Текст книги "Небо в алмазах"

– Никак нет. В Париже он в той же гостинице жил, но обслуга бдительность проявляла. Всю регистрацию, гады, в сейфе держали. Знал бы, что для нашего следствия понадобится, постарался бы. Тот шкаф отверткой можно было вскрыть. Французы – народ тонкий! Хлипкий народец…

* * *

В театре все как с цепи сорвались. Узнав, что несчастная Заботина убита из того самого «Вальтера», абсолютно все решили – Семен Маркович сел надолго. А значит можно безбоязненно утюжить своего бывшего шефа, выплескивать на него все обиды. Мочить, одним словом.

На первых же допросах лучшая половина «Глобуса» созналась, что режиссер использовал служебное положение для достижения своих похотливых целей. И не где-нибудь, а в своем служебном кабинете. Прямо на диване, под которым нашли пистолет.

Одна из актрисок прямо так и сказала: «Хорошо, что я сразу ему отдалась. И роль получила, и жива осталась… А Верка дура, прости господи. Потерпела бы четверть часа и стала бы примой. Так нет – заехала шефу в глаз и бежать. Но от Семена не убежишь! Железная хватка».

И все остальные подтвердили, что гражданин Турищев на актрису Веру Заботину глаз положил. А потом под этим глазом образовался синяк.

Таким образом, у следствия быстро нарисовался мотив преступления – месть гордого режиссера за сексуальную неуступчивость гордой актрисы.

Алиби было, но жидкое. Оно быстро перетекло в сторону обвинения… Да, в тот вечер подозреваемый был в театре. Видели его многие, но всё накоротке. А до Сивцева Вражка бегом три минуты.

Три – туда, три – обратно и три на выстрел. Всё! За десять минут мог такое убийство обтяпать – пальчики оближешь!

И с остальными доказательствами был полный ажур. Был протокол изъятия оружия из-под дивана, протокол снятия отпечатков с пистолета и с режиссера, протокол разбития вазы путем попадания пули… Не было только признания подозреваемого.

Уж как только его не прессовали! И пугали, и троих подсадных агентов сменили – всё впустую. Опытные «наседки» зубы на Семене сломали. Тот упорно твердил, что не он убивал, что не он в вазу стрелял, что все это происки покойницы Веры Заботиной. Под психа, гад, косил! Но вяло и неумело. Спецы быстро расколют…

Свиданий Семену Марковичу еще не давали, а адвоката жена наняла. Не Падва с Резником, но тоже не дешевка. В смысле, что запросил очень большие деньги… Странный адвокат! Ознакомился с делом и предложил подзащитному во всём сознаться. Я, говорит, сделаю справку, что у вас избыток гормонов, что они внезапно взыграли и ввели вас в аффект. Тогда попросим у суда пять лет условно. А при несознанке дадут десять или спецбольницу с побоями и уколами… Странный адвокат!

* * *

Милан Другов не любил милицию. А кто её любит? Уважают, но издалека. Встречаться никто не хочет.

Хочешь, не хочешь – надо! Пришлось найти Шурика Сухова и иносказательно намекнуть на взятку:

– Иногда просто странно слушать. Многие говорят, что в милиции берут взятки. Полная чушь! Вы согласны, товарищ Сухов?

– Пока согласен. Дальше что?

– Вот вы, например, взяли бы деньги за мелкую услугу?

– За что и сколько?

– За что? Так, пустяк. Мне надо поговорить с режиссером Турищевым, дело которого вы ведете… Всего десять минут, но наедине. Вы меня поняли, товарищ Сухов?

– Пока понял. Слушаю дальше.

– Ах, сколько… Тысяча долларов.

– Три!

– Это слишком, товарищ Сухов. Максимум две.

– Я честь свою продаю, а вы торгуетесь, как бабка с семечками… Ладно – две пятьсот и не цента меньше.

В тюрьму Милан прошел вместе с адвокатом. Непонятно, как Шурик Сухов с ним договорился, но в пропуске стояло – «Другов, помощник адвоката».

В этом заведении всё направлено на подавление личности. Кругом решетки, тусклый свет, серые стены и запах баланды. Забудь о воле, всяк сюда попавший!

