Текст книги "Небо в алмазах"

Где может быть человек в воскресное утро? Где, если не дома, в своей постели?

Ван Гольд уже десять минут стоял на площадке перед дверью в квартиру Арсения Хрекова и упорно нажимал на кнопку звонка. Наконец приоткрылась дверь в соседнюю квартиру, и над цепочкой показалось заспанное женское лицо. Оно сообщило:

– Если вы к Арсению, так его уже нет.

– Простите, сударыня, он так рано уехал?

– Уехал, но не рано. И не сегодня. Он две недели, как уехал… И не один.

– А с кем?

– Вместе с мебелью и чемоданами.

– Он насовсем уехал?

– А я знаю?

Это была первая неудача и намек на то, что Арсений повел свою игру. Если он не сообщил Паулю о выезде с квартиры, то и остальные его рапорты из Москвы могли быть ложными. Солгавший раз – кто тебе поверит!

Об этом Ван Гольд размышлял, сидя на лавочке у дома Хрекова. Была потеряна основная нить поисков. Если Арсений предал и исчез, то оставалось еще два пути – туристическое бюро, где работала Ольга Сытина, или телефон Виктора, который однажды засёк определитель номера в Амстердаме.

Очевидно, у Пауля был такой страдальческий вид, что местный бомж не мог пройти мимо:

– Что, брат, заболел?

– Я здоров… Но голова что-то гудит.

– Я, брат, об этом и говорю. Перебрал вчера? Поправиться надо?

– Вы имеете ввиду – выпить?

– Можно выпить, а можно на хлеб намазать… Если есть деньги, то я могу сбегать.

– Пожалуй, вы правы! Пятьдесят граммов виски – не помешает.

Ван Гольд протянул бомжу тысячную купюру… Сказать, что бомж удивился – ничего не сказать. Он бомжевал уже шесть лет и впервые держал в руках такую деньгу. От шока у него даже не возникло простой мысли – взять эти огромные деньги, уйти и не вернуться. Он мог стащить что-нибудь, но не обмануть доверие. И у бомжа своя честь и гордость. Мы же не олигархи какие-то…

Через двадцать минут они уже расположились у гаражей за добротно сбитым столом. После второй Ван Гольд расслабился и разговор пошел душевный:

– Ты пойми, Гриша, я к нему, как к другу. А он предал!

– Понимаю, Паша. В сложное время живем. Много еще сволочей на земле. Жалкие людишки! Не чувствуют они духовной общности… Все мы люди, а это звучит гордо! Люди – великолепно звучит…

– Сперва, понимаешь, Арсений перестал звонить. Я в Москву прилетел, а он с квартиры сбежал!

– Арсений, говоришь? В том подъезде, где ты сидел? Знаю такого. Я две недели назад мебель ему таскал. Он сказал, что на дачу едет, а я сразу смекнул, что врет… На дачу весной едут, а не осенью! Такой порядок.

– А где его дача? Не сказал?

– Не сказал… Он не сказал, а с шофером я на этот счет перекинулся. Арсений его до Красково нанял. Если электричкой, то это за Томилино, но перед Малаховкой. Сразу за мостом через речку Пехорку. Я пацаном в ней купался… Мы её тогда Переплюйкой называли.

* * *

Сегодня утром она гуляла по Амстердаму, плыла по каналам на широком приплюснутом катере, видела в пригородах настоящие мельницы. Потом перелет в Шереметьево, погоня за Ван Гольдом, звонок о похищенной Оксане… Вера засыпала на широченной кровати. Одна в пустой комнате.

Ей приснился Левушка. Даже не приснился, а пригрезился. Это было в тот момент, когда она уже не владела своими мыслями, но еще не совсем заснула.

Это была его квартира. Они сидели за столом, держа в руках бокалы красного вина. Левушка долго говорил ей приятные слова. Голова начала кружиться от нежности и эротики. Сначала она любила его ушами, а потом он встал и повел её в спальню… Верочка смотрела, как он раздевается – медленно и томно, копируя поганых стриптизеров… Разоблачившись, Левушка подошел к ней, положил руки на её грудь и сразу же получил удар в челюсть.

Это была не пощечина, не милый хлопок ладошкой, а мощный и закрученный удар по всем правилам бокса.

