что его собираются убить?

Почему управляющий вышел встречать гостей в темно-зеленой ливрее? Что мне показалось в тот момент необычным?

Почему Саша пристает к управляющему с вопросами?

Почему вся прислуга в замке, несмотря на происхождение из различных стран, говорит по-русски?

Почему никто не удосужился оторвать ворот от колеса на чертовой мельнице? (Опять бабахнула).

Почему на пасквиле стоит 1833 год, написанный в старом летоисчислении? Почему не поставили дату 1836 года? Это было бы логичнее.

Почему эти цифры фигурировали на гипсовой скульптуре в Москве?

Если скульптура и пасквиль связаны, то что в замке известно о Маркизе Алло?

Что у Саши в ящике, который я называю мольбертом?

10. Полина сказала, когда они вcmpemили её и кухарку на дороге, что в замке ждут гостей. Откуда в замке узнали о приезде машины из посольства? Управляющего никто не предупреждал, в замок никто не звонил.

Правда ли, что Колумб украл у тестя-португальца из письменного стола карту с указанием пути в Новый Свет?

Что делать с Татьяной, которая, как мне кажется, мне симпатизирует, и которой, как я твердо уверен, симпатизирую я?

Кого здесь убили в девятнадцатом веке?

Что из моего пророчества осталось исполнить?

На последнем пункте его сморил сон, веки закрылись. Он уснул, лист с вопросами остался в руке, ручка упала на пол, но звука он не услышал.

Глава Х

IV

К утру ветер стих, ударил лёгкий мороз. Вода, перемешанная со снегом, застыла стеклянной кашей.

Зэ, надел всё, что можно было натянуть под куртку, вышел на улицу, выделывая забавные движения ногами, которые непрерывно разъезжались, и побрел к машине.

Остановившись передохнуть, он вдруг увидел, что капот автомобиля не защелкнут до конца. Зэ его приподнял, внешний осмотр не дал никаких результатов. Казалось, все в порядке, но сердце подсказывало, что неприятности только начинаются – самопроизвольно капоты по ночам не открываются. Двери оказались без повреждений. Он включил двигатель. Машина ожила, на ледяных стеклах стали пробиваться проталины. С усилием оторвавшись от сидения с подогревом, он достал из багажника цепи и начал прилаживать их на колеса. Закончив и выключив зажигание, Зэ решил найти Сашу, чтобы поговорить с ним.

Он прошел по галерее и только ступил на лестницу, как вдруг прогремел выстрел. «Опять эта мельница, – разозлился Зэ, – хотя, когда я входил в дом, когда она чмокнула. Четверти часа еще не прошло. Это не на мельнице, это наверху».

К двери в комнату Саши Зэ подбежал одновременно с Полиной, которая тоже услышала громкий звук. Зэ выставил руку, остановив её порыв, и негромким, но твердым голосом сказал: «Не входить». Сам толкнул дверь. В комнате было светло. Александр лежал на боку, прижимая руки к левой стороне груди. Он не шевелился. На мозаичном паркете растекалась тёмно-красная лужа. Сильно пахло порохом. Зэ широкими шагами подошел к лежащему, попытался пальцами нащупать пульс на шее. Движения в артерии не было.

– Он мертв! – крикнул Зэ, выпрямился, не торопясь обошел комнату по периметру, осмотрел гардины. В помещении никого не было. Он вернулся к двери.

– Иди, Полина, позови управляющего и Родиона Марковича. Как звонить в полицию, знаешь?!

– Знаю, но телефон со вчерашнего дня не работает. Видно, из-за ледяного дождя оборвался провод.

– А мобильные?

– Мы не используем. В округе нет ни одной вышки сотовой связи. Да и некому здесь разговаривать. Почитай на пятьдесят километров эта усадьба – единственная жилая постройка.

– Вы не ездите в город?

– Раз в неделю на четверговый рынок за продуктами, но машина осталась на дороге, Вы же сами видели.

– Хорошо, иди.

Зэ вышел из комнаты. Ожидая управляющего и Родиона Марковича, он размышлял о происшествии.

Управляющий, которого Полина нашла первым, прибежал, тяжело дыша. На лице у него был написан невообразимый ужас:

– Санта Мария! Санта Мария! – лепетал он. Зэ дал ему возможность заглянуть в комнату, затем долго тряс за плечи, чтобы привести в чувство.

