Текст книги "Хищники"

Глава 13

Дагурова легла спать пораньше. Уже засыпая, она слышала, как пришла Аделина. Под самое утро ей снилось, что она идет с Виталием по только-только скошенному лугу. Резко пахло мятой, ромашкой, чебрецом. Ольга Арчиловна проснулась. А запах остался. Кто-то ходил по дому. Шаги были тяжелые, твердые. Аделина же всегда ступала мягко, бесшумно.

Ольга Арчиловна взяла полотенце, мыло, зубную щетку и вышла из своей комнаты. Дверь, расположенная у самого входа, была открыта настежь.

«Неужели Меженцев? – удивилась следователь. – Когда же он появился?»

Увидела она его уже после умывания. Из кухни с заварным чайником в руках выходил высокий крепкий мужчина с седой крупной головой. Он был в толстой клетчатой рубахе и в хлопчатобумажных брюках, заправленных в сапоги. Обветренное загорелое лицо, окладистая борода. На запястье цепочка с пластинкой из блестящего металла, какие Дагурова часто видела у молодых людей.

– Доброе утро, – произнес мужчина.

– Здравствуйте, – ответила Дагурова.

Он как-то неловко топтался на месте.

– У меня, понимаете, как раз чай… Не желаете?

– С удовольствием.

Ольга Арчиловна отнесла туалетные принадлежности и вернулась. Мужчина ждал ее у порога своей комнаты и гостеприимным жестом пригласил войти.

Это был небольшой кабинет с письменным столом и застекленным шкафом, в котором стопками лежали папки. У стены низенький круглый столик, возле которого стояли два кресла. В углу комнаты, прямо на полу, лежал большой, туго набитый рюкзак, а сверху него суковатая палка, отполированная до блеска. Крепкий дорожный посох.

– Прошу, – указал хозяин на кресло. На столике две чашки, сахарница, ложечки. – Говорят, два англичанина, попавшие на необитаемый остров, так и умерли, не познакомившись, – сказал мужчина, усаживаясь за стол. – Некому было представить их друг другу…

– Но мы не уроженцы Туманного Альбиона, – улыбнулась Ольга Арчиловна. И спросила: – Как вас величать?

– Меженцев. Алексей Варфоломеевич, – ответил мужчина.

– Ольга Арчиловна.

– Очень приятно, – сказал Алексей Варфоломеевич, берясь за чайник. – А чай у меня особенный. «Бальзам» называется.

– Мята, ромашка, кажется, шалфей?.. – пыталась угадать Ольга Арчиловна. Она поняла, откуда шел этот удивительный букет запахов, который она почувствовала при своем пробуждении.

– Верно, – кивнул профессор, разливая напиток. – Еще шиповник и… Впрочем, если понравится, могу дать рецепт. Отличная штука! И бодрит, и лечит… Но, как говорится, на вкус и на цвет товарищей нет…

– А что, приятно, – сказала Ольга Арчиловна, отпивая из чашки.

Они некоторое время пили «бальзам» молча.

– Значит, вы ведете расследование? – первым нарушил молчание Меженцев.

– Я.

Профессор снова замолчал. За его спиной находилась небольшая дверь.

«Наверное, спальня, – подумала следователь. – Как в номере люкс».

Меженцев разглядывал Дагурову, хотя и старался скрыть свое любопытство. Ольга Арчиловна пыталась понять, что за человек перед ней. Меженцев производил впечатление чего-то надежного, испытанного временем. Могучая грудь и широкие плечи выдавали в нем недюжинную силу.

– Я смотрю – не отстаете от моды, – сказала Ольга Арчиловна, показывая на цепочку с пластинкой на руке Меженцева. Она вспомнила, что и Осетров носил такую же.

– Мода? – потрогал цепочку-браслет профессор. – Вовсе нет. Обыкновенная предусмотрительность… Тут мои, так сказать, данные… – показал он пластинку Дагуровой. – Кто я, откуда, группа крови…

– А, понятно. На случай…

– …Всяких неожиданностей. Я считаю, такую штуку должен носить каждый. Между прочим, в некоторых странах так и делают. Попал, например, человек в автоаварию – врачи уже знаю, какую кровь вливать… Ну а я ведь еще путешественник… Мало ли что…

– Значит, Осетров по вашему примеру носит такую? – спросила Дагурова.