На первый взгляд адвокат был умен, суров и неразговорчив. Таким он был до прихода заключенного Турищева. Понятно, что Семен Маркович не сам пришел в комнату для допросов. Его привели по всей форме – «Стоять! Руки за спину. Лицом к стене».

Адвокат сразу же преобразился. Стал уютным, суетливым, глуповатым. Он нудно уговаривал подзащитного сдаться и сознаться.

– Вы поймите, милый мой Семен Маркович, нет оснований для эксгумации. А раз Заботина в земле, то в вазу она стрелять не могла. Согласны?

– Не могла… Но стреляла.

– Всё! Сегодня больше ни слова о Вере Заботиной! И никому о ней не говорите. Иначе загремите в психушку строжайшего режима. Лучше лес валить, чем быть грушей для санитаров. Согласны?

– Да, грушей быть хуже.

– Вот и договорились… Если и считаете, что стреляла какая-то женщина, то другая. Маша, Таня, Оля… Вы пока побеседуйте с господином Друговым, а я по своим делам. У вас десять минут.

Милана испугали последние фразы адвоката. Почему он назвал имя Ольга. Догадывается о чем-то или знает наверняка? В любом случае нельзя произносить ни одного женского имени.

У Другова была с собой фотография Сытина и он сразу выложил её на стол. Как козырного туза на последней взятке.

– Вам известен этот человек, Семен Маркович?

– Да. Он у меня пистолет вышиб и коленом больно ударил… Этот тип с ней был.

– С кем?

– С той, которая в вазу стреляла.

– Отлично! А куда они скрылись? Были у них в театре друзья, к кому они могли поехать?

– Мало у неё было друзей. Только гримерша Оксана Бабина.

– Где она живет?

– Где-то на Юго-Западе… Вы поможете мне отсюда выбраться?

– Помогу, Семен Маркович. А вы помогите найти адрес Оксаны.

– Дайте лист бумаги. Напишу записку в театр, нашему кадровику.

Выход из тюрьмы надолго запомнится Милану как самая яркая радость. Он наверняка знал, что его выпустят. Но червь сомнения так и ползал в голове. А вдруг кто-то перепутает и его схватят, запихнут в одиночку и оставят навсегда… Как графа Монте Кристо.

* * *

Возвращаясь от стариков Зыковых, они говорили о разных разностях. Молчать было невозможно. Это было бы слишком красноречиво. Но обсуждали всё, кроме темы Ольги и Арсения.

За метро Коньково Сытин свернул на боковую дорожку и припарковался у ресторанчика.

– Зайдем, Верочка? И поесть хочется, и напиться по полной программе.

– По полной – не надо. А стресс снять даже полезно.

– Именно так. Сама знаешь, что повод у меня сегодня есть.

Они пробыли в ресторане три часа, но больше ни о стрессе, ни о поводе не говорили. На втором часу сидения даже начали улыбаться и шутить, но полного веселья не получалось.

Машину пришлось оставить на стоянке. До дома Оксаны было всего триста метров.

Коньяк чуть поправил мозги Сытина. Что произошло такого, что заставляет менять планы? Ничего! Смерть Ольги перечеркнула все её измены. Она была его женой, и никто не имел права её убивать. Пусть она была плохой женой, но она еще и мать его детей.

Нет, планы не меняются! Найти убийцу, отомстить, а уж потом погоревать и забыть.

Но горевалось именно сейчас. И было страшно стыдно перед Верочкой… Но она молодец! Во взгляде столько доброты и нежности. Ни капли иронии или злорадства. За этот вечер она стала намного ближе, чем за все эти дни.

Когда-нибудь всё будет хорошо. А сейчас противно, больно и обидно. Нет, больно, потому что обидно. А обидно, потому что противно…

В квартире Оксаны не было, но на столе лежал сюрприз – записка. «Без Семена в театре полная свобода. Взяла отгулы и уехала на пару дней к маме в Дубну. С горячим приветом – Оксана».

Они не сразу осознали, что придется ночевать одним в пустой квартире. Правда – такое не в первый раз. Они уже спали рядышком. Тогда в театре, в костюмерной, завернувшись в тонкие шубы Дедов Морозов. А еще на даче, после налета и пожара. Но тогда они спали в разных комнатах.

