Текст книги "Тайны Иллирии. Брак с правом на счастье"

Третьей картиной, украшавшей стену у лестницы, оказался парный портрет брата и сестры Себастьяни. Молодому лорду было около двадцати, леди – не больше пятнадцати: лицо еще не утратило детской округлости, но тело уже обрело приятные глазу формы. Рука брата покоилась на плече сестры, голова леди Элейны была чуть наклонена, во взгляде играли загадочные яркие блики. Казалось, она хотела повернуться и нашептать лорду Фабиано какой-то одним им известный секрет. Они не показались мне особенно похожими друг на друга – рыжеволосая девушка и темноволосый юноша, – но глаза у них были одинаковые, пронзительно-синие.

– Лейни очень любила этот портрет, – раздался за спиной негромкий голос Майло. – Говорила, что художнику особенно удались глаза, что он сумел ухватить особую магию человеческого взгляда.

– Это действительно завораживает, – согласилась я, но отчего-то сразу захотелось отвернуться. Казалось, взгляд леди Элейны способен проникнуть прямо в душу. – Похоже, они с братом были очень близки.

Майло кивнул.

На втором этаже дома находилось всего три комнаты. Центральная спальня, как сказал лорд Кастанелло, принадлежала леди Элейне. В голосе супруга мне послышалась тень застарелой тоски, и я решила не открывать дверь, не задавать лишних вопросов, а лучше выбрать для себя другие покои. Во второй комнате когда-то жил лорд Кастанелло, а третью – бывшую детскую самого Майло – обустроили для маленького Даррена. Рядом со спальней мальчика обнаружились отведенная для няни узкая кровать и небольшой шкаф, куда можно было повесить платье – в самый раз для того, чтобы расположиться на ночь.

Майло выглядел неважно: постоянное недосыпание и тревога за Даррена, казалось, истощили его до предела. Под глазами супруга залегли темные тени, и он постоянно щурился, словно не мог сфокусировать взгляд. Ему необходим был отдых. И раз уж я настояла на том, чтобы остаться в пустующем нежилом доме, стоило начать уборку со спальни лорда Кастанелло.

Он не стал возражать. Спросив, не нужна ли мне помощь, и дождавшись отрицательного ответа, лорд Кастанелло спустился вниз, пообещав поискать что-нибудь для позднего ужина, если в доме остались хоть какие-то запасы. Я набрала воды и, воспользовавшись одним из белых чехлов в качестве тряпки, смахнула пыль со столиков и шкафов, наскоро протерла шелковую обивку кресел. В кладовой, привычно расположенной под лестницей, ведущей на чердак, хватило места для пыльного покрывала, которое я уж точно не успела бы вытрясти, а в плотно запечатанном шкафу отыскался приличный комплект постельного белья, пахший высушенными цветами лаванды.

В бытность госпожой Честер все хозяйство от приготовления пищи до уборки лежало на моих плечах. Мы с супругом почти постоянно не вылезали из долгов и не могли себе позволить тратиться на прислугу, да и в остальном приходилось изворачиваться и искать способы сэкономить лишнюю монетку. Да еще и Лайнус в дурном расположении духа становился особенно невыносимым и придирчивым, заставляя до бесконечности перемывать, перекладывать и перестирывать все, что ему приходилось не по нраву. Но даже тогда домашние хлопоты никогда не казались мне чем-то особенно тяжелым или обременительным.

В то время я не придавала этому особого значения, но сейчас, после брошенных лордом Сантанильо слов о сиротском приюте лордов Ллойдов, привычка к ведению хозяйства показалась лишним подтверждением моего невысокого происхождения. Быть может, я, Фаринта Ллойд, действительно служила в пансионе для юных, магически одаренных особ до того, как некто непоправимо исказил мой разум. Ведь, если бы я происходила из семьи горожан, пусть даже и не особенно богатых, откуда мне было знать мелкие секреты хозяек вроде чистки кастрюль содой, кипячения серебра, углей, годящихся для утюга, или цветочных смесей, которыми перекладывают белье, чтобы сохранить его свежесть?