– Я посоветовал, – подтвердил профессор. – Да, Ольга Арчиловна, – перескочил вдруг Алексей Варфоломеевич, – никогда не встречал человека правдивее, чем он. Поверьте мне, на своем веку я повидал немало. – Меженцев усмехнулся, как показалось Дагуровой, печально. – Когда даже можно дела ради хоть бы промолчать, Нил идет напролом… И это не всем нравится, например нашему директору.

Следователь старалась угадать, к чему клонит профессор. И слушала молча.

– Ему можно верить, – как-то подчеркнуто произнес Меженцев. И замолк.

«Понятно… Вот что он хочет внушить мне», – подумала следователь.

– Ну да, – сурово произнес Меженцев, истолковав ее молчание как несогласие с ним. – Вам нужны факты. И только факты…

– Почему же только факты? Личность – это тоже очень важно для меня. Что из себя представляет человек…

– Вы думаете, это просто?

– Нет, не просто. Я знаю.

– Иной раз невозможно. Федор Михайлович Достоевский как-то писал своему брату Михаилу: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь разгадывать ее всю жизнь, то не говори, что потерял время…»

«Всю жизнь, – подумала Ольга Арчиловна. – А срок предварительного следствия – два месяца…»

– Чтобы разобраться в Осетрове, надо с ним пройти тундру, пустыню, замерзать на леднике.

– Как вы сами понимаете, у меня такой возможности не было. И вряд ли будет…

– Одно я могу сказать: на него можно положиться… Никогда не забуду один случай. Вы были в Магаданской области? – спросил Меженцев.

– Не приходилось.

– Есть там городок. Певек называется. Считается самым северным городом нашей страны. Но знаменит он тем, что там иногда свирепствует ветер, который местные жители называют «южаком»… Когда он дует – кругом кромешный ад. Снежный ураган, давление резко падает, а температура может подскочить на двадцать-тридцать градусов… Но что удивительно: отойти от города в любую сторону на несколько километров – и урагана нет… Это первая загадка южака. Вторая – никогда не известно, когда он начнется и сколько продлится – час или неделю. Третья – южак бывает только в Певеке и нигде больше… А силища! Рассказывают, что однажды сорвало крышу двухэтажного дома и отбросило за сотню метров… Простите, – спохватился профессор, – может, вам неинтересны все эти подробности?

– Рассказывайте, рассказывайте, – попросила Дагурова.

– Сорок лет специалисты бились над разгадкой этого явления. Оказалось, южак зарождается в районе небольшого хребта, высотой всего метров пятьсот, за городом… Когда мы с Нилом в прошлом году были в Певеке, я решил своими глазами посмотреть на этот каверзный хребет… Отправились туда на лыжах. Погода отличная, солнце. А небо – такое может быть только в Заполярье. Ну, мы немного увлеклись. Нил вдруг вспомнил, что у него заказан междугородный телефонный разговор с матерью. Говорю ему: отправляйся в город, а я еще побуду в тундре… И надо же было случиться – минут через двадцать после ухода Нила налетел южак. Да еще какой силы! Закружило, замело, завыло… – Алексей Варфоломеевич замолчал, отхлебнул чай. – Короче, Ольга Арчиловна, тому, что я сейчас сижу с вами, обязан Нилу… Он мог погибнуть, но, несмотря на это, бросился искать меня. И спас… Такому человеку можно верить, я в этом глубоко убежден… Конечно, самоотверженность не единственная черта характера Нила. Человек не может быть однозначным… Иногда Нил бывает груб, задирист, но это идет от желания доказать свою правду… Но сегодня ершистость не в почете, – с какой-то горечью произнес Меженцев. – Ершистых увольняют, сокращают.

– А я люблю ершистых, – сказала Дагурова.

– Любите? А вот Нила вы арестовали, – вздохнул профессор.

– Ну, во-первых, не арестовали, а задержали. И еще до моего приезда. Алексей Варфоломеевич, вы же не знаете всех обстоятельств.

– Конечно. Их знают лишь двое. Вернее, теперь только один. Осетров.

«А все ли и он знает?» – подумала следователь. И вслух произнесла:

– Кто это сказал: все знает только Бог?