Здесь тоже была вторая комната и можно кому-то лечь на диванчик Оксаны. Но как-то неудобно без разрешения хозяйки.

Возможно, Алексей так и подумал или просто сделал это машинально. Но он бросил подушку на мягкий коврик между кроватью и окном, прихватил плед и лег на привычное место.

Верочка легла на широченную кровать над Сытиным.

Через минуту они уже спали. Оно и понятно – усталость и легкий хмель от ресторанного ужина, а еще и желание отключиться от перегрузок трудного дня. Чтоб трансформаторы не погорели!

Сытин проснулся посреди ночи. Ближе к утру, к рассвету, когда темное небо над городом начинает светлеть и совсем исчезают редкие звезды.

Его разбудило странное чувство. Ему почудилось, что кто-то касается его лица. Не трогает, не гладит, а легко проводит рукой вдоль лба, виска, щеки. И такое тепло идет от этой ладони, такая энергия. Что-то радостное – или карма чистится, или аура заряжается!

Когда он открыл глаза, то на секунду испугался. В утреннем полумраке над ним нависла чья-то рука. Чья? Угадай с трех раз!

Сытин понял все сразу. Во сне Верочка повернулась, оказалась у края кровати, и рука повисла за борт. Никаких экстрасенсов с их энергетикой!

Он с нежностью посмотрел на безвольную маленькую ладошку. Он же видел её сотни раз! Видел на самом ярком свету. И только сейчас понял, что она теплая, мягкая, ласковая. Она – женственная!

Свисающая рука совсем не мешала Алексею. Он только чуть подвинулся к окну, повернулся на левый бок и попытался заснуть. Не получилось!

Через двадцать минут он осознал, что чувствует руку Верочки затылком. Ощущает и тепло, и энергетику. Какой уж тут сон! Одна маета… А утром гнать машину в Коломну, к домику на Оке, к детям.

Сытин выполз из-под руки и встал… Теперь он видел не только ладонь, а все её тело. Верочка спала свободно, не свернувшись калачиком, а занимая всю кровать, раскинув по ней руки, ноги, волосы. И она вся казалась такой теплой, мягкой, ласковой. Такой женственной!

Он наклонился, чуть поправил подушку и развернул скомканную простыню. Но её рука так и висела над ковриком. Нельзя было ничего изменить, не дотронувшись до неё.

Алексей обошел кровать, наклонился ещё ниже и поднес руку к её плечу. Верочка зашевелилась, перевернулась на спину, протянула вперед руки и, не открывая глаз, что-то невнятно зашептала. Он прислушался к сонному монологу, но разобрал только призывную фразу – «Иди ко мне».

Сытин сел на кровать и приблизился к её лицу. Сонными движениями Верочка обняла его за плечи и прижала к себе…

Она проснулась в десятом часу. Алексей уже гремел посудой на кухне.

Верочка вскочила и сразу всё вспомнила. Она взглянула на кровать – его подушка лежала рядом. Да, это не было сном!

Не надевая тапочки влетела на кухню. Он отвлекся от шкворчащей яичницы и произнес:

– Проснулась, соня! Ты еще в ночной рубашке? Одевайся. Пора ехать.

Сказал и отвернулся к плите.

Нет, слова были хорошие, добрые и даже какие-то домашние. Но она не этого ждала. Он не бросился к ней, не обнял, не поцеловал. И это после всего, что между ними было! Все мужики такие… Нет, он, наверняка, хочет показать, что ничего и не было! А если и было, то так – мелкий эпизод. Случайная вспышка страсти… Не было, так не было! Ему же хуже…

Через час они вышли с сумками, в которых были детские вещи, вкусная еда и подарки для коломенских дачников.

Доплелись до ресторана, нашли машину, загрузились и рванули к Теплому Стану. Потом налево на Кольцо.

В машине говорили обо всем, кроме двух запретных тем – Арсений и «ночной эпизод».

Повернув на шоссе, ведущее в Коломну, Сытин распечатал одно табу:

– Арсения надо найти. Он вполне может быть связан с убийцей.

– Или он сам убийца.

– Вполне возможно. Особенно, если он – ювелир.

– Леша, а как мы найдем этого типа?