– Соседняя комната свободна?

– Да, кажется, да.

– Нужно открыть, принести пару стульев и найти клей и бумагу. Идите! Вы поняли, что нужно сделать?

Управляющий, потрясенный увиденным, отвечал на автомате, продолжая бормотать: «Санта Мария, Санта Мария!»

Родион Маркович подошел вальяжно и не спеша. Зэ отметил, что Великий Магистр успел подготовиться: в руке он держал блокнот и ручку.

– Узнай, есть ли в замке человек с медицинским образованием, – сказал он начальственным тоном. Зэ кивнул. Великий Магистр глубоко вздохнул и шагнул в комнату.

Зэ направился на кухню. Роза Моисеевна на вопрос о докторе рассказала, что у Александрино, младшего грума, есть медицинское образование: учился в медицинском институте в Воронеже, потом по обмену привлекался к международным акциям, рассказывал, что в составе группы врачей ездил в Югославию на какие-то там исследования. Александрино Зэ нашел в библиотеке, там он показывал Масюсе, где нужно протереть пыль. Отозвав Александрино в сторону, Зэ спросил, может ли он определить характер ранения. И, услышав утвердительный ответ, повел его из библиотеки. По дороге младший грум рассказал, что работал патологоанатомом, затем через одну международную организацию подписался на поездку в Югославию, где его собственное служение Гиппократу благополучно закончилось. Он крупно повздорил с председателем комиссии, возглавлявшим группу, разорвал контракт и уехал. Обратно в больницу его не взяли, потому что председатель комиссии успел наябедничать директрисе его клиники.

К моменту возвращения Зэ и Александрино в комнате находились Родион Маркович и Полина. Великий Магистр диктовал протокол осмотра комнаты, а Полина записывала:

– … в двух метрах от тела, между окном и дверью, обнаружена улика номер «три», кусочек обугленной кожи размером два на два сантиметра…

Зэ, поймав взгляд Родиона Марковича, молча указал пальцем на Александрино.

– Доктор, – обратился Родион Маркович к Александрино, – меня интересует характер раны и Ваше заключение о причинах смерти.

Александрино посмотрел на лежащее тело и покачал головой:

– Схожу на кухню, посмотрю, что можно приспособить в качестве инструментов. Мне нужен зонд – измерить глубину раны.

Закончив осмотр, Родион Маркович переместился в соседнюю комнату. Он потребовал убрать кровать, выдвинул письменный стол на середину, посадил на угол Полину с блокнотом. Подошел Чезаре, который непрерывно вытирал салфеткой лоб и шею.

– Первое, что нужно сделать, – вызвать полицию. Зэ, берите машину и аккуратно езжайте за местным следователем. Второе, после осмотра тела комнату      нужно      опечатать      и      открыть в      ней      окна,       чтобы оно лучше сохранилось.

Если мы откроем окна, – возразил управляющий, – мы разморозим батареи. Лучше использовать камеру большого холодильника.

– Хорошо, но потом опечатайте комнату, может быть, в ходе допросов полиция проявит интерес к обстановке.

Глава

XV

Зэ спустился на улицу. Татьяна его перехватила на лестнице. В замке уже все знали о случившемся. Она сунула Зэ пакет с бутербродами (и когда только успела их приготовить?) и поцеловала в щеку, шепнув: «Будь осторожнее».

Зэ завел машину и, громыхая цепями, выполз за ворота замка. Дорога, покрытая голубовато-сероватым льдом, радовала глаз своей девственностью. Машина, царапая лед цепями, оставляла на полотне белые шрамы. В каком-то смысле Зэ чувствовал себя пионером-первооткрывателем – пионером ледового континента. Вчера дорога была совершенно другой, мрачной и грязной, а сегодня надела праздничные одеяния, и Зэ был первым, кто пробует эти одеяния на прочность. При попытке мало-мальски увеличить скорость цепи начинали угрожающе звенеть, а машина делала непредсказуемые броски в стороны. Зэ бросил попытки ехать быстрее и пополз, смирившись с долгой дорогой. Через километр он обнаружил, что датчик на панели управления показывает перегрев двигателя. Открыв капот, он чуть не попал под струю пара, которая под давлением била из дырки в радиаторе.