Текст книги "Небо в алмазах"

– Арсений? Извините, что так поздно. Моя фамилия Другов… Да, начальник Ольги Сытиной, которую вы знали… И мне очень приятно. Но у меня к вам важное дело. Один человек готов продать вам синюю тетрадку… И еще – у него есть улики по поводу убийства Ольги. Подробные свидетельства: кто, где, когда и зачем. И это он тоже готов вам продать… Я рад, что вы заинтересовались. Завтра в полдень у меня. До встречи!

Положив трубку, Сытин с интересом оглядел свою команду. Все молчали, но у всех было разное выражение лица. У Верочки во взгляде – вера, надежда и любовь. У Другова – полное обалдение. У Егора – вдумчивая заинтересованность, у Кости – восторг от его нахальства, а у Анны туповатое безразличие… Пришлось кое-что пояснять:

– Завтра к утру мы установим здесь скрытые видеокамеры. При правильном с ним разговоре Арсений выдаст себя. И про убийство расскажет, и про Оксану.

– Не понял, Алексей. Кто с ним будет правильно разговаривать – ты или я?

– Ты, Милан! Меня он в лицо знает… Не бойся ты. Я тебе сценарий напишу. А ребята на двух машинах проводят его до дома… Послушай, Другов, где у тебя ксерокс. Надо с этой тетрадки копию сделать. Есть в ней что-то важное…

* * *

Утром, еще до первой рюмки на Виктора сошло озарение. Эти вчерашние гости просто раскрыли ему глаза… Арсений – хитрая лиса. Из-за научной тетрадки станет кто-нибудь человека похищать? А из-за алмазов можно и на мокрое дело пойти… Арсений сам говорил, что использовал Ольгу. Та вполне могла в экстазе ему про Ромашкина рассказать. А дальше дело техники – он крадет ботаника, попутно убивает нашего Серегу и ту, которая щи варила…

– Вставай, Федя! Сегодня вообще пить не будем, а завтра поедем Ромашкина освобождать.

– А где он?

– В подвале у Арсения… Точно! Это у меня дедукция сработала. Сидит себе наш ботаник и не может свои приборы правильно соединить.

– Почему?

– Ольга синюю тетрадку заныкала. А в ней инструкция по этому делу… С чего это так голова болит? У тебя, Федя, не болит?

– Не, нормально.

– Деревянная у тебя голова, вот и не болит.

– Сам ты дурак, Витя. Куда мы поедем, если не знаем, где Арсений живет.

– В Красково поедем. Они вчера проговорились, а я сразу это место узнал. Я там в детстве в пионерском лагере был… Дачи на крутом берегу реки Пехорки. Там и сосны есть, и дятлы.

* * *

С поста охраны сообщили, что Арсений Хреков пошел наверх. Сытин спрятался в стенной шкаф и обнажил ствол газового пистолета… Другов сел за стол и уставился на входную дверь – через пару минут к нему войдет убийца. Если он убил Ольгу, то почему он не может сейчас убить и его, Милана Другова. Может! И очень даже просто…

Вчера ему показалось, что он избавился от страха. Так жалко выглядели пьяные Виктор и Федор. И теперь ясно, что их всего было двое. Не русская мафия наехала на Другова, не балашихинская группировка, а два полупьяных обормота. Как так происходит, что дубоватые хамы могут испугать российского интеллигента… Но то была мелюзга, а сейчас в кабинет войдет настоящий убийца.

И он вошел… Не такой уж страшный. Вполне симпатичный парнишка с доброжелательной улыбкой.

– Рад познакомиться, господин Другов!

– Взаимно… Но я в этом деле только посредник. Случайный человек. Меня попросили вам продать кое-что, и я сдуру согласился.

– Я вас понимаю, Милан. К вам – никаких претензий… Показывайте товар.

Милан вытащил из письменного стола толстую тетрадь в синем клеенчатом переплете и протянул ее Арсению… Тот полистал, попытался даже прочесть первую страницу.

Сегодня утром Ромашкин вспомнил несколько особых примет тетрадки. Вот они, все на месте. Вот пятый лист, залитый чаем. Вот неприличные рисунки на последней страничке.

