Текст книги "Интендант третьего ранга"

20

В окно поскребли под утро. Крайнев проснулся и несколько мгновений настороженно прислушивался, ожидая, повторится ли странный звук. Не повторился. Зато послышалось, как завозился, гремя цепью, Полкан во дворе. Внезапно пес заскулил, и Крайнев, сунув босые ноги в сапоги, как был, в одном белье, выскочил наружу.

В предутренних семерках он не сразу заметил скорчившуюся у стены фигурку. Подбежал, наклонился.

– Они знают, кто ты! – еле слышно прошептала Валентина Гавриловна. – Я ночь шла…

Крайнев поднял ее и на руках занес в дом.

– Разотри водкой! – велел проснувшейся Насте. – Дай внутрь! – и, даже не накинув шинель, побежал звать Семена.

Спустя несколько минут все сгрудились вокруг Валентины Гавриловны. Растирания, а всего более – полстакана самогона, принятого внутрь, помогли: женщина ожила. На побелевшем лице выскочили красные пятна, укрытая одеялами Валентина Гавриловна самостоятельно села и привалилась к стене.

– Как ты перестал ездить в Город, – стала рассказывать одевавшемуся Крайневу, – у немцев стало плохо с продуктами. Денщик коменданта Клаус повадился ездить по ближним деревням. Покупал или выменивал сало, масло, яйца. Русского он не знает, для переговоров брал свою шлюшку. Раз они заехали во Вдовск, и шлюшка увидела на улице Мордку Иткина, – Валентина Гавриловна всхлипнула. – Его в Городе все знали – женский парикмахер…

Крайнев скрипнул зубами, понимая, что будет дальше. Он запретил евреям селиться близко к райцентру. От Города до Вдовска рукой подать. Мордка слишком поверил в силу фальшивого аусвайса…

– Шлюшка сказала о Мордке Клаусу, тот – Ланге. Немцы схватили Мордку и его семью. Привезли в Город, стали пытать. Сначала Мордку. Хотели знать, кто дал аусвайс. Били страшно, но Мордка молчал. Тогда привели его детей, стали пытать на глазах отца. Лично Ланге. Мордка откусил себе язык. Боже! – Валентина Гавриловна зарыдала. – Откусил и выплюнул прямо Ланге в лицо! Парикмахер! Маленький, тихий, вежливый… Никогда слова плохого не сказал… Кто мог подумать! Ланге застрелил его и велел привести жену. Она не выдержала. Ее убили вместе с детьми… Ланге знает, что твоя настоящая фамилия Брагин, что ты интендант третьего ранга, а не Кернер…

– Об отряде Саломатина тоже знает? – спросил Крайнев, изо всех сил сохраняя спокойствие.

– Думаю, нет. Ланге говорил о твоей личной охране – считает, что в ней человек двадцать-тридцать. Но все равно вызвал из округа роту карателей. Литовцев – сами немцы грязные дела не любят. Сегодня утром они поедут «наказывать» за укрывательство евреев Вдовск. Завтра – Кривичи. Я, как узнала, сразу сюда! Днем из Города не выйти – дождалась, пока стемнеет. Ночь шла. Думала, не доберусь. Снег глубокий, мороз, волки в лесу воют… Уберег Господь…

– Присмотри за ней! – велел Крайнев Насте…

Вдвоем с Семеном они оседлали коней и помчались в Кривичи. Как ни погоняли лошадей, но затратили полчаса. Еще столько ушло, чтоб поднять по тревоге отряд Саломатина, собрать верховых коней и упряжные сани. План действий обсуждали на скаку. Отряд всадников, прибывший к Вдовску первым, скует боем карателей. Затем подтянутся бойцы на санях… Они стегали коней, не жалея, но Крайнев, как и Саломатин, понимали: опоздали. Немцы начинают операции на рассвете, а отряд выехал засветло. До Вдовска более двадцати километров по засыпанной снегом дороге… Ясно было и другое: если все же успеют, то против роты обученных и отлично вооруженных карателей им не продержаться. Но хоть жители Вдовска успеют убежать. Пусть даже не все…

Они почувствовали запах гари еще на подъезде. По команде Саломатина отряд рассыпался по лесу, продираясь к Вдовску, а сам комбат с Крайневым и Семеном продолжили скачку по дороге. Лес кончился внезапно, открыв Вдовск. Вернее, то, что от него осталось. Деревня догорала. Обрушившиеся срубы домов дотлевали, закопченные остовы печей торчали посреди пепелищ, как обезглавленные тела великанов.

