Текст книги "Небо в алмазах"

И хозяин – чистый поп, только в джинсовке. Главное в священниках не борода. Их выдают глаза. Они глубокие, добрые и потусторонние. Не пустые, не бездумные, а смотрящие на нас из другого, из лучшего мира. Как на рублевских иконах.

Хозяин усадил Сытина в мягкое кресло, сел рядом, заговорил тихо и вкрадчиво:

– Вы хотели об Ольге Сытиной поговорить? Вы кто ей будете, друг мой?

– Муж… Супруг бывший.

– Почему – бывший? С ней всё в порядке?

– Её убили. Застрелили в центре Москвы.

– Жаль… Царствие ей небесное.

– Вы, я вижу, священник. Как мне к вам обращаться?

– Антон Иванович. Я был священником. Был, да весь вышел. Уволился по собственному желанию.

– Почему?

– А я, милый Алексей Юрьевич, слишком много размышлять стал. Слепая вера и логика есть антиподы… Вот вы сколько знаете Евангелий?

– Четыре. От Матфея, от Луки, от Иоанна и еще от кого-то.

– От Марка… Но всего их было более тридцати. От Фомы, от Иуды и даже от Марии Магдалины. Где эти тексты? Оказывается, в четвертом веке не прошли цензуру Константина Великого. Он тогда еще язычником был и подбирал религию на свой вкус.

– Я этого не знал.

– А многие ли знают, милый вы мой? Единицы! А вы мне дайте эти тексты. Не хороните их в ватиканских подвалах. Я сам хочу познать, где в них ересь, а где промысел божий.

Сытин не забыл, что пришел сюда совсем не для религиозных бесед. Тем более – с оттенком богохульства. Но личность Антона Гаева его завораживала. Вещи он говорил крамольные, а голос был искренний, добрый, и глаза светились верой. Или это не так?

– Вы сами ушли из священников, Антон Иванович? Разуверились?

– В служителях церкви разуверился. А в бога я верую. Знаю, что ведет он меня по жизни, хранит и спасает… Я в Афгане с первых дней был. Боевой офицер, разведчик. И однажды наша группа попадает под минометный обстрел… Когда я очнулся, сразу увидел душмана, который улыбался и шел прямо на меня. Понимает, что я беспомощный и издевается… Впервые я о боге подумал. Клятвы давал, молился, как мог… До меня десять метров. Дух направляет автомат, делает еще шаг и взрыв.

– На мину наступил?

– Может быть. Но для меня это чудо… Кстати, мой опыт разведчика мне в Амстердаме пригодился. И это связано с нашим гидом Ольгой. Послушайте…

После осмотра музея бриллиантов последовала большая поездка по городу. Все как обычно – налево ратуша, направо каналы, налево Ван Гог, направо мадам Тюссо. Потом остановка на площади Дам, и три часа свободного времени.

Гаев и не собирался следить за Ольгой. Просто сработал цепкий глаз бывшего разведчика и синдром легавой. Раз от тебя убегают, то ты должен догнать и схватить.

А Ольга действительно волновалась и старалась ускользнуть от группы. Ни в Париже, ни в Брюсселе она этого не делала.

Три пожилые дамы, которые панически боялись потеряться в городе с Кварталом Красных Фонарей, так они чуть не держали гида за рукава. Но Ольга петляла, бегала по самым многолюдным магазинам и, наконец, оторвалась. Молодость победила! Она оторвалась от трех дам, но не от бывшего афганца.

Ольга обогнула Главный причал, проверилась и, поглядывая на часы, побрела по тихой улочке с непроизносимым названием из двадцати трех букв… Антон Иванович был почти рядом, он всё видел четко, но она его видеть не могла… Наш разведчик – самый скрытный в мире! Тем более, если он еще недавно имел духовный сан.

Очевидно, время встречи наступило, и Ольга юркнула в подъезд мрачного дома. Гаев заглянул туда через двадцать секунд и услышал, как хлопнула дверь на втором этаже.

Он поднялся чуть выше и замер в ожидании… Зачем он это делал? Он не знал. Но чувствовал, что это важно. Более важно, чем толкаться в шумных сувенирных лавках центра Амстердама.