Живое воображение тут же нарисовало утонченную леди, выглядевшую так, как представлялась мне леди Жиневра Террини, со стопкой постельного белья в одной руке и серой тряпкой в другой. Нелепо и совершенно неправдоподобно. Подоткнув края простыни, я усмехнулась собственным мыслям.

За плотно задернутыми портьерами обнаружился выход на балкон. Не без усилий распахнув дверь, я впустила в комнату свежий воздух. И вышла наружу, засмотревшись на раскинувшийся передо мной ночной город.

Погруженная в сон Аллегранца выглядела тихой и безмятежной. Лишь изредка ночной покой нарушали дребезжание кареты или припозднившийся гуляка, спешащий домой. Тускло сиял инкрустированный кристаллами циферблат часов на ратушной башне, стрелки приближались к часу ночи. Вдалеке слышался глухой рокот Гранны.

Плотно закрытые ставни не пропускали ни лучика света, а масляные фонари, сменившие накопители СМТ, почти догорели, отчего извилистые улочки старого города освещала лишь низкая полная луна, зависшая над черепичными крышами домов. Звезды, непривычно яркие для городской ночи, перемигивались на черном полотне неба. И все это – темные крыши, блики на железных печных трубах, бело-желтый круг луны и светящийся циферблат, словно соперничающие между собой в яркости, – наполняло душу неизъяснимым трепетом.

Завороженная ночной Аллегранцей, я совершенно не заметила прихода Майло. Он подошел ближе и молчаливо замер рядом, словно не желая нарушать мое уединение.

С тихим шорохом на плечи опустился тяжелый плащ. Я обернулась и увидела на губах супруга легкую улыбку.

– Отчего-то я так и думал, что найду вас здесь, – с усмешкой произнес он. – Ваше стремление выйти на холод в легком платье неистребимо.

– Может, лорд Сантанильо прав и в моих жилах действительно течет горячая кровь бывших морских пиратов, – неловко пошутила я.

Лорд Кастанелло фыркнул.

– Может, и так. Для коренной жительницы наших земель у вас не самая типичная внешность. Впрочем, и на уроженку Фиоренны вы не похожи. Достаточно вспомнить Корвуса и его сестер, чтобы понять, что вы другая…

Я смущенно опустила взгляд, не зная, стоило ли считать слова лорда комплиментом или же, напротив, Майло предпочитал темноволосых, типично иллирийских утонченных леди.

Супруг, казалось, не обратил внимания на мое замешательство. Обернувшись к небольшому мраморному столику, стоявшему в углу балкона, он переставил на широкий парапет два бокала и две запечатанные бутылки из зеленого и темно-бордового стекла.

– Нашел только это. – Он кивнул на вино. – Я не знал, какое вы любите, поэтому…

Я пригляделась к смутно различимым надписям на бутылках. Красное вино, скорее всего, было сладким каньино с виноделен южных провинций Аллегранцы. А вот второе…

Зеленоватое веньяттское речьотти было знакомо мне слишком хорошо. Безумно дорогое, безумно кислое, однажды отнявшее жизнь дорогого мне человека… Всего лишь один глоток, отравленный кацином, и тело Лайнуса Честера мешком повалилось на пол…

Лорд Кастанелло проследил за моим застывшим взглядом и уже потянулся к речьотти, но я остановила его руку.

– Давайте откроем каньино, милорд. – Я понадеялась, что он не расслышал, как сорвался мой голос, не заметил, как страшные воспоминания заставили содрогнуться. Я не хотела показывать застарелой боли, не хотела портить редкий момент покоя горькими воспоминаниями и ненужными откровениями. Лорду Кастанелло и без того достаточно тревог. – Пожалуйста.

Пожав плечами, Майло без вопросов отставил зеленое вино в сторону. Его ладонь обхватила темно-бордовое горлышко второй бутылки. Почти неощутимый всплеск магии – и пробка выскочила с тихим хлопком. Супруг наполнил бокалы и протянул мне.