Левушка вяло вскрикнул, отлетел в угол и начал растворяться вместе с разбитым зеркалом, вместе с одеждой на ковре, вместе со всей своей квартирой… Верочкин сон тоже растворился.

Она разозлилась! Не на Льва Бармина, который незвано появился в её мечтах. Не на скромного Сытина, который мог бы наяву устроить ужин при свечах с романтическим продолжением.

Верочка разозлилась на себя. Эротические грезы про Левушку указывали на то, что она женщина вздорная, непостоянная и распутная. А значит Алексей прав, что не положил на неё глаз. Он прав всегда и во всем! Как тонко он уловил её актерское нутро. Он чуткий и душевный, он умный и нежный… Он любимый…

Утром Сытин с любопытством наблюдал за Верочкой. Она вела себя, как в сентиментальном водевиле, как в мыльной опере. Она кокетничала, томно вздыхала и строила глазки… Пошутить решила или приснилось ей что-нибудь?

Алексей тоже не спал часть ночи, но думал не о глупостях, а о деле.

– Ты помнишь, Верочка, я говорил, что у меня на даче тайники сделаны.

– Помню, говорил.

– Ольга о них, естественно, знала и как-то сказала, что хотела бы иметь свой личный тайник.

– Ну и что?

– А то, что это было, когда в доме отделка шла. И она со строителями общалась больше чем я. Значит, могла что-нибудь соорудить.

– Ты, Сытин – буржуй. У тебя не дача, а коттедж. И даже, если Ольга сделала тайник, то найти его невозможно. Три дня будем ползать от подвала до чердака и стенки простукивать.

– Ты права, Верочка, но я еще один разговор вспомнил. Однажды лежим мы с ней в постели…

– Стоп, Сытин! Меня совершенно не интересуют твои бывшие интимные дела.

– Вот как раз в тот день ничего и не было! Мы просто так лежали… Ольга мимоходом сказала, что и у неё на даче есть свой тайничок. Спрашиваю – где? Она напустила таинственности, но проговорилась – под нами!

– В кровати?

– Или в ней, или в паркете под кроватью… Собирайся, Верочка, едем на дачу. Петя Колпаков машину на мое имя купил. Через час подгонит к подъезду новый Опель.

– Хоть не красный?

– Почти нет. Он сказал, что это цвет гнилой вишни… Не могу представить эту гадость.

Верочка понимала, что глупо ревновать Сытина к трагически погибшей Ольге. Это даже грешно! А главное – то была вполне законная жена со всеми вытекающими последствиями… Но невозможно было удержаться, когда на даче они с Алексеем ощупывали бывшую супружескую кровать.

Матрац вспарывать не стали, но оттащили его к стене… В мощном деревянном каркасе тоже не было намека на тайниковые полости. А вот в паркете предательски выделялся прямоугольник с экран небольшого телевизора – диагональю в тринадцать дюймов.

В паркете просто нельзя было делать тайник. Все щели залиты лаком, и невозможно скрыть люк.

Сытин подцепил крышку отверткой – фанерная коробка под полом была пуста. Почти пуста! На дне одиноко лежал сейфовый ключ желтого металла. Медный или бронзовый… Ну, не золотой же!

* * *

Это очень важно, если человек умеет забывать всякие неприятные для него события. Каждый взрослый за свою жизнь делает массу пакостей и подлостей. Тот, кто все это помнит и терзается – не жилец! У него начинаются всякие мании и фобии. Другими словами – у него крыша начинает ехать. И такой хилый тип быстренько уходит. Или в монастырь, или на тот свет. Но чаще – в психушку.

Арсений, конечно, вспоминал Ольгу, но только по мере необходимости. Только те моменты, которые могли помочь ему двигаться к цели… Сожалел ли он, что убил ее? Безусловно! Но он же не знал тогда, что эта зараза стащила у Ромашкина синюю тетрадь. Зачем она это сделала? Теперь у неё не спросишь… Да и не так важно – зачем! Важно – где она её спрятала или кому передала…

Очень поздно Арсений понял, что хитрая мадам Сытина играет двойную игру. Даже тройную или четверную… С мужем она была верной супругой, с Виктором – надежным сообщником, с ним, с Арсением – откровенной любовницей. Но ни с кем она не была настоящей. Украв тетрадь, она обманула всех, кроме «Вальтера».