Долго ждать не пришлось. Замок внизу щелкнул, дверь скрипнула и послышались голоса. Женский – Ольга, а мужской… Неизвестный говорил на чистом русском языке, но с непонятным акцентом. Смесь немецкого, еврейского и белорусского.

– Как вы провезете такую сумму? В том интимном месте, где вы везли камушки, сто тысяч не поместятся.

– А вы шутник, Пауль. Шалунишка… Мы на автобусе прямо до Москвы. Такие группы таможня не трогает. Да и тайничков в машине много.

– Жаль, Ольга, что вы не можете провести со мной хотя бы час. Вы просто прелесть… До следующей встречи. Привет Виктору. Да и Федору тоже… А магазин-то мой вы видели?

– Сейчас загляну.

Они распрощались, и дверь захлопнулась. Для Гаева провожать Ольгу не имело смысла. Всё важное уже произошло.

Бывший разведчик четко сориентировался и, обойдя квартал, вышел на торговую улицу Дамарк. На уровне того мрачного дома был шикарный ювелирный магазин. Уже не боясь столкнуться с Ольгой, Антон Иванович зашел… На колонне в центре зала – плакат. Пятидесятилетняя добродушная физиономия и три строки текста. С трудом разбирая английский, Гаев понял, что хозяин сего заведения приветствует своих покупателей. Но самое интересное – подпись под портретом. Имя хозяина – Пауль Ван Гольд.

– Вы понимаете, милый мой Алексей Юрьевич, что рассказал я вам это только по одной причине. Ольга не просто мертва, а её убили… Вы собираетесь найти убийцу и наказать его?

– А почему вы решили, что Ольга моя жена?

– Я запомнил вас, когда вы провожали группу. Вы привезли Ольгу на красном Опеле.

– Да.

– Вы смотрели на неё особым взглядом. Не брат, не любовник, а именно любящий муж… Так найдите душегуба и отомстите! Не всегда мы должны прощать обиды врагам нашим. Это правильно, когда око за око. Прости меня, господи, что спорю с тобой!

* * *

Илья Ромашкин приходил в себя долго. Очевидно, Арсений, его новый хозяин, переборщил с зельем. Снотворное надо было подбирать на кило живого веса. Но у изобретателя только мозгов было много, а рост и вес – значительно ниже среднего.

Когда в глазах прояснилось, он понял, что лежит в другой комнате. Тоже подвал, но с евроремонтом. Хотя не по западной Европе. Так себе, Болгария или, максимум, Польша… Кровать помягче, мебели побольше. Холодильник, телевизор, кофеварка. А за открытой дверью просматривался душ со всем остальным.

Ромашкин сел и пошевелил пальцами рук – еще вялые. Но левое полушарие работает в полную силу… А вот и правое подключилось.

Итак, кто-то похитил его и перевез в новый дом. Есть плюсы – более комфортные условия содержания. Но могут быть и минусы. Новые наставники наверняка умнее Виктора, Сергея, а тем более Федора. У этих убежать будет труднее.

Особенно жалко старую кровать. В ней Илья хранил изготовленную им взрывчатку. Не пластид, не динамит, но старый дом разнесло бы. Пусть не весь, но три стены точно!

Это у Виктора знания по химии были на уровне пятого класса. Нулевые знания. Он и предположить не мог, что селитра не нужна для синтеза алмазов, а нужна она совсем для другого.

Ромашкин встал и подошел к своим приборам. Сгребли всё, вчистую. Даже лом, что пылился в углу… Но расставлено все аккуратненько, тряпочкой влажной протерто. Ювелиры!

Ромашкин сел за стол и, пользуясь примитивным студенческим шифром, попытался набросать план дальнейших действий. Ничего заумного! Надо познакомиться с новым хозяином и прощупать его, прикинувшись простаком, ботаником.

Далее – надо на новом месте наладить производство алмазов и зашифровать самую изюминку. Никто не должен это повторить.

Последнее – готовить побег. Убежать и отомстить!

* * *

Верочке досталась сорокалетняя туристка по имени Вероника. Она обитала возле метро Новые Черёмушки, в некогда элитном райончике под народным названием «Бобровый заповедник». Оно приклеилось к этой группе домов из светлого кирпича в те времена, когда массы трудящихся ходили в кроличьих шапках, а здешние жители носили на головах бобров.