Некоторое время мы простояли в тишине, смакуя густое сладкое вино и наблюдая за тем, как мигают гаснущие фонари, погружая город во тьму, слушая шорох ветра в ветвях деревьев, подернутых дымкой молодой листвы, и далекий рокот Гранны. Лорд Кастанелло молчал, погруженный в свои мысли, взгляд его невидяще скользил по черепичным крышам. Несложно было догадаться, что супруг думал о Даррене, которого несправедливо выкрали из дома и спрятали где-то за закрытыми ставнями, запертыми дверьми. А я…

Я не могла не думать о нем.

Медленно и нерешительно я потянулась к супругу и накрыла его руку своей. Он повернулся и заглянул мне в глаза с какой-то затаенной тоской.

– Не отчаивайтесь, Майло. – Я чуть сжала его теплые пальцы. – Мы обязательно найдем Даррена. Вы и я.

Грустная улыбка тронула его губы. Я улыбнулась в ответ, стараясь взглядом и прикосновением передать немного уверенности и спокойствия. И осторожно сделала маленький шаг навстречу, чувствуя, как от близости супруга часто забилось сердце. В горле мгновенно пересохло. Я мельком пожалела об оставленном на парапете полупустом бокале, но рука Майло все еще лежала в моей руке, и отпустить его, разорвать этот хрупкий контакт было выше моих сил.

Лорд Кастанелло посмотрел на меня.

– Спасибо, Фаринта, – тихо произнес он. – Даррен… Спасибо, что вы сейчас здесь. Я так устал… – Лорд как-то рвано выдохнул, взгляд его на мгновение метнулся в сторону окутанного тьмой города, где прятали его сына, где все еще скрывался наш враг. – Я безумно устал бороться со всем этим в одиночку.

«Я тоже».

Мысль прозвучала внутри столь ярко и отчетливо, что я на мгновение испугалась, не произнесла ли это вслух. Но Майло никак не отреагировал на возможное признание. Просто стоял – невыносимо близко, почти касаясь меня, и улыбался краешками губ, манящих, притягательных…

Наверное, глупо было сейчас желать поцелуя.

Глупо было мечтать о крепких горячих объятиях собственного супруга. Глупо вспоминать, как капли воды скатывались по обнаженному торсу лорда Кастанелло, когда я ворвалась в его спальню, следуя за Милордом-котом. Глупо представлять, какая на ощупь его кожа. Несвоевременно и глупо, да еще бессмысленно – Майло ни разу не дал мне повода считать, что я могу быть ему небезразлична.

Но я тоже безумно устала от одиночества. Устала в одиночку искать ответы на загадки прошлого, разбираться с открывшимися ментальными способностями и бояться любого случайного прикосновения. Если бы не Майло, я бы сдалась еще после смерти Эдвина. Тогда у меня не осталось сил и причин бороться за жизнь и призрачную возможность счастья. Сейчас же…

Так стоит ли ждать неизвестного «правильного» момента?..

Рука Майло опустилась на мое плечо, скользнула ниже по теплой шерсти плаща. Я застыла, почти не дыша. По телу пробежала волнующая дрожь.

– Я много думал о словах Корвуса, – вдруг сказал он. – И о ваших тоже. Понимаю, вы хотите верить, что ваши родные… но, как бы оно ни оказалось… – Майло заключил мои дрожащие пальцы в свои ладони. – Знайте, у вас есть семья. Леди Кастанелло…. Фаринта… Даррен и я, мы ваша семья. И нам все равно, сирота вы или дочь лорда. Все это не имеет для нас никакого значения.

Горло сдавило спазмом. Я резко зажмурилась, отгоняя непрошенные слезы. Мне казалось, еще мгновение, еще несколько рваных ударов сердца – и я совершенно непристойно брошусь супругу на шею и разрыдаюсь, словно потерявшийся ребенок, которого вдруг взяли за руку и вывели из страшной темноты. Потому что слова Майло были… лучше, чем все, о чем я могла мечтать. Семья… Настоящая семья. Майло, Даррен и я…

Горячие пальцы супруга на мгновение коснулись моей щеки – и тут же отстранились. Лорд Кастанелло покачал головой.

– Вы замерзли, – с мягким укором в голосе произнес он. – Давайте вернемся внутрь.

Не дожидаясь моего ответа, он забрал с парапета бокалы и бутылку вина и скрылся в дверях спальни. Прежде чем последовать за ним, я несколько мгновений глядела ему вслед, не в силах унять безумно колотящееся сердце.