Меженцев поднял чашку с чаем, словно собираясь чокнуться. Было странно видеть этот хрупкий предмет в его крупной, жилистой руке.

– Античный философ Фалес изрек лучше: «Мудрее всего время. Оно раскрывает все».

«Легко ему было изрекать, – усмехнулась про себя Ольга Арчиловна. – Ни начальства над собой, ни сроков следствия. А если еще на руках пять-шесть дел… Заяви я подобное Бударину…»

Меженцев словно прочел ее мысли.

– Конечно, говорить такое работнику следственных органов не совсем к месту…

Он замолчал, к чему-то прислушиваясь. И Ольга Арчиловна различила звук машины. Она быстро приближалась, и вскоре послышался визг тормозов.

Алексей Варфоломеевич встал, подошел к окну. Но в это время в комнату стремительно вошел Гай.

– Здравствуйте, Ольга Арчиловна, – выпалил директор заповедника. И то, что он поздоровался только с ней, значило, что с Меженцевым они уже виделись.

Дагурова ответила. И удивилась. Федор Лукич был какой-то растерянный, взволнованный.

– Понимаете, только что звонил ваш помощник – Артем Корнеевич… В общем, просил передать… Пуля не из ружья Осетрова.

– Какая пуля? – спросила Ольга Арчиловна.

– Та, что обнаружили вчера утром в распадке… Ну, которой убит Авдонин, – словно выдохнул Федор Лукич.

«Почему Веселых позвонил в дирекцию, а не домой к капитану Резвых?» – удивленно подумала Дагурова.

– Товарищ Веселых постарается вылететь сюда сегодня…

Ольга Арчиловна машинально посмотрела на часы. Было около десяти. И только теперь до ее сознания дошло, какую ошеломляющую весть принес Гай.

– Спасибо, Федор Лукич, – как можно спокойнее произнесла следователь, едва справляясь с нахлынувшими мыслями.

Ее охватило волнение. Наверное, оттого, что результаты экспертизы, которые так торопился передать следователю Артем Корнеевич, подтвердили давно уже бившуюся у порога сознания догадку: дело обещало немало сюрпризов. И оно совсем-совсем не такое простое, как казалось на первый взгляд.

Ольга Арчиловна даже обрадовалась. Впрочем, радость не то состояние (какая уж радость, когда речь идет о смерти). Она просто поняла, что это, вероятно, и есть тот случай, о котором мечтает каждый следователь. Когда можно доказать (и прежде всего себе), правильный ли путь выбран в жизни.

– Федор Лукич, вы не едете в Шамаюн? – спросила Дагурова.

– Пожалуйста, пожалуйста, – поспешно ответил Гай. – Всегда к вашим услугам…

Сначала заехали на центральную усадьбу: следователь хотела повидаться с капитаном Резвых. Однако ни Арсения Николаевича, ни Олимпиады Егоровны дома не оказалось. По дороге в райцентр молчали. Директор заповедника был озабочен. Ольга Арчиловна попросила подъехать к РОВД. Гай сказал, что некоторое время пробудет в Шамаюне и может захватить ее на обратном пути. Но Дагурова сама не знала, когда поедет назад. Федор Лукич уехал. Капитана она встретила в райотделе – его вызвали с утра на оперативное совещание.

– Хе-хе, – произнес Арсений Николаевич, услышав новости. – Мы бог знает сколько времени держимся одной линии, а оказывается, все завернуто покруче… Ну, отмочил Осетров, ну дает паря!

– Что вы этим хотите сказать? – спросила Ольга Арчиловна.

– Неужели он нас за нос водит? – сердито ответил капитан, словно речь шла о человеке, которому он всегда доверял, а тот вдруг надул его самым неприятнейшим образом.

– Водит или нет, пока неизвестно.

– Да, в общем-то на Нила не похоже… Но как это можно не разобраться – ты стреляешь или кто-то другой?! Был бы еще какой-нибудь горожанин, впервые попавший в тайгу… Охотник! На границе служил! – Резвых недоуменно пожал плечами. – И я тоже хорош, поверил… А надо было сразу оперативную группу да проводника с собакой. – Он махнул рукой. – Что теперь говорить, время упущено. Золотое время…

– А как бы вы не поверили? Человек прибежал сам. И в чем сознался – в убийстве! – успокаивала капитана Дагурова.