Вероника Ростова на первый взгляд была женщиной добродушной, общительной, хотя и несколько разбитной. Но очень скоро Вера поняла, что влипла.

Особо брезгливым человеком Верочка не была, но никогда не умела общаться с проститутками. Даже с бывшими. А госпожа Ростова была именно таковой. И в разговоре она даже не пыталась скрыть свое темное прошлое! Или оно не казалось ей таким уж темным? Пусть не светлое, но уж точно – яркое, разноцветное и горячее.

Пять лет назад Вероника завершила карьеру и вышла замуж за богатенького из бывших. Самое милое дело – стар, ленив и не ревнив.

Естественно, что в Европе Вероника была одна, без мужа. Это была давняя поездка, еще за месяц до того, как Ольга впервые посетила ювелира Ван Гольда.

– Помню я эту девочку. Шустрая, но без лоска. Нормальная такая. Сама жила и другим давала.

– В каком смысле?

– В том смысле, что все веселились от души. Она же гид и распределяла всех по номерам. Так в Париже она подселила меня в трехместный к двум студентам.

– И вы согласились?

– Ты что, подруга, с дуба рухнула? Кто ж от такого откажется? Ребятки только в институт поступили, и им предки подарочек соорудили – Версаль, Лувр, Джоконда, Мона Лиза. Так они ничего этого и не видели. Мы с ними из койки не вылезали… Какой отсюда вывод?

– Не знаю.

– Самым важным из искусств для нас является секс!

Вероника встала, сладко потянулась и мягкой походкой кошечки подошла к серванту. Порылась немного и вытащила пачку фотографий. Сначала просмотрела их сама, вспоминая что-то очень приятное, а потом протянула Вере:

– Вот они, мои ребятки. До меня – совсем зелененькие были. И грубые. Один напор и никакой утонченности чувств… И это они, но уже в Москве…А вот твоя Ольга со своим Олегом.

– С кем?

– С парнем своим. Тоже студент, но где-то на последних курсах… Что прикольно – она сама ему поездку оплатила и кучу карманных денег дала.

– Не понимаю, Вероника. Зачем он был нужен Ольге?

– Удивляешь, подруга! Тебе объяснять, зачем мужики нужны? Спала она с ним! Всю дорогу вместе в одном номере жили.

– Но у Ольги такой замечательный муж.

– Не знаю, подруга, не пробовала… И она же на две недели уезжала. Ты бы могла столько выдержать? Я и двух дней не могу… И потом, не всё же время одну еду есть. Сегодня оладушки, а завтра – бифштекс с кровью.

– Простите, Вероника, мне пора. Можно я заберу фото, где Ольга с этим Олегом?

– Бери… Что, понравился? Я вначале тоже на него запала. Хотела адресок списать. Но со своими телятами заигралась.

– А где учится Олег?

– МГУ, истфак. Курс четвертый или пятый… Блондин и глазки веселенькие. Похож на того поэта, которого Безруков играл.

Вечером Верочка с гневом рассказала Сытину почти всё. Про распутную Нику, про бедную Джоконду, про телят. Про всё, кроме Олега. Про это – язык не повернулся. Пусть Леша сам узнает. Его жена, в конце концов! Следить надо было…

Они ждали к позднему ужину Оксану, и та пришла. Нет, ворвалась! Влетела с визгом и жаждой сообщить нечто важное:

– Кошмар, что в театре делается! Тихий ужас. Полный шок!

– Успокойся, Оксанка. Садись за стол и все выкладывай. Четко и конкретно.

– А конкретно то, что пришел к нам следователь и сообщил об аресте Семена. И не за хранение оружия, а за убийство.

– Кого?

– Тебя, Верочка… Проверили они пистолет, и точно. Из него убили тебя. И только я в театре знаю, что не тебя, а ту, которую ты видела на лавочке. У меня всё перепуталось, а у милиции всё сходится. Он домогался, ты дала ему в глаз, он обиделся и застрелил. И оружие при нем, и отпечатки на месте. И еще у ментов одно доказательство – бред нашего Семена. Он всё время говорит, что похоронили тебя ошибочно, а ты пришла к нему права качать. Вроде как, с того света заявилась…

– И что теперь будет?