План у Арсения был простой, но слишком рискованный. Он решил поехать в Балашиху и предстать перед Виктором. В какой роли? Почти без грима… Была, мол, Ольга моей любовницей и я передал её очень ценную вещь. Девайте искать вместе. Готов помочь материально.

Виктор должен клюнуть на это предложение. Кто откажется от денег? Да и ищут они в одном направлении, но только цели разные. И все козыри в руках у него, у Арсения.

Он только в последний момент заметил, что дорога, ведущая к дому Виктора на Кленовой улице, перекопана. Пришлось разворачиваться и объезжать по проулку мимо знакомой избы, в которой он ночевал несколько раз… Хорошая была женщина Надя Малькова. Учительница! Добрая, доверчивая, но какая-то невезучая. Просто случайно попала в переплет… А он, Арсений – вообще ни в чем не виноват. Не мог же он оставить ее в живых, после всего, что она сделала! На ней два греха: охранника отравила и слишком много знала… Арсений вспомнил об этой учительнице младших классов случайно, мимоходом. Только из-за того, что дорога перекопана и пришлось проехать мимо ее дома… Он же, Арсений – нормальный человек. Без комплексов и мании преследования. Он же умеет забывать всякие неприятные для него события…

Виктор был не пьян, но и не трезв. В обычном состоянии, когда не за рулем… А вот Федор нагрузился покрепче. Нельзя сказать, что он лыка не вязал, но делал это с большим трудом.

Друзья даже обрадовались, что пришел третий… Арсений быстро понял – уже две недели в доме идут поминки.

После налета на их дом Виктор поставил две задачи: достойно помянуть кореша Сергея и найти украденного ботаника Ромашкина.

Первая задача была проста и понятна… Но и вторую задачу он решал. За время затянувшихся поминок Виктор трижды выезжал в Москву. Надо было попугать Милана Другова – пусть работает!

Арсений пригубил стакан и попытался перевести беседу в деловое русло:

– Поймите, друзья, у нас общие цели. Нам надо поймать Алексея Сытина и здесь в вашем доме допросить. Мне нужна тетрадка, которую спрятала Ольга.

– Со стихами?

– Нет, там моя диссертация.

– Понятно… Но, когда мы этого гада поймаем, мы его сразу прирежем. Правда, Федя?

– Правда… Но не прирежем, а отравим. Как он Серегу…

– Верно, Федя! Отравим его медленным ядом. Воронку вставим и три литра уксуса вольем… Слушай, друг, а ты чего про тетрадку у самой Ольги не спросишь. Раз, говоришь, она тебе честь свою отдала, то тетрадку-то чего зажилила?

– Понимаете, Виктор, как мне сказали, Ольга погибла.

– Тебе соврали! Недавно Федя ее видел… Федор, подтверди!

– Видел.

– Потом она в свою контору приходила. А неделю назад ее Милан Другов повязал вместе с мужиком. Поймал, но упустил… Так что тебе, друг Арсений, наврали. Жива Ольга! Вот закончим Серегу поминать и всех их поймаем… Но не они нам нужны. Нам бы ботаника вернуть. Я прав, Федя?

* * *

Пять дней назад, когда возникла идея о похищении Оксаны, нервы Милана Другова не выдержали. Он впал в транс… Он мог понять слежку за Сытиными. Он не одобрял, но согласился с их временным захватом и допросом. Но украсть невинную девушку – это слишком.

И вот тогда сыщик Зубков предложил хитрющий план под названием «Приглашение к танцу». Понятно, что и в названии был элемент конспирации, потому что никаких музыкальных номеров не предусматривалось… Егор был, конечно, архивист, но чему-то и он учился в Академии ФСБ, тогда еще Высшей школе КГБ.

Суть плана была в следующем: не надо похищать девушку. Надо увлечь эту Оксану, пригласить ее на дачу к Милану и удерживать там не силой, а лаской.

На роль коварного соблазнителя Егор предложил себя. При этом он потребовал соответствующие атрибуты: около миллиона алых роз, парижский парфюм для подарков, модный прикид для себя и недельный запас деликатесов для всех, включая друзей – Константина и Анны.