– Что решили с ним делать? – спросил Резвых.

– Да вот думаю… Кто же он? Соучастник? Доказательств никаких… Можем только подозревать…

– А меру пресечения какую ему решили?

Это был нелегкий вопрос. В исключительных случаях закон разрешал применять в отношении подозреваемых меру пресечения. Вплоть до взятия под стражу. Когда это диктовалось интересами следствия.

– Возьмем подписку о невыезде, – сказала Ольга Арчиловна и посмотрела на Арсения Николаевича, ожидая, как он к этому отнесется.

Участковый инспектор не стал обсуждать ее решение.

* * *

Осетров осунулся, под глазами залегли темные тени. Щеки и подбородок покрыла светло-рыжая щетина.

Когда Ольга Арчиловна объявила, что допрашивает его в качестве подозреваемого, он хмуро, с прежним недоверием спросил:

– Все еще сомневаетесь? Думаете, хитрю?

– Знаете, Нил, о чем я хочу вас спросить, – не обращая внимания на его тон, сказала следователь. – Вы никого не заметили в распадке, помимо Авдонина?

– Не заметил, – буркнул лесник.

– Пожалуйста, припомните получше, – настаивала Ольга Арчиловна.

– У меня все стоит перед глазами… – Осетров поднес руку в лицу. – Будто это только что произошло… Прямо слышу треск сучьев, как Авдонин убегает…

– А потом, когда вы подошли к убитому, ничего не видели и не слышали подозрительного вокруг?

Нил вздохнул, посмотрел на следователя так, словно просил избавить от тяжких воспоминаний.

– Сколько раз я уже подробно, о каждой детали вам рассказывал… Неужели еще что-то неясно? – спросил он с отчаянием.

– Нет, не ясно, – спокойно ответила Ольга Арчиловна. – Мы нашли пулю, которой убит Авдонин… – Она замолчала, ожидая, как лесник среагирует на ее слова.

– Тем более, – мрачно произнес он.

– Да как вам сказать… Пуля-то не из вашего карабина…

Наверное, до Осетрова не сразу дошел смысл сказанного.

– Что? Что вы сказали? – заволновался Осетров. – Повторите, пожалуйста. Если можно… Не из моего?.. Или я ослышался?

– Нет, не ослышались. Пуля, которой убит Авдонин, не из вашего карабина, – четко повторила Дагурова. – Вам понятно?

– Не может быть! – воскликнул он. – Я стрелял! Он упал! Сразу после выстрела. Моего выстрела!..

Осетров осекся, испуганно и недоверчиво глядя на следователя. Ольга Арчиловна ждала, когда он переварит услышанное. Нил сидел, уставившись в одну точку. Глубокая складка перечертила его лоб.

– Скажите, а у Марины не было ружья? – спросила Дагурова.

– У Марины? Ружье?.. Нет, конечно, – ответил он, все еще находясь в каком-то оцепенении.

– Вы не хотите ничего добавить? – задала последний вопрос следователь.

Осетров медленно отрицательно покачал головой. Он молча подписал бумагу о мере пресечения. Ольга Арчиловна объяснила ему, какие у него ограничения в свободе передвижения. Осетров кивнул: мол, знаю. И вышел. А Дагурова осталась сидеть, удивляясь его поведению. Она ожидала совсем другого – радости, расспросов, может быть, даже слез облегчения, которых не могут сдержать куда более закаленные мужчины.

«Что за этим кроется? – спрашивала она себя. – Такое ощущение, что он хочет взять вину на себя. Но зачем? Чтобы скрыть другое, более тяжкое преступление? Или своего соучастника, который стрелял?»

Ольга Арчиловна вспомнила слова Меженцева о необыкновенной правдивости Осетрова. Возможно, это и так. Но, может быть, он добросовестно заблуждается. Или просто-напросто забыл отдельные детали события…

А если Нил не говорит ей правду до конца? Что-то скрывает? Из благородных побуждений.

С улицы раздался радостный собачий визг. Именно радостный – столько в нем было вложено счастливых чувств. Ольга Арчиловна невольно встала, подошла к окну.