– Упекут Семена в психушку. Лет на десять, не меньше. Он, конечно, подлец и бабник, но жалко мужика…

Глава 6

Всё смешалось в доме Оксаны. Известие о странной судьбе «Вальтера» перепутало все версии Сытина и Верочки, все их представления о добре и зле.

До сих по убийцу Ольги надо было искать в её туристических группах. Или в окружении Милана Другова и людей в серой Хонде, которые напали на дачу. Злодеем мог быть глуповатый Федя и его хозяева. А у Веры с её арбатской комнаткой были свои заморочки. С Ольгой их связывало только место на кладбище. И вдруг всё перепуталось в единый клубок.

Теперь основным подозреваемым становился Петр Колпаков. Бывший мент. Громила по прозвищу Малыш, которого так некстати полюбила доверчивая Наталья.

У Сытина не было сомнений, что все нити ведут к Малышу. А как же иначе! Он привез в домик на Оке пистолет, из которого убита Ольга? Он признался, что его шеф Чуркин хотел устранить Верочку? Он является приятелем Аркадия – очень темной личности?

Но самое неприятное для Сытина было то, что подлый Чуркин – ювелир. Был бы он слесарем или банкиром – не так страшно. Не вспоминались бы намеки девиц из Турбюро о парижском дружке Ольги. Они, конечно, не говорили о степени знакомства, но в игривых глазках угадывалась клубничка.

И неизвестный гад из Парижа, и пресловутый Чуркин – ювелиры. А не один ли это человек? Такие совпадения бывают только в детективах, но бывают!

– Как ты думаешь, Верочка, твоя квартира на Арбате еще на ремонте?

– Думаю, что он завершается.

– Отлично! Предлагаю тебе новую роль. Сможешь изобразить инспектора по делам мигрантов?

– А такие есть?

– Неважно! Перевоплотись, создай образ. Ты же играла бабу Ягу на новогодних елках… Этот Чуркин ювелир, а значит жмот. И рабочих нанял дешевых. Хохлов или молдаван. Твоя задача – отвлечь их, запугать. Кричи про липовую регистрацию, грози выслать из Москвы.

В подъезде арбатского дома было всего восемь квартир. Во всех – новые хозяева, но они еще не объединили усилия для ремонта общих площадей. На лестнице полный разор и туманный намек на буржуазный шик царских времен. Кое-где остатки лепных украшений, на трети оконных витражей еще остались веселенькие цветные стекла.

Верочка вела Сытина как к себе домой. Только перед входной дверью замерла – где любимая бронзовая ручка, до блеска отполированная за сотню лет? Кроме того, исчезла и сама дубовая дверь с шестью звонками. На её месте стало нечто бронированное и оттого – неуютное. Не вход в квартиру, а переборка в отсеке подводной лодки.

Ни ручки, ни замка на железной двери еще не было – входите, люди дорогие… Сытин с Верочкой вошли.

Сразу за дверью еще стояли огромные ведра с краской, мешки с цементной смесью, бутыли с растворителем. Но конец ремонта был уже виден. Непривычно яркие светильники отбрасывали отблеск по мраморному полу бывшего коммунального коридора. На стенах серебристые обои, на дверях – шпон орехового дерева.

Строители в квартире были, но никто не обращал внимание на пришельцев. Сытин с Верой обошли все комнаты. В каждой что-то зачищали, мыли, вылизывали. В последнем помещении, в тридцатиметровом зале, отделанном деревянными панелями, прораб нахально заигрывал с хрупкой чернобровочкой. То, что он местный начальник – можно не сомневаться. Смелый взгляд, гордая осанка, животик и авторучка в нагрудном кармане – всё подтверждало его статус.

Алексей понимал, что трудно будет оторвать прораба от молдаванки, но выхода не было.

– Вы начальник этого вертепа?

– Я прораб. Производитель работ.

– Вот именно! А что вы производите? Вот в этой комнате, например, что будет?

– Кабинет хозяина… А вы по какому вопросу?

– По государственному. Мы инспекторы по миграции. Моя фамилия Иванов. Вы не могли не слышать обо мне… Нарушений много? С Западной Украины рабочие есть?