– Слетаем в Париж и пороемся в том хлипком сейфе, в гостинице у Монмартра… Ты, Верочка, хочешь в Париж?

– Очень хочу! Давай поедем.

– Поедем, если нас сейчас не остановят… Не нравится мне та серая Хонда. От Конькова нас сопровождает. Похоже, что та, которая у нас на даче была… Я приторможу, а ты Верочка обернись и запомни номер.

Да, это была та самая Хонда, за рулем которой сидел бывший архивист ФСБ Егор Зубков.

Вчера вечером, выйдя из тюрьмы Милан Другов поспешил в театр и по записке Семена Марковича получил адрес гримерши Оксаны. А уже на рассвете у её дома расположилась засада. Они заступили на пост ровно в четыре утра. В тот самый момент, когда наверху за окном начался чудесный Верочкин сон.

Сытин понял, что направление на Коломну они уже засветили. Теперь надо срочно свернуть куда-нибудь, запутать следы и попытаться оторваться… Нет, можно, конечно, и остановиться у поста ГАИ, сообщив, что тебя преследует серая Хонда. Но сержант, скорее всего, отберет права и потребует справку об отсутствии мании преследования. И будет прав!

Красный Опель на скорости лихо вписался в первый же правый поворот. Через пять километров асфальт перешел в бетонку. Потом в днище застучал гравий, и начались колдобины дачного бездорожья.

Хонда не отставала. Казалось, что у неё нет цели – догнать. Главное, не упустить и соблюсти дистанцию в пятьдесят метров.

Еще позавчера зам Сытина сообщил ему, что пробить по номеру Хонду удалось, но не до конца. Её хозяин – некто Егор Зубков. И всё! Других данных нет. Ни адреса, ни места работы… Приятно, что в России еще есть секреты, которые нельзя купить.

Если секретоноситель Зубков специальный агент, и если он за рулем, то любителю Сытину от него не оторваться. Разная весовая категория.

Впереди был лишь один путь – лесная дорога. Даже не дорога, а так – петляющая среди деревьев колея, ведущая в никуда.

Оставалось одно – рисковать. И Сытин свернул на поляну. Сначала по краю, а потом напрямик к березовой роще. За ней виднелись трубы. Возможно – городок, а значит люди и какая-то безопасность.

Опель юлил между берез и прыгал на кочках, пока не уткнулся в лежащий поперек ствол. Для разворота потребовалось двадцать секунд. Убийственно много!

Хонда уже встала в десяти метрах, заняла единственно возможный выезд и захлопнула капкан. Из неё вышли трое – девушка под тридцать и двое сорокалетних крепышей. В руках одного победно блестел пистолет.

Сытин поднял стекла, зафиксировал двери и вытащил сотовый. Сейчас он наберет милицию и что скажет? Веселенькая будет фраза: «Спасите! Мы здесь, в березовой роще».

За время погони Алексей потерял ориентировку. Да и не знал он этих мест! Где-то, не доезжая Бронниц, свернул направо и десять верст сплошных поворотов.

И еще одно Сытин забыл. В крыше красного Опеля был люк, который остался приоткрытым. Всего-то на два пальца. Но ствол пистолета туда проходил.

В руке нападавшего был «Макаров». За секунду до выстрела Алексей вспомнил, что у этой пушки есть и газовый вариант. Что лучше в их положении – сказать трудно. И, главное, некогда!

Выстрел ворвался в салон снопом дыма, искр и мелких белых крупинок… Сытин успел разблокировать дверь и похвалить себя за догадливость – действительно пистолет-то газовый!

Архивист Зубков растерялся. Несмотря на бывшую принадлежность к ФСБ, подобную операцию он проводил впервые. Раньше Егор вообще никаких операций не проводил. Он мирно подшивал дела, выдавал справки, писал обзоры. Понятно, что в этих бумагах было место подвигам. Но в описаниях всё гладко… «В ходе оперативной комбинации был осуществлен захват объекта разработки». А как его захватили? И что делать с парочкой, лежащей ничком в красном Опеле?

Этого, конечно, не знал никто в его команде. Аня – не очень выдающаяся спортсменка. Бегала по площадке и бросала в ворота мячик. Называется – гандбол… Пять лет назад она еще подавала надежды, но их никто не взял.