Это была авантюра, но план сработал… Егор подкараулил Оксану у ее дома и робко поинтересовался дорогой в ближайшую библиотеку. Потом он откровенно кадрил ее, хихикал, городил какие-то глупости, и вскоре девушка согласилась отобедать в ресторане.

Все дальнейшее старо как мир – многозначительные тосты, нежные взгляды, шутливые намеки, долгие проводы по темным закоулкам и прощальный поцелуй в подъезде… Утром Зубков сообщил Оксане, что у его друга день рождения, и они приглашены на его дачу.

– Костя не любит шумных компаний. Только он с женой Аней и мы с тобой… Оксана, я очень хочу похитить тебя на недельку. Ты согласна?

– Конечно, Егорушка… Но послезавтра мои друзья из Парижа прилетают. Придут, а меня нет.

– А мы им записку оставим. Такую шутливую – напиши, что тебя украли. Ведь это правда! Я похищаю тебя.

– На недельку?

– Возможно, и на всю жизнь.

Понятно, что после таких слов Оксана уже ничего не помнила. Что она написала в записке? Зачем эта глупая шутка?

Милан Другов искренне радовался такому повороту событий. Ему надоело всего бояться. Виктор грозит убить, а за похищение могли бы посадить. А в таком раскладе – одной бедой меньше. Ни один прокурор не докажет, что недельный пикник на даче есть похищение и тянет на статью.

В последнее время Другов начал освобождаться от панического ужаса. Да, Виктор – бандит, но не такой уж страшный. Да, он обещал убить, но с каждым разом его угрозы становились все более опереточными. Как в той комедии – пасть порву и моргалы выколю!

А может быть Виктор и не бандит вовсе, не сотрудник мафии, а мелкий мошенник и хулиган. Тем противней для Другова становилось его гнусное рабское подчинение этой мерзкой личности… До сих пор Милан считал себя интеллигентным человеком, а не трусливой тряпкой. В конце концов – быть или не быть? Что благородней – духом покориться этому Виктору, или восстать, ополчиться на него…

Приход Сытина был воспринят Миланом, как визит лучшего друга. Уж если ополчаться на Виктора, так лучше не одному, а в компании таких же интеллигентов.

Другов встретил гостя на пороге офиса, увлек его в свой кабинет, заперся и, неожиданно для самого себя, начал исповедоваться. Про всё – про первую встречу с Виктором, про свой страх, про нанятых сыщиков, про счастливо живущую на даче Оксану.

Рассказ был искренним, но в конце Милану показалось, что лично его образ слишком принижен и жалок. Он решил чуть-чуть его поправить:

– Вы же понимаете, Алексей Юрьевич, что я не за себя боялся. Я человек мужественный, но этот гад угрожал моей семье. И, пока я переправлял их за границу, пришлось изображать активность действий.

– На даче, например. Там вы хорошо у меня поработали.

– Вот это, Алексей, была моя грандиозная ошибка! Сыщики мне посоветовали, а я поддался… Но так они хорошие ребята. Егор, Костя, Аня.

– Спасибо, я со всеми знаком лично. Очень приветливые ребята. Вместо «здрасьте» из газового ствола пуляют.

– Они уже получили за это выговор. Но это была ошибка. Костя случайно вместо слезоточивых патронов вставил нервно-паралитические… Зато Оксану как мило похитили. У них с Егором любовь намечается… Итак, какие у нас планы? Считаю, что первым делом надо поймать и скрутить Виктора.

– Это успеется… Давай-ка, друг Милан, проверим все ваши сейфы.

– На какой предмет?

– На предмет вот этого ключа. Если к какому-то подойдет, то мы победили.

Верочка ждала Сытина в машине. Он поспешил передать ей сенсационную новость – теперь Другов и его сыщики не враги, а совсем наоборот. И Оксана не похищена, а совсем наоборот – влюбилась. И Виктора скоро накроем – Милан сдал его с потрохами. На одном из определителей номера остался телефон, приписанный к дому на Кленовой улице. Правда, не в Москве, а в Балашихе.