Рекс то прыгал вокруг Нила, то вставал на задние лапы и, положив передние ему на плечи, лизал лицо. Они кружились в объятиях друг друга – человек и собака, пока не свалились в траву…

Арсений Николаевич, тоже, видимо, наблюдавший за этой картиной, встретившись с Ольгой Арчиловной после допроса лесника, сказал:

– Ну и преданные же, черти! Человек так не может, чтобы всего себя, без остатка… У меня тоже был пес. Ирландский сеттер. Ко мне – всей душой.

Ольга Арчиловна улыбнулась.

– Честно вам говорю, – заверил Арсений Николаевич. – Действительно, все понимал, только сказать не мог…

Конечно, с такого вот возраста. – Капитан соединил свои пухлые ладони и нежно покачал ими в воздухе, словно держал теплое крохотное существо. – Помер, когда я по больницам валялся… От тоски, не иначе…

– А что же другую не завели?

– Зачем? На охоту болячки не пускают. Правда, предлагали мне хорошего пса. Спаниеля. Знакомый во Владивосток переезжал… Как это можно оставить собаку, не понимаю. Ну и что, что общая квартира?..

– А вы почему не взяли?

– Они ведь чувствуют. И получилось бы что-то вроде подкидыша… Вон, Авдонин привез Гаю…

– Султана? – вспомнила Дагурова собаку директора заповедника.

– Султана, – подтвердил капитан. – Первоклассная лайка. Отлично натаскана на зверя. Вот только, по-моему, настоящей дружбы с хозяином нет.

– Как это?

– А так. Охотничья собака – это серьезно. Ее преданность нельзя делить на троих, как бутылку водки… Ведь что получилось: то Федор Лукич, то Марина, а приезжал Авдонин – Султан с ним… Я лично к своему Валдаю – кличка была моего сеттера – даже Олимпиаду Егоровну не допускал. Но уж зато он всегда умел мне сноровить[6]6
  Сноровить – угодить (местн.).


[Закрыть]. Как мы с ним глухарятничали![7]7
  Глухарятничать – охотиться на глухарей (местн.).


[Закрыть] И рябчика он здорово поднимал, вальдшнепа. – Резвых вздохнул. – Что и говорить, охотник был по крови и по духу…

– А я обратила внимание, что здесь больше держат лаек.

– Ну почему же, – улыбнулся капитан. – Лайка для промысловика хороша. Брать куницу, соболя, горностая. Для боровой же дичи – я считаю, сеттер, пойнтер. Ну а зайца загнать – лучше борзой нет. Правда, о вкусах не спорят…

– А Рекс?

– Что Рекс… Рекс – прирожденная служебно-разыскная… Помесь овчарки с волком.

– Как с волком? – удивилась Дагурова.

– У Богатырева, лесника здешнего, была овчарка, сука. Сманили ее в волчью стаю. Богатырев решил: все, с концом. Нет, щениться вернулась к хозяину. Осетров выпросил щенка. От своих диких сородичей у Рекса осталась привычка выть. Как музыку услышит – воет. Если веселая – ничего, терпит. А только жалостливую услышит – затянет, прямо душу рвет… Заговорились мы, Ольга Арчиловна, – спохватился капитан. – А время-то не ждет…

Следователь ознакомилась с делами, находящимися в производстве у следователей милиции, с картотекой лиц, состоящих на учете. Побеседовала с начальником угрозыска Сергеевым. Ничего интересующего Ольгу Арчиловну не было.

В райпрокуратуре Дагурову ждала телеграмма из Москвы. Ответ на ее отдельное требование, в котором она просила выяснить у родственников Авдонина, что он взял с собой из вещей. Московский следователь сообщал, что установить это не представилось возможным. Из близких у Эдгара Евгеньевича была только мать. Но жили они отдельно, в разных районах города. Она понятия не имела, зачем и на какой срок сын поехал в командировку, а уж тем более – что взял в дорогу. Провожать друг друга у них не было принято. На работе Авдонина характеризовали положительно. По месту жительства тоже.

Помня настоятельную просьбу начальника следственного отдела облпрокуратуры держать его в курсе дела, Дагурова позвонила Бударину. Поворот событий насторожил его.

– Может, прислать вам в помощь прокурора-криминалиста? – спросил Вячеслав Борисович. – Новожилова?

– Попробую пока разобраться сама, – сказала Ольга Арчиловна.