* * *

Убрать в детской я так и не успела. Пожелав супругу доброй ночи, направилась было к выходу, но оклик Майло заставил меня остановиться.

– Миледи… Вы подготовили вторую комнату?

Я неопределенно мотнула головой.

– Оставайтесь здесь.

– А вы? – вырвался у меня невольный вопрос.

Лорд усмехнулся.

– Время позднее, мы оба устали. Не вижу смысла тратить силы впустую. Оставайтесь, Фаринта, – повторил он. – В моей постели достаточно места для нас двоих.

Признаться, я опешила. Щеки в одно мгновение вспыхнули. После всех совершенно непристойных мыслей, будораживших мой ум, вдруг услышать такое…

По-своему поняв мое замешательство, лорд Кастанелло тут же добавил:

– Уверяю вас, миледи, я не имею ни малейшего желания пользоваться нашим стесненным положением. Ваша добродетель в полной безопасности.

Мне оставалось только растерянно кивнуть.

Совершенно не стесняясь моего присутствия, Майло потянулся к пуговицам пиджака. Я поспешно скрылась за дверью ванной комнаты – раздеваться рядом с супругом, спать в одной кровати и…

Не признать правоту Майло насчет уборки во второй спальне было невозможно. Но, если честно… я хотела остаться. С ним. И пусть от одной мысли об этом у меня трусливо подкашивались колени, а сердце, так и не успокоившееся после недавних слов супруга, начинало стучать гулко и быстро.

«Глупо, – в который раз повторила я себе, очень медленно, пуговичка за пуговичкой, расстегивая платье в нелепой попытке отсрочить момент, когда придется выйти в спальню и предстать перед лордом Кастанелло в одной полупрозрачной нижней сорочке… почти обнаженной. – Как же все это глупо! Четырежды вдова, а робею, точно невинная пятнадцатилетняя девица».

Мне казалось, раньше все было иначе. Наверное, не имело смысла вспоминать господина Ридберга, брак с которым являлся не более чем ширмой для чопорного общества, не готового принять специфичные пристрастия скучающего богача, и почтенного господина Веритаса, начисто стертого из моей памяти. И с лордом Эдвином Осси смерть разлучила нас прежде, чем настало время брачной ночи… Но с господином Честером… с Лайнусом… я никогда не испытывала подобного волнения. Не было этого душевного смятения, тревожной недосказанности, мучительной неловкости, страха неразделенных чувств… С Лайнусом было… просто.

Я прекрасно помнила, что он покорил мое сердце в самый первый момент, когда уверенно выдернул меня из-под колес проезжавшей кареты и протянул руку, помогая подняться. Час спустя мы пили горячее вино в ресторанчике у старой крепостной стены и болтали друг с другом так просто, словно были тысячу лет знакомы. Лайнус не выпускал моей руки из своих ладоней до самого позднего вечера и с сожалением простился лишь у дверей гостиницы. А через две недели мы обменялись брачными браслетами в городской ратуше.

И с Эдвином… Нас свела мигрень леди Олейнии, пославшей сына в аптеку за знаменитыми зельями господина Кауфмана. Кажется, он оставил у прилавка свою трость, и я, сжимая в руках забытую вещь, поспешно выбежала вслед за незадачливым покупателем. Он наклонился ко мне, чтобы забрать трость, наши пальцы соприкоснулись, наши взгляды встретились. И что-то шевельнулось в душе, наполняя сердце сладким трепетом. Но сейчас…

Сейчас, как бы я ни старалась, я не могла вспомнить прежних чувств. От них не осталось и блеклой тени воспоминаний. Я легко могла воскресить в памяти множество моментов, плохих и хороших, связанных с прежними мужьями, но сердце упрямо молчало, как будто речь шла о совершенно чужих людях. Чужих…

Я устало прикрыла глаза. От пламени свечи, стоявшей на туалетном столике, под веками заплясали алые пятна, напоминая о человеке с красным перстнем и разрушительном воздействии ментальной магии. Я не могла отделаться от мысли, что чувства к Лайнусу и Эдвину, вспыхнувшие и в одночасье растаявшие туманной дымкой, были не более чем иллюзией. Ведь смогла же сила таинственного менталиста, пройдя через меня, остановить сердце господина Веритаса. Могла ли она заставить человека сгорать от страсти, кажущейся такой естественной, такой нормальной… такой простой?