На этот ворох приятных новостей Вера ответила своей информацией. Это не было новостью, но до сих пор Сытин об этом не знал:

– Ты помнишь, Алексей, я ходила к туристке Веронике Ростовой?

– Да, была такая в списке.

– Так вот она сообщила, что в той поездке Ольга была не одна. С ней был молодой друг из Москвы. Они жили в одном номере и, похоже, она оплатила ему путевку.

– И что из этого?

– А то, что сейф к этому ключу может быть у того парня. Хранить секреты дома или в офисе – глупо! Им самое место у тайного дружка… Парня зовут Олег Тюлькин. Учится на Истфаке. Молодой, моложе тебя раза в два.

– Спасибо, Верочка, за намек! Не ожидал от тебя такого… Ты думаешь, Ольга в разгул пошла из-за того, что я старый? Ничего подобного! У нас всегда всё было хорошо. И в этом плане она всегда была довольна.

– Вот дурак! У меня даже мыслей таких не было… У тебя, Сытин, комплекс неполноценности. Хорошо, что я раньше об этом студенте не сказала. Ты бы вообще на меня всех собак спустил… Хватит, Леша. Не ори на меня больше и не злись.

– А я и не злюсь!

– Вот и хорошо.

– Я злюсь, Верочка, но не на тебя, а на Ольгу… Могла бы любовников с приличными фамилиями выбирать. Тот Хреков, этот Тюлькин… Завтра мы с тобой найдем этого студента и выпотрошим!

– Слушаюсь, командир… Только я буду искать, а ты потрошить.

Глава 8

Чуркин не привык ходить к кому-либо на поклон. Самые богатые люди, а чаще их жены, сами приходили к нему в надежде найти то, чего нет у их соседей по Рублевке… Странное название у этого поселка! Очевидно, для конспирации. Потому, как в этой Рублевке ни одного не найти с рублями. Только доллары, и только начиная с десятка миллионов.

В Москве был человек, к которому Чуркин вынужден был приходить регулярно. Приходить и кланяться, и униженно просить.

Самое противное, что этот человек принимал не в шикарном кабинете, не в офисе с башенками наверху, а в старой московской квартире, напоминавшей коммуналку тридцатых годов. На стенах огромного коридора висело всё, что могло висеть: велосипед, три тазика, черный телефон с толстым проводом, картина Айвазовского и детская ванночка.

Зачем Соломону детская ванночка? Чуркин всегда задавал себе этот вопрос и всегда злился, не находя ответа… Старик уже давно жил один. Жену он похоронил три года назад. Детей у них никогда не было, а значит и внуков тоже. И для чего ему ванночка?

Картина – понятно! Это вложение капитала, это искусство, а оно нынче дорожает… Велосипед, возможно, воспоминание о молодости. Телефон – антикварная вещица, раритет послевоенных времен. И даже тазикам можно найти объяснение… Но зачем Соломону оцинкованное детское корыто?

За каждую экспертизу старик получал от Чуркина солидные деньги. Давно хватило бы на три евроремонта… И ведь квартира не где-то на задворках! Почти на Тверской, в трех шагах от Маяковки.

В этот раз Соломон работал долго. Кроме комплекта Арсения пришлось осмотреть еще с десяток вещей. Чуркин захватил их специально, для чистоты эксперимента.

В комнате обстановка была не менее запущенной, чем в коридоре. Множество ковров, мрачный светильник типа абажур, тахта с плюшевым покрывалом. А главное – запах! В берлоге Соломона пахло пылью, сердечными каплями и солеными огурцами.

Единственное, чем гордился старик – безупречная репутация. Он никогда не ошибался. Ему часто платили большие деньги, так знали за что! Любое ювелирное изделие он оценивал безупречно, ни больше, ни меньше.

– Не понимаю я вас, уважаемый Василий. Или я совсем глупый идиот? Вы зачем мне столько барахла притащили? Вы же хотели оценить только этот комплектик. Или я не прав?

– Не знаю, как и сказать… Вы всегда правы, Соломон!

– Тогда заберите всю мелочь. Вы сами ей цену знаете… А над этими игрушками придется поработать. На первый взгляд – бриллианты. Но огранка не первоклассная. И оправа наспех сделана… Василий, и где вы достали таких камней? На каком таком прииске? Это же близнецы-переростки… Я такое чудо за свою жизнь впервые вижу.