– Есть. Трое.

– Так я и думал! Это они считают, что москали всё их сало съели? Вы, прораб, ели их сало?

– Нет, не ел. Они не привозили.

– Вот и я не ел. А они подозревают… Молдаване контрабандное вино привозили?

– Только две бутылки.

– Это мы проверим. Всё будем проверять, каждую бумажку. Соберите-ка всех своих иностранцев на кухне… Не завидую я вам, прораб. Ох, не завидую!

Верочка до сих пор считала, что актер это профессия. Как хирург или инженер. Нужно высшее образование и потом – учиться, учиться и еще раз учиться… Вот она не взяла бы скальпель и не стала бы у первого встречного вырезать аппендикс. А Сытин свободно ворвался в чужую специальность. Он стал актером без всякого Станиславского с его системой. Такое перевоплощение! Артистизм на уровне гениальности… В него просто нельзя не влюбиться.

А Сытин продолжал восхищать почтенную публику:

– Значит так, прораб. Проверим весь ваш Ноев ковчег и посадим каждого сверчка на свой шесток. Мигрантов в поезд и на историческую родину, а вас под суд. С вещами и на выход.

Верочка решила, что и ей пора играть. Она с шумом распахнула дверь, встала перед ней и ленинским жестом указала дорогу в светлый коридор. Через минуту Сытин остался один в будущем кабинете ювелира, а где-то у входной двери раздавался артистический голос: «Всем собраться на кухне! Срочная проверка документов! Бежать – бесполезно. Дом окружен».

Алексей на подоконнике разложил свой кейс, вытащил пару микрофонов на липучках и стамеску.

Фанерная обшивка поддалась легко, и жучки прилипли на своих местах в разных концах кабинета. Вся работа заняла десять минут. Именно столько понадобилось ошарашенному прорабу, чтоб сообразить, что главный инспектор неспроста остался один и в дальней комнате. Взятку, зараза, ждет!

Перед тем, как войти в кабинет, прораб постучал:

– Разрешите, товарищ Иванов?

– Заходи, бригадир. Не стесняйся.

– Я признаться хотел. Чистосердечно… Есть у нас нарушения. Трое без регистрации. Вот тут в папочке все данные на них.

Прораб протянул картонный скоросшиватель. Внутри на прищепке болтались три стодолларовые бумажки.

Такого поворота Сытин не ожидал. Сам он взятки давал часто, но ему предложили в первый раз.

Если возмутиться и отказаться, то можно сорвать всю игру. Кто поверит в честного инспектора? До сих пор Алексей играл правдиво. И в финале нельзя фальшивить.

– Нормально, прораб. Документы на ваших людей я забираю. Хорошо, но вот фотографии у всех троих одинаковые.

– Это у меня таджики. Они все на одно лицо.

Прораб скромно улыбнулся, поддерживая шутку. Он знал, что скоро все закончится. Взявший взятку всегда бежит с места получения.

А Сытину и так надо было уходить – дело сделано. Проходя мимо кухни, он заглянул в дверь. Верочку обступили рабочие и качали права. Она же молча перекладывала их документы. С места на место! Алексею пришлось крикнуть всё тем же начальственным голосом:

– Всё, инспектор Петрова, завершили проверку. Здесь нарушений нет. Уходим.

Они вышли, но Сытин не спешил покидать подъезд. На площадке в торцевой стене он нашел шкафчик, внутри которого громоздились скрутки электропроводки и кучка мусора на дне.

Из кейса Алексей извлек коробочку, нажал на ней кнопочку и положил в шкафчик под куски цемента, под обломки деревяшек и обрывки картона. Всё! Теперь система будет включаться на звук голоса в кабинете и писать, писать, писать. Хоть месяц, хоть три… Скорее бы ювелир заехал в свои новые хоромы… Нет, Ольга не могла изменять с этим! С кем угодно, но не с человеком по фамилии Чуркин. Это было бы очень обидно…

* * *

Милан Другов сроднился с этими ребятами. Он нанял сыщиков три недели назад и в первое время очень на них злился. Виктор наседал с угрозами, а результатов не было… Детективы нужны были для поисков Ольги Сытиной. И где она?