Но Майло… О, все между нами было непросто. Недоверие, подозрения, страх, омрачавший наши первые недели, – это ничуть не походило на навязанные чувства, вспыхнувшие по указке менталиста. Все, что я испытывала к нему, – противоречивое, сложное, замешанное на страхе и хрупкой надежде, так не походило на прошлые, легкие и понятные отношения с… другими.

Неужели я, далеко уже не юная девица, четырежды вдова, пережившая в жизни не одну потерю, вдруг оказалась на пороге чего-то совершенно нового, но совершенно… настоящего? Может, это чувство, робкое и тревожное, и называют первой любовью? Может, именно поэтому щемящая радость рождалась в груди от одной мысли о супруге, о его взгляде, жаре сильных ладоней…

Сделав несколько глубоких вдохов и плеснув на лицо холодной воды, чтобы успокоиться, я решительно шагнула в комнату.

Лорд Кастанелло спал.

Наверное, он уснул, едва его голова коснулась подушки. Моего появления он не услышал, но я все равно как можно аккуратнее прикрыла дверь ванной, на цыпочках проскользнула к кровати и торопливо юркнула под пуховое одеяло. И застыла, боясь ненароком потревожить усталого супруга.

Горестные морщинки на лице Майло разгладились, лицо его выглядело умиротворенным, спокойным. Кровать действительно оказалась столь огромной, что я почти не ощущала присутствия мужа, но вместе с тем он находился так близко, что в тишине комнаты можно было различить его мерное дыхание. Я смотрела на него, чувствуя в душе неизъяснимое тепло, и сама не заметила, как провалилась в крепкий глубокий сон.

* * *

Скрученная простыня с глухим всплеском погрузилась в стылую воду. Стиснув зубы, я крепко вцепилась в мокрую ткань и заработала руками – вверх и вниз по жестким ребрам стиральной доски. Тяжелая работа позволяла забыть и о холоде, и о едком щелоке, острыми иголочками впивавшемся в покрасневшую кожу, и о ноющих мышцах, нещадно болевших после каждой большой стирки. Вверх, вниз…

Выполоскав простыню, я бросила ее в корзину с чистым бельем и смахнула со лба спутанные и мокрые от пота медные пряди, радуясь нескольким мгновениям передышки. Рядом со мной на низкой пристани склонилось над водой еще полтора десятка разновозрастных девочек. Тихие, неразговорчивые, мы сосредоточенно обсыпали грязные покрывала и простыни щелоком – самым дешевым, немагическим – и без устали терли белье о грубо сколоченные стиральные доски. Вверх, вниз…

Девочки Ллойд. Бесприютные сиротки, милостью щедрых благодетелей получившие кров и возможность вести честную жизнь. Спасенные с улиц, вытащенные из нищеты и прозябания, мы должны были вечно благодарить за все, что сделали для нас почтенные лорд и леди опекуны.

Как будто можно быть благодарным за тесную, продуваемую всеми ветрами спальню, где ютилось почти сорок девочек, за работу с раннего утра до самой поздней ночи и скудную похлебку два раза в день с кусочками мяса по праздникам…

Я хмуро выдохнула, и в лицо пахнуло горячим паром прачечной. Белесый сумрак очертил грузную фигуру старшей прачки, и я едва успела подставить руки, подхватывая брошенную мне стопку выглаженных платьев – гладкий атлас, тонкий хлопок, холодный шелк. Толстый палец небрежно махнул вверх – спальни воспитанниц. Кивнув, я заторопилась прочь, растворившись в облаке пара, прежде чем тяжелая на руку прачка успела отвесить мне подзатыльник для придания веса столь важному поручению.

Один виток лестницы, два…

Из полумрака хозяйственного коридора показалась низкая дверь, ведущая к спальням воспитанниц. Я уже потянулась к ручке, но вдруг услышала по другую сторону двери голоса и смех. Три юные леди стояли в самом конце коридора, и я не решилась прервать их беседу, неожиданно появившись рядом с ними в своем грязном перештопанном платьице, словно сорняк на клумбе с садовыми розами.