Костя – тот и вовсе учитель физики. Бюджетник!

Свою охранную фирму они создали три месяца назад. Пока мыкались с лицензией, офисом, столами-стульями – подоспел первый клиент. Уважаемый и денежный Милан Другов. На него сейчас и работали…

Егор со страхом заглянул в салон Опеля.

– Они там живы? Ты же сказал, Костя, что в этой штуке слезоточивый газ. А они не заплакали. Просто вырубились.

– Я мог перепутать, Егор. Я же говорил, что два вида патронов купил.

– А эти какие?

– Какие-то парализующие. Мне сказали, что на вольном воздухе они не смертельны.

– Это ты, Костя, на вольном воздухе! А эти двое в запертом салоне. Вытаскивай Сытина… Аня, тащи из машины Ольгу. Мне самому неудобно за женщину браться… Только сами не отравитесь! А я для страховки здесь на пригорке постою. На ветерке.

Тела вынули из Опеля и уложили на пожухлую осеннюю траву. Они были бледны и не подавали признаков жизни – не моргали, не шевелились, не ругались нехорошими словами. У Егора мелькнула страшная мысль, что перед ним трупы. Если так, то он, имеющий три медали за безупречную службу, становился соучастником в мокром деле. Каким, к черту, соучастником? Он руководитель, он атаман банды убийц!

Бывший учитель Костя тоже успел все сообразить. Он понял, что его положение самое незавидное. Влип по самую макушку! Это он покупал пистолет, он совал его в люк на красной машине, он нажимал на спусковой крючок. Значит он и есть убийца! А эти двое так – скажут, что случайно рядом стояли… Ватные ноги не удержали его. Физик Костя сел на кочку и начал активно вытирать руки о куртку. Так, как будто на них была кровь.

Оба мужика отключились, и гандболистке Анне пришлось командовать парадом. И нервы у неё были покрепче, и в спорт она пришла из медучилища… Пульс у «трупов» был, хотя и слабый. А дыхание – и того хуже.

Аня решила активно вентилировать легкие пострадавших. Она взглянула на своих спутников с надеждой, но та быстренько растворилась. Оба сыщика всё еще находились в нирване – один в позе лотоса, другой в позе столба.

Пришлось самой раздеть лежащих до пояса и скакать от одного к другому, ритмично надавливая на грудину по пять-десять раз… Через три минуты глаза Егора оживились и он подошел поближе. Он смотрел на Верочку, на её ладненькие груди, которые при каждом нажатии разлетались в стороны.

Анне было не до эротики. Она склонилась над Сытиным и, увидев возможную помощь, заорала:

– Скорей, шеф! Мы можем их потерять… Делай, как я. Дыхание по схеме «рот в рот».

Она разжала Алексею губы, набрала побольше воздуха и выдохнула в него.

Егор проделал тоже самое с Верочкой, и ему это понравилось. Он набрал еще порцию воздуха, но его пациентка начала открывать глаза. А через секунды эти глаза наполнились гневом.

Обидно! Зубкову пришлось выдохнуть впустую, отскочить и начать командовать:

– Константин, возьми в машине скотч и свяжи эту… Анна, кончай целоваться! Он тоже открывает глаза.

Через десять минут Сытин и Верочка сидели у березы спина к спине. Они совсем отошли от газовой атаки, но обсудить ситуацию не могли. Скотч связывал их по рукам, ногам и губам.

Сыщики проводили совещание, закрывшись в своей Хонде. Самой деловой оказалась Анна:

– Надо звонить Другову! Мы, Егор, свою работу сделали. Пусть приезжает, забирает товар и платит бабки.

– Нет, Анка, так он не поедет. Заставит этих в Москву везти или к себе на дачу.

– Ну и что?

– Остановят нас на посту, спросят про аптечку, а у нас двое в скотче. И расклеить нельзя – орать будут.

– Что делать?

– Я по дороге видел деревни заброшенные. Займем пустую избу или снимем на три дня. Тогда и позвоним Милану.

– Нормально! Только на три дня – подозрительно как-то. Что хозяину скажем?

– Скажем, что у нас шведская семья.

* * *

Своим новым хозяином Ромашкин был доволен. Приятно иметь дело с интеллигентным человеком.