Соломон работал около часа. За это время к обычным запахам гостиной ювелира прибавились ароматы кислот и другой химии. А еще какой-то прибор потрескивал, и по воздуху разносился озон, как в больничном корпусе.

– Значит так, Василий. Вы знаете мою таксу? Или вам напомнить?

– Знаю. Один процент от оценки, но не более трех тысяч баксов.

– Верно. Так вы уже зажали в кулачке три штуки? И не говорите мне, что вы не знаете, какая это ценная вещь… Такие камни иногда попадаются, но чтоб сразу пять – это чудеса. Скажите, Вася, это не вы распилили алмаз Орлов на пять равных частей?

– Шутник вы, Соломон… Какова общая цена всего комплекта?

– Я говорю – миллион двести. В Европе дадут немного больше, но будут задавать лишние вопросы. Вам оно надо?

– Это чистые камни, Соломон. Без криминала.

– Я бы тоже так говорил на вашем месте… Мой совет – если кто-то продает вам это за восемьсот тысяч, то берите, не делайте из себя идиота… Совет бесплатный, а за работу попрошу три тысячи.

Когда Чуркин ушел вместе со своим сокровищем, Соломон снял со стены оцинкованную детскую ванночку, отнес ее в комнату и положил на тахту. Два нажатия шилом в нужные места и с легким скрипом отделилось второе дно. И зазор-то всего в палец толщиной, в банковскую пачку купюр, но зато по всей площади умещалось три десятка этих пачек.

Две тысячи долларов Соломон добавил в корыто, а тысячу положил на стол и сразу же позвонил кому-то.

Те, кого он вызвал, пришли через час. Это была молчаливая пара – мужчина и женщина тридцати лет. Они сразу прошли в гостиную, где уже всё было готово к представлению: тахта накрыта простыней и на неё, наподобие театральных софитов, устремился свет из двух настольных ламп.

Старик Соломон разместился в кресле напротив сцены. Актеры в красивых позах замерли перед ним, как фигуристы в ожидании музыки… Магнитофон нехотя заработал и комнату наполнили звуки старинных инструментов. Не-то орган, не-то клавесин. Одним словом – фуги Баха.

Театр одного зрителя разворачивался по всем классическим канонам: увертюра, прелюдия с поцелуями, завязка со стриптизом и кульминация первого действия…

Спектакль шел полные полтора часа. Пьеса в трех актах с двумя антрактами… Аплодисментов в финале не было. Вместо них артисты смахнули со стола приготовленную Соломоном тысячу баксов.

И ушли они молча, на английский манер – не прощаясь. А зачем прощаться? Ведь через неделю милый старикашка позвонит опять. И они снова приедут и будут в поте лица добывать хлеб свой насущный…

* * *

Оказалось, что пройти в храм науки на Воробьевых горах совсем не просто. Вахтеры стояли насмерть! Сытин удивился – это было первое место в Москве, где решительно и с презрением отказались от крупной взятки за мелкую услугу… Он удивился и обрадовался. Душа переполнилась гордостью за свою страну. Врут, когда говорят, что у нас всё пронизано коррупцией! Не всё! Есть еще честные люди…

Сытину и Верочке пришлось на ходу менять план поиска студента Тюлькина. Решили работать не по самому объекту, а по его окружению. И это правильно! Ну, ворвались бы они в аудиторию, прижали бы студента к стенке, а он бы ушел в полную несознанку: ничего не знаю, ничего не ведаю… С вещим Олегом нужна хитрая игра.

Около часа они выясняли, из каких дверей будут выходить историки. И когда их ждать…

Сытин хорошо понимал, что скоро из ворот вырвется веселая и озверелая толпа. Она будет нестись вперед, как орда Мамая. Кто из них остановится и ответит двум старикам?

То, что для этих лоботрясов они с Верочкой выглядят парой преклонных годов, Сытин не сомневался. Он хорошо помнил, как на втором курсе приревновал свою подружку к одному аспиранту. И как та рассмеялась, узнав об этом: «Дурак ты, Леха. Нашел к кому ревновать. Он же старик, ему же за тридцать»… Сейчас самому Лехе Сытину было уже за сорок.