Крайнев пришпорил немецкого жеребцаа и первым ворвался на улицу. И тут же натянул поводья. На обочине ничком лежал мальчик. Крайнев соскочил и перевернул безжизненное тело. Мальчику на вид было лет семь-восемь – видимо, он сбежал в суматохе, но пуля догнала…

Крайнев опустил начавшее костенеть тело на снег.

– Других убитых не видно! – сказал Саломатин, остановив коня. – Успели убежать?

– Они в домах, – хрипло сказал Крайнев. – Или в большом сарае. Немцы жгут людей заживо – такой у них порядок.

Подскакавшие бойцы Саломатина рассыпались по деревне, разыскивая уцелевших. Возвращались один за другим с застывшими лицами. Сам Крайнев к пепелищам не ходил – не смог. Последним прискакал Семен. Мешковато сполз с седла.

– Кум у меня здесь, – сказал, ни к кому не обращаясь. – Пятеро детей…Лежат на пепелище головешками… Тридцать дворов – и никого живого! Как это так? Как можно? Дети в чем провинились?..

– Фашисты! – буркнул Саломатин. – Давно надо было гарнизон разнести! Боялись некоторые…

– Завтра – Кривичи! – прервал Крайнев.

– Уведем людей лес! – предложил Саломатин.

– Больше тысячи человек? Немцы сожгут Кривичи – где жить? До лета половина людей замерзнет или умрет с голоду. После Кривичей наступит очередь другой деревни… Весь район в лес? Бить их надо! До единого! Чтоб забыли дорогу!..

– В открытом бою не сдюжим! – вздохнул Саломатин. – Немецкая рота – две сотни человек, двенадцать пулеметов. Наверняка присоединится городской гарнизон: Кривичи – деревня большая, ротой не заблокируешь. У нас меньше сотни бойцов, а пулеметов три, считая два немецких, к которым по коробке патронов.

– Пушка! – напомнил Крайнев.

– Шрапнель хороша при скоплении пехоты. На развернувшуюся цепь воздействие слабое. К тому же у них минометы.

– Надо встретить их на дороге! – сказал Семен. – Как ты сделал в августе. Я знаю место…

Увидев открывшуюся перед ними пойму реки, Крайнев с Саломатиным молча переглянулись. Семен был прав. Дорога на Кривичи спускалась с отлогого левого берега поймы, пересекала заснеженный заливной луг, далее – деревянный мост над скованной льдом рекой и взбиралась на высокий правый берег. От него до моста чуть более сотни метров. Если разместить на гребне отряд и ударить внезапно по подошедшей колонне…

– Пушка может стрелять только с закрытой позиции, – сказал Саломатин. – Берег слишком высокий – на прямую наводку не выставишь. Как корректировать огонь? Телефона у нас нет.

– Пушку поставим на этом берегу! – ответил Семен.

– В тылу противника? Да тут метров семьсот! Они добегут к вам за десять минут!

– За десять минут пушка выпустит двадцать снарядов.

– Но расчет – смертники! Кто пойдет?

– Я! – сказал Семен.

– Я! – присоединился Крайнев.

Саломатин внимательно посмотрел на обоих и кивнул.