– Да, Милан, это именно то, что я искал… Что еще?

– Так, мелочи… Набор доказательств того, что вы убили Ольгу Сытину. Вот данные из Парижа, где вы познакомились. А это признание охранника, у которого вы взяли пистолет «Вальтер»… На этой кассете записи ваших бесед с Чуркиным и кое-что о Ван Гольде.

– Хватит, Милан. Я покупаю всё… Это Сытин на меня накопал?

– Он… Сначала хотел отомстить, а потом как-то вдруг разлюбил Ольгу и решил продать эти бумаги… Послушайте, Арсений, а зачем вы ее убили.

– Очень активная была. Все на себя тянула… И авантюристка была большая. Не я, так другой бы ее грохнул.

Другов попросил у секретарши кофе… Они поговорили о международной обстановке, о засилии пошлости на телевидении, о падении нравов… С выставленными ценами Арсений был сразу согласен. Он только просил тетрадку вперед.

– Пойми, Милан. Я через десять дней принесу тебе миллион. Или два… Но без тетрадки мой ученый ничего сделать не может. Я вам не дам денег, а вы меня посадите… Ты что хочешь – миллион или чтоб меня посадили?

– Ты сказал – два миллиона.

– Конечно, два… Дай тетрадку.

– Бери.

Когда он ушел, Другов сразу же позвонил Егору. Сыщики были наготове. Они сидели в трех машинах и с включенными двигателями.

– Внимание, Егор – он вышел… Не упустите его. Я верю в вас, ребята!

Только после этой бессмертной фразы Милан гордо подошел к стенному шкафу и распахнул дверцу. Сидевший внутри Сытин поднял обе руки вверх. Этот жест означал, что лучше сделать было невозможно, что теперь Арсений в наших руках, поскольку все камеры записали его признание в убийстве.

Ребята позвонили через два часа. Они назвали адрес в поселке Красково… И еще – Егору показалось, что за решеткой второго этажа он видел женский силуэт, очень похожий на Оксану.

* * *

Не надо было спешить с передачей в суд дела режиссера Турищева. Интуиция подсказывала Шурику Сухову, что все может перевернуться вверх тормашками. Если это произойдет на суде, то позора не избежать, а в ходе следствия допустимы любые кульбиты. Можно нормальную ситуацию поставить и с ног на голову, и в любую другую позу… Он как в воду глядел!

Некто Сытин позвонил и попросил Шурика о срочной встрече. И не в кафе пригласил, а в ресторан, где салатик стоит с дневную ментовскую зарплату… Сухов хотел отказаться, но этот самый Алексей Сытин сообщил, что он друг Колпакова, что у Петьки скоро свадьба и что он, Шурик, в числе приглашенных.

Стол был накрыт по полной программе… Сухов жил не бедно. Мелкие взятки позволяли ему, как и всем его сослуживцам, существовать достойно. Но такой стол даже полковнику не по карману, если он не самый крутой оборотень.

Выпили по первой, и Шурик перешел к делу:

– Я, конечно, приятный собеседник, но вы же меня не за этим пригласили… Слушаю вас, Алексей Юрьевич. Какие проблемы?

– А я думал, мы уже на «ты» перешли… Колпаков мне говорил, что Шурик Сухов самый мудрый сыщик.

– Он прав!

– Значит, ты знаешь, что убита не актриса Заботина.

– Догадываюсь… А ты почему, Алексей, заявление о пропаже жены забрал? Почему эта артистка не объявляется?

– Все расскажу, но потом… Я знаю, кто убийца моей жены. Вчера он похитил еще одну женщину и держит ее за решеткой… Вот полный набор улик. Вот список свидетелей. Предлагаю завтра ехать в Красково и брать Арсения Хрекова за жабры!

Через час Шурик понял, что обед может затянуться до ужина… Он вникал в документы, слушал записи и постоянно выяснял у Сытина детали – кто есть кто, и что он тут делает… Через два часа картинка совсем прояснилась.