После совместного ночного налета на дачу Милан подобрел. Тогда их чуть не повязали пожарные. Он вместе с сыщиками колесил по спящему поселку, удирая от возможной погони. Они ребята хорошие, хотя и не профессионалы. А кто сейчас профи? Никто, вплоть до министров. Сапожник у них руководит Кулинарным департаментом, а пирожник – Обувным!

Сыщики – хорошие ребята, все четверо, понуро стояли перед Друговым, перед своим работодателем.

Докладывал старший – Егор Зубков. Хороший парень, тихий, хотя и бывший майор ФСБ. А потому, что служил в архиве и всякие там погони со стрельбой видел лишь на экране.

– Мы, Милан, почти их поймали. В последний момент сорвались. Оба – и Сытин, и его жена. Почти как тогда, на даче. Невезуха, да и только!

– Ты давай, Егор, без эмоций. Пляши от печки.

– Значит так. Обложили мы всю Москву.

– Вчетвером?

– Ну, не всю Москву, а основные точки. Лично я был у дома Сытина на Плющихе… Жду. Но не на одном месте, а курсирую по району. И вдруг в переулочке за ДК «Каучук» вижу красный Опель. Жду в засаде – идут оба. Несут огромные сумки с детскими вещами.

– Как узнал, что в сумках.

– Возле театра вскрыл багажник Опеля и пошуровал в сумках.

– Не понял тебя, Егор. Какой еще театр?

– Театр «Глобус» в районе Арбата. Они с Плющихи прямо туда и поехали. Сытин и Ольга в рыжем парике. Взяли билетики и в театр. А я вызвал своих и к багажнику. Только успел обыск провести, как эти выбегают. И почти сразу перед театром появились две ментовские машины и прижали меня.

– В каком это смысле.

– Опель уехал, менты в фойе побежали, а я из-за них не смог развернуться.

Это была первая часть отчета. Провальная история. Но дальше Егор гордо говорил о маленьком успехе. Об этом надо говорить в последних фразах. Они лучше запоминаются.

Сыщику Зубкову удалось проникнуть в театр и увидеть, как выводили несчастного режиссера. Без наручников, но под конвоем.

Потом Егор опрашивал свидетелей. Кого бесплатно, кого за деньги… Картинка получалась очень сумбурной. В одну кучу смешалось всё – и пробка от шампанского, и висячая в фойе актриса, и пистолет под диваном.

Пришлось аналитическим умом отсеять слухи и мистику. Егор создал свою картинку, которая была очень складной и удобной для отчета.

– Сытин с Ольгой ворвались к режиссеру и пытались его застрелить. Но тот вырвал оружие и выстрелил в вазу.

– А почему не в Сытина?

– Из благородства, Милан. У этого режиссера все стены в портретах великих: Толстой, Чехов, Маринина… Не мог он при них в человека стрелять.

– Допустим. Но почему его забрали, а не Сытина с Ольгой?

– Так те убежали. Я сам видел. А режиссер с пистолетом остались. Кого же ментам еще брать?

– Логично. Они всегда идут по легкому пути.

– А теперь, Милан, самое главное. При первом допросе режиссер хотел скрыть свою связь с Ольгой и назвал нападавшую Верой Заботиной. А та никак не могла быть здесь.

– У неё алиби?

– Да. Недавно ее застрелили и похоронили.

Егор стоял гордый, почему-то решив, что последней фразой он ставит точку в деле и что Милан Другов должен немедленно выплатить премию. Но тот только злился:

– Нет результата, Егор! Важные сведения, но от них мне только хуже. Виктор опять с меня три шкуры спустит. И боюсь – не в переносном смысле… Я хочу в тюрьму попасть.

– Надолго?

– На час! Хочу с этим режиссером поговорить.

– Не получится, Милан. В тюрьму так просто не пускают. Заслужить надо.

– Куплю следователя. Как его фамилия?

– Сухов.

– А имя?

– Все его Шуриком звали.

* * *

Выходя из дома на Арбате, Сытин был доволен жизнью и собой. Он даже подумал, что зря в юности не пошел в театральное училище. Хотел, но отец назвал это не профессией, а лицедейством. Сказал, что актеры живут в богеме, спиваются и меняют женщин как перчатки… Но какая радость после удачной роли! Бизнес с электроникой дают деньги, а радость в искусстве. Особенно, когда рядом такой зритель, как Верочка.