Пока получившие задание всадники ускакали с поручениями, Саломатин с Крайневым и Семеном выбрали позиции. После полудня стали прибывать люди. Здесь был весь отряд Саломатина и мобилизованный резерв. Пришли даже те, у кого не было оружия. По молчаливому уговору им следовало ждать, пока ранят или убьют кого-то из бойцов, чтоб забрать его винтовку. Несколько подвод оставили, чтоб увозить раненых. Мобильным госпиталем командовали оба врача: Соня и Гольдберг. Бросалось в глаза, что Соня беременна – живот ее распирал спереди полушубок. «Мой или Гольдберга?» – подумал Крайнев, заметив. И сразу забыл – не до того.

Бойцы и жители ближних деревень яростно долбили мерзлую землю под окопы и огневые позиции трехдюймовки (ее притащили к вечеру) и пулеметов. Никто не надеялся вырыть окоп полного профиля каждому, но хотя бы для стрельбы лежа… Крайнев и Саломатин метались среди этой суеты, проверяли маскировку, отдавали приказания, кричали, показывали… Предстояло сделать сотню необходимых вещей: устлать выкопанные окопчики еловыми ветвями, подвезти боеприпасы и продовольствие, организовать охрану дороги (вдруг какой немец сдуру сунется!), позаботиться о ночлеге и отдыхе… В сумерках Крайнев отправился минировать мост. Вот когда пригодились толовые шашки покойного Брагина! Для простого разрушения деревянного настила хватило бы двух-трех, но Крайнев, посоветовавшись с Саломатиным, решил использовать все и рвать мост внезапно. В идеале – с первой машиной колонны.

– Не рассчитаем! – вздохнул Саломатин. – Сколько бикфордова шнура отрезать, когда поджигать?.. Взорвется или перед машиной, или когда одна или две будут на этом берегу. Лучше раньше. Колонна встанет перед мостом, шрапнель не заденет наших. Зато вам придется хреново – все гады на вашем берегу.

– Есть мысль! – успокоил Крайнев.

При взрыве железнодорожного моста бойцы Саломатина захватили несколько немецких гранат. Комбат их отобрал, чтоб не вздумали пустить на глушение рыбы, и берег как зеницу ока. Крайнев вывинтил в двух гранатах взрыватели, закрепил их на толовых шашках, привязал к запальным шнуркам тонкие бечевки.

– Раскатаешь утром! – сказал Саломатину. – Не то вдруг ногой зацепят… Помни: немецкий запал горит десять-двенадцать секунд. Сумеешь рассчитать?

– Сумею! – буркнул комбат, пряча мотки бечевки под одежду.

Подготовив позиции, отряд ушел ночевать в ближайшую деревню. Саломатин и Крайнев решили дать бойцам отдохнуть – в чистом поле они перемерзли бы. Сторожить дорогу, позицию и охранять отряд назначили подвижной патруль, менявшийся каждые два часа. Как Настя сумела разыскать его в этой мешанине повозок и людей, Крайнев так и не понял. Но, подскакав к хате, выбранной для ночлега, увидел ее на пороге.

– С Валентиной Гавриловной все в порядке! – поспешила сообщить Настя, увидев насупленное лицо мужа. – Легкое обморожение рук и лица, за неделю пройдет. В уходе не нуждается…

– Зачем ты здесь? – сердито спросил Крайнев.

– Затем, что и Соня! – так же сердито ответила она. – Я могу быть медсестрой!

– Это не игрушки! Тебя могут убить!

– А тебя? Отца? Соню? Она ж беременная…

Крайнев не стал спорить и прошел в дом. Спали они на полу вместе с десятком саломатинских бойцов – деревня была слишком маленькой для такого числа постояльцев. Единственной привилегией Крайнева стало место у стены; там он уложил Настю, затем лег спиной к бойцам, загораживая жену от любопытных взглядов. Хозяева нанесли в дом соломы, но она быстро умялась – лежать было жестко и неудобно. Понятное дело, спали в одежде. Крайнев расстегнул свой тулупчик, Настя – свой, они скользнули друг к другу и закутались в мягкие овечьи шкуры. Они не любили друг друга – вокруг были люди, просто гладили и целовали любимые лица, пока сон не сморил обоих.