Сквозь замочную скважину в мой коридор просочилась голубоватая магическая вспышка. Девушки восторженно заахали – наверное, одна из них сотворила что-то поистине красивое. Нестерпимо захотелось приоткрыть дверь и посмотреть, но страх пригвоздил меня к месту, пересилив любопытство. Нам запрещали появляться рядом с благородными леди, и я слишком хорошо помнила последствия нарушенного запрета.

Ждать. Нужно было ждать.

Яркие пышные платья источали едва уловимый цветочный аромат. Я украдкой поднесла тонкую ткань к лицу и с наслаждением потерлась щекой о гладкий шелк. Наверное, приятно почувствовать его на своей коже, ощутить, как дорогая ткань обнимает тело, услышать шуршание юбок по отполированному паркету бального зала. Представить себя среди других воспитанниц пансиона, красиво одетую, блистающую… во всем равную им…

Я на мгновение прикрыла глаза, в красках воображая себе эту живую картинку, но вместо радости ощутила в душе лишь раздражение и глухую злость. Руки предательски задрожали, захотелось бросить прекрасные платья надменных и гордых леди на пыльные ступени лестницы, растоптать грубыми и грязными ботинками – и пусть это станет последним, что я сделаю в своей жизни! Нас разделяла одна тонкая дверь, и достаточно было повернуть ручку, чтобы оказаться совсем рядом с ученицами пансиона. Но под ногами будто разверзлась пропасть, которую никогда не удастся преодолеть. Пропасть, по другую сторону которой находились магия, пышные празднества, семья и настоящее счастье.

А на моей стороне не было ничего.

Шаги девочек постепенно затихали вдалеке. Теперь я могла выйти наружу и найти горничную, которая разнесет платья по гардеробам их хозяек. Мне хотелось избавиться от чужой одежды как можно скорее, как будто она стала свидетелем моей постыдной слабости.

И в этот момент плеча словно бы коснулась чья-то рука. Я явственно ощутила чужое прикосновение, хотя в темном коридоре было пусто. Вжавшись в стену, я прижала к себе платья, теперь уже по-настоящему испугавшись случайно уронить их.

– Кто здесь?

Пространство вокруг наполнилось тихим гулким смехом.

– Завидуешь? – Бесплотный голос, казалось, раздавался отовсюду одновременно. – Хотела бы быть такой, как они?

Я вздрогнула. Откуда незнакомец знал о моих потаенных мыслях?

– Роскошные балы, украшенные драгоценностями платья. Восхищение, любовь, завистливые шепотки за спиной. Разве не об этом ты мечтаешь, моя драгоценная?

Сжавшись от страха, я яростно замотала головой.

– Мне чужого не нужно.

Над самым ухом прозвучало скептическое фырканье.

– Почему же чужого? – мягко и вкрадчиво возразил незнакомец. – Можно сделать так, чтобы это стало твоим. И магия…

Случайно или нет, но неизвестный попал в точку. Именно о магии я грезила сильнее всего.

– Нельзя получить магию, если ее в тебе нет. – Собственный голос показался мне слабым и неуверенным. – Такие, как я, никогда не смогут пользоваться силой.

В воздухе снова послышался тихий смех.

– Неправда, моя драгоценная. – Прикосновение пальцев к щеке, словно дуновение ветерка. – Магия бывает разной. Поверь… Я покажу тебе…

– Как? – Я потянулась на звук бесплотного голоса, завороженная странным, но таким заманчивым обещанием.

– Увидишь, моя драгоценная. Как твое имя?

– Фаринта, – прошептала я.

– Фа-рин-та, – подхватило эхо. – Фа… рин-та.

Рин… та…

… – Фаринта!

Сон оборвался. Я часто заморгала, с трудом возвращаясь к реальности, в первое мгновение не узнавая ни комнату, ни одеяло, ни изножье кровати. Но вот забыть лицо склонившегося надо мной человека, безо всякого стеснения схватившего меня за плечи и развернувшего к себе лицом, я не сумела бы ни при каких обстоятельствах.