Но всё оказалось не совсем так. Историки, они люди рассудительные. Это не вертихвостки из театрального, и не юмористы с физмата… Толпа была, но она не неслась, а чинно двигалась. И общение в толпе было, но не крики и визги, солидные беседы о мировых проблемах.

Студенты не разлетались как воробьи, а разбредались небольшими группами по боковым дорожкам.

Сытин наметил первую жертву – девушку в очках. Она плелась за какой-то парочкой и пыталась расслышать их спор о партии «Народная воля».

Без особых усилий удалось её притормозить и отвести в сторонку, на лужок под липку.

– Простите, девушка, вы с истфака?

– Да, пятый курс. А вы кто?

– А мы из ФСБ.

– Это что такое? Это по поводу оплаты за общежитие? Так я погасила задолженность.

– Нет, девушка. ФСБ – это бывшее КГБ. Мы с Лубянки… Вы знаете студента Тюлькина?

– Олега? Конечно знаю… А он что, шпион?

– Пока нет! И не надо задавать лишние вопросы… Что это за личность, этот ваш Тюлькин?

– Он не мой. За ним Катя рыжая бегала, но прошлой весной у них что-то разладилось… Олег – хороший парень, но полный балбес. Высокий, мускулистый и нахальный. Он спортсмен, а из таких историки не получаются… А вот про его шпионскую деятельность я ничего не знаю.

Рыжая Катя была скорее блондинкой с легким медным оттенком. А вот фамилия её была подходящая – Рыжова.

Уже с первого взгляда было ясно, что эту Катерину голыми руками на арапа не возьмешь. И на мякине её не проведешь. Здесь сказочка про ФСБ не пройдет… Сытину пришлось представиться частным сыщиком, пригласить Рыжову в дорогой ресторан и пообещать денег за ценные сведения – вплоть до годовой стипендии. На самом деле – не такая уж большая сумма.

Все это время Верочка смирно стояла в сторонке, изображая скромную секретаршу или помощника частного сыщика. Уже в ресторане она достала блокнотик и уткнулась в него, не мешая беседе.

Рыжая Катя вела себя свободно, если не сказать развязно:

– Я давно знала, что Олежка попадет под следствие.

– Но мы, Катя, ведем частное расследование.

– А какая, на фиг, разница? По нему все равно тюрьма плачет. Совсем совесть потерял… В мае мы с ним собирались в ЗАГС идти. Нужны, понятно, деньги, и он мне говорит, что ему подвернулась халтурка.

– Хорошо.

– Чего хорошего? Вы, господин сыщик, знаете, что это за халтурка?

– Пока нет.

– Я тоже не сразу узнала… Олегу подвернулась старуха лет тридцати пяти. Она сняла ему квартиру здесь на Ломоносовском, и он там работал как в шахте.

– Это в каком смысле?

– Уставал очень.

– И вы, Катя, стали ревновать и бросили его?

– Какая, к черту, ревность! Я же говорю – выматывался он. Как старуха уедет, так я на Ломоносовский, а Олежек уже ничего не может. И зачем мне такая любовь? С ней он ударник, а на меня сил не хватает… Эта баба собиралась с ним долго жить. Часть вещей своих на ту квартиру перевезла. Даже сейф притащила. Во, блин, дура!

В это время принесли горячее и пришлось прервать беседу. Впрочем, самое тайное уже стало явным. Больше не надо искать сейф по всей Москве. Вот он, голубчик, стоит себе в квартире на Ломоносовском проспекте.

– Послушайте, Катюша, а Олег продолжает встречаться с этой женщиной?

– Нет! Она два месяца, как исчезла… Мы с Олегом пожили немного, но он стал этой Ольге замену искать. Квартира-то только до октября оплачена. Кому охота опять в общагу? Пусть ищет, если хочет… Послушай, сыщик, закажи еще шампанского – у меня от твоих вопросов в горле пересохло.

* * *

Ромашкин быстро сообразил, что его новый хозяин оказался глупее, чем представлялось при первой встрече. В погоне за удачей, он был готов снабдить изобретателя любыми приборами, любыми веществами вплоть до серы и алюминиевой пудры.