С рассветом отряд был на позиции. Крайнев с Семеном успели дважды промерить шагами расстояние от моста до пушки, как подскакал Саломатин.

– Вам бы пулемет! – сказал, свесившись с седла. – Но у моста они нужнее. – Дам в прикрытие трех бойцов с ППШ и СВТ. Все, что могу. Не взыщите…

Бойцы подошли вскоре. Все трое оказались из евреев. Возглавлял прикрытие брат Сони Давид.

– Будете подносить снаряды и разворачивать пушку! – охладил пыл новобранцев Семен. – Винтовки можете сложить…

Воспользовавшись моментом, Семен с Крайневым провели несколько тренировок. Бойцы Давида оказались толковыми: четко сдвигали лафет трехдюймовки по заранее выставленным отметкам, передавали из рук в руки снаряды и по команде «Выстрел!» послушно открывали рот.

– Пристрелять бы! – вздохнул Семен, когда тренировки закончились. – Только нельзя – услышат. Дай Бог, чтоб расстояние правильное…

Семен притащил из ближайшего леса молодую ель, обтесал ствол, превратив жердь в прочный банник.

– Застрянет гильза в стволе – выбьешь! – сказал Крайневу. – Французские патроны – дерьмо, с той войны помню…

Оставалось ждать. Было холодно, к тому же пошел снег. Стылый ветерок нес его вдоль поймы, заметая следы людей. Это было хорошо. Но тот же ветерок продувал насквозь немецкие шинели бойцов Саломатина, забирался под полы и воротники, студил руки и ноги, заставлял медленнее биться сердца. Стоять или лежать долго при такой погоде было невозможно. Люди вскакивали, топтались на месте, хлопали себя по бокам и ногам, разгоняя застоявшуюся в жилах кровь, но все равно стыли.

«Еще пара часов, и нас возьмут голыми руками! – подумал Крайнев, приплясывая на месте. – Не понадобится воевать! Какой немец сунется в такую погоду? Поспешили…»

Он еще сердито ворчал, когда в сотне метров, по дороге с левого берега, проскакал передовой пост Саломатина. Всадники хлестали лошадей, стремясь побыстрее проскочить пойму. Не нужно было спрашивать, что случилось.

– К орудию! – скомандовал Семен.

Спустя короткое время они услыхали гул моторов. Гул приближался, нарастал, и скоро перед спуском показалась тупорылая кабина первого «мана». Крайнев порадовался, что пушка – ниже, их не могли увидеть. Грузовик скрыл гребень берега, следом показался второй, затем третий…

– Четыре, пять, шесть… – вслух считал Крайнев. – Всего шесть. В каждом грузовике сорок-пятьдесят человек. Значит, двести сорок-триста человек.

– Готовься, Ефимович! – сказал Семен, приникая к прицелу. – Если что пойдет не так – прощай, Родина! – Семен перекрестился. – Помози, Боже, рабам твоим! Укрепи их мышцу силою твоею, дай им одолеть супостата богомерзкого, врага твоего…

Колонна медленно выползала в пойму и теперь катилась к мосту. Боевого охранения на мотоциклах, чего опасались Крайнев с Саломатиным, не было.

«Чего бояться тридцати человек личной охраны уполномоченного? – зло думал Крайнев, наблюдая за передвижением колонны. – Думают, разбежались от страха, и Кривичи можно брать тепленькими. Сейчас увидите, суки! Это вам не Вдовск!..»

Первый «ман» подполз к мосту и остановился. Из кабины выскочили двое и пошли по настилу, заглядывая вниз.

«Только бы не спустились под мост! – взмолился Крайнев. – Заметят бечевку и все поймут. Господи, помоги!»

То ли молитва его была услышана, то ли каратели поленились, но парочка вернулась к грузовику и залезла в кабину. «Ман» медленно заполз на мост.