– Просыпайтесь, леди предательница, – выплюнул лорд Корвус Сантанильо. – Нам с вами предстоит долгая и очень увлекательная беседа.

* * *

– Корвус? – Лорд Кастанелло со стоном приподнялся в постели, прикрывая ладонью зевок. – Что ты?..

Натянув одеяло почти до самого носа, я попыталась вжаться в спинку кровати, желая оказаться как можно дальше одновременно и от супруга, и от лорда Сантанильо. Казалось бы, я никогда не имела привычки спать в мужских объятиях, но за ночь каким-то непостижимым образом умудрилась, перекатившись через всю кровать, крепко прижаться к спящему супругу. Подобное положение дел само по себе до крайности смущало меня, а уж тот факт, что утром нас застали в одной постели… да еще кто – лорд Сантанильо, питавший ко мне, менталисту, неприкрытую неприязнь…

Адвокат улыбнулся, и улыбка эта не предвещала ничего хорошего. Вынув из нагрудного кармана монокль, чем-то отдаленно напоминавший очки господина дознавателя, он пристально изучил меня через толстое кристальное стекло. Я зябко поежилась. От взгляда лорда Сантанильо нестерпимо хотелось укрыться чем-то во много раз толще, чем пуховое одеяло. Желательно – стеной.

– Корвус, ты, верно, болен?

– Напротив, Кастанелло, я совершенно здоров, – проговорил адвокат. – И изумительно бодр, в отличие от тебя. Три чашки крепкого кофе и циндрийская курительная смесь творят чудеса.

– Ты болен, – недовольно буркнул супруг. – Душевно. Хронически. Что ты делаешь в моей спальне?

– Забочусь о здоровье старого беспечного друга, – в тон ему откликнулся адвокат.

Майло прищурился.

– Кажется, ты адвокат, а не лекарь. Так ограничь свои заботы рабочим кабинетом и не суй нос в чужую постель. Ты смущаешь мою жену.

– Прямо сейчас предмет, непосредственно касающийся нашего с тобой адвокатского соглашения… – Лорд Сантанильо помахал перед глазами супруга подписанным вчера утром контрактом. – Как раз нежится в твоей постели. А значит, я имею полное право здесь находиться и от лица моего клиента – то есть тебя – задавать любые необходимые вопросы. Так вот, миледи люблю-бить-в-спину, потрудитесь объясниться. Кто вы такая и ради чего произвели весь этот хаос? Не удалось убить очередного простачка и завладеть богатым наследством, так решили засадить его в тюрьму?

– Будь добр, выметайся отсюда! – потеряв терпение, рявкнул лорд. – Раз уж ты имел наглость притащиться с самого утра и вломиться в спальню, то сможешь и подождать четверть часа в гостиной, пока мы спустимся вниз.

– С самого утра? Сейчас почти полдень.

– Корвус! Иди… покури свою смесь.

К моему невероятному облегчению, адвокат не стал спорить. Выпрямился, не отводя от меня взгляда, отступил к дверям. И у самого прохода вдруг замер. Кристальное стекло сверкнуло магической искрой.

– Не пытайтесь применить ментальную магию, миледи, – предупреждающе проговорил лорд Сантанильо. – Не сомневайтесь, я сразу же об этом узнаю и приму меры. А законники будут только рады получить новые доказательства вашей вины. И прежние заслуги вам не помогут.

– Корвус, – угрожающе начал лорд, но адвокат уже вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

У меня появилось дурное предчувствие. Я медленно повернулась к супругу, робея встречаться с ним взглядом. Мысли категорически отказывались складываться в цельную картину: с чего вдруг лорд Сантанильо решил обвинить меня в попытке очернить мужа в глазах закона и почему так остро отреагировал, увидев нас вместе? И лорд Кастанелло… Воспринял ли он серьезно нападки адвоката? Да еще и эти случайные ночные объятия…

Нервно сглотнув, я потянулась к прикроватному столику, куда положила артефакт-часы Майло, и поспешно откинула крышку. Кристаллы не светились, и это успокоило меня: что бы ни высматривал лорд Сантанильо, я не оказывала неосознанного ментального воздействия на супруга этой ночью.