Ольга Арчиловна поехала в академгородок. Хотелось побыть одной. И думать, думать, думать. Интересно, можно раскрыть самое запутанное преступление, не выходя из комнаты? Преувеличение? Совсем нет. Просто надо уметь думать. Видимо, это главное качество следователя.

В академгородке было пусто и тихо. Ольга Арчиловна просмотрела свои записи, перечитала протоколы допросов. И перед ней встал вопрос: на основании чего и как строить дальше версии?

Она взяла чистый лист бумаги и в центре нарисовала кружок, вписав в него: «убийство Авдонина». Затем от кружка провела несколько линий, на концах которых начертила большие квадраты. И стала заполнять их мелким почерком. «Личность потерпевшего, его связи», «Число предполагаемых преступников», «Предметы, которые были унесены с места происшествия», «Пути прихода и ухода преступника», «Орудие убийства», «Возможные мотивы убийства».

Особо надо было проследить связи Авдонина. Насколько Дагурова знала, он был общителен, не считал для себя зазорным делать людям разные услуги. Привозил из Москвы что просили. А здешние жители, гостеприимные и открытые, умели ценить человеческую доброту.

Одним из предполагаемых мотивов убийства оставалась ревность. Старая как мир формула: шерше ля фам – ищи женщину…

Марина Гай в разговоре упомянула о том, что у Авдонина были какие-то отношения с Аделиной. Выяснить это следователь решила поручить Арсению Николаевичу.

Дагурова также отметила у себя в блокноте: «Нет ли у Авдонина знакомых в Шамаюне?»

Ольге Арчиловне не давала покоя бумажка с блатными стихами, найденная рядом с ружьем и бумажником убитого. Кому она принадлежала, кто ее потерял? Авдонину или тому, кто взял «зауэр» и бумажник?

«Выяснить, – записала дальше следователь, – не собирает ли Осетров тюремную лирику. Он ведь сам пишет стихи…»

О числе предполагаемых преступников… Рядом с этим квадратом Ольга Арчиловна поставила вопросительный знак. Несколько раз обвела его.

Что касается вещей, то пока обнаружены лишь ружье и бумажник Авдонина. Мешок, о котором говорил Осетров, не найден.

Ольга Арчиловна дошла до оружия. И записала: «Узнать у Веселых».

В это время в коридоре раздались быстрые мужские шаги, и в комнату постучали. Дагурова откликнулась, и ввалился Артем Корнеевич собственной персоной.

– Ну как вам это нравится? – бухнул на пол чемодан эксперт-криминалист.

– Здравствуйте, здравствуйте. А я как раз о вас думала… Как говорится, легок на помине…

А Веселых уже доставал из чемодана бумаги, фотографии.

– Вот заключение экспертизы, – выложил он на стол документ. – Ребята из лаборатории не подвели. Упросил их, всю ночь трудились…

Ольга Арчиловна читала заключение, изредка поглядывая на Артема Корнеевича. Куда девалась его флегматичность? Он с трудом дождался, когда она ознакомится с бумагой, и тут же стал горячо объяснять, демонстрируя снимки, как и почему эксперты пришли к выводу, что пуля не могла быть выпущена из ружья Осетрова.

– Смотрите, рисунок особенностей ствола на контрольной пуле и на пуле, которой убит Авдонин… Представляете мое состояние, когда я узнал результаты? Заметался. Звоню участковому домой – никого. А сам думаю, каждая минута ведь дорога… Хорошо, Федор Лукич оказался на месте. Сообщил – как гора с плеч. И тут же в аэропорт. Повезло, геологи летели в эту сторону…

Артем Корнеевич ни на минуту не присел. Ходил по комнате, жестикулировал.

– А из чего стреляли в Авдонина? – спросила Дагурова.

– Из нарезного оружия. Это может быть и винтовка, и карабин, и штуцер.

– А чем они отличаются друг от друга? – допытывалась следователь.

Криминалист стал горячо объяснять, что основными признаками, по которым можно безошибочно определить штуцер, карабин или винтовку, являются калибр, длина ствола, глубина, ширина и крутизна нарезов, размер и форма патрона и так далее.

Выслушав криминалиста, Дагурова поняла, что главное в их поиске был калибр пули, которой убит Авдонин. Как значилось в акте судебно-баллистической экспертизы, он составлял 5,6 миллиметра.