– Четвертая отметка! – скомандовал Семен, и бойцы Давида в одно мгновение переставили лафет пушки. Семен поправил наводку. Теперь на прицеле был замыкающий колонну грузовик.

«Ну же, ну! – умолял Крайнев, наблюдая, как первый «ман» движется по мосту. – Давай, Вася! Дергай!..»

Но Вася почему-то медлил. «Ман» уже вкатился передними колесами на берег, Крайнев в отчаянии схватился за голову. В этот момент грохнуло. Гулко, раскатисто, неожиданно. Крайнев видел, как на месте моста вспух куст из дыма и деревянных обломков, и взрывная волна вздернула «ман» на передние колеса. Грузовик встал свечкой, затем медленно осел назад. Опоры под задними колесами уже не было, грузовик соскользнул вниз, прямо в разбитую взрывом полынью. Скрылся в ней, оставив на поверхности только решетку радиатора.

– Выстрел! – крикнул Семен.

Трехдюймовка грохнула, выплюнув гильзу. Крайнев видел, как поставленный «на гранату» снаряд ударил в кузов последней машины, разметав по сторонам тела и обломки, после чего смотреть стало некогда. Семен командовал, он совал патрон в открывшийся зев ствольной коробки, пушка подпрыгивала, выплевывая снаряд. Давид с бойцами, подчиняясь команде, двигали лафет. Крайнев знал, что, кроме первого снаряда, у остальных трубка выставлена на шрапнель. Судя по тому, что Семен не требовал изменить значение трубки, расстояние они промерили правильно, и горячие стальные шарики сыплются сейчас на головы карателей. Те, конечно же, выскочили из грузовиков и рассредоточились по снежному полю, но от шрапнели в снегу не укроешься… Он слышал вой пулеметов и треск винтовочных выстрелов – понятное дело, что огонь велся с обеих сторон, но кто превозмогает в этой схватке, было не понять. Внезапно Семен крикнул, что гильза застряла в казеннике, Крайне схватил еловый банник и в два удара вышиб ее наружу. После чего, крикнув Давиду заменить его, остался наблюдать.

Бой был в разгаре. Внезапность сделала свое дело. Гибель солдат из первого и последнего грузовиков разом уменьшила шансы немцев. «Максим», поставленный Саломатиным на левый фланг, прострочил кузова оставшихся «манов», его плотный огонь, а также очереди двух трофейных МГ и дробь винтовок в считанные мгновения сократили число карателей. Но их оставалось все еще много. Рассыпавшись по полю, немцы отступали к левому берегу, причем отступали умело, перебежками, ведя непрерывный ружейно-пулеметный огонь по врагу.

«Это не только литовцы! – понял Крайнев, наблюдая за боем. – Гарнизон Города! Фронтовой опыт: знают, что делать. Нельзя упускать их, нельзя!»

Скоро немцы вышли из-под эффективного огня партизанской засады и теперь толпой бежали к левому берегу. «Перегруппируются, займут оборону на гребне, – с тревогой подумал Крайнев. – И поменяются с нами местами. Не дай им оторваться, Вася!» Саломатин словно услышал. Крайнев увидел, как правый берег вспух темной волной, цепь защитников заскользила вниз и стала перебегать реку по льду. Следом устремились повозки мобильного госпиталя.

«Поздно! – оценил Крайнев. – Не успеют! Немцы поставят пулеметы на гребне – и все!» Расстояние не давало возможности рассмотреть Настю в преодолевших реку санях, но Крайнев не сомневался – она там. Через десять-двадцать минут окажется на линии огня.

– Пушку на передок! – услышал Крайнев команду. Обернулся.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать! – оскалил зубы Семен. – Давай, Ефимович! Пропадут наши!