Сухову не нравилось, что в деле маячит некая Елизавета Мамаева. Нехорошо, когда под нелегальную прослушку попадают министерские жены. Сразу же вступят мощные адвокаты и все развалится… Этот эпизод надо убрать – купила себе бриллианты и пусть блестит.

И эпизод с Ван Гольдом не нравился Шурику… Если этот минский голландец приехал по паспорту Павла Гольдмана, то дело запросто заберет себе ФСБ, и тогда прощай все – слава, награды и очередное звание… Этот эпизод надо убрать. И вообще – всё надо причесать.

– Всё будет нормально, Сытин! Делаем так… В Сивцевом Вражке Колпаков подменил сумочку и сделал это по моему указанию.

– Согласен.

– Режиссера я посадил специально, опасаясь за его жизнь.

– Согласен.

– Веру Заботину скрывали по той же причине.

– Согласен.

– Тебя, Сытин, Я сразу же завербовал, и все материалы ты добывал по моим заданиям… Дадим тебе псевдоним «Алмаз».

– Неудобно как-то ходить в ментовских агентах, но и на это согласен… А когда о главном?

– О чем это?

– Об Арсении? Завтра утром его надо брать… Я бы, Шурик, и без тебя мог, но мне надо, чтоб всё по закону.

– Верно… Мы тут шкуру делим, а медведь еще в берлоге. Завтра в десять выезжаем в Красково.

* * *

Ван Гольд решил больше не рисковать… В прошлый раз он три часа сидел за кучей мусора в лесочке. Оттуда отлично были видны ворота в дом Арсения. Никто туда не входил и никто не выходил. Коттедж выглядел настолько пустынным, что он решился… Пауль прополз под забором, проскользнул мимо всех кустов и наклонился к окошку в подвал… Такой дикий провал! Арсений же не так часто заглядывал к Ромашкину. Не будь его в ту минуту, и все завершилось бы успешно… Хорошо, что, убегая, он успел засыпать дыру под забором. Арсений уже начал пролезать в неё, а Пауль горстями кидал песок, стараясь попасть в глаза, в уши, в нос…

На этот раз Ван Гольд решил не рисковать. Он устроил в куче мусора лежбище и накрылся рваными картонными коробками. Узкая амбразура позволяла четко видеть ворота дома Арсения… Пауль пойдет туда только тогда, когда хозяин надолго уедет.

К десяти утра голландский миллионер уснул. В куче мусора было так тепло, так тихо и уютно…

* * *

Сытин не пожалел, что обратился к Шурику Сухову. Тот не стал ломиться в закрытые ворота, а решил провести разведку… Машины были оставлены на соседней улице. Все притаились и ждали указаний.

Изображая пьяного грибника, Шурик заглянул в дом напротив Арсения и уже за забором предъявил свое грозное удостоверение…

Уже через пять минут вся бригада через заднюю калитку проникла в соседский дом. Он стоял очень удобно. Из окон второго этажа было прекрасно все видно… Вот ворота на участок Арсения, справа – сплошные заборы, слева – лесок, а перед ним куча мусора.

Штурмовать решили в полдень. И то, только в том случае, если хозяин проявит себя. Вдруг его вообще дома нет, вдруг он спустился к реке или пошел на станцию за пивом.

Но Арсений проявился. Без двадцати двенадцать он выскочил на полянку в красном спортивном костюме и стал бегать вокруг заброшенного огородика… Десятиминутная зарядка, и он опять нырнул в свой коттедж.

До штурма оставались секунды… Шурик поднял руку для отмашки, но вдруг на улице появилась машина. Она проехала до леса, развернулась и встала впритирку к воротам Арсения. Из неё вышли двое. Один был плохо виден, а второй – с фомкой. Федору всегда доставалась ломовая физическая работа… Он ковырнул всего три раза, и ворота открылись… Со входной дверью пришлось повозиться подольше – отмычки хорошие, но опыта маловато.

Шурик чувствовал, что все ждут его команды. Ну, не может русский человек без крепкого лидера…

– Значит так! Они вошли и пусть завязнут. Штурмовать начнем через пять минут… Я лично возьму Арсения, а вы вшестером вяжете этих двоих… С фомкой – Федор, а второй – Виктор. Я не ошибся?