Краем глаза я увидела, что муж тоже покосился на артефакт. Я ожидала, что он скажет хоть слово, но Майло лишь сжал губы и молча кивнул в сторону ванной, уступая мне право первой привести себя в порядок.

* * *

Дом лорда Кастанелло, еще вчера пребывавший в полном запустении, сегодня производил совершенно иное впечатление. Спустившись вниз, я обнаружила Мелию, активно командовавшую двумя молодыми девушками в униформе агентства, предоставлявшего временную прислугу в Аллегранце. Служанки выбивали пыль из расчехленной мебели и протирали зеркала. Через распахнутые двери гостиной доносились упоительные запахи кофе и свежей выпечки.

Увидев меня, горничная расплылась в улыбке.

– Спасибо вам за доверие, миледи, – выпалила она, приседая в вежливом поклоне. – Госпожа Марта сказала… и вот, послала меня сюда, чтобы я училась сама за всем следить. У меня все расписки собраны – и за девочек, и от мясника и булочника, не извольте беспокоиться. С уборкой мы за день управимся, а вечером Берто приедет, чтобы показать домовую книгу…

Она осеклась, оборвав саму себя на полуслове. И, выпрямившись, произнесла с достоинством и спокойствием, копируя госпожу Ленс:

– Милорд Сантанильо ожидает в гостиной, миледи. Завтрак накрыт на троих. Я была на ближайшей бирже извозчиков, если понадобится, карету подадут в течение десяти минут.

– Спасибо, Мелия, – кивнула я.

Горничная поклонилась и скрылась на кухне.

Лорд Кастанелло догнал меня у начала лестницы и ободряюще сжал мои затянутые в перчатки пальцы. Его молчаливая поддержка перед тяжелым разговором с лордом Сантанильо отозвалась в душе теплой волной. Дурное предчувствие, камнем давившее на плечи, немного отступило, позволив выпрямить спину. Мы вместе, Майло и я. Мне не нужно больше проходить через испытания в одиночку.

Если только…

Адвокат сидел, удобно устроившись в кресле, и с аппетитом поглощал хрустящие булочки, обильно намазывая их медом. При нашем появлении его лицо из расслабленно-довольного тут же стало серьезным. Взяв со стола монокль, он снова изучил меня, а затем и лорда Кастанелло, придирчиво осмотрел мое платье с высоким воротником, убедился в наличии тонких перчаток и отложил артефакт. Закончив, лорд Сантанильо небрежно кивнул на два свободных кресла, приглашая нас присоединиться к завтраку, словно это не он был гостем в чужом доме, а мы с Майло явились незваными просителями к нему в поместье.

Но, кажется, не прошло и дня, а я уже начала привыкать к бесцеремонному поведению друга Майло.

Супруг отодвинул для меня кресло и сел рядом. Я ожидала, что адвокат сразу набросится на меня с обвинениями, но лорд Сантанильо молчал.

На пороге гостиной бесшумно возникла Мелия и разлила всем свежий кофе, а перед адвокатом поставила блюдце со сладостями. Довольно хмыкнув, лорд Сантанильо вынул из кармана портсигар и ловко завернул остро пахнущую табачную смесь в тонкую папиросную бумагу. Щелкнул пальцами, поджигая кончик самокрутки, глубоко затянулся. Супруг недовольно поморщился, наблюдая за распространившимся над столом облаком горьковатого дыма.

Напряжение в комнате было почти осязаемо.

– Корвус, – наконец нарушил молчание лорд Кастанелло. – Кажется, ты хотел о чем-то поговорить, а не продымить весь дом.

Усмехнувшись, адвокат одним глотком осушил маленькую чашечку крепкого кофе.

– Вы опасаетесь за свою жизнь, леди Кастанелло? – неожиданно спросил он.

Я уставилась на лорда Сантанильо в немом изумлении, с трудом выдавив единственный растерянный вопрос:

– Что?

– Вы трясетесь от ужаса каждую секунду, находясь под одной крышей с человеком, который – несомненно – не только производит запрещенные зелья в промышленных масштабах, но и единолично снабжает ими весь черный рынок Аллегранцы?