Спустя минуту кони, подгоняемые плетью, тащили трехдюймовку по колее, проложенной вчера. Мартовский снег успел слежаться, но еще не подтаял, поэтому колеса пушки прыгали на неровностях схваченной морозом земли, не погружаясь в нее. Крайнев мысленно поблагодарил конструкторов начала двадцатого века, сделавших трехдюймовку такой легкой. Никто из расчета, кроме Семена, не сел на передок – бежали следом за орудием. Запаленно хватали воздух широко открытыми ртами, но не отставали. Крайневу казалось, что эта бешеная гонка длится вечно, хотя не прошло и минуты, как расчет вылетел на дорогу. Здесь они мгновенно сняли лафет с передка и уперли его в грунт. Семен, не глядя в окуляр панорамы, завертел маховик наводки, опуская ствол трехдюймовки до минимального уровня. Только сейчас Крайнев понял замысел старого артиллериста. Немцы бегут сюда по дороге – это легче, чем по заснеженной пойме. При строительстве дороги, для уменьшения уклона, в берегу прорезали коридор, по дну которого пролег путь. Высота земляных стенок метров пять, они крутые, и всем, кто окажутся в этом пространстве, не укрыться от шрапнели. И деваться некуда. Впереди – пушка, сзади поджимают бойцы Саломатина…

– Ставь трубку на «картечь»! – подтвердил его догадку Семен.

Крайнев молча подчинился.

– Успеем выстрелить не больше двух раз! – крикнул Семен. – После чего – прощай, Родина! Парням лучше уйти!

Крайнев посмотрел на бойцов охранения. Никто из них не двинулся с места. Давид снял с плеча СВТ, передернул затвор. Остальные последовали его примеру. Крайнев кивнул и бросил трехдюймовый патрон в приемник ствольной коробки.

Каратели, ворвавшиеся в земляной коридор, не сразу разглядели стоявшую в конце подъема пушку. Они просто бежали, что есть сил, и сходу налетели на рой ударившей им в лицо шрапнели. Послышались вопли, стоны и ругательства.

– Гильза застряла! – крикнул Семен.

Чтоб обеспечить максимальное поражение бегущей пехоты, Семен установил пушку на уклоне – стволом параллельно дороге. Он заблокировал колеса тормозом и на всякий случай бросил под них спереди первое, что нашлось, – деревянный банник. Крайнев вырвал его и стал выбивать застрявшую гильзу. Она не поддавалась. Крайнев, стоя перед пушкой, толкал шест резкими ударами, бил и бил, не переставая, но гильза уперлась намертво. Он слышал за спиной отрывистые команды – немцы пришли в себя, топот сапог, но, ожидая взмокшей спиной пули, банник не бросал. Внезапно рядом оказался Давид, вдвоем они отвели шест и ударили изо всех сил. Шест провалился внутрь – так, что Крайнев больно ударил руку о дульный срез, но дело было сделано.

– В сторону! – закричал Семен.

Крайнев и Давид метнулись вбок, и в этот момент ударил выстрел. В ушах Крайнева зазвенело, он затряс головой и оглянулся.

По дороге больше никто не бежал. Зато на земле грудами лежали убитые и ползали, пытались встать десятки раненых карателей. Поставленный на «картечь» снаряд взорвался в двадцати шагах от пушки, прямо перед теми, кто бежал впереди, разметав их тела по обочине. Остальные получили стальные шарики. Крайнев снял с плеча карабин, загнал патрон в ствол. Подбежали бойцы Давида и Семен с «маузером». Они двинулись вниз цепью, стреляя в каждого, кто еще шевелился, шли как посланники богини мести, решительные и неумолимые. Крайнев переступал тела убитых, будто мешки с мусором, останавливаясь только, чтоб загнать в магазин новую обойму. Внезапно кто-то схватил его за сапог.

– Господин Кернер! Господин Кернер!

Это был Ланге. Растрепаный, извалявшийся в снегу и земле, но живой и невредимый.

– Кернер, вы цивилизованный человек! Я сдаюсь! Не стреляйте!..