Это была глупость, но Алексей вдруг подумал, что у него появилась еще одна цель в жизни. Первое – это найти убийцу жены и отомстить. А второе – бросить бизнес и податься в актеры, играть вместе с Верочкой пьесы про любовь. С нежными словами и поцелуями.

Но все это потом. Пока он лишь приблизился к решению первой задачи. Он даже нашел орудие убийства. Теперь надо найти того, кто держал в руках «Вальтер» в минуту убийства… Совсем не хотелось, чтоб это был Колпаков. Его Сытин никогда не видел, но Наталью жаль.

– Вот что, Верочка, завтра утром поедем на Оку. Детей надо проведать и с Колпаковым разобраться, если он там появился. Пусть объяснит, откуда у него пистолет. Если он в Ольгу стрелял – я его убью. Если нет, то пусть женится на Наталье.

– Согласна. Или то, или другое… Ты отлично играл, Леша. Твой «Миграционный инспектор» – просто шедевр.

– У меня был благодарный зритель. Я, Верочка, для тебя старался… Хватит лирики. Давай-ка навестим стариков Зыковых. Они в Европу с одной из последних групп ездили…

Сытину показалось, что он попал в исторический музей. В заповедник старого быта. Оказалось, что он совсем забыл, как жили люди четверть века назад. А здесь сохранилось всё в полной неприкосновенности, в первозданном виде.

Непонятно, откуда старики Зыковы взяли деньги на поездку в Европу. И зачем им Париж, когда в квартире застойный брежневский уют?

Под потолком люстра из пожелтевших пластмассовых висюлек под хрусталь. В углу у окна на тумбе от швейной машинки – телевизор «Темп», покрытый кружевной занавеской. Запах старых ковров, салфеточки на полочках, масса копеечных безделушек рядом с вазами чешского стекла.

В таких квартирах нередко улавливается вся жизнь хозяина, его профессия, увлечения. Вот и здесь – на том самом допотопном телевизоре серебрился бюстик железного Феликса. На стене, на почетном месте висел красный бархатный вымпел с бахромой и характерной эмблемой – щит и меч, а внизу ленточка с буквами «ВЧК – КГБ». Были еще и фотографии в серванте. На них бравый майор с автоматом, он же с генералом, он же с женой под сочинской пальмой… Майор. Очевидно, что для старика Зыкова это было предельное звание. Неплохо, но слабенько. По спортивной терминологии это не чемпион, не мастер спорта – перворазрядник, в лучшем случае.

Старики любят поить гостей чаем. Когда скрипят суставы и барахлит черно-белый ящик под железным Феликсом, то банальное чаепитие превращается в банкет, в неожиданную радость.

За круглый стол сели все четверо, и лишь тогда Сергей Петрович Зыков начал беседу:

– Вы, Алексей, к нашей системе не имели отношения?

– К какой системе?

– К органам.

– К каким органам?

– Ну, к этим… Что происходит? До сих пор язык не поворачивается сказать, что служил в КГБ. Вот как нас муштровали. И демократия была, и никто слова сказать не мог… Так, как вы, Алексей, не имели отношения к нашим органам?

– Имел, но косвенное. В студенческие времена был дружинником.

– Значит мы вместе порядок в стране охраняли. А как ушли, вот оно и началось… Вы про гида нашей группы хотели спросить? Про гражданку Сытину Ольгу Сергеевну? А вам она кем приходится?

Когда знакомились с Зыковыми, Алексей не назвал свою фамилию. Представляться мужем – не было резона. Так можно услышать только общие слова и комплименты. А нужна правда и подозрительные фактики.

– Я, Сергей Петрович, почти сыщик. Ищу убийц Ольги.

– Убита? Я так и знал. Я говорил, что эта дамочка плохо кончит. Не хорошо так о мертвых, но если идет следствие, то я официально заявляю – распутная она женщина!

Старик Зыков был готов к подробному отчету, но замялся и изучающим взглядом посмотрел на Верочку. То, что он хотел изложить – не для девичьих ушей. Но эта уже не девочка. Да и время сейчас лихое. Все всё знают!