– Значит, наши усилия должны быть направлены на поиск нарезного оружия именно этого калибра – 5,6 миллиметра? Так я вас поняла? – спросила следователь.

– Абсолютно верно. И лишь после того, как удастся найти такое оружие, можно будет определить, из него или нет убит Авдонин. Вот видите, у Осетрова карабин такого же калибра. Но – увы… Не тот. Надо искать другой. Кстати, у всех здешних лесников, как и у Осетрова, ТОЗ-17. Придется проверить.

– Вы бы хоть сели, Артем Корнеевич, – предложила Ольга Арчиловна. – Устали, наверное…

– Потом, потом, – отмахнулся Веселых. – Сейчас прямо на место происшествия… Нет, случай каков, а?

– Действительно, – улыбнулась Дагурова, – есть шансы попасть в анналы истории криминалистики.

– А что? Я, например, подобного припомнить не могу. Читал немало, за литературой слежу… Еще вопросы есть?

– Есть, конечно. Но вы так спешите…

– Кое-какие идеи, – сказал Веселых, подхватил свой чемодан и вышел.

Ольга Арчиловна, все еще удивляясь перемене, происшедшей с Артемом Корнеевичем, попыталась снова вернуться к плану расследования. Но последние слова Веселых никак не шли из головы.

Идеи… Они роились в уме, вспыхивали, угасали. Вокруг отдельных фактов, известных ей, вдруг что-то начинало вырастать, выстраиваться в смутную картину, которая, однако же, быстро растворялась, исчезала из сознания.

Как-то Ольге Арчиловне попало на глаза выступление кинорежиссера Ромма, опубликованное в газете. Он говорил о том, что режиссер должен в своем творчестве пользоваться как бы сразу двумя инструментами – микроскопом и телескопом. Первым – чтобы досконально, скрупулезно видеть малейшие детали, самые тонкие проявления человеческой жизни. А вторым – уметь схватить всю картину мироздания в целом. Она тогда еще задумалась: не так ли и в работе следователя? Образы двух этих оптических приборов особенно запали ей в память.

Что такое, в сущности, улики, факты? Те же препараты на предметном стекле. Ученый, прежде чем прийти к какому-нибудь выводу и понять общую картину, рассматривает сотни, тысячи случаев и деталей явления. Но их надо иметь. И поэтому надо действовать. Тем более время упущено. Да и были уже допущены ошибки.

Первая: на место происшествия не была вызвана оперативная группа со служебно-разыскной собакой, о чем они уже говорили с капитаном Резвых. Сплоховала милиция, но и ей самой не мешало бы об этом подумать, ведь они прилетели в Кедровый через пять-шесть часов после убийства. Было еще не поздно. А полтора дня – солидный срок, подаренный преступнику, чтобы скрыться, замести следы. Может быть, он вообще уже за многие километры отсюда.

Второй промах – Ольга Арчиловна не располагала отпечатками пальцев Авдонина. На его ружье имелись отпечатки рук разных людей. Для идентификации преступника надо отсечь, исключить отпечатки всех остальных, кто касался ружья, в частности самого Авдонина. Конечно, взять отпечатки у трупа ничего не стоило Кабашкину. Но кто знал тогда, что они понадобятся.

Теперь следовало ошибку исправлять. Звонить в Москву, куда отправили самолетом тело…

Дагурова поспешила к Резвых. Самого участкового дома не оказалось. Олимпиада Егоровна сказала, что он зачем-то поехал по кордонам, и открыла следователю служебную половину.

Дозвонилась Ольга Арчиловна быстро. Московский следователь, тот самый, что допрашивал мать Авдонина, удивился:

– Отпечатки пальцев? У трупа? Что же вы на месте думали? Так можно и в «Крокодил» попасть, дорогая коллега, – не без ехидства сказал он.

– Понимаете, обстоятельства изменились, – оправдывалась Дагурова. – Разве не бывает?

– Бывает, – согласился ее собеседник.

– Лучше уж вовремя поправиться. Чтобы потом не попасть в приказ генерального прокурора…

– Ну да, это посерьезней «Крокодила», – усмехнулся следователь на другом конце провода. – Придется выручить…

Когда Ольга Арчиловна шла назад в академгородок, погода стала портиться. В лесу потемнело, утих птичий гомон, пропали тени деревьев. Она прибавила шагу, чтобы на случай дождя успеть укрыться в доме.