Прошло время, и Шурик опять поднял руку, как спортивный судья на старте забега. Все напряглись, но…

Прямо из кучи мусора встал мятый заспанный бомж и кошачьими прыжками поскакал к воротам. Заглянул на участок и побежал к крыльцу. Здесь он остановился и задумался… Входить или не входить?

* * *

Последние два месяца Арсений находился в страшном напряжении. Этого почти не было видно внешне – ручки не дрожали, глазки не бегали. Но внутренняя пружина сжалась до предела, перекрутилась и могла лопнуть в любой момент… Вероятно, поэтому он так легко поверил Другову. А еще потому, что удалось получить синюю тетрадь, из-за которой всё стопорилось.

Весь вечер он сам листал её. Пытался читать, но ничего не понял… На ночь Арсений положил тетрадку на тумбочку, поближе к подушке. И помогло! По телу разлилась благодать и успокоение…

Давно уже такого не было – он проспал до одиннадцати. Не дрыхнул «без задних ног», а мирно спал – как младенец, как агнец божий, как невинная девушка. Спал без снов, без страха и упрека…

Утром захотелось сделать что-то хорошее, что-то правильное. Он решил на завтрак сварить овсяную кашу. Это будет маленький подвиг… Почему всё полезное так противно, а всё вкусное – наоборот?

А еще Арсений решил сделать зарядку или утреннюю пробежку на свежем воздухе. Он слышал, что за бугром многие миллионеры ведут здоровый образ жизни. Пора и ему привыкать…

Он вбежал к Ромашкину в красном спортивном костюме, в белой шапочке и с синей тетрадкой в руках – чистый патриот в цветах национального флага.

С горящими глазами Арсений протянул хозяину его ученые записки, схватил стул, поставил его под подвальным оконцем, сел и стал наблюдать… Вот Ромашкин в полном восторге листает тетрадку – обалдел от счастья! Вот он мечется между своих приборов, поправил часы, наклонился к тумбочке, схватил с кровати куртку и рванулся к двери…

Выбегая, Ромашкин с силой захлопнул дверь и сразу же придавил её доской, одной из тех, что после ремонта валялись в коридоре. Один конец дубины уперся в плинтус и это заклинило вход намертво… Теперь можно не торопиться – четыре минуты у него точно есть.

Он подошел к лестнице, собираясь подняться наверх, но оттуда на Ромашкина надвигались двое. Два звериных и до боли знакомых лица. Две рожи!

Попытка прорыва не удалась – ударом в челюсть Федя отбросил изобретателя на грязный пол подвального коридора… Сознание он не потерял, но все затуманилось, поплыло, как в замедленном кино… Вот Федор отбросил доску и распахнул дверь… Арсений выбежал и полез обниматься… Виктор крикнул что-то нецензурное, схватил за грудки хозяина дома и шмякнул его темечком о косяк…

Окончательно Ромашкин пришел в себя, когда Федор привязал его к стулу и нащупал в воротнике куртки что-то твердое.

– Смотри сюда, шеф! Здесь две горсти алмазов зашито. Это он, гнида, у нас воровал…

Совершенно машинально Ромашкин взглянул на будильник и заорал диким голосом – до взрыва оставалось чуть больше минуты.

Можно успеть! Надо только сообщить, как это отключается… Он собрался крикнуть: «Бомба», но Федя оказался проворней – на первом же слоге он впихнул в пасть Ромашкина четверть вафельного полотенца… А потому, что не надо орать! Федор считал, что лучше работать без крика и лишней крови – красиво и интеллигентно.

Ромашкин в последний раз оглядел комнату… Арсений лежал на кровати и мычал, приходя в себя… Виктор и Федор нависли над тумбочкой, вспарывая воротник куртки… Часы стояли на полочке и тикали.

На будильнике не было секундной стрелки и точное время определить невозможно. Непонятно, сколько осталось – десять секунд или двадцать?