Понятно, что у пленника не было выхода в Интернет, не было сотового телефона, не было оружия, но давно известно, что в Туле любой мастер из швейной машинки спокойно соберет автомат Калашникова.

Самое важное, что получал Ромашкин – это книги. Источник, так сказать, знаний… Он не был химиком и не мог взять и создать взрывчатку. И в учебниках не было инструкций для приготовления тротила или пластида. Но в толстых монографиях проскакивали полезные советы.

Испытания Ромашкин проводил на малых дозах, поджигая горошины получаемой смеси в сейфе. В том самом, где когда-то лежала синяя тетрадь… Ольга, конечно, воровка, стерва, зараза, но очень приятная женщина. Такая сладкая, такая томная… Надо вырваться отсюда и найти её. Надо всё сделать, чтоб повторить ту встречу с Ольгой!

Через две недели у Ромашкина уже был арсенал – три гранаты и одна бомба, но без часового механизма. Всё примитивно, как телега с лошадкой. Но иногда и навороченный Форд заглохнет от соринки в бензопроводе, а крестьянская повозка потихоньку дотащит свой груз.

Трудно было представить, что Арсений один сторожит пленника. Если так, то все просто… А если наверху еще куча сторожей, если за подвальной дверью еще пять стальных дверей…

Значит надо ждать! Надо выяснять обстановку наверху. Да и надоевшие опыты надо продолжать – вдруг опять алмазы проявятся.

* * *

Это была их первая размолвка. Нет, они не ссорились, но спорили ожесточенно.

Сытин никак не мог понять, почему хорошая актриса Вера Заботина не хочет сыграть любопытную роль. Он предложил ей создать образ молодой богатой женщины, живущей со старым никчемным мужем. Героиня встречает красавца-блондина по имени Олег Тюлькин, и у неё разгорается страсть. Почти как у Анны Карениной… Радостный блондин ведет новую спонсершу в квартиру на Ломоносовском. А там сейф! Надо только в удобный момент открыть дверцу, забрать всё и бежать.

– Ты, Сытин, гнусный провокатор! О каком удобном моменте ты говоришь? Когда этот бугай обессилит от секса? Ты этого хочешь?

– Даже и не думай! На тебе будут микрофоны, и при первом его прикосновении я врываюсь в квартиру и бью его в челюсть.

– А нельзя сразу ворваться и …

– Сразу нельзя! Это будет грабеж. А так я защищаю честь любимой женщины.

– Любимой?

– Ну, это сюжет такой… Ты не бойся, Верочка. Но только не давай себя трогать. Играй любовь глазами, голосом… Ты поняла, Верочка – никаких рук! Я убью Тюлькина, если он до тебя дотронется.

Умеют мужики уговаривать… И все-таки Верочке не по душе было всё это мероприятие. Сытин будет сидеть на наушниках и слушать, как она говорит другому ласковые слова. Понятно, что это роль, но играть-то она должна искренне. Головой Алексей всё поймет, но где-то в глубине затаится обида. А вдруг он до конца жизни не простит этой «измены»?

* * *

От МГУ до Ломоносовского проспекта рукой подать. Двадцать минут прогулочным шагом… Олег шел, думая о жизненных взлетах и падениях. Еще несколько дней он будет ночевать в шикарной квартире, принимать ванну, сидеть перед огромным телевизором и лучшим пивом запивать осетрину с хреном… А что потом? Опять общага с холодным душем в дальнем углу коридора?

А ведь есть богатые дамы, которые его хотят! Есть, но где? Как их найти? Хоть объявления на столбах вешай… Кстати, не такая уж плохая мысль. «Горячий блондин мечтает познакомиться с женщиной любого возраста. Лишь бы деньги платила».

Еще месяц назад Тюлькин рассчитывал найти спонсоршу лет тридцати, чуть поменьше, чем его бывшая Ольга. Неделю назад он согласился бы на сорокалетнюю. А сегодня был готов отдаться и даме на шестом десятке. Вот уж точно – лишь бы деньги платила!

На боковой дорожке рядом с его домом стоял Опель цвета гнилой вишни. А возле иномарки стояла молодая женщина в шикарном прикиде.

– Простите, молодой человек, вы в машинах разбираетесь?