Вот и место убийства Авдонина. И вдруг ей показалось, что в лесу кто-то есть. Явственно хрустнула сухая ветка. Между стволов деревьев промелькнула фигура. Ольга Арчиловна невольно затаила дыхание. Человек шел к ней. Все ближе и ближе тяжелые шаги. И показался… Веселых.

– Господи, как вы меня напугали! – воскликнула Ольга Арчиловна, внутренне радуясь, что это всего-навсего Артем Корнеевич. Она даже ругнула себя в душе: этого и надо было ожидать. Ведь сам же сказал, что направляется в распадок.

– Пойдемте, – решительно сказал эксперт-криминалист. Вид у него был победный.

Веселых провел ее за собой мимо того места, где было обнаружено тело, – до сих пор на земле лежали сучья в виде контура человеческой фигуры.

Веселых довел до края распадка и помог взобраться на крутой склон. Ольга Арчиловна вспомнила, что именно по этой тропинке они спускались ночью, когда прилетели. Но тогда все выглядело довольно жутковато – пляшущие тени от костра и таинственный мрак ущелья.

– Вот! – торжественно произнес Артем Корнеевич, остановившись на самом краю обрыва. – По моим расчетам, в Авдонина стреляли отсюда.

Дагурова огляделась. Сзади – поляна, где приземлился их вертолет. Внизу – дно распадка.

– Может, я ошибаюсь метра на два. В ту или иную сторону, – добавил Веселых.

Ольга Арчиловна невольно глянула себе под ноги, словно пытаясь разглядеть следы человека, стрелявшего в Авдонина.

Отсюда до места убийства было метров семьдесят.

– Постойте здесь, – бросил Артем Корнеевич, легко сбегая с обрыва.

Он окунулся в лесочек, прошел по маршруту, которым, по показаниям Осетрова, следовал он с Мариной Гай. Затем Веселых вернулся (как это было с Осетровым) и остановился. Ольга Арчиловна поняла: оттуда Нил стрелял.

А человек, находящийся на обрыве, мог следить как за Авдониным, так и за Осетровым…

«Может, стреляла Марина? – мелькнула мысль у Дагуровой. – А я ее отпустила в Москву… Но, с другой стороны, если бы каким-то образом задержала ее здесь, в заповеднике, а она не виновата – сорвала бы Чижику вступительные экзамены в институт…»

Артем Корнеевич выкрикнул те же слова, что и Нил при встрече с Авдониным. Они тоже были слышны достаточно ясно.

Веселых снова поднялся на обрыв.

– Ну, что вы скажете? – спросил он, задумчиво теребя ус.

– Удивительно, – усмехнулась Ольга Арчиловна. – Мы, оказывается, приземлились почти на то место, откуда было совершено убийство…

Она замолчала. Сейчас можно было лишь строить предположения и догадки, почему стрелявший оказался на обрыве. Шел ли он с Авдониным по ущелью и поднялся наверх? Или следил за ним отсюда и ждал? Но могло быть еще и такое: они вместе шли поверху, а потом Авдонин спустился в распадок…

Артем Корнеевич, тоже, видимо, размышлявший об этом, сказал:

– В любом случае очень удобная позиция для выстрела.

– Вы видели меня с того места, где находился Осетров? – спросила Дагурова.

– Деревья мешают… То видно, а шаг сделаешь – уже нет…

Вдруг налетел ветер, и все вокруг зашумело, зашелестело. Раздались близкие раскаты грома.

– Скорее в академгородок, – сказала Ольга Арчиловна, и они почти бегом пустились к домику. Не дойдя до него метров сто, попали под проливной дождь, который вымочил их буквально до нитки.

Ольга Арчиловна сняла мокрую форму и переоделась в прихваченную с собой одежду – спортивный костюм, оставшийся у нее еще со студенческих лет.

Под шум грозы они с Веселых рисовали схемы, строили предположения, как мог преступник прийти на место преступления и какой дорогой его покинуть. Так уж получилось, что называли они его «третий», хотя не было никакой уверенности, что этот «третий» был один.