* * *

Интуиция подсказала Шурику, что бомж, стоящий на крыльце, не совсем бомж. Раз у дома Арсения Хрекова собрались все участники событий, то по логике жизни должен был появиться и последний субъект – тот самый миллионер из Голландии с дурацким именем.

– Послушай, Сытин… Это Ван Гог?

– Ван Гольд!

– Какая разница? Важно, что он из Амстердама… Пора штурмовать, пока этот Ван не вмешался в дело. Лишний он тут в наших русских разборках… Приготовились!

Шурик выше прежнего поднял руку и через секунду дал отмашку с криком: «Вперед, орлы»!

Орлы вскочили с мест, и скрип отодвигаемых стульев слился с грохотом в доме Арсения.

Особняк подпрыгнул, но устоял… Изо всех окон первого этажа наружу полетели стекла, рамы, зановесочки… Входная дверь сорвалась с петель, ударилась в бомжа и вместе с ним спланировала на клумбу.

Когда все скатились вниз и прорвались к дому, на втором этаже послышался звон выбиваемых стекол. В решетку просунулось испуганное и счастливое лицо Оксаны:

– Я здесь! Я жду вас! Спасайте меня, Егор, спасайте…

Шурик попытался спуститься в подвал, Егор поскакал наверх, а все остальные сгрудились около вполне живого Пауля. Верочка и Анна стряхивали пылинки с ювелира, перевязывали платочками ссадины и говорили ласковые слова. Это было приятно, но счастье Ван Гольд испытал, когда к народу вышел Шурик Сухов:

– Все, ребята. Полный привет… Четыре трупешника внизу. Арсений, Виктор, Федор и еще кто-то к стулу привязанный.

– Ромашкин?

– На нем не написано… Там у них баки и трубочки. Или самогон гнали, или наркотики… Влип я по полной программе. Режиссера надо выпускать, а кого вместо него судить?

Самым счастливым был, пожалуй, Милан Другов. Он даже переспросил Шурика о состоянии Виктора и Федора. Ответ был грубый, но точный: «Мертвы! Мертвее не бывает»… Это счастье, когда такое слышишь о своих мучителях. Нет, по-христиански их жаль, а по-человечески – приятно.

Егор с Оксаной задержались наверху… Они спустились так чинно и торжественно, что хоть играй марш Мендельсона.

Эпилог

Новую пьесу читали прямо на сцене… Семен Маркович вчера утром вышел на свободу с чистой совестью и с кучей творческих планов.

Плохо побритый, еще пахнущий камерой, он ворвался в театр, собрал всех и объявил о двух новых постановках. Главную роль в первой пьесе должна была играть Верочка Заботина, а во второй – она же. И так будет всегда, пока театром руководит он – Семен Турищев!

Причина этого демарша была проста – перед освобождением Шурик Сухов сообщил, что это она, Верочка, почти два месяца, рискуя жизнью, искала настоящего убийцу. Без её подвигов сидеть бы режиссеру лет десять на Колыме… А еще Шурик поведал, что завел дело по квартирному мошенничеству. Вскоре ювелир Чуркин сядет, а Верочка получит назад свою комнатку на Арбате. Ту, в которой такой романтический вид из окна.

Это было вчера, а уже сегодня артисты читали по ролям новую пьесу. И не в кабинете Турищева, а прямо на сцене. И не усевшись в кружок, а в движении, находя правильные места для каждой реплики… Семен торопился! Надо успеть выдать шедевры, пока не остыла желтая пресса, смакуя его арест и освобождение.

В новых пьесах нашлись роли и для Марианны. В одной – бессловесная монашка в третьем акте, а в другой – служанка Верочки с парой фраз типа «Кушать подано».

Верочке повезло, что они репетировали не комедию. Смеяться ей совсем не хотелось… Пять дней назад, когда они покидали Красково, произошло то, чего она и боялась.

Сначала слинял Егор Зубков. Со слезами на глазах он заявил Оксане, что очень рад знакомству, но поедет к семье, которая скучает и вообще заждалась его… Хорош гусь! Поматросил и бросил. Одно слово – архивист…

Понятно, что первый стресс Оксаночка получила, томясь в светлице покойного Арсения. Не успела отойти – второй удар.