Арсений начал разговор не в лоб, а как английские лорды – сперва о погоде, о природе. Попили чаю из китайского фарфора, покурили и уже Илья не выдержал и спросил о судьбе своих бывших тюремщиков.

– Боюсь огорчить вас, Илья Ильич, но Сергей нас покинул. Виктор и Федор пока живы. Пока! На очень короткое время… Нам же с вами не нужны лишние свидетели.

– Нам с вами? Мы уже напарники?

– Естественно! Только вместе мы можем достичь наших целей.

– И ты, Арсений, знаешь цель моей жизни?

– У всех одна цель, Ромашкин – получение удовольствий от этой самой жизни. Как можно больше и как можно дольше. Это еще Эпикур завещал. Живи, говорил, в своё удовольствие. Живи и радуйся.

– Арсений, ты не прав! Многие, например, рвутся к власти. Это их цель.

– Власть, деньги, свобода… Все это не цель, а средства её достижения. Кстати, Ромашкин, со всем этим у тебя пока напряженка. Вот, когда восстановишь свой агрегат, обучишь меня – тогда мы напарники с полной твоей свободой…

Он так и сказал – «Обучишь меня». Смешной человек! Не глупый, но наивный. Он бы так еще к Моцарту зашел – «Настрой, брат, клавесин и обучи меня такие же оперы сочинять».

Кто бы самого Ромашкина научил. Кто бы объяснил, как он такое сделал вопреки законам современной физики.

Когда год назад начали банкротить их институт, Илья отправил жену к своим родителям под Одессу. Сотрудники его отдела быстренько разбежались на денежные должности. Физики в охрану, а химики на рынки, продавать зелень-мелень.

Ромашкин остался один с грудой приборов и с кучей свободного времени. Еще шли суды по банкротству, но в исходе дела никто не сомневался. Судьям уже сообщили, какое решение надо принять. У Фемиды, у богини правосудия глаза завязаны, а не уши. И карманы не зашиты.

Отдел мог пустовать еще три-четыре месяца. Илья Ильич два дня плевал в потолок и устал от безделья. Он начал работать, но не так, как раньше, а в свое удовольствие. Без планов Ученого совета, без оглядки на авторитеты, используя старинный способ – «метод тыка». Он менял вещества, мешал несовместимое, путал сочетание параметров. Он действовал как алхимик и как алфизик. Но не золото он хотел получить из свинца, а алмаз из графита.

По привычке он вел записи каждого опыта. И за две недели до часа «икс» у него получилось. Крупный, чистый кристалл…

Ромашкин продал камень первому попавшемуся ювелиру. Всего за пять тысяч долларов. Продал, почувствовал себя миллионером и решил зайти в ресторан… Всё дальнейшее он помнил плохо. С ним случился не запой, но загул…

Через неделю он уже тихо трезвел, сидя в подвале дома на Кленовой улице. Рядом стояло оборудование из его лаборатории, на столе валялись записи опытов… Приятную встречу с другом Виктором он помнил. Федора с Сергеем припоминал. Вылетело из головы главное – как трепался про алмазы, как провел новых друзей в институт, как выносили госимущество и его самого…

Соединив все, как было на последнем опыте, Ромашкин получил еще один алмаз. Не сразу, но на десятый день получил. И вот эту золотую, эту бриллиантовую технологию он записал в обычной клеенчатой тетради синего цвета.

После визита Арсения начиналась новая жизнь.

Основную расстановку приборов Ромашкин помнил, но при их подключении понадобилась синяя тетрадь.

Он вытащил свой кейс, набрал код, открыл, перекопал всё – тетрадка исчезла… Это была катастрофа! Из сотни параметров он помнил два-три десятка. Найти нужное сочетание остальных – как выиграть джек-пот в казино. Можно, но нереально! Фантастично и утопично…

Ромашкин – технарь, и его голова заработала в режиме перегрузки… Последний раз он видел синюю тетрадь сорок дней назад. В Балашихе отключили электричество и пришлось всё восстанавливать. Кто заходил в подвал после этого? Вспомнить всех… Понятно – Виктор, Федор и Сергей. Но эти три богатыря боялись формул, как водки с клофелином. И зачем им? Процесс-то идет… Уборщица Надежда? Нет, не то! Она из другой оперы. Ни злобы в глазах, ни хитрости. Такие не воруют…

Была еще одна женщина, но о ней Ромашкин вспоминал с благоговением.