Крайнев попытался вырвать сапог, но Ланге вцепился в него намертво. Магазин карабина Крайнева был пуст, он шарил по карманам в поисках обоймы, а Ланге внизу ныл и ныл. Крайнев растеряно закрутил головой. Давид поймал его взгляд и в два прыжка оказался рядом. Молча ткнул Ланге плоским штыком. Оберштурмфюрер завыл, отпустил сапог Крайнева и схватил ствол СВТ. Давид тащил винтовку к себе, Ланге не отпускал, причитая, как баба. Больше не в силах это переносить, Крайнев ударил эсесовца прикладом по голове. Тот обмяк. Давид поудобнее перехватил СВТ и пришпилил оберштурмфюрера к земле.

Впереди послышались крики. Навстречу бежали подоспевшие бойцы Саломатина. Сам комбат, опередив всех шагов на пять, подлетел и облапил Крайнева.

– Савва! Умница! Герой! Мы разбили их! Роту! Всех! Никто не ушел!..

Оставив Крайнева, Саломатин бросился обнимать Семена и Давида. Крайнев отошел в сторонку, присел на корточки и достал из кармана трубку. Руки у него тряслись, табак просыпался и никак не попадал в чубук. Подошедший Семен молча сунул прикуренную самокрутку. Крайнев затянулся. Подбежавшие бойцы Саломатина завершали дело: добивали раненых, собирали оружие, стаскивали с убитых сапоги и шинели.

– Стой! – внезапно скомандовал Крайнев.

Бойцы недоуменно стали поворачиваться к нему.

– Ты чего? – подскочил Саломатин.

– Прекращай мародерство! Мы не закончили.

Саломатин смотрел недоуменно.

– Завтра комендант Города вызовет другую роту. У нас не хватит сил бить их снова и снова. Надо брать Город. Немедленно! Чтоб и позвонить было некому…

В глазах комбата замелькали огоньки.

– Ай, молодца! Люблю!

Хлопнув Крайнева по плечу, Саломатин побежал распоряжаться. По его команде бойцы быстро очистили дорогу от трупов, стащив их на обочины. По ходу партизаны снимали с убитых карателей сапоги, шинели и шапки, мгновенно переодевались. Обнаружили нескольких притворявшихся мертвыми карателей. Они бросались на колени, моля о пощаде. Некоторые говорили по-русски, крестились. Пощады не было. Бойцы – особенно те, что побывали во Вдовске – безжалостно забивали карателей прикладами или протыкали штыками. Крайнев и Саломатин не мешали, да и не стоило сейчас мешать…

Управляться на поле боя Саломатин оставил Седых. Гигант получил пулю в правую руку, вояка из него теперь был никакой, поэтому сержант, хотя и рвался в бой (видно было по лицу), согласно кивнул. По полю сновали конные сани, санитарные и просто деревенские, помогавшие врачам. Крайнев мельком увидел Настю, бинтовавшую голову раненого бойца. Она повернулась, почувствовав его взгляд, и радостно улыбнулась. Он помахал руками, показывая, что не ранен, она понятливо закивала. На том свидание кончилось. Время поджимало. Из пяти машин, застывших у моста, две оказались исправными. Шрапнель и пули посекли тент и зацепили кабины, но моторы и колеса были в порядке. Разбитые «маны» столкнули с насыпи, уцелевшие с трудом, но развернули на узкой дороге, после чего покатили обратно в Город. По пути захватили Семена с его трехдюймовкой. Пушку прицепили к крюку последней машины. В бою отряд Саломатина потерял треть бойцов – большей частью ранеными, но зато оружия оказалось в достатке. В кузова свалили десяток МГ, винтовки, гранаты, ящики с патронами. Саломатин и Крайнев специально перебрались под тенты, на ходу показывая бойцам, как пользоваться трофеями.