Верочка не могла оставить подругу. Сытин завез девушек в квартиру на Коньково, попрощался и уехал к себе на Плющиху… Вот так странно они расстались. Впервые за два месяца… Отцвели уж давно хризантемы в саду!

На следующий день Алексей не позвонил… И через день не позвонил… Нет, она не могла пропустить звонок. Верочка ни на шаг не отходила от телефона. Она даже спала рядышком…

Потом её вызвали в театр. А теперь вот начались репетиции… Со сцены она смотрела в темный зал. Где-то там, в конце проходов, есть двери. За ними фойе, а дальше – улица. Мог бы он, этот Сытин, без всякого звонка приехать сюда на своем Опеле цвета гнилой вишни. Приехать, пробежать через фойе, распахнуть двери и ворваться в зал вместе с уличным светом…

И дверь распахнулась!

Софиты слепили глаза, и Верочке был виден лишь силуэт. Она поняла, что нервозный Семен Маркович сейчас начнет кричать и прогонит того, кто срывает творческий процесс.

– Кто там? Вы что себе позволяете? Не видите, что идет репетиция? Вон отсюда… Это вы, Алексей Юрьевич? Милости прошу, дорогой вы мой… Хотите Заботину забрать? Она у нас главная героиня, но отпущу. Ваша просьба – закон для меня. Но прошу на минутку ко мне в кабинет… А вы, друзья, репетируйте! Ты, Марианна, никак образ найти не можешь.

– Какой образ, когда у меня слов нет?

– А ты как в балете. Жестами, мимикой, позами.

– Какие позы? Я же монашку играю!

В кабинете Семен Маркович усадил Верочку с Алексеем, достал бокалы и бутылку шампанского.

– Так, Заботиной мы открывать не доверим. У неё пробки не туда летят… Хочу выпить за вас, друзья! Хоть вы меня и посадили, но вы меня и вызволили. Спасибо… А зачем, Алексей, вы нашу приму увозите, если не секрет?

– Не секрет… Хочу показать ей небо в алмазах.

– Понимаю… Это из Чехова. Слова Сони из четвертого действия «Дяди Вани»… Она произносит пак мечтательно: «Мы отдохнем, мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах»… Знала бы эта Соня, что через двадцать лет наступит революция, хаос, смерть… Даже режиссеров начнут в тюрьмы сажать!

Верочка сразу поняла, что они едут на Плющиху. Она ничего не спрашивала, не возражала, не противилась нахальству Сытина. Взять и прямо со сцены увести. Без спроса, как вещь какую-то, как реквизит… Она хотела разозлиться, но у нее ничего не получалось. Зачем злиться, если ты счастлив… Вот, если он опять бросит ее, то она разозлится!

Уже в квартире Сытин начал что-то сумбурно объяснять. Про то, что думал о ней, но был очень занят. Про то, что его заместитель – физик, что он изучил синюю тетрадку, что они попробовали, и у них все получилось.

– Что получилось?

– Камушки получились… Не поняла? Мы наладили производство крупных алмазов. Пойдем в спальню, сама все увидишь.

И над огромной кроватью, и над трюмо, и у окна – везде с потолка свисали короткие нити, к которым пластырем были прикреплены тусклые стекляшки, величиной с фасолину. Если не знать, что это драгоценные камни, то так – ничего особенного.

– Что это, Сытин? Это и есть небо в алмазах? И что ты с ним хочешь делать?

– Не я, а ты с ним можешь делать, что захочешь. Тут на несколько миллионов долларов… Это тебе мой свадебный подарок… Ты согласна?

– Давно согласна!

– Вот и хорошо. А-то я как-то волновался. Не сомневался в тебе, но боялся… Завтра едем в Коломну, на свадьбу Наташки с Петром. Потом летим в Амстердам.

– Зачем это?

– Надо договориться с Ван Гольдом о сбыте алмазов.

– Нет, Сытин, Не полечу я с тобой в Голландию. Я возьму детей и привезу их сюда… Теперь это не твои дети.

– А чьи?

– Наши… Я заберу их, и мы будем втроем ждать тебя дома.