Ольга пришла и сказала, что ребята пьют наверху. Сказала, что жалеет затворника, что готова помочь бежать от этих хамов и дебилов… Взгляд у неё был одновременно и кроткий, и игривый. Илья Ильич попал под их обаяние и распушил хвост.

Да, он говорил про свою гениальность, про простоту получения алмазов, про тайну, заключенную в синей тетради. Точно! Он даже помахивал тетрадкой над головой, а потом небрежно бросил её в кейс… Или на кейс?

Ромашкин был уверен, что Оленька восторгалась им. В её глазах светилось обожание таланта. И первый раз она поцеловала его как скромная поклонница. А потом всё затрепетало, закружилось… Он даже не мечтал об этом. Оленька сама выключила свет и подвела его к кровати.

Все женщины лживы и коварны! Одной рукой она ласкает, а другой тетрадки крадет… Арсений не поверит. Не поверит и убьет!

Вот так! Пять минут блаженства, и вся жизнь коту под хвост.

* * *

Их развели по разным комнатам. Сытина оставили внизу, а Верочку затащили на второй этаж и в центре комнаты привязали к стулу.

Далеко они заехали. С земли сотовый не соединялся, и Егор поднялся наверх. Из его разговора с Миланом Друговым Вера поняла, что тот должен кого-то найти и те приедут не раньше завтрашнего утра. Значит есть время для побега.

Сразу было видно, что захватили их не злобные братки. И вообще – не профессионалы, а сыщики-любители. Они стеснялись сделать ей больно. Егор три раза извинился, когда тащил ее наверх.

И еще – они всерьез принимают ее за Ольгу. Но это и так было понятно. Именно для этого они и разыгрывали с Алешей комедию возле турбюро Другова… Сытин сказал тогда, что это мышеловка, но пока они сами в неё попали. Как в старинной шутке: «Ваня, я медведя поймал… Тащи его!..А он меня не пущает».

Верочка поняла, что скромные похитители не знают сути дела. Иначе бы допросили по горячим следам, не давая опомниться.

Правда, Егор попытался поговорить:

– Вы, Ольга на нас не обижайтесь. Работа у нас такая – вы убегаете, а мы вас ловим.

– Играете в казаков-разбойников? Нет, Егор, тут другая пьеса. Бандиты и честные.

– Вы намекаете, что мы бандиты? Вот и нет. Вы кому-то что-то задолжали, а те на нашего клиента наехали. На вашего бывшего шефа, на Милана Другова.

– А что я задолжала?

– Это, Ольга, не наше дело, но я понял, что речь идет о камушках.

– О каких?

– Думаю, что о драгоценных… А еще деньги в десяти упаковках. Если сотенные доллары, то с вас сто тысяч баксов.

– А Сытина зачем схватили?

– С вашим мужем сложнее. Те, кто наехал на Милана, считают, что Сытин одного их друга убил, а другого похитил… Но это всё не наше дело. Завтра мы деньги получим, вас сдадим, и сами с ними разбирайтесь.

Тот, кого звали Костя, все время находился внизу. Очевидно, он сторожил Алексея. К Верочке приставили Анну. А Егор, как и положено начальнику, бегал туда-сюда и контролировал систему охраны пленников, их питание и всяческие бытовые удобства. Он был законопослушным и уважал Европейскую конвенцию по правам человека.

Заключенной со второго этажа, с учетом её женского пола, Егор разрешил освободить ноги, а руки связать спереди.

К вечеру все устали, но начальник тюрьмы составил график дежурств – двое спят, а третий контролирует пленников, бегая вверх и вниз. Поскольку по этому документу развернулись дебаты, Верочке удалось услышать важную часть секретного списка. Анна спала последней – с четырех утра и до шести.

Уже в десять вечера Вера заснула. А проснулась в пятом часу, как и задумала… Она приоткрыла правый глаз и осмотрелась.