У них не было конкретного плана, как и времени его составлять. По ходу определились, что первый грузовик под командой Саломатина займется постами вокруг Города, Крайнев и Семен – казармой. Поскольку враги были одеты в точно такие же шинели, следовало пометить своих. Саломатин первым стащил с себя нательную рубаху, разорвал на белые полоски для рукавов. Его примеру последовали несколько бойцов. В прорехи тента задувал ледяной ветер, но никому не было холодно: лица у людей горели от недавно завершившегося боя и мыслей о предстоящем. После того, как порядок действий был определен, колонна ненадолго остановилась. Нашедшимся в грузовике топором свалили столб телефонной связи, обрубили провода. Отряд разделился на две группы, Крайнев и Саломатин сели в кабины своих грузовиков.

Они ворвались в Город сходу. Передовой грузовик притормозил у поста, где ефрейтор с двумя солдатами даже не подумали поднять оружие – машины были свои, в кабине сидели люди в немецкой форме. Спустя мгновение немцы поняли, что форма не всегда соответствует содержанию: Саломатин, сидевший за рулем, распахнул дверцу и ударил в упор из «шмайсера»… Передовой грузовик умчался уничтожать другие посты, а Крайнев покатил к центральной площади. Часовые, охранявшие комендатуру и вход в казарму, тоже ничего не успели понять. Грузовик остановился прямо посреди площади, из него посыпались люди в немецких шинелях, беря их на прицел. Стукнули выстрелы – и охраны не стало. Крайнев с Семеном отцепили пушку, развернули ее стволом к казарме, Давид с товарищами подтащили ящик со снарядами…

В Городе осталось мало солдат, но это были немцы, прошедшие Европу, опытные вояки, побывавшие во многих боях. Замешательство длилось недолго. Из окон школы, превращенной в казарму, посыпались стекла, затем застучали выстрелы. К винтовочной дроби присоединился пулемет. На площади негде было укрыться, бойцы стреляли по казарме стоя или с колена, представляя собой хорошую мишень. Крайнев видел, как падают на снег его люди, и скрипел зубами, понимая, что победа дешевой не станет.

Семен, наконец, справился с прицелом и стал методично класть снаряд за снарядом в окна школы. Первым умолк пулемет, затем стал редеть винтовочный огонь. После пятого выстрела Крайнев скомандовал атаку и сам побежал в цепи. Внезапно сбоку захлопали пистолетные выстрелы. Боец, бежавший слева от Крайнева, упал, будто споткнувшись. Крайнев повернул голову и увидел в окне комендатуры Краузе с пистолетом. Крайнев вскинул карабин и выстрелил. Комендант исчез. Бойцы, обогнавшие командира, уже ворвались в здание школы, и сейчас он был им не нужен. Крайнев побежал к комендатуре. Держа карабин наизготовку, он взлетел по лестнице на второй этаж и сапогом вышиб дверь в кабинет коменданта.

Гауптман лежал у окна. Рядом валялся «люггер». Крайнев поднял пистолет и сунул за пояс. В этот момент Краузе открыл глаза.

– Вы не попали в меня, – сказал он чуть слышно. – Прободная язва. Как будто в живот выстрелили… Мне нужна операция…

Крайнев молча закинул карабин за спину. Краузе облизал губы.

– Спустя несколько часов начнется перитонит. Я буду умирать долго и в муках. Верните мне пистолет! Там один патрон…

Крайнев молчал.

– Я никогда не доверял вам, – сказал Краузе. – Я знаю ваше звание – интендант третьего ранга, что соответствует немецкому гауптману. Мы с вами враги, но офицеры. У нас есть понятие о чести. Почему бы не выполнить последнюю просьбу умирающего?

– Офицеры не сжигают людей заживо! – сказал Крайнев. – Они не пытают детей на глазах у родителей, не убивают людей из-за того, что у тех другая национальность! Они не морят голодом пленных… Если офицер делает это, он теряет честь и становится обычной падалью. Падаль не имеет права умирать красиво…

Крайнев повернулся и пошел к выходу. В следующее мгновение волна запаха прели окатила его. Он затряс головой, противясь этому, но незнакомая властная сила выдернула его из кабинета коменданта и потащила сквозь разноцветные круги и звезды туда, где он никак не хотел сейчас быть…