Вот год назад ночевали Зыковы у друзей, а у тех новый телевизор. Когда уже легли, стали щелкать по кнопкам и набрели на ночной канал. Оба замерли в ужасе и лежали час, как мумии. Оргия в прямом эфире! В восьмидесятые за показ такого от трех до пяти давали.

Понятно, что старики Зыковы знали про это. И даже сами когда-то этим грешили. Но не при свете же! И не в гимнастических позах!

Еще раз оценив Веру, старик решил, что при ней можно. По сравнению с тем ночным каналом его рассказ почти невинен и поучителен.

– Я думал, Алексей, женщин на кухню отправить, но моя эту историю сама видела, а вашей полезно. Так, на всякий случай. Для опыта жизни.

У стариков Зыковых была дочь. То есть, она и сейчас есть, но живет в Америке. Двадцать пять лет назад девочку совратил иностранец, влюбил в себя и увез за океан. В день её отлета майора Зыкова с тихим треском уволили в запас. Позор и вечная обида!

Когда появилась возможность, дочь стала переправлять в Россию деньги. Два перевода в год по тысяче баксов каждый. Немного, но очень полезная прибавка к грошовой пенсии.

Первый перевод обиженные Зыковы направили в детский дом. Но только на это их и хватило. Не получилось из Зыкова благородного Деточкина… На вторую штуку баксов они починили крышу на даче. И даже направили дочке первое письмо. Без эмоций, но с искренней благодарностью.

Потом переписка стала чуть живее, и к золотой свадьбе родителей их американская дочь решилась на сюрприз. Через Интернет нашла в Москве подходящее туристическое агентство и оплатила для стариков тур в Европу. Самым дешевым оказалось бюро Милана Другова.

В Париж собирались, как в Сибирь. С кипятильником, чаем, колбасой и сухарями.

Поезд довез до Варшавы, а там ждал автобус. Польша, она вроде и не заграница. А вот переезд в Германию был для Зыкова сущим адом. Как это он, отставной майор КГБ сам едет в логово врага? Но, пронесло! Пограничник из страны НАТО даже машинально улыбнулся.

В рассказе об Ольге Сытиной это всё присказка. Сказка началась в Париже.

Первое, что бросилось в глаза во французской столице – туча арабов и негров. Хитрый Другов договаривался только с дешевыми гостиницами, а они в бедных кварталах. Правда место было с налетом романтики – подножье Монмартра.

В первый же день к гражданке Сытиной в ресторане отеля начал клеиться какой-то местный хлыщ по имени Винсент. Только потом, уже в Амстердаме в ходе оперативных мероприятий Зыков выяснил, что Винсент – кличка. И никакой он не француз, а москвич Арсений. Но все это было потом.

В крови Зыковых была заложена подчиненность. Здесь, в этом суматошном Париже, гид Сытина была для них начальником, представителем Родины на чужбине. Тем страшнее было ее поведение. Мерзкое и гнусное!

В первый же день она вышла в город на пару с этим типом. Одна! Без сопровождения товарищей по группе.

На второй день гражданин Арсений по кличке Винсент был замечен в её номере. Не столько замечен, сколько услышан. Гид Сытина жила за стеной и через отдушину в ванной можно было определить голоса в соседнем номере. Высоко, но если постараться, можно приставить ухо к решетке воздуховода.

На третий день Зыкову стало обидно за державу. Поскольку у обоих номеров был общий балкон, удалось пробраться к окну врага народа Сытиной и собственными глазами зафиксировать сцену разврата.

И вот тут Зыков стал описывать такие подробности, что Верочке стало жалко Алексея. Она прервала старика:

– Достаточно, Сергей Петрович. Мы поняли вашу версию. Но вы могли и ошибиться. У Ольги мог быть деловой контакт с этим Арсением.

– Я так и знал. Один свидетель – не свидетель. Так я жену на балкон вытащил. Она тоже все видела. Подтверди, Маня!

– Подтверждаю. Всё – чистая правда. Весь разврат передо мной был. Они зашторились, но щель – с ладонь. Видно, как в кино. Он её сперва к столу прислонил…

– Хватит! Никаких больше подробностей… Вы, товарищ Зыков, фамилию Арсения установили?