Анна сидела в раздолбанном дачном кресле и сладко спала… Костя, который в это время должен был проверять посты, бегая вверх и вниз – не проявлялся. Не бегал и вообще не подавал признаков активности.

Верочка покрутилась, проверяя скрипучесть кровати… Нормально! Диванчик издавал лишь легкий убаюкивающий шорох.

Она села и прислушалась. Потом встала и босиком проскользила к столу. Вчера она заметила там инструменты тюремщиков: ножи, ножницы, верёвки, скотч.

Глаза уже привыкли к темноте, да и начинался рассвет. Совсем как прошлой ночью, когда Леша наклонился над ее кроватью…

Верочка выбрала нож, взяла его сначала губами, а потом крепко стиснула в зубах деревянную ручку… Лезвие было с пилочкой и его зазубринки не резали веревку, а рвали её.

Она работала, повторяя про себя молитву, похожую на фразу из какого-то романа: «Пилите, Вера, пилите! Да поможет вам бог».

Или бог ей помог, или веревка была гнилая, но через две-три минуты она освободилась. Всё просто! Только зубы ныли от напряжения и во рту оставался противный вкус грязной деревянной рукоятки ножа.

О дальнейших действиях Верочка заранее не думала. Вот она, Анка-тюремщица, вся в её власти. Её можно зарезать, задушить, замордовать. Но все это грубо. Это не наши методы!

Вера на цыпочках прошла в угол комнаты. Там заботливый Егор поставил чугунный казан, который предложил использовать как парашу. Приятно, что пока сосуд был пуст.

Тяжеленная штуковина зависла над головой Анны и с неприятным звуком опустилась ей на темечко. Гандболистка вырубилась и даже не чирикнула.

Волнуясь, Верочка взяла безжизненную руку и прощупала запястье. Нормально! Пульс хорошего наполнения. Теперь можно использовать все, что приготовлено на столе: веревки, ножницы, скотч…

Спускаясь вниз, она прихватила с собой два ножа. По одному в каждую руку. По одному на каждого несвязанного тюремщика. Хотела еще нож и в зубах зажать, но сразу вспомнился вкус жирной деревяшки.

Егор лежал на кровати. Сытин – на полу. Костя сидел, прислонившись к стене… Странно, но все спали!

Верочка на четвереньках проползла к стулу, на котором дремал привязанный Алексей Юрьевич. Переложила ножи в одну руку, приподнялась, поцеловала Сытина в небритую щеку и сразу же свободной ладонью закрыла ему рот. Иначе он мог вскрикнуть. Или от страха, или от радости, что на рассвете его целует красивая девушка.

Но пленник и не думал кричать. Он обладал крепкими нервами, а еще – умом и сообразительностью. Глазами Сытин показал на свои ноги, потом на руки, а в конце многозначительно причмокнул губами.

Верочка не была уверена, но всё же придвинула поближе к его лицу свою пухлую щечку. И сразу ощутила прикосновение горячих губ… Это было не приветствие, не дружеский поцелуйчик. Это была такая страсть, что у актрисы Заботиной закружилась голова. Она опустилась прямо у его ног, прижалась к липкому скотчу и только тогда вспомнила, зачем пришла.

Клейкий пластик под ножом с пилочкой противно свистел. Повизгивал, но поддавался… За три минуты работ по освобождению был и критический момент. От страшного сна или от скрипа скотча Егор вздохнул, промямлил что-то и повернулся к стене. И все это в метре от Верочки с ножами…

Убегая, Сытин прихватил лежащий на тумбочке газовый «Макаров». Но на пороге дома он притормозил Веру и они вернулись к комнате, где мирно спали Егор и Костя. Бывший архивист и бывший учитель.

Алексей лихо свистнул, как охотник, поднимающий дичь, и выстрелил газовой дрянью в глубину комнаты. Сразу же захлопнул дверь и прислушался… Оба спящих вскочили, потоптались и с грохотом свалились. Сначала начальник, потом подчиненный… Нормально, Егорий? Отлично, Константин!

Выскочив за ворота, первое время они рвались к свободе, не выбирая пути. Бежали, как в той песне, как сиротиночки – не по дорожке всё, а по тропиночке.

Остановились передохнуть, когда начался лес. И тогда Сытин сообщил Вере, что он дурак: